Текст книги "Руины"

– Да, и изображен очень четко Вот этот кажется более крупным и гуще оперенным Он необычайно реалистичен, подобно тем нефритовым статуэткам ягуара, выставленным в моем музее Гм, эти змеи совершенно непохожи на стилизованные иероглифы и символические изображения, которые мы обычно встречаем на стелах майя Гораздо интереснее.

– Не исключено, что скульптура сделана с натуры, – предположил Малдер.

Скалли быстро глянула на него, и он слегка улыбнулся в ответ.

– Сумерки делают изображения причудливее, – сказал Агилар. – Может, быстренько осмотрим местность, а потом разобьем лагерь, а? Завтра вы можете начать настоящие поиски.

– Да, это хорошая мысль, – неохотно признал Рубикон.

Разочарованный отсутствием дочери, он тем не менее не мог остаться равнодушным к увиденному.

– Это настоящий пир – увидеть подобные места, прежде чем их разорят туристы. Большинство знаменитых руин были испорчены тысячами туристов, которые не интересовались историей и приезжали туда только потому, что о них рассказывали красочные проспекты. – Он в волнении стиснул руки. – Стоит обнаружить прежде неизвестную местность со следами древних культур, как туда обязательно кто-нибудь явится и моментально все разорит.

Они вчетвером пересекли площадь и обошли центральную пирамиду. Здесь с двух сторон кустарник был вырублен, и Скалли заметила в основании пирамиды приоткрытую дверь и узкий вход, ведущий внутрь древнего сооружения.

– Кажется, сюда кто-то входил, – сказала Скалли.

Малдер опередил своих спутников, обогнул пирамиду и неожиданно окликнул их. Они по

дошли и увидели, что он стоит у края круглого колодца футов тридцати в диаметре.

– Это сенот, – объяснил Рубикон. – Священный источник. Очень глубокая естественная известняковая скважина.

Скалли осторожно ступила на осыпающийся парапет, возведенный вокруг устья колодца. Они стояли у самого края, и Скалли наклонилась, чтобы увидеть далеко внизу зеркально-гладкую поверхность мрачной зеленой воды. Сенот казался бездонным. Его пятнистые известняковые стены были покрыты бороздками, напоминающими винтовую нарезку. Малдер бросил в воду голыш, наблюдая за возникшей рябью.

– Майя считали эти природные источники священными – водой от богов, поднимающейся из земли, – объяснял Рубикон. – Можете быть уверены, на дне его покоятся драгоценные реликвии и скелеты.

– Скелеты упавших туда людей? – спросила Скалли.

– Да нет, сброшенных, – возразил Рубикон. – Сеноты были священными колодцами, местом жертвоприношений. Возможно, майя оглушали жертвы или душили их, а потом привязывали к телам груз, чтобы они затонули, и сбрасывали туда. Иногда, для особо важных религиозных церемоний, жертвы выбирались заранее, чуть ли не за год. В этот период им предоставлялась возможность вести жизнь, полную удовольствий: обильная пища, много женщин, хорошая одежда, вплоть до того дня, когда их поили наркотическим зельем, вели к краю сенота и бросали в священную воду.

– Я не думала, что майя были таким кровожадным народом, – сказала Скалли.

– Это результат фальсификации, сработанной одним археологом, который так восхищался майя, что ему порой изменял здравый смысл. Поэтому он тенденциозно освещал свои находки, скрывая те из них, которые свидетельствовали о проведении кровавых обрядов и других случаях кровопролития.

– Мастерски плел археологические сказки, – вставил Малдер.

– Культура майя была неистовой, проливающей много крови, особенно в последние периоды, под влиянием тольтеков. Они с восторгом наносили себе раны, отсекали пальцы рук и ног во время обрядов самоистязания и находили это прекрасным. По сути дела, самым кровожадным был культ бога Тлалока. Его жрецы перед проведением больших храмовых праздников убеждали матерей продать им своих малолетних детей. На пышной церемонии младенцев варили в кипятке, а затем съедали с большой торжественностью. Жрецы испытывали особенный восторг, когда дети плакали от боли, гм, потому что верили, что их слезы обещают хорошие дожди.

Глядя на темную воду, Скалли содрогнулась при мысли о том, какие ужасные тайны хранятся в этой мрачной глубине.

– Я уверен, что подобные церемонии не свойственны больше ни одной религии, – сказал Рубикон, словно это могло ее успокоить. Он отошел от парапета и отряхнул руки. – Вам не о чем беспокоиться. Убежден, эти древние обряды не имеют никакого отношения к пропавшим здесь людям… и к Кассандре.

Скалли уклончиво кивнула. Да, здесь они полностью изолированы: до ближайшей дороги два дня пути, их окружают молчаливые руины майя, народа, который когда-то приносил бесчисленные кровавые жертвоприношения. Здесь исчезла бесследно целая партия археологов.

В самом деле, стоит ли беспокоиться…

Руины Кситаклана

Воскресенье, 18:38

Стоя на краю полуразрушенного парапета, Малдер пристально вглядывался в манящую глубину священного источника. Тяжелый запах плесени и гниения поднимался от воды, невольно заставляя его думать о покоящихся на дне скелетах многочисленных жертв религиозных представлений майя. Погруженный в мрачные размышления, он почувствовал, как по спине пробежала необъяснимая дрожь. Легкие янтарные тени начали удлиняться под лучами уходящего солнца.

Малдеру почудилось, что тяжелая маслянистая поверхность воды покрылась рябью и стала вращаться, втягиваясь внутрь воронкой. Затем он действительно ощутил слабое сотрясение почвы под ногами… подобное вибрации, которую мог бы производить работающий под землей генератор.

Он вспомнил о рассказе Герберта Уэллса «Машина времени», о зловещем, создающем в подземном туннеле свои машины Морлоке, жаждущем плоти и крови земных жителей. Вода вращалась все стремительнее. Неожиданно на ее поверхности появились огромные, размером с бочонок, пузыри, которые, лопаясь, извергали зловонные газы глубин.

– Что происходит? – поразился Малдер. Он поспешно удалился от края источника, так как колебания почвы стали сильнее. Его нагнала волна отвратительного запаха плесени и сернистых газов. Вонь была такой сильной, словно где-то готовили омлет из тысячи протухших яиц. Задыхаясь, Малдер зажал нос. Скалли тоже дышала с трудом, хотя тяжелые запахи были ей более привычны, так как она часто присутствовала при вскрытиях.

– Что за вонь! – воскликнул Агилар.

– Может, это труп легендарного Тецкатлипока? – предположил Владимир Рубикон, взволнованный происходящим. – Этого запаха достаточно, чтобы убить массу народа.

Скалли осторожно втянула воздух носом и покачала головой:

– Нет, я думаю, это сера, диоксид серы. Вулканический газ.

– Давайте поговорим об этом подальше от источника, – предложил Малдер.

Они поспешно двинулись вокруг пирамиды, возвращаясь на площадь.

– У меня от этой ходьбы уже колени дрожат, – пожаловалась Скалли. – Хотя, подождите, это не колени, это… земля. Она вздрагивает!

Малдер увидел, что деревья закачались, подрагивая и клонясь к земле. Он скорее почувствовал, чем расслышал пока неуловимый слухом гул и ощутил нарастающую силу толчков.

Индейцы-рабочие стояли кучкой у полунатянутой палатки, крикливо и взволнованно переговариваясь. Один тощий индеец побежал в лес, что-то крича на бегу остальным.

– А у них-то какие проблемы? – спросил Малдер. – Они что, никогда не видели, как гневаются боги?

– Это сейсмическая активность, – бесстрастным тоном аналитика произнес Рубикон. – Гм, но как же здесь может произойти землетрясение? Полуостров Юкатан – высокое, устойчивое известняковое плато. С точки зрения геологии на нем невозможна вулканическая деятельность.

Словно для того, чтобы опровергнуть его доводы, земля содрогнулась, как будто по ней ударили гигантской кувалдой. Мощенная плитами площадь вздыбилась. Тонкоствольные макагоновые деревья, группой растущие около старого храма, вдруг опрокинулись, вздымая в воздух вывернутые из рассыпавшейся в порошок почвы корни, подобно дрожащим в ужасе щупальцам.

Один из древних полуразрушенных фасадов неподалеку рухнул, развалившись окончательно, и каменные обломки с грохотом покатились в стороны. Из стен ступенчатой пирамиды вываливались кирпичи и, словно вырвавшись на свободу, стуча и подпрыгивая, катились вниз все быстрее и быстрее.

У опушки леса содрогающаяся земля внезапно покрылась сетью широких трещин, из которых вырывались на свободу подземные газы, распространяя вокруг отвратительный запах. Малдер схватил Скалли за руку, чтобы она не упала.

– Лучше уйти подальше от крупных сооружений, – сказала напуганная Скалли, – они могут рухнуть и погребут нас под собой.

Они подхватили старого археолога под руки и выбежали на середину открытой площади, тогда как земля продолжала колыхаться под ними.

Малдер увидел, как начал раскачиваться из стороны в сторону зиккурат, подобно чикагским небоскребам при ураганном ветре, и сжал ладонь Скалли.

– Держись крепче! – в ужасе крикнул он. Казалось, землетрясение вот-вот достигнет своего пика, но тут колебания стали заметно ослабевать и через несколько минут затихли до слабой вибрации, что было очень своевременно, иначе нервы Малдера сдали бы от страха.

Рубикон трясущимися руками теребил бородку.

– Гм, значит, я сильно ошибался относительно сейсмической стабильности этого района, – нервно улыбаясь, сказал он.

Агилар указал на разбросанное снаряжение и валяющиеся палатки: индейцы покинули лагерь.

– Похоже, мы лишились наших помощников, – сказал он и полез в карман за папиросной бумагой и кисетом. Его лицо было мертвенно-бледным. – Ну ничего, они вернутся завтра, amigos. Они хорошие рабочие. Но сегодня нам придется самим готовить себе ужин и крышу над головой, а?

Рубикон, грустно опустив голову, неловко примостился на торчащей из земли каменной плите.

– Одной из причин, привлекавших Кассандру в эти места, была, гм, очень локализованная и необычная геологическая нестабильность, в чем я категорически с ней не соглашался. Знаете, ведь ее первой страстью была геология. Моя девочка коллекционировала камни, изучала их происхождение, структуру, ее изменения. Она собрала обширную коллекцию минералов, очень их любила, часами возилась с ними, оформляла и наклеивала ярлычки.

Потом у Кассандры возрос интерес к раскопкам, она хотела не просто изучать камни, но узнавать, что под ними таится, находить следы истории между наслаивающимися веками породами.

Она где-то вычитала о сейсмической активности в этом районе, и это ее настолько поразило, что она решила параллельно с изучением руин майя обследовать здешнюю породу. – Старый археолог недоуменно покачал головой. – Но все же мне кажется невероятной столь бурная вулканическая деятельность в этом районе.

Он указал на высокую пирамиду, по ступеням которой продолжали скатываться известняковые блоки, рассыпаясь на мелкие обломки.

– Вы сами можете видеть, что эта зона довольно стабильна: если бы сейсмические волнения происходили здесь часто, эти сооружения давно сравнялись бы с землей. Именно существование Кситаклана неоспоримо доказывает феноменальную стабильность территории.

– Но минуту назад, сеньор, она вовсе не казалась стабильной, – возразил Агилар, широко расставив ноги, будто в любой момент ожидал новых толчков.

Ему наконец удалось справиться с дрожащими пальцами и скрутить папиросу.

Малдер мысленно перебирал информацию, которую накопил за многие годы благодаря упорному чтению книг, различных энциклопедий и рабочих отчетов. Он всегда запоминал любые события, если в них был малейший оттенок загадочности и неопределенности.

– Большинство главных вулканов Центральной Америки расположены в высокогорьях Мексики, так сказать, под ее спинным хребтом Но вулканы часто ведут себя непредсказуемо Один из них, именуемый Парикутин, например, неожиданно проснулся в тысяча девятьсот сорок третьем году прямо в центре кукурузной плантации, которая была плоской, как доска. Фермер пахал свое поле, но вдруг земля стала вздрагивать и дымиться. Вулкан продолжал действовать еще девять лет, выбрасывая миллиарды тонн лавы и пепла. Он полностью уничтожил два города.

– Малдер, ты хочешь сказать, что вулкан может возникнуть где угодно? – спросила Скалли.

Малдер кивнул:

– За ростом Парикутина наблюдали геологи всего мира. За первые двадцать четыре часа вулкан образовал конус из вулканических извержений высотой двадцать пять футов. Через восемь месяцев он достиг высоты полутора тысяч футов… очень энергичный подросток. Всего Парикутин покрыл лавой и пеплом около семи квадратных миль окружающей местности. Сейчас он достиг максимальной высоты в девять тысяч футов, и это произошло всего пятьдесят лет назад. Кто знает, что еще может извергнуться из земли. – Он посмотрел на Скалли, Рубикона и Фернандо Агилара. – Сегодня ночью я буду настороже и разбужу вас, если вулкан снова начнет действовать.

– Великолепное предложение, сеньор, – сказал Агилар, раскуривая новую папиросу.

Скалли с беспокойством посмотрела на Малдера. Он знал, о чем она думает, поскольку задавал себе те же вопросы. Что спровоцировало вспышку вулканической активности в Кситаклане? Энергия какого происхождения нашла себе здесь выход? И почему именно теперь?

Что-то здесь произошло, но Малдер не знал, связано ли это каким-нибудь образом с исчезновением партии Кассандры, или просто такое совпадение.

Ему не раз приходилось сталкиваться с самыми, казалось бы, невероятными ситуациями и явлениями, но в атмосфере таинственности, царившей в заброшенном и пустом древнем городе, как-то не верилось в возможность простого совпадения.

Замок Питера Гроуба

Штат Кинтана-Роо

Воскресенье, 16.30

Карлос Баррехо, сняв полицейскую фуражку, дожидался у ворот похожего на крепость замка Питера Гроуба, пока могучий охранник переговорит с хозяином по телефону. Пухлой ладонью Баррехо пригладил волосы, прикрывающие лысину, и расправил пышные черные усы. Шеф полиции чувствовал себя просителем у ворот могущественного наркобарона, но ничего, он спрячет свою гордость, раз это необходимо для освобождения родины.

В его потертой кожаной сумке лежали бережно завернутые красивые нефритовые вещицы и старинные реликвии, извлеченные из руин в окрестностях Кситаклана. До сих пор Баррехо никогда сам не продавал статуэтки и не знал, какую цену можно за них назначить, но ему срочно нужны были деньги, так как «Либерасьон Кинтана-Роо» нуждалась в оружии и боеприпасах.

Помощник Агилара Пепе Канделариа оказался ненадежным и не вернулся из джунглей, куда его послали на задание неделю назад. Он не доставил новых сокровищ из Кситаклана и, наверное, просто-напросто сбежал, бросив мать и сестер. Баррехо больше не мог ждать, поэтому собрал безделушки, которые оказались под рукой, и решил попытаться продать их.

Конечно, Фернандо Викторио Агилар умел выбрать покупателя для особо дорогих изделий, но он не так часто этим занимался, а проблемы Баррехо требовали немедленного решения. Кроме того, сейчас, после смерти, нет! – после полного уничтожения Ксавье Салида ему было просто необходимо найти нового покупателя, даже если этим приходилось заниматься самому.

Охранник положил трубку и открыл обитые стальными листами деревянные ворота, ведущие в жилище Питера Гроуба, обнесенное толстыми стенами из известняковых плит и напоминающее крепость больше, чем самые крупные руины.

– Мастер Гроуб уделит вам пятнадцать минут, – сказал охранник. – Я провожу вас. Баррехо нервно кашлянул и кивнул:

– Благодарю.

Он одернул белый форменный китель, но фуражку надевать не стал. Какая ирония судьбы, размышлял полицейский, он, мнимый страж законов находящегося под коррумпированной властью мексиканского правительства штата Кинтана-Роо, ожидает милости со стороны наркобарона. Но Баррехо понимал правила игры, в которую вынужден был играть, чтобы достичь своей главной цели. У потомков майя долгая память, они веками ждали освобождения, стремясь вернуть потерянный золотой век.

Свобода и независимость! Народ Кинтана-Роо будет благодарен ему, когда беспорядки, кровопролитие и политический переворот станут воспоминанием. В конце концов, разве во время великой мексиканской революции 1910 года не был убит каждый восьмой гражданин? Люди боролись за свободу и заплатили за нее очень высокую цену.

Охранник пропустил Баррехо вперед и с грохотом закрыл за ним ворота. Баррехо увидел крепость Гроуба, стилизованную под старинный немецкий замок. Мощные стены с высокими и узкими стрельчатыми окнами производили внушительное впечатление.

Баррехо чувствовал, что охранник с автоматом наизготовку неотступно следует за ним. Ничего удивительного – у бельгийского эмигранта были причины держаться настороже. Конкурирующие наркоделцы убивали друг друга так часто, что небольшой штат полицейских под началом Баррехо не успевал расследовать каждый случай.

Странно, но охранник позволил ему оставить при себе револьвер. Поразмыслив, Баррехо решил, что страж абсолютно уверен в быстроте своей реакции и автоматная очередь уложит его наповал раньше, чем он успеет выхватить пистолет из кобуры. Но Баррехо и не собирался проверять правильность этого предположения.

Шеф полиции следовал вперед, держа в одной руке сумку с поделками из нефрита, а в другой фуражку, и гадал, не кончится ли срок его аудиенции как раз в тот момент, когда они доберутся до личных покоев Гроуба, или все-таки беседа состоится, раз они наконец встретятся лицом к лицу.

Могучий охранник провел его через главное здание в защищенную навесом галерею и оттуда, в просторный внутренний двор – патио, где находился овальный бассейн-джакузи. Из патио двери вели в другие помещения – может быть, в сауну или в душ.

Питер Гроуб сидел в патио в парусиновом кресле, наслаждаясь тишиной, слушая отдаленный шелест джунглей. Он не любил музыки и шумных развлечений.

Баррехо остановился у входа в патио, ожидая, когда его заметят. На стеклянном столике рядом с креслом Гроуба стоял черный телефонный аппарат и прозрачный запотевший кувшин, наполненный бледно-зеленым лимонадом, в котором плавали кружочки лимона.

На цепях покачивались качели. Окна, столы и качели были окутаны тончайшей паутиной нейлоновой сетки, защищающей от москитов Гроуб, невероятно худой, с отталкивающими чертами лица, сидел, завернувшись в сетку, как в кокон, и сжимал длинными пальцами черный мундштук с тлеющей едким дымом сигаретой.

Он выпростал руку, налил себе тягучего напитка, а затем снова втянул руку со стаканом под сетку.

Не дождавшись знака внимания со стороны Гроуба, Баррехо деликатно кашлянул, вызвав этим острый взгляд охранника.

Питер Гроуб оторвался от своих размышлений и повернул в их сторону длинное лицо, изборожденное глубокими морщинами Темно-каштановые волосы были модно подстрижены, на висках серебрилась седина На лице выступили капельки пота, казалось, ему душно и неудобно, несмотря на свободный костюм из светлого хлопка.

– Слушаю вас, сеньор Баррехо, – сказал он скрипучим голосом. – Ваши пятнадцать минут начались. Что вы хотели обсудить со мной.

Голос бельгийского мафиози был спокойным и твердым. Баррехо знал, что Гроуб безупречно, без малейшего акцента, говорит по-английски и по-испански – искусство, которым удается овладеть не каждому дипломату.

– Я принес несколько вещиц, которые могут заинтересовать вас, эччеленца, – сказал Баррехо.

Он шагнул вперед и поставил сумку на стоящий возле кресла хозяина низкий деревянный столик с инкрустацией. Охранник напрягся, готовый защитить хозяина от предательского нападения

– Не переигрывай, Хуан, – бросил Гроуб, даже не взглянув на него. – Давай спокойно разберемся с тем, что принес наш Друг, шеф полиции.

– Скульптурки из нефрита, эччеленца, – сказал Баррехо, – бесценные изделия ручной работы индейцев майя. Если вы купите их, они никогда не попадут в пыльные витрины музеев, где могут только потерять свою истинную художественную цену – Баррехо открыл сумку и извлек скульптурки. – Вместо этого они станут вашей собственностью, и вы сможете любоваться ими, когда пожелаете.

Каждая скульптурка представляла различные варианты образа легендарного существа, почитаемого майя в давно прошедшие времена, – искусно вырезанного Пернатого Змея с длинными когтистыми лапами и умными круглыми глазами.

Гроуб подался вперед и высунулся из своего кокона, чтобы снова разжечь потухшую сигарету. Тяжелый сладковато-едкий дым окутал Баррехо и, на его взгляд, мало чем отличался от запаха марихуаны.

– И что же заставило вас подумать, что у меня есть хоть малейший интерес к контрабандному антиквариату, сеньор шеф полиции Баррехо? – произнес Гроуб ледяным тоном. – Это что, ловушка? Вы решили спровоцировать меня на незаконные действия, чтобы арестовать с поличным?

Баррехо отступил в крайнем испуге.

– Это было бы величайшей глупостью, эччеленца Гроуб, – вымолвил он.

– Да, – подтвердил тот. – Совершенно верно.

– В штате Кинтана-Роо действуют свои особые законы, – продолжал Баррехо – Я знаю свое место в этом обществе, эччеленца, и также знаю ваше. Я никогда не рискнул бы сделать ничего подобного! – Он перевел дыхание. – Смею добавить, мы видели результаты вашего недовольства, эччеленца. Я лично побывал на разрушенной вилле Ксавье Салида. Для меня непостижимо, что именно вы предприняли, чтобы отомстить ему, но абсолютно ясно: вы обладаете непревзойденным могуществом, и у меня нет намерения вставать вам поперек дорого.

Судя по всему, Гроуб засмеялся, хотя сухой прерывистый хрип скорее походил на кашель.

– Мне нравится, что вы так боитесь меня, сеньор Баррехо. Это правда, что… разногласия между мной и Ксавье Салида за последние недели обострились. Но, уверяю вас, я не имею ни малейшего отношения к уничтожению его жилища. Больше всего на свете мне хотелось бы узнать, как можно произвести такое опустошение, потому что тогда мои соперники боялись бы меня так же, как вы.

Потрясенный признанием, Баррехо судорожно пытался переварить полученную информацию. Если Гроуб ни при чем, кто же тогда погубил Салида? Кто в Мексике может обладать разрушающим устройством такой мощности.

Бельгиец тем временем продолжал:

– До меня дошли сведения, что вы и этот бездельник Фернандо Агилар продавали Салида произведения искусства майя из новых раскопок в руинах, которые называются. . – Гроуб приложил палец к губам, вспоминая, – Кситаклан, кажется. Многие из моих слуг-индейцев, включая и нашего друга Хуана, – он бросил взгляд на неподвижного охранника, который по-прежнему держал оружие наготове, – верят, что эти вещи прокляты и их нельзя доставать оттуда, где они находятся. Боги сердятся и посылают отмщение. Ксавье Салида поступил неблагоразумно, покупая украденные древние изделия, и уже заплатил за это. То, что вы мне сейчас предлагаете, вероятно, тоже из Кситаклана? Сеньор Баррехо, я не хочу навлекать на себя гнев богов.

Баррехо натужно рассмеялся и, скрывая волнение, принялся вертеть в толстых пальцах фигурку змея. Его мозг лихорадочно пытался найти такой вариант, чтобы сделка состоялась.

Ему необходимо было продать хоть несколько поделок, он должен добыть деньги. Все, что он мог пожертвовать из своего жалованья, Баррехо уже отдал. Ему было очень трудно совмещать работу шефа полиции со своим истинным призванием – борьбой за независимость штата Кинтана-Роо.

Самым подходящим делом казалась спекуляция на славе майя, народа, создавшего великую цивилизацию в этой части Юкатана. Их драгоценные изделия помогли бы финансировать борьбу за свободу, помочь Баррехо и его группе революционеров отвоевать независимость своей территории, выиграть в борьбе против коррумпированного правительства Мексики. Если им это удастся, то «Либерасьон Кинтана-Роо» провозгласит новое государство, в котором вновь расцветет былая слава майя.

– Должно быть, вы шутите, эччеленца, – наконец произнес Баррехо. – Какие предрассудки' Разве такой высокопоставленный европеец, как вы, может верить в древние проклятия! – Он вопросительно поднял брови.

Гроуб снова отхлебнул лимонада, поглядел на часы и глубоко вздохнул:

– Мои собственные взгляды не имеют отношения к данной ситуации, сеньор шеф полиции Баррехо. Если индейцы считают эти штучки проклятыми, я не смогу заставить ни одного из них работать на меня. Мои домашние слуги напуганы Они разбегутся в первую же ночь, и вряд ли мне удастся заменить их другими. А это значительно усложнит мое существование. —

Он положил пустой мундштук на подлокотник кресла. – Я хочу наслаждаться жизнью без всяких осложнений И мне совсем не улыбается стать объектом мести со стороны какого-нибудь последователя религии древних майя, если я вдруг захочу похвастаться этими древними игрушками.

Гроуб наклонился вперед, на прощание снова показав лицо из-за сетки. Его карие глаза сверлили Баррехо

– Моих денег хватит на то, чтобы надежно защититься от нападения моих конкурентов по наркобизнесу, но фанатик-самоубийца – это угроза, против которой мало кто устоит. – Он снова спрятался под сетку и взглянул на часы. – Ваше время истекло, сеньор Баррехо. Сожалею, но не могу воспользоваться вашими услугами.

Отказавшись от дальнейших уговоров, которые в данной ситуации выглядели бы унизительными, Баррехо уложил фигурки в сумку, неловко поклонился, надел фуражку и, ссутулившись, повернул к двери.

– Минуточку, сеньор Баррехо, – неожиданно окликнул его наркобарон.

Баррехо обернулся, сердце забилось в надежде, что Гроуб только играл с ним, стараясь сбить цену. Но вопреки его ожиданиям бельгиец сказал:

– Позвольте теперь и мне предложить вам кое-что ценное. Я не испытываю интереса к вашим реликвиям и сообщу вам информацию бесплатно – пока. Надеюсь, вы не забудете об этом и в случае необходимости сможете отплатить мне добром.

– Что это, эччеленца?

Бельгиец вынул из мундштука окурок, достал из кармана костюма темно-коричневую коробочку и вставил новую сигарету. Он зажег ее, но пока не ответил на вопрос, курить не стал:

– Благодаря своим международным связям я узнал, что в Кинтана-Роо собирается тайно проникнуть команда военных из Соединенных Штатов. У них имеется диверсионное задание. Коммандос намерены найти тайник с оружием или целую военную базу глубоко в джунглях. Возможно, вы уже знаете об этом? Может, это имеет отношение к партизанской революционной группе, известной под названием «Либерасьон Кинтана-Роо»? – Он тонко усмехнулся. – Поскольку вы являетесь шефом полиции в ваших краях, я думаю, что вам будет интересно узнать об этом.

Баррехо похолодел, чувствуя, как кровь отхлынула от лица. Кусок льда в желудке не давал ему вздохнуть, в то время как по венам пробежала горячая вспышка гнева.

– Американские военные едут сюда, тайно? Как они смеют! И под каким предлогом?

– Полагаю, они проникнут через границу с Белизом. Если постараетесь, думаю, сумеете раздобыть более подробную информацию.

– Благодарю вас, – сказал ошеломленный Баррехо. – Благодарю вас, эччеленца.

С сумкой в руках, в которой лежали уже забытые фигурки, Баррехо спотыкаясь побрел за охранником.

Сиюминутная проблема изыскания денег отошла на задний план, он думал только о том, что обнаружили американцы, и к чему подбираются, и не нависла ли угроза над планами борьбы за независимость штата.

Руины Кситаклана

Воскресенье, 20:17

Спустя несколько часов после землетрясения земля снова вернулась к состоянию относительного спокойствия.

Отвратительное зловоние сероводородных паров уступило место душному дыханию джунглей, аромату цветов, острому пряному запаху гниющей листвы.

Они сидели у костра из смолистых веток, когда подошел улыбающийся Агилар с болтающейся на плече сумкой.

– Вместо ваших американских консервов я раздобыл еду из джунглей.

Он порылся в сумке и извлек полные пригоршни круглых, как луковицы, серо-зеленых пятнистых грибов Потом стряхнул с одежды волокна мха и смахнул лесной мусор со шляпы.

– Для начала мы пожарим грибы, очень вкусные, а у них вкус, как у лесных орехов.

Малдер облизнулся, но Скалли глядела с опаской.

– А они точно съедобные?

Агилар утвердительно затряс головой:

– Это местный деликатес, он использовался во многих традиционных блюдах майя.

Рубикон взял один гриб, поднес к огню, прищурился и нацепил на нос очки.

– Да, когда-то мне приходилось их есть. Очень вкусные.

Он насадил гриб на ветку и стал обжаривать в пламени со всех сторон.

– Хорошо еще, что он не принес нам личинок жуков, – сказал Малдер, отмахиваясь от назойливых москитов.

– Ах да, жуки! – воскликнул Агилар, хлопнув себя по бедрам. – Я могу найти жуков, есть очень много съедобных и вкусных видов. Или, если хотите устроить настоящий пир, могу застрелить обезьяну.

– Спасибо, не надо, – поспешила отказаться Скалли.

– Немного отличается от вчерашнего ужина, – сказал Малдер.

Их окружала гнетущая тишина. Потрескивающий костер был маленьким островком тепла и света на обширной площади Кситаклана В других обстоятельствах Малдер предложил бы спеть хором «Плыви, моя лодка, плыви», но не здесь и не сейчас.

Вокруг бесшумно сновали летучие мыши, хватая на лету насекомых и издавая едва уловимый для человеческого уха писк. Большие ночные мотыльки чертили в воздухе изящные, бледно вспыхивающие в темноте спирали. В зарослях кустарника, окружающих площадь, порою сверкали глаза хищников, отражающие огонь костра.

Скалли сняла с ветки дымящийся гриб, внимательно осмотрела его и положила в рот. Медленно прожевывая, чтобы хорошенько ощутить вкус, она закрыла глаза, как вдруг, у самого ее лица, летучая мышь схватила крупного мотылька и мгновенно исчезла в ночной темноте. Скалли запоздало вздрогнула от неожиданности.

Малдер вспомнил об индейцах, убежавших при первых признаках землетрясения и до сих пор не решавшихся подойти ближе к руинам, но когда он заговорил об этом, Агилар презрительно фыркнул:

– Все они суеверные трусы. Их уважение старой религии перевешивает здравый смысл. Они убеждены в том, что здесь все еще обитают призраки их предков, ублажавших богов жертвами, не говоря уже о тенях самих древних богов.

Рубикон пристально вглядывался в темноту, слушая жужжание насекомых, выкрики ночных птиц, крадущиеся шаги хищников. На его худом лице застыло выражение сосредоточенности. Малдер понимал, что старый археолог думает о своей дочери, затерянной и одинокой в глухих

джунглях, кишащих грозными хищниками, ядовитыми змеями… или опасными искателями сокровищ.

Малдер поднял голову, прислушиваясь, ему показалось, что какое-то крупное существо пробирается по лесу, он увидел, как зашевелились плотные заросли папоротника. Остальные, казалось, ничего не заметили.

– Не так уж сильно все здесь изменилось в течение века, – сказал Рубикон, далеко уносясь в своих размышлениях. – Когда я думаю о Кассандре и ее экспедиции, то невольно вспоминаю первых любителей-археологов в этих краях. Они страдали от тех же трудностей, с которыми, вероятно, придется столкнуться и нам.