Текст книги "Гринвич-парк"

Срок: 34 недели

Хелен

Рабочие ушли на выходные. Дэниэл снова вернулся домой рано, в хорошем настроении. Что-то мурлычет себе под нос, смешивая для меня «Сидлип» с тоником. Я настроена решительно: на этот раз у нас будет приятный вечер.

Я с удовольствием предвкушала, как мы будем отмечать годовщину нашей свадьбы в этом году, до рождения ребенка. Честно говоря, праздник нам нужен. Мы стали чаще срываться друг на друга – из-за ремонта, из-за курсов для беременных, из-за денег. Нам нужно побыть вдвоем, рассудила я. По-настоящему побыть вдвоем, только он и я.

Дэниэлу я сказала, что забронировала для нас столик в модном ресторане, где, я знала, ему понравится. Но он настоял, чтобы мы остались дома. Я, конечно, расстроилась, хотя виду не подала. Мне хотелось, чтобы мы куда-нибудь пошли, сменили обстановку. Хотелось, чтобы этот вечер стал особенным. Но не спорить же из-за этого с мужем. Я уступила.

Дэниэл заявил, что сам приготовит ужин. Кулинария не его конек, но по натуре он методичен, соблюдает правила. Строго следует рецептуре, и обычно блюда у него получаются вкусные. Чуть раньше, я заметила, он смотрел в Интернете, сколько по времени нужно запекать баранью лопатку. Дэниэл постарается накормить меня мягким мясом. В том, что касается моего здоровья и здоровья нашего малыша, он готов в лепешку разбиться. Меня это умиляет. Я вижу, как он из кожи вон лезет. Отскоблил стол, разложил на нем сервировочные коврики, зажег свечи. Убрал с пола полиэтиленовую пленку, придав комнате более уютный вид.

– Давай я сам, – выражает он протест, когда я пытаюсь помочь. Отводит меня от стола, забирает из моих рук столовые приборы, целует меня в голову. – Пока мясо готовится, ты, может, пойдешь испытаешь новую ванну?

Новая ванная – это то, ради чего вообще стоило затевать ремонт. В ней пахнет холодной плиткой и свежей краской. Мне не терпится наполнить глубокую ванну, погрузиться в теплую воду и нежиться в ней, глядя на сад. Некоторое время назад я уложила все свои новые вещи на новые деревянные полки, которые велела сделать в последний момент, после того, как увидела подобные у Серены. Вряд ли Дэниэл заметит, что несколько маленьких полочек в нашей ванной точно такие же, как у нее.

Я пускаю в ванну воду и иду за книгой, которую оставила на стуле в эркере. И вдруг вижу ее.

Первая мысль: какого черта она стучит в окно? Сейчас она выглядит еще более жалкой, чем обычно. Глаза воспалены. Живот торчит как-то странно, словно передо мной не беременная, а заморенная голодом женщина. Интересно, давно она там стоит, наблюдая за нами в окно?

– Кто это? – кричит из кухни Дэниэл.

– Кажется, Рейчел. – Что за глупости я несу? При чем тут «кажется», если я отчетливо вижу, что это Рейчел?

– Рейчел? Твоя новая подруга? Что она делает здесь в такой час?

– Не знаю.

И только теперь я обращаю внимание на ее шею. На ней пылают, словно огромные ожоги, три красных ссадины, по размеру и форме похожие на следы от пальцев. Глаза ее налиты кровью. Дерганная, напуганная, она обкусывает кожу вокруг ногтя большого пальца.

– Избавься от нее, пожалуйста. У нас сегодня годовщина свадьбы! – кричит Дэниэл. Одной рукой он придерживает кастрюлю, а сам вытягивает шею, пытаясь увидеть хоть что-нибудь из кухни.

– Я помню, – отвечаю я ему, а сама взмахом руки предлагаю Рейчел пройти к крыльцу. – Только узнаю, что ей нужно.

Я открываю дверь. Вблизи она производит еще более удручающее впечатление. В кои-то веки молчит. Просто таращится на меня.

– Рейчел? Господи, боже мой! Что у тебя с шеей?

Она открывает рот, снова его закрывает. Затем влетает в дом, быстро протискиваясь мимо меня, словно боится, что за ней кто-то гонится.

Ее тревога заразительна. Я смотрю направо, налево, на дорогу, проверяя, не преследует ли Рейчел ее обидчик. Но на улице ни души. Лишь у паба на углу стоят два человека с пивными кружками в руках.

Рейчел мечется по гостиной, топая по половицам. От ее тяжелых шагов в буфете звенят бокалы для виски, а наш кот Монти со страху убегает наверх. Она вытаскивает сигарету и похлопывает себя по нагрудным карманам джинсовой куртки, ища зажигалку. Я собираюсь сказать, чтобы она шла курить на улицу, но что-то меня останавливает. Рейчел возится с зажигалкой, пытаясь закурить. Наблюдая за ней, я замечаю, что руки у нее трясутся. Правая кисть отекла, стала пухлой и розовой, как кошачья лапа; на костяшках пальцев порезы. Она продолжает кружить по комнате, и я замечаю, что на другой стороне шеи у нее тоже красная ссадина – глубокая, багровая, больше похожая на ожог. От одного ее вида я содрогаюсь.

Рейчел наконец удается закурить. К маминым люстрам вьется дым. Рейчел, кажется, начисто забыла про меня.

– Черт, черт, вот дерьмо, – бранится она, то и дело попыхивая сигаретой.

На кухне Дэниэл, я слышу, выключает радио и убавляет на плите огонь. Широким шагом он входит в комнату, перекинув через плечо кухонное полотенце. У меня такое чувство, что на моих глазах происходит автокатастрофа, которую я не в силах предотвратить. Рейчел вымученно улыбается моему мужу.

– Привет. Ты, должно быть, Дэниэл? Наслышана о тебе, – говорит она и морщится. – Простите. Простите. Простите, я сама не своя. Просто… м-м… Одну минутку.

Рукой, в которой она держит сигарету между указательным и средним пальцами, Рейчел закрывает лицо и опускается на корточки. Раскачиваясь на квадратных каблуках своих сапог, она тупо смотрит в стену. Дэниэл моргает, недоуменно глядя на меня. Я обреченно пожимаю плечами. Запах сигаретного дыма перебивает аромат румянящихся на плите стейков. На столе за спиной у Дэниэла оплывают свечи.

– Попить принести? – через какое-то время спрашивает Дэниэл, обращая взгляд на Рейчел. Смотрит на ее шею. – Чаю или стакан…

– Да, воды я бы с удовольствием выпила. Со льдом и лимоном, пожалуйста. Если у вас есть.

Дэниэлу, после того, как ему заткнули рот, ничего не остается, кроме как вернуться на кухню.

– Рейчел?

Мне неловко оттого, что я стою, а она сидит на полу. Делать нечего, и я тоже опускаюсь на корточки. Рейчел отказывается встречаться со мной взглядом, и я вынуждена обращаться к книжным полкам, возле которых она сжалась в комочек.

– Рейчел, что случилось? – умоляющим тоном спрашиваю я.

Она морщится, словно я надавила ей на открытую рану. Хрипло отвечает:

– Повздорила с одним типом.

– С… отцом ребенка? – нерешительно уточняю я. – Это из-за того, что ты ему сообщила?

Рейчел качает головой. Что это значит: «нет» или просто не хочет говорить об этом? Трудно сказать. Мой взгляд снова падает на ее шею, и я невольно трогаю свою. Ее кто-то избил. Молодую беременную женщину. Уму непостижимо. В моем мире это немыслимо. Но где-то, вероятно, дела обстоят иначе.

Я открываю рот, на ходу придумывая очередной вопрос, но тут в комнату возвращается Дэниэл со стаканом воды в руке. Смущаясь, он дает стакан Рейчел, смотрит на ее живот.

Та неуклюже, пошатываясь, поднимается с корточек и берет стакан левой рукой. Правая безвольно падает вниз. Она тихо благодарит и устремляет взгляд мимо Дэниэла на накрытый к ужину стол, на свечи, создающие приглушенное освещение.

– Я вам помешала, да? – спрашивает она. – Вы так и скажите.

– Нет, нет, – спешу успокоить ее я. – Вовсе нет.

Дэниэл хмуро смотрит на меня. Рейчел опускает голову в ладони и начинает всхлипывать. Плечи ее вздрагивают, дыхание судорожное. Она раскачивается взад-вперед на каблуках, роняя на пол пепел с сигареты.

Я подхожу к ней, робко обнимаю за плечи. Не поднимая головы, она стискивает мою руку.

– Хелен, можно я останусь у вас на ночь? Ну, может, на пару ночей?

– Конечно. Конечно, можно, – не раздумывая отвечаю я.

В ее лице отражается столь искренняя благодарность, что я невольно отвожу глаза. А на Дэниэла не смею и взглянуть.

– Рейчел, присядь, пожалуйста. Мы сейчас все вместе поужинаем, – говорю я и все-таки поднимаю взгляд на мужа. – Дэниэл принесет тебе пакет замороженного гороха… чтобы снять отек.

Дэниэл молча поворачивается и возвращается на кухню. Я веду Рейчел к дивану. Она закуривает новую сигарету. Руки у нее дрожат уже меньше. Я беру со стола закусочную тарелку и подставляю ее под сигарету, с которой падает пепел.

Едва вхожу на кухню, Дэниэл резко разворачивается, выкидывая в стороны руки. Жилы на его шее вздулись, словно ему трудно удерживать на ней голову.

– Хелен, что все это значит?

– Тише, – шикаю я на него. – Она тебя услышит.

– Мне плевать! Чего она приперлась? Ты что – не можешь ей сказать, что у нас сегодня годовщина свадьбы? Лед с лимоном ей подавай!

Я в ошеломлении смотрю на него.

– Ты это серьезно? Она так расстроена! На нее напали. Ты видел ее шею?

– Это не значит, что она должна поселиться у нас! Какого черта ты ей это предложила?!

– Дэниэл! Прекрати чертыхаться! Лучше найди что-нибудь холодное в морозилке. Пожалуйста. Мне трудно так низко наклоняться.

Дэниэл опускается на колени и со всей силы рывком выдвигает из морозилки весь ящик. Тот с грохотом падает на кухонный пол, с него осыпается наледь. Не понимаю, с чего он так обозлился.

– Черт возьми, Хелен. У нас вообще есть горох? Мы его когда-нибудь покупаем? Почему все ящики забиты? Что это за дрянь?

Он берет несколько пакетов, встряхивает их, словно помпоны.

– Кусочки курицы для запекания, – слабым голосом отвечаю я. – В справочнике сказано, что нужно питаться здоровой пищей. Когда родится ребенок.

Дэниэл обалдело смотрит на меня, на пакеты, снова на меня. Будто я ему сообщила, что храню в этих пакетах куски человечины. Опираясь на буфет, я опускаюсь на колени рядом с ним и говорю, что горох тут есть, я сама посмотрю.

– Черт возьми, Хелен. Мне плевать на горох и на твою несчастную… курицу! – открыто возмущается он и захлопывает дверцу морозильной камеры.

– Дэниэл, Рейчел – моя подруга. Она совсем еще девчонка, к тому же беременна, одинока и… беззащитна.

– Да, но…

– Успокойся, пожалуйста. Ей нужна помощь. Я не могу просто выставить ее за дверь.

– Почему? Ты сама говорила, что она чокнутая.

Внезапно мы оба резко поворачиваем головы. В проеме стоит Рейчел.

– Рейчел, я этого не говорила, – тихо оправдываюсь я. – Клянусь.

Я бросаю взгляд на Дэниэла. Лицо у него сердитое, но я вижу, что ему стыдно и оттого он утратил дар речи.

– Это я должна извиняться, – говорит Рейчел и смотрит на Дэниэла. – Простите. Я пойду. Только возьму горох. Или еще что-нибудь. Что-нибудь холодное.

Она прижимает ладонь ко лбу. Один глаз у нее чуть дергается. Кажется, она вот-вот упадет в обморок.

Я открываю морозилку, нахожу горох. Дэниэл выхватывает его у меня из рук, поднимается с колен, захлопывает морозилку и протягивает пакет Рейчел. На плите в сковородке лежит посеревший промасленный лук, который жарил Дэниэл. На полу – лужицы растаявшего льда. Я переживаю, что кусочки курицы начнут размораживаться, если не убрать их в морозилку, но сейчас мне как-то неудобно складывать пакеты в ящик.

Раздается пиканье противопожарной сигнализации, пахнет горелым. Дэниэл кидается к духовке. Сдернув с плеча полотенце, открывает дверцу. Поздно. Кухню заволакивает облако черного дыма. Рейчел трет глаза и громко кашляет.

– Это я запекал сладкий картофель, – бормочет Дэниэл, захлопывая духовку.

– Да бог с ним, с ужином. – Я руководствуюсь добрыми намерениями, но, слыша свою фразу, мгновенно сожалею, что вообще раскрыла рот. Дэниэл обжигает меня гневным взглядом.

Рейчел вздыхает. С серьезным выражением на лице берет фартук, что висит на спинке стула, завязывает его на поясе.

– Позвольте я помогу, – решительно говорит она, словно мы группа быстрого реагирования на месте теракта.

– Сами справимся, – цедит сквозь зубы Дэниэл. Подбородок его напряжен. Он поправляет очки на переносице.

– Нет-нет, давайте я.

Рейчел наклоняется, весьма проворно вытирает лужи воды, закрывает морозильную камеру. Мы с Дэниэлом молчим, не зная, как на это реагировать.

Наконец порядок наведен. Рейчел поворачивается ко мне.

– Мне уйти? – шепотом спрашивает она, глядя на Дэниэла. Тот стоит к нам спиной.

Я смотрю на Рейчел, потом на мужа, снова – на Рейчел, на синяки, обезображивающие ее шею. Перевожу взгляд на окно. На улице льет дождь. Капли секут по стеклу, словно крошечные осколки.

– Рейчел, ты должна заявить в полицию, – говорю я. – На того, кто тебя избил. Дэниэл, – обращаюсь я к мужу, – как ты считаешь? Рейчел следует обратиться в полицию?

Он смотрит на меня, потом на Рейчел. Отвечает:

– Конечно.

Она встречает его взгляд, смотрит на меня.

– Я… я подумаю. Только, Хелен, позволь мне остаться. Пожалуйста. – Опустив глаза в пол, она кусает губу. – Всего на одну ночь. Прошу тебя… А завтра я уйду. Клянусь.

Рейчел мы положили спать на раскладном диване в свободной комнате – в комнате, которая скоро станет детской. Мне не нравится, что пришлось устроить ее там, но все другие комнаты забиты мебелью, которую переместили в них с нижнего этажа из-за ремонта. Я лежу с открытыми глазами, прислушиваюсь к стуку дождя по окну. Дэниэл крепко спит, а у меня уснуть никак не получается.

Никак. Я включаю лампу на прикроватной тумбочке, хочу взять книгу, в которой храню записку, что я нашла в ванной Рори и Серены, и фотографию из старой коробки Дэниэла. Но книги нигде нет – ни на тумбочке, ни в выдвижном ящике, ни на полу у кровати.

Через пару дней я нахожу свою книгу на кухонном столе. Как она там оказалась? Я абсолютно уверена, что вниз ее не приносила. Открыв книгу, я вижу, что и записка, и фотография исчезли.

35 недель

Хелен

Рейчел уже неделю живет у нас, и о ее планах нам ничего не известно. По возвращении домой мы неизменно застаем одну и ту же угнетающую картину: на полу в ванной валяются ее мокрые полотенца, на всех деревянных поверхностях – круги от кружек, из которых она пьет кофе. За завтраком она отрезает и сует в тостер толстые ломти хлеба из теста на закваске, про которые не вспоминает, пока кухня не наполняется дымом.

С тех пор, как Рейчел поселилась у нас, Дэниэл старается меньше бывать дома. А находясь дома, он каждым движением выдает свое раздражение – хлопает дверями, гремит мусорными баками, опустошая в них ведро с отходами. Дэниэл постоянно твердит мне, что я должна поговорить с Рейчел, спросить, когда она уйдет. Я объясняю ему, что это всего на несколько дней, что она беззащитна и я не могу взять и выставить ее за порог, зная, что кто-то пытался причинить ей зло. Но теперь я и сама сомневаюсь в том, что в ее планы входит освободить нас от своего присутствия.

Для женщины, ставшей жертвой жестокого нападения, Рейчел на удивление жизнерадостна. Пару раз я пробовала ненавязчиво выяснить у нее, что же все-таки произошло. Кто тот человек, который нанес ей побои. Но она, избегая моего взгляда, уходит от ответа, начинает жевать края своих рукавов или грызть ногти. Клянется, что уйдет тотчас же, как только найдет другое жилье. При этом добавляет: «Что-нибудь надежное и безопасное». Эти свои слова Рейчел сопровождает многозначительным взглядом, повергающим нас с Дэниэлом в виноватое молчание.

Она утверждает, что ищет квартиру. Но, насколько я могу судить, Рейчел целыми днями валяется на диване, слушая поп-музыку на своем телефоне, причем имеет обыкновение перескакивать на очередную композицию, не давая доиграть до конца предыдущей, отчего мне хочется скрипеть зубами. Ночью, когда мы пытаемся заснуть, я слышу визг открывающейся створки старого подъемного окна в той комнате, что отведена Рейчел. Значит, она курит. Холода Рейчел как будто не чувствует. Через открытое окно в ее комнате до меня отчетливо доносятся все шумы улицы: каждый шаг внизу на тротуаре, крики в парке, вой сирен на Трафальгар-роуд. Утром, проходя мимо ее спальни, я чувствую, как из-под двери сквозит.

Сегодня всю вторую половину дня я провела в клинике: у меня брали кровь на анализ, проверяли, не развивается ли диабет в результате беременности. Сдавать кровь нужно на голодный желудок, и теперь, тащась домой, я изнурена, готова слона съесть. Ребенок болезненно давит на мочевой пузырь. Я выхожу из метро. Заметно похолодало, студеный воздух щиплет щеки. Всю дорогу домой я думаю про последний бублик из пекарни, что утром еще оставался в хлебнице. Мечтаю, как намажу его сливочным маслом, чатни и с кусочком чеддера запеку на гриле, а потом, читая «Санди таймс», буду с наслаждением уплетать с большой чашкой горячего сладкого чая. Лишь бы Рейчел не было дома, мечтаю я. «Помоги. прошу тебя, Господи!»

Сначала мне показалось, что Бог ответил на мои молитвы. Рейчел нет, рабочих тоже. В кои-то веки в доме стоит блаженная тишина. Правда, в хлебнице вместо бублика только крошки да скомканный бумажный пакет. Дэниэл дома никогда не завтракает. Значит, Рейчел съела. Я со всей силы давлю на кнопку электрочайника, так что тот едва не слетает с базы. Пока вода закипает, звонит телефон. Я хватаю трубку.

– Миссис Торп. Вас беспокоит Моника. Я звоню по поводу переоформления вашей закладной. Мы пытаемся…

– Послушайте, – говорю я, – мы не перезакладываем свой дом.

– Хорошо. Тогда позвольте задать вам пару вопросов относительно обеспечения кредита, и затем мы обсудим…

Я со вздохом кладу трубку. Неужели нет никакого закона против телефонного мошенничества? Надо бы поискать в Интернете, что можно сделать, как их остановить. Но тут закипает чайник, у меня в животе урчит, и эта мысль мгновенно улетучивается. Я открываю холодильник, беру молоко. Пакет пуст. Рейчел. Я выбрасываю пакет в мусорное ведро. Интересно, куда она подевалась?

Дверь в ее комнату чуть приотворена. В щель я вижу на тумбочке груду грязных тарелок, с крошками, остатками еды. Я толкаю дверь, хочу посмотреть, что там и как. Оказалось, еще хуже, чем я подозревала. На комоде, который я собиралась использовать еще в качестве пеленального столика, кружки с недопитым черным кофе и гора картонных контейнеров с недоеденной пищей – склизкой лапшой и рисом, приправленным каким-то оранжевым соусом. Все это Рейчел покупает в некоем странном китайском кафе возле станции. Я смотрю направо и налево, хотя знаю, что в доме, кроме меня, ни души, затем вхожу в комнату.

Брезгливо морщу нос. Одеяло, от которого исходит затхлый запах; всюду на полу нестиранная одежда. Я переступаю через юбку с золотистыми блестками, через черные колготки, перекрученные с грязными красными трусиками, и широко открываю подъемное окно, впуская в комнату холодный свежий воздух. Белое небо, плоское, как простыня, затянуто облаками. На садовой ограде, словно канатоходец, балансирует Монти – крадучись подбирается к дикому голубю.

Я собираю с комода кружки, пальцами цепляя их за ручки, другой рукой обхватываю стопку грязных тарелок. Наклоняясь за последней кружкой, я едва не теряю равновесие. Мой взгляд падает на ее потрепанный чемодан. В тот день я не сразу заметила, что она заявилась к нам с чемоданом. Уже после того, как разрешила ей остаться. Увидела его в передней. А он ведь стоял там с момента ее прихода.

Я разглядываю чемодан. Из него во все стороны торчит одежда, будто внутри бомба взорвалась. Мое внимание привлекает гладкий серебристый прямоугольник, выглядывающий из-под скомканной ткани с леопардовым принтом. Вокруг него намотан шнур с белой штепсельной вилкой. На вид точь-в-точь ноутбук Дэниэла. Тот, что пропал.

Я пытаюсь вспомнить, когда исчез лэптоп. Меня охватывает тошнотворное чувство. Не может быть.

Я осторожно ставлю кружки снова на комод, рядом – тарелки. С трудом опускаюсь на пол – сначала на одно колено, затем на другое. Вытаскиваю из чемодана лэптоп, разматываю шнур, включаю компьютер. Он оживает, экран загорается. На клавиатуре я вижу знакомую царапину.

Кажется, что лэптоп загружается целую вечность: синяя полоска на экране удлиняется очень медленно. Рейчел наверняка просто выскочила за сигаретами. Может вернуться в любую минуту. Я обвожу взглядом комнату, стараясь ни на чем не сосредоточиваться, словно это каким-то образом может ускорить процесс загрузки.

Но потом слышу, как в замке поворачивается ключ.

– Хелен? Это я!

Рейчел. Я захлопываю лэптоп, снова сматываю шнур. Придется подождать. Когда я запихиваю ноутбук в чемодан, на пол что-то падает. Что-то красное.

– Хелен, ты наверху?

Я слышу на лестнице шаги Рейчел – она никогда-никогда не снимает обувь. Я быстро поднимаю упавший предмет, переворачиваю в руках, и у меня перехватывает дыхание.

Это маленький алый конвертик, внутри пустой. Точно такой, что я нашла в доме Рори и Серены. Но не тот, что исчез из моей книги. На нем нет инициалов Рори. Только одна буква.

«В».