Текст книги "Дни знамений"

Джилл подошла к опасному пределу, за которым росло желание дать ему пощечину.

Ярость оттого, что он затронул давнюю рану в душе, была столь велика, что далеко не сразу Джилл смогла заговорить. Он отшатнулся, внезапно побледнел, съежился, или так ей показалось, и ярость стала холодной, как стальной клинок зимним туром. Медленно поднялась она и постояла минуту, упирая руки в бедра, глядя на него сверху вниз; он скорчился на подушке, прикрыв лицо рукой, словно опасаясь удара.

– Ага, я все поняла, – голос ее скрипел, будто снег под сапогом. – Ты – трус!

В одно мгновение он вскочил на ноги, вспыхнув от ярости, не меньшей, чем у Джилл.

– И это после того, сколько я сделал для тебя, скольким рисковал!

– Это было сделано не для меня. А ради искусства магии, ради Света.

– Да плевать мне на… – он осекся и сдержал кощунственные слова. – Ладно, допустим. Но разве не достаточно уже потрудился я ради Света?

– Наше служение невозможно измерить, как мешки с зерном: столько-то перетащил, и хватит. Впрочем, это сейчас неважно. Мы избрали разные пути. Я не сумела сохранить при себе и Родри, и науку. Но тебе-то никто не мешает создать семью и продолжить занятия! Если бы я вышла замуж, у меня не было бы больше своей жизни – только та, что создаст для меня муж. Таково Предназначение женщины. Но ты можешь создать жизнь для Мархи, не отдавая своей. Ты попросту слишком ленив, разве нет? Такова неприглядная истина. Лентяй и трус, вот и все!

– Издевайся надо мной, насмехайся сколько угодно. Я свое решение принял и не отступлю.

– Ладно, если так. Я и не помышляю препятствовать. Ничто ни на земле, ни над нею, ни под нею не может заставить тебя принять сокровище, данное тебе по праву рождения, если ты желаешь бросить его. Но будь я проклята дважды и трижды, если хоть на час задержусь рядом с тобою!

Она круто развернулась, выскочила из комнаты, хлопнув дверью, и промчалась по узкому коридору, пропитанному дневным зноем, пропахшему пылью и сыростью, стремясь глотнуть свежего воздуха и дать себе и ему возможность прийти в чувство и опомниться. Но Саламандр был так разъярен, что вышел следом за нею.

– Меня уже тошнит от твоей манеры показывать свое превосходство надо мною! – прорычал он. – Думаешь, я не знаю, что ты презираешь меня?

– Ничего подобного! Мне больно видеть, как ты растрачиваешь свою жизнь по пустякам и смешиваешь с грязью…

– Вот как? Значит, так ты думаешь о Мархе: напрасная растрата моей сверхвозвышенной и столь же талантливой личности?

– Да нет же! Здесь нет ничего общего с девочкой…

– У меня с ней все общее. Ты никак не возьмешь этого в толк. Ты, Джилл, такая же, как Невин. Такая же злобная и с холодным сердцем, как и старик.

– Не смей так говорить о Невине!

Ярость, прорвавшаяся в ее голосе, испугала саму Джилл. Эвани осекся на полуслове и прижался к стене, словно увидел грабителя, пробравшегося в дом и готового убить его.

– Ты – вонючий, жалкий, пропащий хлыщ, – продолжала она. – Живи, как знаешь. И будь ты проклят!

Она выскочила из дому, пробежала через двор, выскочила из ворот, оставляя за собою хлопающие двери, и пошла, куда глаза глядели, по дороге, ведущей в город. Целое войско Вольного народца окружило ее, и то ли благодаря их незримому, но ощутимому присутствию, то ли чувствуя ее ярость, ни один вор, ни один пьяница не осмелились приблизиться к ней на протяжении этой долгой и бесцельной прогулки. Покинув грязные улицы Инджаро, она прошла сквозь предместья и очутилась в пустынной местности на изрезанной колеями дороге. Если бы не свет, источаемый духами воздуха, она непременно сломала бы себе шею, на чем и завершилось бы ее очередное воплощение в этом мире. Наконец она сообразила, что зашла слишком далеко от города, а это опасно даже мастеру магии. Повернув обратно, она ощутила полное изнеможение, но злость ее все еще была слишком сильна, чтобы справедливо судить о поступках Саламандра.

Незадолго до рассвета тропа привела ее к пригорку, откуда открывался вид на гавань. В зарослях гигантского папоротника, смыкающихся над ее головой, она остановилась перевести дух. Внизу, возле оконечности длинного мола, стояло на якоре суденышко, освещенное факелами. Циркачи сновали, словно муравьи, туда-сюда, передавая матросам свои пожитки, а те размещали их в трюме. Саламандр присматривал за работой, стоя в начале мола, а двое портовых грузчиков выгружали из фургона разобранный на части помост и цирковой реквизит. Джилл выругалась вслух: она забыла, что труппа намеревалась отплыть спозаранок, пользуясь приливом. К счастью, оставалось еще достаточно времени. Если сейчас бегом спуститься к берегу, предупредить Саламандра, что она должна забрать из гостиницы свои вещи и снаряжение, то можно будет поспеть…

Долго стояла она, прячась среди папоротников, и пыталась понять, почему не может даже сдвинуться с места. Небо на востоке уже приобрело нежно-серый оттенок, рассвет приближался. Знакомый гном возник из пустоты, ухватился за подол ее рубахи, словно пытаясь потащить ее к кораблю. Она взяла его в руки, убедилась, что он слушает, и произнесла:

– Найди Даландру и скажи: время пришло. Ты найдешь ее среди Опекунов. Она поймет, кто тебя послал.

Гном исчез, оставив после себя лишь дуновение сырого воздуха. Джилл продолжала наблюдать за суетой на пирсе. Все уже поднялись на борт, только Саламандр медлил, не сводя глаз с дороги, ведущей в город; сделает два-три шага туда, обратно, и снова смотрит. Капитан судна сошел на пирс, видимо, урезонивая его, но Саламандр упрямо затряс головой и взмахнул руками, отказываясь слушать. Небо стало серебристым, дневное тепло уже чувствовалось во влажном воздухе. Последний раз Джилл испытала приступ сомнений. Может, она просто слишком упряма? Можно ли оставлять друга, с которым знакома много-много лет? И все же холодное чутье чародейки подсказывало, что она поступает правильно. Она больше не могла принуждать его к исполнению Предназначения против его воли, как некогда принудил Невин ее самое.

Наконец Саламандр вскинул руки к небу, склонил голову и внял призывам капитана. Как только он взошел на борт, корабль отошел от причала. И в ту же минуту пред Джилл возник седой гном, улыбаясь до ушей и кланяясь. Она взяла его на руки, будто куклу, и следила за тем, как уплывает на юг корабль, пользуясь проснувшимся ветром, пока его очертания не растворились в жемчужной дымке рассвета. Сразу стало жарко, и пот потек ручейком по ее спине.

– Ну, будем надеяться по меньшей мере, что Старшие братья нашли себе островок получше этого, хотя, сказать по правде, надежда слабая…

Гном скорчил скорбную физиономию и пропал.

Корабль проплыл уже несколько миль в виду побережья, когда Марха заметила, что с Саламандром неладно. Она стояла на корме, наблюдая за кильватерной струей и болтая с кормчим, когда к ней подошла мрачная Китта, кое-как протиснувшись между ящиками и сундуками.

– Марха, ты бы лучше присмотрела за собственным мужем. Он там, на носу.

Марха сорвалась с места, Китта последовала за ней, соблюдая почтительную дистанцию. Саламандр лежал на носу, прислонившись к основанию бушприта, словно наблюдая за морем, но на самом деле смотрел прямо перед собою, ничего не видя и не замечая.

– Эвани!

Он не шевельнулся и, похоже, не расслышал. На мгновение Марху одолел безумный страх, что ни одно ее слово не достигнет его слуха, а если она попытается коснуться его, то рука пройдет сквозь его руку, и никогда он не откликнется… Словно кошмарный сон одолел ее наяву, опутал неодолимой сетью, свет исказился, на краткий миг все вокруг стало синим, холодным; она и не пробовала говорить, зная, что это напрасно, но всхлипнула, сдерживая рыдание, и он тотчас обернулся, изобразив натянутую улыбку.

– Ну, милая, мы в пути, и все отлично, не так ли? Иллюзия развеялась. Обычный солнечный свет играл на волнах, грел ее кожу и волосы. Но улыбка мужа показалась Мархе оскорбительнее пощечины: зачем он пытается скрыть от нее свою боль?

– Мне показалось, что тебе плохо…

– О нет, нет, ничуть. Я просто задумался.

Ей было очень плохо, она вглядывалась в его лицо и думала, все ли еще он любит ее?

– Сламандер, – сказала Китта, приблизившись, – а где Джилл?

– А, она с нами не поехала. На этих вонючих островах ей больше искать нечего, и она вернется в Ористинну на другом корабле.

– Неужели? – Китта вопросительно приподняла бровь.

– Да-да, – Эвани снова улыбнулся, на этот раз удачнее. – У нее есть своя задача, вы же знаете, и она быстро убедилась, что в этих гнилых местечках редких книг ей не найти.

– Да, это, конечно, так, – Китта подавила желание задать еще один вопрос. – Я с самого начала удивлялась, зачем вообще она отправилась с нами. Но будет ли с нею все в порядке?

– Дорогая моя! – громко рассмеялся Эвани. – На свете нет особы, более способной постоять за себя, чем Джилл!

Китта кивнула и, поразмыслив, тоже рассмеялась.

– И то верно. Я удивляюсь только, почему она не попрощалась с нами, но Джилл не из тех, кто любит долгие проводы, по ней сразу видно.

Эвани продолжал улыбаться, пока она не отошла, чтобы отыскать Делию среди груды грузов; потом снова оперся на бушприт и уставился в море, словно борясь со слезами.

Марха ничего не могла поделать, но прилегла рядом с ним и стала ждать.

Море простиралось перед ними как дорога, сине-зеленая, усеянная бурыми водорослями. Чайки носились в утреннем воздухе, пронзительно крича.

– Ладно, – сказал наконец Эвани. – Даже самые старые друзья когда-то должны расстаться, раньше или позже. Такая судьба…

– Ты будешь скучать по Джилл? Он кивнул, не оборачиваясь.

– Послушай, милый, – Мархе хотелось заплакать от облегчения, попросту оттого, что нашла какие-то слова. – Если наши представления и дальше будут так же успешны, может быть, мы когда-нибудь доберемся до Дэверри и там отыщем Джилл? Если она бывает в том месте, которое называют Уммглэйд, мы узнаем, где ее искать!

Он посмотрел на нее, и на этот раз улыбка была настоящей:

– Может, так и будет. Я как-то ухитрился забыть про такую возможность…

– Глупенький, – она положила руку ему на плечо. – Мой возлюбленный дурачок…

– Ты любишь меня? Честно-честно, по правде – любишь?

– Да! Больше жизни!

– Не говори так, – он схватил ее за плечи так крепко, что ей стало больно. – Это дурная примета!

– Я не знала…

– Но главное – ты любишь меня! Боги великие! Если ты меня не любишь, то я… – в голосе его послышались слезы.

– Люблю, люблю! Я только слов не найду, чтобы высказать…

– Прости, – он отпустил ее, потом снова обнял, теперь уже нежно. – Извини меня, милая. Признаюсь, я нынче не в самом лучшем из возможных настроений… – Он поцеловал ее в губы. – Удивительно, почему ты не оставила меня наедине с моим нравом, характером, темпераментом или как там это называют!

Все утро он провел в одиночестве, разглядывая море и небо. Марху, без всякого чародейства, посетило предчувствие: проживи она с мужем хоть полсотни лет, никогда не дано ей будет узнать его полностью, до глубины; а между тем, по законам и Дэверри, и Бардека, было поздно менять решение. Вспомнилась ей также старая гадалка из Лувилы. «Валет цветов». Вот это кто подразумевался – Эвани. Я вышла замуж за валета цветов, и никогда мне уже не стать принцессой.

Джилл следила за кораблем, пока он не скрылся из виду, потом вернулась в гостиницу, расплатилась с хозяином по счетам, оставленным артистами, и перебрала вещи, отбирая самое важное, чтобы поместилось в дорожный мешок: одежда, несколько карт и рукописей, найденных в городах архипелага, набор трав на все случаи и несколько полезных мелочей; все остальное в приступе бережливости отдала на хранение хозяину, словно рассчитывала когда-то вернуться сюда. Нагруженная, как коробейник, она вышла из города через западные ворота и прошла около мили, держась утоптанной обочины, а не грязной середины. Как только она свернула в густой лес, Даландра вышла ей навстречу из-под деревьев. В солнечном свете эльфийская женщина казалась нематериальной, словно струйка дыма, вьющаяся между ветвей.

– Ты готова? – спросила она. – Пожалуйста, запомни: время течет по-разному даже на границе миров. Тебе покажется, что мы пробыли у Врат совсем недолго, но здесь может пройти несколько лет. Нам придется спешить!

Вдвоем они углубились в чащу леса, испятнанную тенью, обходя огромные стволы. Поначалу Джилл не замечала никаких перемен, но вдруг осознала, что листва приобрела такой яркий оттенок, как будто ее вырезали из изумруда. Еще несколько шагов, и впереди открылось волнуемое ветром море травы. Оглянувшись, Джилл обнаружила, что лес исчез за полупрозрачной мерцающей дымкой, в переливах розового, голубого и сиреневого.

Туман разрастался, густел и наконец окутал путешественниц приятной прохладой.

– Ну вот, ~ сказала Даландра, – видишь, ты уже не в своем теле!

Джилл ощутила какую-то тяжесть на шее – оказалось, это маленькая статуэтка из обсидиана, точное подобие ее самой, подвешенная на золотой цепочке. Даландра засмеялась:

– А моя – из аметиста! Довольно неучтиво со стороны Эвандара воплотить тебя в черном камне. Он такой суровый…

– Ничего, мне вполне подходит.

Три дороги простерлись перед ними, как светлые ленты на зеленом ковре трав. Одна вела налево, к гряде темных холмов, таких голых и хмурых, что они явно не могли принадлежать ни к одному из тех миров, которые Даландра могла назвать родными. Дорога направо упиралась в горный массив, с пиками, уходящими ввысь в чистом воздухе за туманной завесой, блеклыми, со стеклистым отблеском; на их вершинах лежал снег, сияющий такой белизной, что казалось, будто они подсвечены изнутри. Третья дорога, посередине, уводила в даль туманной равнины. По ней шел навстречу женщинам кто-то в эльфийской одежде. Он беспечно насвистывал на ходу, волосы его были невозможно яркого желтого цвета, а когда он приблизился, Джилл увидела, что глаза у него столь же неестественно ярко-голубые, а губы алые как вишни. От него истекал поток магической силы, осязаемый для Джилл, как дуновение ветра.

– Доброе утро, прекрасная госпожа! – сказал он на языке Деверри. – Моя любимая известила меня, что ты желаешь поскорее отправиться в путь и не погостишь здесь, в любимейшей моей земле. Очень жаль, ибо я мог бы показать тебе множество чудес!

– Мне также очень жаль, и я весьма польщена твоим приглашением, но то, что я хочу найти, также относится к разряду чудес. Если я правильно запомнила, то оно может оказаться интересным и для тебя – тайное убежище эльфов на острове среди моря!

Он улыбнулся, показав преострые зубы.

– Возможно, когда-нибудь я навещу тебя там. – Он обернулся к Даландре. – Я нашел нужную дорогу. Пойдем?

Вместо ответа она улыбнулась и взяла его под руку. Джилл пошла за ними, держась немного в стороне, когда они двинулись вперед по срединной дороге, словно дама с кавалером, вздумавшие прогуляться по парку своего поместья. Туман клубился вокруг, только прямо впереди завеса его раздвигалась, открывая темные купы деревьев. Откуда-то справа долетали отдаленные звуки океанского прибоя, катящего валы на некий невидимый берег.

– Видела те три дороги? От них берут начало все пути, – заметил Эвандар. – Люди и эльфы, все разумные существа под всеми солнцами вселенной предпочитают думать, что ходят по дорогам, которые сами проложили, правда? Но все земные пути суть ответвлениях тех трех дорог.

– Вот как? – удивилась Джилл. – Странно это мне, но спорить не стану: надо полагать, ты лучше знаешь.

– А поскольку в тех трех дорогах начало и конец всех земных путей, то по ним и выйти можно куда угодно. Можно переходить с одной на другую, при условии, конечно, что ты знаешь, как это делается.

– Понятно, – Джилл позволила себе усмехнуться. – В этом-то, видно, весь фокус?

– Конечно, – любезно отозвался он. – И научиться этому фокусу нелегко!

– Вот в это я легко поверю!

– Поверь, я охотно поделился бы с тобой этим умением, если б ты решилась побыть здесь подольше.

Джилл испытала такое искушение, что чуть не заплакала, но, поборов его, засмеялась и отрицательно покачала головой.

– Спасибо за предложение. Но сейчас я обязана довести до конца начатое дело.

– Тебе выбирать, – Эвандар поклонился, почтительно и насмешливо разом. – Могу сразу признаться, что немалого труда требует умение распутывать дороги – знаешь, они как остатки ниток в корзинке ткача, клубки и обрывки всех цветов, перемешанные и спутанные так, что мудрено вытянуть свободный конец, не затянув на нем узлов. А посему давайте-ка остановимся, мне надо поразмыслить.

Они находились в тот момент на вершине плоского холма, полого спускающегося к новой равнине, обширной, поросшей травою, испещренной сетью ручейков и кудрявых рощиц.

Вдали, на горизонте, в густом тумане Джилл едва разглядела высокие башни, белокаменные, с проблесками золота, как будто там находился великий город. Хотя Эвандар говорил о множестве дорог, видна была лишь одна, вьющаяся по равнине наподобие реки.

– Они все выглядят одинаково поначалу, – сказал Эвандар, словно уловив мысли Джилл. – Заметить переход можно только когда двигаешься. Пойдем, нам нужно спуститься рядом с вон теми серыми камнями.

Как только Эвандар протянул руку, указывая направление, Джилл действительно разглядела камни, большие валуны, наполовину вросшие в землю примерно на середине спуска. Проходя мимо них, Джилл заметила, что камни носят следы обработки, кто-то придал им плоскую форму при помощи грубого инструмента и расположил почти правильным кругом.

– Здесь, пожалуй, нам нужно свернуть, – сказал Эвандар.

Внезапно они оказались на берегу реки, окаймленном порослью желтых цветов, залитом солнечным светом – блики играли в воде, будто россыпь золотых монет. Казалось, что пройден уже немалый отрезок пути, но Джилл все еще различала вдали рокот морских волн.

– А как же странствия по воде? Получается, что все корабли плывут по одному и тому же морю, – тому, которое мы тут слышим? – Джилл неопределенно взмахнула рукой. – И есть какая-то одна гавань, где бросают якоря все моряки?

– Воистину есть. Опять-таки, для тех, кто умеет ее отыскать. Твои предки плыли по этому морю, когда друид Кадваллон спас их от рабства, уведя из страны, именуемой Галлией, где они потерпели поражение. Но ты, разумеется, все это прекрасно знаешь и сама.

– Что? – Джилл остановилась как вкопанная. – Я и слыхом такого не слыхивала! О чем это ты?

Эвандар вскинул голову и расхохотался:

– Кадваллон был человек замечательный, хоть порой и несколько суровый. Я хорошо знал его, госпожа моя. Теперь ты понимаешь, сколько любопытных историй я мог бы рассказать, если бы ты соизволила посетить мое скромное жилище?

Джилл заколебалась, но Даландра вмешалась, бросив в Эвандара сердитый взгляд:

– Не слушай его, Джилл! Ты не можешь себе позволить годы и годы праздного сидения за кубком меда!

– Как ты строга, любовь моя, – ухмыльнулся Эвандар. – Увы, слова твои правдивы. Было бы слишком бессовестно даже для меня продолжать искушать нашу гостью и дальше. Посмотри-ка: видишь, вон там солнце пробилось сквозь туман? Я полагаю, что светит оно над тем самым островом, который ты ищешь!

Разрыв в тумане напоминал дверь, и солнечный луч проник в нее наклонным столбом. Когда они подошли поближе, им навстречу пахнуло парным зноем тропического дня.

– Тысячу раз спасибо тебе, Эвандар! Далла, мы еще увидимся?

– Честно говоря, меня соблазняет идея пойти с тобой, хотя бы ненадолго, – она искоса взглянула на своего сияющего возлюбленного. – Для тебя ведь пройдет всего несколько мгновений!

– Тогда ступай, даю тебе свое благословение, ежели обещаешь вернуться.

– О да, обещаю, – криво усмехнулась Даландра. – Вернусь… на этот раз.

Не дав ему вымолвить более ни слова, она выдернула руку из его руки и шагнула прямо в луч света. Джилл поспешила за нею, и свет обжег ее так сильно, что глаза заслезились. Ослепшая, она на ощупь, спотыкаясь, шла вперед, пока не упала на мягкий песок.

– Фу, какой ужас! – пожаловалась Даландра, оказавшаяся совсем рядом. – У меня все тело будто свинцовое, да еще я упала на что-то острое, здесь какие-то деревяшки…

Ругаясь и бормоча нелестные отзывы о климате юга, Джилл дождалась, пока зрение восстановится, и обнаружила, что обе они сидят на песчаном берегу, под палящим солнцем, стоявшим на полпути между зенитом и горизонтом – восход это или закат, Джилл сообразить не могла.

Слева простирался сверкающий океан; справа – высокие утесы из светлого песчаника. Полоса песка убегала вдаль, и конца ей не было видно. Вокруг кишел Вольный народец, разные создания карабкались к женщинам на колени и взволнованно гладили их руки мягкими лапками. Поднявшись на ноги, Даландра заслонила глаза рукой и присмотрелась к утесам. Фигурка из аметиста, прежде висевшая у нее на шее, исчезла; заметив это, Джилл машинально нащупала свою – и не обнаружила. Выяснилось также, что к мешку за ее плечами вернулся вес – в туманных землях Опекунов он не весил ничего. Между тем Даландра оглядывалась, озабоченно прикусив нижнюю губу.

– Ага! Я что-то вижу! Смотри, вон там далеко, на берегу. Видишь, в воздухе кружат черные точки?

– Ровным счетом ничего не вижу.

– О, прости, я забыла, что у тебя не эльфийское зрение. Но и я лишь смутно вижу каких-то птиц, они кружатся и ныряют в воду. Уверена, там – устье реки, а где устье, может быть и порт!

– Верно. В любом случае там будет пресная вода, рыба и прочее.

– Конечно, тебе же нужно что-то есть. Ты уверена, что правильно поступаешь?

– А разве у меня есть выбор? Не беспокойся, Далла. Я провела долгие годы в глуши, живя в одиночку, и потом, духи стихий помогут мне, ежели понадобится.

– Тогда так тому и быть. Я буду прислушиваться и ждать. Если позовешь, тотчас приду. Это может занять некоторое время, но я обязательно явлюсь.

– Спасибо тебе. И Эвандару передай мою благодарность!

Даландра улыбнулась, повернулась и пошла к морю, к тому месту, где на легких волнах играла золотистая солнечная дорожка. Она вошла в воду, шагнула на дорожку – и исчезла, как исчезает туман при свете дня. По-видимому, она овладела тем «фокусом», о котором упоминал Эвандар, и знала, как выйти к истоку всех дорог.

Джилл позволила себе на минутку позавидовать ей, потом сосредоточила внимание на насущных делах. Вольный народец по-прежнему резвился вокруг, ундины серебристыми рыбками сновали в набегающих волнах, сильфы и сильфиды порхали в воздухе, поблескивая, будто кристаллики льда. Целая компания зеленых и фиолетовых гномов во главе с верным дружком Джилл, седым, бродила по берегу, ковыряя песок палочками. Джилл окликнула седого гнома, и тот подбежал к ней рысцой, а остальные вразвалочку потянулись следом.

– Слушай, мне нужна твоя помощь. Ты ведь знаешь, кто такие Старшие братья?

Гном кивнул и ухмыльнулся, показав отличный набор острых, как иголки, зубов. Фиолетовые и зеленые товарищи его вдруг выказали живейшую заинтересованность.

– Так вот, где-то здесь, неподалеку от берега, должен быть их город, и я хочу узнать точно, где.

Подняв вихрь песчинок, они все исчезли, оставив ей некоторую надежду на то, что ее поняли правильно.

По кромке прибоя, где влажный песок был плотно утрамбован волнами, Джилл направилась к определенному Даландрой устью реки – на юг, как она теперь могла утверждать, судя по тому, как солнце переместилось по небу: оно не всходило, а опускалось.

Прошло немало времени, пока Джилл сумела различить вдали те кружащиеся точки, на которые указывала Даландра, и еще больше, пока смогла признать в них белых птиц.

Одновременно она заметила, что местность полого понижается, и береговые утесы, тянувшиеся слева, превращаются в цепочку холмов, а дальше совсем сглаживаются и не заслоняют больше полоску бурой воды, тянущейся из глубин острова к океану. С радостью убедилась Джилл, что Даландра не ошиблась. Зной уже становился непереносим, и ей теперь отчаянно хотелось выкупаться в пресной воде и укрыться в тени деревьев, окаймлявших реку.

К великому огорчению, достигнув мелководья в устье реки, она обнаружила там крокодилов. Они громоздились друг на друге среди серых камней или лениво нежились в мягком иле заводей под сенью высоких тростников. Джилл начала их считать, но, дойдя до полусотни, бросила.

Кожистые твари, изредка помаргивая, дремали под лучами послеполуденного солнца, а маленькие коричневые птички спокойно расхаживали по их спинам; но Джилл не испытала желания подражать им. Вытащив дорожную флягу, она напилась власть – вода была совсем теплая и отдавала кожей, но жажду все-таки утоляла. Где-нибудь выше по течению река, вероятно, глубже и течет быстрее, а значит, позже можно будет напиться в более безопасных условиях.

Солнце уже клонилось к западу, вечерний воздух стал прохладнее, и из прибрежных зарослей, как туман, поднялись тучи насекомых. Где-то в глубинах леса перекликались птицы. Позевывая и ворча, крокодилы покидали лежку и плюхались в воду. Белые птицы тревожно закричали и разлетелись. Джилл решила, что имеет смысл отойти подальше, зная, что крокодилы сухой земли не любят. Но углубляться ночью в лес тоже не стоило, а потому Джилл просто вернулась по своим следам шагов на триста туда, где высоко над линией прибоя лежало выбеленное морем дерево – целиком, с ветвями и корнями, облепленными гирляндами высохших водорослей. Вокруг него валялось много обломков помельче, совершенно сухих и пригодных для костра. Крокодилы наверняка боятся огня, как и прочие дикие животные. Джилл сбросила наконец мешок с натруженных плеч и взялась собирать топливо.

Среди подобранных ею деревяшек неожиданно обнаружилось доказательство того, что Эвандар действительно нашел правильный остров: полузасыпанный песком обломок доски, покрытый резьбой, некогда явно составлявшей часть борта корабля. Конечно, это могло быть и бардекское торговое судно, занесенное течениями за сотни миль от места крушения, но Джилл предпочитала думать иначе. Пользуясь последним светом дня, она обшарила берег вокруг, роясь в песке, словно крот, и наконец, уже в потемках, нащупала еще одну доску, похожую на боковую стенку сундука или спинку скамьи; расщепленная вдоль, она когда-то была вдвое больше, и ее покрывали орнаменты, каких ни один житель Бардека не знал.

Разведя огонь поярче, Джилл тщательно исследовала находку в свете костра, голубоватом из-за морской соли, пропитавшей древесину. Хотя доска была выбелена морем и покоробилась, с одной стороны сохранились отчетливые выемки от петель – значит, это и впрямь был сундук. Кончиками пальцев Джилл прощупала узор из виноградных лоз и цветов, переплетенных без видимого порядка, почти произвольно, и покрывающих всю поверхность. Бардекский мастер расположил бы орнамент строгими рядами; кроме того, из-под резных листьев выглядывали головки Вольного народца. На оборотной стороне обнаружилась глубоко врезанная надпись, несомненно, эльфийская, хотя очертания слоговых знаков и отличались слегка от тех, которые были в прочитанном ею подробном пособии.

Впрочем, и знакомых символов было достаточно, чтобы попытаться отгадать смысл слов, сохранившихся лишь частично. Красиво скругленная закорючка означала «ба», косой крестик – «де»…

– «Тран ринбаладелан линаландал», – прочла она вслух и похолодела, распознав название города. – «Ринбаладелан, сын такого-то»? Эх, знать бы, что осталось на пропавшей части доски… Э нет, погодите! Вот так правильно: «Сын Ринбаладелана», и никак иначе!

Выходит, изгнанники основали здесь новый город? Весьма вероятно, если только надпись на самом деле означает название порта, куда должен был приплыть этот давным-давно утонувший корабль. Джилл отложила находку в сторону и поднялась, чтобы подкормить костер. В сине-золотых языках пламени по сгорающим обломкам кораблекрушений заплясали саламандры. Джилл вышла из круга света – взглянуть на звезды. Яркие, ясные, они сияли на небе, но казались такими близкими, прямо хоть рукой трогай. Чародейка пожалела, что не знакома с наукой мореплавания и потому не может определить по расположению звезд, насколько далеко к югу находится остров. Увы, среди огромного запаса ее знаний, порою самых невероятных, этих полезных навыков не было, и книга звезд оставалась закрытой.

Было время отлива, и мелкие волны лишь слабо плескались о берег далеко внизу. Откуда же тогда тот ритмичный звук, который Джилл вдруг расслышала? Задав себе этот вопрос, она осознала, что слышит его уже давно, однако в задумчивости принимала за шум прибоя. Между тем здесь, в защищенной от ветра бухточке, прибоя почти не слышно… Джилл замерла, напрягая слух в усилии распознать звук и определить направление. Мягкие, но отчетливые удары плыли к ней сквозь ночь издалека.

Прошло несколько долгих мгновений, пока она осознала, что звук становится громче, словно какое-то громадное животное приближалось к ней неспешными шагами.

Она поспешно вернулась к огню, не зная, что лучше – погасить его или, наоборот, раздуть, досадуя, что не взяла с собой оружия; впрочем, даже хороший меч вряд ли помог бы против животного такого размера; она попыталась представить себе подобную тварь и, наконец, рассмеялась.

В конце концов, у нее в руках такое мощное оружие, как магия! Вспышка астрального огня отгонит, без сомнения, любое существо, хоть бы и гигантское, если, конечно, именно живое существо производило эти странные звуки.

Они, между тем, становились все отчетливее и шли, несомненно, от реки. Отойдя немного от огня, Джилл вгляделась в темноту; когда глаза привыкли к мраку, она разглядела вдали, у самого устья, крошечные огоньки. Звук ударов все разрастался.

Это барабаны! Барабаны и факелы! Кто-то двигался по берегу реки, и Джилл не сомневалась, что грохот барабанов служил для того, чтобы распугать крокодилов. Внезапно целый рой духов материализовался вокруг нее – стайка фей, отряд зеленых и фиолетовых гномов, скачущих и порхающих в сильном возбуждении. А ее личный седой гном очутился, подпрыгивая вверх-вниз, наверху дорожного мешка.

– Сюда идут Старшие братья, верно?

Гном закивал, заулыбался, широко растянув рот. Через несколько минут десять фигур вырвались из мрака над рекой и, высоко держа факелы, повернули на прибрежную полосу. Джилл даже смогла различить барабанщика, который шел в конце цепочки и бил палочкой по большому плоскому барабану.

Она вернулась к костру, подбросила еще топлива, чтобы горел поярче, и, скрестив руки на груди, стала ждать. Десятеро незнакомцев медленно приближались, слегка спотыкаясь на сыпучем песке. Крокодилы остались далеко позади, и барабан умолк. Примерно в десяти футах от Джилл пришельцы остановились на самой границе освещенного круга, но было видно, что это, без сомнения, эльфы, с заостренными ушами и серебристыми, как лунный свет, волосами.