Текст книги "Проклятие наличности"

Один из подходов состоит в том, чтобы на самом деле заставить людей выплачивать налог за хранение бумажных денег. Идея установления отрицательных процентных ставок на деньги впервые была предложена немецким экономистом Сильвио Гезеллем в ряде его статей, опубликованных в конце XIX – начале XX века[301]301
  Более подробное обсуждение этого вопроса см. в работе: (Ilgmann and Menner 2011).


[Закрыть]. Гезелль – немецкий предприниматель, экономист, социальный реформатор – полагал, что временное установление очень низких, или даже отрицательных, процентных ставок может способствовать резкому рывку в экономическом росте. Нет полной ясности, осознавал ли Гезелль фундаментальный экономический принцип, согласно которому деньги в итоге нейтральны для экономического роста. В обычной ситуации чрезмерная монетарная экспансия определенным образом формирует инфляционные ожидания, но в конечном итоге эти ожидания приходится менять на противоположные, и это весьма болезненный процесс. Гезелль, однако, четко понимал наличие нулевой границы у номинальных процентных ставок. Он предложил нестандартное решение, которое состояло в том, чтобы создать новый тип денежных отношений, при котором люди регулярно должны покупать специальные марки и наклеивать их на оборотную сторону денежных купюр, тем самым сохраняя их стоимость. По его мнению, сама процедура периодической покупки марок и наклеивание их на денежные знаки должна была фактически привести к созданию отрицательных номинальных процентных ставок.

В течение периода Великой депрессии крупные экономисты, начиная с Джона Мейнарда Кейнса и заканчивая Ирвингом Фишером, с восторгом восприняли идею Гезелля. Вслед за ним они признали, что отрицательные процентные ставки могут стать мощным средством для вывода мировой экономики из дефляции. Фишер, в частности, настолько проникся взглядами Гезелля, что даже написал небольшую работу, посвященную «маркированным деньгам». В конечном же счете в результате мучительной борьбы от идей Гезелля отказались, признав их нереализуемыми. Мировая экономика нашла иной способ выхода из депрессии – отказ от золотого стандарта. В своей главной работе, «Общая теория занятости, процента и денег», Кейнс посвятил идеям Гезелля большой раздел, с которым имеет смысл ознакомиться. Кейнс отмечает, что в период Великой депрессии мысли Гезелля глубоко проникли в умы многих экономистов. Он даже называет его «несправедливо забытым пророком <…>, чей труд заключает в себе проблески глубокой проницательности». Однако Кейнс делает следующий вывод:

Общая идея, лежащая в основе этого предложения [ «маркированных денег»], несомненно, здравая. Весьма возможно, что удалось бы ее применить на практике в скромных масштабах. Но есть много затруднений, которых Гезелль не предвидел. В частности, он не учел того, что не только деньгам присуща премия за ликвидность и что деньги отличаются от других товаров только тем, что премия по ним выше, чем по любым другим товарам. Если бы денежные знаки были лишены их премии за ликвидность введением системы наклейки марок, то их место заняли бы многочисленные суррогаты: кредитные деньги, долговые бессрочные обязательства, иностранная валюта, ювелирные изделия и драгоценные металлы и т. д.[302]302
  (Keynes 1936, ch. 23, sec. IV, pp. 357–358; Кейнс 2007, с. 321).


[Закрыть]

Во время периода Великой депрессии был проведен ряд осторожных экспериментов по установлению отрицательных процентных ставок. Самым содержательным, наверное, было введение местной валюты на основе почтовых марок, выпущенной в австрийском городе Вёргле с населением 2000 человек. Ежемесячно каждый житель города должен был покупать марки стоимостью в 1 % от денежной купюры, сохраняя тем самым ее валидность. Купюры находились в диапазоне от 1 до 10 шиллингов. Эксперимент продолжался в течение одного года, до тех пор пока австрийское правительство не запретило хождение таких «маркированных денег». Во время Великой депрессии в ряде небольших муниципальных округов США, а также в 1936 году в канадской провинции Альберта также проводились эксперименты с «маркированными деньгами»[303]303
  См.: (Fisher 1933, Champ 2008, Gatch 2009).


[Закрыть].

Сегодня эта идея многим может показаться смешной, но мне уже немало лет, и я помню, как моя мать собирала так называемые зеленые марки для участия в некогда очень популярной скидочной программе, которую организовывали разные супермаркеты. Хотя наклеивание марок в буклеты и занимало много времени, мы это делали так же, как и другие наши знакомые. Таким образом, с точки зрения потребительской культуры использование «маркированных денег» во времена Гезелля было не такой безумной идеей, как может показаться сегодня. И все же, его предложение было нереализуемым.

Как справедливо отметил Кейнс, проблема «маркированных денег» состоит в том, что они ставят под угрозу ликвидность обычных денег.

Существуют и другие варианты решения этой проблемы. Так, например, можно выпустить деньги с ограниченным сроком хождения, а затем произвести их обмен с дисконтом на новые купюры. Конечно, в Средние века правители периодически требовали сдавать имеющиеся в обращении монеты и обменивали их на монеты более мелкого размера, содержащие меньшее количество драгоценного металла. Тогда это был способ для взимания налога на деньги. Другая распространенная практика, которая имеет даже больше прямых аналогий с налогом Гезелля, состояла в том, что население заставляли сдавать имеющиеся монеты, а взамен выдавали монеты такого же веса и с таким же содержанием металла, но в меньшем количестве. Так, например, человек вместо сданных четырех монет получал три[304]304
  См.: (Svensson and Westermark 2015).


[Закрыть].

Для того чтобы реализовать на практике предложенный Гезеллем налог (в самом грубом приближении), имеется много других различных способов. Если говорить о самых нереалистичных, однако весьма поучительных идеях, то можно вспомнить предложение по организации лотерей, о котором мне рассказал мой коллега по Гарвардскому университету Н. Грегори Мэнкью со ссылкой на своего аспиранта. Идея состоит в том, чтобы центральный банк регулярно проводил лотереи, в которых должны разыгрываться номера купюр, находящихся на данный момент в обращении. Купюры, номера которых не выпали, перестают быть платежным средством. Здесь, однако, возникает проблема: после того как будет проведена пара десятков подобных лотерей, будет весьма затруднительно идентифицировать купюры, вышедшие из употребления, поскольку для этого потребуется трудоемкая сверка серийных номеров по официальным реестрам. В свою очередь, эта проблема снова приведет к снижению ликвидности денежных средств.

Наверное, первую более или менее реализуемую идею для внедрения в жизнь налога Гезелля внес экономист филиала Федеральной резервной системы в Ричмонде Марвин Гудфренд. Он предложил выпускать деньги со специальными магнитными полосками[305]305
  См.: (Goodfriend 2000). Бьютер и Панигирцоглу (Buiter 2003; Buiter and Panigirtzoglou 2003) также с самого начала признали справедливость подхода Гезелля.


[Закрыть]. Всякий раз, когда банкнота попадает в банк, она проходит через специальный аппарат, позволяющий идентифицировать каждую отдельную купюру и рассчитывать с нее налог, в зависимости от того, сколько времени она находилась в обращении. В такой ситуации издержки по идентификации купюр и вычислению размера налога должны нести банки, но они, скорее всего, смогут найти способ переложить эти издержки на своих клиентов. Важно, что технологию магнитных полосок можно было бы использовать и для выплаты положительных процентных ставок на денежные средства, однако эта сторона вопроса Гудфренда не особо интересовала.

В настоящий момент идея Гудфренда не вполне осуществима, или по меньшей мере нецелесообразна с экономической точки зрения, однако время, когда она может оказаться востребованной, не за горами. Действительно, время от времени представители теневой экономики буквально впадают в истерику, когда начинают распространятся слухи о том, что правительство вот-вот установит на деньгах чипы для радиочастотной идентификации и тогда появится возможность обнаруживать, например, в аэропортах большие баулы с наличными деньгами. В интернете можно найти видеоролики, в которых показано, как можно избавиться от встроенных чипов, поместив деньги в микроволновую печь. Идея состоит в том, что если в купюре установлен радиочастотный микрочип, то микроволны могут прожечь в этой купюре дырку. Это лучше, чем быть пойманным с большим баулом нелегального нала. На самом деле на сегодняшний день в американской валюте никаких чипов пока не установлено. Однако сейчас активно развивается технология создания чипов толщиной с бумажный лист, и в один прекрасный день это может стать реальностью, если того пожелает правительство[306]306
  «New $100 Bill and RFID Microwave Test», https://www.youtube. com/watch?v=Kn5aqb-mN3Q. См. также: «Are You Ready for RFID Chips Built into Your Money and Documents», Kurzweil Accelerating Intelligence, May 7, 2013.


[Закрыть].

Но может случиться так, что никакие встроенные чипы (или магнитные полоски) будут не нужны, поскольку сейчас активно развивается технология создания низкозатратных аппаратов для сканирования наличных денег, с помощью которых можно будет почти мгновенно идентифицировать серийный номер купюр. Такая технология уже используются на новейших аппаратах для пересчета купюр, и многие банки, а также службы, осуществляющие надзор за соблюдением законодательства в финансовой сфере, уже имеют такие устройства (об этом упоминалось в главе 3). Такие сканеры особенно эффективны для высокотехнологичных купюр, изготовленных из пластиковых полимеров, которые не мнутся, но гнутся, как бумага. По мере того как затраты на их производство будут сокращаться, сканеры, имеющие возможность считывать с купюр серийный номер, будут устанавливаться в обычных магазинах розничной торговли.

Даже если предложение Гезелля когда-нибудь и станет осуществимым с технологической точки зрения, оно все равно не будет оптимальным. Никогда не удастся избавиться от его главной проблемы: если купюра циркулирует вне банковской системы, то представителям розничной торговли придется решать, какой дисконт должна иметь эта купюра. Новые купюры будут иметь одинаковую стоимость, однако по купюрам, которые в течение длительного времени находились вне банковской системы, возникнет налоговая задолженность. Этот вопрос придется каким-то образом решать, хотя остаются сомнения, возможно ли это в принципе. А это, в свою очередь, ухудшит фундаментальные свойства любой хорошей валюты: снизит ликвидность и уменьшит однородность денег. Таким образом, даже располагая высокотехнологичными средствами, реализовать идеи Гезелля о налоге с денег весьма проблематично по тем же причинам, которые называл Кейнс, критикуя идею «маркированных денег».

Отметим в скобках, что если наступит день, когда на предприятиях розничной торговли будут установлены специальные кассовые аппараты, с помощью которых можно будет легко и дешево считывать и обрабатывать серийные номера купюр, фиксируя при этом время совершения трансакции, то тогда появится серьезная угроза для анонимности денег. У надзирающих органов появится возможность сличать время, зафиксированное с помощью видеокамер, с реальным временем трансакции. Существует и иная альтернатива: правительство может обязать представителей розничной торговли при совершении оплаты получать подпись покупателей на квитанции с серийными номерами купюр[307]307
  Если в магазинах розничной торговли установить камеры, позволяющие отслеживать работу кассовых аппаратов, а также производить мониторинг чеков, на которых указано время покупки и ее номер, то это позволит сопоставлять покупки и покупателей.


[Закрыть].

Гезелль блестяще проник в суть проблемы, но его идеи представляют собой только часть ее решения. Для создания оптимального решения потребуется приложить еще немало усилий.

Главная проблема состоит в следующем: каким образом удерживать налог с отдельных денежных купюр в зависимости от того, как долго они находились в обращении, и в то же время сохранять все денежные средства полностью гомогенными. Блестящее решение этой проблемы было впервые предложено экономистом периода Великой депрессии Робертом Эйслером (1933). Поздние его идеи были вновь подхвачены и серьезно доработаны группой экономистов, в которую входили Стивен Дэйвис, Виллем Бьютер, Рухир Агарвал и Майлс Кимбалл[308]308
  (Eisler 1933; Davies 2004; Buiter 2005, 2009; Agarwal and Kimball 2015).


[Закрыть]. Результаты их исследования выглядят весьма интригующе, и к ним следует отнестись с полной серьезностью. Хотя последняя, наиболее тщательно разработанная версия Агарвала и Кимбалла, по сути, очень проста, для понимания основополагающих и второстепенных элементов, обеспечивающих функционирование предложенной ими схемы, было бы весьма полезным кратко рассмотреть интеллектуальную историю этой теории.

Безусловно, первым из современных ученых, приступившим к исследованию этого вопроса, был Виллем Бьютер, имеющий заслуженную репутацию крупного экономиста-теоретика и известный благодаря своей открытой политической позиции и нестандартным идеям. Однако сам Бьютер пальму первенства отдает Стивену Дэйвису, привлекшему его внимание к идеям Эйслера. С помощью этих идей удалось решить проблему гетерогенности денег, присущую налогу Гезелля[309]309
  (Buiter 2005, 2007).


[Закрыть]. Сам Эйслер, который еще был и историком, отмечал, что источником его идей послужил так называемый табличный стандарт, введенный в колонии переселенцев в заливе Массачусетс в 1747 году в период колониальной инфляции[310]310
  (Eisler 1933, p. 232).


[Закрыть]. Используя его подход, можно весьма оригинальным способом установить отрицательную номинальную процентную ставку на бумажные деньги без отслеживания отдельных купюр и без взимания с них налога. Благодаря этому подходу пропадает необходимость переворачивать купюру и искать на обратной стороне дату последней марки или пропускать купюру через специальное электронное считывающее устройство, чтобы выяснить, какой суммарный процент с нее причитается.

Когда в 1933 году Роберт Эйслер сформулировал свое предложение, он сделал допущение, что в мире отсутствует глобальный золотой стандарт, поэтому понимание инфляции в такой системе координат грешит неточностями. Однако суть его предложения остается верной. Согласно его теории, государство должно иметь не одну валюту, а две: одна валюта будет использоваться для расчетов внутри банковской системы, а другая – собственно, бумажная валюта – будет использоваться во всех остальных областях жизни. Валюту, с помощью которой должны вестись межбанковские расчеты, Эйслер назвал «банковские деньги – „money banco“». Это был явный выпад в сторону высокомерной элиты лондонских банкиров, и, используя итальянское название, Эйслер хотел их уязвить. Предполагалось, что «деньги banco» будут наделены теми же функциями, что и обычные деньги: это будет единица учета, платежное средство, принимаемое для уплаты налогов и выплаты всех долгов, то есть законное платежное средство, а также средство для осуществления финансовых операций. Это будут настоящие деньги во всех отношениях, за исключением лишь одного факта – они не будут иметь физической формы. «Деньги banco» будут существовать лишь в бухгалтерских ведомостях, а в те времена бухгалтерские расчеты велись на бумаге, в бухгалтерских книгах, а не в электронном виде, как сегодня. Также предполагалось, что государство будет отдельно выпускать бумажную валюту, так называемые текущие деньги, которые будут использоваться в розничных платежных операциях. Однако эти деньги не будут служить единицей учета, и, что очень важно, между «текущими деньгами» и «деньгами banco» должен существовать обменный курс.

Может показаться, что концепция Эйслера не соответствует условиям современного мира, однако это далеко не так. Действительно, центральные банки выпускают оба типа валюты, и это находит отражение, например, в финансовых балансах Федеральной резервной системы. Один тип валюты – бумажные деньги – размещается в банковских хранилищах, а большая его часть находится на руках у населения. Другой тип валюты – это электронная (или виртуальная) валюта, которую различные банки могут хранить в центральном банке. В любом случае бесспорно, что электронные банковские резервы составляют ту часть денежного запаса, которая играет наиболее важную роль в легальной экономике. В отличие от бумажных денег, на электронные банковские резервы (очень хочется назвать их «виртуальной валютой banco», но я всеми силами подавляю в себе это желание) может начисляться положительный или отрицательный процент, в зависимости от политики центрального банка. Основное различие между сегодняшним миром и миром, для которого Эйслер создавал свою концепцию, состоит в том, что сегодня центральные банки полностью готовы обменивать электронную валюту на бумажные деньги по курсу один к одному. В эйслеровском мире, в котором существуют отрицательные процентные ставки, это было бы невозможно.

Бьютер несколько модифицировал идеи Эйслера. Для начала центральный банк должен изъять из обращения всю имеющуюся валюту (например, евро) и заменить ее на новую, которую Бьютер назвал WIM, в честь голландца по имени Вим Дуйзенберг – первого президента Европейского центрального банка. Это мероприятие никак не коснется электронных евро (включая банковские резервы, евро, находящиеся на банковских счетах и т. д.), и все юридические контракты будут продолжать существовать на основе электронных евро. (Бьютер прекрасно осознавал, что это очень важное условие, поскольку физические лица могут составлять контракты на основе чего угодно, однако сейчас в эту тему мы не будем углубляться.) Предполагается, что сначала WIM будет обмениваться с евро по номиналу. В дальнейшем ЕЦБ будет на определенный период устанавливать обменный курс WIM к евро, что позволит подготовить почву для установления обменного курса между электронной валютой и бумажными деньгами.

По плану Бьютера Европейский центральный банк должен располагать тремя инструментами управления: процентная ставка на банковские остатки в евро на счетах ЕЦБ (которая может быть как положительной, так и отрицательной), текущий спотовый валютный курс (курс, по которому банки могут обменивать в ЕЦБ бумажные деньги WIM на электронную валюту), а также форвардный валютный курс (курс, по которому ЕЦБ предлагает обменять WIM на евро в будущем, скажем, через месяц). Естественно, подсчитать, какое количество евро можно получить за один WIM сегодня и сколько евро можно будет получить завтра, – это то же самое, что подсчитать номинальную процентную ставку по WIM за два периода. Это означает, что фактически у центрального банка имеется только два независимых инструмента. Если на сегодняшний день 1 WIM равен 1 евро, а через год составит 0,95 % евро, то это ничем не отличается от того, если бы на 1 WIM была выплачена 5 % ставка.

Теперь читатель уже сможет понять, в чем состоит фокус (да простят меня профессиональные иллюзионисты, которые, как я обнаружил, предпочитают использовать термин «номер», поскольку слова «фокус», или «трюк», подчас имеют отрицательный оттенок). Очевидно, что при таком положении дел уже не возникнет никаких сложностей при установлении достаточно высокой отрицательной процентной ставки, скажем, размером в 5 % годовых, на электронные (безналичные) евро. Поскольку все расчеты будут производиться в электронном виде, то начислять налоги будет очень просто. Но не случится ли так, что население просто переведет все безналичные текущие евро в бумажные деньги WIM? Нет, если только центральный банк не начнет одновременно с этим понижать обменный курс денег WIM на 5 % в год. При этом совершенно не обязательно сохранять процентную ставку на одном и том же уровне, поскольку, как уже говорилось выше, физические наличные деньги требуют затрат на хранение, а также используются в различных трансакциях, что позволяет устанавливать по ним несколько иные процентные ставки, чем по безналичным деньгам.

Согласно данному сценарию центральный банк взимает налог на бумажные деньги всякий раз, когда финансовые структуры обращаются к нему с целью обмена бумажных банкнот на электронные деньги. Центральный банк начисляет налог, обменивая с дисконтом деньги WIM в соответствии со своей схемой амортизации. Фундаментальное отличие от предложения Гудфренда здесь состоит в том, что все существующие деньги обмениваются с одинаковым дисконтом. Представителям розничной торговли необходимо знать только обменный курс между этими двумя видами валют, циркулирующими в стране. Схема Бьютера – Эйслера на порядок проще предложения Гезелля, особенно если учесть, что в каждой стране имеются отдельные безналичные и наличные валюты.

Не покажется ли такая схема неудобной для предпринимателей и банков, которые осуществляют платежи как наличным, так и безналичным способом? На этот вопрос можно ответить следующим образом: если периоды существования отрицательных ставок краткосрочны и при этом сами отрицательные ставки не слишком значительны, то предприниматели смогут пережить возникающие издержки, точно так же, как они сейчас справляются с комиссиями за кредитные карты. Кроме того, обменный курс будет устанавливаться центральными банками, а это означает, что при имеющихся современных кассовых аппаратах произвести соответствующие расчеты будет пустяшным делом.

В принципе, используя предложение о двойной валюте Бьютера – Эйслера, можно с легкостью отказаться от нулевой границы процентных ставок и при этом сохранить наличные деньги. Правда, в совокупности, это приведет к тем отрицательным явлениям, о которых говорилось в главе 1. Однако здесь необходимо сделать одно важное уточнение: если мы хотим, чтобы к тому времени, когда будут установлены отрицательные процентные ставки на безналичные деньги, монетарная политика была эффективной в полном смысле этого слова, необходимо будет проиндексировать бо́льшую долю частных контрактов в безналичных евро, а не в бумажных деньгах WIM. На облигации, деноминированные в деньгах WIM, по-прежнему будет влиять нулевая граница процентной ставки, и если значительная часть денежной массы будет индексирована относительно WIM, то монетарные власти все так же будут зависеть то того, какого уровня инфляции достигнут деньги WIM. Это несколько напоминает ситуацию в США, когда изменение обменного курса доллара оказывает на удивление недолгое влияние, причем весьма незначительное, на относительные цены импорта и экспорта, поскольку огромная доля как импорта, так и экспорта все равно номинирована в долларах[311]311
  В работе Гопината (Gopinath 2015) приводятся данные об исключительно высокой доле всех торговых операций США, номинированных в долларах, включая как импортную, так и экспортную торговлю.


[Закрыть].

В своей работе Стивен Дэйвис выдвигает весьма оригинальное предложение: нужно, чтобы государство обязало стороны при заключении контрактов использовать в качестве единицы расчета электронное евро. Однако в большинстве стран государство имеет лишь ограниченные правовые полномочия в данном вопросе[312]312
  (Davies 2004).


[Закрыть]. Конечно, в результате подобной практики можно было бы деноминировать все государственные обязательства, совершать выплаты работникам и поставщикам, а также взимать налоги в безналичных евро. Это мероприятие также могло бы способствовать тому, что деноминация в электронных евро стала бы, используя терминологию специалистов по теории игр, «фокальной точкой» для участников частных контрактов. Однако если достаточно большая доля частных трансакций осуществляется в бумажных деньгах WIM, то тогда для многих частных финансовых контрактов естественной фокальной точкой могли бы стать деньги WIM, и при этом сохранилась бы нулевая граница процентных ставок. В законодательство можно было бы внести некоторые изменения, которые позволили бы усилить возможности государства по индексации контрактов. Но это было бы крайней мерой, которая повлекла бы за собой множество разных проблем. Я почти уверен, что проблема индексации, хотя и представляет собой известный риск, не должна парализовать всю финансовую систему. Мне кажется, что, на самом деле, индексация несколько ослабляет позиции идеи о двухвалютной системе по сравнению с предложением просто постепенно сокращать бо́льшую часть находящихся в обращении бумажных денег.

Работа Бьютера важна в том отношении, что в ней тщательным образом заложена теоретическая основа для подхода Эйслера, однако сами идеи Эйслера были гораздо более строго обоснованы в работе экономиста Майлса Кимбалла. Кимбалл внес ряд замечаний по практической реализации этого подхода и, совместно с Рухиром Агарвалом, опубликовал по этому поводу рабочий доклад[313]313
  Очень хорошо, что Кимбалл опубликовал статью, в которой можно ознакомиться со всеми его важнейшими идеями, поскольку цитирование в блогах не дает полного представления. См.: (Agarwal and Kimball 2015).


[Закрыть].

Хотя с теоретической точки зрения работа Агарвала и Кимбалла вряд ли является шагом вперед по сравнению с работой Бьютера, сам подход в ней в целом выглядит более простым и более реалистичным. Во-первых, Агарвал и Кимбалл не предусматривают полный отход от существующих бумажных денег. Во-вторых, они предлагают осуществить дисконтирование бумажных денег несколько иным способом, чем предполагается в подходе Бьютера, причем их способ гораздо понятнее для неспециалистов. Вместо установления форвардного обменного курса они предлагают, чтобы центральный банк (или аналогичная структура) установил процентную ставку для наличных денег, которая будет взиматься лишь в том случае, если банки инкассируют наличность в центральный банк. Таким образом, когда люди принесут деньги в частный банк с целью оформления депозита, с них будет взиматься плата согласно обменному курсу, однако от частного банка ни в каком случае не потребуется взимать с граждан налог для дальнейшего перенаправления его в государственную казну. Итак, по сути, вариант Агарвала – Кимбалла ничем не отличается от варианта Бьютера (я говорю об этом без доли иронии), но с практической точки зрения его легче разъяснить.

Агарвал и Кимбалл также рассматривают еще один вопрос, который мог бы оказаться чрезвычайно важным, если бы удалось претворить в жизнь подход Бьютера – Эйслера. Предположим, что в течение года процентная ставка на электронное евро составляла -3%. В результате с дефляцией удалось справиться и центральный банк снова установил положительные процентные ставки. К этому времени центральный банк уже начнет обменивать бумажные деньги на электронные с дисконтом приблизительно в 3 %. После того как форс-мажорная ситуация с отрицательными процентными ставками останется позади, может оказаться желательным вернуть к паритету обменный курс между бумажными и электронными деньгами. Государству совершенно не обязательно идти на этот шаг – можно сохранить обменный курс бумажных денег на уровне 0,97; можно также продолжать политику по снижению обменного курса для бумажных денег с целью получения более высокого налога от сеньоража. Однако для платежной системы гораздо удобнее было бы вернуть обменный курс один к одному, особенно в том случае, если эпизоды с отрицательными процентными ставками были немногочисленными и происходили с достаточно большим временным интервалом. Тогда, при нормальном положении дел, различия между бумажными и электронными деньгами будут столь незначительными, что не будут вызывать особого беспокойства.

Однако вернуть паритет между бумажными и электронными деньгами не так просто, как это может показаться. Если центральный банк постарается вернуться к паритету слишком быстро, скажем, в течение 6 месяцев, то в итоге бумажные деньги будут фактически давать 6 % убытка. А такой результат, скорее всего, будет противоречить целям монетарной политики. Следовательно, обменный курс необходимо возвращать на уровень паритета более плавно. Можно было бы предположить, что центральному банку удастся справиться с этой проблемой, если он вернет паритет внезапно и неожиданно. Но, к сожалению, население всегда опасается такого шага, поэтому серьезные проблемы могут возникнуть именно в тот период, когда центральный банк постарается понизить процентные ставки. Потенциальные сложности при возвращении к паритету представляют собой одну из тех практических проблем, которые на первый взгляд не выглядят слишком серьезными. Однако необходимо тщательно просчитать, каким образом они могут проявиться на практике, и желательно не переусердствовать с последующими экспериментами. Эти проблемы, скорее всего, являются второстепенными, по крайней мере по сравнению с такими сложностями, как сохранение нулевой границы в течение целого десятилетия. Тем не менее они являются дополнительным аргументом в пользу того, что постепенное выведение из обращения бумажных денег представляет собой весьма деликатную задачу, на реализацию которой потребуется долгое время.

Наверное, у читателей голова идет кругом от самой идеи, что в стране должны существовать две валюты, причем между ними должен существовать обменный курс, и что такое положение дел может создать определенные проблемы. Однако не стоит переоценивать подобные юридические или концептуальные сложности. Ведь в тот или иной период после Второй мировой войны в большинстве развитых стран существовали и более сложные финансовые системы. В течение 1950-х годов, а в некоторых случаях даже и в 1960-х годах, в большинстве европейских стран были введены сложные системы множественного обменного курса. И ничего – население смогло это пережить. На самом деле в США во время Гражданской войны и последовавшего за ней периода восстановления имели хождение две валюты и между ними существовал обменный курс. Бумажные доллары могли использоваться практически в любой ситуации. Однако таможенные сборы, которые в то время являлись главным источником федеральных доходов, должны были выплачиваться в золоте. Одна из причин введения этой системы состояла в том, что было необходимо поддерживать постоянный приток твердой валюты с целью снижения процентных ставок по облигациям. В то же время бумажные доллары подверглись высокой инфляции, поскольку государство требовало погашения долгов в золоте[314]314
  За этот пример я приношу свою благодарность Максу Харрису.


[Закрыть].

Если преодоление политических препятствий сулит обернуться высокой прибылью, то в принципе внедрить в жизнь подход Эйслера можно достаточно быстро. Однако для еврозоны, объединяющей страны с различными законодательствами, подобное мероприятие может оказаться на порядок сложнее, чем, например, для США, Японии, Канады или Великобритании.

В заключение этой главы мне хотелось бы сказать, что преодолеть нулевую границу, не отказываясь от бумажных денег, представляется реальным и вполне рабочим вариантом. Точно так же различные страны могут постепенно избавляться от наличных денег, не прибегая к установлению отрицательных процентных ставок. Подход Эйслера – Бьютера – Кимбалла заслуживает серьезного внимания. Его нужно воспринимать как реальный вариант, который как минимум может быть использован при переходе к обществу с меньшим количеством наличных денег в обращении.

Стоит также отметить, что совершенно очевидно системное сходство между предложениями Эйслера – Бьютера – Кимбалла и двухвалютной моделью хана Хубилая (см. главу 2), при которой должен был уплачиваться налог с последующей конвертацией бумажных денег в серебро в «банке» (монгольском «казначействе»). Читатель, наверное, помнит, что Великий Хан (термин Марко Поло) ввел в обращение бумажные деньги, которыми пользовались его приближенные. Одна бумажная купюра соответствовала одной унции серебра, то есть единице расчета и средству обмена, который использовался при трансакциях между высокопоставленными придворными. Однако в случае, когда какой-нибудь купец собирался поменять бумажные деньги на серебро (банковские деньги того времени), то ему приходилось отдавать две бумажные банкноты, обеспеченные серебром, за одну унцию чистого серебра. Гордон Туллок, специалист по монетарной истории, называет такую практику совершенно уникальной[315]315
  (Tullock 1957, p. 401).


[Закрыть]. В наше время идею, согласно которой центральный банк должен взимать плату за конвертацию бумажных денег в безналичные средства, принято называть идеей хана Хубилая – Эйслера – Бьютера – Кимбалла.