Текст книги "Дни знамений"

– Полно, каждый может когда-то что-то забыть… Он уныло покачал головой:

– Ты не понимаешь! Это дело серьезное. Я начинаю уставать, милая, усталость нарастает с каждым днем, а теперь мне еще и разум, похоже, отказывает. Долго ли еще я сумею сохранять покой и благоденствие нашей земли? – Он закрыл лицо ладонями, крепко растер виски. – Ты права. Ты должна увести мой народ за собою, и чем скорей, тем лучше.

Она было собралась возражать, как обычно, уговаривать его пойти вместе, но ей пришло в голову, что нужно промолчать. Эвандар уронил руки на колени и взглянул на нее сердито.

– Ну что ж, – беззаботно сказала Даландра, – если ты твердо решил остаться, кто я такая, чтобы спорить с тобой?

– Да, со мною спорить бесполезно, – ответил он, но впервые в голосе его послышались нотки сомнения.

Она лишь кивнула, соглашаясь, и отвернулась.

– И все-таки кто-то должен наведаться к Родри, – напомнила она. – Ты пойдешь?

– Не могу. Один из нас должен оставаться здесь, на страже. Было глупо с моей стороны уходить, пока ты спала.

– Но я никогда не видела его во плоти. Твои воспоминания не помогут мне отыскать его мысленно!

– Верно… – он задумался, но не надолго. – Направь свои мысли на поиск свистка. Ты ведь держала его в руках!

– Хорошо. Теперь давай я попробую, получится ли у меня?

Получилось отлично: стоило ей представить себе костяной свисток, как в мыслях ее возник образ Родри. Но она порадовалась собственной предосторожности: хорошо, что она не отправилась в Дэверри без предварительной разведки! В ее видении предстал каменный замок далеко к востоку от эльфийских земель, исхлестанный холодным, колючим дождем. В большом зале было полно народу, почти все – вооруженные мужчины. Свисток проявился в углу у стены – Родри держал его в руке, но сам был виден плохо, вероятно, потому, что Даландра никогда не встречалась с ним наяву, только в видениях на протяжении многих лет. Насколько она могла судить, Родри показывал свисток местному барду, а тот отрицательно качал головой, давая понять, что сей предмет ему неизвестен.

Поскольку эльфов в зале не обнаружилось, так же как и ни одного человека с золотой аурой чародея, Даландра решилась усилить сосредоточение и добилась впечатления, будто она стоит рядом с Родри. В этой позиции она разглядела подробно и его самого, и того белокурого паренька, которого Эвандар назвал Ираэном. На языке Дэверри слово это означало просто «железо», а потому не могло быть ничем, кроме прозвища. Бард, почтенный пожилой человек, поставил на пол свою арфу, взял у Родри свисток и повертел, рассматривая.

Внезапно Даландра уловила в своем поле зрения голубую вспышку эфирного света.

Возле очага возникла фигура, формой и размером схожая с человеческой, но покрытая коротким серо-голубым мехом; голова, приплюснутая и вытянутая, напоминала морду барсука. Одежда на этом нелепом создании тоже лишь приблизительно походила на человеческую: коричневые шерстяные штаны короткие, до колен, полотняная рубаха, почти такая же, как носят мужчины в Дэверри, но без рукавов и воротника, зато на шее поблескивал золотой торк. Повертев головой налево и направо, существо выпрямилось и медленно двинулось через зал в сторону Родри. Никто не обращал на него внимания, вероятно, просто не видели: то и дело люди едва не натыкались на него, но существо вовремя отскакивало в сторону.

Зато Родри обнаружил его сразу: он развернулся, громко закричал и указал рукою прямо на мохнатую тварь. Даландра забыла, что он – полуэльф, и потому обладает врожденной способностью этого племени различать эфирные формы, когда они появляются в материальном мире. Похоже, тварь об этом тоже не подозревала: взвизгнув, она исчезла, оставив после себя облачко эфирной субстанции, похожей на черный дым с неприятным запахом. Визга, скорее всего, тоже никто не расслышал, даже Родри никак не отреагировал. Но озадаченные люди тотчас столпились вокруг него и засыпали вопросами. Наскоро придумав какое-то объяснение, Ираэн, схватив одной рукой костяной свисток, а другой – самого Родри, поспешно вытащил товарища из зала.

Даландра последовала за ними, глядя сверху, чтобы убедиться в окончательном исчезновении твари с мордой барсука, потом прервала видение и взлетела на свою плоскость бытия. Эвандар поджидал ее на прежнем месте у реки. Выслушав ее рассказ, он потемнел, как грозовая туча.

– Значит, скверно идут наши дела, милая, – угрюмо бросил он. – Все именно так, как я опасался. Будь они все прокляты! Шныряют и вынюхивают на моих землях, угрожают человеку, которому я обещал защиту!

– Кто это?

– Темные. Те, кто живет далеко… Значит, война!

Он вскочил и, щелкнув пальцами, вынул из воздуха серебряный рог.

– Постой! А что если я схожу туда и верну костяной свисток?

– Это ничего не решит. Границы нарушены, понимаешь? Главное – это границы!

Вскинув голову, он поднес рог к губами и затрубил. Протяжный призыв рога был и сладкозвучным, и страшным. В мгновение ока дружина, бряцая бронзой и серебром, сотрясая воздух воинственными кличами, окружила своего вождя.

– Граница! – выкрикнул Эвандар. – Они нарушили нашу границу! По коням!

Дружина откликнулась оглушительным криком одобрения и, потрясая копьями, призвала коней. Неведомо откуда явилась толпа слуг, ведя коней, всех до единого белых с красновато-рыжими ушами. Эвандар помог Даландре взобраться в седло, потом вскочил на своего коня и, склонившись к ней, сказал негромко:

– Если дело обернется против нас, любовь моя, спасайся, беги на земли Запада, но, прошу тебя, помни обо мне, хотя бы недолго…

– Я тебя никогда не забуду, – ледяной страх стиснул ей горло. – Но что, по-твоему, может случиться?

– Не знаю, – внезапно он рассмеялся, звонко, по-детски. – Не имею ни малейшего понятия!

Дружина подхватила его смех. Подняв серебряный рог над головою, Эвандар повел своих верных воинов рысью по берегу реки, вверх по течению. Река шумела, бренчала упряжь, звенели кольчуги, и Даландра никак не могла подступить к Эвандару с расспросами; впрочем, она сомневалась, захочет ли он удовлетворить ее любопытство. Ей оставалось лишь скакать вперед да вспоминать ужасные картины войны.

Когда-то давно, сотни лет назад по счету людей и эльфов, хотя в ее восприятии прошло всего несколько лет, ей пришлось применить все свои знания о целебных травах и перевязках после жестокой битвы, когда к повозке, где она устроила лазарет, все несли и несли раненых, и укладывали на дощатый пол, окровавленных и умирающих; час за часом продолжалось это, и уже не было сил держаться на ногах, но и бросить их, беспомощных, а такой нужде она тоже была не в силах.

Ей казалось, что она вновь чует мерзкий запах, что сгустки и полосы запекшейся крови вновь прилипли к ее рукам… Со стоном тряхнула она головою, отгоняя тяжелые воспоминания. Эвандар, мчавшийся впереди, ничего не расслышал.

Река к этому времени уже превратилась в белопенный поток, прорезавший каньон глубиною футов двадцать слева от дороги. Солнце висело справа, багровое, распухшее, словно затянутое дымом большого пожара. Впереди простирались равнины, плоские и бескрайние, как степи Запада, они уходили к горизонту, где застыли, будто остановленная волна, то ли облака, то ли клубы дыма, залитые кроваво-красными светом солнца. Блики этого же жуткого света мерцали и в степи – на копьях и доспехах вражеской армии. Эвандар трижды отрывисто протрубил в рог. Его дружина взвыла. Порыв пыльного ветра донес ответный звук иного рога и вопли врага.

– Оставь нас! – крикнул Эвандар Даландре. – Держись подальше и готовься к бегству!

Дрожа, как от озноба, она подчинилась и, развернув коня, покинула ряды войска. Остановившись у обочины, она следила, как дружина Эвандара проносится мимо. Но все ее страхи и предосторожности оказались напрасны в тот день.

Когда они приблизились к вражескому войску, выстроившемуся на равнине, из рядов рысцой выехал герольд с жезлом, обвитым цветными лентами на дэверрийский манер. Эвандар отдал какой-то приказ, его воины, бряцая оружием, выстроились полукругом у реки. Противники, в черных шлемах и кольчугах, развернулись лицом к ним, но держались на расстоянии. Не в силах сдержать любопытство и страх за жизнь своего возлюбленного, Даландра пустила коня в галоп и догнала Эвандара в тот момент, когда он выехал навстречу герольду. Словно подражая ей, один из вражеских воинов подъехал к герольду, сняв шлем и опустив копье острием вниз.

Когда представители обеих сторон встретились между рядами войск, Даландре пришлось призвать на помощь всю свою силу воли, чтобы сохранить учтивость и сдержать вопль отвращения: хотя с виду и герольд, и его спутник выглядели как люди и одеты были по-людски, лица их были гротескно искажены – у герольда оно распухло и обвисло, кожа висела крупными складками вокруг бородавчатой шеи, а у воина смахивало на лисью морду. Острые уши его и загривок были покрыты рыжеватой шерстью, черные глазки-бусинки поблескивали над вытянутым, острым носом. В довершение всего герольд был еще и лыс, и горбат, но заговорил он по-эльфийски, чисто и музыкально:

– Что привело тебя на поле боя, Эвандар? Мой лорд не совершил ничего дурного ни против тебя, ни против твоих подданных!

– Он поступил дурно, добрый герольд, с человеком, которого я почитаю своим, ради безделушки, случайно оброненной на моей земле, а потому, согласно уговору, принадлежащей мне!

Герольд обернулся к воину, стоявшему за ним, и складки кожи заскрипели, будто рассохшиеся половицы. Воин склонил голову, отвечая на невысказанный вопрос, и пришпорив лошадь, подъехал к герольду. С минуту они с Эвандаром молча рассматривали друг друга; герольд, смертельно побледнев, потихоньку попятился назад. Даландра заметила, что глаза этого древнего создания были розовые и слезились.

– Слова, сказанные тобою, лишены малейшего смысла, – произнес наконец предводитель Темной дружины. – Что это за безделушка?

– Свисток, изготовленный из чьей-то кости, – ответил Эвандар. – Его обронил, несомненно, кто-то из твоих соглядатаев. Я отдал свисток человеку по имени Родри, и вот теперь кто-то из твоих проныр крадется за ним, чтобы вернуть свисток обратно!

– Мне об этом ничего неизвестно. Никогда не владел я костяным свистком и не видел ничего подобного.

Эвандар, прищурившись, пытливо посмотрел на него. Герольд заерзал в седле.

– Скажи мне вот что, – снова заговорил Эвандар. – Приходилось ли тебе когда-либо видеть или принимать услуги от существа, чья голова приплюснута и вытянута, как у барсука, а тело покрыто серым мехом, одетого так, как одевались мужи Дэверри, когда только прибыли на свою новую родину?

– А на какое имя он откликается?

– Не знаю. Но на шее он носит гривну, скрученную из золотого прута.

– Был такой, признаю, но он давно уж не служит мне. Кое-кто из моего народа презрел мою власть и ушел. То же самое, как я слыхал, приключилось и с тобой, Эвандар. – Он усмехнулся, раздвинув темные губы так, что обнажились острые белые клыки. – Кажется, от тебя ушла жена. Или слухи неверны?

– Государь! – воскликнул герольд, становясь между собеседниками. – Если мы прибыли сюда, чтобы предупредить войну, не стоит говорить столь резким тоном!

– Ступай прочь, старик, – ответил воин лисьего образа. – Мы с братом способны договориться сами!

Даландра ахнула: неужели это и есть истинная родня и истинный облик ее возлюбленного? Эвандар, слушая своего противника, так небрежно развалился в седле, так светло улыбался, – он выглядел как настоящий эльф, если не считать невозможного оттенка волос… Нет, она не могла, она отказывалась поверить, что он может принадлежать к другому племени!

Удрученный герольд отступил.

– Женщинам часто надоедают мужчины, – заметил Эвандар, все еще улыбаясь. – Займись своими мятежниками, а я займусь своими. Итак, ты утверждаешь, что наш приятель с острым рыльцем не подчиняется тебе?

– Именно. И он, и некоторые другие оставили меня, заявив, что нашли себе более могущественных покровителей. Поначалу я думал, что они переметнулись к тебе.

– Ничего подобного. Женщина, только что упомянутая, тоже говорила мне о каких-то новых и могущественных друзьях.

Братья (если их действительно можно было так назвать) надолго замолчали, пригнувшись к шеям коней и сверля друг друга взглядами так, словно надеялись прочесть сокровенные тайны. Наконец воин-лис, проворчав нечто неразборчивое, откинулся назад и повернул копье острием вверх.

– Нынче не время для усобиц между нами. Я дам тебе оружие против того бунтовщика.

– Прими мою искреннюю благодарность за это, но оружие прошу вручить вот этой женщине, моей спутнице, ибо именно ей оно понадобится.

Темный воин повернулся к Даландре, словно только что заметил ее присутствие, потом, снова проворчав что-то, бросил ей свое копье. Она поймала его одной рукой и удивилась, какое оно длинное и тяжелое – крепкое дубовое древко, бронзовый наконечник в форме листа, вставленный хвостовиком в дерево и прикрепленный бронзовыми полосами.

– Ты можешь придать ему такую длину, какую пожелаешь, – сказал он и обратился к своему брату: – Прощай, Эвандар, и да будет мир между нами, пока не уладится это дело!

– Прощай, брат. Но я бы хотел, чтобы мир между нами установился раз и навсегда!

Воин-лис только фыркнул в ответ. Одним взмахом руки он велел своему коню развернуться и поскакал к ожидающему войску.

С ревом, подобным шуму воды, прорывающей сухую плотину, все они тотчас унеслись прочь, подняв облако пыли; крики, гиканье, бренчание сбруи и топот копыт смешались в такой шум, что наступившая в конце концов тишина показалась оглушительной. Пыль осела, и не осталось никаких следов вражьего войска, кроме потоптанной и смятой травы. Дружина Эвандара сплотилась вокруг него, обмениваясь тихими выражениями разочарования.

– Мы едем домой! – объявил он. – Далла, это копье, пожалуй, великовато, чтобы ты тащила его в земли людей!

Он протянул к копью руку, щелкнул пальцами и, развернувшись, отправился в обратный путь. Копье в руке Даландры затрепетало, как живое, и сократилось так быстро, что она едва не выронила его. Прижав копье к луке седла, она удерживала его с трудом, пока оно, дергаясь и извиваясь, не превратилось в кинжал. Правда, это был не совсем обыкновенный кинжал – листообразный бронзовый клинок с грубой деревянной рукоятью. Рассмотрев его поближе, Даландра заметила, что бронзовая полоска крепления украшена чеканными фигурками драконов.

– Далла! Поехали! – позвал Эвандар. – Здесь опасно долго оставаться!

Она засунула кинжал за пояс и догнала Эвандара. Всю дорогу домой, по зеленеющим лугам, она держалась чуть позади, разглядывая его стройную спину, гриву золотых волос, всю его фигуру, так изящно скроенную на эльфийский лад, и пыталась вообразить, как же на самом деле он выглядит, когда чары ложатся на него.

– Признайся, малыш Ираэн, – сказал лорд Эрдир, – твой Родри – сумасшедший?

– Я бы так не сказал, господин, впрочем, мы с ним всего год как знакомы…

– Понимаешь, я все думаю, как это все ему видится. Видятся вещи, которых на самом деле нет! То есть мы все думаем, что их нет… – не найдя более точных слов, Эрдир с досады прикусил свой длинный седой ус.

По счету времени смертных зимнее солнцестояние уже давно миновало, а до весеннего равноденствия оставалось еще несколько недель. Кутаясь в толстые плащи, лорд и его «не вполне настоящий» наемник прогуливались по наружному двору Дан Гамаллина, где Ираэн и Родри провели зиму, нанявшись к лорду в отряд. Хотя солнце едва поднялось, слуги уже были все за работой – носили дрова и продукты в кухню, ухаживали за лошадьми в конюшне. Зевая и растирая замерзшие руки, ночная стража как раз спускалась со стен.

– Ладно, – нашелся наконец Эрдир, – когда дойдет до драки, будет все равно, в своем он уме либо нет. А я могу побиться об заклад, что дойдет скоро. Уже, почитай, две недели, как снег сошел, так? А в долинах трава уже пробивается. Скоро, парень, скоро, вот тогда и выясним, стоишь ли ты той кормежки, которую получал зимой!

– Ручаюсь, мой лорд, мы сделаем все, что в наших силах, чтобы отплатить за вашу щедрость, даже если придется головы сложить!

– Красно говоришь, мальчик! Особенно для ученика наемника или кто ты там у нас?

Эрдир улыбался, но его темные глаза, казалось, снимали мерку с Ираэна, и смотрели так проницательно, что юноше становилось неуютно. Всю зиму он старательно избегал общества лорда, что в его положении было нетрудно, и тем не менее он то и дело ловил взгляды Эрдира, направленные на него и Родри – с тем же изучающим выражением.

– Называя меня учеником, вы совершенно правы, сударь. Ну, а теперь мне, наверно, лучше уйти и не отрывать вас от важных дел!

Эрдир рассмеялся.

– И снова прекрасно сказано! Довольно вычурный способ для выражения такой простой мысли, что ты спешишь убраться поздорову, пока я не задал еще какой-нибудь неловкий вопрос. Не бойся, парень! Здесь, на западе, серебряные кинжалы в цене, и все мы научились не заговаривать о вашей личной жизни.

– О… спасибо, сударь…

– Постой! Кое-что я все же хочу уточнить, – Эрдир заколебался, но все же продолжил: – Имей в виду, ты не обязан отвечать. Вы с Родри оба из благородных, правда?

Ираэн покраснел до ушей. Как он ни старался вести себя, как все люди, секрет все равно вылазил наружу!

– За Родри я отвечать не могу, мой лорд, – пробормотал он.

– Да и не нужно, – Эрдир дружески хлопнул его по плечу. – Ладно, больше не буду тебя поджаривать на медленном огне. Ступай, завтрак ждет!

После полудня, когда Ираэн и Родри отдыхали на отведенной для солдат половине большого зала, усталый гонец, с ног до головы заляпанный грязью весенних дорог, вбежал и рухнул на колени перед лордом Эрдиром. Лорд послал за писцом, чтобы прочесть врученное гонцом письмо. Все, кто был в зале, притихли в ожидании, но полная тишина не наступила, и слабый голос старика был еле слышен. Но как только он дочитал до конца, Рениса, капитана наемного отряда, вызвали к лорду, и вскоре он вернулся с новостями.

– Нашему лорду и его союзникам выпала удача, ребята! Ольдас захватил врасплох сына Тьюдира и половину его отряда на дороге, по чистому везению! Наши хозяева извлекут из этого хорошие денежки, уж будьте уверены!

Наемники разразились хохотом и обидными замечаниями об имени и происхождении лорда Тьюдира по обеим линиям родства. Этого человека не любили в округе. Как и во всякой междоусобице, вызванной кровной местью, ситуация была запутанная. Лорд Эрдир, наниматель Родри и Ираэна, как и его молодой союзник, Ольдас, были связаны узами родства и вассальных обязательств с неким лордом Комерром, который враждовал с другим лордом, Адри, по многоразличным причинам, большинство коих они унаследовали от предыдущих поколений. У Адри имелись свои сторонники, в частности, упомянутый выше скряга Тьюдир, которому теперь предстояло выкупить за кругленькую сумму своего сына и около двадцати его воинов.

Весь день до вечера Эрдир провел, отправляя письма во все стороны, а на закате прибыл лорд Ольдас с четырьмя десятками своих молодцов, пригнавших ценную добычу. Ночи уже не были холодные, а потому лошадей вывели во двор, а в конюшне устроили временную тюрьму для заложников, за исключением, разумеется, самого Двина, сына лорда, который на почетных правах стал скорее гостем, чем пленником Эрдира. Сидя за обедом, Ираэн издали поглядывал на стол для благородных: Эрдир и Ольдас смеялись и шутили; Двин глядел в тарелку и методично поглощал пищу.

– Этот будет жрать, пока влезает, – ухмыльнулся Ренис. – В доме его отца кормят неважно!

Наемники загоготали. Двин поднял голову и послал в их сторону злобный взгляд. Он сидел слишком далеко, чтобы расслышать слова, но и так догадался, что смеются над ним. Ираэн присоединился было к общему веселью, но тут заметил, что Родри, сидя на соломенной подстилке у двери, опять уставился в никуда расширенными глазами. Он водил глазами так, словно следил за передвижением какого-то существа размером с кошку; то и дело губы его вздрагивали, будто от сдерживаемой улыбки. Ираэн пошел к нему, раздумывая, стоит ли одергивать Родри. Его тревожило и состояние человека, которого он уже считал своим другом, и то, что из-за его чудачеств их обоих могут вышвырнуть из отряда перед самым началом войны. Однако что бы там ни привлекло внимание Родри, оно быстро исчезло, и он вспомнил об окружающих. Обнаружив стоящего рядом Ираэна, он усмехнулся:

– За пределами нашего мира лежит другой мир, невидимый человеческим глазом, но доступный взору эльфов. Вот так. Между прочим, это цитата из книжки.

– Знаю. Маэль Ясновидящий. Это из его «Этики», да?

– Угадал. Ты читал эту книгу?

– Читал… Ох, чертовщина!

– Что случилось?

– Я вспомнил, что сказал лорд Эрдир нынче утром. Он спросил про меня… и про тебя… ну, в общем, высокого ли мы с тобою рода, А я не мог сообразить, откуда он мог догадаться. Но теперь я понял, что веду себя как придворный. Мне бы не следовало даже признаваться, что я умею читать, да?

– Смотря где. Например, в здешних местах лишь очень немногие в благородных семьях знают грамоту, а потому тебя могут принять, скажем, за сына писца.

– А ты сам? Ты цитируешь из книги Ясновидца, но я ни за что не поверю, что тебя воспитывали в скриптории!

– И правильно сделаешь. Но если хочешь узнать, где я провел юные годы, то… о, боги великие!

Он вскочил и, круто повернувшись, схватился за меч, не спуская глаз с двери. Ираэн убедился, к своему великому облегчению, что никто этого не заметил. Родри выскочил наружу, Ираэн – за ним, раздумывая на ходу, не сошел ли он сам с ума и отчего так уверен, что Родри угрожает опасность?

Во дворе было темно, пусто и тихо, не считая отголосков веселья, сочившихся из окон замка. Когда глаза Ираэна свыклись со мраком, освещенным лишь звездами да луной, он увидел, что Родри стоит в пяти футах от него.

Ничто не двигалось вокруг, и все же Ираэн не мог избавиться от ощущения, что за ними следят.

– Родри! – непонятно зачем понижая голос, шепнул Ираэн. – Что там такое?

– Тихо! Иди сюда!

– Вон там, – прошипел Родри. – Возле тележки! Видишь ты его?

Ираэн послушно поглядел в указанном направлении. Футах в десяти от них стояла тележка с подъемными бортами, ее оглобли упирались в плиты двора. На один из бортов, крашеных белой краской, падал прямоугольник света из окна замка – Ираэн различил неясный контур пивной кружки, поставленной на подоконник. В этом освещении он мог бы увидеть то же, что видел Родри… если бы оно там было.

– Ни черта не вижу! – по-прежнему шепотом пожаловался он. – Ничего такого, к чему применим мужской род! Что ты…

Он осекся. Холодок ужаса пробежал по его спине. Ни одного предмета не было между тележкой и окном, и все же на белый квадрат упала отчетливая тень, силуэт, как будто отброшенный фигурой человека, стоящего боком, только очертания головы были неясные и странно вытянутые. В когтистой лапе тварь держала кинжал, занесенный для удара. В мертвой тишине Родри выхватил меч, и клинок блеснул в луче света. Тень заколебалась и исказилась, как бывает с отражением в воде пруда, когда бросишь в нее камень. Ираэн мог бы поклясться, что расслышал слабый визг животного; потом тень исчезла. Ворча себе под нос, Родри вернул меч в Ножны.

– Все еще думаешь, что я полоумный?

К своему удивлению, Ираэн обнаружил, что не может говорить. Он только пожал плечами и беспомощно помахал рукой.

– Не сомневаюсь, что в этом замке все до единого так думают, – продолжал Родри. – Знаешь, я жалею, что это не так. Тогда мне было бы проще жить.

Ираэн кивнул и попытался прочистить горло.

– Весна уже настала. Распутица кончилась, дороги проходимы. Почему ты не едешь домой, мальчик?

– И не подумаю, – голос наконец-то к нему вернулся. – Я хочу получить серебряный кинжал, и не привык легко отказываться от своих желаний!

– Упрям, как настоящий лорд, право! Ну, коли так, позволь напомнить, что в другой книге известного тебе Ясновидца, «О благородстве знати», сказано, что не пристало благородному мужу дрожать при мысли о невидимых сущностях равно как и бежать от того, что он не может увидеть, лишь потому, что он этого не видит!

– Я сейчас не в том настроении, чтобы проникаться великими мыслями великих людей, уж не обессудь… А, постой: нынче днем ты ссылался на некий отрывок… Да, точно: «доступный взору эльфов». Я всегда думал, что эльфы – это чья-то безумная шутка или выдумка бардов, но…

– Но что? – усмехаясь, взглянул на него Родри.

– Эй, придержи язык, ты, насмешник дерьмовый!

Ираэн развернулся на каблуках и поспешил вернуться к свету и шуму большого зала. Впервые с того момента, как он покинул Дан Дэверри, ему подумалось о возвращении домой.

Еще несколько дней Ираэн держался настороже, но никаких признаков тайных явлений не видел. Пока переговоры между Эрдиром и Тьюдиром шли своим чередом, с разглагольствованиями герольдов и прочими церемониями, им с Родри оставалось только посиживать в общем зале да играть в кости по маленькой с другими наемниками.

Поговаривали, что Тыодир пытается выторговать пленников за меньшую цену.

– Что за скаредный ублюдок этот старик! – сказал Ре-нис однажды утром.

– Согласен вдвойне, – ответил Родри. – Впрочем, у него есть одно оправдание: война на носу, и деньги столь же ценны теперь, как люди!

– Да, так, наверно, это выглядит со стороны серебряных кинжалов!

В тоне капитана было столько холодного презрения, что Ираэн готов был тут же вызвать его на поединок, но Родри воспринял оскорбление равнодушно. Позже он заметил при Ираэне вскользь, что наемник, позволивший себе устроить ссору в отряде, рискует вылететь из него.

Однако вскоре и солдаты, и лорды убедились, что у Тьюдира были весомые причины оттягивать решение. Под вечер следующего дня в замок галопом примчался всадник с известием, что союзники Эрдира выступили против лорда Адри и держат его в осаде. Поскольку Эрдир должен был выступить немедленно, ему пришлось снизить свои требования, после чего Тьюдир наконец сдался, и они договорились об обмене.

Рано поутру Эрдир и Ольдас со своими дружинами сопроводили пленников на ничейную землю – старый каменный мост над глубокой и быстрой рекой.

На другом конце моста их поджидали Тьюдир – рыжая борода и хмурый вид, – с остатком своих людей и еще один лорд, с двадцатью пятью воинами. Герольды с обеих сторон въехали верхом на мост, встретились посередине и вступили в беседу, перемежаемую любезными поклонами. Мешок с деньгами перешел из рук в руки; герольд Эрдира придирчиво пересчитал монеты, потом отдал выкуп своему лорду.

Усмехнувшись, Эрдир спрятал мешок за пазуху и приказал своим людям отпустить пленников. Высоко вскинув голову, лорд Двин повел свои два десятка на ту сторону, где ждал его отец.

– Отлично, – сказал Ренис. – Вот теперь пойдет настоящая потеха!

Когда вернулись в замок, повозки уже были вытащены из сараев во двор, и вереницы слуг тянулись туда и обратно, словно муравьи, несущие добычу в муравейник, нагружая повозки зерном и прочей походной провизией. Наутро отряды должны были выйти на помощь тем, кто осаждал лорда Адри.

– У Комерра есть пара сотен людей, которых он мог послать для осады, – объяснил Родри Ираэну. – Да еще наших восемьдесят добавится. А вот у Адри, говорят, без малого сотня замкнута вместе с ним. Так что все будет зависеть от того, сколько смогут выставить Тьюдир и другие их союзники. Уверен, что Тьюдир будет теперь драться отчаянно. У старого скупердяя заноза в заднице…

– Ты видел, как герольд считал деньги? Спорим, это Эрдир приказал ему так сделать!

– Спорить не стану. Обычно герольды ведут себя гораздо учтивее.

Родри еще долго говорил, но Ираэн уже его не слушал. Война приблизилась вплотную, и близость испытания заставляла юношу трепетать и покрываться холодным потом. Главная, никому не доверенная тайна Ираэна заключалась в том, что, хоть он и нанес поражение многим противникам на турнирах в Дан Дэверри, хоть королевские мастера клинка и провозглашали его наперебой лучшим из своих учеников, в настоящем бою ему еще не приходилось бывать за всю свою короткую жизнь. Живя в сердце королевства, где царил мир, он имел мало шансов добыть подобный опыт, если бы, конечно, смирился с участью балованного младшего отпрыска королевского рода. Но именно безопасность и роскошь его существования всегда казались ему позорными; это чувство выгнало его из дому, заставило искать воинской славы на большой дороге. И никогда он не подозревал, до самого этого часа в палатах лорда Эрдира, что на самом пороге этой славы испытает страх.

Да, в тот вечер ему казалось, что Предназначение шутит с ним. Эрдир должен был, естественно, оставить в замке какую-то охрану. Он выбрал нескольких солдат постарше и послабее, а потом велел остальным бросить кости и так определить остающихся. Ираэн проиграл. Когда он увидел, какое выпало число на костях, он сперва уставился на них, не желая верить, а потом разразился самой страшной руганью, какую только мог припомнить. Как это понимать? Неужели он обречен прозябать за безопасными стенами всю жизнь, как бы ни старался вырваться на простор? Тут он заметил, что и Эрдир, и Ренис смеются над ним.

– Никто не скажет, что тебе недостает рвения, солдат, – сказал Эрдир. – Но если я сделаю исключение для тебя, придется делать его и для других, а тогда какой смысл бросать жребий? Ты будешь охранять крепость!

– Я буду делать, что прикажешь, – сказал Ираэн, – но трудно мне поверить в такое невезение!

В южном Пирдоне озимые уже пошли в рост. Перистые ростки припорошили зеленью поля над рекой – первое, что увидела Даландра, оказавшись в землях людей. Судя по положению солнца и по скупым обрывкам знаний об этом крае, река текла, по-видимому, на север и терялась среди холмов. Даландра хорошо приготовилась к путешествию, Эвандар снабдил ее и дэверрийской одеждой, и хорошей лошадью, и всем необходимым снаряжением; все это соплеменники Эвандара добыли путем кражи понемножку отовсюду. Впрочем, он клятвенно пообещал все вернуть по местам, когда она справится с задачей, и это слегка облегчало бремя, лежавшее на ее совести. По просьбе Даландры ей придали внешность Джилл, так как других женщин Дэверри, странствующих в одиночку, она не видала.

Ведя за собой вьючного мула, нагруженного сухими зельями и снадобьями, она проезжала мимо крошечных усадеб, осененных осинами и тополями, уже выставившими напоказ набухшие почки. За глинобитными оградами отощавшие за зиму коровы, белые с рыжими ушами, пережевывали надоевшую солому, мечтая о будущих сочных лугах. На широкой излучине реки Даландре открылся городок – с полсотни круглых деревянных домишек, разбросанных вокруг открытой площадки; между домами росли зеленеющие тополя, а на околице, у каменного колодца, оживленно судачила стайка женщин, одетых в длинные синие платья, пришедших за водой. Пока ее еще не заметили, она спешилась и собралась с духом: неизвестно было, выдержат ли чары, наложенные Эвандаром, взгляд человеческих глаз? Она-то, оглядывая себя, видела обычное свое эльфийское тело, но Эвандар уверял, будто другие будут видеть пожилую седую женщину и больше ничего.