Текст книги "Опасное сходство"

Глава 14

– Я хочу знать, как это могло случиться… и почему это произошло!

Голос Натаньела звенел от еле сдерживаемой ярости, когда он смотрел на Черныша, лежавшего на соломенной подстилке. Судя по всему, жеребец страшно мучился от боли. Натаньел стиснул кулаки.

Финч, главный конюх Хепворт-Мэнор, разменявший шестой десяток, выпрямился. Лицо у него было почти такое же угрюмое.

– Милорд, скорее всего, он съел что-нибудь.

– Что он мог съесть? – Натаньел окинул внимательным взглядом других лошадей, которые с довольным видом жевали сено и выглядели вполне здоровыми.

Главный конюх покачал головой:

– Когда я вчера в одиннадцать вечера под ходил к Чернышу, он выглядел здоровым, как обычно… Уж слишком быстро он захворал, чтобы предположить тут другое.

Еще до того, как войти на конюшню и отдать все необходимые распоряжения относительно его отъезда, Натаньел пребывал не в лучшем настроении. Вчерашний ужин стал для него настоящей пыткой. За столом царила напряженная атмосфера. Разговор поддерживали в основном его тетка и Летиция, а Натаньел и Элизабет даже не смотрели друг на друга и, конечно, не разговаривали. Ночью Натаньелу не спалось. Он надеялся поговорить с Элизабет утром за завтраком, чтобы их расставание прошло не так мучительно. Впрочем, ему пришлось забыть о своих замыслах, так как Элизабет передала с горничной, что простудилась и потому к завтраку не спустится. Тетя Гертруда немедленно поднялась наверх, чтобы взглянуть на свою юную компаньонку. Вернувшись, она подтвердила, что Элизабет в самом деле неважно выглядит и что она посоветовала девушке провести весь день в постели.

В довершение всего, придя на конюшню, Натаньел узнал, что его жеребца одолела какая-то странная хворь! Недомогание Черныша стало последней соломинкой, хотя и до этого терпение Натаньела было на пределе. Выходит, он не уедет сегодня, как собирался! Что ж, он непременно выяснит, в чем причина странной болезни Черныша. Вот урок, который он накрепко усвоил еще на войне: солдат в первую очередь должен печься о благополучии своего коня и только потом – о своем собственном!

– Сделайте для него все, что возможно, – велел Натаньел Финчу. – Если к полудню изменений не будет… – Он помрачнел при мысли, что жеребца, возможно, придется пристрелить из жалости.

– Будем надеяться, милорд, что до крайних мер дело не дойдет, – ответил главный конюх. – Я дал ему слабительное. Возможно, вскоре ваш Черныш поправится.

Натаньел вернулся в дом и приказал камердинеру отложить отъезд; ему еще может понадобиться одежда, уже уложенная в многочисленные сундуки и погруженная в карету.

– Осборн, в последнее время с нашими четвероногими друзьями творится что-то странное, – заметила его тетушка, когда он сообщил ей о причине задержки. Гектор, веселый и бодрый, сидел у хозяйки на коленях. Он как будто совсем забыл о вчерашнем прискорбном происшествии.

Натаньел нахмурился:

– Да, тетя. Действительно странно!

– Извините, мадам, вот только что принесли для мисс Томпсон… – На пороге салона показался дворецкий Сьюэлл с огромным букетом кремовых роз с желто-оранжевым налетом по краю лепестков. Из-за букета не было видно лица дворецкого. – Не знал, нужно ли нести цветы к мисс Томпсон в комнату, она как будто неважно себя чувствует?

Увидев цветы, Натаньел помрачнел.

– Сьюэлл, оставьте здесь, на столе, – велел он дворецкому. Дождавшись, пока дворецкий выйдет, он подошел к столу и достал карточку, вложенную в букет, и без колебаний прочел, что на ней было написано:

«Пожалуйста, примите эти розы в знак извинения за вчерашнее и свидетельство моего глубочайшего к вам уважения. Я решил назвать новый сорт «Невинность Элизабет».

Теннант».

– Как тебе не стыдно читать записку, адресованную Элизабет?! – возмутилась леди Гертруда.

Натаньел крепко сжал карточку в руке и повернулся к тетке:

– Тетя, вы извините меня?

Он схватил букет, явно собираясь покинуть салон.

– Я… но… – Его странное поведение совершенно озадачило миссис Уилсон. – Натаньел, ты ведь не можешь пойти в спальню к Элизабет! Пусть розы отнесет наверх Сьюэлл или кто-нибудь из горничных, если уж ты считаешь, что так надо.

– Нет, тетя, я считаю, что так нужно, – возразил он.

– Но… что подумают слуги? – Тетка взволнованно приложила руку к пышной груди.

Натаньел невесело улыбнулся.

– Если вы им ничего не скажете, я тоже не скажу! – Он поспешил уйти, прежде чем тетушка успела прийти в себя от изумления. Во всяком случае, он не намерен был слушать ее возражения.

Для него, и без того раздраженного и встревоженного болезнью Черныша и необходимостью отложить отъезд, букет Теннанта стал последней каплей. А ведь Элизабет даже не вышла из своей спальни, чтобы попрощаться с ним! Вот и предлог, который ему нужен для того, чтобы пойти к ней…

Всю ночь Элизабет так долго и так горько плакала, что ей удалось убедить миссис Уилсон в своей простуде без всякого труда. Горло саднило, глаза покраснели, и веки распухли от слез. В общем, вид у нее был вполне соответствующей. О том, что причиной ее слез стал не вирус, а Натаньел, миссис Уилсон совершенно не обязательно было знать. Накануне вечером Натаньел почти и не смотрел на Элизабет и ни разу не обратился к ней. Он почти все время беседовал либо с тетушкой, либо с Летицией Грант. К концу вечера Элизабет, измученная новым унижением, пришла к выводу: Натаньел считает ее всего лишь расчетливой молодой особой, которая ищет себе богатого мужа.

Утром она не нашла в себе сил спуститься вниз для того, чтобы хладнокровно попрощаться с Натаньелом; она понимала, что все ее чувства написаны у нее на лице.

Ее горе было велико и безутешно.

Элизабет резко вскинула голову, когда дверь ее комнаты бесцеремонно распахнулась. На пороге стоял Натаньел с громадным букетом роз в руках. Мрачность его лица и знакомые цветы сразу же подсказали ей, что розы – отнюдь не предложение помириться.

Прежде чем заговорить, она облизала пересохшие губы:

– Милорд, я думала, вы уже уехали.

Он зловеще прищурился:

– Хотите сказать – вы на это надеялись?

– Нет, я…

– Я, возможно, и уехал бы, не захворай внезапно мой конь от какой-то таинственной болезни. – Он ногой закрыл за собой дверь и, подойдя к кровати, мрачно воззрился на нее сверху вниз. – Как вы, наверное, уже догадались, цветы только что прислали для вас. – Он бросил букет на одеяло. – В букет было вложено вот что! – Он презрительно скривился и бросил на кровать мятую карточку.

Элизабет с трудом приподнялась, и, прикрывшись одеялом, оперлась о подушки, и прочла адресованное ей послание.

– По-моему, у сэра Руфуса начисто отсутствует всякая сообразительность! Вчера он повел себя со мной совершенно недопустимо! – Она бросила карточку на столик рядом с кроватью. На лице ее было отвращение. Очевидно, цветы ее совершенно не обрадовали.

В спальню Элизабет Натаньела привел страшный гнев. Теперь же, заметив, что Элизабет совершенно не интересуют присланные Теннантом розы, он немного успокоился. Всякая девушка сочла бы себя польщенной, узнав, что в ее честь назвали новый сорт роз, но только не она…

Его гнев совсем прошел, когда он смотрел на ее бледное лицо, обрамленное темными кудрями.

Наконец он успокоился настолько, что осознал, как неприлично себя ведет. Он не послушал тетю Гертруду и ворвался в спальню к ее молодой незамужней компаньонке! А ведь порядочному джентльмену не положено даже знать, где находится спальня молодой незамужней девушки, не говоря уже о том, чтобы войти в нее! Он вспомнил обо всем, заметив, с каким трепетом смотрят на него ее синие глаза из-за завесы длинных темных ресниц, и поспешно отступил подальше от кровати, чтобы не напугать ее.

– Элизабет, я прошу прощения за мою… мне не следовало… черт побери, да что с вами? – Он тут же забыл о своих намерениях помириться и расстаться по-дружески, когда, наконец, понял, что Элизабет вовсе не больна. Она лишь не хотела сегодня вставать и смотреть, как Натаньел покидает ее навек.

– Милорд, мне кажется, я немного простудилась, – солгала она, надеясь, что ее голос и лицо убедят его в том, что она не лжет.

Он плотно сжал губы:

– Я ведь уже просил вас не называть меня «милорд», когда мы одни.

Элизабет почувствовала, как лицо обдало жаром.

– Я назвала вас так потому, что решила, что так будет прилично для того уровня… на какой перешли наши отношения, ми… Натаньел, – поспешно исправилась она, видя, как потемнело его лицо.

Он надменно поднял светлые брови:

– Мне виднее, что прилично для наших отношений, а что нет! Кстати, как вы намерены поступить с розами Теннанта? – Он насторожился, и Элизабет поняла, как важен для него ее ответ.

Элизабет покосилась на букет. Как жаль, что такую красивую розу вывел человек черствый, властный и бесчувственный!

– Ми… Натаньел, я никак не намерена с ними поступить. – Она тяжело вздохнула. – Да, цветы очень красивые, но принять их – значит поощрить сэра Руфуса, а поощрять его я не намерена.

Натаньелу стало легче.

– Если вы в самом деле так относитесь к Теннанту, вы поступаете мудро.

– Что значит «если»?! – спросила Элизабет. – Вы до сих пор сомневаетесь в том, что этот джентльмен меня совершенно не интересует?

– Разумеется, нет! Я просто… да нет, ничего, – устало продолжал он. – Может быть, попросить тетю прислать к вам врача?

– Ради обычной простуды? Нет! – Элизабет покачала головой. – Не сомневаюсь, скоро мне станет лучше, и к ужину я уже спущусь вниз. – Внезапно она нахмурилась. – Кажется, вы сказали, что ваш конь захворал?

– Да, – ответил Натаньел, внезапно вспомнив о своей тетке и предчувствуя неминуемый суровый выговор от нее. – У Черныша что-то с желудком, конюх считает, что ночью он съел что-то неподходящее.

Элизабет встревоженно сдвинула брови и спросила:

– Другие лошади на конюшне страдают от того же недуга?

Натаньел мысленно восхитился ее сообразительностью. Тот же самый вопрос он и сам задал главному конюху.

– Нет, – ответил он. – Финч надеется, что Черныш поправится, но из-за его недомогания я сегодня не смогу уехать.

– Вот как…

Натаньел не понял, с разочарованием она ответила ему или с облегчением. Конечно, приятнее было бы первое, но их отношения трудно назвать простыми и безмятежными…

– В таком случае буду рад увидеть вас вечером за ужином, – медленно произнес он.

Щеки ее снова покрылись нежным румянцем.

– Значит, за ужином вы опять будете делать вид, будто я не существую, как вчера вечером?

На сей раз Натаньел расслышал в ее голосе упрек.

– Мне показалось, вы хотите, чтобы я вел себя именно так.

Глаза ее сверкнули.

– Чтобы вы относились ко мне так, словно я пустое место? Чтобы я чувствовала себя низкой, недостойной, не заслуживающей внимания?

– Послушайте, вы все превратно понимаете! – решительно возразил Натаньел. – Я вовсе не считаю вас недостойной и не заслуживающей…

– Натаньел, мне лучше знать, как я себя чувствую в вашем присутствии! – Она села, и темные волосы водопадом рассыпались по плечам и упали на грудь. – И потому я имею право сказать, что вчера вы вели себя со мной просто чудовищно!

Он не сводил с нее жадного взгляда, любуясь ее необычной, экзотической красотой.

– Элизабет, я не хотел вас обидеть!

– Тем хуже, потому что вчера вам это прекрасно удалось!

Натаньела передернуло. Элизабет так манила его к себе, была такой желанной… Ему захотелось сейчас же сорвать с нее ночную рубашку, обнажить ее нежное тело и целовать, целовать… Он отлично помнил, какова она на вкус, помнил, как ласкал тугие розовые бутоны ее сосков, восхитительные шелковистые бедра, раскрывшиеся ему навстречу…

Что он здесь делает? Зачем ворвался к ней в спальню, зная, что она лежит в постели?

Импульсивное поведение в последние минуты настолько выходило за рамки его всегдашней сдержанности, что он, как ни странно, не мог ответить на свои же вопросы. Особенно трудно ему приходилось потому, что она по-прежнему лежала, соблазнительно раскинувшись, совсем рядом.

Элизабет тоже уловила перемену его настроения. Напряженная атмосфера сменилась страстным ожиданием.

Она медленно облизнула губы:

– Натаньел, по-моему, вам все-таки пора выйти из моей спальни.

Он насмешливо поднял одну бровь:

– Тетя недвусмысленно заявила, что мне вообще не следует сюда приходить!

– Миссис Уилсон знает, что вы здесь?! – изумилась Элизабет.

Натаньел поморщился:

– К сожалению, да.

Сердце екнуло у нее в груди.

– Что она теперь обо мне подумает? – уныло спросила она.

– О вас? – удивился Натаньел. – По-моему, в глазах тети Гертруды пострадала не ваша, а моя репутация!

В последнем Элизабет почему-то сомневалась. Во-первых, миссис Уилсон обожает племянника. По ее мнению, он просто не способен ни на что плохое. Во-вторых, в положении вроде того, в каком они сейчас очутились, винят, как правило, женщину.

– Вы должны немедленно уйти отсюда. – Элизабет отшвырнула одеяло, молниеносно схватила халат, надела его и туго подпоясалась. – Сию же секунду… Вы погубите меня! – ахнула она, когда он схватил ее в объятия.

Он лукаво улыбнулся:

– Элизабет, по-моему, мои намерения очевидны!

Губы его ласкали ее шею. А Элизабет была не в силах его оттолкнуть, ей нравилось находиться в объятиях Натаньела и медленно таять от жарких ласк его губ, которые блуждали по ее коже. Но ведь так нельзя… Миссис Уилсон в любой момент может решить, что племянник слишком долго задерживается в спальне Элизабет, и поднимется наверх.

– Не могу оторваться, – пробормотал Натаньел, положив ладонь на ее грудь и лаская по душечкой большого пальца заметно набухший сосок.

– Вы должны! – хрипло проговорила Элизабет, одновременно выгибаясь навстречу его искусной руке.

– Не могу! – Его теплые губы и влажный язык теперь прогуливались в ложбинке между ключицами. – Не проси у меня того, чего я не могу сделать!

Элизабет забылась от удовольствия в его жарких ласках; ей казалось, что по жилам у нее течет жидкий огонь. Она все больше загоралась и все крепче прижималась к его широкой груди.

– Таких красивых волос, как у тебя, я еще не видел. – Натаньел принялся перебирать пальцами кудрявые пряди цвета черного дерева, доходящие до талии. – Я хочу завернуться в них, когда, обнаженный, буду лежать в твоей постели. – Он с трудом оторвался от нее, чтобы полюбоваться черными шелковистыми прядями.

– Натаньел… – хрипло прошептала Элизабет, явственно представив себе эту чувственную картину.

Вдруг в дверь громко постучали, а затем они услышали громкий шепот миссис Уилсон:

– Осборн, мне нужно немедленно поговорить с тобой!

Элизабет застыла в его объятиях, широко раскрыв глаза и обернувшись.

– Осборн, живее!

Элизабет, в общем, ожидала, что в любую минуту у миссис Уилсон лопнет терпение, она распахнет дверь ее спальни и увидит, как они сплелись в объятиях…

Глава 15

– Натаньел, о недопустимости твоего вторжения в спальню Элизабет мы поговорим позже, – сухо объявила тетка, когда они через несколько секунд спускались по лестнице.

Натаньел не сомневался в том, что они непременно поговорят – точнее, говорить будет в основном тетя Гертруда. Однако сейчас их беседа может подождать, поскольку другая причина заставила тетку подняться за ним наверх.

– Значит, Финч уверяет, что состояние Черныша ухудшилось, а не улучшилось, как мы надеялись? – уточнил он.

Лицо тетки немного смягчилось.

– Мне очень жаль, Натаньел. – Желая утешить племянника, она положила руку ему на плечо. – Финч считает, что… он почти не сомневается, что твой красавец жеребец скоро умрет.

Их главный конюх всю жизнь работал с лошадьми, как и его отец, который до него был главным конюхом в поместье, и Натаньел не сомневался: Финч прекрасно знает, о чем говорит.

Невероятно! Как мог Черныш так быстро заболеть? Когда вчера он выезжал на нем, жеребец был в прекрасном состоянии. Что же такое он съел? Отчего ему вдруг стало так плохо?

Финч содержал стойла в безукоризненной чистоте, а его подручные добросовестно ходили за лошадьми. Главный конюх так хорошо знал свое дело, что в прошлом Натаньел несколько раз пытался переманить его к себе на службу в Лондон!

Значит, о халатности речи быть не может. Что же случилось с конем?

– Мне очень жаль, милорд. – В дверном проеме показалось бледное лицо Финча. За ним маячил младший конюх. – Джим сообщил, что Черныш несколько минут назад околел…

Несмотря на то что миссис Уилсон не сказала ей ни одного укоризненного слова, Элизабет по-прежнему не сомневалась в том, что хозяйка дома обвинит ее в попытках соблазнить ее племянника. По правде говоря, ей даже не хотелось смотреть в лицо милой доброй женщине. С другой стороны, она понимала, что упреки неизбежны. Возможно, миссис Уилсон сейчас придумывает, как помягче сказать Элизабет, что ей и ее четвероногому любимцу больше не требуются услуги компаньонки. Разумеется, никакого рекомендательного письма она не получит – как миссис Уилсон может дать благоприятный отзыв о девице, которую она только что застала со своим племянником в спальне одетую всего лишь в халат и ночную сорочку?

Элизабет было очень стыдно, но она поспешно оделась и побежала за Натаньелом и его теткой. Когда миссис Уилсон объяснила племяннику, что состояние его жеребца ухудшилось и что Натаньела ждут на конюшне, он переменился в лице.

Достаточно было одного взгляда на испуганные, ошеломленные лица четырех человек, стоящих в вестибюле, и Элизабет поняла, что Натаньела позвали слишком поздно и Черныш уже скончался.

* * *

– Натаньел, съешь, пожалуйста, хоть что-нибудь… Ты должен поесть, – ласково уговаривала племянника миссис Уилсон.

– Должен? – Натаньел понимал, что тетка действует из лучших побуждений, что она тревожится за него. Но ему было не до еды. Внезапная и необъяснимая гибель его любимого жеребца потрясла его.

Натаньел помнил Черныша с самого его рождения. Матерью Черныша была племенная ко была, отцом – призовой жеребец. Черныш был славным жеребенком; повзрослев, он превратился в сильного и верного коня.

Остаток утра он провел на конюшне с Финчем и другими конюхами; отдал распоряжения о том, чтобы Черныша должным образом погребли, а затем обыскал конюшню сверху донизу, пытаясь понять, что послужило причиной болезни и гибели его любимца. Правда, ему так и не удалось ничего выяснить.

Натаньелу было не по себе; ему хотелось побыть одному.

– Дамы, позвольте вас покинуть. Мне нужно вернуться в библиотеку.

Мысленно Элизабет рвалась за ним, когда Натаньел, понурившись, вышел из малой гостиной. Она видела, как он страдает; лицо его побледнело и осунулось, в темных глазах не было обычной насмешки и даже надменного презрения, в них читалось только глубокое горе. Она, конечно, выразила Натаньелу свои соболезнования в связи с гибелью жеребца, но вежливо, даже несколько высокопарно, так как понимала, что миссис Уилсон живо прислушивается ко всем разговорам Элизабет и своего племянника.

По крайней мере, внезапная гибель жеребца Натаньела стала причиной некоторой передышки.

– Бедный мальчик! – сочувственно проворковала Летиция Грант, когда Натаньел вышел.

– Он с детства любит животных, – вздохнула миссис Уилсон, бросая нежный взгляд на Гектора. Песик уютно спал в своей корзинке у камина, который приказали затопить исключительно ради его удобства.

Элизабет стало немного легче, когда она услышала, как две дамы говорят о Натаньеле, словно о мальчике. Несомненно, тетушке и кузине он в самом деле кажется еще маленьким. Для нее Натаньел мужчина, красивый мужчина, при одной мысли о котором у нее учащенно бьется сердце. А когда она вспоминает его руки и губы… Конечно, он нравится ей не только поэтому. Она давно уже поняла, что напускной цинизм и деланая скука графа Осборна – всего лишь щит для более нежных чувств. Возможно, к Элизабет он испытывает лишь физическое влечение, но тетушку он любит неподдельно, а к слащавой и назойливой Летиции относится вполне терпимо. Со слугами и гостями он неизменно вежлив…

Похоже, исключениями из правила служат только она и сэр Руфус Теннант!

– Думаю, завтра, после отъезда Натаньела, нам всем пора начать готовиться к отъезду в Лондон. – Миссис Уилсон не спрашивала, а утверждала; очевидно, ей не требовалось ответа ни от Летиции, ни от Элизабет.

Элизабет и сама сейчас больше всего хотела вернуться в столицу, поэтому она прикусила язык, уверенная, что с ее мнением никто не посчитается, тем более что положение ее в доме миссис Уилсон стало весьма шатким.

Она встала:

– Вы позволите мне выйти?

– Куда вы? – подозрительно спросила миссис Уилсон.

Хозяйка дома имела полное право задать подобный вопрос; Элизабет поразилась ее проницательности. Девушка намеревалась пойти к Натаньелу в библиотеку и наедине выразить ему свое сочувствие. Может, миссис Уилсон обо всем догадалась?

– Я подумала, что воспользуюсь этой возможностью, чтобы… отдохнуть перед ужином.

– По-моему… – Миссис Уилсон резко осеклась, потому что в малую гостиную вошел Сьюэлл.

– Мадам, к вам сэр Руфус Теннант, – без выражения объявил он.

Сердце Элизабет упало. Она совсем забыла о том, что сэр Руфус прислал ей розы! Ей не хотелось благодарить его даже письменно, и вот он явился лично.

Как она жалела, что не ушла раньше! Поскольку миссис Уилсон пока не разрешила ей уйти, придется пробыть в малой гостиной еще несколько минут… Элизабет стало страшно. Что сделает граф, особенно в его теперешнем настроении, когда узнает, что сэр Руфус нарушил его категорический запрет появляться в Хепворт-Мэнор?

– Проводите его сюда, Сьюэлл! – Миссис Уилсон почти не скрывала досады. Как не вовремя приехал сосед! Правда, ей удалось изобразить вполне любезную улыбку, когда гость вошел. – Сэр Руфус, пожалуйста, извините, что я принимаю вас в такой неофициальной обстановке.

Теннант официально поклонился; миссис Уилсон благосклонно кивнула ему и продолжала:

– Боюсь, все мы сегодня несколько не в духе.

– Я уже слышал, – отвечал сэр Руфус. – Здесь, в деревне, миссис Уилсон, новости и слухи распространяются гораздо быстрее, чем в Лондоне, – добавил он, увидев, что хозяйка дома изобразила удивленную мину.

– Да, похоже… – Миссис Уилсон нахмурилась, поняв, что происшествие в ее владениях стало поводом для пересудов.

Сэр Руфус снова поклонился, и взгляд его бледно-голубых глаз устремился на Элизабет.

– Дамы…

– Здравствуйте, сэр Руфус, – произнесла Элизабет, едва заметно кивнув. Летиция, напротив, оживленно поздоровалась с гостем.

Сэр Руфус уютно устроился в низком кресле, на которое ему указала хозяйка, и спросил:

– Осборн, кажется, лишился одной из своих лошадей?

В его голосе не было сочувствия, и Элизабет это страшно возмутило. Ей показалось, что хозяйка дома разделяет ее негодование, ибо щеки миссис Уилсон запылали. Почтенная дама объявила:

– В нашей семье всегда очень любили животных! – Видимо, бесчувственность соседа заставила миссис Уилсон забыть его прежние заслуги.

– Я уже заметил, – ответил сэр Руфус, косясь на Гектора, лежащего в корзинке. Песик немедленно отозвался гортанным рычанием.

На сей раз миссис Уилсон и не подумала извиняться за поведение своего любимца.

– По-моему, вы не разделяете наших взглядов, сэр Руфус?

Гость пожал широкими плечами:

– Вынужден признать, что я действительно не понимаю, почему англичане… и англичанки… – он сухо кивнул хозяйке дома, – питают такую слабость к четвероногим существам.

У Элизабет перехватило дух; ей показалось, что атмосфера в малой гостиной начинает накаляться. Казалось, миссис Уилсон вот-вот взорвется, забыв о своей всегдашней учтивости по отношению к гостям.

– Наверное, Теннант, все дело в том, что вы вообще не способны никому дарить свою привязанность – ни четвероногим, ни двуногим! – вдруг нарушил тишину презрительный голос Натаньела Торна.

Элизабет круто развернулась к двери, увидела стоящего на пороге графа и ахнула от ужаса. Натаньел не сводил грозного взгляда со своего соседа.

Теннант медленно поднялся на ноги и ответил ему с не меньшим презрением:

– Осборн, я прощаю вам вашу грубость только потому, что вы сейчас скорбите по своему ценному жеребцу.

– Ценность Черныша для меня измерялась отнюдь не фунтами, шиллингами и пенсами! – выпалил Натаньел. – И не настолько я сейчас охвачен скорбью, чтобы не помнить, с кем говорю!

– Натаньел… – еле слышно произнесла миссис Уилсон.

– Теннант, что вы здесь делаете?! – полным гнева голосом воскликнул Натаньел, не обращая внимания на слова тетушки.

– Я приехал с визитом к миссис Уилсон.

– Зачем?

Сэр Руфус слегка покраснел, но тут же ответил со своей всегдашней напыщенностью:

– Во-первых, я решил лично принести свои соболезнования по случаю того, что ваш конь околел…

– Судя по тому, что я только что услышал, вы бы лучше не утруждали себя соболезнованиями! – язвительно ответил Натаньел. – А что во-вторых?

Теннант шумно втянул в себя воздух:

– Осборн, я не обязан отчитываться перед вами!

– Поскольку я единственный мужчина в доме, не могу с вами согласиться! – Натаньел прекрасно понимал, что с таким его утверждением спорить невозможно.

Сэр Руфус снова как будто замялся:

– Я думал, с разрешения миссис Уилсон, пригласить мисс Томпсон на небольшую прогулку.

Натаньел презрительно фыркнул:

– Насколько я понимаю, после вчерашней прогулки мисс Томпсон не испытывает никакого желания куда-либо ехать или идти с вами. Я прав, мисс Томпсон? – Он повернулся к Элизабет, надменно-вопросительно подняв брови.

Элизабет была застигнута врасплох. В малой гостиной по-прежнему царила напряженная атмосфера. Нарочитая грубость племянника так поразила миссис Уилсон, что она сидела словно онемев и ошеломленно наблюдала сцену назревающего скандала. Летиция и вовсе застыла от изумления. Сэр Руфус побагровел и набычился, казалось, еще немного – и он набросится на Натаньела с кулаками. Ну а сам Натаньел…

Натаньел еще никогда не казался Элизабет таким холодным и таким… опасным. Даже вчера, когда он застал ее в объятиях сэра Руфуса, он выглядел хладнокровнее. Более того, судя по его виду, он как будто хотел, чтобы соперник нанес первый удар, потому что у него в таком случае появится повод ответить. Если он, конечно, нуждается в каком-либо поводе…

Обернувшись, Элизабет холодно взглянула на сэра Руфуса:

– Лорд Торн совершенно прав. Я простудилась и не собираюсь никуда выходить.

– Итак, Теннант, вы слышали: мисс Томпсон сама вам отказала, – заметил граф.

Его соперник с недовольным видом поджал губы и обратился к Элизабет:

– Прискорбно слышать о вашем нездоровье! Можно будет навестить вас завтра?

– Я…

– Боюсь, сэр Руфус, это невозможно, – поспешно вмешалась миссис Уилсон. – Ввиду выздоровления графа Осборна и печальных ассоциаций, которые сейчас вызывает у него мое поместье, я решила, что завтра мы все возвращаемся в Лондон.

– Завтра? – забормотал сэр Руфус. – Но как же… Значит, и мисс Томпсон тоже уедет?

– Да, разумеется, Элизабет тоже поедет с нами, – не слишком любезно ответила миссис Уилсон, которой, очевидно, надоела назойливость сэра Руфуса, как и ее племяннику. – Ведь она сейчас живет под моей крышей!

Элизабет молча отметила слово «сейчас», понимая, что долго такое положение не продлится. Ее уволят, как только они вернутся в столицу. В самом деле, учитывая все, что произошло, поистине великодушно со стороны миссис Уилсон, что она вообще позволила ей вернуться в Лондон вместе со всеми; в подобной ситуации многие хозяева вышвырнули бы несчастную компаньонку, не думая, каким образом она сможет вернуться в Лондон.

Сэр Руфус нахмурился:

– Тогда, может быть, вы позволите мне несколько минут поговорить с мисс Томпсон наедине?

Элизабет почувствовала, как сердце уходит у нее в пятки, когда она увидела, что холодное презрение на лице Натаньела сменилось откровенной свирепостью.

– Я…

– Нет, боюсь, у Элизабет сейчас нет даже нескольких минут, потому что нам всем нужно готовиться к завтрашнему отъезду, – быстро вмешалась миссис Уилсон. – Надеюсь, вы меня хорошо понимаете, сэр Руфус? – По ее стальному голосу любой здравомыслящий гость должен был догадаться, что пора откланяться.

Теннант не отвечал очень долго; очевидно, его здравый смысл боролся с невозможностью получить желаемое. К счастью, здравый смысл победил.

– В таком случае, мадам, разрешите откланяться. – Он неуклюже поклонился хозяйке, откровенно игнорируя всех остальных, включая Элизабет. Затем он быстро вышел, и через несколько секунд все услышали, как он с силой захлопнул входную дверь.

В малой гостиной воцарилось напряженное молчание. Элизабет едва могла дышать. Она ждала, пока кто-нибудь заговорит; сама она словно лишилась дара речи после того, что здесь только что произошло.

– Ну и ну! – Как она и думала, миссис Уилсон первая нарушила молчание, хотя ее следующие слова оказались совсем не такими, каких ожидала Элизабет. – Что за несносный тип сэр Руфус! – Хозяйку дома передернуло от отвращения. – Когда он еще был ребенком, мне всегда казалось, что он из тех мальчишек, что любят отрывать ноги паукам и крылья мухам!

– Тетя Гертруда! – Натаньел удивленно рассмеялся, и атмосфера в комнате немного разрядилась.

Миссис Уилсон рассеянно поправила свою безупречную прическу. Она как будто совсем не стыдилась того, что только что дурно отозвалась об ушедшем госте.

– Натаньел, ты не знал Руфуса Теннанта, когда он был мальчишкой, а я знала! Ему было лет восемь или девять, когда я впервые приехала в Девоншир с моим милым Бастианом. Тогда Руфус Теннант был коренастым, некрасивым парнем, грубым, нелюбимым… Он ужасно третировал своего брата, который был намного моложе его.

– Его звали Джайлс, – напомнил Натаньел.

– Ну да, Джайлс, – кивнула его тетка. – Конечно, Руфус ревновал к брату, ведь первые шесть лет жизни он был единственным ребенком у родителей. И дело усугубляло то, что Джайлс обладал приятным, милым характером и умел очаровать всех, кто с ним общался. А когда он вырос, превратился в золотоволосого очаровательного проказника.

Натаньел нахмурился:

– Я всегда считал, что братья Теннанты очень дружили…

– На людях – да. Здесь же, в загородном поместье… все было совершенно по-иному, – сообщила миссис Уилсон. – А потом еще Джайлсу удалось завоевать благосклонность и любовь женщины, которой восхищались все мужчины из высшего общества. – Она задумчиво поджала губы.

– Ее звали Харриет Коупленд, – негромко произнес Натаньел.

Даже теперь, через десять лет после того, как все случилось, он помнил, что о красоте этой замужней дамы ходили легенды. В то время он был еще слишком молод и не мог знать красавицу лично, но время от времени ему удавалось увидеть ее на том или ином балу, где Харриет Коупленд неизменно блистала. Темноволосая красавица с глазами цвета морской волны, которая привлекала к себе внимание всех мужчин, стоило им лишь один раз взглянуть на нее! Громкий скандал потряс общество до основания. Харриет Коупленд оставила мужа и малолетних детей и поселилась с Джайлсом Теннантом. Естественно, все знакомые отвернулись от любовников, и двери приличных домов закрылись для них.