Текст книги "Двойная наживка"

– Я тоже не хочу здесь околачиваться, – сказал он.

Он устал вопить под окном Декера и выбился из сил. Он проехал весь этот путь сюда, и это было его личной услугой Декеру. Теперь он жалел об этом. Он ненавидел стоянки трейлеров: парки трейлеров были причиной, почему Господь придумал ураганы. Гарсия мог бы послать только зелено-белых, но Декер был его другом, а дело было серьезное. Гарсия хотел выслушать его версию, потому что то, что рассказывали люди из Луизианы, было просто невероятно.

– Хочешь, чтобы я лишил его машины? – спросил полицейский в форме по имени Билли.

– О чем ты говоришь?

– Проколоть шины, чтобы он не мог удрать.

Гарсия покачал головой.

– В этом нет необходимости.

Принципы, которые им преподали в полицейской академии, пошли к чертовой матери, это было ясно. В наши дни каждый с шеей окружностью в восемнадцать дюймов мог быть полицейским и носить бляху.

– Он сказал, что будет здесь, так? – спросил другой полицейский.

– Да, – пробормотал Гарсия, – он так сказал.

Так где же он был? Почему он не воспользовался собственной машиной? Гарсия больше злился, чем проявлял любопытство.

Полицейский по имени Билли сказал:

– Предположим, что жалюзи на задней двери внезапно упали и мы смогли попасть внутрь?

– Предположим, что ты пошел, сел под пальму и устроился под ней поразвлечься? – сказал Гарсия.

Господи, ну и денек! Началось с того, что снова объявились грабители могил в Хайели, ночью на городском кладбище разворотили семь человеческих черепов. Сначала Гарсия отказался ответить на вызов, потому что это собственно не было убийством, и жертвы преступления уже были мертвы. Один из них был мертв еще до рождения Эла Гарсии, поэтому он не считал расследование этого дела ни практичным, ни справедливым. Все в его отделении согласились, что с технической точки зрения это не было убийством, скорее воровством. Ну что мог стоить распадающийся в пыль старый человеческий череп? – спрашивали они. Самое большее, пятнадцать, двадцать долларов. К сожалению, выяснилось, что один из изуродованных трупов принадлежал дяде комиссара Майами, поэтому дело было мгновенно раздуто и ему был придан статус дела первостатейной важности, а всем детективам было сделано внушение, чтобы они держали при себе свое нездоровое чувство юмора.

Около полудня Гарсия был вынужден отложить его, потому что произошло настоящее убийство. Наркоман, любитель крэка с Багамских островов, располосовал своего соседа по комнате, освежевал его, как макрель, и попытался продать филе на рынке, где продают морскую снедь на Берд Роуд. Это было одно из тех дел, которые можно повернуть так, что прямое отправление правосудия окажется под угрозой. Сцена преступления оказалась наводнена не только полицейскими, но и помощником коронера, помощниками прокурора, офицерами иммиграционной службы, даже инспектором правительства США. К тому времени, когда толпа рассосалась, у Гарсии сильно разболелось плечо. Это был чистый, стопроцентный стресс.

Он заметил экспресс-пакет из Нового Орлеана, когда вернулся в свою контору. Дерьмовый конец дерьмового дня. Теперь Декер повел себя, как кролик, и Гарсия решал, должен ли он оставить этих дебилов-патрульных у его консервной банки на трейлерной стоянке дожидаться ордера на обыск. Он был с полным основанием уверен, что если их тут оставить без надзора, они с большой радостью пристрелят Декера или, по крайней мере, изобьют его до полусмерти, просто в порядке компенсации за свои неприятности.

– К черту, – сказал Гарсия наконец. – Пошли выпьем кофе, а потом вернемся.

– Он вернется, – сказал Декер, когда услышал, как отъезжают полицейские машины.

Скинк отпустил его шею. Они все еще находились в темной комнате, где светящийся костюм Скинка, омываемый красным светом лампочки, казался почти белым. Скинк выглядел более осунувшимся и помятым, чем прежде: веточки и остатки листьев, как конфетти, свисали из его длинной седой косицы. Его волосы клоками торчали из-под купальной шапочки.

– Где ты был? – спросил Декер. Его шея мучительно болела: было такое ощущение, будто кто-то огрел его рельсом по позвоночнику.

– Девица, – сказал Скинк. – Мне следовало бы предвидеть.

– Лэни?

– Я вернулся в комнату, и она была там, полуголая. Она сказала, что ты просил ее прилететь...

– Ничего подобного.

– Я так и понял, – сказал Скинк. – Вот почему я ее связал, чтобы ты мог сам решить, что делать. Я так понимаю, что ты ее развязал.

– Да.

– И переспал с ней?

Декер нахмурился.

– Я так и думал, – сказал Скинк. – Из-за этого у нас черт знает какие неприятности.

– Послушай, капитан, этот полицейский мой друг.

– Который? – Черным пальцем Скинк с отсутствующим видом почесывал свою кустистую бровь.

– Кубинский детектив. Его зовут Гарсия.

– Ну и?

– Ну и он хороший человек, – сказал Декер. – Он постарается дать нам передышку.

– Нам?

– Да. От этих людей из Нового Орлеана. Эл мог бы это облегчить для нас.

Скинк некоторое время изучал лицо Декера, а потом сказал:

– Кажется, я сжал тебя слишком сильно.

Они пошли к Денни на бульвар Бискейн, куда Скинк вписывался очень хорошо, потому что мало отличался от его клиентов. Он заказал шесть сырых яиц и связку свиных сосисок. Шея Декера все еще отказывалась сгибаться, и он страдал от жесточайшей головной боли, какой у него не было никогда в жизни.

– Ты мог бы просто похлопать меня по плечу, – пожаловался он.

– Не было времени на эти нежности, – сказал Скинк без малейших следов раскаяния. – Я это сделал для твоей пользы.

– Кстати, как ты попал внутрь?

– Протиснулся через заднюю дверь. Еще бы две минуты и твой сердечный друг Гарсия увез бы тебя в браслетах. Съешь чего-нибудь, а? Нам предстоит долгий путь.

Декер не собирался отправляться в долгий путь со Скинком, ему не хотелось быть арестованным за соучастие в убийстве. Он решил не выдавать Скинка полиции, но тот должен был сам выпутываться из этой истории: их партнерству пришел конец.

Скинк сказал:

– Твои соседи поднимут черт знает какой шум из-за мертвых собак.

– О?

– Ничего не мог поделать, – сказал Скинк, с чавканьем слизывая капли желтка со своих усов. – Это была самозащита.

– Ты убил бульдогов?

– Не всех. Только тех, которые набросились на меня.

Прежде, чем Декер успел задать вопрос, Скинк сказал:

– Ножом. Никто ничего не видел.

– Боже.

В черепной коробке Декера звенели все колокола Собора Парижской Богоматери. Он заметил, что его пальцы дрожат, когда попытался намазать маслом бисквит. В его сознании забрезжило, что его психика не в порядке и что следовало бы обратиться к врачу.

Но прежде чем расстаться со Скинком, он хотел узнать о Дики Локхарте. Он хотел услышать версию Скинка на случай, если правда так никогда и не будет раскрыта.

– Когда ты ушел из мотеля в Хэммонде? – начал Декер. – Куда ты затем отправился?

– Назад, на озеро. Одолжил лодку и нашел рыбные ловушки Дики.

– Шутишь?

Скинк просиял. Коричневый комок сосиски застрял между его передних зубов.

– Лодка, которую я взял, принадлежала Оззи Ранделлу, – сказал он. – Тупой кретин оставил ключи зажигания и карту на пульте управления.

– Карту глубин озера Морепа, – догадался Декер, – с помеченными местами.

– Помеченными так ясно, что лучше и не бывает, – сказал Скинк. – Цветным карандашом, как раз для Оззи.

В этом был смысл. В то время, как Дики Локхарт праздновал победу, Ранделлы могли улизнуть на озеро, чтобы убрать улики. Дики был такой дешевкой, что, вероятно, снова и снова использовал одни и те же ловушки.

– Та рыба, которая принесла ему выигрыш, была флоридской, – сказал Скинк. – Возможно, ее привезли на грузовике с озера Джексон или, может быть, Родман. На этой грязной дыре Морепа никогда не бывало такого прекрасного окуня, можешь пари держать на свою задницу...

– А что ты делал потом, когда нашел ловушки?

Скинк положил вилку.

– Включил мотор на лодке Оззи и поплыл к берегу.

– А потом?

– Потом выключил, и вот он я.

Вошли двое полицейских ковбойской походкой и заняли кабину. Полицейские постоянно толклись у Денни, но от их присутствия Декер нервничал. Они не спускали глаз со Скинка – взгляды их были жесткими – и Декер догадался, что им страсть как хочется найти повод для перебранки и проверки документов. Он положил на стол десять долларов и направился к машине, Скинк зашаркал следом, рассовывая оставшиеся несколько печений по карманам дождевика.

Как только они оказались снова на бульваре, Декер заметил в заднее стекло еще одну патрульную машину. Она следовала на небольшом расстоянии от них. Декер мог из этого заключить, что Эл Гарсия уже поставил своих в известность. Когда синие огни полицейской машины приблизились, Декер покорно затормозил.

– Черт, – сказал Скинк.

Декер дождался, когда оба полицейских вышли из машины, нажал на акселератор и рванул вперед.

– Иногда мне нравится твой стиль, – сказал Скинк.

Декер рассчитал, что у него есть в запасе три минуты.

– Я собираюсь свернуть на Тридцать шестую улицу, – сказал он, – и, когда нажму на тормоза, ты выйдешь.

– Почему? – спокойно спросил Скинк.

Декер заставил старый «Плимут» перейти за пределы доступной ему от природы скорости и маневренности. Был один из тех вечеров на бульваре, когда ни одна из машин – будь то «Кадиллак» или старая развалюха – не делали более тридцати миль. Декер мчался так, что на асфальте оставались отпечатки его шин и не останавливался на красный свет. Он видел, что их никто не преследует, но не сомневался, что скоро полицейские запросят по радио подкрепление.

– Тебе бы следовало попробовать другую дорогу, – предложил Скинк.

– От тебя большая помощь, – сказал Декер, наблюдая за появившимся впереди автобусом. Он повернул направо на Тридцать пятую улицу и затормозил так резко, что почувствовал запах перегретого металла.

– Выходи, – сказал он Скинку.

– Ты спятил?

– Выходи!

– Ты выходи, – сказал Скинк, – они, черт возьми, тупица, за тобой гонятся.

Нетерпеливо Декер выключил двигатель.

– Послушай, все, что они могут поставить мне в вину, это разбойное нападение, а потом сопротивление полиции. В то время, как тебя они будут разыскивать за убийство первой степени, если сопоставят все факты.

Скрипнув пластиком, Скинк повернулся на сиденье:

– Какого черта ты мелешь?

– Я говорю о Дики Локхарте.

Скинк хихикнул:

– Ты думаешь, я его убил?

– Да, мне это пришло в голову.

Скинк снова засмеялся и ударил по приборной доске. Он находил это все забавным. Он гудел, завывал, брыкался, и все, что Декер мечтал сделать, – это выпихнуть его из машины и уехать.

– Так ты действительно не знаешь, что случилось, не знаешь? – спросил Скинк, отсмеявшись.

Декер выключил фары и сжался на водительском месте. Он был настоящим неврастеником, и буквально не мог отвести глаз от зеркала заднего обзора.

– Чего я не знаю? – спросил он Скинка.

– Что говорится в этом проклятом ордере, ты даже и не знаешь, что там. Джим Тайл получил экземпляр, авиапочтой. Первое, что он сделал сегодня утром, это зачитал его мне, и тебе не мешало бы послушать, что там сказано, Майами. Там говорится, что это ты убил Дики Локхарта.

– Я?

– Так там сказано.

Декер услышал первую сирену и похолодел. Скинк сказал:

– Тебя подставили, братец, так хорошо подставили, что это просто прелесть. Девка была приманкой.

– Продолжай, – сказал Декер хрипло. Он пытался вспомнить, что говорила Лэни, какие пробелы были в ее рассказе.

– И не думай являться в полицию, – сказал Скинк. – Гарсия, может и друг тебе, но он не волшебник. А теперь давай отсюда улепетывать, пока это возможно. По дороге расскажу тебе остальное.

17

Они оставили «Плимут» на стоянке трейлеров и сели в автобус, идущий в аэропорт, где Декер арендовал белый «Сандерберд» компании Авис. Скинк остался недоволен этим: он сказал, что им нужен грузовик размером четыре на четыре, что-нибудь вроде «Бронко», но у Авис были только легковые машины.

Зажатые в толпе, в течение двух часов они ехали вокруг Литтл Хавана, и в это время Декер пытался выудить у Скинка, что случилось на озере Морепа.

– Кто пристукнул Локхарта? – спросил он.

– Этого я не знаю, – ответил Скинк. – А вот что я знаю от Джима Тайа. Он рассказал мне это по телефону – я звонил ему несколько раз. Пока ты обрабатывал эту сестрицу Голта, кто-то забил Дики насмерть. Голт же перво-наперво утром прилетел в Новый Орлеан собственной персоной и сделал в полиции заявление. Он сказал там, что некий экс-заключенный по имени Декер, фотограф по профессии, пытался шантажировать ики по поводу жульничества с окунем. Сказал, что ты явился нему с несколькими фотографиями и потребовал за них сто ысяч долларов, а в подтверждении своих слов он даже предъявил записку, написанную твоей рукой.

– Боже мой! – застонал Декер. Это была записка, которую он написал в ночь, когда подрался с Голтом, записка, где он требовал увеличения гонорара до ста тысяч долларов.

Скинк продолжал:

– Голт сказал полицейским, что велел тебе убираться и тогда ты стал подъезжать к Локхарту. Сначала Дики заплатил тебе тридцать кусков, как сказал Голт...

– Мило, – пробормотал Декер. Тридцать – было его авансом.

– Но потом Дики надоело платить, и он сказал, что больше платить не будет. Ты отправился в новый Орлеан, чтобы встретиться с ним, и угрожал раскрыть его штучки на большом турнире. У вас начался спор, ссора... можешь представить остальное. А полицейские уже представляют.

– И мое алиби может засвидетельствовать сестра настоящего убийцы.

– Лэни не стала терять времени даром на письменное заявление. Она заявила, что ты запихнул ее в машину, отвез назад в Новый Орлеан и высадил у отеля, сказав ей, что тебе надо повидаться с Дики по какому-то делу.

– Я могу их опровергнуть, – сказал Декер едко.

Скинк ерзал. У него было напряженное лицо. Его беспокоили толпа в автобусе, выбоины на улицах.

– Чуть не забыл, – сказал он. – Они раздобыли и фотографии, которыми ты шантажировал Дики.

– Какие фотографии?

– Дики, вытягивающего клетки с рыбой, – ответил Скинк.

– Мне это тоже странно. Но ты ведь эксперт – сообрази, как они это сделали.

Декер был удивлен.

– У них подлинные фотографии?

– Taк утверждает окружной прокурор. Очень четкие черно-белые фотографии Дики за его занятием.

– Но кто их сделал?

– Окружной прокурор утверждает, что ты. Они нашли пустую коробку от пленки и проследили, откуда она поступила в фотолабораторию газеты – вместе с оптовой покупкой пленки «Кодак». В газете говорят, что она была частью той пленки, которую ты свистнул, уходя из газеты.

– Понятно.

Скинк был прав: действительно, это дело было просто прелесть, почти совершенство. Скинк сказал:

– У тебя пропала пленка?

– Не знаю.

– Ту, что мы отсняли в Луизиане, где она?

– Все еще в камере, – сказал Декер. – Так я думаю.

– Ты так думаешь. – Скинк жестко засмеялся. – Лучше будет, Майами, если ты, черт возьми, выяснишь это и будешь знать наверняка. Ты не единственный волшебник, имеющий темную комнату.

Декер чувствовал себя усталым: ему хотелось закрыть глаза, надеть крышку на линзу. Скинк сказал ему, что они могли бы взять билеты на рейс 27, США до Аллигейтер Элли и отправиться на запад.

– Нам было бы безопаснее в городе, – сказал Декер. У него не было желания ехать на машине через весь штат. Боль, которая, как барабанная дробь, отдавалась в его позвоночном столбе, была невыносимой. Элли будет кишеть патрульными, которые будут высматривать арендованные спортивные машины.

– Куда конкретно ты хочешь поехать? – спросил он Скинка.

– «Большой Кипарис» – хорошее место, где можно спрятаться. – Скинк искоса посмотрел на него.

– Нет, только не эта крысиная нора, – сказал Декер – и не сегодня ночью. Давай останемся в городе.

– У тебя есть в запасе надежное место?

– Может быть.

– Никаких отелей, – прошипел Скинк.

– Никаких отелей.

Декер припарковал машину у обочины и молча изучал дом в течение нескольких минут. Дом казался впечатляюще обширным, даже для побережья Майами. На полукруглой подъездной аллее стояли две машины – «Файрберд» и «Ягуар», пальмы местной разновидности и кусты эфедры омывались оранжевым светом фонарей, скромно водруженных вокруг бермудского газона. Испанская арка обрамляла парадную дверь из дерева кофейного цвета. Окно не было забрано железными решетками, но Декер сумел разглядеть красную проводку сигнализации.

– Ты что, собираешься просидеть здесь всю ночь, мечтая при лунном свете? – спросил Скинк.

Они вышли и пошли по подъездной дорожке. Гравий громко хрустел у них под ногами. Скинку было нечего сказать о большом доме: он перевидел их множество, и большинство принадлежало богатым и уважаемым ворам.

Декер проявил неделикатность, попросив его отступить на несколько шагов от двери.

– Чтобы они не умерли от страху, да? – спросил Скинк.

Дверь открыла Кетрин.

– Рейдж, – сказала она, при этом вид у нее был более чем удивленный.

На ней были короткие облегающие джинсы и безрукавка цвета лаванды, бюстгальтера на ней не было. Декер отметил про себя, что Джеймс, доктор, позволяет ей открывать дверь среди ночи – они могли оказаться каким угодно ночным сбродом, которым кишмя-кишит округ Дейд: убийцами, похитителями, шарлатанами-докторами, ищущими козла для ритуального заклания. Какого черта этот ленивый сопляк посылает свою жену одну открывать дверь в половине двенадцатого и даже без лифчика?

– Я не позвонил, – сказал Декер. – Но это своего рода исключительный случай.

Кетрин посмотрела на Скинка и, по-видимому, сразу же осознала серьезность ситуации.

– Входите, ребята, – сказала она дружелюбным тоном хозяйки притона. Потом наклонилась к Декеру и прошептала:

– Джеймс дома.

– Знаю, – ответил Декер. – Я видел его «Ягуар».

Белоснежный карликовый пудель на полной скорости вылетел в коридор, его коготки стучали по кафелю. В ту минуту, как собака завидела Скинка, она начала рычать и пускать слюну с обезумевшим видом. Потом вцепилась в манжет его дождевика и начала рвать пластик. Не произнося ни слова, Скинк сильно пнул животное, отбросив его назад, в холл.

– Прошу прощения, – вяло сказал Декер.

– Все в порядке, – ответила Кетрин, ведя их в кухню. – Ненавижу эту маленькую гадину. Она писает в мои туфли. Я тебе не говорила?

Неизвестно откуда Скинк изрек:

– Нам нужно место для ночлега.

Кетрин кивнула.

– Здесь уйма места.

«Хорошо, что произошел несчастный случай, подумала Кетрин: это единственная возможность заманить Декера под нашу крышу».

Скинк сказал:

– К тому же у Декера травма.

– Со мной все в порядке.

– А что случилось? – спросила Кетрин.

– Я чуть не сломал ему шею, – сказал Скинк, – случайно.

– Это только вывих, – сказал Декер.

И тогда в кухню вошел Джеймс, доктор, муж Кетрин. На нем был темно-синий купальный халат «Ральф Лорен», доходивший ему до бледных безволосых колен, и шлепанцы того же цвета. Декер снова был охвачен желанием дать этому человеку в зубы, но вместо этого он просто онемел.

Джеймс некоторое время изучал двоих визитеров, потом сказал:

– Кетрин?

Ему требовалось объяснение.

Но Кетрин и Декер, оба выглядели довольно беспомощно, поэтому Скинк выступил вперед и сказал:

– Это бывший муж вашей жены, а я его друг.

– О?

За всю свою жизнь Джеймс не видел ничего похожего на Скинка, во всяком случае, вблизи, но он старался сохранить вид человека, чувствующего себя хозяином дома.

Он протянул руку Декеру и сказал:

– Р. Дж, не так ли? Любопытно, что мы до сих пор не встречались.

– Чудовищно, – сказал Декер, слишком крепко пожимая доктору руку.

– Они проведут у нас ночь, – сказала Кетрин своему мужу.

– У Р. Дж. затопило трейлер.

– Дождя не было, – заметил Джеймс.

– Лопнули трубы, – сказала Кетрин нетерпеливо.

Хорошая девочка, подумал Декер, быстро соображает.

– Пойду приготовлю ребятам чаю, – сказала она. – А теперь все в гостиную, ну, пошли!

Гостиная была спланирована так, что все было подчинено господству огромного семифутового телевизора, наподобие того, что Декер видел в хоромах Денниса Голта. Каждый стул, диван, пуф стояли так, чтобы с них был виден экран. Джеймс, хиропрактик, смотрел видеофильм одной из серий «Звездных войн».

– У меня есть все три серии, – похвастался он.

Декер успокоился. У него не было причин ненавидеть этого малого, кроме, может быть, как из-за его халата: во всяком случае, ведь это Кетрин сделала выбор.

Джеймс был строен и даже высок – выше, чем Декер ожидал. У него был хорошо очерченный подбородок, высокие скулы и быстрые глаза, смотревшие с вызовом. Волосы рыжевато-каштановые, кожа белая. Его длинные изящные руки, вероятно, давали ему преимущество в мире соперничества хиропрактиков. В целом он выглядел немного привлекательнее, чем Декер надеялся.

– Я видел некоторые из ваших фотографий, – они довольно хороши, – сказал Джеймс и добавил: – У Кетрин есть старый альбом.

Двойной нажим на слове «старый». В каком-то смысле Декер даже чувствовал к нему жалость: двое совершенно незнакомых людей в доме и жена, требующая от него цивилизованного поведения. Человек нервничал, а кто бы не нервничал на его месте?

Джеймс отважно улыбнулся Скинку, фигура которого во флюоресцирующем дождевике подавляла. Джеймс сказал:

– А вы, должно быть, сопровождающая охрана?

Кетрин внесла чай с корицей на простом подносе. Скинк взял чашку и немедленно осушил ее. Его темно-зеленые глаза, казалось, приобрели особый блеск.

Когда Кетрин налила ему вторую чашку, Скинк сказал:

– Вы очень красивая девушка.

Декер замер, будто онемел. Доктор Джеймс был подавлен. Скинк лучезарно улыбнулся и сказал:

– Мой друг поступил, как идиот, позволив вам уйти.

– Благодарю вас, – сказала Кетрин. Она не выглядела ни раздраженной, ни напуганной. Выражение на ее лице можно было истолковать, как «зачарованность» и «понимание». Декер с раздражением подумал, что она и Скинк выглядят так, будто у них есть общая тайна, и тайна эта касается его.

– Кетрин, – сказал Джеймс строго, меняя тему. – Ты видела Бэмби?

– Несколько минут назад он играл в холле.

– У него был несколько утомленный вид, – добавил Декер.

– Бэмби? – Скинк скорчил рожу. – Вы говорите об этой чертовой собачонке?

Джеймс оцепенел.

– Он с родословной.

– Он ублюдский грызун, – сказал Скинк, – с перманентом.

Кетрин начала смеяться, но сдержалась. Даже в своем ревнивом раздражении Декер понимал, что они представляли собой комическую четверку. Он был рад видеть, что чары Скинка моментально улетучились, в качестве язычника он был гораздо более приемлем.

Джеймс пристально посмотрел на него и сказал:

– Я не уловил вашего имени.

– Айкабод, – сказал Скинк, – сокращенно Айки.

Декер отчаянно надеялся, что Айкабод не было настоящим, именем Скинка. Он полагал, что Скинк не изберет этот особый момент в присутствии именно этих людей, чтобы открыть все мрачные тайны своей души. Было известно, что Кетрин оказывает особое воздействие на мужчин.

Не задумываясь, Декер сказал Джеймсу:

– Это хороший дом. Ваша практика, должно быть, дает хорошие доходы.

– Собственно, – сказал Джеймс, – я приобрел этот дом до того, как стал доктором.

Казалось, что он испытывал облегчение из-за того, что отпала необходимость говорить о пуделе или красоте его жены.

– Еще, когда я занимался недвижимостью, мне посчастливилось набрести на это место.

– Какого рода недвижимостью? – спросил Скинк.

– «Единицы временного владения», – ответил Джеймс, не глядя на него.

– Временные акции, – добавила Кетрин ободряюще.

Пошевелился Скинк на диване, и его костюм издал громкий писк.

– Временные акции? – спросил он. – А где?

Кетрин указала на несколько небольших табличек, свисавших с одной из стен.

– Джеймс был главным продавцом недвижимости три года подряд, – сказала она. Не было похоже, что она этим хвастается.

– А где это было? – допытывался Скинк.

– На побережье Смирны, – сказал Джеймс. Мы преуспевали в конце семидесятых. Потом Талахасси лопнул, на нас набросилась пресса, и временный рынок закончил свое существование. Старая песня. Я решил, что пора переходить на что-то другое.

– Шум и бум, – подыграл Декер. – Такова история Флориды.

Неужели только деньги привлекли Кетрин к этому тощему дурню, гадал Декер. В каком-то смысле думать так было облегчением, и он надеялся, что так оно и было.

Скинк встал и прошелестел к табличкам, чтобы их рассмотреть. Кетрин и Джеймс не могли отвести от него глаз: им никогда не доводилось видеть такого дикаря, бродящего по их дому.

– Как назывался ваш проект? – спросил Скинк, поигрывая своей серебряной косицей.

– Воробьиная Отмель, – сказал Джеймс. – Клуб «Воробьиная Отмель». Теперь все это представляется делами давно минувших дней, древней историей.

Скинк не ответил, но издал какой-то тихий и удивительный звук.

Р. Дж. Декеру послышалось, что это был вздох.

– С твоим другом все в порядке? – спросила Кетрин позже.

– Конечно, – сказал Декер. – Он действительно предпочитает спать на воздухе.

Посреди монолога Джеймса о его триумфах на Воробьиной Отмели Скинк повернулся к Кетрин и спросил, нельзя ли ему провести ночь на заднем дворе. Декер почувствовал, что он впал в мрачную тоску, но не мог улучить подходящего момента, чтобы спросить его, в чем дело.

Кетрин одолжила Скинку старое одеяло, и Скинк ровным голосом поблагодарил ее за гостеприимство и неуклюже прогромыхал через заднюю дверь. Он совершенно игнорировал Джеймса.

Скинк устроился под высоким деревом авокадо, и из окна Декер мог видеть его сидящим вертикально, опирающимся на ствол – лицом к узкой полоске воды позади дома Кетрин. У Декера было сильное желание присоединиться к нему там, под звездами.

– Пусть Джеймс взглянет на твою шею, – сказала Кетрин.

– Нет, у меня все будет в порядке.

– Ложитесь здесь, – распоряжался Джеймс, очищая место на диване. – Лягте на живот.

Джеймс согнулся над ним, уперевшись одним коленом в диван и используя его, как рычаг. Он настойчиво разминал и прощупывал затылок Декера, в то время, как Кетрин, скрестив ноги, наблюдала с оттоманки.

– Так больно? – спросил Джеймс.

Декер крякнул. Было больно, но растирание помогало. Кажется, Джеймс знал свое дело.

– Братец, похоже, тут настоящее смещение, – сказал он.

– Это медицинский термин?

– Понадобится полное вытяжение, петли и веса. Ультразвук. Вы слишком молоды для Медикейр, а то я устроил бы вас на две недели.

Джеймс разминал пальцами спину Декера вдоль позвоночника. Теперь, казалось, он расслабился, наслаждаясь своей ролью эксперта.

– У вас есть страховка? – спросил он.

– Нет, – ответил Декер.

– Рабочая компания? Или, может быть, НМО?

– Нет.

Джеймс, казалось, не поверил – в его глазах сверкнула искра, свойственная взгляду коробейника, каким он был когда-то.

– Должен вас предупредить, – сказал Джеймс, – что такие травмы нельзя оставлять без лечения. Вашу шею здорово повредили.

– Я это чувствую, – ответил Декер, вздрагивая под пальцами хиропрактика. – Скажите мне, в чем разница между тем, что делаете вы и массажем?

– Я доктор, в том и разница. Не двигайтесь. Думаю, что в багажнике моей машины есть лишняя скоба.

Как только Джеймс вышел из комнаты, Кетрин подошла и встала на колени рядом с Декером.

– Скажи мне, что произошло, Рейдж.

– Кто-то пытается подставить меня, свалить на меня убийство.

– Кто? Не эти рыболовы?

– Опасаюсь, что да, – сказал Декер, Он уже приготовился, что его будут основательно пробирать – это была специальность Кетрин, – но по какой-то причине (возможно, из жалости) она воздержалась.

– Этот парень на заднем дворе, Седой Адамс.

– С ним все в порядке, – сказал Декер.

– Он напугал Джеймса.

– Меня тоже, но он – это все, что у меня есть.

Кетрин легонько поцеловала его в мочку уха.

– Могу я что-нибудь сделать?

На один безумный момент Декеру показалось, что его сердце остановилось. Бамп, бамп – а потом: остановка. И все это от дуновения ее духов и из-за того, что она так глупо клюнула его в мочку уха. Это было так чудесно, что Декер чуть не забыл, что она бросила его ради парня, который носит купальные халаты по девяносто долларов за штуку.

Кетрин сказала:

– Я хочу помочь.

– У Джеймса есть брокер? – спросил Декер.

– Да. Хаттон, Ширсон или что-то в этом роде. Это счет для «очень важных людей», насколько я знаю. На прошлое рождество они нам прислали большую бутылку шампанского.

Декер сказал:

– Это то, что мне надо. Скажи Джеймсу, что у тебя сведения, полученные в косметическом салоне.

– О, пожалуйста...

– Или где-нибудь еще, Кетрин. Скажи ему, что ты получила сведения об акционерном капитале. Название компании СХТ, кажется так. Спортивная Христианская Телесеть. Узнай, может ли брокер твоего мужа прислать проспект. Мне нужен экземпляр, как можно скорее.

Она сказала:

– Ему это покажется странным. Мы никогда не говорим о капиталовложениях.

– Попытайся, – сказал Декер. – Разыграй дурочку, будь с ним мила и делай вид, что просто хочешь помочь. Ты можешь это сделать.

– Ты все еще задница, Рейдж.

– А ты все еще видение, Кетрин. Твой муж будет возражать, если мы с тобой разденемся и вместе прыгнем под душ? Мы скажем ему, что это часть моего лечения. Они это называют вытяжение с помощью горячей воды.

В эту минуту вошел Джеймс, слишком занятый, чтобы заметить, что его жена шмыгнула обратно на оттоманку. Джеймс нес скобу с прокладкой из какого-то пенообразного материала, какие надевают на шею и они выглядят как ошейник.

– Этот человек, – сказал он возмущенно, – развел костер у нас на заднем дворе!

Кетрин подошла к окну.

– Господи Боже! Это не костер, – сказала она. – Это барбекью, дорогой, не хуже, чем делаешь ты на своей «хибачи».

– Но «хибачи» работает на газе, – запротестовал Джеймс.

Р. Дж. Декер заставил себя подняться с дивана и подошел посмотреть. Скинк скорчился в знакомой позе под деревом авокадо, сидя на корточках и раздувая небольшой костер.

– Он похож на бродягу, – сказал Джеймс.

– Хватит, – огрызнулась Кетрин. – Он никому не мешает.

Декер заметил, что Скинк соорудил жаровню из старых сучьев. Он жарил на огне кусок сырого мяса, медленно его поворачивая.

– Как вы думаете, что это у него там? – спросила Кетрин.

– Вероятно, то, что он нашел в мусорной куче, – сказал Джеймс.

– А, может быть, утка из грязного канала?

Среди неверных теней Декер не мог разглядеть точно, но у него зародилось подозрение относительно того, что его друг готовил себе на обед. Это был, конечно, Бэмби. Скинк, нимало не смущаясь, поджаривал любимого пуделя доктора.