Текст книги "Благодать и стойкость. Путешествие сквозь жизнь и за ее пределы"

Иными словами, четвертое положение «вечной философии» состоит в том, что существует Путь, и этот Путь, если правильно следовать ему, выведет нас из падшего состояния к просветлению, от сансары к нирване, из ада на небеса. Плотин[94]94
  Плотин (204/5–270) – древнегреческий философ-мистик, интерпретатор учения Платона и основатель неоплатонизма. Его мистическая философия сильно повлияла на мысль поздней Античности и Средневековья, включая представителей разных религиозных традиций – христианства, гностицизма, иудаизма, ислама и др. (Повлиял Плотин и на Уилбера, который особое внимание уделяет ему в книгах «Секс, экология, духовность» и «Краткая история всего».) См. Плотин. Эннеады. В 7 т. / Пер. Т. Г. Сидаша под ред. О. Л. Абышко. (Серия Plotiniana). СПб.: Издательство Олега Абышко, 2004–2005. Прим. науч. ред.


[Закрыть] называл это бегством одинокого к Единому[95]95
  Англ. a flight of the alone to the Alone – букв. «бегство от одиночества к Одиночеству». В русском переводе «Шестой эннеады» Плотина – «бегство от единого к Единому» (греч. phygi monou pros monon): «И когда кто-нибудь выпадает из созерцания, он вновь пробуждает в себе добродетель и находит себя космизированным [красивым и упорядоченным]; вновь благодаря добродетели он теряет тяжесть и приходит к Уму и Мудрости, и через Мудрость – к Богу. Это жизнь богов и богоподобных и счастливых мужей: освобождение от этих [земных] вещей, не наслаждающаяся ими жизнь, бегство от единого к Единому» (Плотин. Шестая эннеада. Трактаты VI–IX / Пер. с древнегреч. и послесл. Т. Г. Сидаша. СПб.: Издательство Олега Абышко, 2005. С. 318). Интерпретацию этого высказывания в смысле преодоления экзистенциального одиночества души и ее восхождения к Единому см. в книге Джона Риста «Плотин. Путь к реальности» (СПб., 2005). Прим. науч. ред.


[Закрыть], что означает: от малого «я» к большому «Я».

Трейя. И этот Путь – медитация?

Кен. Можно говорить, что существует несколько путей, и вместе они образуют то, что я в целом назвал Путем, – это тоже поверхностные структуры, которые в основе своей имеют одну и ту же глубинную структуру. Например, в индуизме считается, что есть пять основных путей, или пять йог. Слово «йога» означает всего лишь «союз», способ соединить душу с Божеством. В английском языке есть слово «йоук» – «узы», «иго», «бремя» (yoke). Когда Христос говорит: «Иго мое легко»[96]96
  Точная цитата из канонического русскоязычного текста Евангелия: «Иго Мое благо, и бремя Мое легко» (Матф., 11:30). Прим. пер.


[Закрыть], имеет в виду: «Моя йога легка». Тот же корень мы видим в хеттском слове yugan, латинском jugum, греческом zugon и т. д.

Но я, наверное, объясню все это проще, если скажу, что все эти пути, где бы мы их ни нашли, в индуистской или любой другой духовной традиции, разделяются на два основных. У меня для вас есть еще одна цитата, если я ее сейчас найду, – вот, из Свами Рамдаса[97]97
  Свами Рамдас (урожд. Витал Рао, 1884–1963) – индийский философ, филантроп, странник. В 1922 г. по благословению Рамана Махарши (1879–1950), великого учителя неоведанты, ушел в свой первый 21-дневный пещерный ретрит, где обрел мистическое постижение, что «всё есть Рама, и ничего, кроме Рамы». Большую часть жизни провел в странствиях по Индии. Среди его известных учеников – Свами Сатчидананда, Свами Муктананда и Йоги Рамсураткумар. Прим. пер.


[Закрыть]: «Есть два пути: один – расширить свое эго до бесконечности, второй – умалить его до ничто; первый путь – путь знания, второй – путь преданности. Джняни [носитель знания-мудрости] говорит: “Я есмь Бог – вечная истина”. Преданно преклоненный же говорит: “Я – ничто, о Боже, Ты – все!” В обоих случаях самоощущение обособленного эго растворяется».

Смысл же в том, что в обоих случаях человек, следующий Пути, трансцендирует маленькое «я», умирает для него и тем самым заново открывает или воскрешает свое Наивысшее тождество со вселенским Духом. И тут мы переходим к пятому значимому положению «вечной философии» – к пункту, связанному с Возрождением, Воскресением или Просветлением. Маленькое «я» должно умереть в тебе самом, чтобы смогло воскреснуть большое «Я».

Эти смерть и новое рождение в разных традициях передаются с помощью разных образов. В христианстве, разумеется, их прототипы – Адам и Иисус: считается, что Адам, которого мистики именуют Ветхим Человеком и Внешним Человеком, отворил врата ада, а Иисус, Новый Человек, или Внутренний Человек, отворил врата рая. Кроме того, смерть и воскресение Иисуса, согласно мистикам, есть архетип смерти обособленного «я» и воскресения из потока сознания новой вечной сущности – то есть Божественной или Христовой Личности – и ее Вознесения. Как сказано у блаженного Августина: «Бог стал человеком, чтобы человек мог стать Богом». Процесс преображения человеческого в божественное, или переход от Внешнего Человека к Внутреннему Человеку, от малого «я» к великому «Я», известен в христианстве как метанойя – это слово означает одновременно «покаяние» и «преображение». Мы раскаиваемся в своем маленьком «я» (в грехе) и преображаемся в высшее «Я» (Христа), так что, как вы процитировали, «теперь не я живу, но Христос живет во мне». Схожим образом в исламе эти смерть и возрождение обозначаются словами «таубах» (tawbah), что значит «покаяние», и «галб» (galb), что значит «преображение»; суть того и другого лаконично сформулировал Аль-Бистами[98]98
  Баязид Бистами (Абу Йазид Тайфур ибн Иса аль-Бистами, г. рожд. неизв. – ок. 875) – персидский суфийский религиозный мыслитель-мистик, основатель течения «опьянения любовью к Богу» в суфизме. См. Рощин М. Ю. Бистами // Большая российская энциклопедия. Т. 3. М., 2005. С. 558. Прим. науч. ред.


[Закрыть]: «Забывание себя есть вспоминание Бога».

И в индуизме, и в буддизме смерть-воскресение всегда описывается как смерть индивидуальной души (дживатман) и пробуждение истинной природы человека, которая в индуизме метафорически именуется как Все Сущее (Брахман), а в буддизме – как Чистая, Пустотная Открытость (шуньята). Собственно момент возрождения, или «прорыва», известен как просветление или освобождение (бодхи или мокша). «Ланкаватара-сутра»[99]99
  «Ланкаватара-сутра» (вероятно, ок. IV в. н. э.) – один из наиболее почитаемых и священных текстов буддизма махаяны. Считается основополагающим сочинением школы чань (дзен), но почитается и в других школах махаяны, включая тибетский и дальневосточный буддизм. Прим. пер.


[Закрыть] описывает просветление как «полный поворот в глубочайшем местопребывании сознания». Этот «полный поворот» – всего лишь отказ от привычки создавать обособленное, вещественное «я» там, где нет ничего, кроме свободного, открытого, ясного, чистого сознавания. Этот «поворот», или метанойя, в дзен-буддизме называется сатори, или кэнсё. «Кэн» означает «истинная природа», а «сё» – «прямое видение». Прямое видение своей истинной природы означает становление буддой[100]100
  В буддийской литературе, как правило, с большой буквы слово «Будда» пишут, когда речь идет о конкретном Будде Шакьямуни (Гаутаме), а с маленькой – когда говорят о любом существе, обретшем состояние будды (пробуждения, или просветления). Прим. науч. ред.


[Закрыть]. Как сказал Майстер Экхарт[101]101
  Майстер Экхарт (ок. 1260 – ок. 1328) – великий средневековый немецкий мистик, христианский богослов, учивший о присутствии Бога во всем существующем. Прим. пер.


[Закрыть]: «В этом прорыве я обнаруживаю, что Бог и я суть одно»[102]102
  В конце знаменитой проповеди № 52 Майстера Экхарта: «Здесь я переживаю некий подъем, который меня вознесет выше всех ангелов. И в этом подъеме я получаю такое богатство, что мне не достаточно Бога со всем, что Его делает Богом, вкупе со всеми Его деяниями Божьими, потому что в оном прорыве я обретаю то, что я и Бог – это одно. Тут я – то, чем я был, тут от меня ничего не убавится и ко мне ничего не прибавится, ибо я – та неподвижная вещь, которая движет всеми предметами» (Майстер Экхарт. Трактаты. Проповеди. М.: Наука, 2010. С. 178). Прим. науч. ред.


[Закрыть].

Трейя. Просветление действительно переживается как реальная смерть или это просто расхожая метафора?

Кен. Как реальная смерть эго. Никаких метафор. Из рассказов тех, кто это испытал, – а они бывают очень драматичными, а бывают совершенно спокойными и лишенными драматизма, – становится ясно, что ты просто неожиданно просыпаешься и осознаёшь, кроме всего прочего, что твое истинное существо – это все, что ты сейчас видишь: ты в прямом смысле составляешь единое целое со всем, что вокруг тебя, ты един со всем явленным миром, как бы банально это ни звучало. И ты не просто стал един с Богом и Всем – ты всегда и извечно был этим единством, просто не осознавал этого.

А наряду с этим чувством, наряду с открытием этого всепронизывающего «Я», возникает другое, абсолютно конкретное ощущение – ощущение, что твое маленькое «я» попросту умерло, умерло на самом деле. В дзен сатори называется Великая Смерть. Экхарт формулирует так же резко: «Душа, – пишет он, – должна привести себя же к смерти»[103]103
  Уилбер цитирует Экхарта, по-видимому, по одной из работ Ананды Кумарасвами (см., например: Coomaraswamy A. K. Hinduism and Buddhism, 1999, p. 59; русский перевод данной цитаты приводится по книге: Кумарасвами А. К. Время и вечность / Пер. с англ. и предисл. А. А. Артамонова. СПб.: Русский Mipъ, 2017. С. 290). Сходное место в проповедях самого Экхарта: «…душа должна отречься от своего бытия. Именно в смерти и начинается духовная жизнь. Если душе нужно претерпеть эту смерть, она должна оставить себя и все вещи…» (Meister Eckhart. Selected writings / Select. and transl. by Oliver Davies. London: Penguin Books, 1994. P. 244.) Прим. науч. ред.


[Закрыть]. Кумарасвами объясняет: «Только через возведение ступеней из своих умерших “я”, – осуществляемое до тех пор, пока мы наконец-то не постигаем, что буквально нет ничего, с чем можно отождествить свое [истинное] “Я”, – лишь тогда мы сможем стать теми, кто мы [на самом деле] есть»[104]104
  Источник высказывания Кумарасвами – см., например, все то же издание: Coomaraswamy A. K. Hinduism and Buddhism, 1999, p. 68. Прим. науч. ред.


[Закрыть]. И еще раз из Экхарта: «Царство Небесное – ни для кого, кроме совершенно мертвых»[105]105
  Русский перевод цитаты Экхарта приводится по изданию: Кумарасвами А. К. Время и вечность / Пер. с англ. и предисл. А. А. Артамонова. СПб.: Русский Mipъ, 2017. С. 272. См. также Хёйзинга, «Осень Средневековья»: «Как свет обращается в мрак, так высшая жизнь обращается в смерть. Как только душа постигает, говорит Экхарт, что в Царство Божие нет доступа никакому творению, она вступает на свой собственный путь и уже более не ищет Бога. ‹…› “И вот она умирает своей наивысшею смертью. В смерти этой душа утрачивает все свои вожделения, и все образы, и всяческое разумение, и всякую форму, и от нее отнимается всякая сущность ‹…›”. Душа, коли не утопишь ты сама себя в сем бездонном море божества, не сможешь познать этой божественной смерти!» (Хёйзинга Й. Осень Средневековья. Пер. с нидерл. Д. В. Сильвестрова. М.: Наука, 1988. С. 247). Прим. науч. ред.


[Закрыть].

Трейя. Смерть маленького «я» и есть обретение вечности?

Кен. (Долгая пауза.) Да. Но нужно учитывать, что «вечность» – это не бесконечно длящееся время, а некая точка вне времени, – так сказать, вечное настоящее, или вневременное «сейчас». Истинное «Я» не живет вечно во времени, оно живет во вневременном настоящем – предсущем времени, предсущем истории, изменениям, какой-либо событийной последовательности. Истинное «Я» существует как Чистое Присутствие, а не как бесконечная протяженность (которая сама по себе – довольно отталкивающая идея).

Отсюда – переход к шестому из основных положений «вечной философии», которое состоит в том, что просветление, или освобождение, приносит конец страданию. Гаутама Будда, например, говорил, что он учит всего двум вещам: в чем причина страдания и как положить ему конец. Причина страданий – это цепляния и вожделения нашего обособленного «я», а то, что освобождает от страдания, – это путь медитации, который трансцендирует обособленную самость и ее вожделения. Все дело в том, что страдание – неотъемлемая часть этого узелка, или сжатия, которое именуется «я», и единственный способ пресечь страдания – это пресечь обособленное «я». Это не означает, что после просветления или после духовных практик в целом вы перестанете чувствовать боль, досаду, страх, обиду. Не перестанете. Просто эти чувства больше не будут угрожать вашему существованию и представлять собой проблемы. Вы перестанете отождествлять себя с ними, драматизировать их, подпитывать их энергией, бояться их, потому что, с одной стороны, уже больше не будет какого-либо раздробленного и маленького «я», которому что-то может угрожать, а с другой – большому «Я» вообще ничего не может угрожать, потому что оно едино со Всем и за его пределами нет ничего, что могло бы повредить ему. Узелок в сердце распутывается, и возникает глубокое чувство раскрепощения. Человек понимает, что любое страдание, каким бы сильным оно ни было, в принципе не сможет повредить основам его бытия. Страдания приходят и уходят, а человек обладает «умиротворением, что превыше всякого понимания»[106]106
  Отсылка к Евангелию: «И тогда мир Божий, который выше всего, что может представить себе человеческий ум, сохранит ваши сердца и мысли в единении с Христом Иисусом» (Христианам в Филиппах 4:7; перевод: Радостная весть. Новый Завет. Современный русский перевод. Учебное издание. 2-е изд., перераб. и испр. М.: РБО, 2013. С. 411). Прим. науч. ред.


[Закрыть]. Мудрец может чувствовать страдание, но оно его не ранит. И поскольку мудрец сознает существование страдания, он движим состраданием – желанием помочь всем тем, кто испытывает страдания и думает, что они реальны.

Трейя. И тут мы переходим к седьмому пункту: о просветленной мотивации.

Кен. Да. Считается, что подлинное просветление влечет за собой социальную активность, которая в основе своей исходит из милосердия, сострадания и искусных средств. Цель такой активности – помочь всем сознающим существам достичь высшего освобождения. Просветленная активность – это попросту самоотверженное, бескорыстное служение. Поскольку мы все едины в единой Самости, в мистическом теле Христа, в Дхармакайе, значит, служа другому, я служу своему истинному «Я». Я думаю, что, когда Христос говорил: «Возлюби ближнего своего как самого себя», он имел в виду: «Возлюби ближнего своего как свое [истинное] “Я”.

Трейя. Спасибо[107]107
  Сейчас, в эпоху торжества политкорректности, люди часто упускают из виду одну вещь – разумеется, речь о «вечной философии». Идеология политкорректности утверждает, что во всей цивилизации современности господствует определенный образ мышления – евроцентричный, логоцентричный и сексистский, – и единственная политически адекватная или корректная позиция, таким образом, состоит в радикальном утверждении всеобщего равенства и плюрализма и отрицании того, что какое-либо мировоззрение может быть лучше другого. Проблема этой идеологии вот в чем: хоть она и претендует на то, чтобы быть удивительно либеральной (сказано же: не бывает ничего лучше или выше, чем другое), но в итоге оказывается абсолютно реакционной. Если ничто не лучше другого, то и либеральные идеи не лучше, чем всё остальное, и незачем улучшать текущее положение вещей. В этой идеологии нет внятного и цельного представления о человеческих возможностях. Кроме того, радикальный плюрализм сам по себе представляет собой евроцентричную и логоцентричную конструкцию.
  «Вечная философия», с другой стороны, исторически впервые зародилась в эпоху матриархата – следовательно, ее нельзя обвинить в сексизме; она существовала у народов, не знавших письменности, и поэтому нелогоцентрична; она расцвела в странах, которые сейчас считаются странами второго и третьего мира, – ее нельзя назвать евроцентричной. Вдобавок у нее есть преимущества, которых лишена идеология политкорректности: это цельное, интегративное мировоззрение, которое дает место всем проявлениям и в то же время указывает на «лучшее» состояние, а именно – высшее единство. Таким образом, ей органически присуща либеральная, то есть освободительная цель – увеличение степени свободы и на индивидуальном, и на общественном уровне. Прим. авт.


[Закрыть].

Но после этого интервью я думал лишь об одном: вот человек, которого я люблю больше, чем свое «я», – и с большой, и с маленькой буквы.

– Я пришел как Время, пожиратель народов, и час настал их уничтожить[108]108
  Цитата из «Бхагавадгиты», гл. 11, стих 32. В переводе В. С. Семенцова: «Время Я – мира губитель. Весь этот люд Я решил уничтожить. В битву ты вступишь иль битву покинешь, воинам этим пощады не будет» (Бхагавадгита. Пер. с санскр., исслед. и примеч. В. С. Семенцова. 2-е изд., испр. и доп. М.: Восточная литература РАН, 1999. С. 65). Именно эти строки, но в другом переводе продекламировал американский физик-теоретик и руководитель Манхэттенского проекта Роберт Оппенгеймер (1904–1967) в отношении первого испытания атомной бомбы («Теперь Я становлюсь Смертью – уничтожителем миров»). Прим. науч. ред.


[Закрыть].

– Извини, я не расслышал. Что ты сказала?

– Ожидая того часа, когда процвету на их останках.

– Кто здесь? Трейя, это ты? Милая!

Когда Трейя едва-едва вступила в подростковый возраст, она пережила мощный и очень глубокий мистический опыт; может быть, это сильнее всего остального повлияло на ее жизнь.

– Когда это было? – спросил я ее однажды вечером вскоре после нашего знакомства.

– Мне было тринадцать лет. Я сидела у камина, совершенно одна, и смотрела на огонь. И вдруг совершенно неожиданно я превратилась в дым от огня и начала подниматься в небо, все выше и выше, а потом стала едина со всем пространством.

– Ты перестала отождествляться со своими индивидуальными телом и личностью?

– Я растворилась полностью, стала едина со всем сущим. Не было вообще никакого индивидуального «я».

– И ты не спала?

– Точно нет.

– Но ощущения были очень реальными, да?

– Абсолютно реальными. Было такое чувство, словно я вернулась домой, словно я оказалась там, где мне и надо быть. Сейчас я знаю, как это все называется: я нашла свое истинное «Я», обрела Бога, дао и так далее, но тогда-то я не знала всех этих слов. Я просто знала, что я дома, что я в полной безопасности или, скорее говоря, что я спасена. Это был не сон – наоборот, все остальное казалось сном, обычный мир выглядел как сон, а это было по-настоящему.

Это мистическое переживание на всю жизнь стало для Трейи главной путеводной звездой, хотя она и нечасто об этом говорила («знающий не говорит…»[109]109
  Отсылка к знаменитому изречению из «Дао-Дэ цзин», гл. LVI: «Знающий не говорит; говорящий не знает» (Лао-цзы. Дао-Дэ цзин / Пер., коммент. В. В. Малявина. М.: Феория, 2013. С. 454). Прим. науч. ред.


[Закрыть]). Оно сказалось на ее прошедшем через всю жизнь интересе к духовности и медитации; оно привело к тому, что она поменяла свое имя на Трейя; оно стало частью той силы и стойкости, с которыми она встретила свою болезнь.

Из дневников Трейи

Я растворяюсь, мои молекулы смешиваются со всем космосом – с самого детства эта картина стала чем-то вроде определяющего символа моей жизни. Только она по-настоящему трогает меня, способна вызвать слезы на моих глазах, вызывает желание следовать духовному пути, находить единство со всем миром, делать «дело моей жизни» еще более глубоко воплощающим это ради меня и других. Кажется, одна из причин, по которой я недовольна своей консультативной работой и учебой, – в том, что мой подлинный интерес внутри меня. Остальное быстро мне надоедает. Думаю, отчасти это потому, что по-настоящему меня интересуют только внутренние, духовные вопросы, а когда я пытаюсь направить их вовне (например, оказывая психологическую помощь), я теряю к ним интерес.

Мне надо прислушиваться к внутреннему голосу, к своему внутреннему наставнику, делать его сильнее, взаимодействовать с ним… Только тогда я буду способна слышать его настолько, чтобы моя жизнь приобрела направление. При мысли об этом сладко замирает сердце, и я, печатая с закрытыми глазами, чувствую, что могу поймать это внутреннее чувство, ощущение расширения и всепоглощающего томления. Это было главной темой, путеводной нитью моей жизни. Все началось с чувства растворенности и расширения, а потом оно стало глубже и вылилось в глубокую, просветленную заботу обо всем, что связано с нашей человеческой природой или, лучше сказать, божественной природой. По правде говоря, в конечном счете я тоскую по тому состоянию, где нет моего эго, где есть свобода от обособленного «я»…

И по правде сказать, именно в этом и заключается цель медитации.

– Трейя, милая, знаешь, это не смешно. Давай наливай чай и иди сюда наконец. – С легким, слабым звуком угас огонь. – Это совершенно не смешно. Сейчас я сам туда приду.

Но нет никакого «туда». Мне ничего не видно. Я ощущаю только одно – чувство холода.

– Ладно, ты меня поймала. Левое плечо и так далее. «И час настал их уничтожить». Просто замечательно. Послушай, давай хотя бы минутку просто поговорим?

Глава 6. Тело-и-ум сброшены!

Из дневников Трейи

Я спокойно сижу и ощущаю, как мое дыхание циркулирует по телу. Ноги скрещены в позе полулотоса. Далеко внизу я слышу гулкий рокот волн: вода ласкает берег, проникает в песок, а потом медленно, словно нехотя, снова уходит в свою пучину, чтобы там собраться воедино и опять устремиться вперед плавным чувственным движением, дотянуться до другого, – и в этом порыве за пределы себя есть и томление, и дерзость. Вовнутрь и вовне, расставание и встреча, безопасность и риск. Так же и дыхание циркулирует по моему телу, впускает в мое тело другое, подобно тому, как вода просачивается в песок; два различных элемента смешиваются, берут друг у друга, дают друг другу жизнь. А потом я посылаю воздух наружу, в воздушный океан вокруг меня, как море возвращается в свои глубины, перед тем как снова скользнуть к берегу, приласкать его и уйти в песок. Вместе они блестят и сияют в лучах восхода, и непрестанный гулкий рокот их встреч и разлук, новых встреч и новых разлук наполняет мое существо.

После занятий медитацией Трейя вернулась обновленной. Строительство нашего дома на Тахо затянулось, и мы по-прежнему жили в Мьюир-Бич. Трейя сияла, стала чуть ли не прозрачной. А еще она выглядела очень сильной и уверенной в себе. Она сказала, что, с одной стороны, по-прежнему видела очень неприятные образы рецидива болезни, но, с другой, она их не страшилась. По ее словам, в своей борьбе с боязнью рецидивов она миновала важную веху.

Из дневников Трейи

Чем же я занималась на ретрите? Мне сказали, что десять-одиннадцать часов в день я должна фокусироваться на том, как воздух входит и выходит через ноздри; просто сосредоточиться на дыхании. Замечать, когда я отвлекаюсь, и возвращаться вниманием к дыханию. Замечать, что именно поднимается внутри – какие мысли и эмоции, – и, как только я осознаю наличие мысли или эмоции, пытаться возвратиться вниманием к дыханию. Терпеливо, настойчиво, неукоснительно. Продолжать практиковать. Дисциплинировать свое осознавание.

После этого меня учили направлять свое уже чуть более дисциплинированное осознавание на тело. Сосредоточиваться на ощущении у ноздрей, а затем – на ощущениях, переживаемых в различных частях тела. Скользить осознаванием по телу – вверх-вниз, вверх-вниз. Замечать свои ощущения; фокусироваться на упускаемых из виду «слепых пятнах» в теле; замечать болезненные участки; возвращаться к сосредоточению, если я отвлеклась; и делать все это спокойно, умиротворенно, равностно[110]110
  Равностность (англ. equanimity, пали: упеккха) – термин в буддийской медитации, а также в секулярной практике внимательной осознанности (mindfulness), обозначающий один из благотворных ментальных факторов (желаемое и полезное психоэмоциональное состояние, а также настрой). Это не состояние безразличия, а свободное и нейтральное, нецепляющееся осознавание всех переживаний и событий независимо от того, приятные они или нет. Прим. науч. ред.


[Закрыть]. Итак, концентрироваться надо было не на чем-то внешнем по отношению ко мне – наоборот, мое тело должно было стать экспериментальной лабораторией по тренировке внимания. Это был уже пятый день десятидневного ретрита с Гоенкой, поэтому отчасти я становилась все искушеннее в этом.

Что же происходило, когда я медитировала на моем теле, физических ощущениях, приятных или болезненных? Первые дни я не переставая думала о боли в глазах и в голове: она меня пугала. Все время возникали картины того, как рак возвращается; я боялась, что покину Кена, боялась того, что может произойти. Каждое болезненное физическое ощущение, даже самое легкое, моментально вызывало в воображении картинки возвращающегося рака, и каждая из них переполняла меня ужасом.

Это была нелегкая борьба, но к пятому дню я научилась просто фиксировать свои ощущения, не оценивая их. Научилась фиксировать пугающие образы, но при этом не бояться ни их, ни своего страха. Я стала отчетливо сознавать работу своего осознавания, свою способность просто сознавать, а также склонность осознавания отвлекаться, захватываться периферийными событиями или мыслями. Сфокусированное внимание стало для меня чем-то вроде маяка, светового луча, который я могла сама направлять. А обратив его на какой-нибудь участок моего тела, ясно осознавать, что там происходит. Это могли быть, например, постоянно сменяющиеся физические ощущения в верхней части головы, или резь в глазах, или периодически возвращающаяся головная боль – и я отчетливо осознавала их, но не осуждала себя за возникающие переживания, не пряталась от них, не боялась их.

Кроме того, я также стала лучше осознавать фон, всегда присутствующий вокруг этого сфокусированного сознавания, – всевозможные переживания, которые двигались и менялись в тусклой зоне на границах направленного светового луча. Их я осознавала, но смутно, пока не научилась направлять свое внимание прямо на них. Это фоновые участки вокруг моего осознавания. Так я стала осознавать соотношение а-ля «фигура – фон» между моим сфокусированным осознаванием и диффузным осознаванием: они сосуществуют и переключаются друг между другом, когда я смещаю свое внимание или когда мое внимание смещалось случайным образом[111]111
  Интересно, что, говоря о диффузном осознавании, Трейя описывает переживания, которые систематически возникают, в частности, при практике созерцательного рассредоточения. Особенно детально вопросы соотношения фигуры и фона применительно к психотехникам управления вниманием проработаны в методологии деконцентрации, которая может использоваться и в качестве медитативной практики. См. Бахтияров О. Г. Деконцентрация. 2-е изд. Киев: Ника-Центр, 2004. Прим. науч. ред.


[Закрыть].

Я стала осознавать, насколько мощную роль играет мое внимание в формировании состояния моего сознания. Я могу просто свидетельствовать свои ощущения, и тогда я чувствую спокойствие, сбалансированность, равностность. Могу, напротив, осуждать свои ощущения, давая им ту или иную оценку, бояться их, и тогда я чувствую тревогу, иногда даже панический ужас.

По мере того как я сосредоточивалась на переживаниях в своем теле, я все больше начинала осознавать вещи, которых раньше не осознавала. Начала осознавать свои мысли – идеи, представления, слова, образы, случайные впечатления, обрывки историй, внутренние голоса, которые заполняют пустоты в моем сознании; случайные, обрывочные цепочки событий, которые то вторгаются в сферу моего осознавания, то ускользают из нее. Начала осознавать свои привычки: рассказывать себе эти внутренние, подобные сновидениям истории; автоматическое стремление переменить положение тела, если возникает хотя бы малейший дискомфорт; привычку терзаться, постоянно планировать все наперед; постоянно блуждающее, рассеянное внимание. Начала осознавать преходящий поток своих эмоций: раздражение из-за физической боли; боязнь, что я не выдержу эти десять дней; страх перед раком; страстное желание съесть что-нибудь; желание продвинуться в освоении этого метода медитации; любовь к Кену; злость на себя, если внимание начинает блуждать и рассеиваться; вновь страх перед раком; удовольствие от наплыва определенных волн ощущений.

Следуя наставлениям, я постепенно училась просто наблюдать за всей этой внутренней активностью, все больше обретая баланс, равностное отношение, без цепляния и отторжения. Спокойно наблюдать за мыслями, привычками ума и даже за эмоциями. В какой-то момент я чувствую, что у меня все получается, и тут же начинаю буксовать из-за желания закрепить свой успех. Мгновение мне удается спокойно наблюдать боль в глазу, но в следующее мгновение я уже чувствую, как напряжение усиливается, когда я сваливаюсь в желание избавиться от этой боли. Я стала замечать, как мои эмоции блокируют ощущения, препятствуют прогрессу. Очень уж хитрый трюк: двигаться по лезвию бритвы осознанного усердия, сохраняя при этом непривязанность к результатам.

Когда мысли и эмоции подуспокоились, а внимание заострилось, я все больше начала осознавать широкий спектр физических ощущений. Я стала замечать, как в тех местах, где до этого ничего не чувствовала, появляется что-то вроде щекотки, зуда или вибрации, а потом проходит. Возникает какое-нибудь новое и неожиданное ощущение и так же быстро исчезает. Были моменты, когда я чувствовала все свое тело как одну сплошную вибрацию. И каждый раз появлялось искушение подумать об этом, построить концепцию того, что со мной происходит, поговорить с собой, отреагировать эмоционально, поразмышлять над тем, что это событие значит, вместо того чтобы спокойно, беспристрастно замечать происходящее в настоящем. Замечать, когда что-то изменилось и когда исчезло, когда мое внимание отвлеклось, замечать постоянные изменения, этот непрекращающийся поток – терпеливо, безучастно и каждый раз как можно детальнее и все более утонченно.

Первые несколько дней я не могла отделаться от тревоги. Там что-то кольнуло – к чему бы это? Там заболело – что это значит? Кен умел отвлекать и успокаивать меня: «Что-то болит? Большой палец на ноге? Думаешь, у тебя рак большого пальца?» Но страх не исчезает. Я поймала себя на том, что веду внутренний разговор с Богом, пытаюсь торговаться с ним: «Дай мне провести с Кеном хотя бы десять лет! И как же я буду счастлива, когда мне исполнится пятьдесят, – да это, в сущности, молодость!»

На второй день я вдруг обнаруживаю, что правая рука [из которой были удалены лимфатические узлы] распухла! Вот черт! Почему? После операции такого не было, почему же теперь? Это меня по-настоящему пугает. И тут же появляется мысль: может быть, для Кена будет лучше, если меня не станет как можно раньше, – он не настолько успеет ко мне привыкнуть. Одновременно я осознаю, что уже давно перестала обращать внимание на свое дыхание!

В моей голове сидит трикстер-обманщик. Только мне удается наконец-то сосредоточиться на своем дыхании, справиться с мыслями, которые меня отвлекают, только я замечаю, что мне удалось сконцентрироваться (с большим трудом), – тут-то и приходит трикстер. «Маленькая проверка, – говорит он. – У тебя все получилось. Просто проверим, правда ли это». И тут же он подбрасывает мне какой-нибудь лакомый кусочек для размышлений: какого цвета должны быть стены, чтобы гармонировать с цветом стола; стоит ли поставить еще один шкаф в спальню? «Ах какие вкусные мысли! – проносится во мне. – Мне хочется их попережевывать еще немного». И все мое внимание снова вылетает, как в трубу.

На третий день – несколько периодов спокойствия, которые прерывают постоянную многоголосицу мыслей и эмоций. Рука по-прежнему опухшая, но этим меня уже не обмануть: я просто продолжаю замечать ощущения. Мне нравится чувство душевного покоя и тишины. Непереносима только мысль о том, что я оставлю Кена; во время вечерних занятий я плачу.

К пятому дню мне удается полностью все отпустить и спокойно наблюдать все, что со мной происходит: ничего не оценивая, не цепляясь ни за что и ничего не отталкивая. Что приходит, то и приходит. Что возникает, то и возникает. Я снова обретаю свободу просто наблюдать за происходящим в данное мгновение, просто сидеть, не испытывая ни малейшего желания повторить то, что было прежде, и не стремясь ни к чему новому. У моих медитаций возникает некий внутренний ритм, чувство того, что я просто нахожусь внутри некоего процесса и не сопротивляюсь ему. Эмоции и мысли никуда не делись, и я осознаю их, но они не отвлекают и не увлекают меня: я обучилась искусству наблюдать как будто на расстоянии.

На седьмой день я замечаю, что ощущаю свое тело как нечто единое. Я не чувствую различий между рукой, ногой и желудком, никакие части моего тела не воспринимаются как отдельные или противоречащие друг другу. Я снова чувствую сильные, приятные, почти до боли блаженные потоки энергии – те самые, которые ощутила в первый вечер с Кеном. Кажется, я начинаю лучше чувствовать все свое тело. Иногда эта способность проявляется стремительно и спонтанно, иногда – более мягко и спокойно. Я легко могу путешествовать по своему телу; ощущаю его как единое целое, а не совокупность разных частей[112]112
  Описываемое похоже на результат практики соматической деконцентрации (по О. Г. Бахтиярову, см. предыдущее примечание), состоящей в равномерном и стабильным охватывании вниманием всего тела. Прим. науч. ред.


[Закрыть]. Если я дышу медленнее и спокойнее – вернее, если мое дыхание становится медленнее само по себе, – я чувствую, в каких частях моего тела еще остались тонкие напряжения, и каким-то образом учусь снова и снова их отпускать, тогда я чувствую, что энергия циркулирует по телу более равномерно. Я как будто растворяю те участки, где еще есть напряжение, сопротивление, обособленность.

На девятый день я замечаю, что, если в сознании и всплывает образ раковой опухоли, я абсолютно на него не реагирую, не пугаюсь. А если и возникает какой-то страх, я просто его свидетельствую. Равностность, свободный поток, ясное созерцание. То же и на десятый день. Я обнаруживаю стабильное, безусильное, невыбирающее сознавание, равностное и равномерное свидетельствование. Процесс изменился: мое внимание стало острым, но легким. Я больше не управляю событиями, а следую за ними. Гоенка говорит: «Вы не можете изобретать ощущения, вы не можете выбирать ощущения, вы не можете создавать ощущения[113]113
  Возможно и альтернативное прочтение: «Не следует изобретать ощущения, не следует выбирать ощущения, не следует создавать ощущения». Прим. науч. ред.


[Закрыть] (интересно, а что бы на это ответили создатели мороженого Häagen-Dazs?[114]114
  Häagen-Dazs – американский бренд мороженого. Компания позиционирует себя в верхнем ценовом сегменте рынка, обещает самые высокие стандарты качества своей продукции, обладающей незабываемым вкусом и бархатной текстурой. В эпоху поколения «я» в США Häagen-Dazs в своей маркетинговой стратегии исповедовал сибаритское потакание желаниям: даже если вы не можете позволить себе новый автомобиль или дорогую стереосистему, вам доступно мороженое класса люкс. Прим. науч. ред.


[Закрыть]). Вы просто свидетельствуете. Не цепляетесь за них, а продолжаете двигаться вперед, осознавая, что все изменчиво, осознавая истину непостоянства»[115]115
  Непостоянство (санскр. анитья; пали: аничча) – в буддизме один из трех признаков существования (характеристик бытия) наряду с неудовлетворенностью-болезненностью или исконно присущим ему страданием (дукха) и ложным отождествлением себя (своего «я») с чем-то якобы постоянным, субстанциональным, а в действительности – преходящим, несубстанциональным, неистинным (анатта). Соответственно, постижение истины непостоянства заключается в обретении не просто теоретического, а экзистенциально-созерцательного, выкованного в практике медитации понимания, что в мире абсолютно все преходяще и находится в постоянном движении, ничто не неизменно. Прим. науч. ред.


[Закрыть]. Очень спокойное, очень тихое переживание. Интересно, как все это скажется на обычной жизни?

Утром 21 ноября, принимая душ, Трейя заметила под правой грудью два маленьких пупырышка, похожих на муравьиные укусы. Мы с Трейей стали внимательно их рассматривать и обнаружили еще два или три таких же. Они напоминали следы от укусов насекомых, но не чесались. Плюс был в том, что это не слишком похоже на рак. А минус – в том, что это вряд ли могло быть что-то другое. И я, и Трейя это понимали.

В тот же день мы пошли к доктору Питеру Ричардсу. Все то же болезненное выражение лица, все та же (вполне объяснимая) уклончивость: «Может, это следы от укусов, может, что-то другое, но на всякий случай лучше их удалить». Мы договорились, что послезавтра утром прибудем в отделение экстренной хирургии, и поехали домой в Мьюир-Бич.

Спокойное, равностное отношение Трейи к этому было поразительным. По большому счету она казалась лишь чуть-чуть раздосадованной. Мы немного поговорили о том, насколько вероятно, что это рак, но она не хотела задерживаться на этой теме. «Что ж, рак, значит, рак», – только и сказала она наконец. Зато она очень хотела поговорить о своей медитации и пережитых ощущениях. Всего два дня назад я закончил работу над книгой «Трансформации сознания»[116]116
  Книга «Трансформации сознания» (Transformations of Consciousness, 1986) написана в соавторстве с Джеком Энглером и Дэниелом Брауном; также содержит главы, написанные Марком Эпштейном, Джонатаном Лиффом и Джоном Чирбаном (последний, к слову, не только гарвардский клинический психолог, но и православный христианин и доктор богословия, а его статья в книге посвящена стадиям созерцательного пути в православии). На русском языке, по состоянию на 2023 г., книга еще не издана, но в онлайн-журнале «Эрос и Космос» опубликовано несколько отрывков (eroskosmos.org/tag/transformations-of-consciousness/). В 2007–2008 гг. Уилбер объявил о подготовке 2-го издания книги, значительно переработанного и дополненного. Но проект не был реализован (зато через 10 лет увидела свет масштабная книга «Религия будущего», частично содержащая кое-что из обещанного материала). Прим. науч. ред.


[Закрыть], и Трейе не терпелось сравнить впечатления.

– Я по-прежнему продолжаю чувствовать переживание, словно я расширяюсь вовне. Я начинаю с того, что просто свидетельствую происходящее в теле и уме, – иными словами, просто удерживаю чистое внимание[117]117
  В оригинале – bare attention (букв. «обнаженное внимание»). Алан Уоллес, буддолог, один из ведущих специалистов в сфере тренировки внимания и медитации, описывает это как способность созерцать переживания (например, ощущения, поступающие от любого из органов восприятия) как таковые, не посредством ментальных образов, но чистым, неконцептуальным вниманием. Когда внимание отвлекается на возникающие образы и концептуализации, заслоняющие непосредственное ощущение, практикующий старается это замечать, отпускать и возвращаться к выбранному объекту. См. Уоллес А. Революция внимания: пробуждение силы сосредоточенного ума. 2-е изд. М.: Ганга, 2017. Прим. науч. ред.


[Закрыть] на своих мыслях и ощущениях, но затем мои ум и тело словно исчезают и я обнаруживаю себя единой с чем-то… не знаю, с Богом, с вселенной, с моим высшим «Я» или с чем-то еще… Это потрясающе!

– На самом деле неважно, как мы это назовем: Бог, вселенная или высшее «Я». Догэн-дзендзи [знаменитый японский мастер дзен[118]118
  Догэн (1200–1253) – японский мыслитель, поэт, патриарх дзен-буддизма, основатель школы сото, сегодня – одной из двух ведущих школ дзен наряду с риндзай. Особое внимание уделял практике медитации (яп. сикантадза). Прим. науч. ред.


[Закрыть] ] достиг просветления, когда учитель шепнул ему на ухо: «Тело-и-ум[119]119
  Термином bodymind (букв. «тело-ум», «тело-разум» или «тело-и-сознание»; яп. shinshin, восходит к санскр. намарупа) в японской буддийской философии обозначается представление о психосоматическом, или психотелесном, единстве (яп. shinshin ichinyo). Подразумевается нераздельность ума (сознания) и его материально-телесного воплощения (как минимум телесного самоощущения). Существует аналог термина «тело-ум» – психосома (букв. «душа-тело»). Книга Дэвида Шэнера способствовала распространению термина bodymind («тело-ум») в англоязычной буддологической литературе: Shaner D. E. The bodymind experience in Japanese Buddhism: A phenomenological perspective of Kūkai and Dōgen. Albany: SUNY Press, 1985. P. 203. Прим. науч. ред.


[Закрыть] сброшены!»[120]120
  «Bodymind dropped!» – «Тело-ум сброшены!» (или «отброшены»). В буддизме дзен в процессе практики сидячей медитации (дзадзен) «адепт должен сидеть со “сброшенными телом и умом”, стабилизированными и сосредоточенными в состоянии полной ясности и бдительности, свободном от любого конкретного содержания; когда отпадает всякая концептуализация тела и ума, проявляется “изначальное лицо” [яп. honrai menmoku] исконного просветления. Считается, что Догэн достиг просветления, когда услышал, как его [китайский] учитель Жуцзин описывает практику [медитации] как “сбрасывание тела и ума” [кит. shenxin tuoluo, яп. shinjin datsuraku]» (Buswell R. E., Lopez D. S. The Princeton dictionary of Buddhism. Princeton: Princeton University Press, 2013. P. 807). В пользу перевода datsuraku как «сбрасывание» (как в стихотворении Н. Гумилева: «Только змеи сбрасывают кожи, чтоб душа старела и росла…») см. Heine S. Dōgen casts off “what”: An analysis of shinjin datsuraku // Journal of the International Association of Buddhist Studies. Vol. 9. No. 1. 1986. Pp. 53–70. Прим. науч. ред.


[Закрыть] Ты говоришь, что почувствовала то же самое: твоя отождествленность с отдельным телом-умом просто отпадает. Со мной такое происходило несколько раз, и я думаю, что это действительно очень реальный опыт. Думаю, что в сравнении с этим человеческое эго совершенно нереально.

– Согласна. Кажется, что это расширенное состояние – более настоящее, живое. Ты как будто проснулся, и все остальное кажется сном. Итак, ты убежден, что все эти переживания показывают нечто реальное? – спросила она.

Когда Трейя это сказала, я понял, что она собирается поиграть в ученого. В ближайшие несколько часов она хотела заставить меня пошевелить мозгами; раньше так уже бывало, и не раз. Кроме того, может быть, она сама уже решила этот вопрос для себя, просто хотела посмотреть, насколько правильно я все понимаю. А еще я осознал, что нам обоим гораздо приятнее заниматься этим, чем волноваться из-за каких-то чертовых пупырышков…

– Мы в том же положении, что и всякий ученый. Единственное, на что мы можем опираться, – это свидетельства, полученные из опыта. Рано или поздно наступает момент, когда нам приходится довериться собственному опыту, ведь это все, что есть в нашем распоряжении. В любом ином случае получается порочный круг. Если я в фундаментальном смысле не доверяю своему опыту, тогда я должен не доверять даже своей способности к недоверию, ведь это тоже мой опыт. Так что рано или поздно, но возникает момент, когда у меня не остается иного выбора, кроме как довериться своему опыту, тому, что вселенная не собирается на фундаментальном уровне и настойчиво меня обманывать. Конечно, мы можем ошибаться, непосредственный опыт иногда нас подводит, но в целом, если все взвесить, у нас нет другого выбора, кроме как следовать за непосредственными переживаниями. Это что-то вроде феноменологического императива. И особенно это относится к мистическим переживаниям, ты ведь сама говоришь, что они не менее, а более реальны, чем любые другие переживания.

Я думал о гегелевской критике Канта: невозможно подвергать сомнению наличие сознавания, если единственный инструмент, имеющийся в твоем распоряжении, и есть само сознавание. Стараться делать это, по словам Гегеля, все равно что пытаться купаться и не намокнуть. Мы пропитаны сознаванием, переживанием опыта, и на каком-то глубинном уровне нам не остается ничего другого, кроме как следовать за ним.

Трейя подхватила:

– У тибетцев есть выражение, которое мне всегда нравилось: «Ум есть всепронизывающее пространство»[121]121
  В индо-тибетском буддизме также подчеркивается, что это пустотное пространство отличается от просто физического пустого пространства тем, что оно сознающее, живое, самосветящееся. Прим. науч. ред.


[Закрыть]. Именно так я все и чувствую. Это ощущение, конечно, длится всего несколько секунд, а потом – бац! – я снова становлюсь прежней Терри.

– Мне эта фраза тоже нравится. Вот ты занималась випассаной, в которой надо концентрироваться на своем дыхании или каком-то другом ощущении. А у тибетцев есть практика, которая предполагает, что во время выдоха ты действительно «смешиваешь ум со всепронизывающим пространством» или «смешиваешь ум с небом». Это означает, что во время выдоха ты просто ощущаешь, как твое чувство собственной обособленности выходит из тебя вместе с дыханием и растворяется в созерцаемом тобой небе, иными словами во вселенной. Это очень сильная практика.

– В конце концов именно это я и начала делать, – сказала она, – это стало получаться само собой, спонтанно. А в последние дни моя медитация полностью изменилась. Если вначале я была очень сосредоточенной и целенаправленной – концентрировалась на дыхании, скользила вниманием по телу вверх и вниз, – то потом я вдруг стала переживать моменты резкого, внезапного переключения сознавания. И тогда, вместо того чтобы направлять куда-то свое внимание, я просто сидела и не фокусировала внимание абсолютно ни на чем. Мне показалось, что это похоже на состояние полной сдачи: я просто отдавала себя высшей воле, все отпускала и впускала в себя Бога. Все принесено в жертву, все абсолютно открыто. И кажется, это намного более сильное переживание.