Текст книги "Виннету. Сын вождя"

– Сэм, а не все ли вам равно, что я стану делать? Что это вас так задевает?

– Черт возьми! Он в самом деле ничего не смыслит! Люблю я его, как родного сына, если не ошибаюсь. Что же, мне равнодушно смотреть, как он катится в пропасть? У парня сила бизона, выносливость мустанга, скорость оленя, взор сокола, слух мыши и пято́к фунтов мозгов в голове. Стреляет он как опытный охотник, укрощает любую лошадь, запросто идет на бизона и медведя, хотя до сих пор их и в глаза не видел. И этот человек, настоящий охотник прерий, прирожденный вестмен, хочет вернуться домой и писать книги! Что может быть глупее! Разве настоящий вестмен может это выдержать!

Сэм победоносно взглянул на меня, ожидая ответа, но я промолчал. Удивительно, но он попался на мою удочку. Я придвинул к себе седло, подложил его под голову, вытянулся и закрыл глаза.

– Молчите? – возмутился Сэм, размахивая поджаренным медвежьим окороком.

– Спокойной ночи, Сэм! Приятных снов!

Озадаченный старик опустил руку с окороком, сконфуженно закхекал и пробормотал:

– Дьявол! Этот юнец… этот гринхорн… меня, хм, хм…

– Спокойной ночи, Сэм Хокенс! – повторил я.

– Да спите уж, висельник! Век бы вас не слышать, ибо вы самый что ни на есть пройдоха! Между нами все кончено!

Слова прозвучали так гневно и столь искренне, что, казалось, и в самом деле это наш последний разговор. Однако спустя несколько минут Сэм как ни в чем не бывало подал голос:

– Ладно! Засыпайте поскорее, нам надо хорошенько выспаться!

Старый Хокенс был милым и добрым малым.

Крепкий сон сковал меня тотчас, как только я закрыл глаза. А когда их открыл, надо мной уже стоял Сэм. Он меня и разбудил. Удивительно, но я встал совершенно свежим. Паркер и Стоун тоже уже проснулись, остальные – и Рэтлер в их числе – все еще сладко похрапывали.

Мы подкрепились мясом, запив его водой, затем напоили лошадей и после кратких наставлений Сэма своим друзьям отправились в путь.

Солнце еще не взошло. Это была моя первая разведка, и мне безумно хотелось узнать, чем она кончится. Сколько раз впоследствии мне придется повторять подобные вылазки! А тогда…

Разумеется, мы держались того направления, в котором удалились апачи: вниз по долине, потом – за лесную опушку. Следы всадников еще виднелись в траве, и даже я, гринхорн, сумел их заметить. Отпечатки вели на север, однако, по мнению Сэма, апачей следовало искать к югу от нас.

Вскоре мы выехали на большую прогалину, возникшую, похоже, вследствие прожорливости каких-то вредных насекомых. Следы вели вверх, и через некоторое время прогалина перешла в прерию, похожую на покатую зеленую крышу. Здесь все так же ясно были видны отпечатки лошадиных копыт, из чего мы заключили, что апачи сделали большой круг: они обогнули лагерь.

Поднявшись на гребень, мы поразились красоте окрестностей. Открывшийся необъятный обзор на широкую, сплошь поросшую травой равнину, не имевшую к югу конца, остановил нас на несколько минут. Хотя апачи скрылись почти сутки назад, мы отчетливо видели их следы, прямой лентой прорезавшие равнину. Индейцы двигались верхо́м. Сэм, до сих пор не проронивший ни звука, неодобрительно покачал головой и буркнул в бороду:

– Не нравятся мне эти отпечатки.

– А мне наоборот, – возразил я.

– Потому что вы – гринхорн! Они слишком четкие, даже слепой может нащупать их руками. Мне такое дело кажется очень подозрительным.

– А мне ничуть!

– Да помолчите, вы, уважаемый сэр! Я взял вас с собой не для того, чтобы вы своими скороспелыми суждениями утирали мне бороду. Такие следы индейцев всегда наводят на размышления. От этих апачей жди беды! Уверен, что они готовят нам ловушку. Они прекрасно знают, что мы поедем следом.

– Что за ловушка?

– Пока трудно сказать.

– И где они ее нам приготовили?

– Конечно там, на юге. Они специально облегчили нам задачу следовать за ними. Если бы у них не было определенного намерения, они постарались бы уничтожить следы.

– Хм… – выдавил я из себя.

– О чем это вы?

– О том, что я с вами не согласен. Не верю я ни в какие ловушки.

– Почему же?

– Оба апача стремятся поскорей соединиться со своими соплеменниками, чтобы собрать воинов и напасть на нас. Смотрите – какое пекло, а они везут с собой покойника! Это важные причины, чтобы поторопиться! Труп по дороге начнет смердеть, а если они потеряют время, то рискуют потерять из виду и нас! Стало быть, у них просто не было времени уничтожить следы.

– Хм… – в свою очередь промычал Сэм.

– Даже если бы я оказался не прав, – продолжил я, – мы можем спокойно ехать вперед. Пока мы находимся на этой широкой равнине, нам нечего опасаться, потому что здесь любой враг заметен издали и мы успеем скрыться.

– Хм… – снова промычал Сэм, покосившись на меня. – Вы говорите о покойнике. Вы уверены, что апачи в такую жару все еще везут его с собой?

– Разумеется.

– Почему же им не закопать его где-нибудь по дороге?

– Клеки-Петра пользовался среди них огромным уважением, и обычай требует, чтобы его похоронили со всеми почестями. Вы же сами знаете. Высшей кульминацией было бы, если бы апачам удалось привести убийцу, поставить его к столбу пыток, а потом похоронить вместе с жертвой. Они не станут предавать покойника земле, а постараются поймать Рэтлера, а заодно и нас с вами.

– О-о, откуда вы это знаете? Вы что, родились в стране апачей?

– Нет. Я знаю это из книг, о которых вы ничего не желаете слышать.

– Ладно, – кивнул старик. – Поехали дальше!

Он так и не сказал мне, согласен он или нет. Однако каждый раз, когда он поворачивал ко мне голову, я замечал, что его густая борода слегка подрагивает. Верный признак того, что его разум отказывается что-то понимать.

Мы понеслись галопом по равнине, одной из многих саванн, поросших низкой травой, нередко встречающихся в районах, расположенных между Канейдиан и Рио-Пекос. Следы шли тремя параллельными линиями, будто их кто-то провел огромным трезубцем. Было ясно, что лошади апачей по-прежнему бежали рядом. Про себя я подумал, что пора бы апачам и передохнуть.

Хокенсу показалось, что сейчас самое время начать мое обучение, и он принялся доходчиво объяснять мне, по каким признакам можно определить, как двигались лошади: галопом, рысью или шагом.

Через полчаса езды мы увидели лес. Равнина круто забрала в сторону, и лес остался от нас по левую руку. Я обратил внимание, что деревья росли в нем довольно редко – между ними легко можно было бы проехать друг за другом. Однако апачи, чтобы не нарушать строй, обогнули лес, отклонившись от прямого пути.

Мы продвигались по их следам все дальше и дальше. Если бы мы отправились напрямик через лес, то выиграли бы время и снова вышли с другой стороны на следы апачей. Но мы этого не сделали, потому что не были уверены в успехе.

Прерия постепенно сужалась, и наступил момент, когда она перешла в узкую продольную долину, поросшую редким кустарником. Мы подъехали к месту, где апачи незадолго до нас сделали привал. Среди кустарников здесь гордо возвышались стройные дубы и буки. Сначала мы осторожно объехали это место кругом и, только убедившись, что краснокожие покинули его, решили приблизиться. При более тщательном осмотре выяснилось, что апачи спешились и сняли с седла покойника, положив его на траву. Потом они проникли в чащу и нарезали дубовых ветвей, многие из которых так и остались валяться на земле.

– Как думаете, зачем они им понадобились? – спросил Сэм, поглядывая на меня как учитель на школяра.

– Наверное, чтобы сделать носилки для покойника.

– Откуда вы знаете?

– Везти столько миль покойника в седле – шутка ли! Я предполагал, что они на первой же стоянке постараются устроиться как-нибудь по-другому.

– Хм, неплохая идея. Опять прочитали в ваших книгах, сэр?

– В этом случае – нет. Но все зависит от того, кто читает книги и как он это делает. Не буду же я вам, как школьнику, объяснять, что из книг вы действительно можете почерпнуть много нового, а затем и применить в своей собственной жизни.

– Неужели? Хотите сказать, что все же кое-кто из этих писак побывал на Западе и может накалякать что-то стоящее? Впрочем, в данном случае ваше предположение не шибко отличается от моего. Поглядим дальше…

– Полагаю, что вместо носилок они соорудили нечто вроде саней, на которые и уложили труп.

– С чего вы так решили?

– Для перевозки покойника на носилках нужны две лишние лошади, а у апачей их всего три. Чтобы волочить ношу по земле, потребуется только одна лошадь.

– Совершенно верно, вы правы. Речь идет о волокушах. Но в таком случае они должны были оставить дьявольски крупный след. Но так они лишний раз подвергнут себя опасности. Апачи были здесь вчера поздно вечером. Мы скоро выясним, делали они еще где-нибудь привал или же ехали всю ночь без остановок.

– Скорее, последнее, ведь две важные причины заставляют их торопиться.

– Давайте-ка посмотрим внимательнее!

Мы соскочили на землю и медленно пошли по следам, все еще состоявшим из трех полос, выглядевших, правда, по-иному. Средний след принадлежал копытам лошади, а боковые два – волокушам, остроумному приспособлению апачей, состоявшему из двух длинных жердей, поперек которых были положены и прикреплены друг к другу ветки с привязанным к ним трупом.

– Теперь они поехали друг за другом, – заметил Сэм. – Значит, была на то особая причина, ведь здесь достаточно места, чтобы ехать рядом. Едем дальше!

Мы опять вскочили на лошадей и поскакали вперед. По дороге я все время старался понять, что заставило апачей ехать друг за другом. В какой-то миг, после долгого раздумья, мне показалось, что я близок к истине.

– Сэм, напрягите-ка ваше зрение! Скоро в следах произойдут кое-какие изменения, которые индейцы хотели от нас скрыть.

– Что за изменения?

– Все очень просто! Волокуши не только облегчили апачам перевозку покойника, но и дали им возможность разъехаться.

– Что у вас там за фантазии?! Разъехаться? Бред какой-то! Да им и в голову не придет расстаться по пути.

Спорить с Сэмом мне не хотелось, тем более что я легко мог оказаться неправым, ибо Сэм, будучи опытным скаутом, не хуже меня должен был знать апачей. Поэтому я молчал, однако продолжал внимательно рассматривать следы.

Вскоре мы подъехали к широкому, но мелкому и совершенно высохшему руслу какой-то реки. Вода, похоже, появлялась в нем только весной, когда в горах таял снег. Дно между низкими берегами покрывала отшлифованная галька; лишь в некоторых местах виднелись отдельные островки светлого мелкого песка. Следы пересекали русло и вели дальше.

Пока мы медленно переправлялись на другой берег, я зорко разглядывал песок и гальку. Если моя догадка верна, именно здесь было наиболее подходящее место, чтобы кому-то из апачей свернуть в сторону. Он мог отъехать по сухому руслу вниз, и, если лошадь его ступала не по песку, а по крупному щебню, на котором не оставалось отпечатков копыт, апач спокойно исчезал незамеченным. А следы двух лошадей, продолжавших прежний путь, легко можно было принять за следы трех.

Все это время я держался за Сэмом. Когда я почти уже переправился на другую сторону, на песчаной отмели я заметил круглое углубление с обвалившимися краями. Оно было величиной приблизительно с большую кофейную чашку. Ни острого глаза, ни опыта, ни проницательности у меня тогда еще не было, но я понял, что это след от лошадиного копыта, соскользнувшего со щебня в песок. Выбравшись на противоположный берег, Хокенс хотел было продолжать путь, но я остановил его:

– Сэм, держитесь левее!

– Чего ради?

– Кое-что покажу.

– Что там еще?

– Сейчас увидите. Поехали!

Проехав вдоль берега, поросшего густой травой, около двухсот шагов, мы заметили отпечатки лошадиных копыт, протянувшиеся с севера на юг.

– Что это, Сэм?! – спросил я, немного по-детски возгордившись своей правотой.

Плутоватое лицо старого вестмена неестественно вытянулось, а маленькие острые глазки, казалось, окончательно затерялись в своих впадинах.

– Следы! – удивленно воскликнул он.

– Откуда они здесь?

Хокенс взглянул на русло реки и с удивлением произнес:

– Вероятно, отсюда, с реки…

– Конечно. Только кто их оставил?

– Почем мне знать?

– А я знаю. Это один из наших апачей!

Лицо охотника вытянулось еще больше. Такого выражения я прежде у него никогда не видел.

– Один из апачей? – воскликнул Сэм. – Не может быть.

– Но это так! Видите – они разъехались, как я и предполагал. А теперь давайте вернемся немного назад. Бьюсь об заклад: те следы, что там, принадлежат только двум лошадям!

– Хм! Давайте поглядим! Весьма любопытно.

Мы вернулись назад и действительно убедились в том, что после переправы осталось только два всадника. Сэм прокашлялся, смерил меня подозрительным взглядом и спросил:

– Откуда вам пришла в голову идея, что индейцы расстались в высохшем русле реки?

– По следу на песке.

Когда я подвел его к тому месту, Сэм посмотрел на меня с еще большей подозрительностью и спросил:

– Сэр, может, хоть в этот раз скажете правду?

– Я никогда вас не обманывал, Сэм!

– Ну да, я всегда считал вас прямым и честным человеком, но только не сейчас. Вы действительно никогда не бывали в прерии?

– Никогда.

– А на Диком Западе тоже?

– Тоже.

– А вообще в Соединенных Штатах?

– Никогда не был.

– Может быть, вы когда-нибудь посещали страну, похожую на эту?

– Нет, я впервые покинул родину.

– Да чтоб вас черт побрал, непостижимый вы экземпляр!

– Ого, Сэм! И это благословение от человека, который называет себя моим другом?

– Что мне остается думать? Гринхорн, который совсем не нюхал пороху, первый раз идет в разведку и утирает нос старому Сэму Хокенсу. Надо родиться эскимосом, чтобы при таких обстоятельствах оставаться хладнокровным. В вашем юном возрасте я был в десять раз умнее вас, а теперь, на старости лет, похоже, стал в десять раз глупее! Это ли не печаль для бродяги, у которого еще осталась толика самолюбия, если не ошибаюсь!

– Не принимайте так близко к сердцу, Сэм!

– Это все слова! Вынужден признать, что вы попали в самую точку, хотя до сих пор не понимаю, как вам это удалось.

– Простая логика.

– Простая логика? Поясните!

– В данном случае все предельно просто. Предполагаем, что индейцы едут друг за другом. И соответственно, делаем вывод: они хотят скрыть свое истинное количество. Эту логику вы понимаете?

– Само собой.

– Ну, и тогда другой пример. – Тут я решил сострить. – Вас, например, зовут Хокенс. На английском языке «хок» значит «ястреб». Так?

– Ну…

– Слушайте дальше! Ястреб охотится на полевых мышей. Понятно для чего – чтобы их есть. А раз вас зовут Хокенс, значит и вы поедаете полевых мышей.

Сэм от неожиданности открыл рот, чтобы глотнуть воздуха и собраться с мыслями. Он посмотрел на меня совершенно отсутствующим взором и вдруг завопил:

– Вы что, издеваетесь надо мной? Сэр, я запрещаю вам это! Я не какой-нибудь паяц, которому на шею может сесть всякий идиот! Вы меня оскорбили, серьезно оскорбили! И я требую удовлетворения! Будем стреляться!

– Великолепно!

– Вы, кажется, учились. Значит, имеете право дать сатисфакцию. Я скоро пришлю моего секунданта. Понятно?

– Да. Но вы-то никогда не были студентом. А значит, не имеете никакого права требовать сатисфакции, – улыбнулся я. – Может, обойдемся без крови? Я прямо сейчас дам вам удовлетворение. Дарю вам мою медвежью шкуру.

Маленькие глазки старика загорелись, однако он пробурчал:

– Оставьте ее себе!

– Сэм, я дарю ее вам!

– Правда? Хм, не откажусь! Большое спасибо! Представляю, как все с ума сойдут от зависти! Кстати, знаете, что я из нее сделаю?

– Нет.

– Новую охотничью куртку. Куртка из шкуры серого медведя! Сказка! Сам ее сошью, а портной я первоклассный. Взгляните, как хорошо я залатал мою старую куртку.

Старик продемонстрировал во всей красе свое допотопное рубище, от множества кожаных заплат ставшее толстым и твердым, прямо как рыцарские латы.

– Но уши, когти и клыки по праву ваши! – великодушно добавил он. – Из них я сделаю для вас ожерелье. Идет?

– Угу, – кивнул я.

– Так-так… Вы, значит, молодец, большой молодец! Подарить старику шкуру гризли! Теперь Сэму все равно, даже если ему вместо полевых мышей подсунут настоящую крысу. Если вам нравится, сэр, говорите что хотите. А относительно книг… Признаю, что они не так уж и плохи и кое-чему могут научить. Вы на самом деле напишете такую книгу?

– Может, и не одну. Я расскажу в них о самых выдающихся из моих друзей. Это будет им памятник.

– Хм! Звучит недурно. Вчера я, похоже, ослышался. Значит, и обо мне?

– Только с вашего согласия.

– Я уже согласен, сэр. Едем дальше? – оживился Хокенс.

– Да.

– Но по какому следу?

– Вот по этому, боковому. Это след Виннету.

– Откуда вы знаете?

– Тот, что с убитым, ехал медленно, а второй мчался вперед очень быстро. Его цель – как можно скорее собрать воинов. Наверняка это был вождь.

– Верно! Значит, вождь нас теперь не интересует. Стало быть, едем по следу его сына! Надо бы узнать, делал ли он еще один привал. Для нас это очень важно. Вперед, сэр!

Мы снова поехали на юг. Дорога стала однообразной и скучной. Только перед самым полуднем Сэм остановил свою лошадь и сказал:

– Пора возвращаться. Виннету, похоже, ехал всю ночь напролет и не останавливался. В ближайшие пять дней, которые нам осталось работать, стоит ожидать нападения апачей.

– Дело скверное.

– Куда уж сквернее! Если вы прекратите работу и мы удерем от краснокожих, она останется незаконченной. Если мы останемся, апачи на нас непременно нападут, и работа опять же не будет сделана. Вопрос надо серьезно обсудить с Банкрофтом.

– Может, найдется какой-нибудь выход?

– Какой именно?

– Ну, допустим, мы спрячемся где-нибудь в безопасное место, а когда апачи вернутся домой, закончим работу.

– Обсудим в лагере. Поглядим, как к этому отнесутся остальные. Надо торопиться, чтобы засветло вернуться к нашим.

Возвращались той же самой дорогой. Скакунов своих мы не жалели, но мой чалый пока не чувствовал усталости, да и Мэри бежала так бодро и легко, будто ее только что выпустили из кораля. Гораздо быстрее, чем можно было ожидать, мы почти приблизились к лагерю. Добравшись до какой-то речки со студеной водой, мы решили устроить привал, напоить животных и немного отдохнуть. Спешившись, мы растянулись на мягкой траве в окружении густого кустарника.

Наговорившись в пути, мы лежали, ни звуком не нарушая царившего кругом безмолвия. Я думал о Виннету и предстоящей схватке с апачами, а Сэм, кажется, мирно спал. Прошлой ночью ему не удалось хорошенько выспаться, поэтому, положившись на мою бдительность, он решил наверстать упущенное. Однако вскоре мне снова представилась возможность убедиться в том, как тонко развиты зрение и слух у животных и людей на Диком Западе.

Мулица Сэма, обгладывая зеленые ветки, забралась в кусты так, что ее оттуда не было видно. Его Мэри оказалась весьма необщительной, избегала лошадей и предпочитала одиночество. Чалый стоял недалеко от меня, пощипывая траву своими острыми зубами.

Вдруг мулица как-то странно и, я бы даже сказал предостерегающе, фыркнула. Сэм тотчас проснулся и вскочил на ноги.

– Мэри фыркнула! Сюда кто-то идет! Где моя мулица?

– Там, в кустах. Идемте туда!

Продравшись сквозь заросли, мы увидели Мэри, осторожно выглядывающую из-за ветвей. Она живо подергивала длинными ушами, и ее хвост ни на минуту не оставался в покое. Увидев нас, она успокоилась, ее хвост и уши неподвижно застыли. Сэму несказанно повезло, что вместо мустанга он поймал такое умное вышколенное животное.

Раздвинув ветви, мы взглянули в том направлении, куда смотрела Мэри, и я обомлел. С севера по нашим следам один за другим сюда двигались шесть всадников. Это были краснокожие.

Тот воин, что ехал впереди, был небольшого роста, но казался крепким и мускулистым. Он ехал с опущенной головой и не отрывал взгляда от наших следов. Все индейцы были одеты в кожаные леггины и темные рубахи. Вооружение их состояло из ружей, ножей и томагавков. Лица, лоснящиеся от размазанного по ним жира, пересекали две полосы: синяя и красная.

Мной начало овладевать беспокойство, однако Сэм моей тревоги не разделял и, казалось, чувствовал себя прекрасно. Не заботясь о том, что его могут услышать, он обратился ко мне:

– Вот так встреча! Как она нам на руку, сэр!

– Что? Зачем так кричать, Сэм? Парни уже близко и могут услышать нас.

– Они и должны услышать. Это – кайова. Того, что едет впереди, зовут Бао, – на их языке это означает «лис». Он очень храбрый и, главное, хитрый воин, что и подтверждает его имя. А их вождя зовут Тангуа, тот еще фрукт! Но мы с ним хорошие приятели. Их лица в боевой раскраске, значит перед нами разведчики. Правда, я что-то не слышал, чтобы они вырыли топор войны…

Племя кайова, как считают многие исследователи, возникло при смешении шошонов с пуэбло. Их землями традиционно считается территория Индианы, однако многие кайова часто скитаются по пустыням Техаса, вплоть до Нью-Мексико. Эти краснокожие – великолепные наездники, и у них всегда много прекрасных лошадей. В поисках легкой добычи кайова занимаются разбоем, поэтому между ними и жителями фронтира[25]25
  Фронтир (англ. frontier) – граница территории, занятой переселенцами.


[Закрыть] царит постоянная вражда. Враждуют они и с некоторыми племенами апачей, при этом не щадят ни имущества, ни жизни своих краснокожих братьев. Одним словом, это настоящие разбойники Дикого Запада. Как они докатились до такой жизни, пожалуй, спрашивать не стоит.

Индейские всадники были уже почти рядом. Как они могли нас спасти, я пока даже не представлял – шестеро краснокожих вряд ли оказали бы нам существенную подмогу. Что имел в виду Сэм, я понял лишь позже, а пока мог только порадоваться, что это были его знакомые и нам не стоило их опасаться.

Кайова остановились недалеко от зарослей, увидев, что следы сворачивали в кусты. Для них сомнений не было: где-то рядом прячутся люди. Индейцы моментально повернули лошадей и помчались обратно, чтобы удалиться на дистанцию ружейного выстрела. В этот момент из кустарника вышел Сэм и сложил ладони рупором. По равнине пронесся его пронзительный клич, очевидно знакомый индейцам, ибо они сразу остановили лошадей и оглянулись. Сэм крикнул еще раз и замахал руками. Они узнали маленького старичка и галопом помчались прямо к нам. Казалось, будто они готовы нас затоптать – всадники неслись в нашу сторону просто бешено. Мы – я к тому моменту находился рядом с Сэмом – продолжали спокойно оставаться на месте. Буквально в трех шагах ловкие кайова круто осадили едва не присевших лошадей и выпрыгнули из седел, предоставив скакунам полную свободу.

– Что здесь делает наш белый брат Сэм? Почему он на тропе своих краснокожих друзей? – спросил Хокенса их предводитель на ломаном, но довольно понятном английском языке.

– Бао, Хитрый Лис, должен был встретить меня – ведь он шел по моему следу! – уклончиво ответил хитрый Сэм Хокенс.

– Мы думали, что это следы краснокожих собак, которых мы ищем, – заявил Бао.

– О каких собаках говорит мой краснокожий брат?

– Апачи племени мескалеро.

– Почему мой брат называет их собаками? Разве между ними и моими братьями, отважными кайова, возник раздор?

– Между нами и этими паршивыми койотами вырыт томагавк войны.

– Уфф! Меня это радует! Пусть мои братья сядут. Я сообщу им нечто важное.

Вождь испытующе взглянул на меня и спросил:

– Я никогда не видел этого бледнолицего прежде. Он еще очень молод. Он имеет имя?

Если бы Сэм назвал мое настоящее имя, оно не произвело бы здесь никакого впечатления. Но старик отлично знал все местные обычаи, а потому вспомнил воинственное прозвище, данное мне Уайтом:

– Мой молодой друг и брат, недавно приехавший сюда по Большой Воде, – великий воин своего племени. Он никогда в жизни не видел ни бизонов, ни медведей, но уже позавчера, спасая мне жизнь, успел прикончить двух старых быков, а вчера заколол ножом серого медведя Скалистых гор, не получив при этом даже царапины!

– Уфф! Уфф! – искренне воскликнули изумленные индейцы.

Сэм, не стесняясь преувеличивать, продолжал:

– Пущенная им пуля всегда попадает в цель! А в его руке столько силы, что ударом кулака он сшибает с ног любого противника! Поэтому белые люди с Запада дали ему прозвище Олд Шеттерхэнд, по-вашему – Разящая Рука.

Итак, не спрашивая моего согласия, меня окрестили столь громкой кличкой, которая позже закрепится за мной на всю жизнь. Вообще, на Западе обычное дело, когда даже лучшие друзья иногда не знают настоящих имен друг друга.

Бао протянул мне руку и приветливо сказал:

– Если Олд Шеттерхэнд позволит, мы будем его друзьями и братьями. Мы приветствуем того, кто одним ударом кулака может сбить с ног любого врага! Ты всегда желанный гость наших палаток.

Иными словами, это означало, что им нужны крепкие парни, обладающие большой физической силой, чтобы заниматься разбоем и грабежом, поэтому они рады принять меня в свои ряды. Не обращая внимания на истинный смысл сказанного, я с достоинством ответил:

– Я люблю краснокожих сынов Великого Духа. Мы с вами братья и будем защищать друг друга от всех ваших и наших врагов.

По его вымазанному жиром и краской лицу скользнула благожелательная улыбка, и он заявил:

– Олд Шеттерхэнд сказал верно. Мы выкурим с ним трубку мира.

Все сели полукругом. Бао достал трубку, от которой исходил какой-то приторный резкий запах, и набил ее адской смесью, состоявшей, как мне показалось, из натертой свеклы, листьев конопли, щавеля и измельченных желудей. Затем он зажег ее, встал, затянулся дымом и произнес:

– Там, наверху, живет Добрый Дух, а здесь, на земле, есть растения и водятся звери, подаренные им воинам кайова.

Затем Бао снова четыре раза затянулся и, выдохнув дым на север, юг, восток и запад, продолжил:

– Там живут краснокожие и белые люди, которые несправедливо владеют этими зверями и растениями. Но мы их разыщем и отберем у них то, что принадлежит нам. Я все сказал. Хуг!

Весьма странная речь. Она разительно отличалась от всего того, что мне приходилось читать раньше и что мне суждено еще услышать впоследствии. Этот краснокожий открыто заявлял, что вся флора и фауна – собственность его племени. Он смотрел на разбой не только как на свое право, но и как на некий долг. И мне предстояло стать другом этих людей! Но делать нечего: с волками жить – по-волчьи выть…

Бао передал свою далеко не мирную трубку Сэму. Тот храбро затянулся шесть раз подряд и заметил:

– Сердца воинов кайова полны отваги, неустрашимы и верны. Мое сердце привязано к ним, как моя мулица к древу, от которого ей не убежать. И так будет всегда, если не ошибаюсь! Я все сказал. Хуг!

Слова отлично характеризовали веселого хитреца Сэма, умевшего в любой вещи и любой ситуации сыскать выгоду. Индейцы сопроводили его слова несмолкающими возгласами «уфф, уфф!».

Далее Сэм совершил то, что должен был совершить: сунул мне в руки противную глиняную вонючку, дав понять, что мне от нее не отвертеться. Покорившись необходимости, я все же твердо решил сохранить свое достоинство и не изменять спокойного выражения лица.

Признаюсь откровенно, я всегда охотно курил и за всю жизнь не встретил сигары, оказавшейся для меня слишком уж крепкой. Даже знаменитая «Тройка», обязанная своим названием не только отвратительному вкусу, но и поверьем, что того, кто ее курит, удержать в вертикальном положении смогут только три человека, не валила меня с ног. Посему я надеялся, что и эта трубка мира не окажет на меня серьезного действия. Поднявшись в полный рост, я сделал торжественный жест рукой и осторожно затянулся в первый раз. Да, все составляющие адской смеси – конопля, щавель, желуди и свекла – были налицо! Однако пятого, главного элемента я еще не упомянул. То был, наверное, кусок войлока, придававший куреву эдакое неповторимое своеобразие.

Выпустив струю дыма в небо и к земле, я сказал:

– Солнце и дождь – блага неба. Земля, принимая тепло и влагу, дарит нам бизонов и мустангов, медведей и оленей, тыкву и кукурузу, а главное – самое благородное растение, из которого мудрые краснокожие делают кинникинник, источающий из трубки мира ароматы любви и братства!

Когда-то я читал, что индейцы называют табачную смесь кинникинник, и решил применить свои знания. После второй затяжки я выпустил дым во все стороны света. И тут почувствовал, что запах сложнее, нежели казалось прежде: добавились канифоль и срезанные ногти.

Нужно было продолжать, что я и сделал:

– На западе высятся Скалистые горы, на востоке раскинулись бескрайние равнины, на юге блестят озера, а на севере бушуют холодные моря. Если бы это была моя страна, я подарил бы ее воинам кайова, потому что они мои братья. Пусть им сопутствует удача, пусть у них будет в десять раз больше бизонов и в пятьдесят раз больше медведей, чем людей в их племени. Хуг! Я все сказал!

Пожелать им всех благ мне не составляло труда, но они обрадовались так, будто бы уже их получили. Вряд ли белый человек раньше желал им подобного – об этом свидетельствовали крики «уфф!» и заверения Бао в вечной дружбе.

Я впервые участвовал в священном обряде краснокожих. Трубка мира для индейцев – занятие крайне важное и ответственное, влекущее за собой серьезные последствия. Позже мне часто приходилось раскуривать трубку мира, и я всегда осознавал всю важность этой церемонии. Но в тот раз я сразу почувствовал отвращение. Более того – вся процедура показалась смешной, особенно когда Сэм заговорил о своем «привязанном» сердце. Когда трубка ушла из моих рук, я облегченно вздохнул. Пришлось даже достать из кармана сигару, чтобы перебить жуткий запах и вкус.

Увидев это, Бао настолько удивился, что чуть не выронил трубку. Лис был опытный воин, но даже он не смог скрыть, что готов променять на сигару все набитые кинникинником трубки мира на свете.

Постоянную связь с Санта-Фе наша экспедиция не прерывала, поэтому, кроме необходимого провианта, в повозках привозили и сигары, которые я всегда носил с собой. Это оказалось кстати, ибо я смог угостить ими индейцев. Бао тотчас вынул изо рта трубку и закурил сигару, а остальные просто начали жевать неожиданные подарки бледнолицего. При виде всего этого я про себя поклялся больше никогда не дарить сигары краснокожим.

Когда формальности были соблюдены, индейцы пришли в прекрасное расположение духа. Сэм принялся их расспрашивать:

– Мои братья сказали, что между ними и апачами вырыт томагавк войны. Я ничего об этом не знаю. С каких пор они на тропе войны?

– С тех пор прошел срок, который бледнолицые называют двумя неделями. Мой брат Сэм был далеко отсюда, а потому не мог об этом знать.

– Это действительно так. Но ведь племена жили в мире! Что за причина заставила моего брата взяться за оружие?

– Эти собаки, апачи, убили четырех наших воинов.

– Где?

– У Рио-Пекос.

– Но там нет ваших вигвамов?