Текст книги "После того как ты ушел"

Глава двенадцатая

Эвелин

Святой остров, 1983 год

Он приходил к ней каждое утро, в начале десятого. Его молитвы были услышаны: дождь лил почти без перерыва.

Для кухонных стен Эвелин выбрала серо-зеленую краску. А для остальных помещений на первом этаже – сочную кремовую. Эдди покрасит кистью в труднодоступных местах, после чего она пройдется валиком, широкими и длинными мазками. Он показал ей, как это делается. Один раз он мимоходом коснулся рукой ее спины, когда они вместе обсуждали ее работу, и Эвелин отметила про себя, что это случилось впервые за двадцать лет.

Оба много говорили о своем детстве, о не особо счастливой школьной поре, о том, как Эдди пришлось забыть о профессиональном футболе, когда его отец потерял работу после закрытия шахты.

– Твои мечты никого не интересуют, когда нечем платить за аренду. Я поступил на судоверфь учеником, но это было очередное предприятие на северо-востоке, которое ждал печальный конец. И тогда я решил заняться садоводством. – На этом он и закончил свое повествование. – Расскажи мне о своей жизни в Лондоне, – попросил Эдди. – А я попытаюсь ее представить…

Эвелин рассказала ему о том, где они жили с мужем, об их сельском доме, о садах, о своих журналистских успехах, об уроках танцев, о друзьях и праздных разговорах за ленчем. Поведала она и о том, что на лыжи встала главным образом по настоянию Марка и даже научилась ходить под парусом, хотя морская качка на крохотном суденышке не доставляла ей никакого удовольствия. Эдди рассмеялся.

– Не могу представить, чтобы кто-нибудь командовал тобой, Эвелин. Ты – сила, с которой приходится считаться.

Однажды, когда выглянуло солнышко, она приготовила сэндвичи с местными крабами и достала пиво. Обедая в саду, они вновь заговорили о своих мечтах. По радио Нэт Кинг Коул пел свою «Незабываемую». Эдди сказал, что надеется заключить большой контракт на озеленение муниципальной территории.

– А мне казалось, что тебя вполне устраивает твоя нынешняя работа. Разве не на тебя работают четыре человека, которые ухаживают за территорией больницы и местным парком?

– На меня. Но моя жена хочет иметь большой дом и много одежды; кроме того, мне самому хочется, чтобы моя дочь жила лучше нас. Мне невыносима мысль о том, что ей придется отказаться от своей мечты, как в свое время мне, для того чтобы содержать нас.

– Сколько ей лет?

– Пять.

– Как ее зовут?

– Эйприл. – Эдди с гордостью улыбнулся. – Она ненавидит апрель. Понимаешь, у нее нет ни одного знакомого с таким именем. Ей нравится повторять то, что она уже знает. Я же пытаюсь убедить ее в том, что быть не такой, как все, гораздо интереснее, однако она еще слишком мала, чтобы это уразуметь. Но когда-нибудь она непременно меня поймет, я в этом уверен.

Под дождем головки фуксии поникли; цветы склонились к земле, будто усталые балерины. Однако теперь раскрывшиеся бутоны выписывали глиссе и пируэты на легком, дувшем с гор Чевиот-Хиллз ветру; они устроили настоящий калейдоскоп белого и розового, фиолетового и алого цветов – плечи опущены, головы высоко подняты в стойке «ласточка».

– Я сказал жене, что работаю у дочери миссис Коутс, у той самой, что сбежала в Лондон. – Эдди смело взглянул ей в лицо. – Разумеется, я не заикнулся о том, что ты – та самая девушка, которая однажды не пришла ко мне на свидание и разбила мне сердце, наполнив его горечью и недоверием к прекрасной половине рода человеческого.

Эвелин досадливо покачала головой, выслушав его преувеличения.

– И что сказала твоя жена?

– Она спросила, красива ли ты.

Ах, если бы можно было скрыть жаркий румянец, заливающий ее щеки, еще в тот момент, когда она почувствовала его приближение!

– И что же ты ей ответил?

Бродячая кошка, которую подкармливала прежняя хозяйка и которой теперь не давали погибнуть от голода добросердечные соседи, потерлась о голую ногу Эвелин. Эдди наблюдал за ней.

– Я сказал ей, что да. Причем не только снаружи, но и изнутри. – Он окинул Эвелин таким выразительным взглядом, что она зарделась как маков цвет.

Растерянно глядя на него, она спросила:

– Ты что, на самом деле так сказал?

Его лицо расплылось в улыбке.

– Нет! Но я действительно подтвердил ей, что ты – красавица. Потому что это правда, не так ли? Это – первое, что скажет тебе любой посторонний наблюдатель.

Эвелин смотрела ему в глаза до тех пор, пока горящая в них дерзость не заставила ее отвести взгляд.

К концу недели они закончили ремонт всех комнат, за исключением ее спальни и ванной. Вскоре Эвелин предстояло вернуться в Лондон. Придя к ней на следующее утро, Эдди сообщил:

– Сегодня я не смогу у тебя работать. Мне нужно съездить в Уоркворт, чтобы передать план разбивки сада. А в одиннадцать утра я встречаюсь там со своим другом Стэнли. Он – штукатур, и я пытаюсь устроить его на работу. Я подумал, не захочешь ли ты составить мне компанию…

По такому случаю Эдди надел новую темно-красную рубашку. Эвелин избегала смотреть на него, боясь выдать свою нечаянную радость оттого, что он ее пригласил.

– В общем… А мы долго будем отсутствовать?

Подняв голову, она заметила в его глазах характерный оптимистический блеск.

– На дела уйдет около часа, а потом мы медленно поедем обратно и остановимся где-нибудь пообедать.

Эвелин вдруг стало трудно дышать. Он безжалостно давил на нее в явной надежде, что она скажет «да».

– Даже не знаю… Здесь еще столько работы… – Она в деланом отчаянии покачала головой: дескать, я бы и рада, но все эти воображаемые хлопоты не позволяют мне принять твое предложение.

– Думаю, ты должна забыть обо всем, что тебе нужно сделать, и поехать со мной. Чтобы компенсировать свидание, на которое ты не пришла много лет назад.

– Ну хорошо, – согласилась Эвелин. – Ты сделал мне предложение, от которого я не могу отказаться.

Она резко развернулась и вошла в дом, захлопнув дверь у Эдди перед носом, но успела заметить, как он на нее смотрит. На губах у него играла широкая плотоядная улыбка.

* * *

Эвелин сидела в его фургоне, пока он разговаривал с какими-то людьми. По радио «Хевэн 17» звучало «Искушение». Сделав звук погромче, Эвелин притворилась, будто не смотрит на Эдди. Но все это было лишь игрой. Она не могла не смотреть на него, изумляясь прихоти судьбы, что вновь свела их вместе. Один из мужчин – Стэнли, решила она – пару раз попытался заглянуть через плечо Эдди в фургон, вероятно спрашивая себя, что это за женщина сидит в авто его друга. Интересно, что скажет ему Эдди? Пикантный привкус опасности горячил ей кровь.

Сев за руль, Эдди стал сдавать назад.

– Вот и все. Теперь я в полном твоем распоряжении… Кстати, мой друг хотел с тобой познакомиться. – Эдди метнул на Эвелин выразительный взгляд. – Наша история потрясла и поразила его.

– А что, у нас с тобой уже есть история?

Он вновь на краткий миг встретился с ней взглядом.

– Думаю, да, Эвелин.

Они медленно покатили по главной улице небольшой деревушки, мимо галерей, бутиков, кафе-мороженых, кондитерских и закусочных, следуя за двумя всадницами. Эвелин восхитилась их осанкой и умением держаться в седле. Стоило ей заикнуться о том, что она давно не ездила вдоль побережья, как Эдди моментально сменил направление. Вскоре их фургон остался на дороге в полном одиночестве. Над головой сияло солнце, а из динамиков звучал культовый хит группы «Калтча клаб» «Храм отравленного разума». Эвелин негромко подпевала, а Эдди барабанил пальцами по рулю в такт мелодии; женщина искоса поглядывала на него. Время от времени он принимался насвистывать, ловил на себе ее взгляд и улыбался. Ей было так хорошо с ним, и она почти забыла, что бóльшую часть своей взрослой жизни провела с другим мужчиной и теперь у нее все совсем иначе.

Человек часто встречает свою судьбу на пути, который он выбрал, чтобы избежать ее. Кто это сказал? Эвелин никак не могла оторвать взгляд от мужских рук, лежащих на руле.

Эдди остановился рядом с песчаными дюнами, и Эвелин вылезла из авто, потянулась и запрокинула голову, подставляя лицо солнцу. Он откуда-то достал небольшую коробку с пивом и кусочками жареной курицы. В отдельном пакете лежал французский багет.

– Ты знал, что я соглашусь!

Одной рукой Эдди подхватил коробку, другой – одеяло.

– Я надеялся на это.

Они нашли уютное местечко в дюнах, откуда открывался вид на пустынный широкий пляж, покрытый желтым песком, а за их спинами высился замок Бамбург. Эдди расстелил одеяло, и они открыли жестянки с пивом.

– Как все-таки получилось, что ты оказался садовником моей матери? – спросила Эвелин. – Только честно. Ты ведь не нуждался в работе.

Эдди лег на спину и уставился в голубое небо.

– Здесь нет никакой тайны. Я занимался несколькими проектами на Святом острове. Время от времени мы сталкивались с миссис Коутс и болтали. Однажды, когда у твоего отца была травма спины, я помог им заново установить забор, поваленный сильным штормом… Потом как-то принес твоей матери несколько персиков… После смерти твоего отца она нуждалась в помощи. Ну, вот я и предложил ей свои услуги; мне нетрудно помогать людям.

Установил заново забор? Принес персики? Мать ни словом об этом не обмолвилась, и Эвелин даже не знала, тронута ли она такой заботой или пребывает в ярости.

– Вы когда-нибудь разговаривали обо мне во время этих ваших уютных посиделок?

– Они не были уютными… Нет… Никогда.

– Никогда? – Эвелин негромко рассмеялась. – Интересно, почему мне так трудно в это поверить?

– Я спросил, все ли у тебя в порядке. И больше ничего. Твоя мать не пожелала ничего добавить, а я решил не совать нос в чужие дела.

Эвелин никак не могла поверить в то, что они «водили знакомство», если здесь уместно это выражение. Она была искренне убеждена: ее мать видела Эдди в первый и последний раз, когда он пришел, чтобы пригласить ее дочь на свидание.

– Ты ей нравился, – с некоторым удивлением протянула Эвелин. – Она действительно относилась к тебе очень хорошо.

Эдди то… Эдди се… Его имя, то и дело звучавшее во время разговоров, теперь обрело особую значимость. Господи, как она могла ничего не замечать?

– Быть может, твоя мать пожалела меня, ведь я оказался тем самым идиотом, которому ей в тот вечер пришлось смотреть в лицо, на ходу придумывая историю. Хотя не исключено, что она привыкла покрывать тебя, когда речь заходила о мальчишках. Возможно, мотаясь по Святому острову, ты разбила сердце нескольким десяткам подростков?

Эвелин вспомнила, как в тот день ее не отпускало нервное напряжение. Почему она согласилась с ним встретиться, уже зная, что уезжает? А потом, когда она решила, что это – самая безумная идея, которая только могла прийти ей в голову, связаться с Эдди и попросить его, чтобы он не приходил, не было уже никакой возможности. Эвелин попросила мать сказать, будто она допоздна работает. Та ответила, что она дочери не служанка и вести себя так непозволительно. Но в конце концов победа осталась за Эвелин: она заперлась у себя в спальне, не оставив матери выбора. Услышав стук в дверь, девушка, едва дыша, застыла посреди комнаты, пока Эдди разговаривал с ее матерью. Впрочем, разговор получился недолгим. Затем щелкнула, закрываясь, входная дверь. Когда Эвелин сообразила, что Эдди ушел и больше она его никогда не увидит, на нее вновь нахлынули сомнения; с каждым ударом сердце разгоняло по жилам дурные предчувствия. Но она все так же стояла на месте, парализованная чем-то, чему даже не могла подобрать название. Выждав некоторое время и убедив себя в том, что Эдди не станет оглядываться, Эвелин подошла к окну и украдкой выглянула из-за занавески. Видя, как он идет к своей машине – благородная посадка головы, уверенная мужская походка, – она с особенной остротой осознала, что именно оставляет позади. Но ведь он уже ушел; это доставило ей мимолетное облегчение, и она опустила занавеску.

– Все было совсем не так, – сказала Эвелин, возвращаясь к настоящему и испытывая тягостное чувство. – Не было никаких мальчишек. Молодые люди были такими нетерпеливыми… А ведь у них не было никакого стиля… – Она наморщила нос, признавая, что именно так думала тогда, но сейчас уже не уверена, что дело обстояло именно так. – Те, кому я нравилась, хотели на мне жениться и сделать меня беременной, чтобы я жила так же, как и их матери.

Это замечание прозвучало зло, тем не менее Эвелин повторила его, спрашивая себя, почему она была так настроена против всего, что ее окружало, почему ей непременно нужно было унизить то место, где она родилась и выросла, особенно учитывая то, что добрых полжизни она тосковала, потому что не может все вернуть.

– А мне хотелось чего-нибудь более романтического. Я ждала от жизни большего, чем они готовы были мне предложить.

– Помню, как стоял во фраке у алтаря и чувствовал себя не в своей тарелке.

Ей понадобилось несколько мгновений, чтобы сообразить: Эдди вспоминает о том, как они впервые встретились.

– Билли здорово нервничал. Помню маленькую церковь и белые лилии. Помню, как оглядел местных девчонок, их самые обычные лица, а потом увидел тебя. – Он смотрел невидящим взором куда-то вдаль, поглощенный воспоминаниями. Выражение его лица ее очаровало. – На тебе было черное платье и шляпка-таблетка с леопардовым принтом; волосы, ниспадавшие на плечи, были слегка приподняты, как у Джекки Кеннеди, только красивее. – Он слабо улыбнулся, и в его голосе прозвучала нежность. – Ты замерла в позе танцовщицы; твое личико в форме сердечка поразило меня до глубины души. Я подумал, что никогда еще не видел девушки красивее, и не мог оторвать от тебя взгляд, как ни пытался. Я едва не забыл, для чего туда пришел. – Эдди рассмеялся. Собственное поведение его явно забавляло. – Я мечтал только об одном – чтобы все это поскорее закончилось и я смог подойти и заговорить с тобой.

– А я помню, что подумала: «Как может невеста стоять у алтаря рядом с Билли, собираясь выйти за него замуж, когда есть ты?»

– Правда? Ты действительно так подумала? – Эдди недоверчиво покосился на нее.

– Правда. Я действительно так подумала. Почему ты выглядел так романтично, Эдди? Сын шахтера из Ньюкасла…

Он пожал плечами:

– Не знаю. Мне было двадцать пять лет, и я был по уши влюблен. Ты стала причиной того, что я остался на той свадьбе. Как только я тебя увидел, у моей жизни появились цель и смысл.

– Не вздумай рассказать об этом бедному старому Билли!

– Скорее всего, ему нет до этого никакого дела. Тем более что он давно женат второй раз.

– Помню, как ты пел мне серенаду «The Ronettes» «Будь моей любимой», хотя, по всем правилам, должен был исполнить ее для новобрачных! – Эвелин закрыла лицо руками. – О господи! От стыда мне хотелось провалиться сквозь землю!

Эдди запрокинул голову, и она услышала, что он хохочет, так же, как двадцать лет назад. Этот смех показался Эвелин очень знакомым, как будто тогда и сейчас слились воедино.

– Ты был совершенно пьян. Это было ужасно.

– Неправда! Я имею в виду, что был тогда ужасен, но не пьян. Я же вел машину, помнишь? И получал огромное удовольствие, глядя на то, как ты вертелась, будто уж на сковородке.

– Ладно, признаю свою ошибку. Однако ты действительно поверг меня в смятение. Я сидела и думала: «Боже мой, он слишком общителен! Если я выйду за него замуж, то навсегда останусь в тени его чудовищной личности. Мне просто не хватит воздуха!»

Его отвага и харизма, а еще то, как он пел для нее балладу своим на удивление красивым голосом, делали Эдди невероятно сексапильным; Эвелин никогда не сможет забыть, каково это – быть настолько очарованной кем-то.

– Ты уже представляла меня в роли своего мужа?

– В общем нет. Просто оценивала тебя со всех сторон.

– Думаю, тот факт, что я посвятил эту песню тебе, а не молодоженам – о том, что мы будем любить друг друга вечно, – скорее всего, и объясняет, почему они развелись всего три года спустя.

Эвелин сдавленно фыркнула.

Перед ее мысленным взором возникло видение – их с Эдди танец. Это воспоминание еще долго оставалось ярким и свежим, со временем превратившись в несколько приятных моментов, к которым Эвелин возвращалась в минуты расслабленного созерцания: его рука, лежащая у нее на талии; его ладонь, крепко держащая ее правую руку; большой палец, поглаживающий ее вспотевшую ладошку; жаркое прерывистое дыхание, обжигающее ей макушку.

Эдди приподнялся на локтях:

– А ты никогда не спрашивала себя: «А что было бы, если бы…»?

– Я стараюсь не думать об этом.

– А вот я долго размышлял о том, что было бы, если бы… а потом увидел тебя вместе с мужем на концерте в «Мэйфэйр».

Эвелин снова встретилась с ним взглядом.

– Давай больше не будем вспоминать о том вечере. Мне становится грустно… – Напоминание о собственной глупости казалось ей невыносимым. – Лучше поговорим о чем-нибудь приятном. Каким бы получилось наше свидание? Давай, рассказывай.

Эдди вновь улегся на песок.

– Я собирался отвезти тебя в замок Линдисфарн на пикник, в приватный, обнесенный стенами сад. Ну, чтобы ты могла почувствовать себя принцессой, какой ты мне тогда казалась. – Он искоса взглянул на нее. – Мой дядя был тамошним смотрителем, и поэтому я знал, что владелец находится в отъезде. Тебе бы понравился и замок, и вид на море, который открывается из сада. Он неповторим.

– То есть ради меня ты готов был вломиться без спросу на частную территорию?

– Никакого особенного проникновения не было бы. Это ведь сад. – Эдди улыбнулся. – Просто мне хотелось, чтобы мы с тобой запомнили этот день. Потому что я был уверен: у нас с тобой общее будущее.

Эвелин пропустила его последние слова мимо ушей. Его намерения ее покорили.

– Что ж, это – лучшее первое свидание, на котором я не была.

Они посмотрели друг на друга. В их взглядах застыли восхищение и мука оттого, что они никогда не узнают, что потеряли. В конце концов Эвелин заставила себя нарушить магическое молчание и первой отвела глаза.

– Лаура… Какая она?

Эдди пожал плечами и задумался.

– Лаура славная женщина. И хорошая мать. Полагаю, мы с ней неплохо ладим. Как друзья.

– Значит, ты счастлив? – Пиво придало Эвелин храбрости.

– Было время, когда это действительно было так. Наверное, мы и вправду были счастливы, раз поженились, верно? Но ведь все мы меняемся, не так ли?

Эвелин лежала на боку, подперев голову рукой, и всматривалась в его лицо – так, как это делает художник, чтобы позже написать портрет по памяти. А Эдди то и дело поглядывал на ее бедро, туда, где чуточку задралось ее платье.

– Я познакомился с Лаурой до того, как увидел тебя. И мы с ней снова начали встречаться вскоре после того, как я тебя потерял.

– Ты меня не терял. У нас даже не было ни одного свидания.

– А мне казалось, что было. – Эдди метнул на Эвелин острый взгляд. – Учитывая, какие чувства я к тебе испытывал, я был уверен, что потерял тебя, Эвелин. Я женился на Лауре в том же году, когда увидел тебя в бальном зале «Мэйфэйр» – собственно говоря, за несколько месяцев до этого. Она и вправду хотела выйти замуж, а мой отец считал, что у меня ничего не выйдет; я точно знаю: он был во мне разочарован. Думаю, что таким образом я хотел ему доказать, что тоже не лыком шит. – Эдди грустно усмехнулся. – Ну и, конечно, я много о ней думал.

Заметив выражение лица Эвелин, он скупо улыбнулся.

– Когда-то я готов был на все, лишь бы Лаура была счастлива. Но в конце концов понял, что мои старания ничего не изменят. Наши отношения уже устоялись. В них не осталось ни романтики, ни страсти… Понимаешь, мужчина по природе охотник. Ему нравится охотиться… – Эдди вдруг запнулся, словно смутившись. – Даже за своей женой… И кое-что нужно сохранять во что бы то ни стало. Иногда мне кажется, что Лаура даже не отдает себе отчета в том, что я – существо другого пола. Я пытаюсь говорить себе: да, мы с ней хорошие друзья. Но мне этого по-прежнему недостаточно. – Эдди посмотрел Эвелин прямо в глаза, и она увидела в его взгляде горькое разочарование. – Хуже всего то, что, только дожив до сорока с лишним лет, я наконец понял, кто я такой на самом деле. Оказывается, раньше у меня просто не хватало на это духу.

Эвелин нравилось, что он рассказывает ей о своих чувствах, нравилась его искренность, бесценные сапфиры его глаз. Она могла бы смотреть в них бесконечно.

– У тебя были романы на стороне?

Кажется, Эдди искренне удивился:

– Романы? Разумеется нет. Мне и в голову не приходило закрутить интрижку.

– Но ты ведь наверняка нравишься женщинам.

– Это не значит, что я должен бегать за каждой юбкой. – Эдди сменил тему: – У нас с Лаурой были трудности. Из-за ребенка. У нее были выкидыши. Женщинам в семье Лауры трудно выносить девочку. На какое-то время мы даже оставили попытки. А потом, совершенно неожиданно, Лаура родила Эйприл. Уверен, если бы не дочь, мы бы в конце концов развелись. Но ради нее мы сохранили наш брак. Эйприл особенно дорога нам еще и потому, что мы уже отчаялись иметь ребенка. – Он быстро взглянул на Эвелин. – Однако мы подаем ей не очень хороший пример, потому что не счастливы в браке, не так ли? – Он пожал плечами, словно жизнь разрушила очередную его мечту.

Эвелин кожей чувствовала исходящие от него отчаяние и разочарование. Последовав его примеру, она села и стала смотреть на море. Оно искрилось и игриво подмигивало им. Во всяком случае, так казалось Эвелин. День засиял новыми красками. Они с Эдди поверяли друг другу самые горькие свои разочарования. И ей это нравилось.

– А ты, Эвелин? Ты счастлива? Если мне, конечно, позволено об этом спросить. – Выражение его глаз требовало от нее ответной искренности.

Еще никто не спрашивал ее об этом. Подобный вопрос никогда бы не сорвался с губ ее мужа, даже если бы и пришел ему в голову.

– Марк – хороший человек. Я люблю его. Но, если быть совсем уж честной, мне кажется, нашим отношениям чего-то недостает, хотя я чувствую себя предательницей, когда это говорю. Иногда об этом можно забыть и сосредоточиться на том хорошем, что у нас есть. Однако время от времени меня настигает осознание того, что мы чего-то лишились. – Она пожала плечами, устыдившись собственного признания. – Наверное, такое случается в каждом браке.

– Не знаю. Мне нравится думать, что некоторые люди идеально подходят друг другу и сохраняют свежесть отношений. Им никогда не приходит в голову, что с кем-то другим они могли бы быть счастливее.

«А мы? Быть может, это о нас?» – спросила себя Эвелин.

– Я пытаюсь вспомнить, как все начиналось. Это очень трудно – воскресить в памяти, что мы думали и чувствовали много лет назад. Я даже не уверена в том, что действительно считала Марка тем самым, единственным. Или же мне, возможно, просто хотелось так думать? Мне представляется, что в некотором смысле наша память – это объединение реальности с мечтой.

Иногда события, которые вроде бы случились в прошлом, казались Эвелин отражениями на воде; они могли произойти в действительности, но она могла их и выдумать.

Эдди молчал; он выглядел подавленным. Скорее всего, он поник после того, как она заговорила о Марке.

– Чего ты больше всего боишься, Эвелин?

– Ох! – Она побледнела. – Не знаю. Пожалуй, того, что не получу ответы на вопросы, которыми себя извожу!

Эдди закинул руки за голову, и Эвелин проследила взглядом за голубой веной на внутренней стороне его предплечья.

– А я боюсь оглянуться и понять, что сделанный однажды неверный выбор определил все остальное, что со мной произошло.

– Уф! – Эвелин содрогнулась всем телом. – Давай не будем думать о неправильном выборе.

Лондон, 1963 год

В ресторан «У Аннабель» она явилась в изумрудно-зеленом платье по щиколотки, взятом напрокат в «Хэрродсе». Ценник по-прежнему висел на нитке у нее за пазухой; Эвелин собиралась вернуть платье уже на следующий день. Разумеется, Марка она узнала сразу же, как только увидела. Она часто встречала его в отеле, но мимоходом, не обращая особого внимания.

Он подался к ней, чтобы слышать ее слова сквозь музыку.

– Мне пришлось собрать все свое мужество, чтобы вас пригласить. В конце концов я отважился на это, только сопроводив свое приглашение букетом цветов. Боюсь, подобные поступки даются мне нелегко…

Эвелин верила ему. На ее взгляд, он был слишком уж опрятным, отличался скромностью и неприхотливостью, чем и покорил ее с первого взгляда. У Марка были теплые глаза цвета гречишного меда, а еще он обладал неброским обаянием и уверенностью, и это, несомненно, оказывало влияние на женщин, которые при иных обстоятельствах были бы для него недостижимы. Марк курил сигары «Коиба»; Эвелин вспомнила, как подумала, что он, наверное, единственный из ее знакомых, кто способен выглядеть мужественно, отставив в сторону мизинец. Она навсегда запомнит, как Марк смотрел на нее на первом свидании – как будто она была трамплином для неожиданной смены его жизненных приоритетов. У Эвелин возникло чувство, что их союз уже скреплен подписью и печатью, причем это произошло очень быстро, и еще подумала, что, если бы она любила Марка чуточку сильнее, все было бы как в сказке.

На втором свидании он повез ее в Гайд-парк на пикник.

– По всему миру люди умирают от голода, а мы тут пируем! – Эвелин еще никогда не пробовала дорогого шампанского, не говоря уже об икре или устрицах. – Я не уверена, что яства, которые лежат в этой корзине, съедобны. Мне кажется, сейчас мы едим то, из чего сделана корзина!

– Можете не есть, если не хотите.

Марк шутя попытался отнять у нее отбивную из молодой баранины. Эвелин рассмеялась. Они сидели на берегу Серпентайна в тени дерева; солнце сквозь листву ласково согревало ее босые ноги. Проходящие мимо люди с любопытством поглядывали на них с Марком. Эвелин чувствовала себя Элизой Дулитл[3]3
  Героиня пьесы Бернарда Шоу «Пигмалион».


[Закрыть] на скачках. А Марк не мог отвести взгляд от больших пальцев ее ног, которыми она так смешно шевелила. Время от времени он встречался с Эвелин глазами. Марк изучал ее с таким видом, будто боялся потерять.

Спустя месяц после их первого свидания он бережно снял с плеч Эвелин ее лучший светло-вишневый кашемировый кардиган. Под ним было кремовое платье-рубашка, которое она расшила жемчужными блестками. Эвелин вспомнила, как он принялся покрывать легкими поцелуями ее шею, и при этом думала о том, что еще никто не соблазнял ее так изысканно-нежно. Марк был терпелив с ней, когда она призналась, что не слишком опытна в таких делах. Под его бережным руководством Эвелин незаметно для себя стала принадлежать ему душой и телом.

Марк повсюду водил ее с собой. Она помнила калейдоскоп изысканных баров и клубных ресторанов для избранных. Она проводила время в обществе торговых магнатов и членов королевских семейств Европы. Они с Марком сидели в первом ряду в Театре Принца Уэльского на концерте «Битлз», перед королевой и принцессой Маргарет. За покупками Марк возил Эвелин на Кингз-роуд, где она приобрела свою первую в жизни мини-юбку.

– Почему ты никогда не надеваешь то потрясающее платье, что было на тебе на нашем первом свидании? – спросил он у нее однажды.

Эвелин ответила, что ей пришлось вернуть его в магазин.

Марк взял ее за руку.

– Обещаю тебе, Эвелин, если ты останешься со мной, тебе больше никогда не придется возвращать одежду в магазин.

Одна часть ее возликовала; другая же была раздосадована и раздражена.

На Рождество Марк купил ей автомобиль: недавно запущенный в производство «Rover P6». А на Новый год предложил оставить работу «У Клариджа».

Вскоре Марк Уэстленд повел свою невесту к алтарю. У Эвелин кружилась голова, когда она вступила под своды небольшой церкви в Глостере (это произошло в тот день, когда Элизабет Тейлор впервые вышла замуж за Ричарда Бартона).

– Я люблю вас, миссис Уэстленд, – сказал Марк.

– И я тоже люблю тебя, – ответила она, потому что действительно его любила. Но это чувство было спокойным и безмятежным, без фейерверков и брызг шампанского.

За месяц до свадьбы Марк познакомил Эвелин со своими родителями. Именно тогда она поняла, насколько он богат. Он старался сохранить это в тайне от нее, потому что отчаянно хотел, чтобы она считала его самым обычным мужчиной. Марк был младшим из четверых детей, и только позже Эвелин узнала, что он не ладит с остальными членами семьи. Лишь со временем ей стало известно, что он может быть дьявольски упрямым, и это приводило к трениям с родственниками, которые он даже не пытался сгладить.

Родители Эвелин приехали на свадьбу. По центру фотографий проходил отчетливый рубеж, особенно там, где счастливых молодоженов поддерживали с флангов их родители. Эвелин еще никогда не видела свою мать такой красивой, но при этом усталой и растерянной. Обветренное рыбацкое лицо отца рядом со скучной, безжизненно-бледной физиономией отца Марка было красноречивее слов.

– Ты должна была венчаться в нашей церкви, – упрекнула ее мать. – Так поступают все невесты: выходят замуж в родном городе.

Она оказалась права. Эвелин сожалела об этом всю свою жизнь.

* * *

– Постарайся попасть домой побыстрее, до того как начнется прилив, – сказала Эвелин Эдди, когда его фургон повернул на ее улицу.

Ей показалось, что у нее déjà vu. Как будто нечто подобное с ней уже случалось.

Эдди остановил фургон у входной двери, и несколько мгновений они просто сидели в молчании.

Эвелин не давали покоя противоречивые мысли и эмоции. Жизнь одна. Поступай с другими так, как ты хотела бы, чтобы они поступили с тобой. Никаких сожалений. Женщина положила ладонь на дверную ручку, но повернуть ее не могла. Эвелин знала, что и перед Эдди встала аналогичная дилемма. Между ними возникла странная, беспокойная связь; следовало разорвать ее, но это было им не по силам.

– Эвелин… – очень тихо проговорил Эдди.

В какой именно момент она все-таки переступила черту? Когда встретилась взглядом со своим старым знакомым в танцевальном зале «Мэйфэйр» в присутствии своего ни о чем не подозревающего супруга? Или когда позволила Эдди помочь ей с ремонтом?

«Не делай этого, – сказала себе Эвелин. – Не усложняй свою замечательную жизнь. Не предавай Марка, ведь ты именно такая: женщина, достойная уважения».

Она слышала, как бьется ее сердце, буквально физически ощущала, что нога Эдди в нескольких дюймах от нее и что его левая рука лежит на руле, сжимая и разжимая пальцы.

– Эвелин, – сказал Эдди, и теперь в его голосе прозвучала решимость. – Я должен снова тебя обнять. Я не вынесу, если ты вернешься в Лондон, а я так на это и не отважусь.

Она слышала шум крови в ушах; этот звук был громким и настойчивым, и Эвелин спросила себя, а не почудилось ли ей все это. Она уже открыла рот, чтобы ответить…

«Да», – готово было сорваться с ее губ.

Но потом перед ее внутренним взором встало ласковое лицо Марка, их жизнь, дом и его доверие.

– Нет, – сказала Эвелин. И тут же добавила: – Прости меня, но я не могу!