Текст книги "Притворись моей сестрой"

XIV

Сидящий на диване мистер Моллисон расслабился и откинулся на мягкие подушки, словно всегда жил в этом доме. Он вытянул ноги и заговорил легко и непринужденно.

«Он пытается меня заболтать, сделать так, чтобы и я расслабилась», – подумала Дженни.

Она внутренне собралась и напряглась, хотя кого пыталась защитить и чему противилась, не до конца понимала.

– Суть в том, что практически никого, – говорил мистер Моллисон, – не выкрадывают совершенно незнакомые люди. Несмотря на то что говорят по ТВ, в год лишь около пятидесяти детей похищают совершенно незнакомые им люди. К тому же обычно их быстро отпускают, – мужчина подвинул стоящие на журнальном столике свечки в хрустальных подсвечниках и аккуратно поправил стопку лежавших журналов. – Эти дети, должен вам сказать, оказываются дома буквально в течение нескольких часов. Чаще всего полицию вызывают только после того, как ребенок вернулся и рассказал родителям о том, что произошло. Кроме того, большинство не малыши, а подростки.

Девушке было совершенно неинтересно все это выслушивать. Она хотела, чтобы мистер Моллисон говорил конкретно и по делу, а не расплывался мыслью по древу. А после ушел, чтобы никогда его больше не видеть. Но все вокруг внимательно его слушали.

– Так кто же тогда эти похищенные дети? – спросил Стивен.

– Сперва надо точно определить, что значит слово «похищенные», – ответил мистер Моллисон. – В эту категорию попадают те, кто с опозданием приходит домой. Они или неправильно понимают, во сколько родители сказали вернуться, или уходят куда-то по своим делам. Можно причислить и тех, кто потерялся. Допустим, семья живет около реки, и пропавший ребенок может оказаться утонувшим. Сюда же относятся дети, убежавшие из дома, которые осознанно уходят из дома и не хотят возвращаться. Это касается и детей разведенных родителей. Ребенок живет с одним из них по закону. Второй родитель, вполне вероятно, знает, где он находится и, возможно, даже говорил с ним по телефону. Так что «пропавший» – это очень широкое понятие, далеко не всегда оно означает, что ребенка похитили.

– Так значит, вы не знали, что меня похитили? – спросила Дженни.

– Никто ничего не знал. Ты была трехлетней девочкой в белом платье в черный горошек, которую не могли найти. Твоя семья обыскала весь торговый центр, давали голосовые объявления, помогала и местная охрана. Некоторое время никто не паниковал, – рассказывал мистер Моллисон, – все считали, что ты просто потерялась. Потом приехала полиция с собаками, которые стали искать тебя по запаху. Волонтеры начали прочесывать расположенные поблизости леса и поля, искали в канавах и открывали багажники брошенных автомобилей.

– Вскрывали багажники брошенных автомобилей? – поежилась девушка. А что, если бы ее тело действительно нашли в салоне ржавого автомобиля, в изъеденном мышами ковролине?

– В общей сложности вскрыли шесть машин, – сказал отец сдавленным голосом и странно усмехнулся. – Шесть штук, – повторил он.

Дженни поняла, что в этот момент он мысленным взором видит все шесть. Миссис Спринг, стараясь отогнать страшные воспоминания, обняла своего мужа.

«Значит, мой труп искали среди мусора и крыс в канавах, – подумала девушка. – Мой труп».

И впервые в жизни поняла, что пережили тогда ее родители.

«Встань, – говорила она самой себе. – Поднимись и обними их. Это твои мать и отец. Ты – их ребенок, которого боялись обнаружить в одной из шести брошенных машин. Подойди к ним!»

Но она не встала. Вместо этого просто смотрела на свои руки, изучая форму ногтей. У родителей в Коннектикуте они были совершенно другой формы. По совершенно понятным причинам.

– Когда полиция начала опрашивать людей в торговом центре, – продолжал рассказ мистер Моллисон, – одна официантка вспомнила молодую женщину с длинными светлыми волосами и маленькую рыжеволосую девочку, которые смеялись, после чего вместе ушли. Держась за руки.

– Так вы все знали! – воскликнула Дженни. – Вы знали, что меня забрала Ханна! Зачем вы тогда искали в брошенных автомобилях?

– А откуда мы могли знать, зачем эта молодая женщина тебя похитила? – отвечал мистер Моллисон. – Может, для того, чтобы тебя убить? Может, она поняла, что задумала что-то глупое, и вытолкнула тебя на ходу из автомобиля? В любом случае, после того как официантка опознала тебя по фотографии, дело о пропавшем ребенке превратилось в похищение ребенка неизвестным. Ни один из полицейских, занимавшихся твоим делом тогда и до сегодняшнего дня, не сталкивался с подобным преступлением. Статистически, девяносто пять процентов полицейских никогда не сталкивается с похищением ребенка неизвестными лицами. Не верьте тому, что говорят по телевизору. Я вас уверяю, подобные случаи встречаются крайне редко.

– А вот с нами такое случилось, – заметила Джоди.

Все долго молчали.

Дженни могла различить дыхание отца и матери, которая делала короткие и резкие вздохи. Стивен дышал размеренно, как машина, Джоди задерживала дыхание.

– Действительно, случилось, – согласился мистер Моллисон. Один из полицейских передал по кругу коробку пончиков. Очень скоро самые вкусные закончились. Близнецы начали жаловаться, что им не достались пончики в шоколадной глазури и им не нравятся с кремовой начинкой. Миссис Спринг принесла свежесваренный кофе, графин молока, кружки и стаканы. Члены семьи любили молоко, и за день легко могли выпить больше трех литров. Дженни дали в руки стакан, но она поставила его на стол.

– Прости, – произнесла миссис Спринг. – Все время забываю, что у тебя аллергия.

Она налила дочери стакан яблочного сока. Девушка понимала, что это очень плохая замена любимому напитку, но все-таки взяла его.

– Если тебе нельзя пить молоко, как получилось, что пакет оказался у тебя? – спросил один из близнецов.

– У меня был бутерброд с арахисовым маслом, – ответила она. – Такой запивается только молоком.

Все неосознанно одобрительно закивали.

– Сара-Шарлотта флиртовала с Питом. Она смотрела на парня, а пакетик просто стоял на столе. У меня был сок, но мне очень хотелось молока, поэтому я взяла его. И когда вернула на стол…

Перед глазами все закружилось. Она вспомнила… но в душе запротестовала: «Нет! У тебя есть мама и папа! У тебя было счастливое детство, тебя не похищали!»

Девушка стала вспоминать факты, которые складывались один за другим, словно прялась зловещая пряжа. Дженни не хотела знать правду, она хотела думать только о Риве…

…Сара-Шарлотта не возражала. Они внимательно изучили номер журнала, посвященный платьям для выпускных балов. Подруга была уверена, что Дженни пойдет на выпускной бал с Ривом.

– Но он меня не пригласил.

– Мальчики не в состоянии думать дальше следующего приема пищи, – сказала Сара-Шарлотта. – Тебе с твоими рыжим волосами нельзя надеть просто любой наряд. Давай выберем…

«А теперь он меня пригласил, – подумала Дженни. – И мне надо выбрать платье. Но что произошло в моей жизни с тех пор?»

Она посмотрела через открытую дверь в сторону кухни. Ручки ящичков были в виде бело-синих тюльпанов из фарфора. Рядом с телефонным аппаратом стояла стопка потрепанных каталогов. На узком подоконнике в горшках росли фиалки. Занавеска в красный горошек с оторочкой по низу была подвязана красной лентой. На стене висел детский рисунок в рамке с изображением непропорционально большого дома и высовывающихся из окон палочек-человечков. Под рисунком нетвердым почерком был написан адрес: «114, Хайвью авеню».

– Мы так никуда и не переехали, – сказал отец, последив за взглядом дочери. – Мы должны были находиться по этому адресу на случай, если бы ты однажды смогла с нами связаться.

Дженни выпустила из рук недоеденный пончик. Миссис Спринг положила свою ладонь на ладонь девушки. Та перевернула руку и сцепила пальцы с ее пальцами.

«Это мои родители, – подумала она. – Я знаю это. Я знаю, какую цену им пришлось заплатить за все. И не жалею, что увидела фотографию на пакете молока. Я рада, что они больше не волнуются. Я рада, что они теперь не должны думать о брошенных автомобилях и о том, что может лежать в багажниках. Но как все это отразится на моих маме и папе? Что произойдет с ними?»

– Вы уже знаете о Ханне, – произнесла она. – Как и большую часть подробностей произошедшего. Так зачем вы сюда приехали?

– Мы должны найти ее, – произнес мистер Моллисон беспечным тоном, словно эта маленькая деталь не имела большого значения. Словно поиски женщины были мелким и незначительным эпизодом.

– Нет, вот это уже лишнее, – ответила Дженни. – Все мы согласились ее не трогать. Мы друг другу это обещали. Через Лиззи. Ханна ни в чем не виновата, а если и виновата, то мои родители ни в чем не виноваты, а даже если в чем-то и виноваты, это уже не имеет значения. Мы договорились!

– Лиззи была неправа, – спокойно ответил мистер Моллисон. – Она не очень хорошо знакома с уголовным правом и допустила ошибку.

Лиззи? Ошибалась? Это что-то невиданное, такого никогда не было. Девушке она никогда особенно не нравилась, как и собственному брату. Его старшая сестра была самовлюбленной карьеристкой, человеком, который готов растолкать острыми локтями всех, чтобы быть первой. Дженни думала о том, что надо как можно быстрее позвонить Риву и сообщить, что хоть раз в жизни Лиззи совершила ошибку. Эта приятная новость должна его порадовать.

– В этой ситуации я – жертва, – сказала Дженни. – Похитили меня. И я отказываюсь выдвигать обвинения против Ханны. Я знаю, что она поступила неправильно, но эта женщина является единственной дочерью моих родителей. Вы должны оставить ее в покое. Повторяю, мы об этом давно договорились, – девушка посмотрела на мистера и миссис Спринг и добавила: – Верно?

Лица родителей помрачнели. Это были не горечь и боль прошедших двенадцати лет, это были переживания из-за того, что происходило сейчас. Они предчувствовали боль, которую им могут нанести, и ждали развязки.

– Буква закона по этому поводу предписывает нам совершенно другое, – мягко возразил мистер Моллисон.

Все эти мягкие выражения уже давно ей надоели.

– Не делайте больно моим родителям, – попросила она и поняла, что в данном случае имеет в виду не только воспитавших ее людей в Коннектикуте, но и тех, кто сидел с ней в одной комнате. Речь шла о взрослых, которые считали себя ее родителями.

– Никто не причинит им зла, – ответил мистер Моллисон. – Они не совершали никаких преступлений. Более того, мы очень благодарны мистеру и миссис Джонсон за то, что они вырастили тебя, а также за то, что с ними ты была счастлива и в безопасности.

– Так зачем же вы сюда приехали?

– Было совершено преступление, вызвали полицию, и теперь все это дело находится не в вашей юрисдикции, – объяснил он. – Мы можем считать, что никакого преступления не произошло, но закон говорит, что оно было. Его совершила Ханна, и за это ее должны судить. Тут не играет никакой роли то, что Джонсоны и Спринги договорились о чем-либо. Закон такие преступления не прощает. Мы найдем Ханну Джейвенсен, привезем в Нью-Джерси и будем судить за похищение.

XV

– Два года назад Ханну Джейвенсен арестовали в Нью-Йорке, – неторопливо продолжал мистер Моллисон. – Тогда взяли ее отпечатки пальцев и сделали фотографию.

«Два года назад? – удивилась Джоди. – Именно тогда мы решали, надо ли размещать фото сестры на молочных пакетах, спорили, есть ли смысл снова поднимать эту историю».

«Два года назад! – подумал Стивен. – Ханна была совсем рядом. Она сама могла увидеть фотографию на пакете молока. Интересно, вспомнила ли тогда о том, что сделала? Осознала ли последствия своих действий?»

«Два года назад! – подумала Дженни. – Тогда я была счастлива. Тогда у меня были идеальные родители, идеальная спальня, прекрасные друзья и жила я по адресу…»

Она слегка преувеличивала. Жизнь редко кажется идеальной. Впрочем, тогда ее жизнь действительно была близка к идеалу. Девушка жила в достатке и была окружена любовью.

«Была… – подумала она. – Мои родители оградили меня от бед. Я жила словно в заколдованном замке… Ну а теперь меня окружает вторая семья и никогда не выпускает меня из поля зрения. Можно считать, что я нахожусь под домашним арестом».

Она попыталась представить себе Ханну в Нью-Йорке, который находился практически на одинаковом расстоянии от Коннектикута и той части Нью-Джерси, где жила семья Спринг. Интересно, она вообще когда-нибудь задумывалась о том, что натворила? Или, может, это преследовало ее всегда? Может, именно чувство вины привело ее из Калифорнии на атлантическое побережье? Дженни часто бывала в Нью-Йорке с родителями. Они ходили в музеи, на концерты и в рестораны. Ей нравился этот город. Она любила его бурную и насыщенную жизнь, адреналин и ощущение хаоса. По улицам девочка всегда ходила между отцом и матерью, была ими окружена, как стеной.

А что было бы, если бы случайно во время прогулок по городу они повстречались с Ханной? Сложно узнать подростка, в которого превращается трехлетний ребенок спустя двенадцать лет после похищения. Можно ли спустя столько лет узнать человека, которому к тому времени уже за тридцать? А что, если бы, выходя втроем из ресторана, мы увидели на тротуаре одинокую Ханну? Или она увидела бы нас и наблюдала, как все мы счастливы? Зачем Ханна украла ребенка? Чтобы маленькая Дженни была счастливой? Или чтобы в корне разрушить счастье другой семьи? Может, это действие было ее местью всему миру, в котором она не чувствовала себя счастливой и которому хотела отомстить?

Интересно, когда два года назад ее арестовали, пыталась ли она дозвониться до своих родителей и только тогда поняла, что фамилии Джейвенсен больше нет в телефонном справочнике? Миранда и Фрэнк исчезли точно так же, как Джен Спринг. Значит, после ареста Ханна не могла рассчитывать на помощь родителей. От этой мысли девушке стало больно.

– А как Ханна выглядела? – поинтересовалась Джоди.

– На чердаке я нашла ее фотографии, – ответила Дженни, подумав: «Какая же все-таки удивительная самодисциплина должна быть у людей, которые убрали все фотографии дочери на чердак. Видимо, Фрэнк и Миранда ощущали свою вину за то, что им не удалось воспитать Ханну так, как им хотелось. И какой плохой дочерью она была, сколько боли принесла родителям, чтобы те захотели полностью вычеркнуть ее из своей жизни».

– У нее были длинные светлые волосы. Я всегда хотела, чтобы мои лежали так, как ее, – ответила Дженни.

– Она была красивой?

Девушка задумалась.

– Ее красота была какой-то побитой. Моя подруга называет такой тип девушек «подержанной тряпичной куклой». – Она тут же пожалела о сказанном, потому что собственные слова показались ей предательством Миранды и Фрэнка Джонсонов.

– Подержанная тряпичная кукла? – переспросила Джоди. – Метко сказано. Я прекрасно понимаю, о чем идет речь. С такими девочками никто не дружит. Они всегда где-то на заднем плане. Вид у них обреченный.

– Обреченный, – прошептала Дженни и повернулась к миссис Спринг. – А вы как думаете? Вы считаете, что человек может быть обреченным? То есть ему предназначено быть хорошим или плохим? Ханна была обречена?

– Нет, – твердо произнесла женщина. – В этой жизни человек сам принимает ответственные решения. Ханна была слабым по характеру подростком, который попал в тяжелую ситуацию. Она могла бы повести себя совсем не так, как вела себя в реальности. И очень многое от этого сложилось бы совсем иначе.

Тон ее голоса был материнским, Дженни стало легче на душе, хотя в этот момент она все равно хотела, чтобы рядом была другая мама.

– Она была религиозной? – спросила Джоди. – Она молилась и читала Библию, чтобы узнать ответы на вопросы, которые ее волновали?

Дженни отрицательно покачала головой.

– Папа говорил, что наша семья не была религиозной, поэтому вряд ли она интересовалась религией. Он говорил, что в другую эпоху Ханна могла бы стать монахиней, могла бы провести жизнь, медитируя и читая молитвы. Но у нас в семье никто ничего не знал о Библии, молитвах и монахинях.

Члены семьи Спринг переглянулись. Все они были религиозными и уж точно знали молитвы, понимали, кто такие монахини, и читали Библию. Дженни понимала, что на территории религии надо вести себя аккуратно. Вместе с ними она каждое воскресенье ходила на службу и лично про себя считала, что это довольно странный способ времяпрепровождения.

– Тем не менее Ханна понимала, что надо быть религиозной, – возбужденно произнес Стивен. – Она это понимала, верно? Она просто не смогла найти свою церковь.

– Да, но нашла-то она не церковь, а секту, – заметила Дженни. – Или секта ее нашла, я уж и не знаю. Им нужны такие слабые люди, они кормятся за их счет, как говорит папа, словно орлы мышами. Впиваются когтями и не отпускают.

– Слабая, говоришь? – возразила Джоди. – Мне она кажется сильной. Посмотри, что она сделала с нашей семьей.

– Я думаю, она не очень понимала, что делает. Единственное, что она понимала, так это то, что держит кого-то за руку.

«Зачем я ее защищаю? – подумала Дженни. – Она нам жизнь испортила, а я ее выгораживаю».

– Ханна не хотела играть в куклы и кататься на велосипеде, – сказала девушка. – Когда она была подростком, ее не волновали мальчики, загар и музыка по радио. Она думала о добре, о благе для всего народа. Думала, насколько моральными являются ее поступки. Размышляла, что правильно, а что – нет.

– Видимо, ее, в конечном счете, привлекала темная сторона, – заметил Стивен.

– Вот не надо сейчас, – с укором произнесла миссис Спринг.

– Ее волновали несправедливости этой жизни. Почему у ее семьи были деньги, была любовь, красивый дом, здоровье, уверенность, ум, а у других – нет. Моя мама работала волонтером и возвращалась домой счастливой с ощущением того, что помогла людям. Но Ханна только и говорила о тех, у кого нет денег, здоровья, хорошего дома, любящей семьи и красивой одежды.

– И она во многом права, – сказала Джоди. – Все задают себе этот вопрос. Вот проезжаешь, например, мимо какого-нибудь шикарного особняка и думаешь: «Ну, почему я в нем не живу?» Сидишь в классе рядом с каким-нибудь гением и размышляешь: «Почему я не такая умная?» Или хочешь, чтобы тебя взяли на роль в школьном спектакле, а тут в качестве претендентки на роль появляется такая красавица, что задаешься вопросом: «Почему ты не такая красивая?»

– Ты – очень красивая, моя дорогая, – уверила ее мать.

«Ничего себе! – подумала Дженни. – Мы тут обсуждаем философию жизни Ханны, и мать начинает убеждать свою дочь, что та красивая».

– Ханна только об этом и думала.

– Только об этом? – спросил Стивен.

– Я тоже этого не могу понять, – продолжила девушка. – Думаю, была надежда, что хоть когда-нибудь она «сорвется»: развеселится, начнет танцевать, дурачиться или по телефону болтать.

Дженни не понимала Ханну. Папа однажды говорил, что дочь была стопроцентным ребенком эпохи 1960-х. Интересно, что это были за годы? Ей самой казалось, что молодежь в те годы слушала музыку на фестивале «Вудсток», девушки носили мини-юбки, и все участвовали в маршах протеста против войны.

– А какой смысл в сектах? – спросил Брендан.

– Главным образом их формируют, чтобы деньги зарабатывать, – ответил мистер Спринг. – Человек объявляет себя гуру или учителем, придумывает философию, находит доверчивых детишек из богатых семей, которые не знают, чем заняться, и которым нужно, чтобы ими кто-то руководил. Те отдают ему все, что имели, а он их потом отправляет на улицы попрошайничать, чтобы они ему еще денег приносили.

Дженни не считала, что это самый разумный способ заработка, но и ее отец в Коннектикуте объяснял ей суть секты практически такими же словами.

– Нет настолько доверчивых людей, чтобы не согласиться на подобное, – засомневался Стивен.

– Такое может случиться. Например, со студентом первого курса, – предположила Дженни. – Человек скучает по дому, боится, стесняется, ни с кем не подружился, учеба дается сложно, а звонить домой и жаловаться не хочется. Ему нужна поддержка и помощь, но так, чтобы самому не надо было просить об этом. Вот тут-то и возникает секта. Так, по крайней мере, считают мои родители. Я тоже, если честно, не очень понимаю, почему Ханне все это не надоело и почему она не бросила секту. Видимо, если один раз попал, назад выхода нет. Секта тобой владеет и полностью затуманивает мозги.

– Кстати, в разных сектах есть своя униформа, – добавил мистер Спринг. – В одной из сект одеваются в желтые робы и бреют головы.

– Я совершенно точно знаю, что на Ханне не было этого наряда, – сказала Дженни. – И если она и брила голову, то очень задолго до того, как меня похитила. Потому что я помню эти длинные светлые волосы.

Девушка так много раз пыталась вспомнить тот далекий день, что и сама до конца не была уверена в том, является ли это настоящими воспоминаниями или картинками, которые она давно видела по телевизору: например, блестящие металлические салфетницы и зеленый прилавок. Стивен внимательно наблюдал за меняющимися эмоциями на лице сестры. Ему казалось, что он наблюдает сцену похищения, видя, как сжимаются ее скулы и дрожат веки. Брата испугала способность сестры так глубоко уходить в далекое прошлое и совершенно забывать о сидящих рядом людях.

– А за что Ханну арестовали в Нью-Йорке? – спросил он мистера Моллисона.

– За проституцию, – неохотно ответил тот после небольшой паузы.

Дженни представила, как Ханна стоит ночью на грязном тротуаре на перекрестке, разговаривает с незнакомым мужчиной, потом заходит с ним в темный переулок… Нет, это слишком ужасно, она не могла больше об этом думать. Это же дочь ее родителей, маленькая Ханна.

– И как долго она пробыла в тюрьме? – спросила Джоди.

– Одну ночь.

Значит, в течение одной ночи было известно, где находится Ханна. Но это было два года назад.

– Нью-Йорк – большой город, – заметил мистер Молллисон. – И два года назад – это большой срок. Сейчас она может быть где угодно: в Майами, Лос-Анджелесе, том же Нью-Йорке, может жить в небольшой коммуне где-нибудь в сельской местности в Нью-Гэмпшире или Монтане, может находиться в Сан-Диего или бог знает где еще.

– А почему ее тогда не арестовали за похищение? – спросил Брендан.

– Мы не знали, что она была к нему причастна, пока Дженни не узнала себя по фотографии на пакете молока. Где сейчас Ханна – никому не известно.

«Боже мой», – с ужасом подумала девушка.

– А мои родители знают обо всем этом?

Он посмотрел на нее с чувством сострадания.

– Да.

В этот момент она ненавидела полицейского всеми фибрами души.

– Зачем вы сказали?! – закричала она. – Зачем им было надо об этом сообщать?

– Джен, мистер Моллисон не виноват в том, что Ханна до такого докатилась, – тихо произнесла миссис Спринг. – Не надо повышать на него голос.

Самое неприятное из всего, что происходило, было то, что миссис Спринг указывала ей, как себя вести. Дженни чувствовала, что от злости у нее кровь закипает. Хотелось ударить по столу кулаком, сломать что-нибудь и ругаться. Если бы была возможность, она бы оставила свое самообладание и напала на них, как дикое животное.

– Мне надо позвонить маме с папой, – произнесла она сквозь стиснутые зубы.

– Нет, Дженни, – твердо сказал мистер Спринг.

Она просто не поверила своим ушам. Что он вообще себе позволяет?!

– Ну, что ты им скажешь? – спросил ее мистер Спринг. – Что?

Он не злился. Он отнесся к ней не как незнакомец, ожидавший другой реакции, а как отец, который ожидал от своего ребенка большего.

– Или ты предполагаешь, что мистер Моллисон врет? Что на самом деле Ханна – чудесный человек, который сейчас занимается серфингом где-то на калифорнийском побережье?

До этого супруги Спринг ни разу не повышали на нее голос. Она поразилась, насколько ей стало больно от этих слов, а еще тому, насколько мистер Спринг был прав.

– Тебе, возможно, кажется, что ты единственная, кто здесь страдает. Так вот что я тебе скажу, милая моя, мистер и миссис Джонсон страдают в десять раз больше тебя. Их настоящая дочь Ханна является преступником, проституткой, и это только то, что известно. Когда ты жила у них, им было проще не вспоминать об этом, а сейчас ты у них не живешь, и приходится смотреть правде в глаза.

Вулкан ярости в ее душе потух, из глаз потекли слезы. Мама, папа… Если бы она была сейчас с ними дома, им наверняка было бы легче, было бы не так больно. Дженни снова была бы их дочерью, и они могли бы забыть о Ханне.

Неужели счастье ее детства было построено на таком кошмаре? Прекрасная жизнь, которую она вела со своими родителями, крушилась и ломалась, словно спичечный коробок в ладони гиганта.

И этим гигантом была слабая и безвольная Ханна.

«Любой человек в состоянии уничтожить твой мир, – подумала она. – Даже Ханна».

Мистер Спринг протянул руку дочери. Он не загораживал ей дорогу к телефону, а хотел поддержать и приободрить. В свою очередь девушке хотелось крепко его обнять, так хотелось отцовской любви, любви человека, которому было не все равно то, как она себя ведет и где живет.

Она жаждала его объятий.

Дженни позволила ему себя обнять и почувствовала себя его дочерью.