Текст книги "Зов одинокой звезды"

– Ничего, я закачу глаза и оскалю зубы, – пошутила Тэра, впиваясь в бисквит с аппетитом поистине волчьим.

– Ладно, только не переиграй, а то ведь он не из дураков, Меррик – то. А как у тебя дела, Стоун? Дьябло подоспеет в срок или нет? Другого шанса у нас не будет, милые вы мои, так что не упускайте ничего.

– Как я могу что-нибудь упустить, если ты хватал меня за руку десять раз на дню и замогильным голосом требовал сделать то, не забыть это!

Повар неодобрительно фыркнул и заковылял прочь, а Стоун уселся на его место рядом с Тэрой и расслабился по-настоящему, пожалуй, впервые за день. Бдение у гроба требовало постоянного напряжения, чтобы поза оставалась убедительной (ведь Меррик часто проходил по делам мимо распахнутых дверей).

Заметив, что на нее смотрят, Тэра бросила взгляд искоса. В глазах Стоуна была откровенная нежность, все еще удивительная своей новизной, и пришлось строго напомнить себе, что отвлекаться не время. Чтобы «восстать из мертвых», она должна выглядеть зловеще и мрачно, а вовсе не разнеженно. При всей ненависти и отвращении к хозяину ранчо Тэра отдавала должное его дьявольской проницательности. Его не только нужно было застать врасплох, сбить с толку, встряхнуть до самого нутра. Это само по себе было нелегко и опасно, но еще опаснее было затянуть этот момент и тем самым ослабить эффект шока. Фальшивая нота и нота слишком протяженная были равно ни к чему.

Риск, таким образом, был очень велик, и, помимо умения, требовался также элемент удачи.

Тэра и Стоун ели в молчании, каждый погрузился в свои тревожные размышления. Когда с ужином было покончено, девушка с облегченным вздохом откинулась навзничь.

– Я знаю, что ты по натуре безрассудна, – произнес Стоун, склоняясь над ней и легонько щелкая ее по кончику носа. – Не вздумай рисковать! Ты выжила там, где другой мог разбиться насмерть, так что не стоит испытывать свою судьбу. Никто не знает Меррика достаточно, чтобы предположить, что он предпримет, когда откроется правда. Если заметишь, что он приходит в себя, прыгай из окна, там будут Теренс и шериф, они придут тебе на помощь.

– Я буду действовать с величайшей осторожностью, – заверила Тэра.

Стоун бегло коснулся золотого медальона, который на этот раз покоился на ее груди. Девушка сжала золотую вещицу и улыбнулась с уверенностью, которой не чувствовала.

– Но ведь и ты будешь рядом, Стоун…

– Конечно, иначе я бы ни за что не позволил уговорить себя на все это, – проворчал он. – У меня давно есть подозрение, что Меррик безумен. Человек в здравом уме не может быть таким бесчувственным и беспощадным, а это значит, что на него не подействует даже твое воскрешение. Он всегда носит при себе «кольт»… – Он наклонился и легко коснулся губами губ Тэры, чтобы извлечь из этой мимолетной ласки храбрость и уверенность в себе для каждого из них. – Меня не порадует, если ты будешь причислена к разряду мучениц, лучше останься целой и невредимой. В ту ночь на индейской тропе я пережил такое, что надорвал свое сердце. Оно не выдержит чего-нибудь еще в этом роде. Если выбирать между твоей безопасностью и исповедью Меррика, то на исповедь мне совершенно наплевать.

Поцелуй стал более требовательным, пальцы Стоуна погрузились в озеро бледного золота, расплескавшееся вокруг запрокинутой головы Тэры. Постепенно они перекочевали на точеную шею, и вот он уже приподнял девушку и привлек к себе. У Тэры и в мыслях не было противиться. Тщательно подавленная потребность выплеснулась в ней сокрушительной волной, и она со стоном прижалась к тяжело дышащей груди, забыв и о том, что вскоре предстояло, и о едва заживших ранках на теле. Неистовое желание властно вторглось в ее плоть и душу.

Внезапно Стоун опомнился и рывком отстранился, проклиная себя за неуместную вспышку вожделения. Что это на него нашло? Тэра едва оправилась от бесчисленных ушибов, не далее как полчаса назад она жаловалась, что все тело ее болит и ноет! Но им обоим предстояло занятие более серьезное и важное в данный момент, чем объятия и поцелуи. А что же он? Забыв все на свете, он развалился под деревом, как одержимый похотью болван!

– Пора идти! – произнес он сурово, поднялся и бережно поднял Тэру. – Это все подождет.

Девушка лукаво улыбнулась, зная, что под развесистыми ветвями слишком сумрачно, чтобы Стоун это заметил. По всему было видно, что он желал заполучить ее в свое полное распоряжение совсем не для того, чтобы блуждать по каньону в обличье призраков. Он желал заняться с ней любовью, и это ставило перед ними обоими еще одну цель, более далекую, но куда более приятную.

Глава 24

Усадив Тэру на стул, на котором сам он недавно изображал скорбящего, Стоун открыл банку с густой белой смесью, похожей на сметану. Частично она состояла из мела, частично из муки и бог знает каких еще компонентов, поэтому Тэра не без опаски подставила лицо и зажмурилась. Прохладная мазь ложилась гладко, ровно и, высыхая, не осыпалась. Кисти ее рук тоже густо смазали.

Потом наступил черед подобающего для призрака одеяния. Стоун достал из седельной сумки нечто бесформенное, скроенное из тончайшего белого муслина. К его великому удовольствию, Тэра полностью сбросила одежду, в которой лежала в гробу, и облачилась сначала в ночную рубашку, тоже белую, а потом в костюм привидения. От распахнутого окна порывами налетал свежий ветерок, заставляя легкие складки одежды парить и трепетать в воздухе, отчего создавалось впечатление, что облекает она невесомую фигуру.

Чтобы эффект казался более впечатляющим, Стоун задул все свечи, кроме одной, и отступил полюбоваться делом рук Своих.

– Что скажешь? – в нетерпении осведомилась Тэра, когда он не сразу сообщил свое мнение.

Она воздела руки над головой, будто наводя чары, и повернулась на цыпочках. Казалось, при этом девушка оторвалась от земли на несколько дюймов.

– Выглядишь ужасающе, – заверил Стоун с оттенком насмешки. – Если бы я лично не приложил руки к этому превращению, то уже трясся бы, как осиновый лист. По-моему, лучше и быть не может.

– Нет, может! – запротестовала девушка, развернула белый плащ Ночного Всадника с его зловещим колпаком и перебросила ему. – Для полноты впечатления мне не хватает подходящей пары. Тщательно расправь все складки! Надо, чтобы у Меррика сердце в пятки ушло, чтобы призраки двоились и троились у него в глазах.

– Чтобы сердце ушло в пятки, надо его иметь, – проворчал Стоун, надвигая на лицо колпак.

Просторный плащ скрывал его могучее сложение. Глаза зловеще и таинственно поблескивали сквозь щели колпака. Собрав одежду простой смертной, от которой Тэра только что избавилась, он сунул в седельную сумку, а сумку выбросил наружу, под окно.

Давно стемнело, хозяева ужинали, и вскоре Меррик должен был пройти в кабинет, по обыкновению заглянув в гостиную. В связи с перегоном ранчо практически опустело, лишь несколько ковбоев остались присматривать за лошадьми, остальные покинули «Даймонд», ворча по поводу Берна, которого на этот раз заменил у полевой кухни какой-то ранчеро, едва умевший готовить.

Впервые за тридцать лет Меррик лично не участвовал в перегоне. Однако хозяин ранчо был достаточно умен, чтобы соблюсти приличия и исключить всякий повод к разговорам.

Наконец Стоун отпер дверь и приоткрыл ее, а сам укрылся за бархатной гардиной, такой тяжелой, что в случае необходимости она могла укрыть и нескольких человек. Тэра заняла место с другой стороны окна, в столь же надежном укрытии. Несколько минут прошло в ожидании, потом снаружи зашуршали. Это Теренс, шериф и Берн устраивались в первом ряду театра, откуда должны были если не видеть, то прекрасно слышать все.

Уинслоу случайно поднял глаза, и взгляд его упал на мертвенно-белое лицо, свесившееся из окна. Бедный газетчик схватился за сердце и с корточек свалился на пятую точку. Двое других тотчас вскинули головы, раздался чей-то приглушенный возглас. Наконец пришло понимание, и троица выразила свое одобрение энергичными жестами.

– Боже мой, Тэра! – прошептал Теренс. – Честное слово, я не завидую Меррику. Держу пари, он окончательно поседеет!

Тэра была весьма довольна произведенным впечатлением, и ее белые губы тронула улыбка. Если Меррик все-таки человек, а не дьявол, он должен попасться на удочку, думала она.

Девушка приготовилась подбодрить отца шуткой, но поблизости раздалось громкое продолжительное ржание. Голос у Дьябло был подходящий, и в ночной тиши звук казался оглушительным. Тэра поспешно выпрямилась и застыла в неподвижности в ожидании появления Меррика. Приближался момент решающей схватки личностей.

Стук подков и ржание были на этот раз такими громкими, что хозяин ранчо выронил бумаги и приподнялся в кресле. Никогда еще Ночной Всадник не отваживался приближаться к стенам особняка. В тот самый миг, когда Меррик бросился к окну, чтобы выяснить, в чем дело, белый жеребец на полном скаку пронесся мимо. Он был один, без обычной зловещей фигуры на спине, и именно это вызвало у Меррика озноб. Такое случалось впервые и казалось неким неприятным предзнаменованием, чем-то вроде безмолвного послания. Почему именно в эту ночь, ночь накануне похорон Тэры Уинслоу, Ночной Всадник вдруг покинул свое обычное место па спине скакуна? Где мог быть в этот момент?

Раздался грохот и звон, с треском распахнулось и разбилось окно. Меррик подскочил от неожиданности и поежился, внезапно ощутив вокруг громаду молчаливого и темного особняка.

Борясь с желанием двигаться на цыпочках, хозяин ранчо покинул»кабинет и приблизился к двери гостиной. Она стояла приоткрытой, в точности так, как и несколько минут назад, когда он проходил мимо. Из распахнутого окна тянул холодный сквознячок, усиливаясь с каждым порывом ветра, словно некое невидимое создание дышало холодом могилы. Меррик снова поежился, потом пожал плечами и усмехнулся. Чтобы доказать себе, что ничто не изменилось ни в мире, ни для него, он прошел в гостиную. Первым делом ему бросился в глаза канделябр, обычно полностью зажженный, но теперь освещавший помещение единственной мигающей свечой. Это было не в обычае Стоуна за прошедшие два дня, и Меррик удивленно оглянулся на гроб и стул рядом с ним. Гроб был на месте и увенчан цветами, а вот Стоуна простыл и след. Вместо него на сиденье стула лежали… лежали веревка и кляп. Хозяин ранчо немедленно узнал в них те, которыми воспользовался, похищая Тэру.

Первый приступ тревоги, почти страха, овладел им. Словно притянутый Некоей силой, он сделал шаг, другой, приближаясь к стулу, а значит, и к гробу. Порыв ветра проник в комнату и принес с собой удушливый запах вянущих роз. Откуда-то донесся едва слышный тяжелый вздох. По спине Меррика прошла новая волна озноба, волоски на руках встали дыбом. Он огляделся, а когда снова устремил взгляд перед собой, там парило белое видение. Сдавленный крик вырвался у хозяина ранчо, когда он узнал в привидении свою жертву, но еще сильнее потряс его золотой медальон на ее груди. При виде его ноги Меррика подкосились, он зашатался и ненадолго прикрыл рукой глаза. С новым вздохом видение подплыло к гробу и остановилось, будто воплощенное обвинение.

– Час расплаты пришел, и на этот раз тебе не обмануть судьбу, – тихо и скорбно произнесла Тэра.

При звуке знакомого, но загробного голоса Меррика прошиб ледяной пот. Это невозможно, твердил он себе, это галлюцинация… или он уснул в кабинете и видит кошмар! Раньше такого с ним не случалось! Он никогда не верил в привидения и сумел сжиться с Ночным Всадником, уверенный, что, кто бы это ни был, это простой смертный. Он даже начал извлекать выгоду из этого спектакля. Но Тэра погибла на его глазах… и вот она здесь. В таком случае кто же ночь за ночью объезжает каньон? Верной?

Тем временем мертвенно-бледные пальцы Тэры нащупали медальон и сомкнулись вокруг него. Жест этот распахнул двери памяти, и образы из прошлого, казалось, толпой обступили Меррика. Он снова пошатнулся, будто под напором приливной волны.

– Ты помнишь этот медальон? – спросила Тэра с безжалостной улыбкой. – Помнишь Кармель?

Хозяин ранчо начал отступать, но наткнулся спиной на дверь и бросился в сторону.

– Ты думал, что вечно сможешь выигрывать, что ни люди, ни духи не сладят с тобой? Брат ждет тебя, Меррик! Пришел час его мести, пришел час твоего низвержения в ад. Белый жеребец Ночного Всадника здесь, он доставит твою проклятую Богом душу прямо к адскому пламени!

– Нет! Это… это все сказки! – крикнул Меррик в последней попытке противиться происходящему безумию.

– Повтори это тогда, когда адское пламя охватит тебя! – с торжеством воскликнула Тэра, вздымая руки. – Для тебя нет выхода! Придется заплатить за три убийства сразу: Вернона, дона Мигеля и мое! И когда это случится, когда ты сполна узнаешь адские муки, вспомни, ради чего ты пошел на это, и спроси себя: оно того стоило? Стоило принести смерть родному брату? Стоило убить безоружного старика и слабую женщину? Стоило ли вообще цепляться за это ранчо?

– В этом ранчо была вся моя жизнь! – не выдержал Меррик. – Ранчо стоило тысячелетних мук ада! Верной хотел разрушить мою мечту, и потому мне пришлось принести его в жертву! Нет, я не жалею ни о чем – и будь я проклят! Будь проклят Верной! Он вклинился между мною и всем, чего я жаждал. Он хотел отнять у меня и ранчо, и Кармель!

– Ах вот как. Кармель! – с новым торжеством продолжала Тэра. – Ты желал Кармель, несчастный! Убив Вернона, ты ее не получил. Он был для нее всем. Ты убил Вернона не только как соперника, но и потому, что он воплощал в себе все, чего в тебе самом не было!

Привидение открыло медальон, и два счастливых, улыбающихся лица глянули на Меррика.

– Вернон был твоим братом, в нем текла та же кровь, что и в тебе, и все же ты не раскаиваешься в содеянном? Поистине ты достоин всего, что тебе предстоит.

– Он был бы жив, если бы послушался меня…

– Но брат не послушался, и тогда ты устроил буйство скота. Не десятка бычков, как со мной, нет – буйство целого стада. Вернон был затоптан насмерть, а ты вышел сухим из воды. Ты можешь обмануть живых, но не мертвых. На тебе лежит клеймо убийцы, и твой бегающий взгляд подтверждает это. Чтобы удержать ранчо и сохранить секрет, ты трижды обагрил руки кровью, но не сумел избежать расплаты. Дон Мигель…

– Дон Мигель ездил за медальоном, я должен был его остановить!..

Слова замерли на языке Меррика, когда в глубокой тени за спиной Тэры возникло из ниоткуда что-то белое и Ночной Всадник Шагнул вперед, чтобы занять место рядом с ней. Порыв ветра поднял полы его легкого белого плаща, словно крылья ангела мести.

– Попробуй остановить и меня, – раздался холодный, зловеще приглушенный голос из-под колпака. – Должно быть, ты не раз спрашивал себя, кто скрывается под белым одеянием призрака Пало-Дуро. Сейчас ты узнаешь это, Меррик. Я обещал Кармель вырвать у тебя правду, по не намерен останавливаться на этом. Ты умрешь от моей руки!

Одним движением колпак был сорван, и Меррик схватился за степу, чтобы удержаться на ногах.

– Узнаешь? – глухо спросил Стоун. – Молись, Меррик!

Удар за ударом обрушивались на хозяина ранчо, и он почувствовал себя совершенно сломленным. Ни тени облегчения не ощутил он от сознания, что Ночной Всадник все-таки оказался человеком. Наоборот, он уставился в лицо Стоуну, выпучив глаза.

Тэра встревоженно сдвинула брови, услышав знакомый щелчок взводимого курка. Пола белого плаща откинулась, и вороненое дуло тускло блеснуло в свете свечи.

– Нет, Стоун! Не убивай его! Ты не должен… не можешь…

– Вот как, не могу? – с холодной яростью переспросил тот, и в словах этих было нечто окончательное. – А по-моему, я и могу, и должен. Этот ублюдок убил моего отца и дедушку, пытался убить тебя. Он превратил жизнь моей матери в ад. И после всего этого я не должен убивать его? Правда, пуля между глаз – это слишком легкая смерть, но в данный момент у меня нет под рукой ничего другого!

– Твоя мать… – пробормотал Меррик, не веря своим ушам, – Кармель была твоей матерью?

Хозяин ранчо был теперь почти так же бледен, как загримированное лицо Тэры, дыхание со свистом вырывалось между его посиневших губ. В трансе он не сводил взгляда со Стоуна.

– Да, Меррик, я незаконнорожденный сын Вернона Рассела, – подтвердил тот, источая смертельный яд каждым своим словом. – Из-за тебя я не имел права на имя, которого заслуживал. Но не только этого ты лишил меня. Я прожил всю свою жизнь безотцовщиной, с позором неся клеймо ублюдка, и это одна из причин, но которой ты сейчас умрешь.

– Нет, Стоун, не делай этого!

Но Тэра сознавала, что не в силах ему воспрепятствовать. Еще секунда – и Стоун, в свою очередь, станет убийцей!

Оставалось одно-единственное, жестокое средство остановить его. Как ни желала девушка, чтобы прошлое покоилось в мире, наступило время принять решение. Пусть даже Меррик был исчадием ада, нельзя было позволить Стоуну обагрить руки его черной кровью.

– Постой, выслушай меня, Стоун! Всего несколько слов, и клянусь, я больше не стану тебя удерживать! – Он неохотно кивнул, и Тэра торопливо продолжала: – Кармель солгала тебе. Верной не был твоим отцом. Меррик – вот кто твой отец! Ты не можешь запятнать себя убийством родного отца, каким бы он ни был!

Несколько мгновений Стоун казался статуей в белом, с расширенными неверящими глазами.

– Ты говоришь это нарочно, чтобы… ты лжешь! Это невозможно!

– Скажите ему, мистер Рассел! – не столько попросила, сколько приказала Тэра, и во взгляде девушки сосредоточилась вся ее воля. – Скажите, что случились между вами и Кармель в миссии Валькес, когда вы ездили рассказать о смерти Вернона.

– Я предложил Кармель стать моей женой, но она наотрез отказалась… – начал Меррик тем странным тоном, каким говорят в бреду, против воли раскрывая тайну, которую хранили много лет, – и тогда я… тогда я сделал это… я не мог иначе… по крайней мере я был ее первым и последним мужчиной, и этого у меня никому не отнять!

– Боже милостивый! – раздалось от двери.

Все трос разом обернулись и увидели Джулию. В лице девушки было не больше живых красок, чем в загримированном лице Тэры, она прижимала к груди судорожно стиснутые руки и смотрела на отца так, словно это был сам дьявол. Жалость и облегчение смешались в Тэре. Она и думать забыла про Джулию, но судьба сама распорядилась так, что девушка узнала правду об отце. После грохота в гостиной она, как и Меррик, пошла узнать, в чем дело, и слышала все до последнего слова.

Некоторое время безумный взгляд хозяина ранчо метался между его незаконным сыном и полной ужаса дочерью. Все было копчено для него, даже то подобие семейной жизни, которую он вел до сих пор. Инстинкт подсказывал: беги! Прыжком Меррик преодолел расстояние, отделявшее его от двери, едва не сбив при этом с ног Джулию, и ринулся вон. На веранде его ожидал новый неприятный сюрприз: Теренс, Берн и шериф как раз появились из-за угла. Они покинули свою засаду, решив, что наступившая тишина означает развязку и пора действовать. Все трое одновременно рванулись вперед, чтобы перехватить убегающего преступника. Меррик понял, что погиб. Правда о нем была теперь известна всем и каждому! Весь его заботливо построенный мир рухнул за несколько минут!

Первым подал голос Уинслоу, с брезгливой жалостью глядя на человека, который нес горе всюду, куда бы ни ступала его нога.

– Ну вот, Рассел, все и кончено. Я говорил, что мы еще встретимся, и сдержал слово! Можешь считать, что «Даймонд» просочился у тебя между пальцами.

За спиной хозяина ранчо раздались шаги, и он рывком обернулся. Они стояли на пороге дома – его дети, сын и дочь, – ив глазах каждого из них не было ни тени жалости, ни тени сочувствия. Джулия, дочь женщины нелюбимой, не так сильно задела своей откровенной антипатией сердце Меррика, как Стоун, сын единственной женщины, которую хозяин ранчо когда-либо любил. Кармель, хрупкая красавица с черными как смоль волосами, поклялась отомстить, когда он насильно взял ее в миссии Валькес. Она повторила свою клятву много позже, уже в «Даймонде», но ни словом не упомянула о том, что тот, кто должен сдержать за нее эту клятву, уже подрастает.

Былая моральная сила покинула Меррика, он чувствовал себя потерянным. Ему показалось, что весь мир внезапно ополчился на него, что ни в настоящем, ни в прошлом нет и не было ни единой живой души, для которой он хоть что-нибудь значил. Но даже в этот момент он винил не себя, а других. Блуждающий взгляд его упал на белого жеребца, и каким-то нечеловеческим прыжком он перемахнул перила веранды и вскочил в седло. Дьябло, всю свою жизнь знавший только одного седока и хозяина, издал протестующее ржание и поднялся на дыбы, отказываясь повиноваться болезненным ударам окованных сталью каблуков. Тогда Меррик выхватил хлыст и с силой хлестнул жеребца по крупу. Такого унижения Дьябло не испытывал никогда. Он рванулся вперед, но не к устью каньона, куда стремился хозяин ранчо, а по привычному маршруту, то есть вверх по древней индейской тропе. Животное летело птицей, и пронзительный свист Стоуна заставил его остановиться на полном скаку, едва не сорвавшись в пропасть. Меррика бросило ему на шею, он грубо выругался и начал хлестать жеребца изо всех сил, в своем безумии забыв обо всем, кроме потребности восторжествовать. Снова Дьябло вынужден был повиноваться, и снова призывный свист хозяина остановил его на скаку. Обернувшись, Меррик увидел в некотором отдалении белое пятно плаща. Это Стоун преследовал его. Началась отчаянная битва между человеком и животным, которое упорно отказывалось повиноваться. Наконец, совершенно обезумев, Меррик выхватил «кольт» и ударил Дьябло рукояткой между ушами. Дикое ржание, похожее на человеческий крик боли, прорезало ночную тишину – и жеребец одним мощным движением сбросил седока в пропасть.

Прозвучал и захлебнулся вопль смертельного ужаса, когда бывший хозяин ранчо скользил вдоль вертикальной стены каньона, на которой не было ни кустика, ни деревца, ничего, что могло бы приостановить падение. Затем последовал глухой удар, еще один и еще, и наконец стук осыпающихся камней.

Так нашел свою смерть Меррик Рассел, человек без чести и совести, без каких бы то ни было принципов, без привязанности даже к дочери, которую считал своим единственным ребенком. Все, о чем он думал, чего желал и чем жил, сосредоточилось в каньоне Пало-Дуро, и страсть эта была настолько сильна, что в конце концов каньон и стал местом его последнего успокоения.

Наступившая после падения Меррика тишина показалась оглушительной, но почти сразу ее заполнили захлебывающиеся, отчаянные рыдания Джулии. Девушка содрогалась всем телом, припав к спинке кресла, а когда Тэра, жалея, привлекла ее к себе, упала подруге на плечо, совершенно измочив его слезами. То были слезы по человеку, которого Джулия называла отцом, но которого совсем не знала, одержимого жадностью и жаждой власти настолько, что в сердце его не осталось места для любви. Единственная любовь, которую он знал, была запятнана насилием.

Через некоторое время вернулся Стоун и молча спешился, присоединившись к безмолвной группе мужчин, стушевавшихся перед женскими слезами. – Джулия, мне так жаль…

Девушка бросилась к нему и обвила руками его шею. Поверх ее головы Стоун встретился взглядом с Тэрой, и в глазах его не было упрека. Тихие слезы проточили дорожки в гриме Тэры. У них не было слов утешения для Джулии. Бессознательным жестом Стоун погладил девушку по роскошным рыжим волосам. Неожиданно у него появилась сестра, и он еще должен привыкнуть к этой новости, осмыслить ее, ведь Джулия была дочерью человека, ненависть к которому вошла ему в плоть и кровь. Да что там Джулия! Он и сам был сыном этого человека.

К тому же многое оставалось неясным, и Стоун обратил вопросительный взгляд к Берну, который стоял рядом, повесив голову.

– Что я могу сказать, сынок?. Твоя мать взяла с меня слово никогда, ни за что не говорить тебе правды. Нет такого человека, который стал бы хладнокровно и без жалости мстить родному отцу, будь тот хоть самим дьяволом. – Берн тяжело вздохнул и не без усилия встретил взгляд Стоуна. – Не каждому дано понять ненависть, которая длится десятки лет, но я тоже был в Валькесе, когда все это случилось, я понимаю Кармель. Она была испанкой, а испанки не прощают насилия. Меррик валялся у нее в ногах, обещал ей всю землю да и солнце с луной в придачу, а она в ответ обвинила его в убийстве. Ну, он и взял се силой, с него сталось! С тех пор она мужчин и знать не хотела, а когда оказалось, что у нее ребеночек будет, то поклялась, что вырастит из него мстителя, что он расквитается с Мерриком за все и за смерть Вернона, и за то, что Меррик сделал с ней. Она его любила, Вернона – то, это все святая правда.

Повар снова вздохнул и рассеянно погладил все еще беспокойного Дьябло по крутому боку. Взгляд его устремился к Тэре. Девушка сразу поняла, что сейчас услышит долгожданное объяснение, которого ей так и не удалось до сих пор вытянуть из Берна.

– Стоуну уж было немало лет, когда Кармель решила съездить на ранчо. К тому времени жена Меррика покинула этот мир. Хорошая она была женщина, Сара-то, кроткая да хозяйственная, а только не была она тут счастлива. Меррик все надеялся заполучить ту, которая и знать его не хотела. Уж так он обрадовался, когда увидел Кармель, что и сказать нельзя! Думал, что она сменила гнев на милость – ан нет, она приехала расспросить его, чтоб, значит, он признался в убийстве. Ничего она от него не добилась, конечно, не тот он был человек. Он все уговаривал ее остаться насовсем, обещал, что будет она жить с ним как в раю, что они вместе наверстают одинокие годы… Только теперь уж она слушать его не захотела. Плюнула ему в бесстыжие глаза да и уехала, а на прощание пообещала, что заставит его заплатить за все. Я знаю, не так просто поставить себя на ее место, а только ей самой казалось, что дитя, зачатое в ненависти, может стать орудием мести, больше никем и ничем. – Торжественный и угрюмый взгляд Берна снова вернулся к Стоуну. – Ты уж прости ее за это, сынок. Любила она Вернона, и сколько жила, забыть его так и не сумела. Так уж они скроены, испанки-то. Меррик не дал ей быть счастливой, Меррик должен был за это заплатить, чего уж тут не понять. Легенду про призрак Пало-Дуро сама она и придумала, а меня упросила се передавать да забыть не давать. Мало-помалу слухи пошли, каждый новый ранчеро шел ко мне, как к старожилу, и уж я на подробности не скупился. Ради Кармель я столько лет жил бок о бок с Мерриком, ради нес тратил годы на этого мерзавца. Верно, Тэра, ждал я, когда сын Кармель подрастет и явится на ранчо, чтобы сквитаться с Мерриком, не зная ничего про то, что тот и есть его отец. Может, оно и было несправедливо по отношению к Стоуну, а только не мог я Кармель отказать. Любил я ее, так-то вот. Любили ее, значит, мы трое, а она выбрала Вернона, раз и навсегда.

На этот раз повар повернулся к Джулии и бросил на нее быстрый сочувственный взгляд.

– Прости и ты меня, дочка. Знал я, что с тобой будет, когда с отцом твоим разберемся, а только поделать ничего нельзя. Жизнь, она ведь не щадит тех, кто под руку подвернется. Обеим вам досталось, что тебе, что Тэре. а все Меррик виноват. Уж чересчур он помечтать любил, а мечты оказались ему не по зубам, вот и лежит теперь на дне своего каньона.

С этими словами повар взял под уздцы Дьябло и повел на конюшню, по пути бормоча ему какие-то утешающие слова. Остальные подавленной группой направилась к дому. Поравнявшись с Тэрой, Стоун стиснул ей руку.

– Спасибо! – сказал он негромко.

Девушка приостановилась, безмерно удивленная. За что мог он благодарить ее? Ведь фактически она выбила почву у него из-под ног, лишила сознания выполненного долга, испортила радость победы! «Как жаль, – думала она, – что судьба не позволила оставить Стоуна в заблуждении. Насколько более счастлив был бы он сейчас!» Пытаясь предотвратить убийство, она все-таки бросила ему в лицо истину, смириться с которой было непросто.

– Я благодарю тебя за то, что вмешалась, – со слабой улыбкой объяснил Стоун, заметив ее удивление. – В тот миг это был единственный способ остановить меня. О последствиях я не думал. Если бы потом каким-то чудом правда все-таки выплыла…

– В таком случае я тоже рада, что высказалась, – с огромным облегчением произнесла Тэра. – Если бы правда все-таки выплыла, ты никогда не простил бы мне того, что я утаила ее в тот решающий момент. Хорош был Меррик или плох, он все-таки был твоим отцом, и отцеубийство – страшный грех. Но если бы ты не схватился тогда за револьвер, я бы промолчала, клянусь.

Девушка открыла медальон, поддела ногтем нижний край фотографии, достала ее и повернула так, чтобы Стоун мог прочесть несколько строк, выведенных бисерным почерком его матери:

«Боже, прости мне эту ложь! Я отдала бы все, чтобы Стоун был ребенком Вернона, а не Меррика».

Прочтя эти несколько скупых слов, Стоун не мог не ощутить, уже в который раз, досаду на несправедливую судьбу. Он молчал так долго, что Тэра повернулась и медленно двинулась прочь, решив, что лучше всего будет оставить его наедине с прошлым.

– Мне придется уехать прямо сейчас, – послышалось за спиной, и девушка остановилась. – Шериф предложил съездить с ним в Хэролд и разобраться с той частью стада, которую Симпсон присвоил с ведома Меррика. Но я вернусь, как только смогу, и мы устроим долгий-долгий разговор наедине.

Девушка сделала движение подойти, но Стоун сам направился к ней, поэтому она осталась стоять на второй ступеньке лестницы. Таким образом они оказались одного роста, и она смогла без труда заглянуть в серо-синие бездны его глаз. Не говоря ни слова, Стоун обнял ее и поцеловал очень нежным, нетребовательным поцелуем, который несказанно тронул ее сердце. Именно сочетание нежности и твердости, равная способность на то и на другое когда-то привлекли Тэру к этому человеку. Порой она даже считала его слишком твердым, грубоватым и жестоким и мечтала о нежности, как о наивысшем счастье. Но на этот раз ей хотелось совсем другого, хотелось ощутить жар пламени, которое так легко вспыхивало в его крови, хотелось, чтобы это пламя обожгло и испепелило ее на несколько минут. Прошла целая вечность с тех пор, когда она в последний раз лежала рядом со Стоуном, удовлетворенная, и голод постепенно набирал силу и уже начинал всерьез мучить ее.

Сколько времени потребуется на то, чтобы уладить все формальности? Два дня? Три? Неделя? Как она проживет неделю без его ласк, без возможности исступленно прижиматься к неуступчивым контурам могучего мужского тела? Тэра вдруг ощутила сильнейшее желание увлечь Стоуна во тьму, в первые попавшиеся заросли, и прямо сейчас, немедленно, доказать ему свою любовь, показать ему, что он держит в руках ключи от ее сердца и души. Разве она не заслужила этот момент передышки? Разве он не заслужил? Разве они не прошли через ад рука об руку?