Текст книги "Притворись моей сестрой"

XII

Как же проще ей стало соблюдать все правила! Вполне возможно, потому, что она сама их сформулировала и записала. Получилось что-то подобное заветам из Библии.

Но больше всего ей помог приезд Рива. Воспоминание об их встрече не выходили из головы, сделав ее сильнее, словно она обладала секретным оружием. Стоило лишь произнести, словно заклинание, его имя, как она ощущала ту же радость, которую испытывала в его присутствии. Она могла спокойно смотреть на все то, что окружает ее в школе (от чего раньше брала тоска), и заметить интересных и не представляющих опасность людей. Она снова могла расслабиться.

До этого ей многое не нравилось в семье Спринг. Это объяснялось тем, что она сама была настроена против них. Когда злилась, то винила во всем их, а не себя. Ту субботу, когда он приехал, Дженни так и назвала – «день Рива».

Она все еще не могла заставить себя называть миссис Спринг мамой, но должна была признать, что та все-таки молодец. Ей было легче представить, что она называет папой мистера Спринга, с которым действительно было весело. Он хотел, чтобы его дети выросли физически активными, и настаивал, чтобы они вместе катались на роликовых коньках. Мужчина считал, что под лежачий камень вода не течет и заставлял всех двигаться.

Брайан и Брендан тоже хорошие ребята. Ну, может, не слишком умные и сильно зацикленные на самих себе. Раньше Дженни никогда не встречала людей, настолько погруженных в собственные взаимоотношения. Было интересно смотреть, как они взаимодействуют, но не было желания самой иметь подобные отношения с другим человеком. Стивен, как оказалось, не просто мрачноватый парень, подверженный перепадам настроения, а острый на язык и умеющий быстро реагировать.

С Джоди было сложнее. Возможно, потому, что именно с ней приходилось проводить много времени. При этом девушка понимала, что их отношения являются гораздо более важными, чем с любым из братьев. Дженни периодически осознавала, что они – сестры, ощущала связь, которая начинала ей казаться все более ценной.

– На следующей неделе в школе танцы, – сообщила Джоди. – Давай сходим, повеселимся?

Дженни любила танцевать. Ей было легче расслабиться телом, чем головой. Девушке нравились школьные дискотеки, которые проводили в спортзале или столовой, нравилось, когда диджей максимально врубал басы, до тех пор пока ей не начинало казаться, что звук отдается в сердце, животе и груди.

– Но ведь нужно, чтобы тебя кто-нибудь из мальчиков пригласил на дискотеку. Или?.. – спросила она.

На лице Стивена появилось выражение ужаса.

Дженни рассмеялась:

– Все они одинаковые. У Рива была точно такая же реакция, когда разговор заходил о девчонках. Он падал на пол, делал вид, что бьется в конвульсиях, словно умирает от яда.

– Ну и когда это было? – поинтересовалась Джоди. – Наверняка давно.

– Когда мы учились в средней школе.

– А ты была влюблена в него уже тогда?

– Да ты что, – сестра закатила глаза. – Когда я была в средней школе и кто-то упоминал мальчиков, казалось, что их надо держать в зоопарке в клетках.

– Да? Тогда тебе точно надо сходить на нашу дискотеку, – заявила Джоди. – И снова почувствуешь себя в средней школе.

Школьный автобус резко затормозил и остановился. Они и забыли, что сидят в автобусе втроем на сиденье, предназначенном для двоих. Стивен с сожалением вспомнил, что никто не предложил подвезти его домой после школы и приходится тащиться на автобусе. Джоди вспомнила о том, какой тяжелый у нее рюкзак, а Дженни начала гадать, придет ли ей сегодня открытка от Рива. В последнее время она получала от него по одной открытке в день. Удивительно, насколько приятно это было.

«Может, стоит отправить открытку папе с мамой?» – подумала она, но засомневалась, что у производителей есть открытки с текстом, отражающим ее сложную семейную ситуацию.

Дженни первой вышла из автобуса. По внешнему виду Хайвью авеню было заметно приближение весны. На ветках набухали красноватые почки. На газонах появились нарциссы. В южную часть Нью-Джерси весна приходила раньше, чем в Коннектикут. Это гораздо более романтическое время года по сравнению с зимой. Стивен ткнул Джоди локтем в бок и показал пальцем на их дом.

Перед ним стояло несколько автомобилей: отца, матери, один, который наверняка принадлежал мистеру Моллисону, и еще пара других. Джоди предположила, что владельцами были полицейские. Брат с сестрой медленно вышли из автобуса и пошли вслед за Дженни.

«Что сейчас произойдет? – думали они. – Как она справится с ситуацией?»

На тротуаре около дома валяли дурака и в шутку дрались Брайан и Брендан, выбежавшие из другого школьного автобуса, подъехавшего чуть ранее.

– Вы же вроде должны быть на тренировке, – резким тоном заметила Джоди.

– Ее отменили. К тому же у нас нет никакого желания пропустить шоу.

– Какое? – спросила Дженни.

– Мистер Моллисон приехал, – ответил Брендан и ударил кулаком воздух, словно боксер на ринге.

У него был новый автомобиль. Возможно, за период времени, пока они не виделись, мужчина успел сменить несколько машин. Какое-то время этот человек был почти что членом семьи. А вот, кстати, и он сам, смотрит на них в окно и машет рукой. Джоди не помахала ему в ответ.

– А кто это? – спросила Дженни.

«Я хочу быть твоей сестрой, – подумала девушка, – а не человеком, объясняющим, кто такой мистер Моллисон. И совершенно точно не тем, кто скажет, что он собирается делать».

XIII

Одна общая стена гостиной и столовой дома семьи Спринг была длинной и не имела окон. Вдоль нее в конце комнаты рядом с обеденным столом был диван. На стене над ним висело множество фотографий детей. На одной была изображена Дженни, и это фото разместили на пакете молока. На ней была смеющаяся девочка с ярко-рыжими волосами, завязанными в косички. На девочке было летнее платье из белого материала в черный горошек.

Дженни захотелось убежать куда глаза глядят, но в коридоре столпились члены семьи Спринг. На стульях в гостиной сидели полицейские. Девушке казалось, что она не понимает обращенных к ней слов, а собственный словарный запас стал настолько маленьким, что у нее не было возможности ответить. Голова кружилась, и казалось, она отвалится от плеч, как вылетает голова Барби, если туловище куклы сильно сдавить.

– Присаживайся, – сказал ей самый высокий и тучный полицейский. Он протянул в ее сторону руки открытыми ладонями вверх, наверное, чтобы показать, что не держит в них никакого оружия.

Дженни ужасно захотелось к маме, вырастившей ее. Но девушка находилась в Нью-Джерси, и по комнате ходила совершенно другая мать, которая постаралась обнадеживающе прикоснуться к дочери. Та увернулась от ее рук, но не могла отстраниться достаточно далеко, потому что пространство было небольшое.

Казалось, что весь мир сузился до размеров комнаты. Как в такой ситуации сохранить верность маме и папе из Коннектикута? Она ведь должна выполнять «семейные обещания». Что нужно полиции, и зачем они устроили допрос? Дженни не хотела знать о прошлом ничего нового, кроме того, что уже знала.

– Тебе совершенно нечего бояться, – сказал один из полицейских. – Мы просто хотим поговорить. От этого никто не пострадает.

– А мои родители знают об этом? Они это одобрили?

– Мы говорили с ними, – ответил полицейский, и стало понятно, что он про Джонсонов. – Они нормально отнеслись к информации об этой встрече.

«Да? С тех пор как вся эта каша заварилась, с моими родителями не происходит ничего нормального». Как можно верить человеку, который ей так откровенно врет?

– Я думаю, будет лучше, если вы выйдете в другую комнату, – вежливо сказал полицейский членам семьи. – Это непростой для всех разговор, и мне кажется, что он пройдет проще и легче без вашего присутствия.

– Я – ее отец, – ответил мистер Спринг. – И никуда не собираюсь выходить.

Дженни внимательно посмотрела на этого крупного и рыжебородого человека, который казался ей то отцом, то полным незнакомцем. Ее папа из Коннектикута в этой ситуации тоже остался бы в комнате.

– Хорошо, – разрешил полицейский.

Девушка положила руку на подлокотник дивана и села. За спиной оказалась одна из небольших и бесполезных подушечек, единственный смысл которых – сделать сидение на диване менее удобным. Дженни вынула из-под себя одну – маленькую из бархатного материала. Девушка держала ее на уровне груди, словно это был щит.

– Меня зовут мистер Моллисон, – представился полицейский. У нее было чувство, словно он уже несколько раз произносил свою фамилию. – Я – агент ФБР и занимался твоими поисками двенадцать лет назад. Это мистер Фабриоли из полиции штата, а это мистер Сайчек из полиции твоего города. Все мы сейчас расследуем совершенно другие дела и пришли, чтобы помочь с расследованием дела Джен Спринг.

«Я не Джен Спринг! Я перестала ей быть двенадцать лет назад!»

Джоди было ужасно жалко свою сестру.

Пальцы той теребили подушку, словно она их не контролировала, глаза бегали по комнате, пытаясь найти какое-нибудь безопасное место. Она стала совершенно по-другому говорить. С каждым предложением казалось, что она все больше превращается в ребенка, отматывая назад время, будто в конце разговора расскажет версию событий трехлетней девочки.

Мама Джоди пыталась сдержать слезы, которые не имели никакого отношения к похищению. Она плакала, потому что не могла обнять свою дочь, чтобы ее успокоить. Было ощущение, что Дженни вот-вот забьется под стол или диван.

Мистер Моллисон еще что-то говорил в течение пары минут, а потом пересел на диван рядом с девушкой. Он положил руку ей на плечо, чтобы та расслабилась и почувствовала себя в безопасности. Дженни разговаривала только с ним, никого из семьи Спринг не было рядом.

– Послушай, – произнес полицейский спокойным и размеренным тоном, словно никуда не торопился и у него был целый день в запасе. – Мы не хотим говорить о том, что, по нашему мнению, могло произойти, а только о том, что ты сама помнишь.

– Я ничего не помню, – быстро ответила девушка.

Мистер Моллисон кивнул, подумал, а потом произнес:

– Наверняка ты очень испугалась, когда взяла в руки в школьной столовой пакет молока и увидела на нем свою фотографию.

Дженни с еще большей силой вцепилась в подушку.

– Ты что-нибудь сказала тогда ребятам, с которыми сидела за столом? – спросил после небольшой паузы мистер Моллисон.

– Что узнаю лицо, – ответила девушка. – Вслух. Прямо сразу.

– И что они ответили?

– Что я просто хочу найти повод прогулять контрольную по математике.

Джоди не смогла сдержать смех. Дженни немного расслабила пальцы, вцепившиеся в подушку.

– Нет, стоп, – поправила себя она. – Тогда у меня не было контрольной по математике. Это у Питера и Адаир была контрольная. Я должна была после обеда зачитать свое сочинение вслух перед классом. Вот видите, уже перепутала факты. У меня проблема с ними. На мои слова сложно положиться. Понимаете?

– Ничего страшного, – ответил мистер Моллисон, улыбаясь. – Иногда можно что-то и перепутать. Он кивал не только большой головой, но и всем торсом. Получалось, что вместе с ним и Дженни раскачивалась взад-вперед. – Возможно, ты тогда поняла, что опубликовавшие эту фотографию на пакете молока были тоже немного не в себе и слегка запутались.

– Да, – кивнула девушка. – Потому что мои родители были моими родителями. И они хорошие. Они были со мной всю сознательную жизнь. Я провела все детство рядом с ними. И они просто не могут быть плохими, потому что только такие люди похищают других. – Ее подбородок задергался, словно она вот-вот заплачет. – А мои родители были не такими. Поэтому я подумала, что на пакете напечатана не моя фотография.

– Но тем не менее, – произнес мистер Моллисон, – ты взяла его домой, верно?

Дженни снова с силой вцепилась пальцами в подушку.

– Да, на всякий случай.

Джоди прекрасно помнила тот день, когда родители приняли решение напечатать фотографию на молочных пакетах. Сколько тогда было споров!

Дядя Пол был категорически против, говорил, что от этого все снова начнут переживать старую травму. Ребенок погиб, много лет назад все согласились, что именно это и произошло. Зачем ворошить прошлое? Зачем этот бесполезный и безнадежный жест?

Тетя Лауллен говорила:

– Это просто смешно. Никто не узнает по фотографии трехлетней девочки ту, которая, если выжила, уже давно подросток.

Она положила рядом фотографии Стивена и Джоди, когда им было три года, чтобы показать, насколько сильно изменились дети, причем так, что сейчас их по этим изображениям практически невозможно было узнать.

Соседи, жившие рядом с ними на момент исчезновения ребенка, тоже были против. Они утверждали, что начнут звонить всякие сумасшедшие, от которых не будет никакого толка, лишь расстройство. Как и соседи, которые переехали в их район после исчезновения. Они говорили, что могут появиться ужасные подробности, от которых жить легче никому не станет.

Но мама с папой настояли. Они хотели в последний раз попробовать. И, как оказалось, не ошиблись. Девочку на фотографии узнал тот самый единственный в мире человек, который и был изображен на фото.

Джен узнала саму себя.

Джоди представила себе эту сцену так реалистично, будто сама в тот момент находилась в школьном кафетерии. Она видела, как сестра разворачивает бутерброд и берет в руки пакет с молоком. В тот момент Дженни Джонсон перестала быть счастливой девочкой, больше всего в жизни желавшей иметь парня и водительские права. Тогда она ужасно испугалась, а через некоторое время узнала всю правду.

Миссис Спринг повезла своих пятерых детей в торговый центр, что не так просто. У взрослого всего две руки, и в одной из них надо нести покупки. Двое карапузов-близнецов неуверенно ковыляли на кривых ножках. Чтобы их не потерять, миссис Спринг надела каждому на грудь красную упряжь с поводками, которые женщина намотала на запястье правой руки – в ней же была сумочка. Шестилетний Стивен держал за руку пятилетнюю Джоди. Трехлетняя Джен цеплялась за левую руку мамы.

В обувном магазине та отпустила руку малышки.

Девочка очень завидовала вниманию, с которым мама относилась к другим детям. Все были в паре. Все, за исключением средней по возрасту дочери. Джен оказалась там, где ей очень нравилось, и хотелось, чтобы ей купили не только красивые туфельки, но и кожаную сумочку. Надев ее через плечо, она начала бегать по магазину, требовать, чтобы мать эту сумку купила, и громко реветь, когда ей отказали в просьбе.

Миссис Спринг было тяжело справиться с близнецами. Они отказывались не поджимать под себя пальцы, когда мерили обувь. Вместе с продавщицей женщина склонилась над ногами мальчиков, пытаясь через кожу ботинок прощупать, где их большие пальцы. Близнецы валяли дурака, падали, не хотели вставать и слушать мать. Им нравилась эта игра, они падали на одетые в памперсы попы и хохотали до упаду.

Стивен и Джоди обнимали коробки со своей новой обувью. Когда ты маленький, новая пара имеет огромное значение. Девочке понравились не только сами ботинки, но и коробка, в которой они лежали. Она периодически открывала крышку, заглядывала внутрь, разглядывала чудесные новые ботиночки и думала о том, что сделает с самой коробкой, когда вернется домой. Старший брат переминался с ноги на ногу и бубнил:

– Мама… Мама. Я хочу сейчас надеть новые ботинки.

– Тише! – шикнула миссис Спринг, продолжая разбираться с ногами близнецов.

Только стоя в очереди в кассу, они поняли, что Джен куда-то исчезла. Мама была вне себя, принялась кричать на Стивена и Джоди, обвиняя их в том, что они не уследили за сестрой. Держа близнецов на «привязи» в одной руке, а в другой Стивена, за которого держалась Джоди, они вышли из магазина, надеясь, что девочка ждет их у входа. Они походили по торговому центру в ожидании, что пропавшая сестра разглядывает витрины магазина игрушек или смотрит, как делают надписи на майках.

Но Джен так и не нашлась.

Ее больше не видели.

Девочка исчезла.

И спустя двенадцать лет произошло то, чего никто даже не мог представить.

Оказалось, у проживающей в Коннектикуте супружеской пары Джейвенсенов была дочь по имени Ханна. Когда та подросла, она присоединилась к секте «Харе Кришна». Это была религиозная группа, промывавшая мозги молодым и одиноким идеалистам вроде Ханны. Члены секты беспрекословно слушались своих гуру и повиновались во всем: сидели там, где им прикажут, ели то, что давали, женились и выходили замуж за тех, кого гуру считали их идеальными партнерами. Зарабатывали они, продавая все что угодно: от цветов до собственных тел. Ставший членом секты уже не мог из нее выйти. Разрешение на это не давали, как и на посещение родительского дома – их надо было презирать за то, что те испортили детей образованием. Истину и правду знал только главный гуру. Все, что говорили остальные – школа, семья и государство – было ложью.

Ханна вступила в секту в восемнадцать лет. Ей настолько промыли мозги, что она говорила только тогда, когда к ней обращались, и полностью потеряла способность мыслить самостоятельно. Потом руководство секты перевело ее в Калифорнию. Семья наняла частного детектива для поисков.

Когда уговорами не удалось убедить ее вернуться домой, супруги выкрали дочь; потом заплатили врачам, чтобы те с ней поработали. Но ничего не получилось. Ханна хотела вернуться назад, поэтому пришлось разрешить ей уехать.

Прошло много лет.

Девушке нашли супруга, она вышла замуж в массовой церемонии, во время которой женили и выдавали замуж сотню пар. Родители понимали, что у них нет никакой надежды: они все еще писали письма, но не получали от дочери ответа; звонили, но Ханна никогда не подходила к телефону.

А потом совершенно неожиданно и без предупреждения приехала домой. Просто после всех этих лет позвонила в дверь. И была не одна. Вместе с ней приехала дочка – милая маленькая рыжеволосая девочка.

– Это моя дочь Дженни, – сказала Ханна. – Я хочу, чтобы она выросла в вашем, а не в моем мире. Я не в состоянии изменить свою жизнь, но могу избавить от нее малышку.

После этого Ханна уехала в неизвестном направлении. Она не могла жить без того, что давало ей сообщество.

Супруги понимали, что в их доме могут появиться представители секты и увезти их невинную внучку. Джейвенсены не только переехали в другой город, но и сменили свою довольно редкую фамилию на обычную и часто встречающуюся. Так Фрэнк и Миранда Джейвенсен, чья дочь ушла в секту, превратились во Фрэнка и Миранду Джонсон с дочкой, которая вскоре пошла в детский сад. Им не хотелось, чтобы маленькая Дженни вспоминала Ханну, по ней скучала или искала, потому что это привело бы ее в секту. Поэтому они научили девочку называть себя «мамой» и «папой».

Но на самом деле у Ханны не было дочери. Фрэнк и Миранда приняли эту ложь и не стали проверять.

Но что же произошло в тот день в торговом центре?

Женщина, судя по всему, решила убежать из секты, уехала из Калифорнии, украла деньги на поездку и по пути воровала или угоняла машины. Доехав до Нью-Джерси, она была уже близка к цели путешествия. До дома оставалось всего несколько часов дороги. Что с ней произошло? Может, начала паниковать? Чувствовала ли она себя настолько одинокой, была ли в настолько плохом состоянии, что захотелось взять с собой в поездку кого угодно, даже трехлетнюю девочку? Может, она хотела получить за девочку выкуп, но потом испугалась последствий своих действий? Или это было задание от гуру – похитить ребенка? Сама она планировала похищение, или так надоумили сделать сектанты?

Зачем Ханна выдала девочку за свою дочь? Отдала ли ее своим родителям, потому что боялась сесть в тюрьму или из опасений, что станет с малышкой, если вернуться с ней к сектантам? Или у нее с головой было настолько плохо, что женщина сама не понимала, что делает? Или Ханна, которую родители один раз выкрали из секты, считала, что подобное поведение является совершенно нормальным?

Было невозможно получить ответы на эти вопросы без допроса ее самой.

По крайней мере, с некоторой степенью определенности можно было ответить только на один вопрос – почему супруги Джонсон не слышали из сообщений СМИ о пропаже трехлетней Джен Спринг и не поняли, что девочка находится у них. В ту неделю, когда исчезла малышка, они сами меняли место жительства, убегая от возможных попыток сектантов их найти. Поэтому у них не было времени на ТV, радио и газеты. Все сенсации проходят, сменяя одна другую, и вскоре СМИ перестали сообщать об исчезновении девочки в совершенно другом штате. К тому времени когда их жизнь вошла в нормальную колею (если, конечно, смену фамилии и неожиданное появление дочери или внучки можно назвать нормальными явлениями), никто уже не сообщал о Джен Спринг.

А почему вместо имени «Джен» появилось «Дженни»? Здесь можно только догадываться. Возможно, Ханна не расслышала девочку, когда та сказала свое имя. Потом воспоминания девочки о первых трех годах жизни постепенно исчезли. Она перестала быть Джен Спринг и превратилась в Дженни Джонсон, дочь Миранды и Фрэнка Джонсонов.

Но однажды девочка случайно увидела фотографию на пакете молока, что-то вспомнила, после чего ее жизнь, как и окружавших ее людей, изменилась.

Джоди взяла руку мамы. Миссис Спринг подпрыгнула от этого прикосновения. Она заплакала, потому что больше не могла слышать то, как мистер Моллисон допрашивает ее дочь, задавая при этом, по ее мнению, совершенно неправильные вопросы.

– Ханна тебя заставила? – всхлипывая, спросила она.

Тут и Джоди начала плакать, хотя до этого обещала, что этого никогда не будет.

– Нет, – ответила Дженни дрогнувшим голосом. – Мне кажется, я сама этого хотела. Мне казалось, что это очень весело.

– Я рада. Я думала, что тебя убили, разорвали на части и оставили умирать в каком-нибудь болоте, – сказала мама полным любви голосом. – Я думала, на тебя напали страшные люди. Но все было не так. И я этому искренне рада.

Дженни почувствовала, что после этих слов нужно встать и обнять свою настоящую мать. Тогда и все члены семьи Спринг обнялись бы. Это был бы шаг прощения и примирения. Но девушка продолжала держать перед собой подушку, словно щит, и отвернулась.