Текст книги "Опасное сходство"

Глава 9

– К тому времени, как вы с Теннантом вернетесь с завтрашней прогулки, моя тетушка уже попросит священника огласить в воскресенье ваши имена и начнет советоваться с портнихой о фасоне вашего свадебного платья!

Элизабет ненадолго закрыла глаза, остановившись в широком и просторном вестибюле Хепворт-Мэнор. Она только что вышла из гостиной, где миссис Уилсон и Летиция пили чай после ужина и вели многозначительный разговор, касавшийся завтрашней прогулки… Ей хотелось хоть немного побыть одной у себя в спальне. Однако оказалось, что ей снова придется сносить насмешки графа Осборна, пока не удастся придумать благовидный предлог и сбежать.

Она медленно повернулась к нему и едва не ахнула от изумления. После того как граф покинул столовую, он успел снять сюртук и шейный платок и остался в светло-голубом парчовом жилете и белой шелковой рубашке, не застегнутой на шее. В вырезе виднелась золотистая поросль волос, которую Элизабет помнила с тех пор, когда граф был прикован к постели…

Она сложила ладони вместе, чтобы он не заметил, как дрожат у нее руки, а также чтобы удержаться от искушения дотронуться до его золотистых прядей. Затем она несколько раз неглубоко вздохнула и ледяным тоном ответила:

– Милорд, не сомневаюсь, ваши друзья находят вас в высшей степени забавным собеседником.

К сожалению, сегодня я особенно невосприимчива к вашим шуткам!

Натаньел прислонился плечом к двери и, прищурившись, оглядел Элизабет. Судя по возбуждению, охватившему его от одного взгляда на ее персиковое платье, оставлявшее открытыми плечи и приоткрывавшее грудь, он понял, что, наверное, выпил слишком много бренди после ужина. Ему вообще не следовало заговаривать с ней! В самом деле, Натаньел не помнил, чтобы напивался до такой степени с армейских дней, когда горький привкус битвы можно было смыть лишь бутылкой превосходного бренди, которую для таких случаев Гейбриел неизменно держал в своем дорожном саквояже.

Сегодня он перебрал, потому что ему пришлось вести битву иного рода; он готов был признать свое поражение и в буквальном смысле упасть к ногам дамы, стоящей перед ним так холодно и неприступно. Элизабет выглядела совершенно очаровательно. Персиковое платье придавало ее коже сливочный оттенок, а губам – перламутрово-розовый, что его чрезвычайно возбуждало. Пламя свечей также выгодно подчеркивало черноту ее кудрей. Он не мог отвести от нее глаз во время ужина.

Теперь губы его презрительно скривились.

– Почему особенно сегодня?

На лице Элизабет появилось еще более раздраженное выражение:

– Потому что вы, боюсь, совершенно неверно истолковали причину, по которой я согласилась завтра кататься с сэром Руфусом!

– В самом деле? – Он удивленно поднял светлые брови.

– Да! – Она решительно сжала губы.

– Может, зайдете ко мне в библиотеку и объясните, что за причина заставила вас передумать? – Он отступил в сторону, словно давая ей пройти.

Элизабет совсем не хотелось ни с кем объясняться, и меньше всех с Натаньелом Торном, который ее смущал! В самом деле, даже домашний вид графа казался ей опасным. Никак нельзя воспользоваться его приглашением и остаться с ним наедине в библиотеке! Даже если… в полном противоречии с ее чувствами и опасениями относительно общества сэра Руфуса Теннанта… даже если рядом с Натаньелом она испытывала искушение, против которого ей было трудно устоять.

– Нет, – чопорно ответила она. – По-моему, вы сейчас… не в том состоянии, чтобы мирно беседовать.

– Я слегка пьян, Элизабет, но это не значит, что я не «в состоянии», – сухо уточнил Натаньел, выпрямляясь. – Заметьте, я сказал «слегка».

– И все же…

– Элизабет, да кто вы такая, в конце концов, – львица или мышь?

Ее синие глаза гневно сверкнули.

– Милорд, по-моему, я ни то и ни другое. Однако я не считаю приличным оставаться наедине с джентльменом в любое время, особенно когда он пьет бренди.

– Дьявольский напиток, да?

– Вовсе нет. – Она нахмурилась, услышав его насмешливый тон. – Могу вам сказать, что мой отец считал бренди панацеей, способной излечить его от всех бед, – пылко продолжала она.

– Как по-вашему, что может сегодня исцелить меня?

Она нахмурилась:

– Понятия не имею!

– В самом деле? – растягивая слова, спросил граф. – Кстати, почему, говоря о своем отце, вы употребили прошедшее время?

Элизабет вспыхнула, поняв, что снова проговорилась, а граф не теряет наблюдательности в любом состоянии.

– Потому, милорд, что мой отец умер!

– Ясно, – негромко ответил он. – Чем же болел ваш отец перед тем, как умер? От чего его должно было исцелить бренди?

Элизабет переступила с ноги на ногу; ей стало не по себе.

– Ему досаждали обычные тревоги отца нескольких дочерей.

– Значит, у вас есть и сестры? – задумчиво протянул Натаньел. Интересно… надо будет подумать над ее словами на досуге. – Старшие или младшие? – отрывисто спросил он.

Элизабет бросила на него настороженный взгляд:

– Милорд, количество и возраст моих сестер или братьев не имеют никакого значения…

– Об этом позвольте судить мне! – ответил он, бросая на Элизабет пламенный взгляд.

– Нет, не позволю! – Она не отвела глаз. – А вот вы позвольте, пожалуйста, мне пройти… Я собиралась лечь спать, когда вы… отвлекли меня разговором.

Натаньел зловеще ухмыльнулся:

– Значит, продолжим разговор в вашей спальне? Не возражаю! И даже наоборот… По-моему, там нам будет гораздо удобнее! – Он выпрямился, очевидно собираясь последовать за ней.

– Я вовсе не это имела в виду! – воскликнула Элизабет, и легкий румянец снова окрасил ее щеки.

Натаньел остановился:

– Итак, Элизабет, библиотека или ваша спальня? Решать вам!

Она глубоко вздохнула:

– Милорд, не понимаю, почему я должна выбирать!

– Значит, библиотека. – Натаньел оглянулся. Мерцание пламени в камине придавало атмосфере интимный оттенок. – А может, все-таки спальня? – Он снова оглядел ее с ног до головы и покосился на лестницу.

Элизабет испугалась:

– Милорд, вы ведете себя неразумно!

– Итак, Элизабет, я предоставил вам выбор! – стальным голосом заявил он. – Как вы решите, так и будет!

Элизабет считала, что граф вовсе не оставил ей выбора; что бы она ни решила, ей придется остаться с ним наедине.

– Библиотека! – провозгласила она, решительно проходя мимо него в полутемную комнату. Она сразу поняла, почему граф снял сюртук и шейный платок: от камина в библиотеке шел жар, да и весенний вечер был теплым.

На столе у кресла, стоящего ближе к камину, она увидела наполовину пустой графин с бренди; кроме того, рядом стоял бокал с тем же напитком. На подлокотнике кресла лежала открытая книга. Она поняла, чем занимался граф, когда услышал, как она проходит мимо.

На Элизабет были атласные домашние туфельки персикового цвета в тон платью, у нее была легкая походка. Значит, граф нарочно оставил дверь библиотеки открытой, чтобы услышать, когда она пройдет мимо.

Остановившись у камина, она слегка нахмурилась и повернулась к нему лицом:

– О чем вы хотели поговорить со мной, лорд Торн?

Натаньел подумал: наверняка она даже не понимает, какой у нее величественный вид, когда она вот так освещена пламенем. Вся ее поза так и дышала величием. Интересно, кто предки этой юной особы? Натаньел готов был поставить на кон свою репутацию, что среди них имелась какая-нибудь герцогиня или графиня! Может быть, отец Элизабет, о чьей любви к бренди она только что рассказывала, – незаконнорожденный отпрыск какого-нибудь родовитого джентльмена?

Каждый день словно окутывал прошлое Элизабет новыми тайнами. Она стала загадкой, к которой Натаньела влекло все сильнее.

Элизабет настороженно следила, как Натаньел тихо закрывает за собой дверь и подходит к ней. Он остановился совсем рядом.

– Элизабет…

От его негромкого, хрипловатого голоса холодок пробежал у нее по спине. Сладкая дрожь, распространявшаяся изнутри, вызвала румянец у нее на щеках. Глаза ее заблестели, а губы пересохли, и она провела по ним кончиком языка, чтобы увлажнить. Ну а тело…

Оно дало себя знать в тех местах, о которых она говорила лишь с сестрами, да и то шепотом: соски отвердели, внизу живота она снова почувствовала тяжесть, а между бедер снова стало жарко и влажно.

Она посмотрела на графа снизу вверх из-под длинных ресниц:

– Милорд…

Неужели ее голос может становиться таким тихим и хриплым? Натаньел понял, что больше не в силах противиться искушению. Он поднял руку и осторожно коснулся завитка волос у нее на виске; он ощутил покалывание в кончиках пальцев, когда они соприкоснулись с ее нежной, шелковистой кожей.

– Мы говорили о том, почему я выпил сегодня несколько бокалов бренди…

Она испуганно захлопала длинными ресницами:

– В самом деле?

– Да, – ответил он, едва заметно улыбнувшись. – Элизабет, вы хоть понимаете, какое действие оказываете на меня?

Ее нежная шейка дернулась – она проглотила подступивший к горлу ком.

– Д-да… наверное, – храбро ответила она.

Натаньел усмехнулся, но, как ей показалось, без всякой радости.

– А вы понимаете, сколь неподобающе подобное влечение?

Элизабет тут же ощетинилась:

– Милорд, по-моему, вы меня оскорбляете!

– Какого черта вы до сих пор так обращаетесь ко мне? Мы давно уже перешли ту грань, за которой вам следует называть меня Натаньелом, и никак иначе! – объявил он, глядя на нее в упор.

– Это неприлично… – робко возразила она.

– А это еще неприличнее!

Он сжал ее в объятиях и впился в ее губы яростным поцелуем. Он много часов подряд сгорал от желания снова поцеловать Элизабет – и сейчас наконец воспользовался тем, что держал ее в своих объятиях. Куда подевались его всегдашние мягкость и деликатность? Его губы обходились с ней жестко и властно! Он набросился на нее, как ураган, который все сметает на своем пути. И ей оставалось лишь одно: прильнуть к его широким плечам. Весь окружающий мир как будто исчез, и остался только его страстный, требовательный поцелуй. Элизабет показалось, что она сейчас задохнется. У нее перехватило дыхание; ее всю обдало жаром, во всем мире для нее остались только губы Натаньела и его сильные, нежные руки, которыми он прижимал ее к себе… Руки ласкали нежные изгибы ее спины, спустились к ягодицам и захватили их в плен.

Вдруг он оторвался от нее, тяжело дыша; затем его губы двинулись вниз по ее стройной шее. Она инстинктивно выгнулась ему навстречу, подставляя себя его жарким ласкам. Ей показалось, будто она горит в огне. Вскинув руки, она сделала то, о чем давно мечтала: принялась перебирать пальцами его густые золотистые кудри. Когда его ладонь коснулась ее груди, а губы добрались до полоски обнаженной кожи над вырезом платья, она затрепетала.

– Элизабет, какая вы красавица! – хрипло прошептал он.

Его жаркое дыхание ласкало ее воспаленную кожу. Он ловко расстегнул на ней платье, спустил корсаж и рубашку, и его жадному взгляду предстала ее обнаженная грудь. Он захватил губами набухший розовый бутон соска и принялся ласкать его языком. Элизабет застонала от удовольствия. Ничего более приятного Элизабет в жизни не испытывала!

Она не могла даже подумать о том, чтобы отказать ему и себе в чувственном наслаждении! Поэтому она не сопротивлялась, когда граф подхватил ее на руки и, пронеся через всю комнату, бережно уложил на кушетку, стоящую у окна. Затем он ненадолго выпрямился, сбросил с себя жилет и сорвал через голову рубашку. Его грудь по-прежнему была перевязана; мускулистые плечи золотились в пламени свечей. Он опустился на колени рядом с кушеткой и посмотрел на нее глазами полными желания. Глубоко вздохнув, он снова занялся ее грудями. Не сводя с нее жаркого взгляда, он ласкал чувственные полушария.

Элизабет дрожала и стонала от прикосновений его пальцев, губ и языка.

– Натаньел…

– Да, Натаньел! – хрипло ответил он. – Элизабет, назови меня так еще раз!

– Натаньел… – с трудом повторила она, пока его губы обследовали впадинку между ключицами, стройную шею, нежные мочки ушей. Затем он снова захватил в плен ее губы. От его пламенного поцелуя в ней снова поднялась волна жара.

Элизабет принялась гладить его мускулистые грудь, спину и плечи. Она совершенно забылась от его поцелуев и получала наслаждение от его теплой кожи, от бугристых мускулов, которые напрягались от прикосновения ее ласковых пальчиков, от завитков шелковистых волос на груди, которые щекотали нежную кожу вокруг ее сосков.

Натаньел оторвался от ее губ и, не сводя с нее жаркого взгляда темных глаз, охватил ладонями ее бледное лицо.

– Элизабет, ты – само бесстыдство, само искушение! – пробормотал он. – Ты – омут, в который хочется прыгнуть с головой!

Синие глаза удивленно расширились.

– Но ведь я ничего не…

– Тебе и не нужно ничего делать; ты искушаешь самим фактом своего существования, – глухо проговорил он, чувствуя, как все больше растет его возбуждение.

– Но…

– Видишь, как сильно я тебя хочу! – Он схватил ее за руку и поднес к отвердевшему, пульсирующему символу своего возбуждения. Дышал он часто и неглубоко; когда же ее пальцы коснулись его жезла, он испустил стон. Он сразу понял, что одними ласками дело не ограничится. Ему нужно больше… Ему нужно все!

– Потрогай меня! – взмолился он, расстегивая панталоны и выпуская свой жезл на волю. Он взял ее руку в свою и вложил его в ее ладонь, а затем показал, как его нужно сдавливать и гладить.

Элизабет в жизни не испытывала такой радости. Мужское достоинство Натаньела напомнило настоящий жезл в бархатном футляре!

По его телу пробежала дрожь, когда она легко провела большим пальцем по чувствительному кончику. Она подняла на него вопросительный взгляд, и ее глаза тут же изумленно расширились. Он нагнулся и позволил ей гладить себя, хотя ее смелые ласки напоминали сладкую пытку. Лицо его побагровело.

– Тебе больно? – прошептала она, отдергивая руку.

– Господи, нет! – простонал он в ответ. – Не останавливайся, Элизабет! – взмолился он, обхватив пальцами ее руку и показывая, какие ритмичные движения надо делать.

Чуть отстранившись, Элизабет спустила ноги на пол и стала ласкать его уже самостоятельно. Она чувствовала, что он не сводит страстного взгляда с ее обнаженных грудей. Она выпрямилась, чтобы посмотреть на символ его мужественности, который так приятно было ласкать… Он был красив, по-настоящему красив, и очень велик!

Потом на конце жезла выступила капля жидкости. За первой последовала вторая… Жидкость увлажнила ей пальцы. Она облизнула губы. Ей вдруг захотелось…

Повинуясь непреодолимому порыву, она соскользнула на пол, встала на колени, опустила голову и лизнула солоноватую жидкость, пробуя ее на вкус. Он снова застонал от удовольствия.

– Боже правый! – с трудом воскликнул Натаньел, чувствуя, как его с головой накрывает волна неведомого прежде наслаждения. Оно вызывалось и зрелищем стоящей на коленях Элизабет с обнаженной грудью, и прикосновениями ее жаркого, влажного языка, который ласкал его член. Наконец, она целиком взяла его в рот. Его возбуждение росло еще и потому, что он понимал: она действует чисто инстинктивно. Ее неопытные ласки оказались слаще заученных движений куртизанки.

Зарывшись пальцами в темные кудри Элизабет, он полностью отдался наслаждению, которое она так бескорыстно ему дарила. Он выгнул спину, стиснул зубы и сдался на милость ее чувственных, ласковых губ и рта.

Неизвестно, до чего бы они дошли, если бы Натаньел вдруг не услышал в коридоре голоса тетки и Летиции. Он не знал, как повел бы себя, если бы им не помешали. Возможно, он лишил бы ее невинности в полном смысле слова; возможно, он и сам бы потерял всякое самообладание, чего, впрочем, отчаянно жаждал. Он не помнил, чтобы когда-нибудь раньше так же терял власть над собой и отдавался на милость женского рта и рук. Он надеялся, что сумеет вернуть хладнокровие, пока не стало слишком поздно.

Отпрянув, он обхватил ладонями лицо Элизабет. Она подняла на него чуть косящие глаза. Очевидно, она совершенно забылась и не слышала, что в коридоре кто-то есть.

– Мы не одни, – хриплым шепотом предупредил ее Натаньел.

Она ошеломленно зажмурилась, а затем огляделась, словно ожидая увидеть незваных гостей совсем рядом. Убедившись, что никто не нарушил их уединения, она посмотрела на него потемневшими глазами.

– Я не…

– Ш-ш-ш! – предупредил он. – Слушай!

Элизабет затихла и смертельно побледнела, когда услышала, как разговаривают миссис Уилсон и Летиция, вместе поднимаясь по лестнице. Она поняла, что лишь тонкая перегородка отделяла ее от позора. Еще миг – и все стали бы свидетелями ее бесстыдства, в котором, кстати, еще так недавно упрекал ее Натаньел!

Глава 10

– Элизабет, ни к чему так пугаться, – проворчал Натаньел, подходя к камину. Боль в ребрах совершенно отрезвила его. Он быстро застегнул панталоны и надел рубашку, но не заправил ее, дабы спрятать от ее взора свое еще не до конца успокоившееся мужское естество. Он не сомневался в том, что успокоится оно еще не скоро!

– Как я могу не пугаться? – Элизабет застегнула платье, но волосы ее по-прежнему оставались в беспорядке, а лицо пылало от унижения. Она стояла рядом, но упорно отводила глаза. – А если бы миссис Уилсон решила войти в библиотеку, чтобы пожелать вам спокойной ночи?

– Она не вошла. – Натаньел попытался ее утешить.

– Но…

– Сегодня у нас будет достаточно других причин для беспокойства, нет смысла думать о том, чего не было, – сухо сказал он, беря бокал с бренди и приканчивая его одним глотком. Жидкость обожгла ему горло и согрела желудок.

– Какие же еще у меня причины для беспокойства? – настороженно спросила она, когда до нее дошел смысл его слов.

Натаньел посмотрел на нее с некоторым раздражением:

– Например, как нам продолжить то, что началось сейчас.

– Продолжить?

– Элизабет, прекрати! – досадливо вздохнул он. – Я считал тебя девушкой умной. Не стоит задавать подобные вопросы!

– Мне всегда и на все хватает ума, милорд…

– Называй меня Натаньел! – приказал он, подходя к ней, но тут же отступая на шаг и прищуриваясь. – Неужели мой натиск так напугал тебя, что ты боишься даже стоять рядом со мной?

Элизабет боялась не Натаньела, а своей реакции на него! Напугал ли ее его натиск? Нет, скорее, она испугалась собственного пыла! При одной мысли о том, чем они сейчас занимались, ей хотелось со всех ног бежать к себе в спальню и с головой накрыться одеялом. Что она сделала? Она охотно уступила желанию дотрагиваться до него не только руками, но и губами, и языком… Похоже, его вкус и запах еще долго будут преследовать ее… Она закрыла глаза и вспомнила бархатистую мягкость его кожи, наподобие футляра облегавшей его возбужденное достоинство, живое, пульсирующее, которое готово было вырваться из-под его власти!

И все оказалось настолько… другим, чем то, что воображала себе Элизабет! Собственное бесстыдство так ужасало ее, что ей трудно было смотреть Натаньелу в глаза. Она сосредоточилась на его левом плече.

– Первым делом я завтра скажу миссис Уилсон, что больше не могу у нее служить…

– Почему? – отрывисто спросил он.

Элизабет осторожно покосилась на него; сердце екнуло у нее в груди, когда она заметила его холодный, надменный взгляд. Сейчас Натаньел совершенно не походил на мужчину, который всего несколько минут назад ласкал ее и забылся в наслаждении, даруемом ее руками и губами… Она быстро отвела глаза при воспоминании о том, чем они только что занимались, и густо покраснела.

– Один из нас должен уйти…

– Если так, то…

– Это несомненно!

– Значит, уйти должен я? – холодно предположил Натаньел.

Элизабет сокрушенно покачала головой:

– Миссис Уилсон, скорее всего, предпочтет общество любимого племянника некоей молодой особе, которую она наняла компаньонкой для своего песика!

– На твоем месте я бы не говорил так уверенно, – посоветовал Натаньел. – Да, конечно, тетушка любит меня, но Гектора она просто обожает! – сухо добавил он в ответ на ее вопросительный взгляд.

Он хотел ее рассмешить, но с ужасом понял, что ее синие глаза наполнились слезами. Натаньелу стало не по себе, тем более что он понимал: в случившемся виноват он сам. И без того плохо, что он столь смело ласкал Элизабет. Так он еще научил ее, как ласкать его! Он даже спустил панталоны и показал ей, как сильно ее хочет. И сам приложил ее руку к своему возбужденному естеству… Его поведение по-настоящему непростительно! Об этом недвусмысленно свидетельствовало ее потрясенное, ошеломленное, бледное юное лицо…

Натаньел тяжело вздохнул:

– Утром я объясню тете, что срочные дела вынуждают меня немедленно покинуть Хепворт-Мэнор!

– Она наверняка удивится. Ведь вы могли сказать о делах еще за ужином, – заметила Элизабет.

Он сжал губы.

– Напоминаю, я не привык ни перед кем отчитываться. Ни перед кем! – мрачно повторил он.

Элизабет слабо улыбнулась:

– Ваша тетушка – не «кто-нибудь». Да и она не привыкла, чтобы ей в чем-то отказывали!

Натаньел не мог не заметить, что Элизабет намеренно выделила слово «она». Он вынужден был с ней согласиться; тетя Гертруда действительно отличалась пылкостью нрава. Она непременно потребует от него объяснений. Кроме того, он понимал, что тетку до сих пор беспокоят полученные им травмы, хотя они начали заживать.

В какой ловушке он очутился! Точнее, в какую ловушку сам себя загнал! Может быть, если бы он так не злился из-за того, что Элизабет завтра поедет кататься с Теннантом, он бы не напился, не втащил ее в библиотеку, не начал бы целовать и ласкать ее и не поощрил ее к ответным действиям…

Нет, черт побери, он все равно сделал бы то же самое! Натаньел прекрасно понимал, что сделал бы то же самое, независимо от того, напился он или нет. Он чувствовал, что совершенно протрезвел. Значит, выпил он недостаточно, чтобы можно было винить в случившемся его состояние. Он хотел близости с Элизабет. Боже, как она целовала и ласкала его! Ничего подобного Натаньел в жизни не испытывал. В армии у него было много женщин, да и потом он не страдал от недостатка женского внимания; все его любовницы были опытными и прекрасно знали, как доставить удовольствие мужчине, но никогда раньше он не испытывал такого удовольствия от прикосновения губ и рук невинной юной девушки! Еще минута – и он излил бы свое наслаждение прямо в ее жаркий и влажный рот! Ненавидя себя, он признал, что был на грани. Если бы не голоса тетушки и Летиции в коридоре, он бы…

Он покосился на Элизабет и снова вспомнил, как ее пухлые губки ласкали его мужское достоинство. Он снова ощутил, как нарастает возбуждение, и понял, что должен уехать отсюда как можно скорее – хотя бы для того, чтобы найти женщину, опытную женщину, которая облегчит его страдания прежде, чем он снова поставит себя в глупое положение!

Он отвернулся, чтобы не смотреть на восхитительно пухлые розовые губы Элизабет.

– Утром я поговорю с тетушкой и все ей объясню.

– Лучше не надо, ми… Натаньел, – быстро поправилась она, заметив его мрачный взгляд. – Я в любом случае не рассчитывала надолго задерживаться у миссис Уилсон.

Темные глаза прищурились.

– Почему?

Элизабет сдвинула брови:

– Я тоже не обязана отчитываться перед вами… Натаньел! – Она ахнула, когда он в два шага преодолел разделяющее их расстояние и крепко схватил ее за руку.

– Не говори со мной таким обвиняющим тоном! – Он смерил ее пытливым взглядом. – Куда ты отправишься, когда уедешь отсюда? – подозрительно продолжал он.

Она хладнокровно встретила его мрачный взгляд:

– Как только я отсюда уеду, куда я отправлюсь, уже не ваше дело!

– Куда – или к кому? – сквозь зубы процедил он.

– Вот именно, – кивнула Элизабет.

Натаньел поднял надменные светлые брови:

– По-моему, вы меня недооцениваете!

– А вы, по-моему, недооцениваете мою способность противостоять вам, милорд, – так же решительно отвечала она, глядя на него вызывающе. Затем она решительно высвободилась из его хватки.

– Я не позволю вам уехать, не говоря, куда и к кому вы отправитесь! – пылко воскликнул он.

– Вы не имеете права чего-либо не позволять мне! – столь же пылко возразила она.

Натаньел мрачно решил, что Элизабет скоро его доконает. Точнее, станет причиной его медленной и мучительной смерти! Да и как может быть иначе, если она то доводит его до вершины блаженства, то ввергает в пучину отчаяния? Одна мысль о том, что она совершенно исчезнет из его жизни, – так же внезапно, как и появилась, – повергает его, человека, который редко выходит из себя, в состояние самой черной тоски… Несмотря на то что сейчас он ведет жизнь великосветского модника, за годы, проведенные на войне, он успел привыкнуть к решительным действиям. Вот почему его так бесило стремление Элизабет бесследно исчезнуть, вернуться туда, откуда она явилась, не говоря ни ему, ни кому-либо другому, где ее дом.

Он прищурился и сказал:

– Наверное, тут вы правы, Элизабет.

– Конечно, я права…

– И тем не менее, – решительно продолжал он, – я имею право сказать моей тетке, что вы хотите уйти из-за моих недавних… действий!

Элизабет ахнула от ужаса:

– Вы не посмеете!

– По-моему, вы достаточно хорошо успели меня узнать, – лениво протянул он. – Так что не сомневайтесь – посмею!

Элизабет успела узнать его гораздо лучше и ближе, чем кого бы то ни было! Натаньел оказался совершенно прав; она собралась покинуть Хепворт-Мэнор потому, что не могла дольше оставаться с ним рядом после недавней интимной сцены…

– Зачем вам сознаваться? – Она с любопытством посмотрела на него.

Натаньел пожал плечами:

– Тогда я буду уверен в том, что только я виноват, что вы так поспешно уедете отсюда и наживете неприятности. Признаюсь, мне не очень-то приятно чувствовать себя виноватым… Если можно так выразиться, я не люблю таскать бремя вины на своих плечах.

«На широких плечах», – подумала Элизабет. Широкие и мускулистые плечи, которые она еще так недавно гладила, ласкала и… нет, пора покончить с такими мыслями! Нужно как можно скорее выкинуть воспоминания о нем из головы, иначе она сойдет с ума.

Она горделиво выпрямилась:

– Если вы расскажете миссис Уилсон об истинной причине моего отъезда, вы лишь навлечете позор на нас обоих!

Натаньел долго молчал; на лице его появилось непроницаемое выражение. Навлечет позор? Значит, Элизабет считает то, что между ними произошло, позорным, постыдным? Да, возможно, они сблизились слишком стремительно, но почему интимная близость позорна? В отличие от Элизабет, он вовсе не считал позорным то, чем они недавно занимались. Но может быть, она хочет от него большего?

Он скривил губы:

– Может быть, вам хочется, чтобы в воскресенье священник огласил рядом с вашим мое имя вместо имени Теннанта?

– Что, простите? – изумилась Элизабет.

Натаньел поднял брови:

– Достаточно одного лишь намека о том, что сегодня произошло между нами… особенно если шепнуть словечко нужному человеку, например виконту Ратлиджу, и все окружающие сочтут, что я, как порядочный человек, обязан жениться на вас.

Элизабет надменно расправила плечи:

– Я вовсе не жду, что мое имя огласят в числе вступающих в брак – ни с вами, ни с сэром Руфусом!

Натаньел сокрушенно вздохнул. Элизабет Томпсон не переставала его удивлять! Большинство женщин, очутившись в ее положении, наверняка обрадовались бы возможности стать графиней. Но только не Элизабет…

– А теперь прошу меня простить… – Она собралась уходить.

– Элизабет!

Она медленно повернулась. Натаньел сразу понял, что ей не хочется смотреть ему в глаза. Тем не менее она гордо вскинула подбородок:

– Натаньел, больше нам не о чем говорить.

Он-то считал, что им очень даже есть о чем говорить – более того, они должны поговорить! Правда, для серьезного разговора сейчас время неподходящее; их обоих обуревают самые разные чувства.

Он сухо кивнул:

– Мы поговорим утром.

– Утром меня здесь уже не будет, – напомнила Элизабет.

– А как же ваша завтрашняя прогулка с Теннантом? – тихо спросил Натаньел. – Представляю, как огорчится сэр Руфус, получив вашу записку с сообщением, что вы не только не поедете с ним кататься, но и вовсе покидаете наши края!

По правде говоря, Элизабет совсем забыла о Руфусе Теннанте, с которым условилась завтра кататься! Впрочем, нет ничего удивительного, что она забыла о сэре Руфусе. Кто же вспомнит о нем после близости с таким красавцем, как Натаньел Торн!

– Сэр Руфус наверняка меня поймет.

– Я почему-то в этом сомневаюсь, – медленно произнес Натаньел.

– Вы намеренно преувеличиваете его интерес ко мне! Наверное, вам нравится меня смущать. – Элизабет покраснела от досады.

Нет… Натаньелу совсем не казалось, что он преувеличивает откровенный интерес, который проявлял к ней Теннант.

– Раз вы так считаете, – сухо ответил Натаньел.

– Да, считаю, – решительно ответила Элизабет, а затем развернулась и вышла.

Некоторое время Натаньел задумчиво смотрел ей вслед, а потом подошел к камину и стал смотреть на огонь. Сегодня он повел себя не только предосудительно, но и странно – странно до такой степени, что, окажись Элизабет предприимчивой молодой девицей, стремящейся заполучить знатного жениха, ему оставалось бы винить во всем только себя… Несомненно, такому браку очень обрадовались бы досужие сплетники и его недоброжелатели. В самом деле, неслыханно – молодая девица без титула и приданого ловко женила на себе самого графа Осборна!

Ему бы радоваться и испытывать облегчение при мысли о том, что он едва не попал в ловушку и счастливо избежал брачных уз, но Натаньел мог думать только об одном: Элизабет считает их близость позорной…

– Просто не понимаю, что с ним случилось! – повторяла на следующее утро расстроенная и встревоженная миссис Уилсон, расхаживая туда-сюда по просторному холлу Хепворт-Мэнор. Лицо у нее побледнело, на нем четче проступили морщины, выдавая ее истинный возраст – сорок три года.

Элизабет тяжело вздохнула. В самом деле, миссис Уилсон имела полное право расстраиваться: во время завтрака младший лакей выпустил Гектора в сад, но через несколько минут, когда молодой человек вышел за песиком, он нигде не мог его найти. Лакеи и горничные обошли весь парк, но также безрезультатно. Наконец, дворецкий решил, что у него не остается иного выхода. Он лично сообщил хозяйке о пропаже ее любимца. Натаньел тут же вскочил на ноги и приказал седлать коня.

Граф отсутствовал уже больше часа; миссис Уилсон с каждой минутой все сильнее тревожилась…

Элизабет понимала, что время сейчас совсем не подходящее для того, чтобы сообщить хозяйке о своем уходе. Сегодня вообще неподходящий день для подобных объявлений, ведь миссис Уилсон, несомненно, испытает облегчение, как только песика найдут.

Если его найдут…

Пока никто еще при миссис Уилсон не упоминал – не смел даже заикнуться! – о крутых каменистых утесах, которые граничили с парком Хепворт-Мэнор. Падение с такого утеса могло стать роковым для маленького песика!

И Элизабет пока держала язык за зубами, решив умолчать о своем желании покинуть Девоншир. Она прекрасно понимала, что не имеет права бросить в трудный час миссис Уилсон, которая была всегда так добра к ней!