Текст книги "Скрытая Империя"

51. РОББ БРИНДЛ

Гидроги носились над Перекрестком Буна, оставляя замерзший и пузырящийся ландшафт, словно испещренный пятнами проказы. За ними не оставалось ни одного уцелевшего здания.

Последние беженцы покинули быстро опустевшие деревни на побережье. Эскорт кораблей, «манты» и большой «джаггернаут» ползли прочь, как стая объевшихся чаек, лишь ненамного опережая алмазные боевые шары.

Корабли EDF едва не трещали от перегрузки: спасенные теснились на палубах, жались друг к другу в каждом складском отсеке. Громоздкие припасы и не слишком нужное оборудование выбросили за борт, чтобы освободить больше места.

Ремора Робба Бриндла была среди подчиненных ему эскадрилий, составляющих эскорт. Он кружил над дюжинами мелких искусственных островков, сооруженных на поверхности воды.

Тактическая оружейная пена! Он покачал головой и пообещал купить Тасии выпивки – разной, – когда они прибудут в ближайший порт. Она не раз говорила ему об изобретательности Скитальцев в использовании нестандартных средств и методов для выживания в самых невероятных условиях.

Пока еще это могло оказаться всего лишь временной передышкой. Когда гидроги дойдут до берега, они могут снова отправиться уничтожать черные сосны. Либо избрать мишенью беззащитные платформы, заполненные десятками тысяч людей. Боевые шары способны в считанные секунды уничтожить все население Перекрестка Буна. Если захотят…

Бриндл вызвал свои реморы:

– Внимание, строим линию защиты. Мне нужно пятнадцать фаланг, выстроенных дугой, чтобы отсечь гидрогов.

Выписывая пируэты в соленом морском воздухе, бойцы разбились на отдельные отряды. Боевые шары могли подпалить эту линию, как спичкой смоченную бензином ткань, но никто из пилотов не спорил. Они должны стоять до последнего.

На воде под ними толпилось на губчатой пене множество беспомощных, дрожащих от страха людей. За ними «Юпитер» и шесть оставшихся «мант» также готовили к бою свои орудия. Все ждали, позволяя гидрогам действовать первыми, в надежде, что нападения все же не последует. Враг все это время не обращал ни малейшего внимания на их усилия по эвакуации людей, корабли EDF, брошенные поселки.

– Всем стоять насмерть, – приказала адмирал Виллис. Ее голос звучал ровно и успокаивающе.

– Ей легко говорить! – пробормотал Бриндл, убедившись, что выключил передатчик. Кому первому не повезет, было делом случая.

– Взгляните на это! – сказал один из пилотов.

Четыре боевых шара показались над линией берега, все еще испуская ледяные волны, добивая каждый ствол густых хвойных лесов, сметая наблюдательные вышки, дома и заводы. За ними оставалась высохшая земля, сферы носились над водой, играя своим замораживающим оружием, как будто бы не замечая, что под ними уже не осталось леса.

Бриндл почти физически ощущал дрожь толпящихся на платформах несчастных людей, заметивших приближение гидрогов.

– Реморам приготовиться к бою! – приказал он, хотя это было и так ясно. Каждый пилот и без того извлек бы последнюю каплю энергии из своих батарей, в надежде нанести хотя бы небольшой урон врагу, прежде чем гидроги уничтожат их всех.

– Есть, командир! – слаженно ответили бойцы.

Ужасные алмазные сферы приближались, замораживая ледяным дыханием своих орудий океан, превращая воду в куски колотого льда. Вокруг боевых шаров, отмечая их продвижение над водой, кипела паровая буря.

– Пошли вон, куда это вы собрались?! – прошипел Бриндл. – Вы уже угробили весь континент!

Перепуганные беженцы пригибались к спешно скроенным островкам. Кто-то нырял или был сброшен в холодную воду. Люди везде были одинаково незащищенными.

– Давай к ним, Бриндл! – крикнула Тасия. – Спускайся вниз кругами, я – за тобой справа.

Первые две фаланги реморов из защитной линии выдвинулись вперед. Оглушающий шквал боевых выкриков пронесся по каналам связи. Все пилоты ждали неминуемой гибели через пару-тройку секунд.

Неожиданно боевые шары двинулись вверх, набирая высоту, оставляя за собой льдины на беспокойной, взбаламученной воде.

Вражеские корабли устремились в небо… не вступив в бой ни с одним кораблем EDF. Гидроги скрылись в облаках, возвращаясь в космос, будто полностью выполнили свою задачу или не нашли на Перекрестке Буна того, что искали.

Зная, что совершает глупость, подхлестываемый досадой и адреналином в крови, Бриндл рванул за ними на предельной скорости. Он решил преследовать враждебных чужаков и посмотреть, куда они пойдут.

Еще двадцать реморов кружили над водой, как разъяренные пастухи, устроившие облаву на волчью стаю. Пусть глупо и впустую, они все же лупили по алмазной броне боевых шаров, но выстрелы скользили по толстой шкуре врага, не нанося ему видимого ущерба.

В ответ гидроги лениво отмахнулись пучком голубых молний, отгоняя назойливый рой. Спалили два ремора и подбили еще несколько, чтобы знали свое место.

Но Робб Бриндл продолжил преследование, не рассчитывая – хотя надеясь – зайти достаточно далеко. В конце концов, он был командиром боевого крыла и мог принимать собственные решения.

– Эскадрильям реморов! Вернуться на базу, помогать в спасении людей! – передала адмирал Виллис. – Сражение окончено. Гидроги бежали.

Бриндл не мог поверить своим ушам.

– Бежали?!

Пока остальные реморы кругами снижались к плавучим спасательным платформам, Бриндл, сжав зубы, наблюдал, как боевые шары уходят в космос. Выжимая из двигателей полную мощность, он смог бы держать врагов в поле зрения.

– Подтверждаю, мэм, – сказал он. – Всем реморам следовать приказам адмирала! Я вернусь… как только смогу.

Робб рванул вперед так быстро, что ускорение вдавило его в сиденье. Им необходима информация. После того, что командир испытал сегодня, его не страшит даже строгий выговор от мадам Виллис. Он летел от системы Перекрестка Буна, держась на безопасном расстоянии, но неотступно следуя за гидрогами.

Через два дня Бриндл, наконец, вернулся на «Юпитер» с почти пустыми топливными баками и сдохшими системой жизнеобеспечения и регенератором воздуха. Тасия, прибывшая на нудное подведение итогов операции, встретила его на летной палубе флагманского корабля. С радостью и облегчением увидев его живым и невредимым, она не осмелилась кинуться Роббу на шею.

Жесткое лицо адмирала побагровело, когда она орала на командира крыла:

– Мистер, вы решили подать пример всем остальным пилотам?! Вы занимаете командную должность! Эта идиотская затея могла стоить вам жизни! Вместо этого вы будете либо разжалованы на несколько рангов, либо снимете форму офицера EDF немедленно! Или я вручу вам метлу и совок и заставлю прибирать бардак на Перекрестке Буна!

Бриндл стоически переносил упреки. Он стоял и внимал, несмотря на громкое возмущение в животе, требующем чего-нибудь съесть или выпить – хотя бы дрянного кофе EDF. Он был голоден, но весел.

Когда адмирал, наконец, вздохнула и сделала паузу в своей речи, Робб сказал:

– Да, мадам. Я извиняюсь, мадам. Но прежде чем вы исполните ваши угрозы, вы наверняка захотите посмотреть разведывательную информацию из банка данных моего ремора. – Он не мог сдержать усмешки. – Смотрите, вот, я проследил весь путь вражеских боевых шаров до их родной планеты, адмирал. Гидроги пришли с газового гиганта с самыми красивыми кольцами, которые вы когда-либо видели. На картах он обозначен как Оскувель. Если мы захотим пойти в контратаку, мы найдем врага там.

52. РЛИНДА КЕТТ

Дневной цикл на Рейндик Ко длился на два часа дольше, чем стандартные земные сутки. Но Рлинда ела и спала по земному времени на борту «До смерти любопытного». Как межпланетный путешественник, она давно решила не мучиться, подстраиваясь под местные временные циклы. Планеты могли двигаться по их расписаниям.

Рлинда придерживалась собственного.

Давлин Лотц, напротив, не видел разницы между ночью и днем. Он работал все время с полной отдачей, игнорируя дневную жару и холод ясной пустынной ночи, изучая, анализируя и сопоставляя, пока организм не истощался и не заставлял его забыться коротким сном – часто прямо в городе-призраке, где шпион продолжал распутывать клубок происшедших событий.

На местности Рлинда обычно помогала ему. Технически она выполнила свое поручение, но она сама предложила человеку помощь, чтобы закончить дело побыстрее. Чем скорее они вернутся на Землю, тем скорее Рлинда получит свой гонорар. Значит, она составит шпиону компанию… хочет он того или нет.

Вдвоем они поставили упавшие мостки обратно к скале, где нашли тело Луиса Коликоса. Рлинда пыхтела и задыхалась, связывая между собой металлические стойки, но считала, что труд пойдет ей на пользу. Пока Давлин вытаскивал ответы из молчаливой и неприветливой реальности, она занималась практическими делами, устанавливая осветительные панели и дополнительные воздушные вентиляторы. Рлинда еще и готовила еду, хотя Давлину, как видно, было все равно, ее изысканные блюда или полуфабрикаты.

Сейчас в ярко освещенной комнате, где погиб Луис, Давлин соскреб с поверхности трапециевидного окна образец высохшей крови и сунул порошок в анализатор. Они уже упаковали в морозильник оба обнаруженных тела и поместили их на борт «Любопытного». И все еще не было найдено ни следа Маргарет Коликос, ее компи или кликисских роботов.

Пока Давлин Лотц торчал у анализатора, ожидая результата, Рлинда продолжала говорить:

– Так почему ты вдруг захотел стать шпионом? Полоса невезения или просто обыкновенные мальчишеские мечты? И что думает о таком выборе твоя мать?

– Я предпочитаю называть себя специалистом по неясным деталям, а не шпионом. Президент Венсеслас знает, что я могу найти точный ответ там, где нормальные источники отсутствуют. За исключением того, где нечего находить, как на Кренне.

– Выходит, у Ганзы есть бюро по «специалистам по неясным деталям» или ты самоучка?

Он обернулся и спокойно спросил:

– Если вы и в самом деле верите, что я шпион, неужели вы думаете, мне захочется рассказать вам историю моей жизни?

– Потому что, если не расскажете, – сказала она, злорадно ухмыляясь, – тогда я поведаю вам свою, – и когда он сумел вздохнуть, оторопев от такой наглости, она подбодрила его. – Что вы теряете? Разве похоже, что я собираюсь писать вашу биографию?

Лотц перешел на деловой тон:

– Хорошо. Я сбежал из дома, когда мне было четырнадцать лет. Отец относился ко мне равнодушно, а мать была со мной груба. Я решил, что жить собственной жизнью будет ненамного труднее, и оказался прав. Я просто счастлив, что у меня нет братьев и сестер, и мои родители не отыгрались на них, так что они, возможно, обратили внимание друг на друга. Я не могу сказать вам, вместе ли они еще и живы ли вообще.

– Как грустно, – посочувствовала Рлинда.

– Я вполне доволен, что все так повернулось, – он мимолетно улыбнулся – только такую улыбку Рлинда и видела всегда на его лице, – затем отвернулся и занялся изучением пробы крови.

– Ясные следы эндорфинов и остатки адреналина. Итак, это нападение не было внезапным и стремительным. Луис Коликос за какое-то время до смерти испытывал страх и сильную боль.

Рлинда проглотила комок в горле, представив себе последний миг бедного старика.

– Я полагаю, вы изучали биохимию и юридические науки, да? – попыталась возобновить беседу она.

Шпион взглянул на нее, и Рлинде опять показалось, что шрамы на его лице напоминают следы от когтей.

– Я изучал все. У меня не было денег, но я предложил врачу мои записи. Я изменил личность. Я подал прошение и получил небольшой подарок и студенческий займ. Если не просить слишком много денег, они неглубоко копают – особенно если попасть в определенную категорию так, чтобы университет мог добавить вас к своей политкорректной статистике. Я прикидывался представителем гонимого религиозного меньшинства, иногда жертвой притеснений. И если у вас полно медицинских бумаг, что вы страдаете из-за окружающих условий, все ученические фонды набрасываются на вас, предлагая деньги на обучение.

– Вы мелкий, но талантливый жулик, – сказала Рлинда.

– Это было необходимо. Я провел в университете шесть лет, изучая дисциплины по своему выбору. Пять раз я менял личность.

Рлинда была поражена.

– Тогда как вы могли получить научную степень?

– У меня есть знания. Зачем мне научная степень?

– У вас весьма своеобразный взгляд на такие вещи, я полагаю. Итак, вы изучали… ух, шпионаж и криптографию?

– Только вместе с политологией, мировой историей, астрономией, конструированием звездолетов. Я верю в метод минимализации повторных шагов, когда это касается образования.

– Это что такое?

– Когда доходишь в изучении предмета до определенного предела, дополнительные часы не добавляют большей глубины или понимания. Лучше начать изучать что-нибудь новое, – Давлин установил анализатор и обернулся к Рлинде. – Скажем, вы не знаете ничего о метеорологии. Если вы проведете сто часов, изучая этот предмет, у вас будет даже больше знаний, чем нужно, и вы научитесь, как находить более подробные сведения, даже если вам потребуется ответ на совершенно невероятный вопрос.

Однако, если вы потратите на метеорологию еще сто часов, понимание начнет стремительно исчезать. С другой стороны, если вы проведете эти самые сто часов за новым предметом, скажем, экономикой, – горизонты вашего познания расширятся, почва под ногами станет еще тверже, Я решил, что лучше получить полезные для работы знания во многих областях, чем пытаться стать экспертом только в одной. Это, возможно, забавно прозвучит, но чем полнее становилась мозаика, которую мне удалось собрать из разной информации, тем больше странных связей я обнаруживал. Кто бы мог подумать, что существует связь между историей искусства, к примеру, музыкальной теорией и деловой экономикой?

– А там точно есть эта связь?

– Абсолютно точно. Но это долго объяснять, потребовалась бы целая неделя.

– Давайте сначала закончим наши изыскания здесь, – поспешно сказала Рлинда.

Давлин размышлял вслух, меряя шагами комнату:

– Итак, мы знаем, что партия Коликосов оставляла оборудование на местах по мере того, как продвигались исследования. Может быть они оставили что-то еще, что мы не заметили, – он взял портативную световую панель и вышел из комнаты.

Рлинда последовала за ним.

– Итак, из вас получился этакий человек Ренессанса. Ганза наняла вас?

– Я добровольно пошел туда работать, – сказал Давлин. – Это было вопросом жизни и смерти. После шести лет обучения некоторые официальные лица в университете заподозрили, что что-то не так. Я узнал, что они получили доступ к моим учетным записям, раскрыли три мои предыдущие подложные личности и начали меня выслеживать. Я знал, что им хватит нескольких дней, чтобы меня поймать. Я мог стать самым образованным заключенным во всей Ганзейской Лиге… или убедить их в моей уникальности и необходимости для них.

Итак, я собрал документы о том, какие знания получил, каковы были мои успехи на этом поприще и в каких областях я научился ориентироваться. Отправился в Бюро Исследований и побеседовал с несколькими чиновниками, выдавая ровно столько информации, чтобы заинтриговать их до такой степени, что они провели меня к своему начальству. Когда я оказался в приемной комитета, я совершенно успокоился, ибо знал, что буду либо арестован, либо завербован.

Лотц шел впереди по темному коридору, Рлинда не отставала.

– Я также изучал риторику и искусство спора, – продолжал он, – и действительно превосходил в этом всех знакомых ораторов, хоть и не люблю быть в центре внимания. Я приложил титанические усилия и все свои способности для достижения цели. Тот факт, что я в течение многих лет изучал науки в комплексе, работал в мою пользу, когда я продемонстрировал, каким незаменимым могу быть в различных специфических ситуациях.

Самое важное, что благодаря моей подготовке в социологии, антропологии и юриспруденции, я мог быть превосходным исследователем чужих культур. Даже спустя почти два века мы не много знаем об Илдиранской Империи и ничего о кликиссах. Наконец я убедил их, что могу быть намного полезнее Ганзе в качестве работника, нежели арестанта.

Рлинда и Давлин заглядывали в ниши и комнаты, пока шли вперед.

Кликисские иероглифы и формулы, как граффити, густо покрывали стены.

– И президент отправил тебя на Кренну, в это болото, и теперь на пустую высохшую планету расследовать убийство пятилетней давности, – Рлинда дружески хлопнула шпиона по плечу, и Давлина аж качнуло от такого проявления симпатии. – Мне почему-то кажется, что тебя все-таки наказали.

Когда свет фонарика Рлинды упал в глубокую нишу, она заметила нечто, явно не принадлежащее этому месту. Всмотревшись, она разглядела алюминиевую обертку и железную кухонную утварь.

– Выглядит так, словно они отложили в сторону закуску, но так и не собрались ее доесть, – укоризненно покачала головой Рлинда. И тут же сообразила, что воспитанные археологи не станут бросать по углам огрызки и засорять окрестности.

Она полезла в нишу, с отвращением пнув ногой испорченные продукты. Свет блеснул на каком-то предмете внутри. Диск, обернутый в защитную пленку. Ее сердце забилось. Рлинда выудила пакет и разглядела надпись, сделанную от руки: «Архивные копии».

– Давлин, это может оказаться полезным.

Он взял из ее рук пакет, и неожиданно лицо шпиона озарила совершенно мальчишеская улыбка. Он провел в развалинах и разрушенном лагере много часов, безуспешно пытаясь восстановить компьютерную базу данных. Но кто бы ни уничтожил партию Коликосов, он проделал огромную работу, уничтожая улики, и был уверен в недосягаемости разгадки своих секретов.

– Любой опытный ксеноархеолог хранит комплекс архивных копий где-нибудь в безопасном месте. Слишком много природных катастроф и непредвиденных ситуаций могут уничтожить годы кропотливого труда, – он держал архивную копию данных так бережно, словно священную чашу Грааль. – Может быть, это расскажет нам, что здесь случилось… все события до последнего дня.

53. АНТОН КОЛИКОС

Антон мог бы провести в Миджистре годы, обмениваясь историями с Хранителем памяти Вао’шем. Яснее, чем раньше, он увидел, почему его родители были так очарованы тайнами погибших цивилизаций. Маргарет и Луис Коликосы изучали реликвии прошлого, и они не были для археологов ничего не говорящими, тогда как Антон жил историей, записанной на бумаге. Каждый прочитанный фрагмент «Саги Семи Солнц» приносил ему величайшее наслаждение и новые открытия.

Затем Вао’ш предоставил ему еще более уникальную возможность.

– Мудрец-Император избрал меня для поездки в Маратху на целый сезон света и темноты, – Хранитель памяти произнес это с благоговейным трепетом. – Ваше сердце не взволновалось? Это одна из наших чудеснейших колоний!

Теперь Антон умел интерпретировать смену оттенков на лице чужеземного историка, читая в нем радость и гордость одновременно.

– Я хочу, чтобы вы отправились со мной, Хранитель Антон. Вместе мы получим уникальный опыт. Быть избранным для этого – великая честь.

Антон, смутившись, сказал:

– Но… я приехал на Илдиру затем, чтобы изучать вашу «Сагу». Это моя основная цель, не так ли? Я хочу сказать, что ваша колония прелестна, но…

Но Вао’ша не так просто было сбить с толку.

– Наша главная цель – рассказывать истории, не так ли? Хранитель памяти не может позволить себе стать таким же мертвым и сухим, как истории, которые он хранит, – он взял за руку своего человеческого коллегу. – Мы приглашены остаться на этот сезон и на всю, от начала до конца, тихую ночь, когда будем нужнее всего. У нас будет достаточно времени для изучения «Саги», и лучше всего увидеть ее непосредственное воздействие на илдиран. Мой народ также будет иметь счастливую возможность услышать некоторые легенды земной цивилизации.

Антон подумал. Это был удобный случай посетить новую планету и ознакомиться с феноменом внешней колонии, продолжая при этом изучать великую сагу илдиран. Как он мог пренебречь такой возможностью?

– Тогда все великолепно, Вао’ш! – согласился он. – Эти слова звучат одинаково замечательно на обоих языках.

Маратха была жаркой планетой, где единственный сияющий день продолжался одиннадцать стандартных месяцев, на небе – ни облачка. Антону это место показалось унылым и негостеприимным, но Вао’ш уверил его, что илдиране считают это изумительным курортом.

Поскольку планета медленно проходила по орбите, год на Маратхе был почти такой же длины, как день. Планета располагалась близко к желтому солнцу, но не настолько, чтобы воды на ней не было совсем.

– Температура воздуха примерно около ста пятидесяти градусов по Фаренгейту, как вы привыкли считать, – сказал Вао’ш. – Пока не настанут долгие, в несколько недель, сумерки перед заходом солнца, и планета не начнет остывать, погруженная в темноту.

Антон с сомнением посмотрел в окно челнока на застывший, сверкающий на солнце пейзаж.

– Что-то, м-мм, зелени маловато…

– Наберись терпения, Хранитель Антон. В главном городе Маратхи – Приме – есть все, что ты только сможешь себе представить.

С началом длинного дневного сезона придворные, министры, важные офицеры Солнечного Флота, священники и другие высокопоставленные туристы отправлялись на пассажирском лайнере с Илдиры. Полет ускорился благодаря экти-двигателям. Один большой корабль мог окупить весь сезон за счет стоимости билетов и сервиса. Эти привилегированные отдыхающие оставались на Маратхе все одиннадцать месяцев ослепительного света, потому что до конца сезона кораблей больше не было.

– На ночной сезон в главном городе остается только основной персонал. Мы будем общаться с ними. Они поддерживают порядок на Маратхе, пока опять не наступит дневной сезон и снова не приедут такие, как мы, – Вао’ш простер руки вперед, что у илдиран означало радостное нетерпение.

– Если у них найдется хоть немного топлива на заправку еще одного корабля, – Антон показал наружу.

Собственно, когда илдиране поняли, что годичный дневной свет Маратхи стал бы благодатью для их боящейся темноты расы, они отправили группу конструкторов, которые разведали район и заложили основание для гигантского города посреди освещенного дневного континента. Постройка великолепного курорта заняла более десяти лет. Рабочие бригады улетали на ближайшую внешнюю колонию, лесистый Комптор, каждый раз, когда наступала темнота. С тех пор как три века назад обнаружили эту жемчужину, в городе Приме появилось необычное население из высокородных илдиран.

– Скоро на Маратхе можно будет жить круглый год, – продолжал Вао’ш. – В данное время группа кликисских роботов строит новый главный город на ночной стороне, в противовес Приме. Когда они закончат, Маратха-Секонда будет приветствовать зарю точно с заходом солнца в Приме. Отдыхающие смогут переселиться в другой город в течение периода сумерек, еще на полгода к немеркнущему свету дня. Так будет значительно лучше.

– Хорошо, что я взял с собой спальную маску, – пробурчал Антон.

Когда челнок достиг больших зданий, он увидел перед собой блистающий город Приму, похожий на сказочный лабиринт в полупрозрачном террариуме. Ослепляющий солнечный свет лился сквозь защитный купол.

Вао’ш положил изящную руку ему на рукав.

– Мы с вами будем развлекать здешних кутил. Это самая суть того, что должны делать илдиранские Хранители памяти. Мы храним истории, да, но ценнее всего – рассказывать их. Доносим живой эпос до всех, кто может его услышать. На Маратхе у нас будет самая благодарная аудитория.

Антон кивнул, когда челнок сел напротив необъятного купола.

– Мои университетские коллеги в изучении эпоса посвящают много времени непонятным справкам, журнальным статьям, литературным притязаниям и самовосхвалению, они забыли, что, по сути дела, изучают развлекательные истории. И если они не могут найти своего слушателя, значит, не справились со своей работой.

– Я чувствую, вам приходилось спорить об этом раньше, мой друг, – сказал Вао’ш. – Вас это задело за живое.

– Мои приятели-ученые обижаются на любого, кто умеет привлечь к себе внимание аудитории, – Антон смотрел на разноцветные одежды попутчиков-илдиран. Снаружи люди в серебряных костюмах и огромных защитных очках прогуливались в нестерпимом дневном свете, другие направлялись по полупрозрачным трубам куда-то под купол Маратха-Примы. – Я чувствую себя средневековым трубадуром, несущим свои песни равно королям и крестьянам.

Когда двери их челнока раскрылись, волна печного жара заставила Антона зажмуриться. Свет ослепил его и пришлось срочно надевать светофильтры.

– Здесь даже ярче, чем на Илдире.

– Вы научитесь этим пользоваться. И даже получите наслаждение.

– Я получу солнечный удар! – Антон прошел за Хранителем памяти под городской купол, готовясь произвести такое же впечатление на илдиран, как и Вао’ш. – Но не беспокойтесь. Я готов ко всякого рода наслаждению.