Текст книги "Золотая нить. Как ткань изменила историю"

Дары врагам

«Хунну живут в пустыне и растут на земле, которая не производит еды. [Они] покинуты Небом за то, что ни на что не годятся».

Дискуссия о соли и железе, 81 г. до н. э.

Те, кто жил в Северном Китае в первые столетия до и после начала нашей эры, пожалуй, немногого боялись так, как хунну. Представители этого племени, жившего в монгольских степях, признавались жестокими, умелыми и крепкими воинами. Их кочевой образ жизни был проклятием для китайцев хань. Исторический трактат «Ши-цзи» («Записки историка», Shih-chi), написанный между 110 и 90 г. до н. э., называет их «горными варварами» и говорит, что они не лучше дикарей.

«[Они] не имеют городов со стенами или постоянных жилищ, не занимаются они и земледелием… У них нет письменности, и даже обещания или соглашения только устные. Мальчики начинают учиться ездить верхом на овцах, стреляют в птиц и крыс стрелами из лука, и, становясь старше, они стреляют лис… В результате все молодые люди умеют стрелять из лука и во время войны действуют как вооруженная кавалерия»[116]116
  Quoted in Ssu-Ma Ch» ien, p. 155.


[Закрыть].

Жестокость хунну в бою делала их ужасными соседями для ханьцев, и оба народа сражались на протяжении веков, играя в перетягивание каната на одной и той же территории. В этот период хунну совершали набег за набегом на своих южных соседей, воруя продовольствие, уводили ханьцев в рабство и снова растворялись в степях до того, как ханьцы могли собрать войско и контратаковать. Но китайцы хань, уступая хунну в военной силе, были полны решимости компенсировать это хитростью. Их план покорения неуправляемых хунну требовал времени и тайного оружия, которое в конце концов принесло им победу. Этим оружием был шелк.

Стратегия ханьцев была, по сути, дипломатической. Для начала нужно было договориться с хунну. На практике это соглашение, теперь известное под названием «уплата дани», основывалось на четырех принципах. Во-первых, китайская принцесса выйдет замуж за шаньюя (так называли главу хунну). Во-вторых, Великая Китайская стена обозначит границу между двумя сторонами. Переход через стену без разрешения будет считаться нарушением соглашения. В-третьих, обе стороны будут равными, «братскими» государствами и ни один не будет подчиняться другому. (Впоследствии хунну придется подчиниться и стать государством, платящим дань, а не равным, но это не аннулировало трех остальных частей соглашения.) В четвертой части соглашения в игру вступал шелк. Между двумя народами поощрялась торговля. Неподалеку от стены были обустроены рынки, ломившиеся от разнообразия товаров, которые хунну так хотелось украсть. Более того, узы дружбы между правителями хунну и китайцами хань предстояло обновлять каждый год с помощью обмена дарами. Номинально это был обмен дарами между «братскими» правителями. На практике это было всего лишь вымогательство в обмен на обещание защиты[117]117
  Yu, pp. 41–42.


[Закрыть].

Первое соглашение такого рода было достигнуто в 198 г. до н. э., но оно все время нарушалось и заключалось вновь. В 135 г. н. э., к примеру, степные всадники задержали караван, в котором было более тысячи повозок, запряженных волами. И, что было еще более возмутительным, эти повозки с товарами направлялись на один из больших приграничных рынков, устроенных специально с целью отучить хунну от мародерства и склонить их к легальной и прибыльной торговле с китайцами. Ранее, в 177 г. до н. э., хунну захватили территории союзников-ханьцев. Мирные отношения возобновились три года спустя, когда к императору У-Ди прибыл посланник хунну. С одной стороны, он принес извинения, а с другой – похвалялся силой хунну и их недавними военными победами. Император намек понял. Он послал десять рулонов вышитых тканей, тридцать рулонов парчи и по сорок рулонов красного и светло-зеленого шелка, а также несколько из собственных платьев. «Твой посланник сказал нам, что ты лично вел войска, – ответил У-Ди, – и победил, претерпев великие трудности на поле битвы. Поэтому мы посылаем тебе из нашего гардероба вышитое платье, подбитое узорчатым дамаском, вышитый плащ и нижнее платье на подкладке, а также плащ из парчи»[118]118
  McLaughlin, p. 85; Ssu-Ma Ch» ien, op. cit., p. 169.


[Закрыть].

Время шло, и дары, которых требовал двор хунну, становились все значительнее. Если в 51 г. до н. э. они получили 6000 катти шелковой нити (катти – мера веса, приблизительно равная 605 г) и 8000 кусков шелковой ткани, то в 33 г. н. э. уже 16 000 и 18 000 соответственно. Шелка были важным символом статуса для вождей племени. Как и в Китае, эту ткань часто клали в захоронения элиты. Большое количество шелковой ткани было найдено при раскопках в Северной Монголии. К примеру, более двухсот могильников стоянки Ноин-Ула, принадлежавших элите племени хунну, были полны китайских товаров, включая драгоценный дамаск, полученный, судя по всему, как часть дани[119]119
  Yu, pp. 47–48.


[Закрыть].

Если учесть все возрастающую дань и регулярность нарушения соглашений, то возникает вопрос, почему китайцы не отступали. Частично это было продиктовано целесообразностью: хунну определенно ценили дары и специальные рынки, открытые для них. Рынки были частью их дипломатических требований, когда народы латали свои отношения после рейда в 135 г. н. э. Похоже, ханьцы надеялись, что эти соглашения уменьшат, если не прекратят агрессию. Был и более хитрый замысел. Ханьцы верили, что торговля финансово ослабит их врагов. Они производили больше желанных предметов роскоши, чем хунну, так что, судя по всему, весы торговли всегда клонились в их пользу. Хунну же торговали вьючными животными: верблюдами, ослами и лошадьми. Так как они были жизненно важными для военных успехов хунну, значит, чем больше этих животных переходило в руки китайцев, тем лучше. Один ханьский чиновник так сказал об этом в 81 г. до н. э.:

«Кусок китайского гладкого шелка можно было обменять у хунну на несколько кусков золота и тем самым уменьшить средства нашего врага. Мулы, ослы и верблюды шли через границу непрерывной вереницей; гарцующие лошади, в яблоках и гнедые, переходили в наше владение»[120]120
  McLaughlin, p. 85; quoted in David Christian, p. 18.


[Закрыть].

Но у ханьцев, вынужденных выплачивать дань, был еще более долгосрочный и более коварный мотив. Они считали, что, давая хунну тонкие ткани, продовольствие, наряды и украшения их собственной цивилизации, они ослабят их с военной точки зрения. Ханьцы полагали, что хунну станут зависеть от Китая и китайских предметов роскоши в экономическом и культурном отношении. Таким образом, ханьцы добьются дипломатией и терпением того, чего они не добились бы войной. Поэт Цзы И (201–169 гг. до н. э.) еще раньше озвучил эту схему, живописно назвав ее стратегией «пяти наживок». Восхитительная еда, развлечения (музыка и женщины), здания, зернохранилища и роскошная одежда, утверждал он, подействуют на хунну так же, как стрижка подействовала на Самсона.

Хунну, в свою очередь, понимали, какую опасность представляют дары, которые им присылали. Ханьский чиновник, переметнувшийся в лагерь противника, откровенно сказал им, что их дурачат:

«Сила хунну в том, что их еда и одежда отличаются от китайских… С этого момента, как только получите ханьские шелка, наденьте их и попробуйте поскакать верхом через кусты и заросли! Ваше платье и штаны будут немедленно разорваны в клочья, и все увидят, что шелка не сравнятся по исключительности и удобству с фетром и кожей»[121]121
  Yu, p. 37; quoted in Ssu-Ma Ch» ien, p. 170.


[Закрыть].

* * *

Шелк связал воедино опечаленную жену Су Хуэй, тщеславного императора Хуэйцзуна и правителей, противостоявших агрессии хунну. Каждый из них использовал шелк как средство соблазнения. Он позволил Су Хуэй, женщине в женоненавистническую эпоху, заявить о себе. По мысли Конфуция, производство шелка было исключительно женским занятием. Для женщин это был не только единственный способ внести материальный вклад в общество. Рукоделие и текстиль были единственной ареной, на которой они могли блеснуть. В XIX в. Дин Пэй, автор «Трактата о вышивании», говорила своим читательницам, что «игла – это ваша кисть для письма», и писала о вышивании как о достойной форме искусства. Следует, указывала она, «пропитаться эмоциями… [чтобы] многоэтажная башня могла появиться на дюйме ткани и не показаться маленькой». Су Хуэй использовала и свой дар, и свое умелое владение иглой, чтобы создать текст на шелке, который, в зависимости от того, во что вы верите, вернул ей любовь мужа благодаря силе ее блестящего ума или покорил его смирением[122]122
  C. Juanjuan and H. Nengfu, «Textile Art of the Qing Dynasty», in Kuhn and Feng, pp. 468, 489.


[Закрыть].

Император Хуэйцзун использовал различные шелковые полотна, чтобы говорить о любви. Он воспользовался своим талантом, чтобы написать сцену, показавшую, как другие его желают. Более того, женщины – судя по всему, наложницы императора – принадлежали к числу самых могущественных и влиятельных женщин в его время. Их роскошная одежда добавляет им величественности и опосредованно усиливает его мужественность. В каком-то смысле император Хуэйцзун использовал общепризнанную культурную ценность шелка и его язык, чтобы мифологизировать себя как желанного, властного мужчину, каким бы ни было мнение его современников.

Соблазнение хунну было более коварным. Ханьцы были уверены в силе своих тканей, призванных охладить боевой пыл кочевников. В конце концов, шелк ценился кочевниками из-за его текстуры и легкости, так как его было легче возить на лошади. Хунну, особенно элита, начали использовать его для одежды и постельных принадлежностей, включили в погребальные ритуалы. Как и в Китае, владение драгоценными шелками стало талисманом престижа. Это был важный элемент, с помощью которого глава хуннов шаньюй укреплял свою позицию, тогда как в самом Китае законы регулировали расходы населения в интересах государства, отделяли один класс от другого, используя разницу цвета и качества шелковой ткани. Шелк олицетворял власть.

4. Города, которые построил шелк. Великий Шелковый путь

Библиотека в пещере

 
«Край небес, опустившийся наземь, нам кажется близким,
Мне близка твоя даль, и пойму я тебя, как себя, —
И поэтому стоит ли нам на дорожном распутье,
Словно детям и женщинам, вместе платки увлажнять?»
 

Ван Бо (650–676 гг.), «Помощник начальника уезда Ду назначен в Шучуань» (Перевод В. Рогова, Москва: Художественная литература, 1977.)

Сэр Аурель Стейн оставался загадкой для своих друзей, хотя они всегда ценили экзотические подарки, которые он присылал домой. Родившийся в еврейской семье в Будапеште 26 ноября 1862 г., к двадцати одному году он говорил на немецком, венгерском, греческом, французском, английском и персидском языках, а также на латыни и санскрите. Он был маленького роста, всего пять футов четыре дюйма, но имел крепкое, выносливое тело. Ему было уже за шестьдесят, когда он прогуливался по холмам в Северо-Западной Индии. Молодой местный проводник совершил ошибку, недооценив физическое состояние своего подопечного. «Стейн-сахиб – что-то вроде сверхъестественного существа, – пожаловался он своему начальнику. – Он загонял меня по горам. Я за ним не успевал. Прошу вас, сэр, не посылайте меня с ним снова». (Вполне вероятно, что проводник напрашивался на более крупное вознаграждение.) За много десятилетий до этого таланты и энергия Стейна были сосредоточены в другой области: он откапывал сокровища, которые столетиями скрывали время и кочующие пески пустыни Гоби[123]123
  Walker, pp. 93–4; Mirsky, pp. 5–6, 15.


[Закрыть].

Регион, и теперь не слишком посещаемый туристами, в первые десятилетия XX в. был вообще запретным. Стейн, возвращавшийся туда снова и снова, путешествовал «эконом-классом». По ночам, когда температура резко падала, он спал под грудой шкур, натягивая свое меховое пальто на голову и дыша через рукав, чтобы защитить лицо от обморожения. Днем копыта его пони вязли в песке, как и лапы пса Дэша, одетого в сшитую на заказ в Кашмире шубу, которая спасала его от мороза, – в этой местности лучше путешествовать на верблюде. В конце концов пес согласился, чтобы его перевозили на верблюде, в корзине с отверстием в крышке.

18 декабря 1900 г. Стейн набрел на то, что осталось от оазиса Дандан-Ойлик, покинутого в конце VIII в. Он увидел только выбеленные солнцем верхушки нескольких высохших плодовых деревьев там, где когда-то был фруктовый сад. Семь лет спустя он обнаружил еще больше замечательных свидетельств существования торгового пути, пролегавшего некогда через пустыню. Но на этот раз триумф настоящего открытия принадлежал другому человеку[124]124
  Walker, pp. 94, 99–100.


[Закрыть].

Пока Стейн бороздил пустынные районы в поисках археологических сокровищ, Ван Юаньлу, даосский монах, был одиноким хранителем нескольких святилищ. Известные как гроты Могао, или храмы Тысячи Будд, они расположены недалеко от Дуньхуана, оазиса на северо-западе Китая на краю пустыни Гоби. Первые гроты были выдолблены в скале в IV веке. К VII веку их было более тысячи, красиво украшенных и во времена своего расцвета привлекавших тысячи богатых и влиятельных верующих[125]125
  Hastie.


[Закрыть].

В следующем веке, когда Шелковым путем перестали пользоваться, а о святилищах забыли, только Ван Юаньлу сторожил их. Однажды – в тот самый год, когда Стейн отправился из Кашгара и Яркенда в путешествие, которое привело его впоследствии в Дандан-Ойлик, – Ван Юаньлу сидел и курил в одном из больших гротов. Он заметил странность: дымок от его самокрутки не поднимался вверх и не тянулся к выходу, как следовало бы ожидать, а вместо этого упорно стремился к задней стене и исчезал в настенной росписи, украшавшей ее. Удивленный Ван Юаньлу внимательно исследовал стену и понял: то, что он принимал за камень, было на самом деле фальшивой стеной. Он аккуратно проделал в ней отверстие и заглянул внутрь. За стеной XI в. оказалась комната, полная давно забытых и покрытых пылью манускриптов и свитков, сложенных в такие высокие стопки, что их верхушки терялись во мраке. Когда он рассказал об этом местным властям, надеясь получить деньги на сохранение обнаруженных сокровищ, ему было отказано со словами: «Запечатай комнату снова»[126]126
  Mikanowski; Hastie.


[Закрыть].

Несмотря на внешнее безразличие, чиновники оказались достаточно любопытными, чтобы начать сплетничать. Факт существования тайной пещеры просачивался словно вода из плохо глазурованного глиняного горшка. Когда Аурель Стейн организовал экскурсию в этот регион в 1907 г., он направился именно в Дуньхуан. «Признаю, – написал он позднее, – что мое сердце трепетало от надежды другой, более материальной природы». Двумя месяцами ранее «смутные слухи о крупном тайном хранилище древних манускриптов» достигли его ушей, и ему не терпелось проверить их достоверность. Он не был разочарован. Стейн переубедил Ван Юаньлу, и тот впустил его в хранилище через отверстие, которое сделал. «В тусклом свете масляной лампы монаха появились связки манускриптов, беспорядочно сложенные друг на друга, поднимавшиеся на высоту до десяти футов от пола и занимавшие, как показали последующие замеры, почти пятьсот кубических футов»[127]127
  Stein, «Explorations in Central Asia».


[Закрыть].

То, что хранилось в этой комнате, стало величайшим археологическим открытием века. Библиотека, как ее уважительно назвали впоследствии, содержала документы на семнадцати языках и с двадцатью двумя шрифтами, многие из которых давно исчезли. В коллекцию входила и «Бриллиантовая сутра», копия одной из проповедей Будды и самая древняя из известных печатная книга. Там же было бесчисленное количество произведений искусства и шелковых тканей. Открыв одну упаковку, Стейн нашел ее «полной изящной живописи на шелке и хлопке, всевозможные переданные по обету виды шелка и парчи». Он купил около десяти тысяч документов и произведений искусства для Британского музея за смехотворную сумму в 130 фунтов. Ученые всего мира – особенно после того, как коллекция была оцифрована и виртуально объединена в 2013 г., – имеют благодаря этой удивительной находке возможность заглянуть в ту жизнь, которую много веков назад вели люди, жившие вдоль Шелкового пути и торговавшие с его помощью[128]128
  Mikanowski.


[Закрыть].

Торговля и страдания

«Все они, скажу вам по правде, чтут закон Мухаммеда. В городах есть купцы и ремесленники, они торгуют, ремеслами занимаются, изготовляют золотые ткани и всех родов шелковые. Родится тут и хлопок».

Марко Поло, «Книга о разнообразии мира», глава XXXIII, ок. 1298 г. (Перевод И. П. Минаева, 1840–1890)

Одной из самых «говорящих» находок Стейна была деревянная доска, предназначенная в подарок Будде. На ней были нарисованы сцены из популярной легенды о том, как тщательно хранимые секреты производства шелка утекли из Китая, нарушив монополию длиной почти в 5000 лет[129]129
  Valerie Hansen, The Silk Road, p. 213.


[Закрыть].

У этой легенды множество вариантов, но ее главная героиня – принцесса из Лоулани. Когда она превратилась из девочки в девушку, родители пообещали ее в жены правителю соседнего царства Хотан. Так как шелководство процветало в доме принцессы, она провела детство и юность в шелковых одеяниях. Но в землях ее суженого не было никакого шелка. Придя в отчаяние от будущего без шелка, принцесса стащила несколько мягких белых коконов со специальных подносов во дворце и спрятала их в своих тщательно уложенных волосах, чтобы перевезти в свой новый дом.

Эта сказка поддерживает давно сложившийся взгляд на Шелковый путь: товары текли – иногда незаконно – обычно на запад из той местности, которая сейчас является Китаем (объединение земель произошло только в III в. до н. э.). Истина намного сложнее. Термин «Шелковый путь» появился в Германии в XIX в. благодаря географу барону Фердинанду фон Рихтгофену[130]130
  The phrase in its original form is: «Die Seidenstrassen».


[Закрыть]. Шелковый путь включал множество маршрутов, постоянно менявшуюся паутину хорошо укатанных грунтовых дорог, расходившихся по Центральной Азии как корни растения.

Главная артерия с Востока на Запад, начинаясь от Шэньяна, шла через Ганьсу, пересекала бассейн реки Тарим и Памирские горы, далее через Туркестан – обычно через Самарканд, а затем через современные Иран, Ирак, Сирию выходила на берега Средиземного моря. Тем не менее было бы неверным думать, что большинство товаров уходило из одного пункта и приходило в пункт назначения. Во II в. до н. э. при императоре У-Ди Китай начал открываться более полно для торговли с центральноазиатскими и западноазиатскими странами, хотя торговля с ними существовала и до этого. Давняя и процветающая традиция торговли связывала Китай и Индию. Доказательства этого появляются в индийском трактате «Артхашастра», собрании наставлений по вопросам управления государством, написанном в IV в. до н. э. (до объединения Китая). В те времена, как и позднее, шелк был лишь крошечной составляющей предметов торговли, но эта составляющая была очень важной. В трактате содержится слово cinapatta, означающее «рулон китайского шелка». Множество торговых сделок с использованием Шелкового пути были местными. Большинство из тех, кто жил вдоль Шелкового пути, были кочевниками или занимались сельским хозяйством. Они не зависели от торговли и лишь изредка обменивали меха, фрукты или лошадей на инструменты, а также другие предметы и субстанции, произведенные или собранные в других местах[131]131
  David Christian, p. 2; Yu, pp. 151–152; Valerie Hansen, The Silk Road, p. 4.


[Закрыть].

Но дороги использовались и более предприимчивыми торговцами. Торговые караваны бороздили регион по множеству троп, перевозя различные товары. И, возможно, хотя они не подозревали об этом, они распространяли идеи, художественные стили, религии и даже болезни[132]132
  Этот аргумент красноречиво приводит Питер Франкопан в своей книге The Silk Roads. Идея заключается в том, что центральная часть Шелкового пути была так же, если не более важна, как и его конечные отрезки.


[Закрыть]. По тем же каналам путешествовали письма и новости: первым событием мировой истории, записанным и в западных, и в китайских источниках, было падение греко-бактрийского царства в 130 г. до н. э. Шелковый путь не был постоянным во времени: маршруты появлялись и исчезали, прерывались и меняли направление в зависимости от спроса или беспорядков в регионе. Это выглядело примерно так. Дороги пошли на восток в Китай примерно во II в. до н. э. Они достигли максимального значения около 100 г. до н. э. и вплоть до 1 г. н. э., процветали во II и III вв., в эпоху империи Тан и раннего ислама – в VII и VIII вв. – и на протяжении XIII и XIV вв., когда монгольская империя управляла районами в Евразии, позволяя торговле расцветать[133]133
  David Christian, pp. 5–6; Li Wenying, «Sink Artistry of the Qin, Han, Wei and Jin Dynasties», in Kuhn and Feng, p. 119.


[Закрыть].

Путешествие по Шелковому пути было нелегким делом даже в XX в. Он пересекал тяжелые участки, включая пустыню Гоби, известную своими экстремальными перепадами температур, а также бурями, поднимавшими тучи удушающего песка. Бактрийские верблюды были идеально приспособлены к этим суровым условиям, поэтому высоко ценились торговцами. Намного более выносливые и лучше приспособленные к ландшафту пустыни, чем другие вьючные животные, они чувствовали приближение песчаной бури, которая представляла смертельную опасность, если захватывала путешественников врасплох. Прежде чем кто-то из людей мог распознать ее приближение, бактрийские верблюды, если верить одному писателю, «мгновенно начинали все сразу сердиться». Путешественники, поняв намек, «прикрывали носы и рты фетром»[134]134
  Поклонником бактрийских верблюдов был автор History of the Northern Dynasties, цитировано в Peter Frankopan, p. 11; Valerie Hansen, The Silk Road, pp. 3, 50.


[Закрыть].

Но даже караваны опытных торговцев попадали в переделки. Придворные документы, датируемые 670 г. н. э., рассказывают об иранце, жившем в Китае и попросившем помощи двора, чтобы вернуть 273 рулона шелка, которые задолжали его брату[135]135
  Документы были найдены во фрагментах из могилы другого человека. Бумага ценилась высоко, ее редко уничтожали. Но в этом случае из придворных документов сделали похоронную одежду. Исследователи смогли сложить их и разобраться с этим случаем, когда могила была вскрыта и с тела сняли одежду.


[Закрыть]. Этот брат дал шелк взаймы своему китайскому партнеру и отправился в пустыню в деловую поездку с двумя верблюдами, четырьмя головами рогатого скота и ослом. О караване больше никто не слышал. Большое количество товаров и людей привлекало грабителей. В докладе из одного города, расположенного на Шелковом пути, было сказано, что «семь нитей груш, одно зеркало, ластуга [вид одежды] из многоцветного шелка и серьги» были украдены. Вор был позже пойман и признался, но ему явно хватило времени, чтобы и продать добычу, и потратить деньги, поэтому он не мог заплатить ограбленному.

Подобные опасности обычно компенсировались сторицей тем, кто был готов рисковать. Армяне, успешные путешественники на большие расстояния, покупали восемнадцатифунтовый рулон шелка за двадцать крон и продавали его за тридцать. Одна лошадь могла нести около тридцати тюков, тогда как верблюд – пятьдесят пять, что означало хорошую прибыль с каждого груза. Согдийцы, ираноязычный народ, представители центральноазиатской цивилизации, процветавшей там, где находится современный Самарканд, тоже были опытными путешественниками на большие расстояния. В разрушенной дозорной башне неподалеку от святилищ Тысячи Будд Аурель Стейн нашел связку писем, судя по всему написанных в начале IV в. согдийцем, жившим в Китае. Некоторые письма полны панических описаний голода, беспорядков и разрушения хуннами важных городов Шелкового пути. В письмах также рассказывается о торговле, которой занималась в регионе согдийская диаспора, и о системах кредитов, которые они установили и на которую можно было опереться при ведении бизнеса[136]136
  Feltwell, p. 13; «Sogdian Ancient Letters», trans. by Nicholas SimsWilliams<https://depts.washington.edu/silkroad/texts/sogdlet.html> [accessed 10 August 2017]. Frankopan, p. 57.


[Закрыть].

Викинги и руссы, давшие свое имя России и Беларуси, также были неутомимыми торговцами, привозившими издалека воск, амбру, мед и увозившими шелк из городов, расположенных вдоль Шелкового пути. Вместо дорог по суше они использовали реки – Одер, Неву, Волгу и Днепр, – плавая на длинных лодках, которые при необходимости можно было тащить волоком между реками и озерами. Хотя более поздние исследования немало поспособствовали тому, чтобы превратить воинственную репутацию викингов в нечто куда более меркантильное, описание руссов того времени позволяют предположить, что прежняя репутация была заслуженной. Современник-мусульманин отмечал их «огромную стойкость и выносливость». Другие обвиняли их в том, что они принимали участие в оргиях, предавали своих товарищей, грабили их или убивали, если им представлялась хотя бы малейшая возможность. «Они никогда не ходят облегчаться по одному, – писал другой наблюдатель, – но всегда [идут] с тремя товарищами, чтобы их охраняли с мечом в руке, так как у них мало доверия друг к другу». Особенно им не доверяли византийцы. После внезапного нападения на Константинополь в 860 г. их вход в город ограничили. В город одновременно допускалось не более пятидесяти руссов, и входить они должны были через особые ворота, записывать свои имена и соглашаться на то, чтобы за ними присматривали до их отъезда[137]137
  Frankopan, pp. 115–116, 125–126.


[Закрыть].

Шелковый путь и караваны, торговцы, товары и деньги, проходившие по нему, оказывали ощутимое влияние на страны, которые они пересекали. Богатство накапливалось вокруг популярных торговых постов и оазисов. Пальмира на краю Сирийской пустыни была одним из таких мест. Греческая, персидская, римская и исламская культуры оставили видимый отпечаток на памятниках города. Одно время Пальмиру даже называли Венецией песков. (Многие из древних строений, которые воплощали богатое и многонациональное наследие, включая римский театр и триумфальную арку, простоявшую 1800 лет, были разрушены ИГИЛ, когда оно захватило город в 2015 г.)

Города, подобные Пальмире, производили сильное впечатление на тех, кто их видел. Марко Поло восхищался ими, рассказывая о своих странствиях по Шелковому пути в XIII в. Мы узнаем, что ближневосточный порт Ормуз был полон кораблей из Индии, нагруженных «всякими специями, драгоценными камнями и жемчугом, одеждой из шелка и золота, бивнями слонов и многими другими товарами». Дальше на восток, города Таян-фу и Пиан-фу – это не только «единственная часть Китая, где делают вино», но и места производства «большого количества шелка, со множеством деревьев, на которых питаются черви»[138]138
  Там же, pp. 18–19; Bilefsky; Polo, pp. 223, 148.


[Закрыть].

Так как Шелковый путь, когда он использовался, делал страны, через которые он проходил, более проницаемыми, разные религии: ислам, зороастризм, христианство – сталкивались друг с другом и иногда даже сосуществовали в одном месте. В Пальмире эти влияния были отчетливо воплощены в камне, но и в других местах они оставили свои следы. Месопотамские иудеи участвовали в торговле Шелкового пути. Мидраш, раздел Устной Торы, которая входит в еврейскую традицию наряду с Торой Письменной и включает в себя толкование и разработку коренных положений еврейского учения, содержит притчу о том, как один человек отложил ценный шелк для того, кто пообещал купить его. Хотя покупатель долгое время не приходил за своей покупкой, продавец продолжал держать обещание. «Слово в моих глазах сильнее денег», – говорит он появившемуся наконец покупателю[139]139
  McLaughlin, p. 93.


[Закрыть].

В Китае процветал буддизм частично из-за того, что идеям было легко распространяться по торговым путям, и в конце концов он стал одной из трех главных религий страны. Шелк был тесно связан с религиозными практиками. Его использовали, чтобы заворачивать важные реликвии и манускрипты. Эту практику позднее позаимствовали и другие религии, включая христианство. (Бенедикт Бископ, английский аббат, основатель монастырей в Уирмуте и Ярроу, совершил пять путешествий в Рим в середине VII в. и вернулся в монастыри Нортумбрии с книгами, мощами и богатыми шелками, чтобы заворачивать реликвии). Как минимум один буддистский монастырь накладывал на согрешивших монахов штраф в размере определенного количества тюков шелка. Буддистские реликвии хлынули в страну из Индии, места рождения Будды и колыбели этой религии. Святилища Тысячи Будд, в которых была найдена пещерная библиотека, стали всего лишь одной приметой процветания религии. В городе Дандан-Ойлик буддизм также оставил свой отпечаток. За две недели, последовавшие за тем, как 11 декабря 1900 г. был обнаружен город, Стейн открыл и откопал более дюжины строений: как монастырей, так и жилищ. Большинство предметов искусства, которые он нашел, созданы под влиянием индийской культуры, а найденные буддистские тексты написаны на санскрите[140]140
  Vainker, p. 6; Xinru, p. 39; Frankopan, p. 11; Walker, pp. 99–100.


[Закрыть].

Буддийские монахи и паломники, судя по всему, пользовались Шелковым путем, так же как и торговцы. Едва ли их грабили или нападали на них, так как предоставление им приюта было формой благочестия. К тому же они могли стать полезным дополнением к коммерческим караванам. Именно так поступили семь принцев из Хотана, о чьих путешествиях было сказано в нескольких документах из пещерной библиотеки. Они путешествовали с тремя монахами, когда же к ним плохо отнесся правитель Дуньхуана, посланный упрекнул правителя за это, и правитель извинился. «Вот так я навредил монахам и приобрел плохую славу», – якобы сказал он. Одним из самых известных религиозных путешественников того времени был китайский буддийский монах Сюаньцзан, путешествовавший по региону в начале VII в. Имя этого человека, героя для многих приверженцев даосизма, использовал Аурель Стейн, чтобы убедить Ван Юаньлу, хранителя святилищ Тысячи Будд, впустить его в пещеру с библиотекой и впоследствии позволить купить и увезти часть ее содержимого[141]141
  Quoted in Valerie Hansen, «The Tribute Trade with Khotan», pp. 40–1; Liu Xinru, p. 29.


[Закрыть].