Текст книги "Девушка из Англии"

– Но вы и не прóсите меня, – сказала она. – Я предлагаю сама.

На следующий день Джоан и Рори с двумя слугами отправились на набережную, наняли арабскую лодку хури, похожую на каноэ, и прошли на веслах вдоль побережья к большому мысу, где обнаружили среди скал отличный песчаный пляж. На линии прилива его покрывал толстый слой ракушек и мертвых кораллов. Далее вдоль гористого берега тянулись хижины рыбаков, сооруженные из бочек, пальмовых листьев, глины, кирпичей и обломков кораллов. Несколько небольших рыбацких лодок направлялись к берегу, и над ними вились тучи чаек, наполняя воздух мельканием белых крыльев и криками резких, скандальных голосов. Сидящие в лодчонках люди работали слаженно, не обращая внимания на птиц. В углу бухты, где высадились Рори и Джоан, из песка выступали голые высокие скалы, дававшие достаточно тени, чтобы поставить у их подножия складные стулья, и служившие надежным укрытием для Джоан, чтобы купаться и загорать, не приводя в смятение местных жителей. Девушка надела свободные хлопчатобумажные брюки и блузку поверх закрытого купальника и зачесала волосы назад, под платок. Рори прогулялся вдоль скал и нашел место, где можно было нырнуть. Его тело казалось молочно-белым на фоне синих и коричневых красок, царящих вокруг. Вынырнув, он улыбнулся, шумно отфыркался и откинул с лица влажные волосы.

Джоан отплыла немного, а затем пошла по неглубокому дну, щурясь на далекую громаду Джебель-Ахдара. Гора, казалось, мерцала в мареве дня, неудержимо притягивая ее взгляд. Ни один европеец еще не побывал на ее запретной, недоступной для посторонних вершине. И прямо сейчас люди умирали, штурмуя ее. Она спрашивала себя, станет ли Даниэль первым, кто на нее взойдет, или им окажется Чарли Эллиот. Пионеры по долгу службы. Эта мысль вызвала у нее какое-то странное ощущение, и потребовалось некоторое время, прежде чем она поняла, что попросту завидует им. Это было абсурдно. Джоан знала: опасности, с которыми они сталкиваются, реальны и очень серьезны. Но что, если они, достигнув плато, так и не поймут, как удивителен открывшийся взорам мир, какая привилегия выпала на их долю? Или вдруг забудут посмотреть по сторонам, чтобы поразиться окружающему чуду.

Джоан лежала, покачиваясь на волнах. Морское дно под ней то и дело меняло форму, переливаясь всеми оттенками от темно-синего до лазурного. Ее собственные ноги выглядели ярко-белыми на фоне воды, искрящейся солнечным светом. Рори подплыл к ней.

– Роберт говорил, что море здесь усеяно старинными пушками и обломками судов, оставшимися после многочисленных нападений захватчиков. Возможно, нам нужна лишь маска с трубкой для подводного плавания, чтобы ты могла заняться своей археологией, – сказал он. – Или акваланг.

Солнце сверкало на его мокром лице.

– Почему бы нет? Хотя кораблекрушения не мой профиль, – заметила Джоан и поплескалась в воде. – Разве это не блаженство? Как ты думаешь, тут есть акулы?

– Наконец можно почувствовать себя на отдыхе, – отозвался Рори. – И конечно, акулы здесь есть. Но самые страшные из них держатся подальше от берега.

– Небось спросил у Роберта? Трусишка!

– Конечно. Не мог же я рисковать, что мою суженую съест одна из этих зубастых тварей, – парировал Рори, кожа на плечах которого начинала приобретать розовато-коричневый цвет. – И мы могли выбраться сюда гораздо раньше. Всему виной твои визиты к Мод Викери.

– Ну и что? – перешла к обороне Джоан. – Зато мы подружились.

– Немалый подвиг, судя по тому, что мне о ней рассказывал Роберт. Но вообще-то, тебя трудно не полюбить, – заключил Рори.

Он медленно плыл вокруг нее, и время от времени, когда волны плескали Джоан в уши, его голос становился неразличимым. Но девушка не слишком прислушивалась к его словам, она позволила себе немного погордиться тем, что проявила упорство и одержала победу в борьбе за Мод.

Край гавани Маската виднелся из-за выступающего мыса, закрывшего почти весь форт Джалали, так что вдали маячила лишь угловая башня. Джоан вспомнила о заключенном в тюрьму Салиме, страдающем от жажды и кандалов, не знающем, когда снова увидит небо и увидит ли его вообще. Ее так и подмывало сказать Рори, где она была и что сделала. Желание это не покидало ее с тех пор, как она вернулась, она понимала, что рассказать все – значит сделать произошедшее реальным, тогда как оно уже начинало приобретать фантастические очертания сна. Она понимала, что никто не ждал от нее ничего подобного. Никто и подумать не мог, что она станет навлекать на себя беду, нарушать закон, преступать границы дозволенного. Кто угодно, только не малышка Джоан с ее слабыми нервами. Она и сама от себя не ожидала ничего подобного. Желание все рассказать было подобно зудящему волдырю, так и просящему, чтобы его почесали. Но отнюдь не обещание хранить тайну заставляло ее молчать. Джоан останавливало то, что, введи она Рори в курс дела, тот непременно помешал бы ей отправиться в тюрьму снова. Он бы за нее испугался. Осознал весь масштаб опасности, грозящей со стороны заключенных, со стороны охранников и, наконец, со стороны властей, если бы ее поймали с поличным. Она в красках представила себе, как он станет отчитывать Мод, как отправится поговорить с Робертом, с Даниэлем и, возможно, даже с полковником Сингером. Ей виделось, как ее с позором поведут к судну, отплывающему домой. Джоан не знала точно, что произошло бы, расскажи она ему все, но была убеждена, что не сможет тогда снова отправиться в Джалали. А ей этого хотелось. Страх никуда не делся, но теперь она была уверена, что сумеет снова войти и выйти, оставаясь неузнанной. Раз ей это удалось, удастся и снова. Я знала, что сумею это сделать, и сделала. На ее месте Даниэль поступил бы так же. Ни он, ни ее отец не спасовали бы.

Она почувствовала прикосновение влажной кожи Рори.

– И вообще, о чем вы разговариваете? Ты, верно, выслушиваешь бесконечные рассказы о былых днях и боевых шрамах? – спросил он. – Ты каждый раз проводишь у нее по нескольку часов. Дэн, должно быть, считает, что ты о нем позабыла.

– Не говори так! Конечно я о нем помню. Вообще-то, он на службе. Я не могу донимать его все время. Вспомни, ты сам меня поучал. Мы с Мод просто беседуем. У двоих всегда найдется о чем поговорить. – Джоан снова вернулась в вертикальное положение и засеменила по колкому дну. Ей пришло в голову, что именно Рори должен чувствовать себя брошенным. – Но ты ведь не возражаешь, что я к ней хожу, правда?

– Нет. В общем, нет. Просто мне без тебя немного скучно, вот и все. Возможно, если бы ты разок взяла меня к твоей новой приятельнице и познакомила с ней, я не чувствовал бы себя отодвинутым на второй план.

– Я вас познакомлю. Разумеется, познакомлю. Но если бы ты стал навещать Мод вместе со мной, ты заскучал бы еще больше, – сказала Джоан поспешно и удивилась тому, как легко ложь слетела с ее губ. – На самом деле мы просто сплетничаем.

– Вот как? Значит, я теряю не так уж много? – улыбнулся Рори.

И тут было бы так кстати поведать ему о том, как она побывала в форте Джалали. Рассказать, как она сделала что-то удивительное, запретное. Последовала долгая пауза, но Джоан все-таки удалось удержать язык за зубами, и она успокоилась.

– Так и есть. Но я еще раз напомню Мод о том, что ты хочешь с ней познакомиться. Возможно, я даже уговорю ее с нами отобедать. Давай поплаваем, а потом чего-нибудь пожуем. Я проголодалась.

– Предрекаю, что это будут лепешки, – пошутил Рори, и Джоан рассмеялась.

Но пока они плавали в кристально чистой воде, она заметила, что ее давешнее молчание отдалило их друг от друга и между ними возник барьер, которого не было раньше.

Последовали и другие прогулки на хури вдоль побережья – так далеко, как было позволено. К ним добавлялись странствия по улицам Маската и Матраха, где Джоан не пускали ни на базары, ни в мечети. Иногда они отправлялись на короткие экскурсии по окрестностям, во время которых, задыхаясь, взбирались на отвесные скалы, с двух сторон обступившие Маскат, чтобы насладиться видами и посмотреть на тех немногих птиц, которые встречались им на пути, – горлиц и темно-бурых, точно покрытых пылью, степных орлов, а также черно-желтых майн. Воробьи были почти как английские, только меньше и худосочнее, словно специально выведенные для сурового пустынного климата. А один раз они наблюдали за огибающим берег черно-белым стервятником, который поразил их своими размерами и изяществом. Кроме этих вылазок, ей было практически нечего делать между посещениями Мод или Бейт-аль-Фаладжа – разве что сидеть на галерее представительства, писать письма или читать. Джоан с нетерпением ждала каждого визита к Мод. Иногда ее стук в дверь Мод оставался без ответа, и она слышала, как внутри говорят по-арабски – Абдулла и еще один человек. Иногда перед самым ее носом из дома выходил какой-нибудь мужчина с матерчатой сумкой или с пакетом в руках.

Джоан вежливо им кивала, хотя они, как правило, сердито зыркали на нее, а затем подозрительно провожали взглядом. Если Мод не принимала ее утром, она возвращалась днем и каждый раз спрашивала, когда сможет снова отправиться в Джалали. Мод, казалось, ждала какого-то благоприятного момента, хотя и не раскрывала, какого именно. Джоан научилась узнавать шербетово-оранжевый оттенок заката над горами, после которого городские генераторы начинали свой мерный грохот, но границы ее путешествий по территории Омана оставались очень четко очерченными.

В одну из пятниц Мод наконец решила, что хочет выйти из дому. Сперва они долго суетились, ища жакеты и шляпки, а затем Джоан и Абдулла осторожно снесли вниз по лестнице сначала коляску, а потом и саму престарелую леди. Белоснежные салюки встряхнулись и степенно последовали по пятам за Абдуллой. Шерсть на их мордах была совершенно седой, суставы и позвонки выпирали из-под кожи. Теперь, когда борзые выбрались из своего гнезда, их возраст стал гораздо более очевидным. Мод постоянно выражала недовольство, пока не оказалась на улице, где ее усадили в коляску, надежно прикрепив шпильками шляпку к прическе. Абдулла успокаивал ее и говорил ласковые слова на арабском, ни выказывая ни малейшего раздражения. Джоан поняла, что в некотором смысле они напоминают пожилую супружескую чету, и поморщилась, вспомнив, как рассказывала Абдулле о способе освободиться от рабства.

Они прошли через городские ворота и направились к морю. Абдулла толкал кресло-коляску Мод, а Джоан и салюки послушно шли рядом. Сперва Мод молча оглядывала все вокруг, а потом проворчала:

– Знаете, это место осталось таким, каким я его увидела в первый раз.

– Охотно верю, – отозвалась Джоан. – Похоже, оно не сильно изменилось за последние сто лет.

– Несколько новых домов, больше электрических проводов. И пожалуй, среди них теперь должны попадаться и телефонные, – проговорила Мод, неодобрительно махнув рукой в направлении неба. Они обращали на себя любопытные взгляды лавочников и прохожих, скрытых под никабами жен и служанок, горожан, ведущих своих нагруженных ослов или оживленно беседующих друг с другом. – Я подъехала к воротам на моей верблюдице и ожидала… Я, видите ли, надеялась, что меня заметят и сообщат вазиру. Но тогда я не знала… не понимала…

– Что Натаниэль Эллиот пришел сюда первым? – с опаской спросила Джоан.

Мод некоторое время хранила молчание.

– Знаете, что больше всего заинтересовало местных жителей? Ха, моя верблюдица! – воскликнула пожилая дама. – Та была настоящей красавицей. Белая верблюдица с батинского побережья[87]87
  Батина – регион в султанате Оман. Расположен на севере, в приморской части страны на побережье Оманского залива.


[Закрыть]. Тамошние всегда слыли лучшими. Они выше прочих и более длинноногие, с прекрасной светлой шерстью. Араб ценит хорошего красивого верблюда куда выше самой лучшей лошади. Понятно, пустыню я пересекла не на ней. Прежнюю мою верблюдицу звали Малявка. Бедняжка. До того как мы сюда попали, дела наши шли очень плохо. В течение двух с половиной дней нам нечего было пить.

– Боже мой! Я и не представляла, каким отчаянным было ваше положение.

Дойдя до кромки воды, они остановились и принялись глядеть на дальние стены гавани, изукрашенные граффити. Мод вздохнула и посмотрела на спутницу:

– Вы и не можете себе этого представить, Джоан. Но я говорю это не в упрек. Просто никто из тех, кто не сражался с пустыней за свою жизнь, о ней ничего не знает.

– Но вы все вынесли, вы победили. И даже не вернулись потом домой. От этого впору ужаснуться. Хотя, возможно, это и замечательно. Лично я захотела бы отдохнуть дома после таких испытаний.

– Нет, – покачала головой Мод. – Порой дом кажется… слишком далеким. Есть обстоятельства, которые заставляют чувствовать себя потерянной. Я не могла вернуться в Англию. Пустыня изменила меня. Она меняет всех. – Мод неловко изогнулась в своем кресле. – Я начала новую жизнь тут, в горах. Вернее, в предгорьях. В деревнях там живут простые, не испорченные цивилизацией люди… В некотором роде они существуют вне времени. Вот где я решила прийти в себя и восстановить силы.

– Что ж, я думаю, вы невероятно храбрая. И замечательная. Большинство людей сбежали бы домой…

– Зализывать раны? – бросила Мод едко.

– Поправить здоровье. И насладиться своими достижениями! Потому что ваше путешествие – невероятное достижение, мисс Викери. Не важно, пришли вы к финишу первой или второй. Главное, вы стали первой женщиной, кому это удалось. Уверена, вы гордились собой. Надеюсь, вы и теперь гордитесь.

– Гордилась ли я? – Мод Викери покачала головой, ее зрачки сузились, а взгляд устремился вдаль. – Что-то не припоминаю этого чувства.

Постепенно взоры всей троицы обратились на восток, где на скалах примостился форт Джалали, с его маленькими окошками, похожими на злобные глазки. Джоан уже хотела было сказать что-то о Салиме или спросить, когда она должна пойти к нему снова, но придержала язык. Было ясно, что напоминать об этом нет ни малейшей необходимости.

– Как долго вы здесь пробудете, Джоан? – спросила Мод.

– На самом деле я сама не знаю, – ответила та. – Я полагаю, мы должны вернуться домой к Рождеству. Моя мама осталась одна.

– Расскажите мне о Чарльзе Эллиоте.

– О капитане Эллиоте? Я, право, не уверена, что сумею его верно охарактеризовать. Ведь я видела его только раз.

– Он красив? Очарователен? Серьезен? Пользуется дурной репутацией?

Голос Мод стал совершенно невыразительным.

– Красив, это верно. Высок, сложен как настоящий солдат. И Чарльз, конечно, думает, что неотразим, самоуверенности ему не занимать. И это касается не только внешности.

– Сплошное самодовольство, или этим дело не ограничивается?

– Пожалуй, даже некоторая бравада. Он сказал, что повстанцы имама обыкновенные деревенщины, вооруженные камнями и палками, или что-то в этом роде.

– Он что, с ними сталкивался?

– Но и это еще не все. Бойцы новоприбывшего отряда САС, в котором он служит… в общем, они считаются лучшими. Они прошли специальную подготовку, и у них новейшее вооружение. Тайные операции и все такое. Их эмблема – Эскалибур[88]88
  Эскалибур – легендарный меч короля Артура, которому приписываются мистические и волшебные свойства.


[Закрыть] в языках пламени. Ни много ни мало.

– Меч Эскалибур? Как драматично! И что вы знаете про их специальную подготовку и оружие?

– Боже, откуда мне знать? Но я, если хотите, могу спросить у Даниэля. А что касается капитана Эллиота, у меня создалось впечатление, что он далеко не глуп. Пожалуй, куда умнее, чем пытается казаться.

– Значит, в нем еще много мальчишеского.

– Может, и так. Но выглядит он не таким уж юным. Ему определенно за тридцать, – заметила Джоан.

– Вот как? Он такой взрослый? – проговорила Мод, криво усмехнувшись.

Джоан виновато улыбнулась:

– Почему вы спросили?

– Просто праздное любопытство. Интересно узнать, какие у Натаниэля отпрыски.

– Вы никогда не хотели выйти замуж, мисс Викери?

По долгому молчанию, последовавшему после ее вопроса, Джоан поняла, что его не следовало задавать. Но девушка уже научилась не юлить и не брать свои слова обратно. Оставалось только ждать. Абдулла перехватил ее взгляд и в свою очередь пристально посмотрел на Джоан. В его глазах она прочитала упрек.

– Брак – это оковы, – в конце концов проговорила Мод. Она снова посмотрела на форт Джалали. – Если вы еще увидитесь с капитаном Эллиотом, вытяните из него, что сможете. – Она взглянула на Джоан, неодобрительно поджав губы. – Говоря по правде и начистоту, я иногда люблю совать нос в чужие дела. И ничего не имела бы против того, чтобы… – добавила она, выдерживая паузу, – послушать сплетни.

– Тогда я для вас их соберу, – пообещала Джоан, улыбаясь. – Но вы, между прочим, можете встретиться с ним лично, если в один прекрасный вечер согласитесь отобедать в представительстве. Уверена, что смогу это устроить. Мой Рори тоже хочет с вами познакомиться. Он ревнует из-за того, что я провожу с вами так много времени.

Джоан ожидала, что предложение будет с ходу отклонено, как это, по словам Роберта, происходило прежде, но Мод, по всей видимости, задумалась.

– Ладно, тогда я согласна. Если вы сможете все устроить, я приду, – пообещала наконец она, после чего добавила: – А теперь давайте отправимся в банк. Мне нужно там побывать.

– Подождите секунду, я хочу с вами сфотографироваться. Вы разрешите? Может, нас снимет Абдулла? Это нужно сделать быстро, ведь предполагается, что я не должна вынимать камеру на людях.

– Тогда приступай, – разрешила Мод.

Джоан объяснила Абдулле, как смотреть через видоискатель и какую кнопку нажать. Затем подошла к Мод, встала позади нее и положила руку на спинку кресла-коляски, гордо улыбаясь. Оставалось лишь подождать, пока изображение будет проявлено, чтобы узнать, каким стало выражение лица Мод в тот момент, когда сработал затвор.

В тот вечер Джоан, Рори, Роберт и Мэриан отправились в Бейт-аль-Фаладж, чтобы пообедать в офицерской столовой по приглашению полковника Сингера. Роберт достал пропуска, которые позволяли им вернуться в Маскат после начала комендантского часа. Они выехали в семь, когда небо приобрело глубокий бархатисто-синий цвет и на нем зажглись первые яркие звезды. Джоан надела лучшее платье из болотно-зеленого шелка, которое едва прикрывало колени и очень ей шло, придавая ее мальчишеской фигуре утонченную женственность. Она припудрила лицо и немного подкрасила губы, хотя из-за этого чувствовала себя глуповато. Ей почему-то казалось, что это наилучший способ заставить Чарли Эллиота разговориться. Рори улыбнулся и взял ее под руку, когда она спустилась по лестнице представительства. Его кожа поблескивала от жары, и на ней наконец появились первые признаки загара.

– Мне всегда нравилось видеть тебя в этом платье, – проговорил он, и она почувствовала себя виноватой, что не надевала его для Рори.

Они выпили с полковником и его женой в бунгало на другой стороне вади, где восковые цветы плюмерии наполняли воздух своим ароматом, а потом вместе пошли в офицерскую столовую на обед. Сев за стол, Джоан почувствовала, что взгляды сразу нескольких офицеров обратились в ее сторону. Видимо, их привлекли блеск ее платья и обтягиваемая им фигура, хотя девушка и вошла под руку с Рори. От удовольствия и смущения ее лицо порозовело. Ей вдруг понравилось находиться среди стольких мужчин с их басовитыми и гулкими разговорами, нравился аромат одеколона и масла для волос, смешанный с запахом пыли, пропитавшей холщовые стены. Ей хотелось дышать глубже, чем обычно. Здесь она чувствовала себя в безопасности, хотя вроде ей и так ничто не угрожало. К ужину подали снова джин с лаймом, пиво, но не вино. Джоан сидела напротив Даниэля, который расслабился и еще больше загорел после нескольких дней отдыха на базе. Его кожа выглядела гладкой, тени под глазами и на щеках казались менее резкими, и вообще черты лица утратили прежнюю жесткость.

– Я скоро вернусь в горы, – сказал он, когда Джоан упомянула об этих переменах. – Мы перебазируемся туда все. Ребята из САС говорят, что нашли новый маршрут, ведущий на плато через одно из ущелий, которым мы уже овладели. Разведка должна определить наилучшее время для нападения и найти способ сбить противника с толку, чтобы мы могли потихоньку просочиться в его расположение или отправить «веномы»[89]89
  «Веном» – реактивный британский истребитель-бомбардировщик. Состоял на вооружении королевских ВВС в 1952–1962 гг.


[Закрыть] королевских ВВС и разбомбить весь этот комитет по торжественной встрече наших ребят. До меня дошли слухи, что Сингер хочет переместить штаб управления операцией в Низву. Это место куда лучше подходит для вторжения в горы.

– Когда? – полюбопытствовал Рори.

– Мы сможем тебя там навестить? – спросила Джоан.

Даниэль посмотрел на них двоих, несколько раз переведя взгляд с сестры на друга и обратно. Его неопределенная улыбка говорила о том, что в нем борются любовь и досада.

– Скоро, Тапи. И нет, Джоан. Там нельзя будет принимать гостей. – Он сделал глоток джина и словно между делом ловко прихлопнул комара на своей руке. – Сейчас вам самое время отправиться домой.

– Но мы только что приехали! – запротестовала Джоан.

– Больше двух недель назад, – заметил Даниэль.

– Давайте обсудим это потом. Лучше просто насладимся ужином, – проговорил Рори, когда тощий черноглазый официант принес первое блюдо – чечевичный суп, приправленный карри.

– Ладно. Тогда расскажите, чем вы тут занимались, пока были предоставлены самим себе, – предложил Даниэль.

Джоан сразу подумала о форте Джалали и Салиме, но вместо этого начала рассказывать брату про их поездку на пляж и купания. Через некоторое время ее повествование прервал Чарли Эллиот.

– Не возражаете, если я к вам присоединюсь? – спросил он, садясь на стул рядом с Даниэлем. – Приношу извинения за опоздание. Я хотел побриться, но уронил бритву в фаладж, и какая-то рыбина удрала вместе с ней. – Он взглянул на каждого из них по очереди. – Это сущая правда, – добавил он.

Джоан посмотрела на Даниэля, ожидая увидеть на его лице пренебрежительное выражение, но вместо этого тот улыбнулся, хотя и сдержанно. Она опешила. Ее брат обычно недолюбливал самоуверенных типов, этаких школьных задир. А вот Рори, насколько она заметила, немного ушел в себя. Она едва ли не кожей чувствовала его неприязнь к Чарли.

– Я бы ни за что не поверил, если бы подобное не случилось со мной, – ответил Даниэль, обращаясь к Чарли. – Эти маленькие дьяволята, словно стая пираний, набрасываются на все, что падает в воду.

Чарли эффектным жестом развернул салфетку и помахал официанту, чтобы тот принес суп и ему. Потом он посмотрел на Джоан и улыбнулся:

– Должен сказать, Сибрук, твоя сестра сегодня вечером выглядит восхитительно. Ты согласен? – (Даниэль посмотрел на Джоан так, словно не замечал ее раньше, и улыбнулся, а Рори положил ладонь поверх ее руки, лежавшей на скатерти. Защищая ее, как она догадалась, или заявляя свои права.) – Самая восхитительная девушка за столом, – добавил Чарли, и Джоан потребовалась пара секунд, чтобы сообразить: за их длинным столом она была единственной женщиной.

Они пили, ели, смеялись, говорили о войне и о доме. Джоан подробно расспрашивала Чарли, стараясь как можно больше узнать о его семье, о странах, в которых он побывал, о том, как часто ему удается видеть отца.

– Хотите, я покажу его недавнюю фотографию? – спросил Чарли в какой-то момент разговора. Он вынул маленькую карточку из бумажника, лежавшего в кармане рубашки, и передал ей. Джоан вгляделась в черно-белое изображение. Чарли стоял, выпятив грудь колесом, рядом с худым пожилым мужчиной, в темных глазах которого застыло настороженное выражение. Его узкое лицо с острым носом имело что-то общее с лисьей мордочкой. Оставшиеся волосы были жидкие и седые, он казался высоким несмотря на то, что сильно сутулился. В форме рта и в уголках глаз ей почудилось нечто такое, отчего их выражение казалось печальным. – Снимок сделан в прошлом году, когда я приезжал домой в отпуск, – пояснил Чарли. – Папа, к огромному своему огорчению, в последнее время почти не путешествует. Проклинает старые кости, которые совсем вышли из строя.

– Этот снимок сильно отличается от фотографий, которые я знаю. От тех, что опубликованы в книгах, – проговорила Джоан. Она всегда представляла старшего Эллиота прямым и сильным, с густыми темными волосами и бородой, которая, когда он был в рубашке или саронге[90]90
  Саронг – традиционная восточная одежда, представляющая собой полоску ткани, которую оборачивают вокруг пояса (или середины груди – у женщин).


[Закрыть], с винтовкой через плечо и в куфии, делала его похожим на одного из арабов, с которыми он путешествовал. Потрескавшиеся губы, лоснящаяся кожа и горящие задумчивые глаза. Было грустно видеть, как романтический герой прошлого теперь превратился в старика с печальным лицом. Почувствовав острый укол жалости, она подумала о его четырех погибших сыновьях. – Ему, наверное, было приятно узнать, что вы едете в Оман. В страну его триумфа, – предположила Джоан.

Чарли забрал у нее фотографию и слегка нахмурился.

– Вы так считаете? – проговорил он.

– Мод Викери скоро появится на обеде в представительстве.

– Вот как? – спросил Рори.

– Да, прости, что не сказала тебе этого раньше. Но мне еще нужно поговорить с Робертом и Мэриан и все устроить. Вы бы хотели познакомиться с ней? – спросила она у Чарли.

Он улыбнулся, раздумывая.

– Встретиться с бывшей соперницей отца, так?

– Теперь это дело прошлое. Она немощна и временами немного рассеянна. С крутым норовом, но довольно милая, правда. Что вы на это скажете? Думаю, ей будет интересно познакомиться с вами.

– Что ж, мой старик сойдет с ума. Он ведь даже не знает, что она здесь. А если и догадывается, то не обмолвился об этом ни единым словечком.

– Так вы приедете? – спросила она.

Чарли закурил сигарету, наклонился вперед, облокотился на стол и улыбнулся с таким выражением, что ей стало боязно, не видит ли их Рори.

– Если вы готовы взять на себя все эти хлопоты ради того, чтобы я пообедал с вами, Джоан, то я, конечно, приеду.

Когда со столов убрали остатки еды, Джоан отвела Даниэля в сторону. От мысли о том, что брат возвращается в горы, сердце у нее начинало замирать, как при падении самолета в воздушную яму.

– Я пишу письмо маме, – сказала она. Лицо Даниэля сразу застыло и напряглось, и на Джоан накатила волна отчаяния. Но она решила не сдаваться. – Не мог бы ты приписать хотя бы несколько слов? Только одну или две строки? Пожалуйста!

– Джоан, будь добра, оставь меня в покое. Ты ничего не знаешь. И ты не стала главой семьи после смерти папы.

Он произнес это без злобы, но сказанное все-таки уязвило ее.

– Я не пытаюсь быть главой семьи. Я просто хочу все исправить. Кто на самом деле ее глава? Думаю, такого человека у нас больше нет. Собственно, и семьей-то мы себя по-настоящему больше не ощущаем. И ты прав, я, конечно, ничего не знаю, и это очень тягостно. Но я не могу выносить того, что вы двое теперь живете в разных мирах! От этого возникает чувство, будто… будто наша семья разваливается на части. Будто папа был единственным звеном, которое удерживало нас вместе.

– Что ж, может, он им и был, – проговорил Даниэль, хмуро отводя глаза.

Джоан задумалась, пытаясь облечь свои опасения в слова.

– Дэн, что, если ты не вернешься? – спросила она тихо. От этого у нее на глазах появились слезы. – Ты собираешься отправиться в эти ужасные горы, где полно снайперов и мин… Что, если тебя убьют?

– Джоан…

– Что, если твоими последними словами, сказанными маме, окажутся те, которые ты произнес, в гневе выбегая из ее комнаты? Разве ты хочешь этого?

– А как насчет ее последних слов, адресованных мне? – прошептал он яростно. Дрожь пробежала по всему его телу.

– Я не знаю, что она сказала, но зато я знаю, что она любит тебя, а ты любишь ее. Один из вас должен заговорить первым. Пожалуйста, Дэн, просто напиши несколько слов. Пожалуйста!

Он ничего не сказал, поэтому она порылась в сумочке, достала письмо и, разгладив, положила его на стол перед собой, а потом достала ручку и положила рядом. Спустя несколько мгновений он взял ручку, и Джоан с облегчением вздохнула. Он написал несколько строк и поставил подпись, а потом, извинившись, вышел из-за стола. Джоан взяла письмо в руки и прочитала.

Я все еще твой сын – получается, слова не могут этого изменить. Мы ведем здесь войну, и Джоан считает, что я могу с нее не вернуться. Поэтому я решил написать тебе несколько строчек. Надеюсь, ты станешь о себе заботиться и обретешь покой, смирившись со всем этим. С любовью, Даниэль.

Она несколько раз перечитала написанное, пока Чарли рассказывал Рори невероятную историю о гигантских летучих мышах, живущих в малайских джунглях. Рори слушал с недоверием, которое было написано у него на лице. «Я все еще твой сын». Она сложила и убрала письмо, так ничего и не поняв, но решила пока оставить все как есть и больше не наседать на брата – по крайней мере, в этот вечер.

– Все в порядке, дорогая? – спросил через несколько минут Рори, наклонившись к ней.

Джоан кивнула.

– Просто Дэн стал ужасно колючим, – сказала она, не сумев улыбнуться.

– Куда он делся?

– Не знаю. Надеюсь, он вернется попрощаться с нами.

– Дорогая, оставь этот жалобный тон. Конечно, он вернется. Пойду разыщу его.

Рори поднялся с места, неуклюже ударившись о стол. Потом его немного качнуло, и, проходя мимо Джоан, он ухватился за спинку ее стула, чтобы сохранить равновесие.

– Боюсь, джин ударил вашему жениху в голову, – осушив свой бокал, заметил Чарли, когда Рори вышел из палатки. Десантник закатал рукава рубашки, открыв загорелые до черноты руки, испещренные небольшими шрамами.

– Что ж такого? Сегодня пятница, и мы в отпуске.

– Разве вы оба не чувствуете себя столетними стариками, когда он называет вас «дорогая»? Разговариваете как два ребенка, которые играют во взрослых. А между тем вы едва ли давно отпраздновали полное совершеннолетие[91]91
  Полное совершеннолетие в Британии наступает в двадцать один год.


[Закрыть].

– Мне двадцать шесть, а Рори двадцать четыре.

– Только двадцать четыре? – Он приподнял брови.

– Да. А в чем дело? – спросила она, словно защищаясь.

Чарли невинно поднял руки:

– Извините.

Джоан встала из-за стола и вышла на улицу.

Ночь стояла тихая и теплая, небо теперь приобрело глубокий черный цвет. В свете прожектора Джоан могла видеть красный флаг Омана, безвольно свисающий с флагштока на вершине замка. Из казарм доносились быстрая арабская речь и смех. Группа солдат сгрудилась вокруг чего-то лежащего на земле, и все взгляды были устремлены в одну точку. Заинтригованная, Джоан пробралась поближе и ахнула, увидев на дорожке огромного бледного паука. Его волосатое тело было размером с ладонь, а лапы – коротенькие и толстые. Она инстинктивно подняла руки, защищаясь от этого чудища, по ее коже пробежали мурашки. Солдаты смеялись и передавали друг другу деньги. Паук сидел невозмутимо, его черные составные глаза слегка поблескивали. Существо игнорировало свою аудиторию и ритмично жевало – что именно, Джоан не видела и была этому рада.

– Это фаланга, – произнес Чарли Эллиот позади нее, и Джоан оглянулась. Стоящий неподалеку десантник курил сигарету, держа свободную руку в кармане. – В Южной Африке таких пауков называют «парикмахерами», – добавил он. – Тамошние туземцы считают, будто фаланги способны выстригать волосы людей и животных и выстилать ими свои подземные гнезда.