Текст книги "Где ты, мой незнакомец?"

– Это краб, – сказал он, осторожно переворачивая кончиком пальца крошечное создание.

– Он, похоже, испугался, – предположила Ленора, глядя, как тот быстро подобрал под себя лапки.

– Да, мадам, вы угадали. – Эштон бросил его на песок.

Отряхнув влажные руки, он выпрямился и посмотрел ей в глаза. В них он прочел что-то очень знакомое: тот же голод, которым и сам давно терзался. Отчего-то оробев, он осторожно положил руку ей на бедро и замер, затаив дыхание. Медленно, очень медленно она склонилась к нему и коснулась его губ. Чувствуя себя на верху блаженства, Эштон пил сладостный нектар с ее губ. Все в нем затрепетало: сердце пронзила сладкая боль любви и нежности.

– Когда кошка гуляет… – послышалось за их спиной, и они резко отпрянули друг от друга. В нескольких шагах от них, словно из-под земли, вырос Малькольм. Злобно усмехаясь, он смотрел на Эштона и Ленору, сжимая поводья своего коня. Дав шпоры лошади, он послал ее вперед и мгновенно втиснулся между кобылой и жеребцом Эштона, не тревожась о том, что чуть было не затоптал соперника. Эштон едва успел отпрыгнуть в сторону, чтобы не попасть под копыта нервно плясавшего на месте коня. Отступив на пару шагов, он встретился лицом к лицу со своим врагом. Тот закрыл от него Ленору с таким видом, будто готов защищать ее до последней капли крови. Его широкая физиономия исказилась гримасой ненависти.

– Я ведь предупреждал тебя, чтобы ты и думать не смел покупать кобылу для моей жены. – Глаза Малькольма превратились в узкие щелочки, он бросил угрожающий взгляд на Ленору и прошипел сквозь стиснутые зубы: – А ты, похоже, забыла, что я запретил тебе принимать ее в подарок!

– А я и не принимала! – возмутилась Ленора. – Я просто одолжила ее, вот и все.

– Ну что ж, больше это не повторится. – Малькольм указал в сторону дома. – Отправляйся домой!

– Хорошо, я поеду, тем более что и так уже собиралась возвращаться. – Упрямо вздернув подбородок, Ленора решила не спорить с ним и направилась к дому легкой рысью.

Малькольм повернулся и смерил Эштона испепеляющим взглядом:

– Можете ничего не говорить, я и так знаю, что вы стараетесь затащить мою жену в свою постель и на славу поразвлечься. Но запомните мои слова: если вам удастся это, я вырву ваше проклятое сердце и скормлю его рыбам!

– Попробуйте! – любезно отозвался Эштон.

Малькольм злобно ощерился:

– Думаю, мои парни будут только рады составить мне компанию.

– Они выполняют все ваши приказы? – удивился Эштон.

– Ну еще бы! – фыркнул Малькольм. – Я знаю их не первый год, и у меня нет оснований сомневаться в них.

– Тогда любопытно узнать, зачем один из них нанялся на мой пароход? Это было год или два назад.

Малькольм отпрянул в сторону и изумленно уставился на Эштона:

– Когда это было?

Эштон ответил не сразу.

– Я старался вспомнить поточнее, но так и не смог. Тем не менее я совершенно уверен, что этот человек работал на меня.

Малькольм ухмыльнулся:

– Скорее всего вы не слишком-то пришлись ему по душе, раз он покинул вас.

– Или у него были другие причины, чтобы уйти.

– Например?

Эштон пожал плечами:

– Пока не знаю. Но как только выясню, тут же сообщу вам.

– Будьте так любезны. – Все та же мерзкая ухмылка появилась на лице Малькольма. – А пока убирайтесь вместе со своей проклятой кобылой от моей жены!

Эштон лениво улыбнулся:

– Я ведь предупреждал вас, Малькольм, вы не сможете долго держать Лирин взаперти.

Неожиданно Синклер вытащил из кармана пистолет и быстро взвел курок. Эштон невольно отпрянул в сторону, сообразив, что он безоружен и в любую минуту может получить пулю в лоб.

Малькольм наслаждался своей властью над соперником, стараясь растянуть это удовольствие, и угрожающе размахивал пистолетом у него перед лицом. Глаза Эштона чуть заметно сощурились, но в них не было и тени страха. А уж как бы Синклер обрадовался его унижению! Ну еще бы, высокомерный мистер Уингейт и вдруг молит о пощаде!

– Ну? – с презрительной усмешкой бросил Эштон. – Собираетесь стрелять или как?

– Хотел бы, – осклабился Малькольм. – Ей-богу, хотел бы! – Он прищелкнул языком, как бы предвкушая это удовольствие, затем разочарованно вздохнул и отвел пистолет в сторону. – Но я лучше приберегу пулю для вашей кобылы.

Оскалив зубы, он вонзил шпоры в бока своему жеребцу и послал его в галоп. Эштон рванулся в сторону и, подхватив поводья, вихрем взлетел в седло и помчался вдогонку. Это было похоже на состязание на скорость. Малькольм, склонившись к шее коня, без устали хлестал несчастное животное, то и дело заливаясь дьявольским смехом: ему представились искаженное яростью лицо Эштона и лежащая в луже крови у его ног гнедая кобыла. Отличная мысль! Он проучит этого мерзавца!

Однако вскоре Малькольм услышал за спиной приближающийся стук копыт. Он чуть попридержал коня, бросив взгляд через плечо. Каково же было его удивление, когда он увидел нагоняющего его Уингейта. Нет, это невозможно! Прошипев грязное ругательство, Малькольм снова и снова опускал тяжелый хлыст на спину своего жеребца, оставляя кровавые полосы. Лошадь мчалась из последних сил, но стук копыт за спиной становился все ближе, жеребец Эштона, выбрасывая вперед длинные, мощные ноги, казалось, с каждым прыжком сокращал разделявшее их расстояние. Наконец обе лошади уже скакали бок о бок, и Малькольм, скосив глаза, с яростью увидел, что Эштон неудержимо вырывается вперед. Его конь, наслаждаясь скачкой, летел со скоростью ветра. Ни хлыст, ни шпоры не могли бы гнать его быстрее, чем он мчался сейчас, охваченный нетерпением, горя желанием победить просто потому, что ему был брошен вызов.

Почувствовав за спиной приближающихся всадников, Ленора обернулась. Она увидела, как, вырвавшись вперед, Эштон махнул рукой в сторону шатра.

– Быстро вперед! – закричал он. – Скачи к шатру! Спрячь кобылу!

– Остановите ее! – завопил Малькольм своим людям. – Задержите ее, и лошадь тоже!

Ленора не понимала, что происходит, но она доверяла Эштону и послушалась, не мешкая ни минуты. Заставив кобылу перейти на галоп, она пролетела мимо одного из охранников, который мчался ей навстречу, размахивая над головой руками, будто хотел напугать лошадь. Благополучно миновав его, Ленора, раззадорившись, погнала лошадь прямо навстречу второму охраннику. Он ждал ее приближения, но, заметив, что она скачет прямо на него, слегка попятился и замер как вкопанный. Глаза его расширились, когда он наконец догадался, что леди и не подумает свернуть, а затопчет его, если он немедленно не уберется с дороги. Увидев прямо перед собой оскаленную морду разгоряченной лошади, охранник стремительно отпрянул в сторону, чудом не попав под копыта.

Перед входом в шатер приплясывал от возбуждения Хикори, он размахивал руками, подгоняя Ленору, которая неслась во весь опор. Она резко натянула поводья возле самого шатра, и старый негр помог ей спешиться, потом подхватил поводья и повел кобылу внутрь. Ленора замешкалась, не зная, стоит ли идти за ним. Но в эту минуту у шатра остановился Эштон. Малькольм скакал за ним по пятам. Как только Эштон натянул поводья, тот резко наклонился и коротким ударом вышиб его из седла. Ленора вскрикнула и отскочила, а мужчины, сцепившись, покатились прямо к ее ногам. Малькольм оказался сверху и немедленно воспользовался тем, что был тяжелее своего противника. Он придавил Эштона к земле и что было сил сдавил ему горло.

– Малькольм, остановись! – закричала Ленора и, схватив его за руку, попыталась оторвать от Эштона.

Зарычав от ярости, он отшвырнул ее в сторону с такой силой, что Ленора, не удержавшись, упала на землю. Однако хватка его на мгновение ослабла, и Эштону удалось высвободить руку. Он нанес Малькольму сокрушительный удар в челюсть, заставив того откинуться навзничь. В ту же минуту он уже был на ногах. Шагнув к Малькольму, он еще раз ударил его. Голова Синклера резко мотнулась назад, но ярость его была так велика, что он, не думая о боли, ринулся в бой, вцепившись в Эштона мертвой хваткой. Эштон стал задыхаться. Откинув голову назад, он что было сил вонзил оба пальца в глаза Малькольму. От нестерпимой боли тот взвыл и прижал обе ладони к лицу. Первое, что он разглядел, когда зрение вернулось к нему, было испуганное, печальное лицо Леноры, застывшей в дверях. За ней маячил Хикори, судя по его лицу, ему тоже было не по себе. Наконец он увидел злополучную кобылу, из-за которой, собственно, все и началось. Малькольм был одержим одной-единственной мыслью – уничтожить проклятое животное. В его руке блеснул металл, палец уже лег на спусковой крючок, как вдруг еще один страшный удар сапогом пришелся ему по руке, и пистолет с грохотом отлетел в сторону. Оглушительно прогремел выстрел. Что-то обожгло Малькольму руку, и он, дико вопя от жгучей боли, завертелся на земле, зажимая рану, из которой ручьем хлынула кровь.

– Я ранен! – кричал он. – Эй, кто-нибудь, помогите!

Эштон склонился над ним и, присев на корточки, рывком разорвал рукав куртки и рубашку, обнажив рану. В руке Малькольма виднелось аккуратное отверстие, из которого хлестала кровь. Внимательно осмотрев рану, Эштон обернулся и увидел подбегавшую к нему Ленору.

– Кость не задета, – криво усмехнулся Уингейт, заметив, что она упала на колени возле Малькольма. – Ничего страшного. Через пару дней будет как новенький.

Малькольм побагровел и быстро обернул вокруг руки носовой платок, чтобы прикрыть рану. Покосившись на Эштона, он пробурчал:

– Ну да, конечно, я могу истечь кровью у вас на глазах, а вам хоть бы что!

– Я рассчитывал увидеть кое-что посерьезнее, – отозвался Эштон. Он выпрямился и помог встать Леноре. – Промой, перевяжи, а потом советую оставить его одного – пусть бесится на здоровье! Наверняка он теперь подумает, прежде чем еще раз приблизиться к кобыле, если, конечно, – и Эштон, насмешливо изогнув бровь, взглянул на Малькольма, – он не хочет иметь дело с шерифом.

Не обращая внимания на Ленору, которая хотела помочь ему, Малькольм кое-как встал на ноги и заковылял к дому. А Эштон, подобрав разряженный пистолет, с улыбкой взглянул на него. «Не иначе как перст судьбы! По-другому не объяснишь, как из всех нас пуля безошибочно выбрала этого болвана».

Глава 15

Роберт Сомертон возвратился домой не один. Он привез приятеля, человека примерно своих же лет, и такого же любителя выпить. Всем было сказано, что Самюэль Эванс – художник. И в самом деле рисовал он неплохо, хотя Леноре порой его рисунки и казались довольно бессмысленными. Обычно приятели уединялись в гостиной и накачивались виски. Самюэль любил, устроившись за письменным столом, выводить что-то на бумаге, разглагольствуя о своей жизни, чрезвычайно богатой приключениями. Ленора только удивлялась его неуемной фантазии. Чем больше он пил, тем больше разгуливалось его воображение, тем более невероятными становились опасности, которым он подвергался, и тем быстрее летало по бумаге его перо. Он рисовал какие-то нелепые завитушки и росчерки, длинные прерывистые линии, которые больше напоминали причудливый орнамент, чем пейзаж или портрет. Похоже, ему вообще никогда не удавалось создать что-то законченное, но зато он обладал одной поистине удивительной особенностью – он мог менять почерк, причем мастерски. Ленора была просто поражена его способностями и, затаив дыхание, смотрела через плечо, как он по-разному пишет собственное имя.

– Ну вот, подумаешь! – однажды фыркнул Роберт. – Я тоже так могу.

Самюэль насмешливо скривился:

– Ничего подобного, дорогой мой! Ты ведь даже собственное имя не способен написать так, чтобы его можно было разобрать! Так уж где тебе справиться с пером!

– Сейчас я тебе покажу! – Роберт осторожно обмакнул перо в чернила и склонился над столом. Закончив, он полюбовался результатом своих трудов и горделиво повернулся к дочери и приятелю: – Вот! Полюбуйтесь: «Роберт Сомертон»! Что, разве неразборчиво?!

Ленора стала разглядывать лист и вдруг вздрогнула от удивления: кривые буквы с завитушками напомнили ей другую подпись, которую она видела совсем недавно. Как странно, она ведь была на книге пьес, что принадлежала отцу! Совершенно непонятно! Написать имя другого человека на собственной книге! Зачем?

Она подняла глаза и в мучительном недоумении уставилась на старика. В последнее время ей казалось, что он как-то смягчился по отношению к ней, хотя и непонятно почему. Впрочем, все равно, подумала Ленора, ей достаточно было и того, что он начал относиться к ней, как к дочери. Тем не менее она ловила себя на том, что сама испытывает к нему скорее жалость, чем любовь.

– Давай, Ленора, – ухмыльнулся он, передавая ей перо, – покажи этому мошеннику, что такое хороший почерк. – Он подмигнул Эвансу, который, казалось, даже затаил дыхание, не сводя глаз с Леноры. – Давай, девочка. Напиши свое имя. А мы полюбуемся.

Ленора молча взяла перо и склонилась над столом, чтобы вывести свою подпись. Внезапно она заколебалась, ледяная дрожь пробежала у нее по спине. Что-то насторожило ее: может быть, искорка злобного торжества, промелькнувшая в глазах Эванса, с нетерпением ждавшего, пока она покончит с этим простейшим делом. А может быть, она почувствовала, что за этим невинным занятием кроется что-то очень странное.

Она бросила перо на стол, обратив внимание на изумленные взгляды Роберта и Эванса, и повернулась к дверям на веранду. С лужайки перед домом донесся стук копыт, и, обрадованная возможностью отвлечься, Ленора подошла к окну. Это Хикори прогуливал Милую Сердцу, водя ее взад-вперед перед домом, а та горделиво выступала, словно красуясь перед одним-единственным зрителем.

– Это новая кобыла Эштона, – бросила через плечо Ленора. У нее не было ни малейшего желания обижать стариков, но она не будет ублажать их, пока не выяснит, что стоит за всем этим спектаклем. – Какая красавица, правда?!

Роберт что-то буркнул себе под нос и направился к буфету за виски.

– Я не очень-то разбираюсь в лошадях.

Ленора удивленно оглянулась и в упор посмотрела на отца. С чего это она взяла, что он любит лошадей и сам прекрасно ездит верхом, по крайней мере когда-то ездил? Она нахмурилась. В памяти опять невольно всплыло имя, которое она обнаружила на титульном листе потрепанного томика.

– Я вот все думаю, сэр, – называть его отцом ей по-прежнему было нелегко, – а кто такой Эдвард Гэйтлинг?

Роберт вздрогнул и поперхнулся, опрокинув стакан с виски прямо на Самюэля, который сидел рядом. Тот подскочил как ужаленный, и, бросив в сторону Сомертона угрожающий взгляд, принялся вытираться носовым платком. А тот все никак не мог откашляться. Наконец он немного пришел в себя и перевел дыхание. Вытерев платком взмокший лоб, он опустился в кресло и подозрительно взглянул на Ленору:

– Почему ты спросила, девочка?

Ленора снова повернулась к лужайке, восхищенно разглядывая грациозно приплясывавшую кобылку. Та игриво косила глазом, высоко подняв пышный хвост и едва касаясь земли точеными копытами. Наконец, спохватившись, что не ответила на вопрос Сомертона, Ленора обернулась.

– Да просто я увидела его имя на твоем томике с пьесами, вот и спросила.

– Ах, вот оно что! Так это актер, которого я знал несколько лет назад. Он как-то после спектакля подписал по моей просьбе эту книгу.

Как ни странно, его ответ, вместо того чтобы прояснить ситуацию, еще больше сбил Ленору с толку. Она нахмурилась, ей не давало покоя явное сходство почерков отца и таинственного актера. А может, ей это просто все мерещится?!

Роберт остановился у нее за спиной.

– Если уж мы заговорили о подписях, Ленора, позволь тебе напомнить…

Но Ленора, не дослушав, вышла на веранду, отмахнувшись от стариков и их нелепой просьбы. Выбежав на крыльцо, она бросилась напрямик через тропинку туда, где стоял Хикори, добродушно похлопывая Милую Сердцу по лоснившейся шее и нашептывая ей на ухо какие-то комплименты.

– Ну разве она не красотка, миз Уингейт? – Старый негр приветствовал ее белозубой ухмылкой.

Ленора от удивления вскинула брови:

– Я ведь теперь миссис Синклер, Хикори, разве вы этого не знаете?

– Ах, миссис, я слышал, как толковали об этом. Только вот мне до сих пор невдомек, как это такая славная леди – и вышла замуж за этого мистера Синклера! – Конюх грустно покачал головой. – Да что это за человек, если у него поднимается рука пристрелить беззащитное животное!

Ленора криво усмехнулась:

– Как-то отец сказал, что о характере человека можно судить по лошади, которую он…

Ленора замолчала на полуслове и невольно смутилась. Ведь ее отец только что сказал, что ничего не понимает в лошадях, откуда же она тогда взяла, что он говорил что-то подобное?!

Хикори угрожающе выпятил толстые губы, но тут же снова расплылся в белозубой улыбке:

– А вот у нашего хозяина пропасть таких лошадок!

Ленора ласково погладила бархатистый нос кобылы и снова обернулась к чернокожему конюху:

– Ты ведь любишь своего хозяина, не так ли, Хикори?

– Да, мэм. – Негр торжественно кивнул и похлопал кобылу по шее. – Это вы верно подметили.

– Я тоже, – вздохнула она. – Вот в этом вся и беда.

Хикори хитро усмехнулся:

– Уж я-то в этом никогда не сомневался!

Услышав его простодушное замечание, она невольно задумалась, а являлись ли ее чувства для кого-нибудь тайной? Голос Леноры дрогнул:

– Я тоже всегда была уверена, что моей сестре здорово повезло с мужем!

Старый негр кивнул головой:

– Так и масса Эштон говорил, миз Уингейт. Поживем – увидим, как все обернется!

* * *

«Речная колдунья», украшенная цветами и гирляндами в таком количестве, что их хватило бы выстлать живым ковром всю пристань, стояла возле причала. Цветы наполняли воздух свежим ароматом. Гости все прибывали. Мужчины во фраках и дамы в шелковых вечерних туалетах и бриллиантах, которые ослепительно сияли и переливались у них на шеях и в волосах, прогуливались по палубе, время от времени спускаясь в салон, где играл оркестр. В соседнем салоне уже стояли столы, приготовленные для карточных игр.

Ленора появилась под руку с Малькольмом. При виде этой пары головы гостей повернулись к ним и глаза всех присутствующих уставились на них с любопытством. Те, кто был близко знаком с Эштоном, уже слышали о его необычайной истории и теперь сгорали от желания увидеть ту самую даму. И их ожидания не были обмануты! Одетая в розовато-серебристое платье с кружевным корсажем, украшенное на запястьях фестонами из жемчужно-серого кружева, она была просто ослепительна. Роскошные каштановые волосы были высоко подобраны, обнажая изящную шею, а уши украшали подвески из кроваво-красных рубинов в оправе из бриллиантов. На груди красовалось колье из крупных жемчужин, соединенных между собой рубиновыми звездами, которые казались еще ярче в оправе из крохотных бриллиантов. Драгоценности ей накануне подарил Малькольм: он поспешил уверить Ленору, что глубоко сожалеет о том, что так вспылил и чуть было не сорвал свой гнев на Милой Сердцу. Он был бы счастлив, если бы она поверила, что и он способен быть щедрым.

Глубокое декольте открывало точеные плечи и идеально очерченные округлости высокой груди. Казалось, Малькольм не может оторвать глаз от ослепительного сияния драгоценностей на столь великолепно выбранном фоне, но на самом деле сверкающие рубины и бриллианты интересовали его куда меньше, чем восхитительные формы ее тела, которые казались такими нежными и упругими под тонким платьем.

Рядом с ней Малькольм был похож на тщеславного петуха. Он на глазах у всех играл роль безумно влюбленного мужа: то поддерживая жену под локоть, то обнимая ее за талию, наглядно демонстрируя всем свою нежность и пылкость чувств. Все это было крайне неприятно Леноре, но она не могла положить этому конец, не привлекая всеобщего внимания. И Малькольм с удовольствием пользовался этим. Они как раз остановились у карточных столов. Здесь, пока глаза всех присутствующих устремились на играющих, он обнял ее за плечи и, словно ненароком, коснулся длинными пальцами ее груди. От этой бесцеремонной ласки Ленора вспыхнула румянцем и застенчиво огляделась вокруг, ужаснувшись при мысли, что их кто-то видел. К ее счастью, оказалось, что все присутствующие были поглощены карточной игрой и ставками, которые взлетели почти до небес. Все, кроме Марельды Руссе, которая стояла у дальнего конца стола. Как обычно, рядом с ней находился Хорэс Тич, глаза которого беспокойно метались по залу: похоже, он безумно боялся обнаружить где-нибудь Эштона, но тот еще не появлялся.

На Марельду спектакль Малькольма, по-видимому, произвел огромное впечатление, поэтому, заметив на лице Леноры откровенное неудовольствие, она была искренне удивлена. Впрочем, ненадолго – все, что было не по душе Леноре, проливало бальзам на душу Марельды. Она довольно усмехнулась, заметив, как помрачнели ясные зеленые глаза ее удачливой соперницы, как исказилось от боли ее лицо, и надменно вскинула бровь, когда они столкнулись в толпе. Марельда даже позволила себе презрительно усмехнуться и слегка склонить голову в знак приветствия.

Стоило Эштону показаться в дверях, и все вокруг Леноры словно засияло ярким светом. Не взглянув на Малькольма и не заметив, как при виде соперника потемнело его лицо, она метнула в сторону Уингейта взгляд, сияющий радостью. Эштон был великолепен: элегантный темно-синий костюм, перламутрово-серый шелковый жилет и такой же шелковый галстук в темно-синюю и серую полоску. Как обычно, на фоне туго накрахмаленной, ослепительно белой рубашки его бронзовое от загара лицо выглядело особенно темным. Ей даже показалось, что он еще загорел с тех пор, как приехал в Билокси. Он замер в дверях, взгляд его беспокойно обежал весь зал. Вот он упал на Ленору, и лицо его просветлело. Даже на расстоянии она почувствовала тепло и любовь, которую излучали его глаза. Она любила его, это невозможно было отрицать, и любовь ее была так же очевидна, как и то чувство, что легко читалось на его лице.

Над ухом у нее раздалось злобное шипение Малькольма:

– Похоже, этот идиот рассчитывал воспользоваться тем, что ты на его корабле, и затащить тебя к себе в каюту. Наверное, не нашел ничего лучше, как предложить тебе полюбоваться, какой красивый в ней потолок!

Ленора поперхнулась вином и закашлялась. Отвернувшись в сторону, она попыталась взять себя в руки, чувствуя, как кровь бросилась ей в лицо. Не могла же она признаться Малькольму, что не раз разглядывала этот потолок.

Малькольм не унимался:

– Скорее всего он и затеял все это, чтобы добиться своего, но со мной у него этот номер не пройдет. Пусть даже и не мечтает! – Он бросил на нее насмешливый взгляд. – Вам, мадам, придется проскучать весь вечер в моем обществе. Я еще не забыл, знаете ли, как застал вас с любовником на берегу. И я не намерен позволить вам бегать за ним прямо здесь, у всех на глазах.

– Я и не собиралась бегать за кем бы то ни было, Малькольм, – вспыхнула она.

– Ах, голубка, кажется, я взъерошил тебе перышки! – Он невесело засмеялся. – Ну что ж, будь уверена, если я еще раз застану вас вдвоем, ты не отделаешься так легко! А начну я с того, что кастрирую этого мерзавца прямо у тебя на глазах!

Ленора в ужасе отшатнулась от него, чувствуя, как все похолодело у нее внутри. Легко можно себе представить, какова будет реакция этого человека на известие о том, что она беременна от Эштона. Она почувствовала, как его рука сжала ее пальцы, и невольно прикрыла глаза, стараясь скрыть охватившее ее омерзение.

Эштон сделал большой глоток, следя, как мясистая рука соперника ласкает тело его любимой. На таком расстоянии он не мог разглядеть, что в этот момент выражало ее лицо, и не мог с уверенностью судить, нравится ей или нет эта откровенная ласка. Его терзала жгучая ревность, ведь это он должен был бы стоять там, рядом с ней, это на него она должна была бы смотреть и только ему одному улыбаться. Заметив неподалеку от них Марельду, Эштон нахмурился. Что за игру она затевает?

Темноволосая красавица остановилась перед ними, и Малькольм тут же приветствовал ее самой очаровательной улыбкой.

– По-моему, мы с вами незнакомы, сэр, – мягко сказала она. – Меня зовут Марельда Руссе. – Она слегка повернула голову, чтобы представить им своего кавалера. – Это мистер Хорэс Тич, мой добрый друг.

Малькольм галантно поднес к губам тонкие пальцы Марельды.

– Малькольм Синклер, к вашим услугам, сударыня, – промурлыкал он. Выпрямившись, он положил руку на спину Леноре, заставив ее мгновенно превратиться в статую. – А это моя жена, Ленора Синклер.

Глаза Марельды мельком скользнули по смущенному лицу Леноры, и в ее темных глазах сверкнула откровенная насмешка.

– Кажется, я уже имела удовольствие познакомиться с вашей женой, когда она жила в Бель-Шене. Только, помнится мне, тогда все были уверены, что она жена Эштона! – Она коротко кивнула Леноре в знак того, что узнала ее. – Ваши драгоценности прелестны, моя дорогая. Они очень похожи на те, что я когда-то видела, правда, они были потеряны, вернее, украдены. – Послав напоследок в ненавистную соперницу эту парфянскую стрелу, Марельда повернулась к ней спиной и принялась безмятежно болтать с Малькольмом: – Я, конечно, еще тогда сильно сомневалась в волшебном спасении нашей утопленницы, но Эштон совершенно потерял голову и уверял всех, что она его жена.

– Он порой бывает страшно упрям, – отозвался Малькольм, украдкой бросив злобный взгляд на предмет их разговора.

– Как я понимаю, вы уже успели поссориться с ним? – Синклер коротко кивнул, и Марельда весело рассмеялась и передернула плечами. – Впрочем, как и многие другие до вас. – Она перевела взгляд на Ленору. – За исключением вашей жены, разумеется. Они тогда ворковали, как голубки, эти двое. Как это вам с Эштоном удалось избежать поединка – ума не приложу?

Малькольм поднял бровь и оценивающе оглядел жену.

– Боюсь, мистер Уингейт поступил не по-джентльменски, воспользовавшись тем, что моя жена оказалась в его доме. Но она, к счастью, даже мысли не допускала о том, что является его женой. – Темные глаза еще больше потемнели, встретившись с неуверенным взглядом зеленых. – Я был счастлив, когда привез ее домой.

– До меня доходили слухи, что Эштон до сих пор не смирился со своим поражением. – Марельда оглянулась на Хорэса, который вспыхнул от радости, что она вспомнила о нем. Но его водянистые глазки мигом превратились в крохотные льдинки, стоило только красавице прибавить: – Кто-то должен сказать ему, что общество таких не принимает.

Хорэс уже открыл было рот, чтобы объявить, что считает себя недостойным столь ответственного поручения, потому что дал себе слово избегать по мере возможности открытого столкновения с Эштоном. Но глаза Марельды потемнели, и бедняга покрылся испариной, тяжело вздохнув. Неужели он еще недостаточно потрудился во славу своей дамы?

– Я уже пытался это сделать. – Малькольм сделал обиженное лицо. – Но этот человек упрям как осел. Он не хочет слушать, что ему говорят!

– Я бы сказал, что он не из тех, кто прислушивается к чужому мнению, – нервно облизнув губы, вставил Хорэс.

– Тогда надо преподать ему урок, – предложила Марельда. – Если человек слеп, ему нужен поводырь.

– Не думаю, чтобы ему понравилась эта мысль, – сухо промолвил Малькольм.

– Ерунда! – небрежно отмахнулась Марельда и презрительно усмехнулась, краем глаза заметив, как краска отхлынула от лица Леноры. Неужели маленькая шлюшка так предана Эштону, что не выносит даже мысли о том, что с ним могут плохо поступить?! – Даже с таким, как он, можно справиться, если только захотеть.

– Мне нужно выйти, подышать свежим воздухом, – торопливо извинился Хорэс и мгновенно исчез. Вытирая пот, который обильно струился у него по лицу, он выскочил из зала. Нет уж, хватит с него Эштона Уингейта! Он порадуется, если этот мерзавец получит по заслугам, но только без его участия!

Но сегодня Хорэсу явно не везло. Стоило ему миновать небольшую группу гостей и укрыться в тихом месте, как перед ним неожиданно возник Эштон.

– Добрый вечер, мистер Тич. – Эштон в знак приветствия приподнял бокал.

Холодок пробежал по спине Хорэса. Он коротко кивнул и, пробормотав невнятно: «Мне тут надо кое с кем потолковать о делах», – кинулся чуть ли не бегом подальше от этого человека.

Выбравшись из комнаты, в которой, как ему показалось, вдруг стало невыносимо душно, он почувствовал себя так, словно избавился от смертельной опасности, и прислонился к стене, хватая воздух широко раскрытым ртом. Словно жуткое видение, преследовала его мысль о том, что однажды Эштон решит отомстить ему за все. Вдруг чья-то неясная тень выросла перед ним, и он слабо пискнул, не понимая, что за новая опасность угрожает ему.

– Мистер Тич?

Хорэс облегченно вздохнул. Слава Богу, это не Уингейт. Но радость Тича мгновенно погасла, когда он увидел человека, которого меньше всего хотел встретить на этом корабле!

А в зале Ленора изо всех сил пыталась справиться с тошнотой, чувствуя, как горячая рука Малькольма касается ее обнаженного плеча. Он пытался покрепче прижать ее к себе, но брезгливость поднималась в ней, скручивая желудок, будто там копошился клубок омерзительных змей. Марельда перевела разговор на погоду, незаметно наблюдая, как пальцы Малькольма касаются соперницы. Оживленно обсуждая океанские штормы, которые так часты в этих краях, она почти такой же шторм ощущала в своей душе при виде того, как Синклер осыпает ласками собственную жену. Видите ли, не может держать свои руки при себе! Да что в ней такого? Эштона эта шлюха тоже заставила потерять голову. Когда она, Марельда, предложила ему как величайший дар свое прекрасное тело, он холодно оттолкнул ее. И сейчас она сходила с ума при мысли, что двое великолепных мужчин готовы перегрызть друг другу глотки из-за какой-то девчонки. Тем не менее она продолжала весело болтать с Малькольмом, страшно довольная тем, что в его глазах появился заметный интерес к ней. Мысль о том, что неплохо было бы соблазнить Синклера назло этой надменной красотке, страшно понравилась ей. Пусть эта спесивая девчонка узнает, что испытывает женщина, когда у нее из-под носа уводят мужчину!

– Скажите мне, мистер Синклер…

– О, умоляю вас, что за церемонии, – с улыбкой запротестовал он. – Просто Малькольм, я буду счастлив, если вы будете называть меня именно так.

– Ну хорошо, Малькольм, – с благосклонной улыбкой кивнула Марельда.

– Вот так-то лучше, – обрадовался он. – Так что вы хотели спросить?

– Мне интересно, бывали ли вы раньше на борту «Речной колдуньи»? – Ее темные глаза лукаво блеснули. – Тут так красиво: много роскошных кают, уютных, укромных… Я была бы рада показать их вам, и миссис Синклер, конечно. Уверена, что Эштон не станет возражать.