Текст книги "О психологии западных и восточных религий"

161 Чудесная жидкость, божественная вода, именуемая небом или небесами, возможно, соотносится с «водами над твердью» (Быт. 1:6). С функциональной точки зрения она мыслилась как вода крещения, как церковная святая вода, наделенная созидательными и преобразующими свойствами[214]214
  См.: Djabir, La Livre de la Misericorde; автор утверждает, что философский камень тождественен микрокосму. Велик соблазн предположить, что алхимики находились под влиянием аллегорического стиля патристической литературы. Они даже зачисляли в ряды «великого ремесла» некоторых отцов церкви, скажем, Альберта Великого, Фому Аквинского, Алана Лилльского (французский поэт и богослов, автор поговорки «Все дороги ведут в Рим». – Ред.) и т. д. Тексты наподобие Aurora Consurgens полны аллегорических толкований Писания (составление последнего приписывалось иногда Фоме Аквинскому). Тем не менее вода чаще всего служила аллегорией Святого Духа: «Aqua viva gratia Spiritus Sancti» («Вода есть живая благодать Святого Духа»; Rupert, abt. von Deutz / Migne, PL CLXIX); «Aqua fluenta Spiritus Sancti» («Проточная вода се Дух Святой; Бруно, епископ Вюрцбурга / Migne, PL CLXIX); «Aqua Spiritus Sancti infusio» «Вода есть Святого Духа истечение»; (Garnerius von St. Victore / Migne, PL CXCIII). Вода также мыслилась как аллегория человечности Христа (allegoria humanitatis Christi; S. Gaudentlus / Migne, PL CXCIII). Очень часто вода представала как роса (ros Gedeoni) и тоже воспринималась как аллегория Христа: «Ros in igne visus est» («Роса видна в огне»; Romanus, De Theophania / Pitra, Analecta sacra, I); «Nunc in terra ros Gedeonis fluxit» («Теперь роса Гедеона струится на землю»; Romanus, De nativitate / там же. Алхимики наделяли aqua permanens добродетелью преображать тело в дух и придавать тому нетленные свойства (Turba Philosophorum, ed. Rusca). Еще вода именовалась acetum, кислотой, «quo Deus perficit opus, quo et corpora Spiritus capiunt et spiritualia fiunt» («каковой Господь завершил Свои труды, а тела приемлют дух и духовными становятся»; там же. Другое название воды – spiritualis sanguis (кровавая жидкость; там же. «Турба» – ранний латинский трактат двенадцатого столетия, переведенная с арабского компиляция IX – X веков. Содержание этой компиляции, судя по всему, восходит к эллинистическим источникам. Христианское понимание spiritualis sanguis может объясняться византийским влиянием. Aqua permanens есть ртуть, argenlum vivum (Hg) (живое серебро): «Argentum vivum nostrum est aqua clarissima nostra» («Живое серебро – наша прозрачнейшая вода»; Rosarium Philosophorum / Art. aurif., II). Aqua также могла становиться огнем (Ignis, там же. Тело преобразуется водой и огнем; налицо полное сходство с христианской идеей крещения и духовного преображения. – Примеч. авт.


[Закрыть]. Католическая церковь до сих пор совершает ритуал benedictio fontis (освящения источника) в Sabbathum sanctum (святую Субботу) перед Пасхой[215]215
  См.: Missale Romanum. Этот древний ритуал известен как «малое [или большое] благословение соли и воды» приблизительно с VIII столетия. – Примеч. авт.


[Закрыть]. Этот ритуал состоит в воспроизведении descensus spiritus sancti in aquam – сошествия Духа Святого на воду. Обычная вода приобретает тем самым божественную способность преобразовывать человека и обеспечивает его духовное возрождение. Это в точности алхимическое представление божественной воды, и не составит ни малейшего труда вывести алхимическую aqua permanens из ритуала benedictio fontis, не будь первая языческой по своим истокам и не являйся она безусловно старшей из двух. Мы находим упоминания о чудесной воде уже в ранних греческих трактатах по алхимии, принадлежащих к первому столетию нашей эры[216]216
  См.: Isis, die Prophetin («Исида-пророчица к своему сыну Гору» / Berthelot, Alch. grecs., 1, XII). В этом тексте ангел приносит Исиде небольшой сосуд, полный прозрачной воды (arcanum). Очевидно, что здесь прямая параллель кратиру Гермеса (Corpus Hermeticum, I) и Зосимы (Berthelot, III), наполненный Нусом. У псевдо-Демокрита (Berthelot, Alch. grecs., I) божественная вода объявляется способной преображать посредством вывода на поверхность «скрытой природы». В трактате «Комариос» обнаруживаем чудесные воды, приносящие с собой весну (Berlhelot, II). – Примеч. авт


[Закрыть]. Более того, сошествие духа в Физис описывается в гностической легенде, оказавшей немалое влияние на Мани. Полагаю, именно при посредстве манихейства она стала одной из основных идей латинской алхимии. Целью философов было химическое преображение несовершенной материи в золото, панацею или elixir vitae (эликсир жизни), но философски или мистически они стремились создать божественного гермафродита, второго Адама[217]217
  См.: Gnosius, Hermetis Trismegisti Tractaius vere Aureus. Доменик Гносий говорит о «Hermaphroditus nosier Adamicus» (нашем адамовом гермафродите), когда рассуждает о квадратичности круга. Центр выступает «посредником, что примиряет врагов» (mediator pacem faciens inter inimicos), это явно объединительный символ (см. «Психологические типы», определение символа). Гермафродит рождается от «serpens… se Ipsum Impraegnans» («змея, себя оплодотворяющего»; Art. aurif., I); это не кто иной, как Меркурий, anima mundl (Maier, Symb. aur. mens.; Berthelot, Alch. grecs., I). Уроборос – это гермафродитический символ. Гермафродит также зовется Ребисом («из двоих сделанным») и часто изображается как апофеоз творения (см., например Rosarium Philosophorum / Art. aurif., II; Pandora. 1588). – Примеч. авт.


[Закрыть], благословенное и не подверженное порче тело воскресения[218]218
  См. Aurea hora, где говорится со ссылкой на Сениора: «Est unum quod nunquam moritur, quoniam augmentatione perpetua perseverat; cum corpus glorificatum fiierit in resurrectione novissima mortuorum… Tune Adam secundus dicet priori et filiis suis: Venite benedicti patris mei» («Есть то, что никогда не умирает, ибо живет оно постоянным прирастанием, когда тело прославляется в последнем воскрешении из мертвых… Тогда второй Адам скажет первому и своим сыновьям: ступайте, благословенные моим отцом»). – Примеч. авт.


[Закрыть], или lumen luminem (светоча светочей)[219]219
  См. Alphidius. Алфидий, автор двенадцатого, возможно, столетия, говорит: «Lux moderna ab eis gignitur, cui nulla lux similis est per totum Mundum» («Новый свет рождается от тех, у кого нет подобного света во всем мире»; Rosarium Philosophorum / Art. furif. II; Hermes, Tract. Aur.). – Примеч. авт.


[Закрыть], просветление человеческого ума, или sapientia (мудрость). Мы с Рихардом Вильгельмом[220]220
  Немецкий синолог, с которым Юнг активно сотрудничал и работы которого высокого ценил. См. работы по восточной религии во второй части настоящего издания. – Примеч. пер.


[Закрыть] показали, что китайская алхимия придерживалась тех же устремлений, а ее целью и opus magnum (главным деянием) было сотворение «алмазного тела»[221]221
  См. нашу работу «Тайна золотого цветка». – Примеч. авт.


[Закрыть].

162 Все эти параллели призваны поместить мои психологические наблюдения в историческую обстановку. Без исторических связей они повисли бы в воздухе, сделались бы просто любопытными безделками, пусть даже возможно предъявить множество других современных параллелей сновидениям, нами рассматриваемым. Например, вот сон одной молодой женщины. Начальное видение в основном связано с воспоминанием о реальном опыте, об участии в церемонии крещения в протестантской секте; эта церемония проходила в чрезвычайно гротескных, даже отталкивающих условиях. Эти ассоциации стали для сновидицы побудительным мотивом разочароваться в религии как таковой. Но следующий сон нарисовал ей картину, которую она не поняла и не смогла соотнести с предыдущим сновидением. Сновидице было бы возможно помочь, если предварить второй сон словом «напротив» или «наоборот». Вот этот сон:

Она находится в планетарии, очень красивом месте, под беспредельным небосводом. В небе сияют две звезды – белая, это Меркурий, и другая, испускающая теплый красный цвет. Название второй звезды неизвестно. Далее женщина видит, что стены под небосводом покрыты фресками. Она узнает всего одну – античное изображение превращения (Baumgeburt; букв. «прорастания». – Ред.) Адониса в растение.

163 Волны «красного света» она приняла за «теплые чувства», то есть за любовь, а потому решила, что вторая звезда должна быть Венерой. Ранее ей довелось увидеть картину превращения в растение в музее, и она посчитала, что Адонис, умирающий и воскресающий бог, должен быть и божеством возрождения.

164 Итак, в первом сне присутствовала суровая критика религии в ее церковной форме, а во втором возникло подобное мандале видение мировых часов – в облике планетария (в самом широком толковании этого слова). На небе имеется божественная пара звезд – мужская белая, женская красная, – и тем самым налицо преображение знаменитой алхимической пары, где все ровно наоборот (вот почему женская звезда зовется Бейя – от арабского al baida, «Белая», а мужская – это servus rubeus, «красный раб», или Габриций – от арабского kibrit, «сера»). Мужчина в этой паре – царственный брат женщины. Данная божественная пара побуждает вспомнить христианскую аллегорию Гийома де Дегилевиля. Намек на превращение Адониса в растение соответствует тем снам моей пациентки, которые отсылали к таинственным обрядам творения и обновления[222]222
  См.: «Психология и алхимия», часть II. – Примеч. авт.


[Закрыть].

165 Следовательно, в целом эти два сновидения, по сути, воспроизводят мыслительные процессы моей пациентки, не имея, казалось бы, наяву ничего с ними общего, кроме духовного недуга нашего времени. Как я уже отмечал, связь спонтанного современного символизма с древними учениями и верованиями не определяется ни непосредственно, ни косвенно, ни даже тайно – о чем порой можно услышать, хотя убедительных доказательств такому утверждению нет[223]223
  См.: Waite, The Secret Tradition in Alchemy. – Примеч. авт.


[Закрыть]. Даже наитщательнейшее исследование ни разу не выявило знакомства моих пациентов с соответствующей литературой; они нисколько не осведомлены о подобных идеях. Кажется, будто их бессознательное обратилось к тому же направлению мысли, которое проявляет себя снова и снова на протяжении последних двух тысяч лет. Такая непрерывность может существовать только в том случае, если считать определенные бессознательные состояния наследуемыми априорными факторами. Под этим я, конечно, не подразумеваю наследование идей, которое трудно, если вообще возможно, доказать. Скорее, я пытаюсь сказать, что наследуемое свойство должно быть чем-то вроде формальной возможности вновь и вновь воспроизводить те же или сходные с ними идеи. Эту возможность я и называю «архетипом». Соответственно, архетип есть структурное качество или особое состояние психики, каким-то образом связанное с деятельностью мозга.

166 В свете приведенных исторических параллелей мандала символизирует либо божественную сущность, ранее сокрытую и спящую в теле, а теперь извлекаемую и оживающую; либо сосуд или пространство, в котором происходит преображение человека в божественную сущность. Соглашусь, что такие формулировки неизбежно наводят на мысль о дичайших метафизических спекуляциях. Жаль, если мои слова кажутся безумными, однако именно так действует и всегда действовала человеческая психика. Любой психолог, полагающий, что он может обойтись без таких фактов, должен их исключать из рассмотрения преднамеренно. Я бы назвал этот подход философским предрассудком, несовместимым с эмпирической точкой зрения. Пожалуй, нужно особо подчеркнуть, что такими формулировками мы не устанавливаем метафизических истин. Мы лишь показываем, как функционирует человеческая психика. Не подлежит сомнению, что мой пациент почувствовал себя значительно лучше после сновидения с мандалой. Если понятно, от какой проблемы этот сон его избавил, то будет понятно и то, почему он испытал ощущение «тончайшей гармонии».

167 Без малейших колебаний я готов отвергать всякие спекуляции о возможных последствиях опыта, столь малопонятного и далекого от нас опыта, как постижение мандалы, будь это осуществимо. Для меня, к сожалению, этот тип опыта не является ни малопонятным, ни далеким. Напротив, это мое повседневное профессиональное занятие. Немало знакомых мне людей вынуждены всерьез считаться с таким опытом, если вообще хотят жить дальше. Им приходится выбирать между дьяволом и морской пучиной. Дьявол тут мандала или нечто ей подобное, а пучина – это невроз. Благонамеренный рационалист заметит, что дьявола я изгоняю с помощью Вельзевула и подменяю честный невроз болтовней о религиозных верованиях. На первое замечание мне нечего возразить, ведь я не являюсь специалистом по метафизике; но на второе я должен ответить, что речь идет не о верованиях, а об опыте. Религиозный опыт абсолютен, его невозможно оспаривать. Человек вправе заявить, что никогда такого не переживал, на что собеседник скажет: «Извините, а я переживал». На этом ваша дискуссия завершится. Не имеет значения отношение окружающих к религиозному опыту; для человека, владеющего этим опытом, он является величайшим сокровищем, источником жизни, смысла и красоты, придает новый блеск миру и человечеству. У него есть pistis и покой. Каков тот критерий, по которому возможно ставить такую жизнь вне закона, отвергать такой опыт как ничтожный и считать веру простой иллюзией? Есть ли на самом деле какая-либо лучшая истина о предельных основаниях, нежели та, что помогает жить? Вот почему я столь тщательно исследую символы, порожденные бессознательным. Они единственные способны переубедить критический ум современного человека. Вдобавок они убедительны по древней, как сам мир, причине: эти символы нас попросту превозмогают (вспомним исконное значение латинского слова convincere[224]224
  Букв. «решительно преодолевать» (лат.). – Примеч. ред.


[Закрыть]). Способ исцеления от невроза должен быть таким же убедительным, как сам невроз, а поскольку последний слишком уж реален, то исцеляющий опыт должен быть не менее реальным, – должен быть крайне правдоподобной иллюзией, если высказываться пессимистически. Но в чем состоит различие между правдоподобной иллюзией и исцеляющим религиозным опытом? Думаю, различие тут чисто словесное. Можно сказать, например, что жизнь – это болезнь с очень скверным прогнозом; она длится годами и заканчивается смертью. Либо же можно заявить, что нормальность представляет собой распространенный дефект человеческой конституции; или что человек есть животное с фатально разросшимся мозгом. Подобное мышление остается прибежищем ворчунов с дурным пищеварением. Никто не может знать, каковы предельные основания нашей жизни. Поэтому мы должны принимать их такими, какими воспринимаем в опыте. А если этот опыт помогает делать жизнь более здоровой, прекрасной, полной, удовлетворяющей нас и тех, кого мы любим, совершенно спокойно можно сказать: «Это милость Господня».

168 Никакую трансцедентную истину нельзя продемонстрировать, и потому нам надлежит со всем смирением признать, что религиозный опыт лежит за пределами церкви (extra ecclesiam), что он субъективен и изобилует бесконечными ошибками. Однако, если духовная авантюра нашего времени заключается в раскрытии человеческому сознанию неопределимого и непостижимого, имеются, смею полагать, все основания считать и Беспредельное подвластным психическим законам. Эти законы отнюдь не придуманы человеком, мы лишь обладаем «гнозисом» символики христианского догмата. Только откровенные глупцы захотят изменить такое положение дел, а тот, кто восхищается душой (Liebhaber der Seele), никогда на это не пойдет.

II.
Попытка психологического истолкования догмата о Троице[225]225
  Впервые опубликовано в ежегоднике общества «Эранос» в 1940 г. Переработанное и дополненное издание увидело свет под названием «По поводу психологического истолкования догмата о Троице» в сборнике «Символика духовного» (Цюрих, 1948).


[Закрыть]

 
Noli foras ire, in reipsum redi;
In interiore homine habitat veritas[226]226
  «Не выходи вовне, вернись в себя; истина обитает внутри человека» (лат.). – Примеч. ред.


[Закрыть].
 

Августин,

«Книга о благочестивой жизни», XXIX[227]227
  Как правило, в отечественной традиции это сочинение Августина называют коротко – «О блаженной жизни». – Примеч. пер.


[Закрыть].

169 Настоящее исследование выросло из лекции, прочитанной мною на заседании общества «Эранос»[228]228
  Общество гуманитарных и религиоведческих исследований, а также исследований в области естествознания, основано в 1933 г. и существует по сей день. В разные годы почетными гостями на заседаниях общества были, кроме Юнга, М. Элиаде, К. Кереньи, Г. Шолем и Дж. Кэмпбелл. – Примеч. пер.


[Закрыть], под названием «О психологии идеи Троицы». Эта лекция, позднее опубликованная, представляла собой не более чем набросок, и мне с самого начала было ясно, что она нуждается в доработке. Вот почему я, так сказать, посчитал своей моральной обязанностью вернуться к этому предмету и рассмотреть его под углом, соответствующим достоинству и значительности темы.

170 По откликам на лекцию стало понятным, что некоторые мои читатели находят психологическое объяснение христианских символов предосудительным, пусть даже если при этом тщательно избегается какое-либо умаление религиозной значимости этой символики. Полагаю, что критики вряд ли стали бы так же резко возражать против сходной психологической трактовки буддийских, например, символов, святость которых столь же неоспорима. Однако я считаю, что допустимое для одних должно быть допустимо и для других. Кроме того, я со всей серьезностью задаюсь вопросом, не оказались ли бы христианские символы в гораздо большей опасности, помести мы их в неприкосновенную область непостижимого, где они оказались бы не подвержены интеллектуальному изучению. Ведь они настолько легко могут от нас отдалиться, что их иррациональность обратится в откровенную бессмыслицу. Вера есть харизма, достающаяся не каждому; зато человек обладает даром мышления, обращенного на самые возвышенные материи. Апостол Павел и целый ряд почтенных отцов церкви[229]229
  Из древних я бы упомянул в первую очередь Климента Александрийского (ум. ок. 216), Оригена (ум. 253) и Псевдо-Дионисия Ареопагита (ум. в конце V в.). – Примеч. авт.


[Закрыть] вовсе не разделяли то робкое заступничество, какое свойственно кое-кому из наших современников. Эти робость и беспокойство за сохранность христианской символики являются недобрым знаком. Выражай указанные символы некую высшую истину – в чем мои критики как будто не сомневаются, – тогда наука выставила бы себя на посмешище в бесцеремонных попытках нащупать их понимание. Вдобавок у меня никогда не было намерения преуменьшать значение этих символов: я занимаюсь ими ровно потому, что убежден в их психологической значимости. Люди, которые целиком полагаются на веру и пренебрегают мышлением, всегда забывают о том, что они сами подставляют себя постоянно под удар своего наихудшего врага – сомнения. Где вера господствует безраздельно, там сомнение таится в тени. А вот люди мыслящие, напротив, рады сомнениям, поскольку те служат им важной ступенью на пути к более полному знанию. Людям, способным верить, следует проявлять чуть больше терпимости в отношении тех, кто в состоянии лишь мыслить. Вера уже достигла той вершины, которую мышление стремится покорить в ходе утомительного подъема. Верующий не должен проецировать образ своего привычного врага, сомнения, на человека мыслящего и подозревать последнего в каких-то разрушительных устремлениях. Если бы древние не размышляли, у нас вообще не было бы никакого догмата о Троице. Тот факт, что этот догмат, с одной стороны, составляет предмет веры, а с другой стороны, предстает объектом размышления, доказывает его жизненность. Поэтому пусть верующий радуется тому, что прочие тоже желают покорить вершину, на которой он восседает.

171 Моя попытка сделать объектом психологического исследования Троицу, наиболее священный из всех догматических символов, представляет собой шаг, рискованность которого я хорошо осознаю. Не располагая сколько-нибудь серьезными теологическими познаниями, я вынужден здесь опираться на общие представления, распространенные среди непосвященных. Но, поскольку у меня отсутствует желание углубляться в метафизику Троицы, ничто не мешает мне принять церковную формулировку догмата, не вдаваясь в многочисленные метафизические спекуляции, нагроможденные историей. Для нашего психологического обсуждения вполне достаточно той пространной версии догмата, которая содержится в Athanasianum[230]230
  Афанасьевский символ веры; см. далее. – Примеч. ред.


[Закрыть], ибо из него отчетливо ясно, что именно понимается под Троицей в церковном учении. Впрочем, для психологического понимания все-таки необходим определенный запас исторических пояснений. При этом моя главная цель заключается в том, чтобы подробно изложить те психологические точки зрения, которые, на мой взгляд, требуются для понимания догмата как символа в психологическом смысле. Было бы в корне неверно воспринимать мой замысел как попытку «психологизировать» догмат. Символы, которые опираются на архетипическое основание, вообще невозможно свести к чему-либо другому, и это должно быть хорошо известно всякому, кто хотя бы бегло обращался к моим психологическим сочинениям. Многим может показаться странным, что врач с естественно-научной ориентацией заинтересовался догматом Троицы. Но любой человек, которому известно, сколь тесно и значимо эти representations collectives (коллективные представления) связаны с радостями и горестями человеческой души, без труда поймет, что центральный символ христианства должен в первую очередь обладать неким психологическим значением, ведь без такового он никогда не приобрел бы своего всеобщего значения – и давным-давно пылился бы в огромной кунсткамере духовных уродцев, разделив участь многоруких и многоголовых богов Индии и Греции. Поскольку же догмат поддерживает живейшую взаимосвязь с психическим, откуда первоначально и возник, он сам выражает очень многое из того, что я упорно повторяю снова и снова – испытывая при этом досаду, ибо мое представление, по собственным ощущениям, все еще нуждается в значительном уточнении и улучшении.

172 Предпринимая попытку рассмотреть Троицу, этот центральный символ христианства, с психологической точки зрения, я сознаю, что вторгаюсь на территорию, которая, по всей видимости, крайне далека от психологии. Однако все связанное с религией, и все, о чем религия говорит, настолько тесно соприкасается с человеческой психикой, что психологии, на мой взгляд, попросту возбраняется упускать все это из вида. Представления, подобные представлению о Троице, столь глубоко укоренены в области теологии, что среди сегодняшних профанных наук ими занимается разве что история. Действительно, большинство людей и думать перестало о догматах, особенно о таком трудновообразимом понятии, как Троица. Даже среди искренне верующих христиан осталось совсем немного тех, кто всерьез размышляет о Троице как предмете догматическом и кто считает это понятие возможным объектом рефлексии, а среди широкой образованной публики – и того меньше. Поэтому отрадно, что недавно была опубликована очень важная книга Георга Кепгена «Die Gnosis des Christentums», которая, к сожалению, несмотря на епископское placet[231]231
  Здесь: одобрение (лат.). – Примеч. ред.


[Закрыть], очень быстро угодила в список запрещенных книг. Для всех, кто упорно стремится постичь суть догматических представлений, сочинение Кепгена послужит прекрасным образцом мышления, подпавшего под чары символики троичности.

173 Божественные триады появляются очень рано, еще на примитивной ступени развития. Архаические триады в древних и экзотических[232]232
  Имеются в виду восточные культы. – Примеч. пер.


[Закрыть] религиях слишком многочисленны, чтобы сейчас перечислять их все. Расстановка по триадам архетипична для истории религии и составила, судя по всему, первоначальную основу христианской Троицы. Зачастую эти триады не просто состоят из трех различных, независимых друг от друга божеств; напротив, налицо ярко выраженное стремление к установлению внутри триад определенных родственных связей. В качестве примера я приведу вавилонские триады, важнейшая из которых объединяет Ану, Бела и Эа. Олицетворение знания, бог Эа – отец Бела («Господина»), который воплощает в себе практическую деятельность[233]233
  См.: Jastrow, Die Religion Babiloniens und Assyriens, I. – Примеч. авт.


[Закрыть]. Во вторичную, более позднюю триаду входят Син (луна), Шамаш (солнце) и Адад (буря). Тут Адад выступает как сын верховного бога Ану[234]234
  Там же. – Примеч. авт.


[Закрыть]. При Навуходоносоре[235]235
  VII – VI вв. до н. э. – Примеч. ред.


[Закрыть] Адад почитался как «владыка неба и земли». Это указание на отцовско-сыновние отношения становится более отчетливым уже в ранние времена Хаммурапи[236]236
  1793–1750 гг. до н. э. – Примеч. ред.


[Закрыть]: Мардук, сын Эа, наделяется властью Бела и теснит того в пантеоне[237]237
  См.: Jastrow. – Примеч. авт.


[Закрыть]. Эа воображается как «любящий и гордящийся отпрыском отец, добровольно передающий сыну свои власть и права»[238]238
  Там же. – Примеч. авт.


[Закрыть]. Изначально Мардук был солнечным божеством и звался «господином» (Белом)[239]239
  Там же. – Примеч. авт.


[Закрыть]; он мыслился посредником между своим отцом Эа и человечеством. Эа вещал, что не знает ничего такого, чего бы не знал его сын Мардук[240]240
  Там же. См. также Евангелие от Иоанна (Ин.) 16:15. – Примеч. авт.


[Закрыть]. Как показывает его борьба с Тиамат, Мардук – спаситель; он «владыка великий, бог милосердный! Упавших поддержка, уз разрыватель, мертвых живитель»[241]241
  Из вавилонского гимна. Перевод В. Афанасьевой. См.: Когда Ану сотворил землю. Литература древней Месопотамии. М.: Алетейя, 2000. – Примеч. ред.


[Закрыть], «с большими ушами»[242]242
  Судя по сохранившимся текстам, в Вавилоне большие уши считались признаком ума; ср. о царе: «…кому боги даровали большие уши». – Примеч. ред.


[Закрыть], внемлющий людским мольбам, помощник и исцелитель – словом, подлинный спаситель. Это учение о спасителе процветало на вавилонской почве на протяжении всей христианской эпохи и продолжает жить в религии мандеев[243]243
  Этнорелигиозная группа, исторически проживающая в основном на территории Ирака; доктрина маздеизма близка гностической (собственно, арамейское название общины фактически тождественно понятию «гностика»). – Примеч. пер.


[Закрыть] (которые до сих пор встречаются в Месопотамии), особенно в облике почитаемого Манда д‘Хайе, или Хибеля-Зивы, мандейского спасителя[244]244
  См.: Jeremias, Das Alte Testament im Lichte des altes Orients. – Примеч. авт.


[Закрыть]. Он же встречается у манихеев как податель света и творец мироздания[245]245
  См.: Ив. 1:3 и. далее. – Примеч. авт.


[Закрыть]. У вавилонян Мардук создавал мир из тела побежденной Тиамат, а в манихействе первочеловек Мани творил небо и землю из кожи, костей и экскрементов «детей тьмы»[246]246
  См.: Kessler, Mani. – Примеч. авт.


[Закрыть]. «Всеобъемлющее воздействие, оказанное на религиозные представления израильтян мифом о Мардуке, поистине поразительно»[247]247
  См.: Roscher, Lexicon, II, статья «Мардук», и список литературы. – Примеч. авт.


[Закрыть].

174 Может показаться, что Хаммурапи почитал только диаду богов, Ану и Бела, но, сам будучи божественным правителя, он именовал себя «вестником Ану и Бела»[248]248
  См.: Jastrow, Die Religion Babiloniens, I. Также Ив. 1:18 («И вот, большой ветер пришел от пустыни и охватил четыре угла дома, и дом упал на отроков, и они умерли»). – Примеч. авт.


[Закрыть], причем это происходило во времена, когда почитание Мардука приближалось к своей наивысшей точке. Хаммурапи ощущал себя богом нового эона[249]249
  Ср. христианскую символику рыб. – Примеч. авт.


[Закрыть], иначе эры Овна, которая как раз начиналась, и будет обоснованно заподозрить, пожалуй, что тогда молчаливо подразумевалась триада Ану – Бел – Хаммурапи.

175 Факт наличия вторичной триады, Син – Шамаш – Иштар, может указывать на иные родственные связи внутри триады: Иштар занимает здесь место Адада, бога бури[250]250
  Ср. взывание к Святому Духу как к «матери» в апокрифических Деяниях Фомы. См. Hennecke, Neutestamentliche Apokryphen. Можно вспомнить и женскую природу Софии, которая часто мыслилась как воплощение Святого Духа. – Примеч. авт.


[Закрыть], именуется матерью богов и одновременно – дочерью Ану или Сина[251]251
  Ср. образ Марии как живого существа и Богородицы (θεοτόκος). – Примеч. авт.


[Закрыть].

176 Обращение к древним триадам довольно скоро принимает сугубо формальный характер. Триада оказывается, по сути, «теологической формулой, а не живой силой»[252]252
  См.: Jastrow, Die Religion Babiloniens. – Примеч. авт.


[Закрыть]. Перед нами фактически зачатки теологии. Ану – владыка небес, Бел – господин дольнего мира, то есть земли, а Эа – тоже божество нижней области, под которой подразумевается прежде всего водная пучина[253]253
  Там же. – Примеч. авт.


[Закрыть]. Знание, олицетворяемое Эа, исходит, как утверждается, из «пучины вод». Согласно одному вавилонскому преданию, Эа сотворил Уддушунамира[254]254
  В русском переводе текста о спуске богини в преисподнюю спутника зовут Ниншубур, причем в комментарии указано, что это «советчик/ советчица» богини, возможно, гермафродит. См.: От начала начал. Антология шумерской поэзии. СПб.: Петербургское востоковедение, 1997. – Примеч. пер.


[Закрыть], существо света, посланца богов, сопровождавшего Иштар, когда та отправилась в преисподнюю. Это имя означает: «Его свет ‹или восход› сияет»[255]255
  Там же. – Примеч. авт.


[Закрыть]. Йеремиас связывает это существо с Гильгамешем, героем, который был не просто обычным полубогом[256]256
  См.: Jeremias, Das Alte Testament im Lichte des altes Orients. – Примеч. авт.


[Закрыть]. Вообще вестником богов считался Гирру (шумерский Гибил), бог огня, у которого его «огненность» приобретала отчасти этическое выражение, поскольку своим очищающим огнем он истреблял зло. Гирру также мыслился сыном Эа, хотя, с другой стороны, его называли и сыном Ану. В этой связи стоит упомянуть, что и Мардук обладал двойственной природой: в одном из гимнов он назван mar mummi, сыном хаоса. В том же гимне имеется обращение к его жене Царпаниту, заодно с обращением к супруге Эа и матери Мардука. Царпаниту зовется «блистающая серебром», и здесь, возможно, имеется в виду Венера, или femina alba (белая женщина). В алхимии albedo (альбедо) превращается в луну, которая, к слову, в Вавилоне почиталась в мужском облике[257]257
  Ср. связь с луной образа Девы Марии. См.: Ranher, Griechsiche Mythen in christlicher Deutung; а также: Mysteruim Lunae. – Примеч. авт.


[Закрыть]. Спутниками Мардука выступают четыре пса[258]258
  Быть может, это отсылка, с одной стороны, к царству мертвых, а с другой – к могучему охотнику Нимроду. См.: Roscher, Lexicon, II, статья «Мардук». – Примеч. авт.


[Закрыть]. Здесь число четыре может выражать целостность, как и в случае с четырьмя сыновьями Гора, четырьмя серафимами из видения Иезекииля и четырьмя символами евангелистов (трое животных и один ангел).