Текст книги "Убийство в закрытом клубе"

Глава 4

Джин Мейер, худой, изможденного вида лысый мужчина с орлиным, словно у пирата, носом, смахивал на мертвеца, долго пролежавшего в могиле. Он сидел в кожаном кресле с высокой спинкой, когда я вошел, и уставился на меня своими блеклыми, давно утратившими способность выражать какие-либо чувства глазами.

– Так, значит, Стентон обеспокоен угрозами убить его? – медленно произнес старик. – Удивляюсь, что он так поздно спохватился, ведь поводы для беспокойства появились гораздо раньше. – Его голос напоминал шум ветра в мертвом лесу. – Он, должно быть, не на шутку переполошился, раз обратился к вам за помощью. Я наслышан о вас, Холман, и знаю, что ваши услуги стоят совсем не дешево.

– Мне надо тщательно обдумать всю собранную информацию, а ее не слишком-то и много. Прежде всего необходимо выявить мотивы готовящегося преступления.

– И вы пришли ко мне, полагая, что они у меня есть, или так считает толстяк? – поинтересовался он. – Так каковы у меня мотивы, чтобы убить его?

– Вы его компаньон по клубу, – осторожно подбирая слова, начал я, – который приносит огромные прибыли. Не исключено, что вас больше не устраивают те сорок девять процентов, которые вы с них получаете. Вот вам и причина. Во всяком случае, Джин, такое случалось и раньше.

– Те времена уже давно прошли, Холман, – вздохнул Мейер. – Теперь мы живем в совершенно другом мире. Настоящий, хороший рэкет уже легализован, и теперь нет необходимости прибегать к насилию – достаточно для этого иметь хороших юристов и бухгалтеров. Такого принципа я придерживаюсь последние двадцать лет, и вам это известно, Холман. – И он одарил меня легким презрительным взглядом.

– Просто я подумал. Джин, что этот клуб – такое золотое дно, ради которого не грех поступиться и принципами, – спокойно заметил я.

– Вы же еще не познакомились с моими коллегами. – Он указал рукой на двух мужчин, сидевших в кабинете и молча наблюдавших за мной. – Извините, Холман, старики склонны забывать о хороших манерах.

Мертвенно-белым пальцем-костяшкой Мейер указал на первого из них.

– Это – Ларри Маллер, – произнес он. Хоть, по словам Мейера, он и не нуждался больше в крутых вышибалах, я сразу понял, что входило в обязанности Ларри, этого юноши и старика одновременно, около двадцати – двадцати двух лет от роду, с бледным лицом и темными глазами, ничего, кроме презрения, не выражавшими. “Раньше таких ребят называли гангстерами-телохранителями, а теперь – психопатами”, – подумал я. В любом случае они всегда служат орудием убийства, холодным, расчетливым и высокопрофессиональным. Достаточно на такого взглянуть, чтобы на голове сразу же зашевелились волосы.

– Поздоровайся с мистером Холманом, Ларри, – мягко предложил босс.

– Привет, Холман, – с ухмылкой на губах произнес тот. – Я никогда о вас не слышал!

Пальцем, похожим на тонкий сучок, Мейер указал на своего второго помощника:

– Чарли Сэгар.

Сэгар представлял собой огромного дряблого мужчину с лысой головой. Он носил огромные без оправы очки с круглыми линзами. Достав из кармана носовой платок, Чарли вытер с широкого лба пот и улыбнулся мне.

– Рад познакомиться, мистер Холман, – фальцетом произнес он.

– Чарли – мой бухгалтер, – ровным голосом пояснил Мейер.

– Отлично, – кивнул я, – только не говорите мне, Джин, что Маллер ваш адвокат!

– Ларри – мой страховой агент, на которого можно положиться. Правда, Ларри?

– Совершенно верно, мистер Мейер, – с готовностью подтвердил тот. – Мои обязанности как у холодильника – обеспечивать вам сохранность.

– Этот мальчик с большим воображением, – с нежностью в голосе произнес Мейер.

В кабинете воцарилась гробовая тишина, как если бы мы все четверо были говорящими электрическими роботами, а пришедший оператор разом отключил нас от блока питания. Мейер опустил свой длинный нос и, не мигая, исподлобья уставился на меня. “Он не из тех, кто позволит кому-то попусту транжирить его собственное время”, – подумал я и первым прервал молчание.

– Джин, вы что-нибудь еще хотите мне сообщить? – медленно выговаривая слова, спросил я.

– Давай, Чарли, – попросил Мейер, не сводя с меня глаз. – Уверен, Холман обладает чувством юмора и по достоинству оценит все, что ты ему расскажешь.

Сэгар яростно протер платком потную шею и совиным взглядом посмотрел на своего босса:

– Мистер Мейер, если нужны точные цифры, то я за ними схожу…

Босс слегка шевельнул своим изогнутым пальцем, и Сэгар замолк.

– Не надо. Дай ему общее представление, – вяло произнес он. – Мистер Холман – образованный человек. Ему и этого будет вполне достаточно.

– Да, – нервно кашлянул Чарли. – Конечно, мистер Мейер. Так вот, в первые два месяца после открытия клуб давал прибыль, исчисляемую тридцатью процентами. В следующий месяц этот показатель удалось даже перекрыть. Затем в течение трех последующих месяцев наблюдалось устойчивое снижение прибыли: где-то от двенадцати с половиной процентов до двадцати пяти в прошлом месяце.

– Дело разваливается? – предположил я.

– Я же говорил, Чарли, что мистер Холман чувством юмора не обделен, – монотонным голосом произнес Мейер. – Объясни ему, Чарли.

– Нет, мистер Холман, с бизнесом все прекрасно! – укоризненно заметил Сэгар. – Это с мистером Стентоном не все в порядке. Он занимается подтасовкой финансовых показателей. – Сэгар стер со лба пот и продолжил:

– И так явно. Нет, это надо видеть! Дилетанты в любой сфере деятельности одинаковы, мистер Холман, – никакой изобретательности. Даже в детском возрасте, если мне понадобилось бы стащить доллар у своих родителей, я проявил бы большую осторожность, нежели мистер Стентон в своих манипуляциях со счетами кассы нашего клуба! – сокрушенно покачав головой, сказал он, а я с интересом наблюдал, успеет ли Сэгар вытереть пот, струйками катившийся по его щекам.

– И большую сумму удалось Стентону умыкнуть из кассы? – поинтересовался я.

– Скажи, Чарли, – попросил Мейер своего финансиста.

В последний момент Сэгару все же удалось стереть платком пот, крупными каплями свисавший под его покрытыми жиром скулами.

– Пятьдесят одну тысячу восемьсот тридцать девять долларов, – подсчитывая в уме, медленно произнес он, – и несколько центов.

– Вы уверены? – спросил я, хотя прекрасно знал, что такие, как Чарли Сэгар, в своих расчетах никогда не ошибаются.

– Да что вы! – украдкой зевнув, возразил Мейер. – Однажды, подсчитывая выручку от игральных автоматов, Чарли “потерял” полтора доллара. Так после этого у него случился нервный стресс.

– Таким образом, выходит, что у вас из всех подозреваемых Стентоном самые веские причины желать ему смерти, – не особенно уверенно произнес я.

Сидящий в кресле Мейер, на котором пиджак висел словно на вешалке, до того прямо державший корпус, всем своим иссохшим телом медленно подался вперед.

– Как я уже заметил ранее, есть более законные и безопасные способы разрешения подобных споров, – возразил он и устало закрыл глаза. – Если я захочу, то предъявлю Стентону иск. Зачем прибегать к убийству, когда можно обратиться в суд?

– А вы что, Джин, с помощью своих адвокатов собираетесь подать на него в суд? – не в силах подавить сомнения, спросил я.

– У нас со Стентоном состоялся прямой разговор, – ответил Мейер. – Расскажи ему, Ларри.

– Да, мистер Мейер, – с готовностью откликнулся тот. – Мы с Чарли отправились для серьезного разговора со Стентоном в его бордель. Чарли показал ему бухгалтерские данные. Картер попытался спорить, но факт его мошенничества был налицо. Тогда я выдвинул ему условия мистера Мейера: либо к концу месяца вернуть украденные им пятьдесят тысяч, либо продать ему свою долю акций.

– И что он на это ответил? – спросил я.

– Стентон рассвирепел.

– Мистер Стентон обозвал Ларри последними словами. Ему этого не следовало бы делать, – по-отечески взглянув на парня, заметил Сэгар. – Знаете, мистер Холман, Ларри так легко возбудим. Мы решили не ждать, когда мистер Стентон придет в себя, и покинули его заведение.

– И это все, Джин? – поинтересовался я.

– Все, – слегка кивнув, ответил тот. – Пусть Стентон вернет украденное, после чего Чарли поправит бухгалтерию, или уступит мне свою долю в клубе по цене, которую я назначу. Почему я должен терять свои деньги? А что будет с таким подонком, как Стентон, меня совсем не волнует. Как этот наглец повел себя с моими помощниками, а про себя я уже не говорю!

– Спасибо за то, что вы мне все рассказали, Джин, – поблагодарил я и направился к двери.

Сделав пару шагов к выходу, я услышал резкий, словно треск сухой ветки, голос:

– Подождите! – Мейер вытянул в мою сторону свой орлиный нос. – Мне совсем не хотелось бы, чтобы эта тварь погибла, – холодно произнес он. – Из-за этого может закрыться клуб, что, как вы понимаете, не в моих интересах. Если не я замыслил убийство Стентона, то тогда кто? Как вы думаете, Холман?

– Список подозреваемых постоянно растет, – недовольно проворчал я. – С некоторыми из них я уже переговорил, а скольких еще предстоит опросить – страшно подумать.

– Помню, там в клубе была девушка, – словно разговаривая сам с собой, сказал Мейер. – Та, которая перерезала себе вены. Как ее там, Ларри?

– Ширли Себастьян, мистер Мейер, – поспешно подсказал тот.

– Я слышал о ней, – подтвердил я. – Ее родной брат играет на трубе в вашем клубе.

– Вы уже переговорили с ним? – спросил Мейер.

– Он – следующий, с кем я намерен встретиться.

– Может, Ларри пойдет с вами?

– Нет, не надо, – твердо возразил я.

Маллер поднялся с кресла и холодно посмотрел на меня:

– Если мистер Мейер изъявил желание, то я… Заметив скрюченный палец своего босса, Ларри замолк.

– Мистер Холман – частный детектив и волен поступать, как считает нужным, – мягким голосом произнес Мейер. – Он очень осторожен, о чем и нам иногда не следует забывать. Увольнение той девушки и ее самоубийство уже не секрет. Стентон так из-за этого расстроился, что пришлось его долго успокаивать.

Маллер хмуро посмотрел на своего босса.

– Мистер Мейер, – начал он на пол-октавы выше, видимо испугавшись собственной смелости, – вы считаете необходимым рассказывать этому Холману, что…

Мейер повернул в его сторону голову и одарил парня благосклонным взглядом.

– Подойди ко мне, Ларри, – мягко сказал он, и когда тот подошел, старик добавил:

– А теперь дай-ка мне свою пушку.

С бесстрастным выражением Маллер извлек из-под своего пиджака угрожающего вида “магнум” калибра 357 и протянул боссу. Мейер, приняв его, щелкнул предохранителем и с силой ткнул дулом в лоб Ларри. Тот рухнул перед боссом на колени.

– Запомни, Ларри, – ласково произнес Мейер. – Мои решения обсуждению не подлежат.

– Да, конечно же, мистер Мейер, – едва шевеля языком, ответил трясущийся Ларри.

– Так вот, у той девушки имелась подружка, – с видом, словно ничего не произошло, продолжил старик. – Как ее, Ларри?

– Коупек, – сдавленным голосом произнес парень. – Джинни Коупек.

– Да, Джинни Коупек. Думаю, Холман, вам следует ее опросить – без свидетелей, как это сделали мы.

– Где вы ее нашли? – спросил я.

– Ларри? – Маллер медленно поднялся с пола. Пятно размером с голубиное яйцо на его лбу стало бледнеть. Он с ненавистью посмотрел на меня. То, что босс унизил его, это одно, но я оказался свидетелем, и Ларри было за что меня ненавидеть. От его взгляда у меня неприятно похолодело в желудке. – Ларри? – с явным нетерпением в голосе повторил Мейер.

– Она работает в центре города в театрике под названием “Последняя остановка”, – угрюмо произнес Ларри. – Неужели никто не смог придумать ничего поумнее!

– У Ларри особо тонкое восприятие жизни, – промурлыкал Мейер. – Так побеседуйте с ней в конфиденциальной обстановке, Холман. Назовитесь приятелем Ларри и предупредите ее, что он не возражает, если она будет с вами откровенна.

– Думаю, что мне удастся представить, что у меня такой друг, как Ларри, – заметил я и тут же поймал на себе злобный взгляд парня.

Глава 5

Выходя из кабинета Мейера, я не чувствовал голода, пока не взглянул на часы. Было уже три часа дня. В ближайшей забегаловке я перехватил чашку кофе с сандвичем и в четверть пятого добрался до клуба “Гарем”. Как и обещал Стентон, имя “Холман” оказалось магическим словом, и я мог беспрепятственно пройти в любую комнату клуба. “Гурия бар”, обычно открывавшийся в семь вечера, на этот раз работал, и трое посетителей сидели в дальнем его углу.

Прислонившись к концертному роялю и прильнув губами к трубе, музыкант с закрытыми от удовольствия глазами импровизировал на тему известной мелодии “Не в силах начать”. Пианист только что покинул рояль и, о чем-то оживленно беседуя с бас-гитаристом, медленно направлялся к выходу. Я прошел мимо них и, остановившись у высокого стула рядом со стойкой бара, стал слушать чарующие звуки музыки, издаваемые трубой Пита Себастьяна, одного из лучших джазовых исполнителей современности.

Я легко себе представил, как у Картера Стентона затряслись поджилки от сердитого взгляда этого гиганта под два метра ростом, могучего, словно каменная башня, с крупными, мужественными чертами лица и копной жестких кудрявых волос.

Последняя нота плавно оборвалась, как и полагается при исполнении блюза.

– Прекрасная музыка, – восхищенно заметил я. Пит Себастьян опустил трубу и медленно открыл глаза. По его лицу я понял, что мое замечание на него впечатления не произвело.

– Бар еще не открыт, дружище, – раскатистым густым голосом с бархатным тембром ответил он. – Слушать, как я играю, разрешается только сидящим в баре клиентам за стаканом их паршивого коктейля. Мне, всю ночь напролет обливающемуся потом, платят именно за это!

– Мне нравится, как вы играете, Пит, но я сейчас здесь не для того, чтобы слушать вашу музыку. Я пришел для разговора.

– Для этого, по крайней мере, должно быть двое, дружище, – равнодушно произнес он. – Что касается меня, то я пойду приму душ и хоть немного отдохну. А вы можете побродить по бару и поговорить сами с собой. Ничего не имею против.

– Кто-то грозится убить Картера Стентона, – спокойно заявил я, словно не слышал его слов. – Стентон полагает, что потенциальным убийцей можете оказаться и вы, поскольку считаете его виновным в гибели вашей сестры.

Пит снова приложил трубу к губам и издал громкий протяжный звук.

– Полицейский сыщик? – спросил он и провел языком по губам. – С кокардой и всеми остальными атрибутами?

– Нет, частный детектив, которого, опасаясь за свою жизнь, нанял Стентон. Меня зовут Холман – Рик Холман.

– А мое имя вам известно, – небрежно бросил трубач.

Он не протянул мне руку, и я понял, что общаться с ним будет нелегко. Я молча наблюдал, как он вынул из трубы мундштук, тряхнул им и осторожно, словно мать, укладывавшая своего младенца в колыбель, положил инструмент в футляр. Затем музыкант закурил сигарету и, чтобы удостовериться, не ушел ли я, краем глаза посмотрел в мою сторону.

– Может, вы действительно намерены убить Стентона, а может, и нет, – безразличным тоном заметил я, – но в любом случае мы должны переговорить.

– О'кей, – согласился он и слегка вздохнул. – Но только не здесь, дружище. Я никогда не провожу свое свободное время в этом гадючнике.

Мы зашли в бар, расположенный неподалеку от клуба, и отыскали тихий уютный столик. Когда нам подали напитки, Себастьян вытащил из кармана пачку сигарет, повертел ее в руке, затем убрал обратно в карман и достал серебряный портсигар. Открыв его, он воровато пошарил в нем пальцами, извлек толстую сигарету и быстрым движением вставил ее в уголок рта. Сигаретный табак был черного цвета, и когда Себастьян закурил, я почувствовал очень резкий запах. Он сделал три глубоких затяжки и немного расслабился.

– Вы так всегда свободно курите марихуану? – небрежно спросил я. Пит нахмурился:

– Не будьте занудой, дружище. Вы разговариваете со мной как настоящий сыщик!

– Если один из них войдет в бар, то сразу же почует, что здесь балуются “травкой”, – укоризненно произнес я.

– Да-а, – выдавил трубач. – Вы правы. Он еще три раза быстро затянулся и поспешно вдавил бычок в стоявшую на столике пепельницу.

– По словам Стентона, вскоре после открытия клуба он обнаружил, что ваша сестра наркоманка, – начал я. – Поэтому он ее и уволил. Спустя месяц она забралась в ванну и перерезала себе вены. Стентон удивлен, почему в ее смерти вы вините его. Это так, Пит?

Себастьян чуть опустил руку, в которой держал мартини, и злобно посмотрел на меня.

– Вы работаете на него, дружище? Если Стентон это утверждает, – он пожал огромными плечами, – значит, так оно и есть.

– Не надо умничать, – холодно возразил я. – Я должен предотвратить убийство. За это мне платят. Что вовсе не значит, что Стентон мне нравится или что я верю всему, что он мне рассказывает. Единственно, чего я хочу, это узнать правду и выйти на того, кто в конце месяца собирается проводить Стентона в последний путь.

– Если похороны состоятся, то это будет незабываемое зрелище! – ухмыльнулся Пит. – Дружище, по такому случаю на его поминках я сыграю бесплатно. От кладбища до его дома мы пройдемся в диксиленде! Боже! С каким удовольствием я поучаствовал бы в его похоронах! – Его глаза радостно засияли.

– Ну а вы не хотите поговорить всерьез? – начиная раздражаться, спросил я. Он задумался.

– Хочу, – ответил он, и в его голосе появилась теплота. – Я обязан это сделать ради Ширли. – Пит вдруг презрительно сморщился и, проведя тыльной стороной ладони по губам, добавил:

– Ее уволили только из-за того, что она отказалась переспать с боссом!

– Вы утверждаете, что наркоманкой Ширли не была?

– За всю свою жизнь сестра, возможно, и выкурила пару сигарет, но то, что она кололась, как это утверждает Стентон, – чушь собачья! Хотите знать почему?

– Скажите.

Себастьян взял мою пачку сигарет, лежавшую на столике, достал одну, чиркнул зажигалкой и глубоко затянулся.

– У Ширли было больное сердце, – нахмурился он. – Когда она еще училась, по этой причине ее даже не приняли в школьную команду по софтболу! Если бы она, как говорит Стентон, сидела на игле, то ее сердце долго бы не выдержало.

– А полиция знает, что у нее было больное сердце?

– Я пытался втолковать это полицейскому сыщику, дружище, да что толку! – воскликнул Себастьян и, откинув назад голову, саркастически засмеялся. – Сыщик беднягу Пита даже не стал слушать, потому что у того подмоченная репутация. Да и кто бы поверил, что такой, как я, говорит правду?

– А как же ее доктор, родители, наконец? – спросил я. – Уж если полиция не поверила вам, то им-то она не могла не поверить.

– Последний раз Ширли обращалась к врачу в год окончания школы, – спокойно сказал он. – Тогда ей исполнилось четырнадцать. Из-за своего больного сердца сестра лишилась многих детских радостей. В результате у нее развилось нечто вроде комплекса. Она считала, что если не будет обращать внимание на свое здоровье, болезнь сама собой пройдет. Сколько раз я посылал ее к доктору, но она закатывала такие истерики, что я боялся, как бы у нее не начался очередной сердечный приступ. – Пит, погруженный в тяжелые воспоминания о сестре, поводил пальцем по столу. – Насколько мне известно, она перенесла три тяжелых приступа, и последний из них случился год назад. Ширли никому об этом не сказала, даже мне. Не знаю другого человека, который бы так хотел жить, как она. Сестра не могла покончить с собой! Я не верю, что сестра сама наложила на себя руки, как не верю и в то, что могу выбросить свою трубу, а Стентон перестанет волочиться за юбками!

– Вы сказали, что у вас подмоченная репутация. Что с вами произошло и когда это случилось? – продолжал допытываться я.

– Пять лет назад, – ответил он и, допив мартини, подал знак официанту. – Тогда все складывалось иначе. В то время я играл в группе с еще пятью музыкантами. Приходилось подряжаться на одноразовые выступления в третьеразрядных клубах Арканзаса. Это все, на что мы могли рассчитывать. Хорошо помню ту ночь. К тому времени наша группа уже давно сидела на мели. – Он вдруг ухмыльнулся, вспоминая детали произошедшего. – Так вот, мы решили показать этим кукурузникам, на что способны. Обычно во время выступления группы я выходил вперед и исполнял долгое соло на трубе. О Боже! – произнес он и сдавленно рассмеялся. – Стоило ли так изгаляться, чтобы заработать какие-то крохи! Когда мы работали последний номер, я, как всегда, исполняя заключительную часть своего соло, опускался на колени. Это производило на слушателей сильное впечатление.

В тот вечер я, как обычно, припал на колени и закрыл глаза – когда полностью отдаешься музыке, сыграть с открытыми глазами что-то стоящее я не могу. Поэтому я и не заметил, как один изрядно перебравший посетитель клуба поднялся со своего места и направился ко мне с чашкой горячего кофе. Этот ублюдок, видимо, чувствовал себя душой компании, собравшейся в зале, и решил перед всеми покуражиться. Подойдя ко мне, он опрокинул чашку с еще дымящимся кофе в растр моей трубы. Понимал ли он в тот момент, что может обжечь мне губы, я не знаю. Тем не менее я применил против него грозное оружие и отправил того пьяного, надо сказать, далеко не хилого телосложения на пару недель в больницу, а сам получил восемь месяцев исправительных работ. Однако самое страшное заключалось в том, что тот малый мог сжечь мне губы!

– Применили грозное оружие, – повторил я. – Что именно?

– Трубу. Что же еще в тот момент могло оказаться у меня под рукой? – усмехнулся Пит. – Я врезал ему так, что труба зазвенела. О, надо было слышать, как она запела!

– И сильно вы его ранили?

– Не очень. Где вы видели ублюдков с непрочными головами? – презрительно произнес он.

– А все-таки?

– В двух местах перелом черепа, – ухмыльнулся Пит. – Думаю, через пару месяцев он поправился. Во всяком случае, выйдя из заключения, справок о его здоровье не наводил. Это было бы неразумно с моей стороны.

Я закурил и с любопытством посмотрел на него, удивляясь тому чуду, что такой гигант с хорошо накачанными мышцами не всадил голову бедняги по самые плечи.

– Теперь, Пит, разложим все по порядку. Вы считаете, что Стентон лжет, когда утверждает, будто ваша сестра кололась. Она не употребляла наркотики, в противном случае ее сердце не выдержало бы. Но вы не знаете никого, кто бы подтвердил, что Ширли действительно страдала болезнью сердца.

– Да, это так, дружище, – с угрюмым видом кивнул он. – Отца я не видел с пяти лет. Он бросил семью и как в воду канул. Наша мать умерла через три месяца после того, как Ширли окончила школу, то есть десять лет назад.

– Ширли очень хотела жить, и поэтому вы считаете, что пойти на самоубийство она не могла?

Себастьян уставился на меня холодным взглядом:

– Ну и умница же вы, Холман! Я уже десять минут твержу вам об этом!

– Тогда что, по-вашему, произошло с сестрой? Он прикусил нижнюю губу, легонько поводил по ней зубами и медленно покачал головой:

– Не знаю. Теряюсь в догадках. С того самого вечера, когда это случилось. Насчет наркотиков Стентон врет – он хочет всем внушить, что именно из-за этого уволил Ширли и не его вина в том, что она спустя месяц покончила с собой. Он боится предстать этаким Джеком Потрошителем. Но пусть ему поверит кто угодно, только не я, дружище. За трагедией Ширли что-то скрывается, и первый, кто замешан в этом темном деле, – Стентон!

– Если вы его так ненавидите, то почему работаете у него?

Губы Себастьяна скривились в отвратительной усмешке.

– Этот жирный червяк испугался, что в один прекрасный день я приду и вышибу из него мозги, – презрительно бросил он. – Поэтому, чтобы спокойно спать по ночам, Стентон придумал, как умилостивить меня: пригласил на три недели поработать в его клубе. И надо сказать, за очень хорошие деньги! Наверно, рассчитывал, что мы станем с ним закадычными друзьями. Я предупредил своего агента, что менее чем за полторы тысячи долларов в неделю мы не согласны. А это – огромная сумма! Так Стентон принял наши условия и даже не пикнул! – Себастьян слегка откинулся назад, и его глаза радостно заблестели. – Во время первого выступления, как только мы закончили исполнять мелодию, он, широко улыбаясь, подошел ко мне и выразил свое восхищение. Этот притвора заявил, что безмерно счастлив иметь в своем клубе такого музыканта, как я. В свою очередь я тоже расшаркался и сказал, что рад возможности чаше общаться с ним. Слова мои звучали достаточно вежливо, а пока я их произносил, мы не мигая смотрели друг другу в глаза. После этого я в клубе его уже не видел!

– Это все, или вам есть еще что рассказать мне?

– Есть. Правда, моя информация может показаться и не очень важной, – медленно произнес он. – У Ширли есть подруга, и подруга близкая, молоденькая девушка по имени Джинни Коупек. На следующий день после смерти сестры я кинулся разыскивать ее в надежде хоть что-то у нее выведать – Ширли могла с ней встречаться накануне гибели. Потратив уйму времени, я так и не нашел ее – Джинни словно растворилась. Только через три дня я увиделся с ней, попытался ее расспросить о сестре, но очень скоро понял, что зря трачу энергию, поскольку та упорно твердила, что она с Ширли давно не встречалась и ничего о ней не знает. Чувствовалось, что девчонка чего-то боится. Возможно, она и в курсе, но некто, опередивший меня, пригрозил ей и заставил ее молчать. Как вы думаете?

– Не знаю, – безразличным тоном ответил я. – Вами, дружище, движет непоколебимая уверенность в сестре. Ничего явного против Стентона у вас нет – только плоды вашего воспаленного воображения.

– Нет уж, увольте! – взревел он., – А его ложь, когда он утверждал, что застал Ширли со шприцем? Я же говорил вам, что ее сердце не выдержало бы и одной дозы наркотика!

– Да, вы рассказали мне, что у вашей сестры болело сердце, – холодно заметил я. – Но нет врача, который бы это подтвердил. Кстати, а с чего вы взяли, что ее больное сердце не выдержало бы наркотика? Это что, мнение квалифицированного специалиста или ваше собственное, Пит? А вдруг она и в самом деле была наркоманкой? Полагаете, она стала бы делиться с любимым старшим братом таким потаенным секретом, как пристрастие к наркотику?

Произнося эти слова, я видел, как темнело его лицо, а глаза наливались злобой.

– Слушаю вас, дружище, – произнес он низким голосом, – а перед глазами у меня стоит эта жирная мразь, от одного вида которого меня тянет блевать!

Пит Себастьян с опущенной головой выскочил из кабинки бара и, ссутулив свои могучие плечи, бросился к выходу. Мрачноватого вида тип, далеко не хилого телосложения, оказался на его пути, но посторониться не поспешил. Трубач на ходу задел его плечом, и тот завалился на пол. Готов биться об заклад, что выбежавший на улицу Пит этого даже не заметил.