Текст книги "Притворись моей сестрой"

XVI

О суде девушка знала только по телевизионным программам. Там «процессы» упаковывали в час судебного разбирательства, которое в реальности могло длиться несколько месяцев. В каждом эпизоде фигурировали любопытные свидетели, адвокаты, которые за словом в карман не лезли, и была как минимум одна любовная интрига.

Но каким на самом деле будет реальный суд? Происходить он будет в каком-нибудь неприглядном судебном зале где-нибудь в Нью-Джерси. Несколько полицейских введут в помещение «подержанную тряпичную куклу», на которой будут наручники и арестантская роба.

В зале суда будут присутствовать ее родители из Коннектикута и смотреть на двух своих дочерей: одну, которую осудят, и вторую, которая уже не живет в их доме. Как они перенесут этот суд, внимание СМИ, выступления психологов, которые будут обсуждать, где и почему «оступились» супруги Джонсон?

Там будут и ее биологические родители, потому что просто не допустят того, чтобы Дженни появилась в зале суда одна. К ней будут обращаться «Джен Спринг», придется говорить правду, правду и только правду. Клясться на Библии. Отвечать на вопросы адвоката, которая, вполне возможно, будет выглядеть, как Лиззи Шилдс: худая женщина, амбициозная и слишком занятая, чтобы выкроить время для обеда.

«Я сама с ней пошла. Я не противилась и не сопротивлялась. Я не возражала. Мне все нравилось», – так ответит Дженни на суде.

Маме и папе придется жить в состоянии осады. Девушка не представляла, как мама сможет вообще выходить из дома, не говоря уже о том, чтобы ездить в Нью-Джерси. Родителям придется давать показания против собственной дочери. И в том числе по их собственным показаниям ее осудят и посадят в тюрьму. Джен Спринг не будет говорить, что Ханна ее похитила, потому что девочке тогда было три года и она плохо помнит те далекие события. Но Фрэнк и Миранда Джонсон хорошо помнят все, что тогда произошло.

Ее родители оказались в сложной ситуации. Одно дело – понимать, что Ханна находится в безопасности (в лапах сектантов, но все же в безопасности). Другое – способствовать тому, что дочь окажется за решеткой вместе с тем преступным сбродом, который сидит в тюрьмах.

Дженни даже не задумывалась до этого, что полиция может начать поиски Ханны, особенно в ситуации, когда с ее стороны нет никаких претензий. В данном случае она была жертвой. Ее семья уже достаточно страдала. Разве этого не хватит для того, чтобы обе семьи не выдвигали никаких обвинений?

Оказывается, недостаточно. Они были бессильны изменить эту ситуацию.

Дженни мечтала, чтобы ее оставили в покое, но она жила в реальном мире, в котором происходили реальные события. В нем существовала домашняя работа, обеды и ужины, смена постельного белья, проблемы нахождения и покупки бального платья. Кругом были одни проблемы, от которых некуда было деться. К тому же она жила в доме семьи Спринг, где и на пять минут не получалось остаться в одиночестве.

Девушка мучилась, делая домашний тест по истории. В этот момент зазвонил телефон. Она была на кухне и сидела ближе всех к телефону, поэтому сняла трубку, что в доме семьи Спринг сама делала крайне редко.

– Привет. Сара-Шарлотта, – услышала она в трубке.

Джен не разговаривала со своей лучшей подругой с тех пор, как уехала из Коннектикута.

– Привет, – ответила она, чувствуя себя загнанной в угол и не в состоянии избежать длинного разговора. На самом деле у Дженни не было ни сил, ни желания вести эту беседу.

– Я по тебе скучаю, – возбужденно произнесла Сара-Шарлотта. – Рив рассказал о выпускном бале. Ты вернешься! Мы снова будем вместе. И я буду на этом выпускном! Ты ни за что не догадаешься, с кем!

И она замолчала в ожидании, что подруга попытается отгадать. Дженни в тот момент не была в состоянии вспомнить ни одного имени из всех парней в школе, в которой когда-то училась.

– С кем? – спросила она через некоторое время.

– С Девоном! – воскликнула Сара-Шарлотта. – Ты представляешь, он меня пригласил!

Девушка не могла вспомнить, кто такой Девон. Она вообще ничего путного не могла вспомнить. И не была уверена в том, что готова размышлять на эти крайне далекие от нее темы.

– Слушай, это здорово, – произнесла она. – Расскажи мне о нем.

И Сара-Шарлотта с радостью защебетала. Дженни запрыгнула на разделочный стол на кухне и села, свесив ноги, раскручивая, как лассо, телефонный провод.

За кухонным столом близнецы закончили делать домашнюю работу и разложили на столе поле для игры в «Монополию».

– Подвинься, Джоди, – сказал Брендан. Та состроила недовольное выражение лица и подвинула тетрадь для занятий японским ровно на три сантиметра. Обычно в этом время она полностью отключалась от окружающего мира. Девушка говорила, что это необходимо, потому что изучение данного языка требует полной и глубочайшей концентрации. Дженни сделала из этого свои выводы и решила, что будет, как и раньше, продолжать изучать французский.

– Я сегодня не пошла в школу, чтобы подумать о том, какое платье надену на выпускной бал, – говорила Сара-Шарлотта. Она довольно часто так поступала. Когда анонсы каких-нибудь программ по телевизору казались ей достаточно интересными, она позволяла себе остаться дома под предлогом болезни. Подруга мечтала родиться в семье с каким-нибудь скандальным или темным прошлым, чтобы благодаря этому ее пригласили на федеральное ток-шоу, где можно было бы блеснуть. Но она родилась в обычной семье, для которой самой серьезной проблемой было то, что, когда они ехали за продуктами в магазин, скидочные купоны забывали дома.

Дженни не удивилась, что через некоторое время Сара-Шарлотта оставила тему выбора бального платья и начала говорить о ток-шоу.

– Слушай, а ты можешь попасть на телевидение. Только подумай! – тараторила она. – Допустим, туда пригласят людей, которых похитили, но они сами об этом не знали.

Девушка не разделяла оптимизма подруги по этому поводу. Она с трудом заставляла себя думать о том, что с ней произошло много лет назад, и у нее не было никакого желания обсуждать это перед гигантской аудиторией, смотрящей ток-шоу.

И зачем вообще люди стремились попасть туда? В этих программах задавали идиотские вопросы, на которые участникам приходилось отвечать, надо было раскрывать душу и сердце, вслух говорить вещи, которые ранили их близких. Несмотря на то что задаваемые вопросы были очень неприятными, приходилось отвечать.

«Частично моя проблема в том, что я не хочу отвечать ни на какие вопросы. Не хочу говорить с полицией, не хочу говорить с Сарой-Шарлоттой. Я хочу вернуться домой, снова стать нормальным человеком, которым была. Хочу спрятать прошлое так, чтобы не помнить о нем, не видеть и не слышать».

– Представь себе аудиторию, которая может тебя увидеть, – говорила Сара-Шарлотта. – Твой рассказ будет просто бомба. Ты станешь знаменитой.

Раньше Дженни очень хотела стать знаменитой. Но не сейчас. Она уже и так была знаменитой в новой школе. Девушка постоянно чувствовала, что ее внимательно рассматривают. Каждый раз, когда в столовой или в библиотеке к ней кто-то подсаживался, она задавала себе вопрос – почему. Хотели ли эти люди узнать ее историю подробнее или как-то участвовать в ее личной драме?

Брендан раздал деньги для игры.

«Все это – игра, – думала она. – Мы всего лишь фишки на этом игровом поле, после окончания нас смахнут назад в коробку».

Сара-Шарлотта умела хорошо имитировать тон Опры Уинфри[1]1
  Опра Уинфри – американская телеведущая, актриса, продюсер, общественный деятель, ведущая популярнейшего ток-шоу «Шоу Опры Уинфри» (прим. ред.).


[Закрыть]. Она играла в свое собственное ток-шоу, как девочки помладше играют в куклы.

«Боже мой, у меня нет никакого желания с ней разговаривать. Я не хочу слышать ее голос, не хочу тратить на все это свое время».

– Послушай, Сара-Шарлотта, – произнесла она, – мне очень жаль, но я сейчас не одна, и вокруг меня много людей.

Подруга замолчала, и Дженни быстро продолжила:

– Джоди надо срочно позвонить. Пора заканчивать.

Сестра приподняла бровь.

– Было очень приятно с тобой поговорить. Передавай привет Девону, – она понятия не имела, кто этот парень. – Я тебе обязательно сообщу, какого цвета у меня будет бальное платье. Давай, пока.

Джоди закончила писать вертикальный столбик иероглифов.

– И что это было? – спросила она.

Дженни пожала плечами.

– Что-то она меня достала.

Сестра с громким хлопком водрузила тетрадь по японскому поверх стопки учебников. Таким образом она всегда давала себе и окружающим понять, что закончила домашнюю работу.

– Кэтлин и Николь меня тоже периодически достают, – сообщила она.

Дженни понимала, что сестра имеет в виду. Она была практически уверена, что эти «доставания» были связаны с ее прошлым, но не хотела уточнять. Зачем нарываться на очередную проблему?

– Иногда и сама не понимаешь, почему дружишь с человеком, – заметила девушка.

Откровенность сестры была приятна Джоди.

– У вас будет парное свидание на выпускном балу? – спросила она, придвинувшись ближе. – И кто такой этот Девон?

Дженни рассмеялась и почувствовала радость от того, что еще не потеряла эту способность.

– Понятия не имею. Сара-Шарлотта сказала, что я ни за что не догадаюсь, с кем она пойдет на выпускной бал, и была совершенно права.

На кухню вошел мистер Спринг.

– Эй! По-моему, вы здесь слишком долго сидите без движения. Совсем расслабились!

– Да никто здесь особо не расслабился, пап, – ответил Брендан, покупая отель. – Просто каждый занимается своим делом.

– Слушайте, первый по-настоящему теплый вечер весны, а вы сидите взаперти, по телефону болтаете и играете в настольные игры! Вышли бы мяч покидали, или поехали на роликах покатаемся… А ну-ка всем встать!

– Нет, это без меня, – произнесла миссис Спринг.

– И мы не хотим, – отказались близнецы.

– Я поеду, – ответила Дженни.

Братья выронили из рук игровые деньги. Миссис Спринг пролила кофе из кружки. Из гостиной вышел Стивен и внимательно посмотрел на сестру.

– Мне кажется, надо попросить эту Сару-Шарлотту звонить почаще, – произнесла Джоди.

Все засмеялись. И Дженни вместе с ними.

– Да ладно вам! Просто хочется немного подвигаться.

В результате на улицу пошли все. Как можно было отказаться, если сестра впервые изъявила желание поучаствовать в коллективном семейном мероприятии?

В последнее время девушка стала лучше кататься, хотя чтобы остановиться, ей приходилось за кого-нибудь схватиться. В трех улицах от их дома была горка. Подниматься было еще ничего, но вот съезжать…

– Я возьму тебя за руку, – пообещал мистер Спринг.

Дженни кивнула. Она еще не совсем уверенно держалась и не могла угнаться за остальными. Близнецы исчезли так быстро, будто их и не было. Любой вид спорта вызывал у них дух соревнования. Стивен лениво обогнал сестру, вернулся, два раза объехал вокруг и все равно добрался до угла быстрее.

– Без показухи никак, – заметила она.

– Может наперегонки? – съязвил он.

– Нет уж, но можешь меня немного потащить.

Она ухватилась за его ремень. Теперь нужно было только не упасть и держать равновесие, Стивен ее довезет. Было приятно ехать так, без усилий. Ветер ворошил волосы, и казалось, что это она сама так быстро едет.

«Вот, наверное, почему Ханна пошла в секту, – подумала она. – Ей хотелось, чтобы по жизни ее вез кто-то другой. И я тоже хочу. Слишком много ответственности, надо принимать массу сложных решений».

XVII

Завтра 10 мая. В этот день у нее день рождения. Ей исполнится шестнадцать лет.

Дженни лежала в кровати, слушая, как Джоди переворачивается, бормочет и даже скрипит, как несмазанный замок. Сейчас ей было приятно присутствие человека.

То, что ей исполнится шестнадцать, казалось очень важным. Но никто из членов семьи Спринг не собирался ее поздравлять, потому что они просто об этом дне рождении не знали. Фрэнк и Миранда Джонсон сами выбрали дату. Ханна вернулась в секту 10 мая, и ее родители выбрали этот день в качестве дня рождения Дженни.

Она лежала и вспоминала разные дни рождения: игры, вечеринки, развлечения и подарки. Например, праздник в честь девяти лет. В этот день они с родителями, Сарой-Шарлоттой и Адаир поехали в Нью-Йорк. До этого подруги не бывали в этом городе, и девочка показала им Статую свободы и лифты в башнях-близнецах, словно они были ее собственными.

Когда исполнилось двенадцать, отец вывез ее вместе с лучшими друзьями (в шестом классе у всех много лучших друзей) на природу в Кейп-Код. В кемпинге, где они остановились, было миниатюрное поле для гольфа с пиратами и замками, а вокруг расположились песчаные дюны. Вода была слишком холодной, чтобы плавать. Ночью тоже было холодно, поэтому они залезли в спальные мешки по два человека и проболтали до утра.

Когда ей исполнилось четырнадцать лет, родители отвезли ее в Disney World. Дженни понравилась каждая минута, проведенная в парке развлечений, даже те, которые они провели в очередях.

Ее пятнадцатилетие было последним днем рождения до того, когда началась вся эта история с пакетом из-под молока. В этот день они вместе с мамой были в Вашингтоне и осмотрели все достопримечательности, начиная от Смитсоновского института до мемориала погибшим во время войны во Вьетнаме. Тогда девушка решила, что однажды будет жить в большом городе. В маленьких ничего не происходило. На дни рождения в семье Джонсонов не дарили подарки, только на Рождество. Дни рождения предназначались для поездок.

На ее дни рождения они заказывали торты. На десять лет родители заказали огромный тематический торт с Барби. У Дженни и Сары-Шарлотты были в общей сложности все платья, которые выпускали для этих кукол. В тот день рождения торт был украшен изображением Барби, катающейся на коньках по глазури. Мама привезла его в школу, и ели всем классом. По кусочку досталось даже Барби и Кену.

Она надеялась, что мама с папой позвонят, но, скорее всего, этого не должно было произойти. Ее родители прекрасно знали, что сами выбрали день рождения дочери. Рив в последнее время ежедневно отправлял ей открытки. Но до недавнего времени девочек не особо интересовали мальчики, приглашать их на свои дни рождения считалось плохим тоном, потому что они могут напакостить.

«А у тебя день рождения 28 февраля, – подумала она о Риве. – Ты родился за восемь минут до начала високосного года. Но в этом году я не отправляла тебе поздравительной открытки. Я была слишком погружена в мелкие проблемы, связанные с жизнью в этой семье».

Пробило час ночи, потом два. Ей не спалось, она лежала в кровати, грустила и предавалась воспоминаниям.

И думала, что может встать, пройти на квадратную кухню… снять телефонную трубку. Мама, скорее всего, тоже не спит.

«Во всем виновата Ханна, – думала Дженни. – Интересно, где ты сейчас? Ты подлая, мерзкая женщина. Я очень надеюсь, что ты сейчас страдаешь. Надеюсь, что жизнь у тебя ужасная. Потому что ты сама обошлась со всеми нами отвратительно. Я надеюсь, что тебя никогда не найдут. Надеюсь, что ФБР и полиция всего мира никогда не смогут тебя найти. Ты не должна заставлять страдать маму с папой. Ты это понимаешь, где бы ты сейчас не находилась?! С них достаточно! Спрячься и не высовывайся!»

Пробило три часа ночи.

А потом и четыре.

Занимаясь домашними делами, миссис Спринг часто напевала церковные гимны. Дженни была плохо с ними знакома, потому что выросла в нерелигиозной семье. Впрочем, некоторые узнала от матери, которая пела «Галаадский бальзам» и «За красоту земли». Но чаще всего это был известный христианский гимн «О, благодать». Там есть слова: «Был мёртв, и чудом стал живой, был слеп, и вижу свет».

В четыре часа утра Дженни почувствовала, что словно прозрела.

Она немного поплакала, но гораздо меньше, чем сама ожидала. Впервые за долгое время девушка почувствовала уверенность, но при этом понимала, что ее уверенность может оказаться очень жестокой по отношению к другим людям.

«Когда ты делаешь что-то правильно, то все должно быть правильно. Никто не должен обижаться. Я буду права, но неизбежно пораню чувства людей».

Дженни не очень хорошо понимала, что такое благодать, но чувствовала, что именно она ей нужна.

Когда наконец, проспав всего три часа, девушка встала и вышла на кухню, там была только миссис Спринг.

– Доброе утро, Джен, – сказала она с широкой улыбкой.

– Доброе утро.

Миссис Спринг кипятила воду для овсяной каши быстрого приготовления и уже расставила на столе тарелки. Один за другим она надрывала пакетики с разными вкусами и высыпала их содержимое в тарелки.

«А мама дома готовит французские тосты, – подумала Дженни. – Она всегда по субботам делает французские тосты. Поэтому Риву так нравилось у нас завтракать. Его собственная мать много лет назад заявила, что не собирается никому готовить завтрак. Все, кто утром хочет есть, знают, где стоят хлопья».

Дженни перемешала содержимое своей тарелки, которое загустело и выглядело совсем непривлекательно, еще раз подумала над решением, которое приняла в четыре часа утра и которое было правильным… но при этом очень болезненным для членов семьи Спринг.

«Мне уже шестнадцать, хотя вы можете считать, что это не так. Я – Дженни Джонсон, хотя на свидетельстве о рождении написано «Джен Спринг». Я – дочь Миранды и Фрэнка Джонсонов, хотя эта милая женщина является моей биологической матерью».

Весь мир стал ровным, как аккуратно заправленная кровать. Без складок и ямочек.

«Я выступаю в роли Ханны, – подумала она. – Я разломаю их».

– Мам, – произнесла девушка.

Миссис Спринг улыбнулась, потому что Дженни очень редко называла ее именно так.

– Что, дорогая?

Сердце Дженни бешено колотилось. Голова гудела. Казалось, что одежда висит на ней, как мешок. Язык распух.

– Мам, я хочу вернуться домой. Навсегда. Мне сегодня исполняется шестнадцать лет. Даже если вы не считаете сегодняшний день моим днем рождения, я его воспринимаю именно так. Я сделала все, что могла. Стивен и Джоди правы, видимо, я мало старалась. Прости. Честное слово. Вы мне все больше нравитесь. Но я очень нужна отцу и матери. Я люблю своих родителей, но это не вы. Мне пора домой.

Дженни до конца жизни не забудет выражение лица миссис Спринг в ту минуту, когда отняла у женщины весь свет и всю надежду. Ее лицо вытянулось, щеки опустились вниз. Она медленно закрыла глаза.

«Это – моя мать, – подумала Дженни. – И вот как я с ней поступила».

Руки матери задрожали. Она с трудом нашла стул и тяжело села на него, словно упала в бездну. Эти слова родной дочери причинили ей физическую боль.

– Нет, – прошептала миссис Спринг.

«Что же я делаю с женщиной, которая этого совершенно не заслуживает? – подумала Дженни. – Почему мир так к ней жесток? Нет, стоп, это не мир, а я сама».

Девушка уже была готова извиниться, сказать, что не это имела в виду, что попробует еще, постарается выдержать. Но не смогла произнести этих слов. Сердце не позволило.

«А может, у меня просто нет сердца?»

– Ты же знаешь слова гимна «О, благодать»? – продолжила девушка. – «Был мёртв, и чудом стал живой, был слеп, и вижу свет». Сейчас я понимаю, где моя настоящая семья. Это люди, которые меня вырастили. Люди, которым я сейчас нужна больше всего на свете… Школа заканчивается через шесть недель. После этого я хочу вернуться домой.

XVIII

Стивен и Джоди были поражены решимостью сестры.

– Мне казалось, у нас все так хорошо шло, – прошептала Джоди. – Наверное, я во всем виновата. Я была слишком настойчивой и требовала слишком многого.

Девушка вспомнила собственные мечты о том, как здорово иметь сестру. Они были больше похожи на сцены из фильмов на кассетах, которые семья иногда брала напрокат. И не имели никакого отношения к реальности, это скорее голливудская сказка. В кино сестры вместе смеялись, играли, менялись одеждой, рассказывали друг другу до поздней ночи истории и были лучшими подругами.

«У нее уже есть лучшая подруга, – размышляла Джоди. – Ее зовут Сара-Шарлотта. Я никогда в жизни не слышала имени более помпезного и фальшивого. У нее есть парень по имени Рив. Но это даже не имя. Просто слог».

– Я ее ненавижу, – произнесла она вслух.

Дженни отправили к дяде Полу, чтобы вся семья могла спокойно поговорить о том, что им делать дальше. Все сидели за столом, взявшись за руки. Но в этот раз они не собирались читать молитву, чтобы поблагодарить Господа за ужин, а хотели помолиться за ребенка, который исчезнет из их семьи во второй раз.

Джоди расположилась между близнецами, которых совершенно не волновало происходившее с Джен, потому что они, как обычно, были полностью погружены в самих себя.

Подумав, девушка решила, что, если захотеть, в этом мире можно возненавидеть кого угодно. Вот она уже ненавидела сестру. Она могла легко представить, что возненавидит Брендана и Брайана за то, что те нисколько не расстраиваются из-за того, что испытывает семья. Джоди, вне всякого сомнения, уже ненавидела мистера и миссис Джонсон. Она и в глаза не видела Сару-Шарлотту, но была готова возненавидеть и ее. С Ривом немножко сложнее – он был слишком симпатичный.

– Я отказываюсь следующие шесть недель спать с ней в одной комнате, – произнесла девушка. – Не могу гарантировать, что не встану ночью и не зарежу ее. Пусть спит на диване в гостиной.

– Давайте уже завтра отправим ее в Коннектикут, – предложил Стивен. – Шесть недель учебы большой роли не играют.

– Пусть она вообще пешком идет, – добавила Джоди. – Джен не стоит того, чтобы ее подвозить.

– Это твоя сестра, – напомнил ей папа грустным голосом. – И наша дочь. Мы будем вежливыми и обходительными до последней минуты, пока она находится в нашем доме. Сколько на это потребуется самодисциплины и выдержки – это уже другое дело. Когда Джен во второй раз исчезнет из этой семьи, я не хочу, чтобы наши воспоминания были неприятными и плохими.

Вместо того чтобы зачерпнуть пудинг ложкой, которую он держал в правой руке, мужчина начал ее сгибать, причем до такой степени, что она приняла форму круга. Близнецы были в восторге.

– Вау, пап! – воскликнул Брайан. – А можешь с моей тоже самое сделать?

Отец согнул ложку Брайана. Потом поднял ее для всеобщего обозрения.

– Вот что я хотел бы сделать с шеей Ханны.

Все немного истерично рассмеялись.

– А что бы ты действительно сделал с ней, если бы нашел? – спросила Джоди.

– Избил бы до полусмерти, – мрачно ответил мистер Спринг. – Хотя, думаю, если ее и найдут, она будет сумасшедшей среднего возраста, которую можно только пожалеть.

– Мне она больше представляется в подростковом возрасте, – заметила Джоди. – Я вижу ее блондинкой, этакой подержанной тряпичной куклой. Я бы привязала ее к рельсам и посмотрела, как поезд разрежет ее на куски.

Все снова рассмеялись.

– Ну это просто какая-то клиника, – заметила миссис Спринг. – Давайте заканчивать такие разговоры.

– Почему? – спросил Стивен. – По-моему, отличная идея. Вы посмотрите, что она с нашей семьей сделала. Почему мы не имеем право разрезать ее на кусочки? В Средние века была же казнь четвертованием.

– Четвертованием? – переспросил Брендан. – А что это такое?

Стивен нарисовал на салфетке черточками схематическое изображение человечка, отклонился назад, дотянулся до ящика и вынул из него ножницы. Потом аккуратно разрезал салфетку на четыре части.

– Человека разрубали на четыре части, – объяснил он не без некоторого злорадства.

– Круто! А в Америке тоже так делали?

– В Америке не было Средних веков. Они были только в Европе, – объяснила Джоди. – Тогда люди сюда еще не доплыли.

– Я думаю, что четвертовали живых людей, – продолжал Стивен. – Представьте, как старую Ханну привязали за запястья и лодыжки, взяли старую, ржавую пилу…

– Да, – размечтался отец. – Могу себе представить, и это мне нравится.

– Джонатан, – миссис Спринг укоризненно посмотрела на супруга.

– Хорошо, хорошо, я позволю полиции меня остановить, – сказал тот. – Но в любом случае я буду последним человеком, который наградит ее пинком.

– А от мистера Моллисона есть какие-нибудь новости? – спросила Джоди. – Как там у них идут поиски?

– Никаких новостей, – вздохнула мама. – Ее вряд ли найдут. Многие секты уже давно распались, а в большинстве от престарелых членов избавляются, выбрасывают их на улицу. Ханна, скорее всего, исчезла без следа.

– А почему тогда полиция подняла столько шума? Зачем приезжали и допрашивали Джен и снова открыли дело? – интересовалась Джоди. – И вообще я считаю, в том, что она уезжает, виновата полиция.

Девушка думала, что проще всего свалить вину на других людей. В особенности на тех, кто ближе всего к ней.

– Может, ради рекламы, – предположила миссис Спринг. – Или просто из любопытства. А может, действительно обязаны так поступить по закону. Лично мне кажется, этот случай их заинтриговал, поэтому они захотели включиться. Правда, никаких серьезных действий на фронте поисков Ханны ждать, по-моему, не стоит. Лишь очередной провал на семейном фронте. А полиции совершенно все равно. Все это очень печально.

– Я больше не хочу говорить о Ханне, – сказал папа. – Ни сейчас, ни в будущем, никогда.

Брайан усмехнулся.

– Похоже на окончательное решение, – сказал он и принялся есть гнутой ложкой. Брендан передал свою отцу, чтобы ее согнули. И мистер Спринг с превеликим удовольствием это сделал.

«Папа думает о Джен, – размышляла Джоди. – А близнецы только о ложках. Они уже не замечают сестру, словно ее и нет».

– Так Джен останется у нас до конца учебного года? – поинтересовалась она.

По щекам мамы покатились слезы. Девушка ненавидела, когда мама плачет. Капли словно сами собой текли из ее глаз, из бездонной пучины печали. От этого вида дочери захотелось ездить по телу сестры взад-вперед на тяжелом джипе с огромными колесами.

– Мам? Как ты думаешь, Ханна понимала, что она делает?

Та молчала.

– Джонсоны и сама Дженни хотят верить, что Ханна была просто милой девушкой с заблудшей душой. Девушкой, стремившейся к духовности, но попавшей под влияние злых людей. И так получилось, что ей хотелось взять за руку первого попавшегося на глаза человека, которым оказалась трехлетняя Джен. Если честно, я так не думаю.

Женщина пожала плечами и достала фотографию маленькой Джен. Ту самую, которую публиковали в газетах и потом напечатали на пакетах молока.

– Боже мой, я уже второй раз в жизни ее теряю. Второй раз.

– Мне кажется, – заявила Джоди, – Ханна прекрасно знала, что делает. Знала, что похищает ребенка. Если бы она была настоящей сумасшедшей, то вряд ли делала бы вид, что Джен – ее собственная дочь. И не стала бы говорить Джонсонам, что девочка – их внучка. Думаю, Ханна боялась преследования и со стороны секты, и со стороны полиции. И убежала, чтобы создать проблемы для своих собственных родителей.

– Это уже не важно – ответила мама. – Сейчас мы потеряем Джен, и единственным положительным моментом является лишь то, что не надо будет больше переживать или бояться, – миссис Спринг нервно усмехнулась. – Единственное, о чем я буду думать, это что я ей не нужна, она меня не любит и хочет стать взрослой в чужом доме.

Джоди, Стивен и папа молча смотрели на ее страдания.

– Ты прав, Стивен, – произнес наконец папа. – Если мы станем притворяться и лицемерить, то нам самим будет хуже. Единственная причина, по которой она здесь может задержаться – закончить учебный год здесь, но, в принципе, можно это сделать и в прежней школе.

Джоди была в состоянии ярости, словно рвущийся с поводка питбуль.

– Ты – просто самая настоящая дрянь, – тихо, но отчетливо произнесла она, лежа в темноте в своей кровати. Ей было наплевать на указания мамы и папы, как себя вести. Родителям не приходилось раздеваться в одной комнате с Джен и засыпать, слыша дыхание этой поганки.

– Я знаю, – ответила Дженни. – Я была плохой дочерью и плохой сестрой. Я просто хочу домой. Не будем ворошить прошлое, что произошло, того не вернуть. Я больше не собираюсь притворяться.

– Да при чем тут это! – воскликнула Джоди. – Ты же на самом деле моя сестра! И ты – самая настоящая дочь мамы и папы. Это же факт!

Девушка долго молчала. Джоди надеялась, что от стыда у нее случится остановка сердца.

– Я уже не знаю, что в моральном смысле правильно, – ответила наконец Дженни. – Невозможно сделать единственно правильный выбор. Я выбрала то, что чувствую. Я хочу домой.

Джоди без движения, словно труп, лежала на спине, вытянув руки по швам и уставившись в потолок.

– Мы оказались для тебя недостаточно хорошей семьей, верно?

– Вы – хорошая семья. Вы – очень хорошая семья. Вот только я не такая хорошая, как вы.

– Только подумай, что ты делаешь с матерью! Представь, что у нее в душе творится! Ты во второй раз ее бросаешь, потому что где-то в другом месте тебе веселее – Джоди вцепилась в раму кровати, чтобы не вскочить и не схватить сестру за горло. – Ты просто испорченная! Ты была испорченной и избалованной в трехлетнем возрасте, а теперь стала испорченным и избалованным подростком! Ты хочешь уехать, потому что у Джонсонов дом лучше и удобнее. Там у тебя будет своя ванная комната. Вот в чем все дело! Ты устала ждать в очереди, чтобы помыться в душе!

Дженни долго молчала.

– Я надеюсь, это не так, – ответила она дрожащим голосом. – Надеюсь, я все-таки чуть лучше той, за которую ты меня принимаешь.

Ее голос звучал, как у обиженной трехлетней девочки, которая хочет, чтобы ее взяли за ручку. Джоди вскочила, одним прыжком перепрыгнула узкую ковровую дорожку, лежавшую между их кроватями, и легла рядом с сестрой поверх ее одеяла.

– А мне казалось, у нас все идет так хорошо, – сказала она. – Казалось, что мы становимся счастливыми.

Их тела разделяло лишь одно тонкое одеяло. Но это только видимость – между ними была стена.

– Ты притворялась? – спросила Джоди.

Дженни лежала, не двигаясь, и молчала.

– Я вот что тебе скажу, – произнесла Джоди неожиданно осипшим голосом. – Мы точно не притворялись. Мы были действительно счастливы твоему возвращению.