Текст книги "Девушка из Англии"

Джоан попыталась как-то справиться с этим чувством отчаяния, но ее встреча с Мод Викери вообще пошла не так, как она себе представляла и как надеялась.

– Вы были моей героиней с самого детства, мисс Викери. Я хочу отправиться в пустыню, как это делали вы. В Руб-эль-Хали – в «Пустое Место». В самую большую песчаную пустыню в мире… Я знаю, сейчас она уже не так безлюдна, как раньше, но бóльшая ее часть осталась нетронутой. Я хочу поехать в замок Джабрин[14]14
  Замок Джабрин – построен в 1670 г. как цитадель и летняя резиденция имама Бильяруба бен-Султана – одного из духовных лидеров мусульман и правителя Омана; являлся культурным центром со своей мечетью, религиозной школой и библиотекой; служил резиденцией султанов, славится утонченной архитектурой и росписями. Находится в 40 км от Низвы.


[Закрыть], осмотреть его и, если получится, сделать зарисовки. Я археолог, – возможно, вы знаете из моих писем? Ну почти. На самом деле мне еще не доводилось принимать участие в экспедициях, но у меня есть диплом. Пока что я просто подала заявку на должность в местном музее. Очень незначительную должность, конечно. Работа начинается с нового года. Разумеется, в случае, если меня утвердят, а это непременно должно произойти, если здесь мне удастся заняться исследованиями. И я очень этого хочу… – Она сделала паузу, чтобы перевести дыхание, но Мод смотрела на нее недружелюбно, поэтому девушка придержала язык.

– Прекрасный длинный список желаний, мисс Сибрук. – Мод уставила на Джоан палец с ребристым и потемневшим ногтем. – Но вы ведь еще дитя, как я погляжу.

– Мне почти столько же лет, сколько исполнилось вам, когда вы пересекли пустыню в первый раз. Мне двадцать шесть.

Мод невольно выдохнула:

– Вы кажетесь моложе. Но как бы то ни было, я боюсь, что это пустые фантазии. Вы хотите пойти по моим стопам, но что хорошего это вам принесет? Пустыня – это не исследование. И не приключение. А вам, я думаю, хочется приключений? Вы должны найти собственный путь – вы должны его найти, и совершенно самостоятельно. Сами всего добиться. Султан Саид пересек «Пустое Место» несколько лет назад – на автомобиле. Там больше не осталось тайн. – В ее словах прозвучала горечь. Она наклонилась вперед, медленно, пристально глядя на собеседницу, дрожа от прилагаемого при этом усилия. – Вы должны быть первой. Иначе дело того не стоит.

– Но суть же не в этом! Вы не были первой, кто пересек Руб-эль-Хали. До вас это удавалось и другим, но то, что вы сделали, до сих пор имеет значение. Пустыня огромна… И замок Джабрин еще не исследовал никто из европейцев, а тем более археологов. Даже на картах его местоположение обозначено не вполне точно. Но вы побывали там, правда? Вы его видели?

– Развалины, где кишат змеи, – махнула рукой Мод и похлопала по своей одежде, словно что-то ища. Она хмурилась и была возбуждена. – Замок даже не так стар, как вы думаете. Ему всего несколько сот лет. И найти его не составляет труда. Езжайте на Бахлу[15]15
  Бахла – один из древнейших королевских городов Омана; расположен в регионе Эд-Дахилия у подножия гор Джебель-Ахдар.


[Закрыть], а затем поверните налево.

– Но ходят слухи, что там спрятаны величайшие сокровища…

– Не глупите. Ни один араб никогда не бросит свои сокровища. Вы слишком легковерны. Можно подумать, что вы из семьи бедуинов. Это они вечно одержимы идеей найти клад. Россказни о том, что люди пустыни ценят воду, а не золото, – это сплошные враки. Они ценят воду, гостеприимство, пастбища для скота, оружие и золото, вот что они ценят. – Перечисляя, она загибала пальцы. – Там нет спрятанных сокровищ, мисс Сибрук.

– Но разве это место само по себе не сокровище?

– А как вы рассчитываете туда добраться? Иностранцам не разрешают ездить на восток от представительства в Маскате или за пределы города, в горы, не говоря уже о пустыне… Так было всегда. Султан Саид очень скрытный человек, и эта скрытность распространяется на всю его страну. И поправьте меня, если я ошибаюсь, но разве сейчас не идет что-то вроде войны?[16]16
  Имеется в виду конфликт с автономным имаматом, существовавшим во внутренних районах страны, возникший в 1954 г., когда имам Галиб бен-Али аль-Хинай начал добиваться независимости. Лишь в 1959 г., после вмешательства британских войск, имаму было нанесено окончательное поражение.


[Закрыть] – почти прокричала Мод, хотя Джоан не могла понять, что ее рассердило.

Девушка нервно отхлебнула чая.

– Не такая уж на самом деле и война… – пробормотала она. – Ее и сравнить нельзя с настоящей войной. Например, с мировой. Мистер Гибсон называет ее «мятежом». А потом, все происходит только в горах, разве не так?

Мод на мгновение уставилась на нее, затем снова подалась вперед и наставила на Джоан корявый палец:

– Вы, мисс Сибрук, туристка. Не более того.

Они просидели еще какое-то время, ощущая неловкость, потом подбородок Мод коснулся ее груди. Она молчала, а Джоан была смущена. Явился Абдулла, чтобы унести чайный поднос, и кивнул Джоан.

– Пойдемте, – тихо произнес он с лестничной площадки. – Госпожа не привыкла принимать гостей. Теперь ей нужно отдохнуть.

Джоан с чувством благодарности последовала за стариком. Абдулла выпустил ее из дома, не сказав больше ни слова, но внимательно ее оглядывая. Так или иначе, Джоан чувствовала, что ее оценивают. И ей казалось, что экзамен она провалила. Солнце уже скатилось к горизонту, но небо оставалось светлым, и пушки еще не стреляли. Это была целая церемония, состоящая из беспорядочной пальбы, которая означала, что ночной комендантский час наступил.

Джоан надела шляпу и вскоре дошла до главных ворот, где застенчиво улыбнулась стражам, когда те слегка кивнули ей и произнесли несколько приветственных слов на ломаном английском.

Пройдя еще немного вглубь города, девушка остановилась. Она не получила приглашения еще раз посетить дом Мод Викери. Разочарование, о котором предупреждал Рори, не покидало ее, но она была разочарована скорее собой, чем Мод. Состарившаяся исследовательница пустынь славилась трудным характером – даже в молодости ее часто обвиняли в упрямстве, бестактности, а подчас и в грубости, переходящей границы допустимого. Обо всем этом говорилось в ее трудах, в ее биографиях и в опубликованных письмах. Джоан знала об этом и была готова сражаться, будучи уверена, что победит. Она была убеждена, что Мод сумеет распознать родную душу. Но Джоан не сказала того, что нужно было сказать. Она не покорила Мод своей искренностью. На самом деле она вообще не произвела на нее никакого впечатления. То, что Мод с презрением наклеила на нее ярлык туристки, так больно уязвило потому, что знаменитая путешественница оказалась не слишком далека от истины.

Сгущались сумерки. Грустная и взволнованная, Джоан села на ступеньку и принялась смотреть на прохожих. Они спешили поскорее пройти в город или выйти из него прежде, чем ворота будут заперты на ночь. Оманки арабского происхождения шли в черных одеяниях и никабах. Женщины из белуджей[17]17
  Белуджи – народ, живущий преимущественно в Пакистане и Иране; в Омане проживает 130 тысяч белуджей.


[Закрыть], приехавшие с принадлежащей султану территории в Северном Пакистане, лиц не закрывали и были одеты ярко, напоминая экзотические цветы. В толпе выделялись также лица индийцев, персов и чернокожих рабов, таких как Абдулла. Казалось, в Маскате живет больше чужаков, чем собственно оманцев. Вечер в Омане наступает рано, около шести. Но даже вечернее солнце палило немилосердно, и сорокаградусная жара казалась невыносимой после холодной и дождливой погоды, выдавшейся в тот год в Англии. Рори особенно страдал от местного климата. Со щек не сходил лихорадочный румянец, он то и дело зевал. Зима ему подходила гораздо больше – холодная, ветреная британская зима, тогда его румянец мог сойти за признак здоровья, а не болезненности. Они прибыли в Маскат всего три дня назад: сначала рейс Британской корпорации зарубежных авиалиний[18]18
  Британская корпорация зарубежных авиалиний (БКЗА) – государственная авиакомпания Великобритании, основанная в 1939 г.; существовала до 1974 г.


[Закрыть] в Каир – для Джоан это был первый в жизни полет, – затем стыковочный рейс в Салалу и медленное плавание на пыхтящем пароходике вдоль побережья.

– Ну, я уже не надеялся, что мы доберемся. Ведь ты знаешь, что говорят об этой авиакомпании? Лучше путешествовать на верблюде, чем на ее самолетах.

Джоан помнила этот анекдот, но улыбнулась, чтобы доставить удовольствие жениху. А ей перелет показался просто волшебным. В маленьком иллюминаторе самолета, когда он шел на посадку в Каире, внизу промелькнули пирамиды, и сердце девушки пронзила сладкая дрожь.

Они еще не успели повидаться с братом Джоан, Даниэлем, на военной базе Бейт-аль-Фаладж[19]19
  Бейт-аль-Фаладж – крепость и дворец. С 1958 по 1978 г. в этом форте располагался Генштаб оманской армии.


[Закрыть] в Матрахе[20]20
  Матрах – город в султанате Оман. Входит в состав «большого Маската», располагаясь в его восточной части, на берегу Оманского залива.


[Закрыть], сразу за мысом, недалеко от Маската. Можно было нанять лодку, чтобы добраться туда по воде, или проехать по грунтовой дороге, которая взбиралась вверх по каменистому склону, но в любом случае приходилось ждать, когда Даниэль вернется на базу. Его командир передал им, что брат Джоан в настоящее время находится в одном из внутренних районов, руководя горными разведывательными патрулями. Даниэль объяснил ситуацию с мятежом в письме, посланном сестре, после того, как та написала ему и сообщила, что планирует посетить Маскат. Это была основная, но не единственная причина, по которой он пытался убедить ее отказаться от поездки. В письме говорилось:

Хотя Великобритания в течение длительного времени признавала султана в качестве правителя как Маската, так и Омана, традиционно султан правил Маскатом и побережьем и позволял имаму править «Оманом», то есть внутренними районами – пустынями и горами. Они хорошо ладили в течение многих поколений, но потом речь зашла о нефти в пустыне, и султан начал укреплять там свой суверенитет. Возникла какая-то серьезная заваруха, но небольшая наша поддержка в пятьдесят пятом году заставила имама Галиба отказаться от своих прав. Он скоро вернулся вместе со своим братом Талибом, который спровоцировал его на новый мятеж. Сейчас они отступили и скрываются в горах со всеми своими людьми, и султан не успокоится, пока мы не разгоним их всех. Так что время сейчас тревожное, моя милая Джоан, и не слишком подходящее для того, чтобы приехать сюда на отдых. Боюсь, я даже не смогу увидеться с вами, – наверное, меня не будет на базе. Может, тебе лучше поехать в какое-нибудь другое место? Или приезжайте в следующем году, когда все закончится, если вы непременно хотите здесь побывать.

Мысль о войне напугала Джоан, и письмо брата чуть не заставило отказаться от поездки. Оно пробудило потаенные чувства, которые жили в ней с детства, – чувства малодушного страха и вечной боязливости, какой-то внутренней нервозности, с которыми она не могла совладать. Но когда она написала Роберту Гибсону, старому другу отца, он заверил ее, что ситуация выправилась и теперь едва ли может называться войной, а также что в Маскате все спокойно. Кроме того, Даниэля уж точно не пошлют куда-то далеко от столицы, раз военные действия закончились. И самое главное, Джоан больше некуда было ехать. Рори тоже был очень настроен присоединиться к ней, и, когда они наконец получили официальное разрешение, Джоан не хотела ждать ни дня. Жизнь в Англии после смерти отца превратилась в унылое существование. Боль внезапной утраты, хоть и немного утихла, сменилась постоянными вялостью и грустью, из-за которых она все делала через силу. Поездка в Маскат была единственным, что она могла придумать, чтобы возродиться к жизни, а кроме того, ей отчаянно хотелось увидеть брата.

Тут зарокотали барабаны и раздался пушечный выстрел, за которым прогремел еще один рокочущий залп, похожий на раскат грома, – это эхо орудийной пальбы отразилось от скал. Джоан взяла свой керосиновый фонарь – закон требовал, чтобы после начала комендантского часа все ходили с фонарем, – открыла его дверцу и полезла в сумку за спичками. Ей следовало поскорее вернуться. Женщинам не полагалось находиться вне дома после наступления темноты, даже при наличии предписанного правилами фонаря. Но она помедлила еще немного, прислушиваясь к слабому шипению пламени фонаря в тиши улицы и глядя на видневшиеся в полумраке ворота Маската, чтобы вспомнить, где она находится, и снова воспринять окружающее как чудо. Было просто невероятно, что ее занесло так далеко от дома, в совершенно незнакомое место. Казалось таким странным, что она уехала дальше, чем это когда-либо удавалось ее родителям. Джоан очутилась в месте своей мечты, и она постарается извлечь из этого максимум, даже если ее ожидания придется подкорректировать. Ее отец часто предостерегал против того, чтобы заранее составлять себе представление о человеке или месте. «Подожди и посмотри, с чем ты столкнешься на самом деле. Не подходи ко всему со своей меркой». Она встала, вдохнула теплый воздух, и две белые, почти светящиеся чайки бесшумно проплыли у нее над головой, когда она наконец отправилась домой по вечернему Маскату.

Британское представительство занимало одно из самых больших зданий в Маскате, находящееся на побережье в дальнем восточном конце города, рядом с таможней и пустующим дворцом султана. Султан Саид предпочитал жить в Салале, в нескольких стах миль к юго-западу отсюда. Вот уже несколько лет, как он не приезжал в Маскат. Обширное, светлое и квадратное здание представительства имело два высоких этажа с зубчатым верхом и крытой галереей по всему фасаду. Из отдельно расположенных комнат для гостей, которые были отведены для Джоан и Рори, открывался вид на подковообразную гавань. Ее сверкающие зеленые воды кишели лодками, а крутые скалы, стеной высящиеся вокруг, были испещрены надписями с названиями судов, сделанными на протяжении столетий членами их экипажей. Это султан называл своей гостевой книгой.

Вход в гавань охраняли два форта, построенные в XVII веке вторгшимися в страну португальцами, – Мерани, с которого стреляли сигнальные пушки, и Джалали, в котором была устроена тюрьма. Массивный и неприступный, Джалали высился на служившей ему основанием выступающей из моря скале, как огромный, присосавшийся к ней моллюск, и неясные очертания форта, доступ в который был возможен лишь по одной-единственной вырубленной в камне лестнице, казалось, нависали над представительством. В первую ночь их приезда Джоан стояла у окна, смотрела на несколько огоньков, горящих внутри этого форта, и думала, что те лишь подчеркивали непроглядную темноту вокруг. Ей казалось, что до нее доносятся миазмы человеческих страданий, приносимые ночным ветром. Один из слуг сказал, что иногда можно услышать, как узники звенят там своими цепями.

Когда Джоан подошла к представительству, Юнион Джек[21]21
  Юнион Джек – используемый в качестве национального флага королевский штандарт.


[Закрыть] безвольно свисал с флагштока, но тут с моря подул ветер, он и другие флаги, вывешенные на растяжках, захлопали, издавая звук, напоминающий потрескивание пламени. Джоан подошла к главной двери, и один из слуг впустил ее, отвесив дежурный поклон. Джоан задула фонарь и передала его слуге, после чего сняла шляпу и пробежала пальцами по волосам. Молодой человек уставился на нее, и Джоан одарила его гордой улыбкой. Она не привыкла к тому, чтобы ей помогали слуги, и не знала, как с ними разговаривать.

– Добрый вечер, Амит[22]22
  Амит – мужское имя, популярное на Ближнем Востоке и в Индии.


[Закрыть], – сказала Джоан, постаравшаяся из вежливости запомнить его имя. – Будьте добры, пожалуйста, принесите наверх лимонад. Вас это не затруднит?

– Лимонад, мэм-сагиб[23]23
  Сагиб – господин, хозяин (обращение к иностранцу).


[Закрыть], – эхом отозвался тот, поняв только относящееся к делу слово.

Джоан пересекла холл и поднялась по лестнице. Внутри здания царили полумрак и гулкое эхо. Клерки и секретари, которые занимали офисы в течение дня, печатая и перекладывая бумаги, закончили работу и ушли домой. Остались те немногие, кто здесь жил. Джоан захотелось, чтобы вокруг было побольше шума, заполняющего пространство. Представительство напоминало их дом после смерти отца – было так тихо, что начинало не хватать воздуха.

Спальня Рори находилась в верхней части здания, тогда как комната Джоан располагалась внизу, соседствуя с апартаментами пригласившего их «вазира», что не оставляло никаких шансов на недозволенные визиты после отбоя. Рори на ее стук не отозвался, поэтому она пошла по коридору к маленькой ванной комнате в самом его конце, удостоверилась, что вокруг нет никого, кто бы мог ее увидеть, и постучала.

– Джоан? – донесся через дверь голос Рори, и она вошла.

Он, откинувшись, лежал в ванне. Его глаза были закрыты, темные кудри влажны, а между средним и указательным пальцем левой руки дымилась сигарета. Джоан знала, что вода окажется прохладной, температуры тела: это была попытка справиться с жарой. Если бы принять ванну собралась она, то заперла бы дверь. Рори еще никогда не видел ее раздетой, но ее вид его тела совсем не смущал. Возможно, потому, что ей однажды довелось набирать ему ванну, когда он впервые остался у них дома на ночь, – тогда Рори исполнилось всего одиннадцать. А может, потому, что он вовсе не стеснялся своей наготы, хотя они договорились не спать вместе, пока не поженятся. Голым Рори чувствовал себя совершенно естественно. Они часто шутили по этому поводу, притом что во всех других отношениях он был застенчивым и неуверенным в себе. И ей хотелось тоже свыкнуться с его обнаженным телом.

Джоан подошла к Рори, взяла сигарету, стряхнула пепел в окно, а потом сделала долгую затяжку. Сквозь дым ее жених стал туманным и серым. Ее мать терпеть не могла, когда Джоан курила, и она редко брала сигарету – только когда это было необходимо, чтобы почувствовать себя сильнее и решительнее.

– Не засни и не утони, ладно, дорогой? И не сожги дом, – сказала она и улыбнулась, когда Рори приоткрыл один глаз.

– Я не спал, просто дал отдых глазам и наслаждался, а сжигать я ничего не собираюсь. И как все прошло?

Он повернул к ней голову и забрал сигарету, когда Джоан ее протянула. Она поцеловала его влажный лоб, почувствовав при этом вкус мыла и жесткой ключевой воды Маската. Она вытерла рот тыльной стороной ладони, а не обвела губы языком. Они соблюдали осторожность и пили только кипяченую воду, но очень уж захотелось его поцеловать.

– Как прошло? Непросто…

Она вернулась к окну и облокотилась на подоконник. Небо было розовато-лиловым, и море, казалось, прятало в себе последние осколки света.

– Непросто? Тьфу, это значит – не так, как ты надеялась?

– Да, я полагаю, ты прав.

Джоан разочарованно вздохнула, остро переживая неудачу. Туристка. Она не чувствовала себя готовой сказать Рори, какую презрительную характеристику дала ей Мод.

– И вообще она кажется старше своих лет. Похоже, она была… в некотором замешательстве. А потом уснула.

– Сколько ей?

– Семьдесят шесть. – Джоан знала это точно. Ей было даже известно, что Мод Викери родилась 25 мая 1882 года. Девушка знала, кто ее родители и где ее героиня получила образование. Знала про то, какой диплом та получила в Оксфорде, про ее путешествия и книги. Про все малоизвестные детали жизни. Но не про то, как с ней нужно разговаривать, подумала она с сожалением. Мягкая, тихая печаль вернулась. Джоан принялась кусать ноготь на большом пальце. Это была детская дурная привычка, она всегда так делала, пытаясь найти внутри некую заветную искру. – Ты бы слышал, как она говорит… Такой выговор. Как в высших слоях. Мама бы очень впечатлилась, если б услышала.

– Иди сюда. – Рори встал, вода стекала с него. Он бросил сигарету в ванну, вылез и завернулся в льняное полотенце, обмотав его вокруг бедер. – Подойди и обними меня. Ведь эта история тебя огорчила?

Джоан кивнула, и он обнял ее, прижав щекой к влажным волосам на груди, погрузив в облако своего чудесного запаха. В такой физической близости, пока еще непривычной, даже запретной, удивительно сочетались успокоение и опасность.

– Я все исправлю, – сказала она приглушенным голосом.

– Конечно. – Он приподнял ее подбородок и слегка поцеловал. Скромное, но ласковое прикосновение нераскрытых губ. – У тебя всегда все получается.

– Тебе нужно одеться до коктейля, Рори.

Джоан отвернулась, пока он вытирался, и принялась крутить на пальце обручальное кольцо. Оно принадлежало бабушке Рори – квадратный топаз и два крошечных бриллианта на потертом золотом ободке – и подходило ей идеально, как будто было сделано на заказ.

Пост министра иностранных дел на протяжении многих поколений занимал британец – с тех самых пор, как на рубеже XIX–XX веков были подписаны первые договоры между Англией и султанатом. Задачей этого чиновника, известного как вазир, было направлять султана во всех вопросах внешних связей и торговли, консультировать и советовать, но не распоряжаться. И конечно, от него требовалось держать британское правительство в курсе всего происходящего. Обед подавался в представительстве ровно в восемь, но они собрались в четверть восьмого на галерее второго этажа, где вазир Роберт Гибсон налил им щедрые порции джина с тоником. Галерея представляла собой огромное пространство, где в горшках росли шестифутовые олеандры, утопающие в розовых цветах, и фиолетовые бугенвиллеи ниспадали застывшими потоками с покатой крыши. Отсюда открывался вид на запретную территорию, границу которой никто из них не мог пересечь без особого султанского разрешения: на востоке, за городом, за мысом Рас-аль-Хадд[24]24
  Рас-аль-Хадд (также Рас-аль-Джинс) – мыс в Омане, самая восточная его точка. Разделяет Оманский залив и Аравийское море.


[Закрыть], берег поворачивал на юг и тянулся на сотни миль, до самого Адена[25]25
  Аден – город в Йемене на берегу Аденского залива.


[Закрыть] вблизи пролива Баб-эль-Мандеб[26]26
  Баб-эль-Мандеб (или Эль-Мендеб, «врата скорби») – пролив шириной в 26 км, отделяющий Аравийский полуостров от Африки и соединяющий Красное море с Аденским заливом и вместе с тем с Индийским океаном.


[Закрыть], ведущего в Красное море. Горы и пустыня, сухая пыль. Просоленная морскими ветрами прибрежная равнина, куда каждый год ненадолго приходят муссоны[27]27
  Муссон – ветер, периодически меняющий направление: летом дующий с моря, зимой – с суши.


[Закрыть] и где тогда расцветают цветы и растет трава. Земля с древней душой, такой чужой и странной, что Джоан чувствовала, как алчет ее, глядя на страну, простирающуюся за парапетом галереи. Алчет познать ее и не готова смириться с мыслью, что, возможно, этого никогда не случится. Она взглянула на Рори, который болтал с хозяевами. На нем был летний костюм, волосы зачесаны назад и уложены. Она улыбнулась. Он удивил ее, когда так легко согласился поехать с ней в Аравию. «Аравия? Звучит потрясающе». Он знал, как долго она грезила о том, чтобы совершить подобное путешествие, и какой несбыточной казалась ее мечта до самого последнего момента. Потом они шутили, что медовый месяц обычно бывает после свадьбы, но у них все выйдет по-другому. Рори работал на своего отца. Его семья владела в течение нескольких поколений скромными аукционными залами. Они продавали немодную мебель и неуклюжие серебряные изделия, перекочевавшие к ним из гостиных умерших родственников их клиентов, поэтому молодому человеку было несложно получить отпуск. А Джоан не работала вообще. Ее уволили с должности секретаря в типографии за месяц до поездки за то, что ее неоднократно ловили за чтением книг, когда ей полагалось печатать счета-фактуры. После увольнения они с матерью жили на скудную вдовью пенсию, и одним из возражений Олив против того, чтобы потратить наследство на дальнее путешествие, была дороговизна этой затеи. «Выбросить на какую-то глупость деньги, которых на полгода хватило бы нам двоим и на еду, и на отопление!» Всякий раз вспоминая, как пугали ее мать пришедшие по почте счета, на которых зловещими красными буквами было написано «срочно оплатить», Джоан чувствовала себя виноватой. Прежде всеми семейными финансами заведовал отец. Олив сосредоточенно изучала цифры, словно боясь в чем-нибудь ошибиться, и ее пишущее перо с трепетом парило над чековой книжкой. Но какой бы неблагоразумной ни казалась ее поездка, Джоан знала, что она необходима. Рори как-то раз спросил, чем ее привлекает Аравия. Почему из всех мест в мире, где она не была, ей так хочется побывать именно там. Это было шесть лет назад, еще до того, как у них начался роман. Рори заглянул в их тесную гостиную, чтобы посидеть с Джоан, пока Даниэль переодевался перед вечеринкой. Она читала «Южные ворота Аравии» Фреи Старк[28]28
  Фрея Мадлен Старк (1893–1993) – англо-итальянская путешественница и писательница. Книга «Южные ворота Аравии: путешествие в Хадрамаут» была опубликована в 1936 г. и мгновенно стала бестселлером.


[Закрыть], в то время как злобные порывы ветра бросали в окно капли британского дождя, а в воздухе витали ароматы уксуса и горчицы. На кухне, где мама укупоривала в бутылки чатни[29]29
  Чатни – индийская кисло-сладкая фруктово-овощная приправа, популярная в Англии.


[Закрыть], который они вместе с ней готовили все утро, запах стоял такой резкий, что было трудно дышать. Когда Джоан не работала в школе верховой езды, где помогала ухаживать за лошадьми ради выпадавших иногда на ее долю бесплатных уроков, она все время читала об Аравии. В ее комнате висели портрет Т. Э. Лоуренса[30]30
  Томас Эдвард Лоуренс (Лоуренс Аравийский; 1888–1935) – британский офицер и путешественник, сыгравший большую роль в Великом арабском восстании 1916–1918 гг.; автор мемуаров «Семь столпов мудрости»; считается героем как в Великобритании, так и в ряде арабских стран Ближнего Востока.


[Закрыть] и портреты живущих в пустыне шейхов, найденные в старых книгах, вместо вырезок из журналов с фотографиями Джонни Рэя[31]31
  Джонни Рэй – популярный в 1950-е гг. американский певец.


[Закрыть], которыми были увешаны стены спален у обыкновенных девушек. Но когда Рори спросил ее, почему она так хочет в Аравию, ей пришлось подумать, прежде чем ответить. Все началось, конечно, с отца, который читал ей сказки из «Тысячи и одной ночи», но в этот дождливый день, казалось, ей было легче рассказать Рори об Аладдине. Это был конь, подобного которому Джоан никогда не видела. Она и другие чумазые девчонки, работавшие в конюшне, стояли, разинув рот в благоговейном восторге, когда он с цоканьем вышел из трейлера на двор. Ах, как дрожала от напряжения каждая его мышца и как высоко он взмахивал хвостом, осматриваясь вокруг! Маленькие копытца, казалось, приплясывали на бетонной дорожке. Хозяйка, надменная девушка по имени Аннабель, с самого начала дала понять, что конюшни Бродбрук годятся только на время, пока она не найдет для своей лошади более подходящее место, где меньше колючей проволоки и не валяется шпагат от рулонов с сеном. И где будет не так много луж и малорослых, но кусачих пони.

Аладдин был огненно-гнедой масти. У него были длинная грива и белая полоса на морде, словно высеченной резцом скульптора, а также изогнутые полумесяцем уши, которые почти соприкасались кончиками, когда он их поднимал. Он был, безусловно, самым великолепным созданием, которое Джоан доводилось видеть, и когда Аннабель сказала, что он чистокровный арабский скакун, девушка поняла, что Аравия не должна обмануть ее ожиданий. Она представлялась местом, где можно скакать прямо на мерцающий вдали горизонт, а не плестись рысью кругами по мокрому двору, видя перед собой круп передней лошади. Местом, где кожи касается шелк, а не влажный колючий джемпер. Где нет ни грязи, ни дождя, ни давящего серого неба и сонных предместий. Местом чистым, теплым, красивым, полностью и всецело иным, не таким, как жизнь, которую она вела до сих пор. И только тут Джоан ясно поняла, как сильно ей хочется, чтобы ее жизнь изменилась.

Громкий смех Роберта Гибсона оторвал ее от мыслей о прошлом. По его просьбе Джоан в этот вечер сняла слаксы, которые предпочитала носить, и переоделась в простое льняное платье с зеленым пластиковым поясом. Ее кожаные сандалии с толстым ремешком и пряжкой напоминали ей о школьных годах. Их никак нельзя было назвать элегантными, но мать выбрала их для нее в качестве подарка в дорогу, и она не решилась протестовать. Здесь, в Омане, они, однако, пришлись к месту и выглядели не такими неказистыми. А кроме того, она всегда чувствовала себя школьницей рядом с человеком, которого привыкла называть «дядя Бобби». Роберт Гибсон был крупный мужчина и всегда выглядел безупречно. В его внешности проскальзывало что-то львиное. У него были светло-зеленые глаза и экстравагантные светлые усы, загибающиеся к самым ноздрям широкого носа, который почти не сужался к переносице. Поредевшие и поседевшие волосы он гладко зачесывал назад. Единственная причина, по которой он не стал ее крестным отцом, состояла в том, что Дэвид Сибрук был ярый атеист и вообще не захотел, чтобы Джоан и Даниэля крестили. Роберт имел привычку встать рядом с Джоан, положить огромную ручищу ей на плечи и сжимать их, пока та не чувствовала, что ее суставы вот-вот заскрипят в знак протеста. Он проделал это в тот же вечер, когда они встретились вновь. Самое раннее воспоминание Джоан о нем было связано как раз с такими объятиями и с тем, как она тогда испугалась. Ей исполнилось всего пять лет, а отец только посмеялся над возмущенным выражением ее лица. Если Роберт выпивал до этого три рюмки или больше, он, стиснув ей плечи, выпрямлялся в полный рост, и тогда ноги Джоан отрывались от пола. Такое обращение больше подходило ребенку, чем взрослой девушке, но ей оно все равно нравилось. Ей нравилось думать, что после смерти отца в мире все же сохранилась его частичка. Возможно, что-то осталось в прахе, который мать держала на каминной полке у себя дома, в сентиментальной эбонитовой урне со свечами по обеим сторонам, но там не было его сущности, его души. И потому ей казалось, будто душа эта продолжает жить в его старом друге Роберте и в его грубых объятиях.

Жена Роберта, Мэриан, была высокой и широкоплечей, с волевым лицом, которое портили лошадиные зубы. Она неизменно собирала свои светлые волосы на затылке, перевязав их цветной лентой, красила губы розовой помадой и носила обувь, по практичности ничем не уступающую сандалиям Джоан. Эта почтенная дама всегда вела себя настолько безупречно, что Джоан иногда забывала о ее присутствии. Они взяли наполненные до краев бокалы у Роберта, который передавал их своими огромными ручищами с преувеличенной осторожностью, чтобы не расплескать содержимое, после чего уселись в ротанговые кресла.

– Чин-чин[32]32
  Чин-чин – английский тост (соответствует русскому «За ваше здоровье!»).


[Закрыть], – сказал Роберт, поднимая бокал. За пределами пространства, освещенного слабым электрическим светом, льющимся с галереи, царили темно-синие сумерки, еще не превратившиеся в непроглядную черную темноту. Внизу в гавани море казалось кротким и сонным, и тихий шелест прибоя создавал постоянный фон. Первый глоток джина заставил Джоан слегка вздрогнуть, и ее язык онемел. Затем пить стало легко. Мэриан пила большими глотками, и было видно, как расслабляются ее плечи. – Теперь, Джоан, давай послушаем, какова из себя великая Мод Викери? – спросил Роберт.

– Ну… – Джоан замолчала, прикидывая, что стоит говорить, а что нет. – Она очень миниатюрна. Самая маленькая женщина из всех, какую я когда-либо видела. Раздражительная. И пожалуй, эксцентричная. Но уверена, не менее великая от этого. – Она сделала еще один глоток джина, чтобы заполнить паузу.

– Но это же далеко не все, верно? – Голос Роберта звучал недоверчиво. – Джоан, мы от тебя только и слышали: Мод Викери то, Мод Викери се, с самого дня твоего приезда! А теперь, после встречи с ней, все, что ты можешь сказать, – это что она маленькая и злая? – Он засмеялся.

– Какой у нее дом? – спросила Мэриан.

– Не такой великолепный, каким я его себе представляла… Ну, вообще-то, на самом деле там грязно. – Джоан сделала еще глоток джина. Напиток быстро приникал в ее кровь, согревая и придавая смелости. – У нее есть ручная газель и две салюки, а еще… По правде сказать, там везде было очень много навоза.

– Ах, боже мой, правда? – отозвалась Мэриан. – Конечно, у нее должен быть кто-то, кто убирается в доме. Никто на свете не держит газелей в качестве домашних животных. Разве такое бывает?

– И у нее есть раб, – продолжила Джоан.

– Неужели? – Светлые брови Роберта поднялись. – Ну, рабство здесь не совсем такое, каким мы его себе представляем. Во всяком случае, в наше время. Те рабы, которые здесь еще остались, как правило, родились таковыми и зачастую становятся кем-то вроде членов семьи. Но в следующий раз, когда ты туда пойдешь, скажи тому парню, что стоит ему прийти сюда и коснуться флагштока во дворе представительства, как он станет свободным человеком. Таков закон.

– Что ж, Мод не встает с инвалидного кресла и остановить его вряд ли сможет.

– Ох, бедняжка, – рассеянно проговорила Мэриан.

– Я не знал, что она в таком положении, – сказал Роберт. – Возможно, я должен сообщить об этом султану. Насколько мне известно, в свое время он проявлял к ней интерес. С другой стороны, может, мне и не следует вмешиваться. Эта женщина определенно ценит независимость. Она неизменно отвергала все приглашения отобедать, которые я ей посылал, и все, которые посылал мой предшественник.