Текст книги "Проклятые башни"

У королевы драконов зеленовато-бронзовая чешуя была гораздо грубее, чем у ее сыновей и дочери, голова размером напоминала дом, мощные лапы по толщине могли сравниться с вековыми деревьями, а когти были длиной в рост Изабо. Точно почувствовав изумленный взгляд девушки, толстое морщинистое веко поднялось, и глаза Изабо взглянули прямо в золотое око дракона.

И снова она ощутила кружащееся перемещение, потерю себя. Казалось, что драконий глаз заключал в себе все тайны вселенной. Она увидела, как жизнь зарождается в огненном зерне, которое росло и кружилось, точно пылающее колесо. Она увидела время и пространство, переплетенные в прозрачной сфере, которая унеслась прочь размытым пятном галактик и скоплением звезд, и ее собственный мир был лишь мельчайшей пылинкой в огромном океане вселенной. В этой пылающей тьме, в этой кружащейся безмерности он был крошечным и незначительным, точно личинки комаров, копошащиеся в дождевой луже.

Изабо попыталась сохранить ощущение себя, чувство собственной важности, но глубоко внутри нее засело мучительное сомнение, которое перед лицом необъятности вселенной выросло и расцвело пышным цветом. Слезы хлынули из ее глаз, и она зарыдала, закрывая лицо ладонями, но невольно вспомнила о своем увечье, ощутив на щеке рубцеватую ладонь. Она сжала пальцы, три на одной руке, пять на другой, раздирая кожу на лице ногтями и тряся головой из стороны в сторону. Почему, почему? – беззвучно закричала Изабо. Сквозь искалеченные пальцы она снова встретилась взглядом с королевой драконов и снова против воли утонула в ее взгляде.

Она увидела голенького младенца с рыжим пушком на голове, лежащего в расселине между корнями дерева и полуприкрытого сухими листьями; потом маленькую девочку на постоялом дворе, указывающую пальцем на кости, которые перевернулись еще раз; молодую девушку, слезающую с дерева в темноте, чтобы освободить чернокрылого мужчину; и, наконец, рыжего жеребца, несущегося по гребню зеленого холма.

У Изабо перехватило горло – она снова переживала свое пленение и пытку, и ее искалеченная рука сжималась и разжималась. Она видела саму себя, бредущую через лес в беспамятстве от лихорадки, увидела, как Селестина лечит ее под звездами в разрушенной башне. Видения сменяли друг друга все быстрее и быстрее, повторяя перед ее глазами всю ее жизнь. На миг круговерть образов стала такой быстрой, что у Изабо закружилась голова и она почти перестала что либо понимать. Сова летела над заснеженной равниной, а внизу мчался снежный лев. Огонь и лед пожирали друг друга. Морщинистое лицо Мегэн заливалось слезами. Комета со зловещим красным хвостом летела высоко над морем, и волны вздымались, затапливая темнеющий лес. Перья и огонь, вода, листья и золотисто-рыжие волосы сплетались в один клубок, потом Изабо внезапно увидела женщину с суровым лицом, склоняющуюся над Ключом Шабаша, висящим у нее на груди. Вздрогнув, Изабо узнала искалеченную руку, бережно сжимавшую шестиконечную звезду в круге, и ярко-голубые глаза, исполненные скорби и мудрости.

В этот самый миг видение померкло. Изабо вернулась обратно в свое тело, обнаружив, что оно дрожит от напряжения, а камень под ее коленями холодный и твердый. Смолистые факелы все еще горели, а драконы-самцы смотрели на нее прищуренными глазами, и Эсрок все еще приводила себя в порядок, любовно полируя извилистым голубым языком тусклые чешуйки передней лапы.

Изабо неуверенно подумала: Вы хотите сказать, что когда-нибудь я стану Хранительницей Ключа?

Королева драконов шевельнулась на груде сокровищ, и драгоценности разлетелись по полу.

Вы хотите сказать, что…. Я не просто так потеряла пальцы? Неужели все это произошло по какой-то причине?

Драконья королева прикрыла глаза. Причина? – сказала она, и древние слова выразительного языка драконов прозвучали в мозгу Изабо, точно гром. К чему тебе причины? Ты думаешь о судьбе как об игре, в которую играет какой-то безликий игрок, чьей воле подвластна вся вселенная. Но все же ты сама выбрала свой путь и сама прошла его.

Значит, вы хотите сказать, что я сама виновата в том, что меня пытали и искалечили? – спросила Изабо, чувствуя, как по всему ее телу разливается холодный страх.

Королева драконов вздохнула, и ее сернистый выдох отбросил рыжие кудри Изабо с заплаканного лица. Зачем ты ищешь виноватых и причины? Ты выбираешь свой путь, но не свое назначение. Судьба свита из твоей воли и силы обстоятельств. Это одна нить, сплетенная из множества прядей.

Изабо кивнула. Это было ей понятно. Хотя, возможно, спасение Лахлана столько месяцев назад было необдуманным поступком, не она сомкнула пальцедробитель на собственной руке. Это был выбор барона Ютты, результатом которого стала его гибель. В этот момент внутри нее что-то отпустило, исчезло ставшее уже привычным напряжение, она больше не чувствовала его. Она посмотрела на свою изувеченную руку и спросила тихо: Значит, я никогда не исцелюсь, да?

Твоя душа постепенно исцелится , сказала королева драконов. Она не похожа на плоть или материю, которые если разорваны, то навсегда. Это субстанция, из которой создана вселенная, как вода или огонь, она не имеет постоянной формы. Ты исцелишься.

Изабо склонила голову, показывая, что поняла. Ее мысли вернулись к видению, в котором она держала в руках Ключ Шабаша.

Возможно , ответила королева драконов.

Но драконы ведь видят в обе стороны нити времени , возразила Изабо.

Все драконы зашевелились и забормотали, а Эсрок рассмеялась, и от этого смеха у Изабо снова заледенела кровь. Она невольно вспомнила Йорга, съежившегося у костра, темные тени, танцующие на его слепом старом лице. Она спросила тогда, может ли он видеть будущее, и он ответил своим ласковым голосом: «Я могу видеть будущие возможности. Будущее – как спутанная кудель, которая дожидается, когда из нее вытянут первые пряди и совьют их в нить».

Значит, вы видите лишь будущую возможность , задумчиво сказала Изабо. Что я когда-нибудь стану Хранительницей Ключа . Ее охватило возбуждение, и сердце вспыхнуло честолюбием.

На этот раз рассмеялись все драконы, и Изабо в ужасе прижалась к плитам пола.

Королева драконов насмешливо послала видение Изабо, сгорающей в языке пламени дракона, потом еще одно, в котором она падала с крепостной стены, пронзенная стрелой прямо в сердце.

Но…

Драконы видят многие вещи , сказала королева драконов. Зачем ты спрашиваешь у меня то, что и так знаешь? Твое нетерпеливое любопытство мне надоело. Мой сын сказал, что ты принесла мне дары. Покажи!

Изабо посмотрела вниз и в смятении увидела, что уронила букет роз, который так берегла в течение всего подъема. Он лежал у ее ног, раздавленный и смятый. Ее охватил ужас.

Мне так стыдно… Я не…

Королева драконов стала на задние лапы, и из ее пасти вырвался язык пламени, опаливший ступени. Изабо, завизжав, отпрянула.

Когда она, наконец, отважилась поднять лицо, то увидела, что розы превратились в пепел. Она ошеломленно уставилась на старую королеву.

Расцвет и смерть розы для драконов всего лишь миг , холодно сказала королева. Мы видели расцвет и смерть звезд.

Но… пролепетала Изабо боязливо, снова вспомнив видение, в котором она сама превращалась в горстку тлеющих углей.

Мне важно было, чтобы ты принесла дань , сказала королева. Неужели ты думаешь, что мне нужны розы, когда я сплю на ложе из драгоценных камней?

Изабо была в таком смятении, что могла лишь тупо смотреть на огромную темную тушу. Через миг она неловко открыла свою сумку и дрожащими пальцами вытащила оттуда свои подношения. Одно за другим она разложила их на каменных ступенях и услышала за спиной шипящее дыхание драконов. Королева драконов поднялась и тяжело спустилась по ступеням, разбросав сокровища в разные стороны и сметая хвостом золотые потиры, украшенные драгоценными камнями броши, потускневшие короны и скипетры, точно они были обычным мусором.

Она изящно обнюхала все дары, подцепив наручную повязку кончиком одного когтя и намотав жемчужное ожерелье на другой. Потир она несколько раз подкинула в воздух, потом равнодушно отшвырнула назад, в кучу сокровищ. Потом лизнула окровавленный кинжал длинным гибким небесно-голубым языком и улыбнулась драконьей улыбкой.

Это воистину тщательно выбранные дары , проурчала она. Зажав кинжал в пасти, она забралась по ступеням и принялась крутиться на куче сокровищ, прежде чем улечься на нее. Потом свернулась так уютно, точно ее ложе было из шелка и бархата, а не из жестких и неудобных предметов, и снова принялась лизать кинжал, жмурясь от удовольствия.

Изабо набрала в грудь побольше воздуха. Я принесла эти дары как дань уважения мудрости и ясновидению драконов , начала она, мысленно поблагодарив Фельда за то, что заставил ее несколько раз повторить эту речь. Если бы не это, она сейчас ни за что не сумела бы подобрать нужные слова. Мой клан всегда почитал драконов, зная, что они величайшие из всех существ, самые опасные и самые могущественные. Мне очень хотелось бы прибегнуть к вашей мудрости, Королева Великих, и я надеюсь, что согласие между нашими кланами, длившееся веками, сохранится еще на многие столетия.

Драконья королева склонила голову, на миг оторвавшись от наслаждения кинжалом.

Говорят, у меня есть Талант , торопливо сказала Изабо, и все же никто не знает, в чем он заключен. Я обладаю множеством незначительных Умений, вроде способности вызвать огонь или передвигать предметы, но многие знахарки и знахари могут делать то же самое. Я не умею летать, как моя мать или Изолт; я не могу приручать животных, видеть будущее, вызывать ветер или создавать иллюзии. Я не умею делать ничего важного!

Последовало долгое молчание, и ее охватило разочарование. Потом королева драконов подбросила нож в воздух и снова поймала его. Чтобы понять любое живое существо, нужно проникнуть внутрь и почувствовать биение его сердца , сказала она. Чтобы разгадать тайны вселенной, ты тоже должна почувствовать, как бьется ее сердце.

Королева повернула свою огромную голову и внимательно посмотрела на Изабо. Та взглянула на нее в ответ. Око королевы было огненным морем, а ее узкий зрачок – огромным, необъятным космосом. Изабо услышала, как кровь стремительно несется по камерам ее собственного сердца, услышала его ровный ритм, похожий на барабанный бой. Ей показалось, что она различила более глубокое эхо, звучащее у нее в груди – медленное биение, которое потрясло ее своей непреклонной силой.

Чтобы понять вселенную, ты должна сначала узнать саму себя , сказала королева драконов. Ты должна всегда искать, задавать вопросы и отвечать на них; ты должна прислушиваться к сердцу мира и к своему собственному сердцу. Ты должна отыскать своих предков и узнать то, чему они могут научить тебя; ты должна узнать свою историю, прежде чем сможешь узнать свое будущее.

Изабо кивнула.

Твою сестру вырастил народ твоего отца, а тебя – народ твоей матери. Теперь твоя сестра сидит у ног Мегэн Повелительницы Зверей и внимает ее мудрости. Настало время тебе сесть у ног Зажигающей Пламя Прайда Огненного Дракона. Твоя сестра проводила белые месяцы года, месяцы действия, с Прайдом Огненного Дракона, а зеленые месяцы года, месяцы отдыха, с Фельдом Драконьим и твоей матерью, Ишбель Крылатой. Ты должна сделать то же самое.

Глаза Изабо расширились. Хотя она знала, что народ ее отца обитал на снежных вершинах за Проклятой Долиной, ей никогда не приходило в голову разыскать их. Ее мысли мгновенно устремились к Бронвин.

Я не могу – она погибнет , сказала она бессвязно.

Королева драконов зевнула и положила голову обратно на лапы. Повисла долгая тишина.

Изабо сказала робко:

Вы знаете, что у меня дитя Колдуньи? Я не могу допустить, чтобы она умерла. Ей нужна соленая вода, чтобы плавать, ибо она из морского народа. Я привезла ее так далеко, я должна и заботиться о ней. Вы поможете мне?

Королева драконов не ответила, а ее сыновья зашипели и беспокойно задвигались за спиной у Изабо.

Изабо сжала зубы и непокорно подумала: Вам было известно, что моего отца превратили в коня? Почему вы не сказали об этом Мегэн, когда она была здесь? Или Изолт?

Не открывая глаз, королева драконов ответила: А почему я должна была сказать?

Изабо ответила, еще более бессвязно, Но вы должны были знать, как долго мы искали его… Осознав, насколько путано должны были прозвучать ее мысли, она сказала более осторожно: Семнадцать лет мой отец томился в теле коня, не в состоянии ни рассказать об этом, ни бежать. Если бы мы только знали…

И что бы вы сделали? В голосе королевы драконов прозвучало легкое любопытство.

Мы могли бы попытаться разрушить чары , воскликнула Изабо.

Кончик хвоста старой королевы заходил ходуном. Чары может снять лишь та, которая их наложила. Кроме того, знание судьбы Хан’гарада вполне могло изменить судьбы всех вас. Знать о том, что может произойти, часто означает сделать так, чтобы это действительно произошло. Мы предпочитаем не вмешиваться в судьбы глупых суетливых людей.

Она явно давала понять, что аудиенция закончена, а огромный с зубчатым гребнем хвост заметно раскачивался.

Изабо склонила голову. Благодарю вас за ваши слова и ваше милосердие. Через нескончаемо длинный и страшный миг Изабо нашла в себе мужество спросить: Скажите, вы считаете, что я была не права, когда увезла Бронвин ?

Ответа не было.

Изабо в отчаянии закричала: Прошу вас, скажите мне, где можно найти соль, чтобы она не погибла!

Королева драконов пошевелилась и вздохнула, сбив Изабо с ног силой своего выдоха. На первое время можешь соскрести соль с камней в долине и взять ее с собой. Потом, если ты заглянешь в северный конец Долины Двух Башен, то найдешь соль в скалах и в бурлящих озерах, схожих с озером в нашей долине. Ты можешь купать дитя Фэйргов в этих озерах, и она будет жить.

Спасибо, спасибо , залепетала Изабо, но королева уже снова закрыла глаза, положив голову на зазубренный и почерневший кинжал. На нетвердых ногах возвращаясь к выходу по длинному сводчатому коридору, Изабо услышала, как королева драконов снова гулко захрапела.

ХРЕБЕТ МИРА

Изабо взбиралась по заснеженному склону, спрятав руки в варежках под плед и низко натянув свой берет на уши. Глубокая неровная цепочка следов у нее за спиной была единственной отметиной в первозданном пейзаже – свежевыпавший снег укрыл все мягким покрывалом.

Над головой синело безоблачное небо, но воздух был пронзительно холодным, и от дыхания Изабо у нее перед лицом висело белое облачко. Всюду, насколько хватало глаз, простирались высокие белые горные пики, а за спиной у нее остались лесистые долины.

Послышалось бешеное гиканье, и Изабо, испуганно вздрогнув, подняла глаза. По склону неслось множество высоких белых фигур, скользящих по снегу столь же стремительно и грациозно, как птицы в полете. Изабо замерла от страха и восхищения одновременно. Она смотрела, как они один за другим вылетали со снежной горы и кувыркались как акробаты, чтобы тут же продолжить свой головокружительный спуск.

Когда люди были уже недалеко, она поняла, что они едут на небольших деревянных салазках, лишь немногим больше их башмаков. Днища салазок были расписаны свирепыми красными драконами, изрыгающими пламя. Когда люди прыгали и взмывали в воздух, казалось, что нарисованные драконы устремляются в полет, но лишь для того, чтобы через миг окунуться в снег, когда эти странные фигуры снова опускались на землю.

Издав еще один вопль, их предводитель, описав кривую, резко остановился перед Изабо, обдав ее вихрем снежного крошева. Это был высокий худощавый мужчина с суровым смуглым лицом, состоявшим, казалось, из одних прямых линий и углов, глазами, полуприкрытыми тяжелыми веками, и длинной косой грубых белых волос. Голову его по обеим сторонам лба украшала пара массивных закрученных в тугую спираль рогов.

Склонив голову, он приветствовал ее ритуальным жестом Хан’кобанов – стремительным движением приложил два пальца сначала ко лбу, потом к сердцу. Изабо нерешительно повторила этот жест, и он недоуменно нахмурился.

Она испугалась, не сделала ли что-нибудь не так. Фельд попытался как умел научить ее языку Хан’кобанов, но это был очень странный язык, в котором жесты и интонации имели такое же значение, как и сами звуки. К счастью, Изабо привыкла говорить на языках зверей и птиц, которые тоже включали в себя не только сложную систему звуков, но также позы и жесты. У нее были способности к языкам, и она усердно училась, поэтому к тому времени, когда Изабо отправилась из Башен Роз и Шипов на Хребет Мира, она знала все, чему Фельд мог научить ее. Но предстоящая зима все-таки пугала ее, поскольку она знала, насколько отличается жизнь Хан’кобанов от привычной ей жизни, и уже начала скучать по Бронвин, оставленной на попечении Фельда.

Хан’кобанский воин заговорил с ней, издав несколько резких звуков, больше походящих на нечленораздельные возгласы, чем на слова. Он сказал что-то о Зажигающей Пламя, сделав быстрый размашистый жест в сторону вершины холма. Изабо кивнула и улыбнулась в знак того, что поняла, но он смотрел на нее столь же презрительно.

Остальные Хан’кобаны тоже остановились вокруг нее, коротко переговариваясь между собой и делая странные отрывистые знаки руками. Потом они снова понеслись по снегу на своих салазках, взволнованно улюлюкая. Но их предводитель не ушел. Вместо этого он нагнулся, развязал ремешки, снял с ног салазки и привязал их к спине. Не говоря ни слова, он махнул по направлению к вершине холма и быстро и без усилий зашагал по склону. Изабо побрела за ним, тяжело дыша и с трудом вытаскивая глубоко увязавшие в снегу башмаки. Время от времени он останавливался и ждал ее, и Изабо изо всех сил старалась не выказать обиды на его холодную и суровую вежливость.

Солнце уже почти зашло, когда они наконец добрались до вершины горы, и ноги у Изабо горели, а все тело дрожало от холода и усталости. Они поднимались на один обледенелый склон за другим, оставив долину далеко позади. Хан’кобан ни разу не заговорил, и Изабо очень радовалась этому, поскольку и так задыхалась. Над ними на фоне розовеющего неба виднелись темные валуны, и подолом белого бархатного плаща уходили вниз длинные заснеженные склоны. Он дожидался ее, стоя прямо под огромным круглым камнем, его смуглое лицо было бесстрастным. В конце концов она подошла к нему и остановилась, хрипло дыша, одной рукой держась за бок, а другой утирая нос, из которого лило ручьем. Он дал ей лишь, чуть-чуть перевести дух, потом повел вдоль скалы.

У Изабо перехватило дыхание. Тропинка, по которой они шли, вела через обледенелую каменную арку ко входу в гигантскую пещеру, над которой нависала отвесная горная вершина. Внизу расстилалась широкая долина, с трех сторон окруженная вздымающимися к небу утесами. С одной стороны от входа в пещеру грохотал водопад, низвергаясь в озеро, почти полностью замерзшее, за исключением того места, где бурлил пенистый поток. Вода там была сине-зеленой и очень прозрачной, а полынью окаймляли огромные глыбы льда. Маленький мальчик привел на водопой стадо больших похожих на коз косматых животных с плоскими копытами и ветвистыми рогами, и они сгрудились у края воды, почти сливаясь с белизной снега.

Внезапно от арки отделился высокий Хан’кобан. Изабо, вскрикнув, отпрянула, поскольку в своих белых мехах он был почти невидим на белом снегу. Ее провожатый произнес какое-то гортанное слово, и часовой ударил ладонью одной руки по краю другой. Провожатый Изабо кивнул один раз и провел ее в арку.

Вход в пещеру зиял высоко над ее головой, окаймленный бахромой сосулек. Натянув плед на окоченевшие щеки, Изабо вошла внутрь вслед за Хан’кобаном. Пещера уходила далеко в глубь горы, а от главного зала ответвлялось множество неглубоких ниш и маленьких пещерок. Вдоль одной стены бежал ручеек, образовывая несколько мелких заводей, часть из которых по краям покрылась корочкой льда. На земляном полу горело множество костров, каждый из которых окружала куча шкур и груды кухонной утвари, оружия и грубых деревянных плошек. У самой дальней стены пылал большой костер, дым которого уходил в отверстие высоко над их головами. Там и сям из каменных стен торчали горящие факелы, но их свет почти не разгонял темноту.

От дыма у Изабо заслезились глаза, и ей пришлось щуриться. Она разглядела множество мужчин и женщин с прямой осанкой, сидевших, поджав ноги, у костра. Все они были одеты в длинные облегающие штаны из мягкой белой кожи, вязаные рубахи и кожаные куртки. Многие кутались в длинные плащи из меха разных животных – Изабо узнала косматого медведя, волка, арктическую лису и густой белый мех гэйл’тиса. Была среди них даже роскошная пятнистая шкура саблезубого леопарда со свирепой головой и кривыми клыками и белая шкура снежного льва.

Старая женщина в плаще из снежного льва сидела на толстой стопке шкур, отбросив на спину капюшон в виде оскаленной морды с белой гривой, окаймленной черным. В отличие от остальных женщин, сидящих вокруг костров, ее лицо было явно человеческим, несмотря на резкие черты и высокие скул. Ее глаза были такими же голубыми, как у Изабо, а в длинных волосах, откинутых со лба, поровну смешались седина и рыжина. Когда Изабо приблизилась к костру, женщина подняла глаза и окинула ее властным взглядом.

Изабо уже давно с огромным нетерпением предвкушала момент, когда увидит свою прабабку, и первым ее импульсом было броситься вперед, обнять и расцеловать старую женщину. Но холодное властное лицо обескуражило ее, и она просто сделала приветственный жест. И снова ее охватило беспокойство, не допустила ли она какой-нибудь ошибки, поскольку лица воинов застыли, а Зажигающая Пламя нахмурилась. Потом она указала на Изабо, а после этого на пол у своих ног.

– Сядь, – сказала она гортанно.

Изабо послушно опустилась на пол, гадая, что же ее ожидает. Она очень робела и чувствовала себя не в своей тарелке, несмотря на то, что ни один из множества Хан’кобанов в пещере, казалось, не заметил ее присутствия. Все вокруг продолжали прясть, вязать, вырезать или ковать что-то, не удостоив ее ни единым взглядом. Даже Совет Шрамолицых Воинов не обращал на нее внимания, хотя они сидели так близко, что она чувствовала их резкий запах и видела странный бесцветный блеск их глаз.

Но Зажигающая Пламя все еще продолжала пристально ее рассматривать, и Изабо ответила ей столь же любопытным взглядом. Тонкие губы старой женщины стали еще тоньше, а ее рука внезапно взметнулась вперед, ударив Изабо по лицу.

– Бесстыжая, смотришь, – сказала она.

Изабо ошеломленно приложила руку к щеке.

– Но вы же на меня смотрите!

Старая женщина снова ударила ее по лицу.

– Бесстыжая, пререкаешься!

У Изабо глаза наполнились слезами, но она опустила их и больше не подняла. Через некоторое время она скорее почувствовала, чем увидела, что Зажигающая Пламя сделала выразительный жест и позвала:

– Хан’калил!

От соседнего костра поднялась женщина и подошла, встав на колени перед Зажигающей Пламя с опущенной головой и сложенными перед собой руками. Она произнесла несколько гортанных звуков, и Изабо разобрала:

– Да, Зажигающая Пламя?

Старая женщина отдала какие-то приказы, но настолько быстро, что Изабо ничего не поняла.

– Да, Зажигающая Пламя, – снова ответила Хан’калил, но на этот раз немного с другой интонацией. Изабо напряженно прислушивалась, исполненная решимости как можно лучше изучить этот язык. В противном случае ее жизнь в следующие несколько месяцев обещала быть очень тяжелой и одинокой.

Внезапная увесистая оплеуха застала ее врасплох. Зажигающая Пламя указала на женщину и сказала:

– Иди. Хан’калил научит тебя манерам. Вернешься, когда будешь вежливой.

Изабо подавила желание запротестовать и, во всем подражая хан’кобанке, сказала:

– Да, Зажигающая Пламя.

Старая женщина кивнула, давая понять, что разговор окончен, но Изабо почувствовала ее одобрение и молча пошла за высокой гибкой фигурой. Хотя холодный прием прабабки довел ее почти до слез, Изабо смогла сдержать обиду и разочарование, исполненная решимости не выказывать никакой слабости перед этими суровыми угрюмыми чужаками. Хан’калил жестом указала на стопку шкур, и Изабо покорно села. Не говоря ни слова, хан’кобанка передала ей каменную ступку и пестик, и Изабо начала перетирать находящееся внутри зерно.

Толстые спиральные рога были только у мужчин-хан’кобанов, а Хан’калил, как и остальные Хан’кобаны, была высокой, с кожей оливкового цвета, роскошной гривой белых волос и четырехсуставчатыми пальцами, но резкое с выдающимися чертами и глубоко посаженными глазами лицо явно выдавало ее принадлежность к другой расе.

Вскоре она поняла, что Хан’калил находилась в самом низу их иерархии, будучи лишь немногим выше служанки у воинов, сказителей, кузнецов и хранителей огня, которые были наиболее почитаемыми людьми прайда. У Хан’калил был всего лишь один шрам – грубая стрелка на левой щеке, а ее имя означало «крольчонок» и носило на себе отпечаток ласковой снисходительности. Тот факт, что Зажигающая Пламя произнесла ее имя перед Изабо, показывал, насколько малым уважением она пользовалась. Имена держали в тайне, открывая их лишь друзьям и родне. Будучи посторонней, Изабо не имела права знать ничьего имени, а именовать их можно было по титулу и позиции в иерархии.

Самым уважаемым и почитаемым лицом в прайде была Зажигающая Пламя. Ей доставались лучшие куски мяса; она занимала самое удобное место у костра, и все – даже Первый из Шрамолицых Воинов – приближались к ней со склоненной головой. Это был тот самый воин, который носил плащ из меха саблезубого леопарда, и каждую его щеку рассекали три тонких шрама, а еще один прорезал лоб, оканчиваясь на переносице. Скоро Изабо узнала, что он был вторым по могуществу лицом в прайде, и была жестоко избита за то, что выказала неуважение, встретившись с ним взглядом.

Никто никогда раньше не бил Изабо, и жестокость Хан’кобанов стала самым тяжелым моментом в ее новой жизни. Они не знали ни жалости, ни доброты, ни прощения, ни снисхождения. Нарушителей хан’кобанского кодекса чести оставляли на высокой скале Белым Богам, и если они не погибали от голода и холода, то становились добычей диких зверей или хищных птиц. Даже самые незначительные нарушения карались оплеухами, побоями или лишением тепла и еды.

В следующие несколько недель Изабо сопровождала Хан’калил повсюду, безмолвно наблюдая и слушая, и первым делом она научилась держать глаза опущенными, а руки неподвижными. Поскольку каждый жест имел определенное значение, случайная жестикуляция могла ввести в заблуждение, и Изабо наделала немало глупых ошибок, прежде чем привыкла постоянно держать руки сложенными на коленях.

Ее задачу усвоить хорошие манеры очень затрудняла невозможность задавать вопросы и смотреть слишком пристально. Любой намек на любопытство считался в высшей степени оскорбительным. После нескольких оплеух Изабо научилась не просить объяснений и не интересоваться причинами, не смотреть ни на кого прямо и не спрашивать об их имени, не приближаться к чужому костру без приглашения, не прикасаться к другим, не начинать есть прежде чем поели старшие, и ни с кем не заговаривать, если к ней не обратились. В условиях такой скученной жизни эти правила обеспечивали неприкосновенность личного пространства членов прайда, но Изабо, общительная и любопытная, постоянно невольно кого-то оскорбляла.

Она не осознавала, насколько строгой была социальная иерархия прайда. Поскольку Изабо не прошла испытания и инициации, она считалась ребенком и поэтому имела более низкий статус, чем все остальные взрослые в группе, даже младше ее по возрасту. То, что она была правнучкой Зажигающей Пламя и дочерью почитаемого Хан’гарада, который когда-то был Первым Воином и летал на спине дракона, ничего не меняло. Она была им чужой и, следовательно, изгоем, к тому же неинициированной, и поэтому не имела ни имени, ни положения в прайде.

Как и всех остальных детей, ее звали просто «Хан». Ей приходилось спать совсем далеко от костра и позволялось есть лишь тогда, когда все остальные насытились. После этого общий горшок и ее собственную миску и ложку ритуально очищали, чтобы избавиться от скверны ее прикосновения. Единственными людьми, к которым Изабо дозволялось обращаться по собственной воле, были другие ребятишки, которые еще не совершили путешествие к Черепу Мира. Поскольку большинство проходило испытание и инициацию в свою тринадцатую долгую тьму, это означало, что большую часть времени она проводила с более младшими детьми. Большинство взрослых Хан’кобанов игнорировало ее, лишь время от времени бросая ей те или иные короткие приказы, но несколько человек из недавно инициированных взяли за обыкновение унижать ее при каждом удобном случае.

Хотя Изабо старательно пыталась изучить обычаи прайда и уже понимала почти все из того, что ей говорили, с ней до сих пор обращались как с отверженной. Очень часто она чувствовала себя как будто невидимой, чем-то вроде призрака, реющего на краю прайда. Иногда ей хотелось завизжать, запрыгать и замахать руками, крича: «Посмотрите на меня! Я здесь, я существую!» Вместо этого она прикусывала язык, опускала глаза и привыкала к тому, что ее называли ребенком.

Изабо была отчаянно одинока и несчастлива, и ее часто душили слезы, которые она изо всех сил старалась скрывать. Несмотря на изоляцию, ей приходилось выполнять тяжелую работу наравне с остальными членами прайда. Она помогала им в повседневных заботах: откапывала из-под снега съедобные коренья, пряла с помощью примитивной прялки, ухаживала за лохматыми ульцами, молола зерно и прибирала за взрослыми.

Однажды в лютый мороз Изабо сидела в пещере, кутаясь в плед. Снаружи завывал ветер, швыряя в отверстие пещеры колючий снег и пронизывающими сквозняками гуляя по всем углам пещеры. Костер Хан’калил был ближе всех к выходу, что указывало на ее низкий статус. Сидя на ледяном ветру, Изабо пыталась прясть белую шерсть ульца такими окоченевшими руками, что они казались каменными.

Огонь постепенно проигрывал битву с ветром, а Хан’калил пыталась поймать своего шалунишку сына, который утащил один из ножей и изображал из себя Шрамолицего Воина. Не подумав, Изабо подпитала затухающий огонь собственной энергией. Золотистые языки теплого пламени взметнулись вверх, и она блаженно протянула к огню замерзшие руки.

В Гавани обычно было тихо, поскольку Хан’кобаны не отличались разговорчивостью, но Изабо мгновенно почувствовала, как изменилась эта тишина. Она подняла глаза, и ее охватил страх, когда она увидела гнев в глазах Хранительницы Огня и ужас на лице Хан’калил. Даже Зажигающая Пламя поднялась со своих шкур, и ее голубые глаза были полны холодного неодобрения. Все Хан’кобаны в пещере смотрели на Изабо, а их руки в кои-то веки замерли.