Текст книги "Дни знамений"

– Серебряный кинжал, – шипел он, – ах ты, проклятый ублюдок!

Он снова напал, и Родри принял удар на меч. На миг противники сцепились клинками, но Ираэн так и не увидел, кто первым высвободился. Спину его вдруг словно пламенем обожгло – сзади ему нанесли скользящий удар. Ираэн едва успел увести коня в сторону, обернуться и заставить коня кружиться, пока не оказался лицом к лицу с нападавшим воином Ястреба. Ираэн ударил – и победил благодаря большей скорости. Прежде чем враг смог отвести удар щитом, Ираэн вогнал острие меча в его правый глаз. Со звериным воплем тот покачнулся в седле, уронил меч и с напрасным усилием схватился за клинок, который Ираэн уже успел выдернуть. Ираэн изогнулся и, ударив его плашмя, сбил с коня. В пылу битвы враг свалился прямо под копыта несущейся сзади лошади. Когда она взвилась на дыбы и отскочила назад, группа наседающих врагов отступила, выкрикивая проклятия и призывы к мести.

Над полем битвы играли рога. Сражающиеся приостановились в нерешительности, прислушиваясь к их настойчивому призыву. Ираэн было направил коня вперед, но сквозь шум битвы донесся голос Родри:

– Не преследуй их! На этот раз это вражеский рог зовет к отступлению.

Поле очистилось: и воины Адри, и его союзники убегали, спасая жизни. Ираэн увидел лорда Эрдира – тот носился по полю, приказывая своим воинам оставаться на местах и не преследовать противника. Задыхаясь, обливаясь потом, Ираэн, Родри и Ренис остановили коней рядом и, откинув кольчужные капюшоны, взглянули друг на друга.

– Смотрите, как бегут, – сказал Ираэн. – Неужели мы так славно бились?

– Нет, – еле выдохнул Ренис. – Им просто стало не за что сражаться. Родри убил лорда Адри при первом же напоре.

Родри отвесил поклон, и глаза его блестели от радости, будто он только что отпустил шутку и наслаждался реакцией слушателей.

– Перед битвой я вел себя постыдно, – сказал ему Ираэн. – Ты меня простишь?

– Парень, да о чем ты? Ты ничего такого не сделал. Но как ни хотел Ираэн поверить этим словам, а не мог. Молодой воин знал, что те слезы на глазах он будет ощущать всю жизнь.

Осторожно обходя мертвых и раненых, начали подтягиваться остатки отряда. Не было ни похвальбы, ни радости битвы – всего, что воспевается бардами, – они просто сидели в седлах и ждали, пока подъедет Эрдир. Лицо лорда раскраснелось, борода сбилась от пота.

– Ну, чего ждете, поганцы? – рявкнул Эрдир. – Нам нужно увезти раненых! – и он мечом указал на группу людей, в том числе и на Ираэна. – Обойдите поле и соберите лошадей. Они разбрелись по всей этой проклятой долине.

Ираэн был рад вывести коня из строя и ускакать. Ниже по ручью кони, ускакавшие, когда убили их седоков, ждали, сбившись в табунок, слепо доверяя людям, которые вели их на смерть.

Достаточно было взять под уздцы пару из них, и остальные покорно потянулись следом. Ираэн поехал дальше по течению, якобы чтобы посмотреть, не осталось ли коней в зарослях орешника над водой, но на самом деле, попросту, чтобы побыть наедине с собой. Внезапно ему снова захотелось плакать, – сесть на землю и плакать навзрыд, как дитя. Его охватил стыд – что же с ним не так, отчего он испытывает такое желание, одержав победу?

Ираэн нашел одного гнедого мерина на опушке рощицы. Он спешился и ослабил удила обоих коней, чтобы они могли напиться, потом сам упал на колени и набрал воды в ладони. Она показалась ему вкуснее лучшего меда. Когда юноша взглянул в светлые воды, бьющиеся о гальку на дне ручья, он подумал о тех бардах, что пели о людских жизнях, утекающих быстро, как вода. Они были правы: доказательства лежали на поле в нескольких сотнях ярдов позади. Он встал на ноги и постарался собрать всю свою волю, чтобы вернуться и помочь раненым. Но не хотелось ему ничего, только оставаться здесь, смотреть на мягкую зеленую траву, освещенную солнцем, оставаться здесь и ощущать себя живым.

Вдали в долине он заметил одинокого всадника, едущего быстрой рысью и ведущего животное, издали похожее на вьючного мула. Вскочив в седло, юноша поскакал навстречу. Всадник оказался женщиной, пожилой и седоволосой. Но голос у нее был на удивление молод и силен, будто у юной девушки.

– Ираэн, Ираэн, – прокричала она, – где Родри? Он жив? Этот ужас кончился?

Ираэн широко распахнул глаза и ошеломленно кивнул. Она рассмеялась, видя его недоумение.

– Я все объясню. Но сейчас лучше поторопиться. Боюсь, здесь многим нужна моя помощь.

Вместе они спустились в долину так быстро, насколько позволяла скорость мула. По полю битвы сновали спешившиеся воины, помогая раненым высвобождая их из-под мертвых тел, и избавляя раненных лошадей от ненужных страданий. Лорд Эрдир стоял на коленях над одним из раненых неподалеку от собранных лошадей. Когда Ираэн подвел Даландру, Эрдир вскочил.

– Травница! – воскликнул он. – Хвала богам! Смотри, Комерр истекает кровью!

Ираэн присоединил найденных коней к табуну и оставил Даландру заниматься своим делом. Он заставил себя пересечь поле битвы, пробираясь между мертвыми и умирающими, лишь для того, чтобы доказать себе, что и он может, как настоящий мужчина, смотреть на смерть без содрогания, но это оказалось непосильной задачей. Наконец он отыскал Родри: тот, склонившись над телом лорда Адри, методично обыскивал его карманы – обычное дело для серебряных кинжалов.

– Травница приехала, – сказал Ираэн. – Появилась словно из ниоткуда.

– Наверное, ее послали боги. Ты уже слышал о Комерре? А Тьюдиру нанесли несколько ран, прежде чем он умер. Сын его тоже мертв.

– Я так и думал.

Родри спрятал кошель с монетами за пазухой, под кольчугой, и поднялся, проведя рукой по влажным от пота волосам.

– Ты, как я понимаю, не хочешь вернуться к отцу?

– Ох, попридержи язык! Чтобы до скончания дней своих помнить, что я трус и ни к чему не пригоден к жизни?

– Ираэн, ты просто тупоголовый мул! Мне что, еще сто раз повторить, что ты не первый парень, у которого сдали нервы после первой битвы? Я…

– Мне все равно, что ты скажешь. Мне стыдно за себя, и этот стыд не уйдет, пока не искуплю свою вину.

– Ну, тогда поступай, как знаешь, – Родри взглянул на мертвое тело с сияющей – и потому страшной – улыбкой. – Что ж, никто не в силах убежать даже от собственной судьбы. Глупо было бы думать, что я способен уберечь тебя от твоего Предназначения.

В этот миг Ираэн осознал, что Родри – настоящий берсерк, влюбленный в собственную смерть настолько, что мог без колебаний одаривать ею других. Мирные передышки, когда он шутил и любезничал, оставались для него только передышками, способом скоротать время до нового кровопролития. Я не такой, подумал Ираэн. О, клянусь всеми богами, я думал, что я такой, но это не так. Когда Родри, чтобы успокоить его, взял юношу за локоть, Ираэну почудилось, будто сам бог войны прикоснулся к нему.

– Что случилось? – спросил Родри. – Ты белый как мел.

– Просто устал. То есть я…

– Пойдем, парень. Давай найдем тихое местечко, чтобы ты мог посидеть и поразмыслить. Я и сам подустал, признаюсь.

Войско наскоро расположилось лагерем у ручья. Десяток конных послали привести обоз и вьючных лошадей, другой назначили объезжать лагерь на случай, если вернутся воины Адри. Все лопаты оставались в обозе, так что нельзя было заняться погребением погибших. Хотя тела сложили в ряд и накрыли одеялами, это не спасало от птиц, слетевшихся будто по приказу, на поле брани. Воронье носилось низко над землей, каркая в явном негодовании оттого, что люди отгоняли их от роскошного обеда. Покончив с работой, воины сбрасывали кольчуги, стеганые поддоспешники, садились наземь, да так и застывали, думая о мертвых товарищах, не имея сил ни говорить, ни разводить костры. Уже почти спустились сумерки, когда Ираэн вспомнил о травнице.

– Странная штука, Родри! Она знает наши имена. Я имею в виду, эта старуха, травница. Она спросила, жив ли ты еще.

Родри мотнул головой, как вспугнутая лошадь, и выругался.

– Да неужели? А как она выглядит?

– Не знаю, как описать. Ну… просто старая женщина, седая и вся в морщинах.

Родри вскочил на ноги, подав Ираэну знак следовать за ним.

– Парень, давай-ка отыщем ее. У меня на то есть причины.

Они нашли травницу на краю лагеря, когда наступившая ночь заставила измученных воинов подняться и все-таки развести костры. К тому времени прибыл обоз, и она использовала одну из подвод как рабочий стол. Слуги суетились вокруг, принося воду и подавая ей бинты. Вся в крови, словно солдат, она склонилась к лежащему ничком человеку и делала перевязку при свете костра. Ираэн и Родри наблюдали, как она зашивала пару неглубоких ран у одного их воинов Адри, а потом поручила пленника заботам стражи.

– «Старуха»? – улыбнулся Родри. – Ты что, друг, видеть разучился?

– Да нет, конечно же. О чем ты? Мне она кажется старой.

– И сейчас? – Родри внезапно рассмеялся. – Чудесно. Ловлю тебя на слове.

– Родри! О чем ты, к демонам, в конце концов?

– Ни о чем. Просто я думал, что я знаю ее, но ошибся. В любом случае, пойдем поприветствуем леди.

Лаландра отмывалась в большом чане теплой воды, отдав слуге забрызганную кровью, заскорузлую рубашку. Сейчас, в нижней рубахе и штанах, она казалась Ираэну еще старше, об этом говорили и морщинистые руки, торчащие ключицы, но Родри смотрел на нее, как на красавицу.

– Здравствуй, Родри, – сказала она, подняв глаза. – Я рада, что ты не нуждаешься в моей игле и нитках.

– Я тоже рад, добрая травница. Ты явилась сюда с земель Запада, чтобы найти меня?

– Не совсем, – она бросила предупреждающий взгляд в сторону слуги. – Сейчас я слишком занята, но попозже все объясню.

– Позволь последний вопрос, – поклонившись, добавил Родри. – Что с лордом Комерром?

– Пришлось отрезать ему левую руку до плеча. Не знаю, выживет ли он, – Даландра с сомнением посмотрела на холмы. – На все воля богов, и мы ничего с этим не поделаем.

Ираэн и Родри разожгли костерок на двоих, поели черствых лепешек и вяленого мяса, добытого из седельных мешков. Они собирались съесть свои порции еще днем, да битва помешала. Ираэн ел жадно, не стыдясь своего голода» хотя и удивлялся, что вообще способен есть после того, что пережил за день.

– Ну, друг, – произнес Родри, – начало положено, и славное начало, но не думай, что ты уже знаешь все о войне.

– Я не настолько глуп. Не волнуйся.

– Похоже на то, что ты ожидал?

– Ни в коей мере.

Но в то же время его посетило странное чувство, что все это ему знакомо – слишком знакомо. Смертельная усталость отворила двери его памяти, приоткрыла… нет, не воспоминание, не ясный образ, а узнавание, чувство, что ему знаком и лагерь, и собственная забрызганная кровью одежда, и ломота во всем теле, оставшаяся после битвы. Даже ужас и неприкрытое отвращение уже жили в нем, откуда-то он знал, что за славу платят именно этой ценой. На миг ему так сильно захотелось расплакаться, что только оценивающий взгляд Родри удержал его от слез.

– Почему бы тебе просто не поехать домой? – спросил Родри.

Он покачал головой и с трудом вернулся к еде.

– Почему?

Он смог лишь пожать плечами в ответ. Родри вздохнул, глядя в костер.

– Думаю, уехав домой, ты бы чувствовал себя трусом?

– Ты близок к истине, – Ираэн наконец смог выжать из себя несколько слов. – Я ее ненавижу, и все равно тянусь к ней. Я о войне. И мне этого не понять.

– Несомненно, о да, несомненно.

Казалось, с губ Родри уже готовы сорваться слова, но тут из темноты выступила Даландра. Чистая рубаха была слишком велика на нее. На ходу она, будто простая крестьянка, грызла кусок сыра – свой обед. Ираэна поразили целенаправленность и сила, сквозившая в ее движениях. Будь она действительно старухой, то ступала бы нетвердой походкой, вся сгорбившись после тяжелой дневной работы. Не дожидаясь приглашения, она уселась на землю рядом с Родри.

– Ираэн недавно сказал, что ты знаешь наши имена, – заметил Родри вместо приветствия. – Откуда?

– Эвандар – мой друг.

Родри отозвался витиеватыми ругательствами, но она только весело рассмеялась и откусила еще сыра.

– Кто он? – спросил Ираэн. – А, это тот чудак, что дал тебе свисток?

– Он самый, – Родри снова смерил травницу взглядом. – Могу я узнать, что вам от меня надо?

– Всего-навсего отдать свисток, о котором упомянул твой юный друг. Он накличет беду. Родри, нося его с собой, ты навлекаешь на себя опасность.

– Так я и думал. Необычайно странные люди… нет, людьми их не назовешь… странные создания все время шныряют здесь и пытаются украсть его.

Тут Ираэн вспомнил, что видел подобную тень в замке лорда Эрдира.

– Тебе действительно лучше избавиться от него, – сказала Даландра. – Эвандар и не мыслил оставлять его у тебя. Последнее время он очень рассеян.

Родри с кислой миной оглянулся, обнаружил в нескольких футах поодаль седельные сумки, наклонился и подтащил к себе. Несколько мгновений он рылся в них, потом вытащил свисток, повернув его так, чтобы поймать блики костра.

– Скажи мне, будь добра, что это такое?

– Не знаю, но мне кажется, что он таит зло.

Она протянула руку, Родри ухмыльнулся и сжал кулак, а затем вернул свисток в сумку.

– Передай Эвандару, пусть сам приходит за ним.

– Родри, не время упрямиться.

– Я должен задать ему пару вопросов. Скажи ему, пусть приходит.

Даландра раздраженно что-то произнесла на языке, ранее не слышанном Ираэном. Родри же просто рассмеялся.

– Что ж, я не хотела бы видеть тебя мертвым из-за этой проклятой штуки, – произнесла травница. – Так что я дам тебе защиту, – она нащупала на своем поясе нечто тяжелое в треугольных кожаных ножнах. – Держи.

Когда Родри взял ножны, Ираэн заметил деревянную ручку – она была слишком мала, чтобы называться рукоятью – торчащую из грязных и потрескавшихся ножен. Родри вытащил бронзовый нож с лезвием в виде листа, весь в зазубринах и царапинах, будто его били молотом, а потом точили напильником, как мотыгу.

– О боги! – воскликнул Ираэн. – Почтенная старушка, как это может защитить от кого бы то ни было?

– Попридержи язык! – рявкнул Родри. – Лучше извинись перед леди.

Ираэн недоверчиво взглянул на него, но Родри ответил взглядом в упор со всею силой берсерка.

– Прошу простить меня, добрая травница, – пробормотал Ираэн. – Смиренно преклоняю колени в знак стыда.

– Я прощаю тебя, мальчик, – по ее лицу скользнула улыбка. – Я знаю, что нож выглядит необычно, но ведь и враги у Родри достаточно необычные, не так ли?

– Ну… тот, которого я видел… собственно, видел его тень… Да, необычным я бы его назвал.

Родри кивнул в знак согласия, занятый прилаживанием ножен к поясу – их пришлось прицепить справа, чтобы уравновесить кинжал, висящий с левой стороны. Одобрительно кивнув головой, женщина поднялась, потягиваясь и зевая.

– Ох, и устала же я… Что ж, поступай, как знаешь, Родри ап Девабериэль. Но здесь и сейчас у меня еще есть обязанности, по крайней мере, пока мы не доставим раненых туда, где есть лекари, так что может пройти больше времени, чем ты думаешь, прежде чем я смогу передать твою просьбу Эвандару. И до той поры ты будешь в опасности, независимо от количества ножей, подаренных мною…

– Тогда я положусь на удачу. Я хочу, добрая травница, чтобы твой друг ответил на мои вопросы.

– Я тоже, – она рассмеялась, звонко и мелодично, как юная девушка. – Но мне от него не досталось ни одного ответа, и я сомневаюсь, получится ли что-либо у тебя.

Она резко развернулась и растворилась в темноте, а Ираэн так и остался смотреть ей вслед. Улыбнувшись своим мыслям, Родри снова завязал седельную сумку и положил ее так, чтобы была под рукой.

– Почему ты ей не отдал эту треклятую вещицу? – поинтересовался Ираэн.

– Право, даже не знаю. Возможно, она абсолютно права насчет Эвандара и его нежелания отвечать на мои вопросы.

– В любом случае, кто такой Эвандар?

– Не знаю. Я как раз хочу задать ему этот вопрос в числе прочих.

– Зато он и эта странная старушка, кажется, тебя хорошо знают. Э, погоди-ка. Она назвала тебя Родри ап Дева… не помню как. Так звали твоего отца? Что это за имя?

Родри смерил его долгим спокойным взглядом.

– Эльфийское, – в конце концов произнес он, запрокинул голову и разразился зловещим смехом берсерка.

Ираэн понимал, что при таком его настроении он не добьется никакого объяснения.

– Пойду наберу хвороста, – сказал он, поднимаясь. – Огонь почти угас, а мне хочется света.

Шагая в сторону площадки, где были сложены припасы, Ираэн вспоминал все старые детские байки об Эльсион Лакар, или попросту эльфах.

Если эта раса действительно существует, то Родри запросто может оказаться одним из них, хотя бы потому что он столь очевидно чужд всему, что его окружает здесь…

Перед отходом ко сну Родри спрятал костяной свисток за пазуху. Он понимал, что Даландра не унизится до кражи, но кто-нибудь из уродливых тварей мог воспользоваться его усталостью. С этой мыслью он положил бронзовый кинжал рядом с одеялом. Чутье не подвело его: среди ночи он проснулся, услышав, как кто-то или что-то роется в седельной сумке. Он присел, схватил нож, и тотчас вор, кем бы он ни был, исчез. Родри не видел ничего, кроме разбросанных вещей, а свисток благополучно остался на месте. Двигаясь бесшумно, он, встав на колени, снова сложил вещи, потом натянул сапоги, чтобы осмотреть местность и перемолвится словом с часовым. Хотя ночной дозор и окружал лагерь, никто не заметил никакого движения среди палаток, ни в безмолвной долине.

Остановившись примерно на полпути между двумя постами, Родри растер лицо и зевнул, думая, не предложить ли какому-нибудь стражу подежурить вместо него. Со своего места он смутно видел ряды убитых, лежащих под одеялами в ожидании скорого погребения. Он отвернулся с резким вздохом и увидел, что к нему приближается Даландра. В лунном свете он ясно видел ее – юную и прекрасную эльфийскую деву. Длинные пепельные волосы, небрежно схваченные шнурком, делали ее похожей на деревенскую девчонку, но Родри слышал достаточно рассказов, чтобы узнать, кто она.

– Добрый вечер, – произнес он по-эльфийски. – Ты ищешь меня?

– Нет, просто не могла заснуть, – ответила она на том же языке. – Ненавижу убийства! Мне хочется разрыдаться, но я знаю, что если дам волю чувствам, то проплачу много часов.

– С людьми тоже так бывает.

– Но не с тобой?

– Когда-то и я плакал. Но давно уже перерос это, как, надеюсь, перерастет и наш юный Ираэн. Если он меня не оставит, то ему представится много возможностей привыкнуть к виду крови.

Она кивнула, устремив взгляд серых, как сталь, глаз в поля.

– Скажи, – продолжил Родри, – ты используешь какие-то чары, правда? Весь лагерь считает тебя уродливой старой каргой.

– Это чары Эвандара. Я должна была предугадать, что принадлежащий к Народу увидит сквозь них. Мы уже встречались, Родри, при очень странных обстоятельствах. Во всяком случае, ты мог заметить меня, хоть я и не присутствовала там в материальном облике. Это было давно, когда Джилл и Адерин вызволили тебя из той беды…

Родри содрогнулся. Кем бы он ни был теперь, как бы его ни звали, в его жизни бывали моменты, о которых он не желал вспоминать.

– Я тогда многого не понимал, – сказал он наконец. Вдруг он сообразил: – Ох, знаешь, у меня есть плохие новости… или ты уже знаешь о смерти Адерина?

– Как, он умер?

– Умер. Просто от старости.

Ее глаза наполнились слезами, и она отвернулась, пряча лицо в сгибе локтя. Когда Родри, поколебавшись, положил руку ей на плечо, чтобы хоть как-то успокоить, она доверчиво приникла к нему и разразилась плачем у него на груди.

– Мне больно, – с трудом выговорила она. – Не думала, что будет так больно…

– Прости, что я оказался вестником горя…

Она кивнула, отодвинулась и принялась решительно вытирать лицо подолом рубашки.

– Я поговорю с тобой позже, – через силу сказала она. – Сейчас мне нужно побыть одной.

Она ушла, двигаясь так прямо и уверенно даже в глубоком горе, что Родри поразился слепоте людей, поверивших покрову чар, сотворенных Эвандаром.

Лорд Комерр лежал у костра Эрдира на ложе из одеял. Смертельная бледность лица, прерывистое дыхание и холодная кожа очень беспокоили Даландру. Пока она меняла повязки на его ранах, лорд Эрдир опустился рядом на колени и принялся передавать целительнице то, о чем она просила.

Комерр несколько раз вздрагивал от боли, но так и не заговорил.

– Скажи мне правду, – сказал Эрдир. – Он выживет?

– Возможно. Он силен, так что не стоит отчаиваться, но он потерял слишком много крови.

Со вздохом Эрдир сел на корточки и пытливо вгляделся в лицо Комерра.

– Лорд, позволь мне задать бесцеремонный вопрос, – продолжила Даландра. – Ты не думал обратиться к гвербрету? Лорд Адри мертв, да и лорд Комерр близок к смерти. Драться дальше за то, кто из них станет тьерином, кажется, будет… скажем так, излишне.

– Верно сказано. Притом они – не единственные благородные лорды, погибшие в этой схватке. Я много думал и, видимо, так и поступлю.

– Это меня радует. Как ты думаешь, другая сторона согласится?

– У них не будет выбора, если гвербрет возьмет дело в свои руки. Кроме того, с их стороны из лордов остался один Номир, а он вмешался в свару только из чувства от долга.

– У Адри остался сын?

– Да, но ему только семь.

Даландра тихо выругалась. Эрдир посмотрел на своего союзника, к счастью, лежащего без сознания.

– Эх, демон меня заешь, до чего тошно видеть его искалеченным!

– Все лучше, чем мертвым. Без руки он проживет, а я не могла иначе остановить кровотечение.

– О, я не сомневаюсь в твоем решении, – Эрдир встряхнулся, как мокрый пес. – Думаю, я воспользуюсь случаем избавить его от распри, пока он не в силах отвечать за себя. Завтра отправлю гонцов.

– Боги благословят тебя за это. Знаешь, мой лорд, мне посчастливилось получить охранную грамоту с печатью гвербрета. Ты можешь воспользоваться ею.

– Премного благодарен. Я так и поступлю.

– Господин, не окажешь ли ты мне некую любезность? Я бы хотела, чтобы мой друг Родри также вышел из борьбы. Не мог бы ты назначить гонцами его и еще кого-то из серебряных кинжалов?

– О, я с радостью исполню твою просьбу, но в пути они подвергнутся большей опасности, нежели здесь. Не забывай, что именно Родри убил лорда Адри. Если кто-либо из людей Адри встретится с гонцами, они зарубят Родри, будь у него охранная грамота хоть от самого Князя тьмы.

– Я не подумала об этом, мой лорд.

Эрдир погладил бороду и посмотрел на Комерра, который вздрагивал во сне и стонал от боли. Внезапно на Даландру навалилась такая усталость, что она опустилась на землю и обхватила руками голову.

– Приношу тысячу извинений, добрая травница, – сказал лорд Эрдир. – Я не должен был удерживать тебя здесь. В твоем возрасте нужен сон.

– Я тоже так думаю. Если ты мне позволишь…

Она вернулась к своим одеялам и улеглась, но думы об Адерине не давали ей погрузиться в сон. Удивление, вызванное горем, беспокоило ее больше, чем само горе, пока она не поняла, что скорбит не о муже, а о возможности любви, которая могла бы быть между ними, если бы Эвандар и его обреченные соплеменники не воззвали к ней. Слова Родри о том, что Адерин умер от старости, тоже болезненно задели ее. Хотя она и провела с ним несколько месяцев, когда он уже был стар по людским меркам, тем не менее, и глазами, и сердцем она все равно видела перед собой молодого возлюбленного, с легкой улыбкой на устах и серьезным взглядом. Она снова заплакала, да так и уснула вся в слезах, в полном одиночестве на краю военного лагеря.

Войско добралось до замка Комерра за два дня – ехали дольше, чем обычно, так как жизнь лорда висела на волоске. Тряска в повозке настолько утомляла его, что время от времени приходилось останавливаться, чтобы он отдохнул. Наконец, на закате второго дня они въехали в огромные, обитые железом ворота, где Комерра ожидала плачущая молодая жена. Даландра помогла леди уложить его в постель и позаботиться о его ранах, а затем спустилась в зал на ужин. Рядовые воины сгрудились на своей половине зала. Кто ел стоя, кто сел на пол. За почетным столом в одиночестве обедал лорд Эрдир. Когда Даландра подошла, чтобы перемолвиться с лордом словом, тот усадил ее рядом.

– Что ты думаешь о нынешнем состоянии Комерра?

– Все в порядке. Самое худшее уже позади, и я не вижу признаков ни гнилостного заражения, ни столбняка.

Эрдир вздохнул с облегчением, протянул Даландре кусок хлеба и собственноручно налил ей эля. Они молча ели вдвоем с одного подноса жареную свинину и хлеб. Наконец лорд откинулся в кресле.

– Что ж, остается только ждать, что ответит гвербрет на мое послание. Интересно, а Номир тоже послал просьбу о вмешательстве? – Он стал считать по пальцам выпачканной жиром руки. – Адри погиб, Тьюдир и его наследник – тоже, Ольдас погиб, Паэдин погиб, и Дегес погиб. Будь я неладен, если затрачу на эту войну еще хоть один дерьмовый грош! Но прошу тебя, добрая травница, не говори никому, что я произнес эти недостойные мужчины слова.

Через два дня вернулись посланники с вестью, что гвербрет едет со своей дружиной в пять сотен, с целью уладить дело. Эрдир должен был выбрать двадцать пять человек для почетного караула и приехать на ничейную территорию. Номир под страхом обвинения в предательстве должен был сделать то же самое. Даландра хотела бы поехать с ними и услышать, как обернется дело, но пришлось остаться из-за раненых. Добрая половина из них умерла во время долгого пути в замок, но у нее все еще оставалось человек двадцать, нуждающихся в особом уходе, какого замковая прислуга не могла им оказать. Поздно вечером, когда она осматривала их в казарме, ее разыскал посланник: в замке гвербрета ему вручили письмо для нее.

– Ты умеешь читать, добрая женщина, или мне привести писца?

– Я знаю буквы. Давай я попробую сама.

Ей было сложно читать по-дэверрийски, но письмо было очень кратким.

– А, это от целителя Тимрика. Он спешит к нам и везет необходимые припасы!

У нее даже навернулись слезы на глаза от облегчения, и посланник сочувственно кивал, глядя на людей, которым повезло меньше, чем ему. Она бы никогда не отважилась сказать ни ему, ни другому представителю человеческой расы, что чувствует отвращение, а не сочувствие ко всей этой израненной и покалеченной плоти, к ранам, открывающим раздробленные кости.

Ближе к полуночи Даландра вышла во двор погулять. К тому времени почти полная луна уже спускалась по небосводу. Большинство народа спало, но сквозь окна было видно, что несколько слуг все еще работают в зале, освещенном огнем. Хотя она вышла, чтобы подышать свежим воздухом, внутренний дворик был полон мусора, навозных куч, там же находились свинарник и курятник. Весенняя слякоть хлюпала под ногами, на стоячих лужицах прорастала плесень и ряска.

На мгновение ей захотелось вскрикнуть и убежать, вернуться в страну Эвандара. Какая ей разница, кто нуждается в ней здесь? Ей хотелось оставить за собой весь мир людей, мир материи. Как она могла приговорить Элесари или кого-либо из Опекунов к этому омерзительному существованию? Даже Старший народ, хоти и живут долго, страдает от болезней, ран и смерти в своих степях. Даже они, не забывшие былой славы, проводят зимы, теснясь в зловонных шатрах, скупо отмеряя пищу и топливо. Возможно, Эвандар прав. Возможно, было бы лучше никогда не рождаться, прожить короткую жизнь в вечно переменчивом астральном мире, как живут языки пламени, а потом остыть, мирно угаснуть навеки…

Она взглянула на луну: от нее теперь остался только ореол света на небе, и тот вскоре совсем растворится в темноте. Однако в свой час она снова засияет на небе, войдет в зенит, будто символ победы и поражения Света, рождения и смерти. Когда-то Даландра находила успокоение в созерцании этого символа, но этой ночью, стоя на грязном и сыром дворе, она была слишком измучена телесно и духовно, и это было лишь пустой тратой времени.

– Эвандар, приди ко мне!

Она произнесла это имя шепотом, но все-таки вслух, что очень удивило ее. Бывало, что она могла призвать его одним только сосредоточением мысли. Но сейчас Даландра чувствовала, что ей до него не дотянуться. Может, он занят собственными делами, и не считает нужным витать над нею в этой стране, которую он сам называл Землей Врат? А может, его брат нарушил перемирие? Вспомнив о воине лисьего образа, она задумалась, какова может быть война между ними, и содрогнулась от отвращения.

– Эвандар!

Ни мысленного отклика, ни дыхания – ничто не выказывало его присутствия, хотя она была уверена, что почувствовала бы его смерть или обстоятельства, препятствующие ему против его воли.

– Эвандар!

Она слышала свой голос, голос потерявшегося ребенка. Но чувствовала лишь пустоту, не заполненную его присутствием. Значит, ей ничего не оставалось, как самой справляться с унынием.

В безнадежной попытке найти более чистый воздух она пошла к воротам, и увидела, как кто-то впереди спускается по лестнице со сторожевой башенки. Эльфийское зрение позволило ей разглядеть Родри – сменившись с караула, он шел, зевая, отдыхать. Она отступила в тень, не испытывая желания вообще с кем бы то ни было говорить, но и Родри, будучи полуэльфом, хорошо видел в темноте; он заметил ее и подошел ближе.

– Ты еще не спишь? – удивился он.

– Я только что от раненых. Надеюсь, лекарь приедет быстро, и да помогут ему боги обоих наших народов.

– Дорога недальняя, он не замедлит прибыть. Позволишь ли сопроводить тебя в твои роскошные палаты? То есть, надеюсь, что наш лорд предоставил тебе хотя бы более-менее чистую комнату?

– Так и есть, хотя до палат недотягивает. Это всего лишь одна из кладовых, – Даландра зевнула. – Оказывается, я устала сильнее, чем думала.

В молчании они обогнули замок и, минуя кухню, добрались до ветхого, крытого соломой сарая, который и служил Даландре спальней. Эльфы, подобно кошкам, не могут видеть в полной темноте, и потому она разжилась оловянным светильником, который пристроила на бочонке из-под пива, подальше от охапки соломы, где были расстелены одеяла. Остановившись на пороге, она зажгла свечу щелчком пальцев. Родри вздрогнул.

– Никак не привыкну к подобным штукам, – усмехнулся он. – Можно с тобой поговорить? Мне хочется задать тебе несколько вопросов, но вижу, ты устала, так что, если хочешь, гони меня.

Она заколебалась, но он имел право знать ответы, а главное, ей не хотелось оставаться одной.

– Не так уж я устала. Закрой, пожалуйста, дверь на засов. Она уселась на одеяла, отодвинув разбросанные вещи, и взглянула на него. Родри пристроился на полу у бочонка в нескольких футах от нее. При пляшущем свете свечи она была поражена его красотой, необычной для полукровки. Опасности и тяжкие труды прошедших дней не оставляли ей досуга на такие наблюдения. Проседь в волосах и морщинки вокруг глаз делали его еще привлекательней, были созвучны ее мрачному настроению. Да, этот человек познал поражения и страдания.