Текст книги "Девушка из Англии"

– Путешествие будет испорчено, если ты не поедешь с нами, – проговорила она, боясь разрыдаться.

Она пыталась не всхлипывать, но у нее это плохо получалось.

– О, уверен, что я вам не нужен, – сказал Натаниэль холодно. – В особенности теперь, когда ты свободно говоришь по-арабски и твой отец так тобой гордится, а Фрэнсис непременно поступит в Оксфорд, хотя едва умеет писать по-английски, не говоря уже о латыни. Не понимаю, на что я вообще вам сдался.

– Не надо так, Натаниэль! – взмолилась Мод, поднимая на него взгляд. Горечь, прозвучавшая в его голосе, настолько ее поразила, что она перестала плакать. – Ты говоришь так, словно ненавидишь нас.

Натаниэль пару секунд буравил ее взглядом, но затем его лицо смягчилось, и он вздохнул:

– Прости, Мод. Не слушай меня. В конце концов, ты ни в чем не виновата.

– Пожалуйста, пообещай, что поедешь. Ты и вправду нужен нам. Нужен мне. Я не получу никакого удовольствия, если тебя с нами не будет. – Лишь сделав такое признание, Мод поняла, что так оно и есть. Она чувствовала себя лучше, когда Натаниэль был рядом. Почему лучше или в чем лучше, она не могла сказать, просто лучше. Пару секунд Натаниэль молча теребил пальцами край повязки. – Очень болит? – спросила Мод, виновато глядя на перевязанное запястье друга.

– Конечно болит! – огрызнулся тот. Его кожа приобрела землистый оттенок, а глаза на бледном лице лихорадочно блестели. – Извини, – добавил он.

– Может, тебе лучше лечь?

Натаниэль кивнул и не стал протестовать, когда она подставила ему свое плечо, помогая подняться с кресла. Если бы он навалился на нее всем весом, она бы упала, но он этого не сделал. Сквозь ткань платья Мод ощутила тепло его здоровой руки. Она взяла его ладонь в свою и увидела пятна чернил на пальцах. Ногти были подстрижены очень коротко, а на костяшках виднелись еле заметные красные ссадины, которые могли возникнуть из-за падения или отчего-то еще. Запах его казался очень знакомым, одновременно и успокаивающим, и бодрящим.

Неделю спустя, несмотря на то что больная рука Натаниэля висела на перевязи и садиться в седло он мог лишь с камня или с деревянной подставки, его сочли достаточно здоровым для путешествия верхом. Они проехали в экипажах по дороге, идущей вдоль побережья, до начала караванной тропы, ведущей на юг через пустыню в оазис Сива. Это был путь Александра Македонского[74]74
  По сообщениям античных авторов, перед завоеванием Персии Александр Македонский посетил Сиву, где оракул объявил о его божественной природе и назвал законным правителем Египта.


[Закрыть]. Он его преодолел, чтобы задать вопросы оракулу Амона, – Мод прочитала об этом все, что только сумела найти, и в значительной степени именно из-за ее неоднократных просьб, которые Антуанетта называла «докукой», они и решили выбрать именно этот маршрут. Он проходил по наезженной тропе, и хотя дорога шла грунтовая, на ней не ожидалось ни высоких дюн, ни сыпучих песков, так что они могли обойтись лошадьми и вьючными мулами вместо того, чтобы нанимать верблюдов. Мод нравилась идея с верблюдами, поэтому она даже немного расстроилась, но только слегка. Ничто не могло умалить ее восторга от путешествия, тем более что Натаниэль в конце концов поехал с ними. Она едва не забыла помахать рукой матери, которая оставалась в каирской гостинице «одна» со своими новыми друзьями и тридцатью слугами, готовыми исполнять все ее желания. Планировалось, что переход в Сиву от побережья займет неделю. Потом предполагались пятидневный отдых в оазисе и обратное путешествие по тому же маршруту. Как Мод ни канючила, она не смогла убедить отца отправиться назад длинным путем, идущим через пустыню на восток, прямо в Каир. В последующие дни путешествия у них выработался постоянный распорядок. В шесть они просыпались в палатках – свою Мод делила с отцом. Их будили слуги, приносившие им по чашке горячего кофе. К семи, умывшись, причесавшись и одевшись, они уже успевали съесть приготовленный для них завтрак – свежие лепешки, яйца и сыр, за которыми следовали еще одна чашка кофе и финики. Они помогали взнуздать лошадей и паковали свои личные вещи в седельные сумы, в то время как слуги разбирали палатки, складывали походные кровати, столы и стулья, сворачивали одеяла, а потом грузили их на вьючных животных. К восьми их маленький караван был готов отправиться в путь. Вскоре их одежду, волосы и кожу покрывала пыль. Мод страдала от ночного холода, когда она изо всех сил пыталась согреться, чтобы уснуть, но была совершенно, абсолютно счастлива. Мод чувствовала необъятность пустыни и неба, видела, как весеннее солнце изменяет цвет песка на протяжении всего дня. Она не скучала по дому, или по матери, или по комфорту Марш-Хауса. Она не скучала по Джону, и даже общество Фрэнсиса не могло испортить ей настроение. Она не слышала тиканья часов, этого знака удушающего течения времени, которое смолкло совсем.

Они ехали, делая перерывы на ланч и пятичасовой чай, и останавливались примерно за час до заката. Находили подходящее место для лагеря, и слуги опять начинали разбивать палатки. Однажды днем, когда остальные заканчивали ланч, Мод решила проехать немного вперед. Лошади у них были вьючные, привыкшие к распорядку и не ждавшие, что их заставят от него отступиться. Поэтому ей пришлось дать лошади шенкелей, чтобы заставить ее скакать вперед, оставив остальных. В конце концов Мод оказалась на достаточно большом расстоянии от занятых едой людей, чтобы не слышать их голосов и позвякивания кофейника. Она поехала дальше по тропе, вверх по пологому склону, потом через глубокую каменистую лощину, затем вверх по другому подъему, на котором остановилась. И тут ее окружила полная тишина, и она почувствовала удивительную отстраненность от самой себя. Ей потребовалось несколько минут, чтобы разобраться в своих ощущениях.

Не было и намека на ветер. Лошадь стояла смирно, не фыркала. Собственное дыхание было тихим, почти неслышным. И в окружающем мире царила совершенная, абсолютная тишина. В этот самый момент Мод поняла, что никогда раньше не слышала тишины. Всегда где-то тикали часы, ходили слуги, раздавались голоса. На улице завывал ветер или стучал дождь, дом поскрипывал от тепла или холода. Всегда присутствовало что-то, хотя бы чуть слышное. Этот мир был совершенно иной. Мод сидела в седле ошеломленная и слушала. Постепенно на нее снизошло осознание огромности земли, ее невероятной древности. Мод поняла, как ничтожна, как скоротечна ее жизнь. Вокруг царила красота и не было места унынию. Совсем наоборот – Мод наконец почувствовала, что знает, кто она, знает свое место, пребывая в полном согласии с собой и с миром. Она чувствовала, что может отправиться куда угодно и делать все, что угодно. Ощущала вращение Земли – мерное, постоянное, бесконечное. Тишина походила на магическое заклинание. Казалось, она обещает вечность, в течение которой можно сделать все, что ни пожелаешь. Мод сидела на своей лошади и впитывала тишину, начинала любить ее. Когда она услышала, что спутники приближаются, тишина ускользнула, исчезнув, как тающая снежинка, и Мод сразу поняла, что станет искать ее снова. Что она будет искать ее всегда.

Они приехали в Сиву на восьмой день путешествия через пустыню, в точности как планировали. Они разминали мышцы, одеревеневшие от долгого пребывания в седле, выковыривали песок из-под воротников и манжет и громогласно заявляли о своем желании поскорей добраться до бани и удобных кресел.

– Мне до смерти хочется курить, – с нарочито скучающим видом заявил Фрэнсис, предусмотрительно удостоверившись, что отец находится далеко и не может его услышать. Натаниэль перехватил взгляд Мод, и та, не удержавшись, расхохоталась. – В чем дело? – подозрительно проговорил Фрэнсис. – Я просто радуюсь, что мы наконец приехали. Даже ты, Малявка, не можешь не признать, что пустыня жутко однообразна и быстро начинает наводить скуку.

– Думаю, тебе следует открыть глаза, Фрэнк, – возразил ему Натаниэль, и Фрэнсис нахмурился.

– Что ж, по крайней мере, тебе удалось сюда добраться, не свалившись с лошади снова, – съязвил он.

Они провели следующие несколько дней, исследуя оазис пешком. Посетили древний город Агурми[75]75
  Агурми – древний глинобитный город, который до 1203 г. был столицей оазиса Сива. Почему жители покинули свою столицу и построили новую – неизвестно. В Агурми находится знаменитый храм Оракула (другое название – храм Амона), построенный в 500-х гг. до н. э.


[Закрыть], ныне заброшенный, и новый город Сива, возникший к югу от него. Полюбовались большими солеными озерами с их загадочными островами. Видели рощи финиковых пальм, оливковых деревьев, фруктовые сады и пастухов, пасущих коз. Мод всюду ходила по пятам за отцом, делала пометки и зарисовки в блокноте, составляла планы местности и терпеливо позировала Элиасу, которому требовалось немало времени, чтобы достать и настроить фотоаппарат, а потом снять ее на фоне красивых видов и старинных построек. У Фрэнсиса случилось расстройство желудка, и весь третий день пребывания в оазисе он только и делал, что бегал в уборную. Мод старалась пробудить в себе сочувствие к брату, но не очень преуспела. На пятое и последнее утро в Сиве она проснулась рано и оделась. Потом взяла на кухне горсть фиников, выпила воды и так тихо, как только могла, выскользнула в пепельно-серую предрассветную мглу. Воздух был холоден, неподвижен и лишен запахов. Мод оставила позади новый город и начала пробираться по изгибистым и усеянным камнями улицам Агурми. Остатки его стен и башен вырисовывались на фоне неба, словно белесые деревья мертвого леса. Через завалы вились несколько тропинок, по всей видимости безопасных, так как для змей и скорпионов было еще слишком рано. Город будто карабкался вверх по склону, чтобы остановиться у подножия полосатой скалы с плоский вершиной, выросшей из земли, словно причудливый гриб. Вокруг нее шел длинный и узкий выступ, и Мод осторожно взобралась на него. Камень под ногами казался рыхлым, коварным. Он крошился и сыпался, и ей стало интересно, насколько широким был когда-то этот уступ и как долго он просуществует, пока ветры пустыни не уничтожат его совершенно. Мод стала медленно продвигаться вперед, разведя руки для равновесия. Ее сердце замирало при одной мысли о том, что она может поскользнуться и упасть. Она планировала добраться до северо-восточной стороны скалы, чтобы насладиться тишиной и полюбоваться восходом солнца. Обогнув острый край скалы, она приблизилась к месту, где собиралась присесть, но, вздрогнув, остановилась. Ее место уже было занято. Там кто-то устроился – именно так, как собиралась она, прислонившись спиной к скале и поджав колени. Секундой позже она узнала Натаниэля.

Мод улыбнулась и примостилась рядом. Ей хотелось сказать: разве не странное совпадение, что нам обоим пришла в голову мысль выбрать одно и то же место, чтобы полюбоваться восходом? Ей хотелось сказать: слышишь ли ты тишину? Разве не прекрасно это первозданное безмолвие? Ей хотелось сказать: я бы осталась здесь навсегда, но в то же время мне не терпится двинуться дальше, меня влекут путешествия, новые прекрасные места. Ей хотелось сказать все это, но она не вымолвила ни слова. Натаниэль посмотрел на нее без удивления, без враждебности. Он пододвинулся, чтобы освободить ей больше места в самой широкой части уступа, и они молча стали смотреть, как небо меняет цвет. Он изменился сперва с серого на холодный зеленовато-бирюзовый, потом почти на белый – прежде чем стать золотым, потом красным и, наконец, оранжевым, когда солнце выплыло на небосклон. Они одновременно подняли козырьком руки и заслонили глаза. Поднявшийся легкий ветерок гудел в ушах, и из Сивы доносились тихие звуки пробуждающейся жизни. Безмолвие пустыни не могло длиться дольше так близко от цивилизации. Но все равно восход казался долгим, спокойным, почти безупречным. И Мод поняла, что в целом мире нет никого, кто смог бы понять и разделить с ней ее восхищение так, как это сумел сделать Натаниэль.

Когда солнце поднялось над горизонтом на целую пядь, Натаниэль глубоко вздохнул.

– Пожалуй, нам пора спускаться, – сказал юноша, подпер подбородок ладонью здоровой руки и с легкой улыбкой взглянул на Мод. – Не это ли настоящая жизнь? – проговорил он. – Вот так все и должно быть.

– Да, – без промедления отозвалась она, чувствуя, как ей приоткрылась какая-то необычайно важная истина, какая-то огромная правда. Она словно парила в воздухе неподалеку, пока еще за пределами ее понимания, но уже совсем близко. Только протяни руку, и ты сумеешь до нее дотянуться. Но чем усердней Мод старалась ухватить это ускользающее нечто, тем неуловимей оно становилось. – Да, – просто повторила она.

Натаниэль подал ей здоровую руку, чтобы помочь подняться на ноги. Они смахнули пыль с одежды и без лишних слов стали осторожно спускаться. С этих пор то, что с самого рождения составляло ее мир – со всеми его правилами, такой знакомый и безопасный, – начало казаться ей по-детски наивным, удушающим, неразрывно связанным с отвратительным тиканьем часов. Мод поняла, что в ту секунду, когда покинет пустыню, она начнет ждать, когда снова вернется туда.

Маскат и Матрах, 1958 год, ноябрь

За ужином Джоан сидела напротив человека с растрепанной светлой шевелюрой, давно требовавшей стрижки. Девушка полагала, что правила в армии на этот счет довольно строгие – волосы у Даниэля и других британских офицеров, которых она видела в Бейт-аль-Фаладже, были очень короткие. Ей нравилось видеть нежную полоску белой кожи вокруг всей линии волос, где только что прошлась машинка, за ушами и на затылке. Эта полоска напоминала о временах, когда Даниэль был маленьким и она мыла ему голову теплой водой из кувшина над кухонной раковиной, у которой они вместе стояли на табуретках. Ее визави зачесал волосы назад, но отдельные пряди все равно свешивались на лоб. Он был высоким и крепким, взгляд его карих глаз блуждал по столовой, словно в поисках выхода. Затем он, казалось, пришел к какому-то решению, расслабился и с улыбкой поглядел на Джоан, после чего протянул ей руку:

– Здравствуйте, нас не представили во время джина с лаймом. Капитан Чарли Эллиот.

– Джоан Сибрук, – ответила девушка. – Вы, должно быть, один из новоприбывших. – Она потеряла нить разговора в тот момент, когда Роберт говорил о пополнении. Она все время думала о Мод и ее секретах, то и дело возвращаясь мыслями к услуге, которую она согласилась оказать.

– Вы правы. Мы здесь всего несколько дней. Думали, отправляемся на войну, а вместо этого очутились тут, – сказал он, приветливо улыбаясь. – Обедаем в высшем обществе в этом великолепном дворце. – Он слегка приподнял свой бокал, глядя на нее, а потом сделал большой глоток.

Джоан неуверенно улыбнулась:

– Насчет высшего общества – это вы хватили. Я, во всяком случае, к нему не принадлежу. Я археолог. Вернее, надеюсь им стать. А на самом деле я здесь, чтобы повидаться с братом, лейтенантом Сибруком. – Она посмотрела на дальний конец стола, где сидел Даниэль, беседуя с Мэриан и дородным мужчиной, которого Джоан не знала. Рядом с ним Даниэль казался совсем худым и напоминал поджарого волка.

Они сидели в столовой представительства – длинном помещении с затейливо выложенным плиткой полом и высокими окнами, выходящими на море. От электрических ламп над головой здесь было слишком жарко и слишком светло. Отсутствие теней делало лица плоскими. За спиной светловолосого офицера было открытое окно, через которое Джоан могла видеть форт Джалали. В нем над воротами, выходящими в сторону гавани, горел один-единственный фонарь, освещающий вырубленные в скале узкие каменные ступени, взбегающие наверх от небольшой дамбы. Их крутизна казалась пугающей. Подняться по ним, оставшись незамеченной, было практически невозможно. Джоан смотрела на них и думала о том, на что согласилась. Она ощущала нечто среднее между энтузиазмом и паникой, и от этого ее пробирала дрожь. Есть не хотелось, она сделала глоток вина и попыталась отвести взгляд от форта. Но через некоторое время у девушки появилось чувство, будто форт наблюдает за ней.

– Как давно вы здесь? – спросил ее Чарли.

– Около десяти дней. По правде сказать, достаточно для того, чтобы осмотреться. Повидать Даниэля и тех, с кем давно хотела встретиться. Но недостаточно для того, чтобы выбраться за пределы города, если не считать военную базу.

– А разве это не все, что доступно здесь для иностранцев? – заметил он.

– Все. Во всяком случае, так мне сказали.

– Судя по вашему тону, вы не из тех, кто легко мирится с тем, что ему говорят, – произнес он, улыбаясь.

Джоан пожала плечами:

– Может, и так, но выбор у меня невелик. Так что приходится мириться. В пустыне рядом с Низвой, по другую сторону гор, есть старый замок, который я очень хотела осмотреть. Но видимо, попасть туда сейчас нет никакой возможности. Разве что вам удастся взять горы штурмом и закончить войну в ближайшие две недели. Вот так-то. А вы откуда приехали? Вы такой загорелый. Впрочем, это, похоже, обычное дело для десантников, или как вы правильно называетесь?

– Специальная авиадесантная служба[76]76
  Специальная авиадесантная служба (САС) – специальное подразделение Вооруженных сил Великобритании, образованное в 1950 г. Занимается разведкой, участвует в спецоперациях и прямых вооруженных столкновениях.


[Закрыть]. Короче, САС. Так проще говорить и запоминать. Нас только что перебросили из Малайи.

– Вот уж действительно смена обстановки!

– Да, здешние места совсем не похожи на джунгли, – согласился он. – По правде говоря, пейзаж довольно унылый. Между нами, я очень надеюсь, что мы быстро покончим с этой горсткой мятежников. Это не должно быть слишком сложной задачей. Я слышал, это простые крестьяне и у них на вооружении только ослы и старинные винтовки Мартини-Генри[77]77
  Винтовка Мартини-Генри была поставлена на вооружение английской армии в 1871 г., имела калибр 11,43 мм, скорострельность 10 выстрелов в минуту и дальность прицельного выстрела 1188 м.


[Закрыть]. Они, скорее всего, даже не поймут, чтó их накроет. Так что не теряйте надежды увидеть тот замок, мисс Сибрук.

Джоан посмотрела на Чарли Эллиота. Он сидел, положив локти на стол, ссутулившись, но за этой внешней расслабленностью угадывалась привычная собранность. Он оторвал кусок лепешки прежде, чем подали остальные блюда, и стал его жевать, так явно пренебрегая требованиями этикета, что Джоан сочла это рисовкой. Руки у него были сильные, покрытые шрамами. Манжеты рубашки он оставил расстегнутыми, хотя галстук выглядел безупречно. Капитан чем-то походил на дерзкого школьника, не боящегося вести себя вызывающе, добиваться внимания и смотреть на мир, задорно вздернув бровь. Когда офицер взглянул на Джоан, в его глазах она увидела ум и веселые искорки, решив, что он просто развлекается. Возможно, немного ее разыгрывая. Молодой человек, сидящий слева от Джоан, хмыкнул, услышав слова Чарли, и покачал головой.

– Никогда не стоит недооценивать врага, – произнес он серьезно. – Это может плохо кончиться.

У этого офицера было тонкое лицо с суровым выражением глаз. На лбу и между бровями пролегали глубокие морщины, как будто он постоянно хмурился. Он походил на человека, который никогда не смеется. Чарли театрально вздохнул.

– Джоан, вы еще не знакомы с Уолтером Коксом? – спросил он. – Также известным как Улыба.

– Очень приятно, Уолтер, – проговорила Джоан. Вино, выпитое на голодный желудок, быстро оказывало действие, и она развеселилась. Уолтер серьезно склонил голову и пожал ей руку. – А какое прозвище у него? – спросила девушка, кивнув в сторону Чарли Эллиота.

– О, на самом деле ему прозвище ни к чему, – сказал Уолтер, как-то странно взглянув на Чарли. – Но мы иногда называем его Папочка.

Чарли улыбнулся, отчего на правой щеке появилась ямочка, придавшая лицу ребячливое выражение, хотя, на взгляд Джоан, бравому десантнику было немного за тридцать.

Даниэль рассказывал ей, что недавно созданная САС – это подразделение особого назначения. Полковник Сингер вызвал группу, составленную из бойцов, прошедших специальную подготовку, чтобы справиться с патовой ситуацией, сложившейся вокруг Зеленой Горы. Брат на мгновение задумался, а потом добавил: «Я и вправду никогда еще не видел ничего подобного. Это самые хладнокровные и высокопрофессиональные убийцы, с которыми я когда-либо сталкивался». Джоан было трудно соотнести бледнолицего Уолтера и дерзкого Чарли с такой характеристикой. Но вообще-то, ей было нелегко представить себе и Даниэля в роли убийцы, а ведь и ему доводилось отправлять людей на тот свет, она это знала. Если не в Омане, то в других горячих точках. Взять на мушку, прицелиться, выстрелить. Это было легче принять, когда он называл их мишенями или врагами, но все равно они были людьми. Взрослыми и почти мальчиками. Многим из них, вероятно, было меньше лет, чем Джоан сейчас. Все это превышало ее понимание, поэтому она обычно даже не делала попыток разобраться, а просто старалась выбросить из головы ненужные мысли. Но это удавалось не всегда, и ее охватывало тревожное чувство, что ее представления не совсем верны. А точней, что они совсем не верны, и особенно это относится к мужчинам, включая брата.

– Не слушайте Улыбу, – сказал Чарли, когда на столе появились кушанья. – Он судит о войне слишком серьезно, как и обо всем остальном. Лично я предпочитаю шутить.

– Так кто лучше к ней подготовлен? – спросила Джоан.

– О, мы оба, можете не беспокоиться. Это только вопрос личных качеств, – заметил Чарли.

– Значит, когда дело доходит до реальных боев, вы так же серьезны, как Уолтер?

– Конечно, – ответил он и снова улыбнулся. – Убийственно серьезен.

Какое-то время Джоан болтала с дамой, сидящей справа от нее, женой одного из старших офицеров Маскатского полка[78]78
  Маскатский полк – в описываемый период был сформирован на основе султанской дворцовой гвардии; традиционно формировался из белуджей с пакистанских территорий султаната и уроженцев Сохара, порта на севере страны.


[Закрыть], обсуждая ужасное воздействие жесткой оманской воды на кожу и волосы и отвечая на вопрос, видела ли она «Жижи»[79]79
  «Жижи» (англ. Gigi) – музыкальный фильм, снятый по одноименной пьесе Аниты Лус, которая была написана по мотивам романа Сидони Колетт «Жижи». Премьера состоялась 15 мая 1958 г. Действие происходит в Париже в начале XX в.


[Закрыть] в кино перед отъездом из Англии. И все это время она слышала басок Чарли Эллиота, звучащий в ее конце стола чуть громче остальных голосов, а его чересчур громкий смех разносился по всему залу, то и дело прорываясь сквозь общий гомон. Девушка украдкой взглянула на него во время очередного такого приступа веселья: он откинулся на спинку стула, уткнул подбородок в грудь и, закрыв глаза, раскатисто хохотал. Она обвела глазами гостей и поймала взгляд Рори с дальнего конца стола, слегка поведя глазами в ответ. Рори посмотрел на нее вопросительно и чуть улыбнулся.

– Итак, мисс Сибрук, расскажите мне про этого вашего друга в Маскате, – внезапно попросил Чарли, и Джоан понадеялась, что он не заметил ее насмешливого выражения.

– Друга?

– Да, вы упомянули, что приехали с кем-то повидаться…

– Ах да, конечно. Ну, она не то чтобы друг. Во всяком случае, пока. Она, скорее, мой кумир. Вы, наверное, никогда о ней даже не слышали, но в начале двадцатого века Мод Викери стала одной из первых великих исследовательниц Аравии. Или, если хотите, великих исследователей, потому что пол здесь не имеет никакого значения, и… – Она осеклась, задетая тем, что Чарли снова ухмыльнулся, а в его глазах заплясали смешинки. – Разве я сказала что-то забавное, капитан Эллиот?

– Нет. Ну, может, только случайно, – ответил он и, облокотившись, наклонился вперед. – Видите ли, мой отец Натаниэль Эллиот. Так что о Мод Викери я наслышан.

– Натаниэль Эллиот? Неужели тот самый Натаниэль Эллиот? – переспросила она, не скрывая изумления.

– Тот самый.

– Вот почему мы называем его Папочкой, – сказал сидящий рядом Уолтер. – Ни один разговор не обходится без упоминания отца. – Джоан не отрываясь смотрела на Чарли в течение нескольких секунд, испытывая точно такое же чувство нереальности происходящего, как в тот раз, когда впервые увидела Мод. – О, пожалуйста, если его встретите, не поклоняйтесь ему, как герою, – жалобно попросил Уолтер. – А то Папочка, станет совершенно невыносим.

Джоан закрыла открывшийся было рот.

– Значит, вы о нем слышали? – произнес Чарли уже более серьезно.

– Да, конечно! Это и вправду совершенно удивительно… – сказала Джоан. – И не фантастическое ли совпадение, что я повстречала вас здесь сразу после знакомства с мисс Викери? Ведь мы только вчера беседовали с ней о вашем отце. Разве не странно?

– Не думаю, чтобы она могла поведать об отце много хорошего. Но он славный чудак, что бы о нем ни говорили. Это действительно так.

– Мне очень хотелось услышать о нем больше, поскольку они одно время были очень близки. Но она, кажется, вообще не хочет о нем ничего говорить.

– Эта женщина ревнует к его победе, вот в чем беда. Просто не может смириться с тем, что он одержал над ней верх тогда, в пустыне. Понимаете, они превратили переход через нее в нечто вроде состязания. И он его выиграл, все очень просто. Я сомневаюсь, что ей вообще удалось бы дойти до конца, если бы не следы отца, по которым она шла. Она должна быть счастлива, что осталась жива. На такой подвиг, а это, без сомнения, подвиг, способен не каждый мужчина, а тем более женщина.

– Да, тем более женщина, – сухо повторила Джоан. – Вашему отцу только что исполнилось восемьдесят, я не ошиблась?

– Я пропустил его день рождения, – кивнув, посетовал Чарли. – Надеюсь, он все же меня простит. Долг службы оказался сильнее.

– Вы его младший?

– Да. Нас было шестеро. Пять мальчиков и одна сестра. – Он посмотрел в сторону, обведя зал взглядом, точно так же, как сделал это, когда они заняли свои места. Высматривая выход. – Из нас осталось только двое. Джемайма и я. Моим родителям чертовски повезло, что мы выжили.

– О, мне так жаль. Это ужасно! – посочувствовала Джоан и сразу вспомнила рев самолета в летнем небе, а потом директрису, рыдающую во время пения псалмов.

Чарли, ничего не говоря, забарабанил пальцами по столу и заерзал на стуле. Его глаза продолжали все так же блуждать по столовой, и Джоан, повернувшись к Уолтеру, принялась расспрашивать того о семье, учебе, увлечениях, о чем угодно, лишь бы избавить Чарли от их докучливых взглядом и дать ему прийти в себя.

После обеда мужчины уединились в одной комнате, женщины в другой[80]80
  В Англии после званого обеда мужчины и женщины расходились по разным комнатам. Мужчины курили и пили крепленый херес, а женщины пили кофе и ели сласти. Разговоры соответственно тоже делились на мужские и женские.


[Закрыть], как это делалось, наверно, еще лет сто назад. Остались только три дамы; Джоан немного посидела с ними на галерее. Они беседовали о доме, о детях, Джоан изредка вставляла словечко-другое.

– Послушайте, вы знакомы с капитаном Эллиотом? – закинула удочку Джоан, когда подвернулась такая возможность. – Вы знаете, кто его отец?

– Да, этот старик, он знаменитый исследователь. Я познакомилась с ним в Лондоне много лет назад на каком-то мероприятии в Министерстве иностранных дел. Очень обаятелен. Немного не от мира сего, но совершенно прелестен. И сын его чертовски красив, – сказала офицерская жена, сидевшая за обеденным столом рядом с Джоан.

– Вы о юноше, который сидел напротив Джоан? Да, очень мил, – согласилась Мэриан.

– Он не такой уж и юноша, – возразила Джоан.

– Дорогая, когда вы будете в нашем возрасте… – неопределенно улыбнулась Мэриан. – Я слышала, он отлично ладит с дамами. Я бы на твоем месте, Джоан, вела себя с ним поосторожней.

– Мне нечего опасаться, ведь со мной Рори, – ответила девушка.

Улыбка Мэриан чуть-чуть померкла, но потом она кивнула и произнесла, отведя взгляд:

– Конечно. С моей стороны глупо такое говорить.

И дамы вернулись к темам, мало заботившим Джоан. Она посидела еще некоторое время, прихлебывая кофе и глядя мимо собеседниц на согбенную громаду форта Джалали, после чего решила, что с нее хватит, извинилась и ушла.

Испытывая смутное беспокойство, она спустилась к нижнему залу, где воздух был наполнен сигаретным дымом и гулом мужских голосов. Джоан через дверной проем заглянула в помещение из темноты коридора. Роберт, полковник Сингер и командир САС, подполковник Берк-Бромли, изо всех сил пытались вести серьезный разговор на фоне общего веселья. Уолтер молча сидел в самом конце дивана, в ближнем углу которого сидели бок о бок Рори с Даниэлем и тихо беседовали. Сердце у Джоан едва не выпрыгнуло из груди, когда она увидела их вместе. Этим вечером они, по ее наблюдениям, еще не общались, и у нее появилось опасение, что они так и не помирились после недавней ссоры.

Джоан собиралась обсудить это с Даниэлем, но ей не удалось поговорить с ним наедине. Ей хотелось войти и подсесть к ним, но она понимала, что делать этого не стоит, и чувствовала себя ребенком, которому запрещено присоединиться к взрослым. Она наблюдала за ними в течение минуты или двух в надежде поймать взгляд Рори или Даниэля и вызвать одного из них для разговора, но у нее ничего не получилось. Девушка уже готова была сдаться и пойти в свою комнату, когда раздавшийся позади нее голос заставил ее вздрогнуть.

– Итак, за кем мы шпионим? – Это был Чарли Эллиот. Он произнес эти слова, приблизив рот к ее уху чуть ли не вплотную. Она сделала шаг назад и наступила ему на ногу. – Ой! – вскрикнул он. – Смотрите, куда идете!

– Извините! Право, я нечаянно. А вы не должны ко мне так подкрадываться, – проговорила она.

Эллиот и на самом деле подошел совершенно беззвучно.

– Я не подкрадываюсь, а хожу, как все.

– А где вы были? Вынюхивали и высматривали?

Она вспомнила его взгляд, блуждавший во время обеда.

– Я был в туалете, если вам так хочется знать, – пожал он плечами.

Свет, льющийся из дверного проема, освещал Чарли справа, и граница света и тени словно делила его лицо на две половины.

– Ох, простите. – Она была рада, что темнота скрывает ее смущение. – Я не шпионила, правда. Я пыталась поймать взгляд Рори, чтобы пожелать ему спокойной ночи. И, честно говоря, почти отчаялась обратить на себя его внимание.

– Но почему бы вам просто не войти и не попрощаться с ним?

– Не могу! Тут столько мужчин… – Она запнулась, чувствуя себя глупо. Ей как-то не верилось, что Чарли Эллиоту знакома застенчивость, и ненавидела себя за то, что до сих пор не сумела побороть в себе эту слабость. Но мысль о том, чтобы пересечь комнату, в которой все взгляды тотчас обратятся в ее сторону, оставалась невыносимой. – Это совсем не важно. Спокойной ночи, – с досадой произнесла она и прошла мимо.

– Подождите, Джоан, – сказал он, нежно ловя ее за руку.

Она взглянула на него сердито – такая фамильярность заставила ее почувствовать себя ребенком.

– В чем дело, капитан Эллиот?

Но ее язвительный тон лишь заставил его улыбнуться еще шире.

– Рори – это вон тот большой кудрявый парень, сидящий на диване?

– Вы угадали.

– Кто он вам? Если вы, конечно, не возражаете, что я об этом спрашиваю.

Чарли отпустил ее руку и теперь стоял спиной к свету, льющемуся из дверного проема. Она залюбовалась его высоким, стройным силуэтом.

– Он мой жених. А почему вы спросили?

– Ваш жених? – Чарли скрестил руки на груди и немного помедлил. – Какая жалость! Подождите здесь, я его к вам пришлю.

С этими словами он повернулся и вошел в комнату.

На следующий день рано утром Джоан отошла от зеркала и стала ждать. Мод осмотрела ее придирчивым взглядом, прищурив глаза.

– Неплохо, – сказала она в итоге. – Побольше черной краски вокруг глаз, и хорошо бы ее размазать. Совсем ни к чему казаться милашкой. Вы должны выглядеть не как кинозвезда, а как служанка-арабка, которая провела на ногах все утро, готовя еду и выполняя грязную работу. – (Джоан была одета в длинную черную абайю[81]81
  Абайя – длинное традиционное арабское женское платье с рукавами, предназначенное для ношения в общественных местах.


[Закрыть], которая закрывала ее всю, от волос до каблуков, и прилегала плотно ко лбу, словно платок монахини. Этот наряд принес Абдулла, перекинув платье через длинную костлявую руку. Его лицо при этом оставалось совершенно бесстрастным. Если старик имел какое-либо мнение о том, что ей предстояло сделать, он держал свои мысли при себе. Наряд довершала черная маска-никаб[82]82
  Никаб – мусульманский женский головной убор, закрывающий лицо, с узкой прорезью для глаз.


[Закрыть], оставлявшая открытыми только глаза. Наблюдая, как оманские женщины занимаются своими делами в этом облачении, она обратила внимание, что их костюм позволяет безнаказанно их рассматривать, не давая им возможности дать понять, что подобное внимание нежелательно. Она сочла эту деталь весьма занятной, учитывая, что костюм явно был создан специально, чтобы уберечь его обладательницу от нескромных взглядов. Она повернулась еще раз взглянуть на себя в зеркале.) – Правда, неудобно? – сказала Мод. – Мне так и не удалось понять, как им удается что-то делать в этой одежде. Но вообще-то, от тех, кто ее носит, многого и не требуется. Вы не увидите девушку-бедуинку, спеленатую подобным образом. У нее слишком много работы.