Электронная библиотека » Кейтлин Крюс » » онлайн чтение - страница 5

Текст книги "Вожделенная награда"


  • Текст добавлен: 12 марта 2014, 02:03


Автор книги: Кейтлин Крюс


Жанр: Зарубежные любовные романы, Любовные романы


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Глава 9

Молчание, в котором они проделали весь обратный путь, звенело от жара, кипевшего в них обоих. Она ни на что не соглашалась, напомнила себе Тристанна, она только посмотрела на него, и он молча вывел ее из дворика и помог сесть в подогнанную служащим машину с галантностью, совершенно не вязавшейся с голодом в его взгляде.

Они доехали на удивление быстро. Никос захлопнул и запер дверь – запер ее вместе с собой. Вдруг исчезло все, кроме горячего блеска в его темных глазах, и сердце Тристанны тяжело забилось. Ей захотелось сбежать, убежать так далеко, чтобы все это осталось позади, чтобы это чувство исчезло, но она не сможет уйти от него, никогда не отделается от него. Не потому, что он станет преследовать ее, – она просто не могла, не хотела пошевелиться, несмотря на заходящееся от страха сердце.

Образ дракона снова появился перед ее внутренним взором, и она поняла, что вот-вот ощутит на себе его пламя, танцевавшее вокруг них с самого первого дня, в его темных глазах, насмешливой улыбке. Она знала, что это пламя сожрет ее, не оставит ничего, кроме пепла, но не сдвинулась с места, не выскочила из комнаты, не отвела взгляда. Инстинкт самосохранения отказал как раз тогда, когда был нужен больше всего. Губы Никоса изогнулись в полуулыбке, глаза обещали так много, что Тристанна затрепетала.

– Иди сюда. – Его голос был словно веревка, мягко опутавшая ее, как еще одно обещание, заставлявшее ее тело ныть от желания, которому она должна была противостоять всеми силами.

– Не стоит. – Разве это она хотела сказать? Она твердо знала, что это не должно случиться, она не может сдаться ему, и не только из-за своей высокой цели. Она кашлянула. – Я лучше останусь здесь.

Он улыбнулся шире, и ее тело напряглось так, что она поняла, насколько глубоко увязла. Он не выглядел сердитым или хотя бы недовольным. Его взгляд скользил по ее слишком открытому телу, обжигая, и когда их взгляды встретились, он почти совсем расслабился.

– И почему я не удивлен?

– Ты обещал... – начала она, но забыла, что хотела сказать, когда он плавно двинулся к ней.

Он снял пиджак и отбросил его в сторону, быстро отстегнул запонки и бросил их на столик. Он двигался нарочито медленно, и она не могла ни нормально вздохнуть, ни отступить.

– Я ничего не обещал тебе, Тристанна, – сказал он, останавливаясь в паре дюймов от нее, и его голос пронесся по ее телу как горячее эхо.

– Обещал! – в отчаянии воскликнула она. – А если и нет, это не имеет значения! Неужели Никос Катракис опустится так низко, что затащит в свою постель женщину против ее воли?

– Не вижу здесь таких.

– Не можешь представить, что тебя могут отвергнуть? – бросила она.

У нее кружилась голова, грудь сдавило, ноги стали ватными. Она отчаянно надеялась, что выдержка не откажет ей, спасет ее еще раз. Он широко, удовлетворенно улыбнулся, и от этого желание совершенно вырвалось из-под ее контроля.

– Не могу представить, что ты отвергнешь меня, – тихо, но уверенно сказал он. – Докажи мне, что я ошибаюсь.

Он начал расстегивать рубашку, глядя на нее снисходительно, как античный бог. Тристанна сглотнула, не в силах удержать взгляд, который притягивала обнажающаяся оливковая кожа, покрытая черными волосками. Весь мир, все ее планы и стратегии исчезли, осталось только желание коснуться его кожи.

– Не понимаю, что ты делаешь, – с трудом выдавила она. – Я не передумаю. Я сказала тебе на яхте...

– Мы уже не на яхте, – резко перебил он.

Он повел плечами, и рубашка соскользнула на пол, обнажая совершенную стать, до этой минуты прятавшуюся под атласом. Она не встречала мужчины великолепнее и из последних сил сопротивлялась желанию прикоснуться к его мускулистой груди, которая была так мучительно близко. Она сжала кулаки, ногти вонзились в ладони.

– Никос... – прошептала она и поняла, что все пропало.

Осталось только безнадежное, отчаянное стремление оттолкнуть его словами, потому что если она не удержит его на расстоянии вытянутой руки...

– Я говорил тебе, – его голос пробуждал в ней что-то не поддающееся определению, – что нужно всего лишь сказать мне, что я подошел слишком близко. Всего одно слово.

На мгновение ей показалось, что она сможет сделать это, сказать одно короткое слово, которое прекратит эту пытку. Она знала, что должна сказать его. Она открыла рот, чтобы произнести слово, которое спасет ее от этого невозможного мужчины, и выдохнула:

– Никос...

Победная улыбка расцвела на его губах.

– Это не то слово.

Он коснулся рукой ее щеки. Его ладонь была слишком горяча, ее кожа – слишком чувствительна, и все равно она подалась навстречу его руке.

– Прикажи мне остановиться, – потребовал он.

Его глаза были почти черными от страсти, заставлявшей ее желать вещей, которые неизбежно уничтожат ее. Не в силах больше сдерживаться, она прижала ладони к его груди. Жар стремительно потек по ее рукам, прокатываясь волнами по всему телу. Он втянул воздух сквозь зубы и выдохнул со звуком, слишком резким для смеха.

– Прикажи мне остановиться, – повторил он, притянул ее к себе и прижался губами к ее губам.

Несколько мгновений она чувствовала только его волшебный вкус. Он целовал ее так, словно они должны были погибнуть, едва он остановится, и она ответила ему, как будто поверила в это. Ее руки скользили по его телу, твердому, как камень. Он запустил пальцы ей в волосы, изменяя угол наклона головы, отрываясь от нее, только чтобы прошептать что-то по-гречески, что воспламеняло ее еще сильнее. Перед глазами плыло, и она осознала, что он поднял ее и отнес на диван, только почувствовав спиной мягкую замшу. Он навис над ней, и она подумала: «Наконец-то». Его было слишком много и все равно недостаточно, и она не могла оторваться от него.

– Прикажи мне, – жестко сказал он, когда она обхватила его ногами, чувствуя его возбуждение, – прикажи мне, Тристанна.

Как его хватало на то, чтобы дразнить ее, едва ли не рассыпающуюся на кусочки под его руками? Понимание, что ее сила не в словах, а в глубинном, сокровенном знании, вдруг охватило ее. Она ничего на сказала, медленно двигая бедрами, заставляя его стонать. Он что-то невнятно пробормотал и снова поцеловал ее. Она не противилась. Его руки скользили по платью, лаская ее тело, которое она сегодня выставила напоказ перед всей Флоренцией. Он проложил дорожку поцелуев от ее губ к груди, лаская ее губами через ткань. Она выгнулась от ощущения горячей влажности и задрожала всем телом. Он посмотрел ей в глаза, задирая подол платья и расстегивая свои брюки; она сжала коленями его бедра, как будто они делали это не в первый раз и она знала наизусть все его движения.

Тристанну раздирали желание, голод, лихорадочный жар. Она задвигала бедрами, и он приподнял ее и вошел в нее одним уверенным плавным движением. Кажется, она закричала: она слышала эхо своего крика, отдающееся в ней. Удовольствие было таким сильным, что его едва можно было вынести.

– Прикажи мне остановиться, Тристанна, – хрипло прошептал он, дразня или искушая – она не смогла различить.

– Хватит, – резко бросила она, к их общему изумлению. Он замер. Ее руки, прижатые к его спине, сжались в кулаки. – Хватит болтать.

Несколько мгновений он смотрел на нее пронзительным взглядом, погрузившись так глубоко, что она не смогла бы сказать, где кончалась она и начинался он, вызывая вспышки удовольствия каждым своим прикосновением, и она уже начала бояться, что он увидит слишком много. Потом он начал двигаться.

* * *

Она облегала его как перчатка. Ее пряно-сладкий запах и тихие стоны обволакивали его, и это было почти слишком хорошо. Усилием воли он заставил себя вернуться в реальность и посмотреть на нее. Она сходила с ума от страсти: глаза темные, губы приоткрыты и чуть припухли от поцелуев, волосы спутаны, щеки залиты горячим румянцем. Красное платье обвивалось вокруг нее, как обертка вокруг конфеты. Она нетерпеливо двигала бедрами навстречу ему, как будто ей было мало его движений.

«Моя», – снова подумал он и сосредоточился на тихих звуках, которые она издавала, и ногах, пришпоривавших его. Он двигался нарочито медленно, и скоро она начала задыхаться от желания и разочарования. Она выгибалась, пытаясь заставить его двигаться быстрее, но он не спешил подчиняться ее безмолвной мольбе и собственному лютому голоду. Скоро она задрожала, закрыла глаза, ее стоны превратились в невнятные просьбы, но он не выбился из ритма, заставляя ее балансировать на грани обморока.

Она была такой живой, такой яркой, такой его.

Когда она заметалась по подушкам, он склонился к ее груди и начал вылизывать нежную кожу, пахнущую сливками и персиком. Ее вкус ударял в голову, как алкоголь. Он стянул платье с ее груди и снова заскользил по ней языком и губами, не ускоряя темпа. Она выкрикнула его имя, хрипло от несдерживаемой страсти и безумного наслаждения. Он мягко втянул в рот ее сосок, она снова вскрикнула, и они одновременно рухнули в бездну.

Глава 10

Заходящееся сердце не должно было отвлекать Никоса от его планов, от раздумий о выгоде, которую он может извлечь, и он знал это. Более подходящего времени для начала медленного, но верного уничтожения всего рода Барбери не найти. Но Тристанна лежала под ним, закрыв глаза и тяжело дыша, и Никос не мог думать ни о чем другом.

Он все еще был в ней и снова хотел ее. Он не понимал самого себя. Неутоленный голод решил за него: еще будет время подумать, составить план, а сейчас нужно только утолить эту жажду.

Он вышел из нее, с удовольствием ощущая, как неохотно она отпустила его. Ее глаза, все еще затуманенные страстью, открылись и тут же сощурились, словно она не была уверена в реальности происходящего. Он встал и снял брюки. Приподнявшись на локтях, она подозрительно наблюдала за ним. Понимала ли она, насколько развратно сейчас выглядит, распластанная на диване, с обнаженной грудью и задранным подолом? Сейчас она была похожа на любовницу больше, чем когда-либо. Он знал, что если скажет ей об этом, то снова обретет твердую почву под ногами, ускользнувшую, когда он погрузился в сладкий плен ее тела. Но он промолчал, и сам не знал почему.

Никос поднял ее с дивана, словно она весила не больше перышка. Она задохнулась, когда он прижал ее к себе, но ничего не сказала. Вместо этого положила голову ему на плечо; волосы упали ей на лицо, как будто она хотела спрятаться. Он должен был воспользоваться этой слабостью, заставить ее посмотреть на него, удостовериться, что им обоим негде прятаться. Когда появляются такие места, все становится куда более личным, а он не мог этого допустить. Это был просто секс.

Он отнес ее в роскошную ванную, примыкавшую к его спальне. На нее он не смотрел, хотя чувствовал, что она изучает его лицо. Он скользнул взглядом по ее совершенному телу, сливочной коже с розово-золотым оттенком, красному платью, подчеркивавшему достоинства фигуры, изгибы бедер и длинные ноги. Он медленно стянул его с нее, бросил на пол и только тогда посмотрел ей в лицо.

Она облизнула нижнюю губу, и голод опять проснулся в нем. Он наклонился к ней и снова ощутил вкус ее губ, собираясь только продлить этот почти священный момент тишины, хотя и не желая признавать его таким, но от этого вкуса возбуждение нахлынуло на него сбивающей с ног волной. Он не хотел ждать, не мог думать, желая овладеть ею так отчаянно, как будто не сделал этого несколько минут назад. Он притянул ее к себе, так что его член прижался к ее животу. Она задохнулась, опираясь о его грудь покрывшимися гусиной кожей руками.

– Никос... – дрожащим шепотом сказала она.

– Тсс. – Он поцеловал ее в шею и провел руками по спине до самых бедер.

Он сжал ее округлые ягодицы и скользнул пальцами между ног, где было влажно и горячо. Она была готова для него, как и он для нее.

– Не говори мне... – начала она все тем же еле слышным шепотом, но он не дал ей закончить.

Если она снова начнет играть в свои игры, ему придется пересмотреть свое поведение и взять себя в руки.

– Тсс. – Он подхватил ее под бедра и поднял в воздух, так что она скользнула грудью по его груди.

Она резко вдохнула, но крепко ухватилась за его плечи, и он резко вошел в нее, легко удерживая ее на весу. Она застыла, а потом из ее груди вырвался долгий хриплый стон, и она уронила голову ему на плечо. Ее приоткрытые губы касались его кожи, затрудненное дыхание обжигало, заставляя его сердце биться все быстрее.

– Обхвати меня ногами, – приказал он, шире расставляя ноги.

Она подчинилась. Их тела идеально подходили друг другу. Он чуть приподнял ее и резко опустил, входя в нее на всю длину. Он двигался, а она всхлипывала от наслаждения ему в шею, содрогаясь всем телом. Он дождался, пока пройдут последние судороги, не выходя из нее, опустился на колени и уложил ее на толстый ковер. Ее взгляд долго не мог сфокусироваться на нем, и он улыбнулся.

– Моя очередь, – сказал он.

* * *

Тристанна прижималась к твердому телу Никоса и с изумлением чувствовала, что снова возбуждается от каждого мощного движения. Его золотые глаза были серьезны, лицо искажено страстью.

Так не должно быть. Она не должна чувствовать то, что чувствует, когда он рядом, замирая от каждого его прикосновения, или, по крайней мере, она должна бороться с этим. Но сейчас она могла думать только о нем, как будто во всей вселенной остались они одни.

Он довел ее до черты слишком быстро. Он шептал что-то ободряющее, чего она не понимала, целуя ее в шею. Он скользнул рукой между ее ног и прижал пальцы к ее промежности. Она забилась под ним и разлетелась на тысячи осколков. Сквозь шум крови в ушах она услышала его хриплый вскрик и провалилась в тишину и темноту.

Он не оставил ее в покое, поднял с пола и потянул в душевую кабинку. Горячая вода соткала вокруг них плотный кокон. Никос намыливал ее так осторожно, как будто она была драгоценностью. Не драгоценностью, напомнила она себе, просто его собственностью, а он привык осторожно обращаться со своей собственностью.

Никос молча вывел ее из-под струй воды, молча завернул в мягкое, как облако, полотенце. Их взгляды встретились: его глаза были теперь скорее золотыми, чем карими. Еще никогда она не чувствовала себя такой уязвимой. С самого начала она знала, что нельзя заходить так далеко, знала, что он сломает ее и бросит, лишив сил. Она знала, что не сможет справиться с ним, и все равно сделала это. Самым ужасным было то, что она нисколько не жалела о своей ошибке, в то же время понимая, что еще никогда не попадала в худшую ситуацию.

Она закусила губу и плотнее запахнула на груди полотенце. Никос внимательно разглядывал ее, а потом наклонился к ее губам, словно тоже ощущал весь ужас положения. Однако он ничего не сказал, ведя Тристанну в спальню, к огромной кровати на мраморном постаменте. Она лежала, положив голову ему на плечо, и думала, как теперь жить. Он погладил ее по волосам и вздохнул, как будто сам думал о том же. Но они молчали, зная, что должно случиться, как только будет нарушена тишина.

Слова были ее единственным оружием, от которого она полностью отказалась этой ночью. Может быть, это из-за Питера? Его отвратительное отношение наконец задело ее? Может быть, она отдалась Никосу с таким отчаянием, чтобы доказать себе, что слова брата были ложью? Или дело было в том, что Никос первый и единственный дал ей ощущение защищенности в присутствии Питера? Может быть, ей хотелось, чтобы этот огонь, пожиравший их, значил больше, чем на самом деле?

Тристанна почти боялась думать о том, как управлять их отношениями теперь, когда они стали такими близкими. Как это возможно, если она едва может нормально вздохнуть? Она должна была чувствовать смертельную усталость, но вместо этого чувствовала беспокойство. От запаха Никоса уже знакомое, но не менее сильное возбуждение проснулось в ней, во рту пересохло. Как она могла снова хотеть его? Непонятная боль смешалась с желанием, и она спросила себя, что он сделал с ней и как ей с этим справляться. Теперь она знала, каково это – сгорать заживо. До этого она не могла представить, что будет страстно желать того, что уничтожит ее, медленно, с каждым его прикосновением и поцелуем. Он будет преследовать ее всю жизнь.

Наверно, поэтому она приподнялась на локте и начала покрывать его грудь поцелуями, поэтому его руки обхватили ее, а его губы ввергли ее в еще не познанный ад. Она ничего не могла поделать с собой, с этим знакомым огнем, разгорающимся все сильнее, и сдалась, оседлав его. Она посмотрела на него и увидела, как блестят золотые глаза и изгибаются губы, когда приняла его глубоко в себя. Она вляпалась серьезнее, чем когда бы то ни было. Она знала, что все этим закончится, с того самого дня, когда впервые увидела его, и мечтала об этом. Поэтому двигалась все быстрее, теряя остатки разума, не думая о том, что от нее останется только пепел, – именно этого она ждала и боялась.

Глава 11

Тристанна сидела во дворике, окружавшем роскошную виллу высоко в серо-зеленых горах Кефалонии, и мечтала, чтобы сияющее Ионическое море, накатывающее на камни далеко внизу, могло утешить ее. На узкой полоске суши перед ней росли оливковые деревья, сосны и кипарисы, купающиеся в свете позднего утра. Ассос, крошечная рыбацкая деревушка, оккупировал маленький клочок земли; оранжевые крыши весело поблескивали на солнце, а над ними возвышался дворец XIX века. Кефалония была красива не нежной бело-голубой красотой самых известных греческих островов, на которых Тристанна бывала в юности, а грубоватым, диким очарованием суровых скал и притаившихся в самых неожиданных местах золотых пляжей. Тристанна не удивилась, узнав, что Никос называет своим домом такое место.

Она уселась поудобнее, намеренно не оглядываясь: там, у дверей, ведущих в дом, Никос нетерпеливо по-гречески отвечал на один из бесчисленных деловых звонков. Ей не надо было смотреть на него, чтобы знать, где он и что делает, как будто она была настроена на него. Она чувствовала, когда он рядом: ее тело само собой приходило в боевую готовность, и это была только одна из причин, чтобы отчаяться. Она безвозвратно потеряла даже тот слабый контроль, который имела над этой странной ситуацией, и если и были более серьезные проблемы, Тристанна не могла представить их.

Он полностью подчинил себе ее тело и дух. Он занимался с ней любовью так яростно, умело и часто, что она сомневалась, станет ли когда-нибудь прежней, и ее немного пугало, что это не так уж беспокоит ее. Дни шли за днями, и она снова и снова горела для него.

По пути из Италии в Грецию они останавливались, где хотели: Сорренто, Палермо... Достопримечательности смешались у нее в голове, зато она прекрасно помнила ленивую улыбку Никоса на залитой солнцем улочке Сорренто, тяжесть его руки на ее талии, когда они осматривали Валлетту – древний город на Мальте. Они остановились на Итаке, прежде чем отправиться в Ассос.

– Вилла когда-то принадлежала моему деду, – сказал он, когда они сошли с яхты в маленькой бухте и ехали в великолепном «мерседесе» между холмов. – После смерти отца она перешла ко мне.

– Значит, ребенком ты никогда здесь не был? – спросила она, глядя в окно на деревенский пляж, где под белыми зонтиками играли дети, и светлые дома, так и просившиеся под прицел фотоаппарата, под неимоверно синим небом.

Его взгляд был тяжел и циничен.

– Я не приезжал сюда на каникулы, если ты об этом. Все детство я безвыездно провел в Афинах, – ответил он, и она вспомнила, как он упомянул трущобы, и покраснела.

Тогда и появилась эта потребность защитить его, в первую очередь от его собственного прошлого, но она не позволила себе думать о том, что это могло значить.

– Ты назвал это место своим домом, и я подумала, что с ним связаны детские воспоминания, – сухо сказала она.

Ее пугало то, что он видел, насколько другим человеком, более мягким, принимающим все близко к сердцу, она стала. Его взгляд был холоден, и она затихла.

– Это единственный дом отца, в котором он не был ни разу на моей памяти, – сказал Никос тоном, не способствующим развитию разговора, – и мне это нравится.

Она не стала спрашивать его об отце. Он привез ее на виллу и сразу отвел в спальню, окнами выходившую на море внизу. Она так изголодалась по нему, что не сказала ни слова против. Если бы они могли оставаться в постели вечно, думала она сейчас, глядя на горизонт.

Здесь, где Никос был такой же частью острова, как оливковые деревья, вопрос о его отце рано или поздно все равно всплыл бы. Тристанна узнала, что его отец вырос здесь, а потом дед Никоса заставил его участвовать в бизнесе. Было трудно определить, кто из них двоих был более суров и властолюбив. Тристанна убедила себя, что стремление узнать больше о семье человека, сотрясшего основы ее жизни, логично, хотя сама прекрасно знала, что причина ее интереса вовсе не в этом.

– Ты знал своего деда? – спросила она однажды, когда они обедали в таверне на деревенской площади.

– Мне непонятна твоя одержимость им, – насмешливо ответил Никос. – Ты что, охотник за привидениями, Тристанна? Остров кишит ими, я уверен. Здесь много святых и мучеников, которые могут тебя заинтересовать, не обязательно копаться в истории моей семьи.

– Это не одержимость, – спокойно ответила Тристанна, прибегая к единственному оставшемуся у нее оружию, и отпила вина. – Но мне действительно интересно. Он построил удивительный дом для человека, о котором ты так неуважительно отзываешься.

Вилла была мечтой художника, с ее тщательно продуманными интерьерами и захватывающими видами из окон.

– Мой дед был не очень приятным человеком, Тристанна. – Глаза Никоса опасно блеснули. – У него была художественная жилка только в отношении приобретения вещей, про которые ему говорили, что они стоят того. – Он пожал плечами, но взгляд был по-прежнему холоден. – Хотя может ли основатель империи быть приятным человеком? Его сын вырос его копией, в которой все плохие качества стократно усилены. Вот мое наследство, которым я горжусь.

Она знала, что он болезненно отреагирует на любое проявление сочувствия или понимания, и заставила себя сохранять равнодушный вид. Иногда ей казалось, что он проверяет, есть ли в ней какие-то чувства к нему, поэтому она особенно старалась не проявлять их, как будто их отношения не выходили за рамки физической близости и ожидания обещанных денег. Возможно, для него это было так.

– Гордишься или нет, – сказала она, – это твои корни. Их стоит знать.

– Я знаю свои корни, – огрызнулся он.

Она задела его за живое или он просто хотел поставить ее на место? Она вздернула подбородок, и в его насмешливой улыбке мелькнула горечь, как будто он читал ее так же свободно, как она его.

– Тогда не о чем беспокоиться, верно? – легко спросила она.

Его улыбка стала острой.

– Почему я должен беспокоиться? – ответил он вопросом на вопрос. – Сейчас я думаю, что дол жен быть благодарен отцу за то, что он бросил мою мать, когда ее красота начала увядать. В конце концов, она была всего лишь танцовщицей в клубе. Она могла только мечтать о судьбе, которая выпала ей. Несомненно, именно поэтому она пристрастилась к наркотикам и бросила меня. Через много лет после того, как я доказал его отцовство с помощью анализа ДНК и упорного труда, он сказал мне, что улица закалила меня, сделала опасным соперником. – Движение его плеч заставило ее вздрогнуть от боли. – Мне стоило поблагодарить его, пока у меня была возможность.

– Он был не самым хорошим отцом, – тихо сказала Тристанна.

– Он был Деметриос Катракис. Всю свою нежность, как бы мало ее ни было, он отдал своей жене и дочери, а на долю сына-ублюдка ничего не осталось.

На его лице было отчетливо написано страдание, но Тристанна знала, что, если она выкажет даже минимум сочувствия, он никогда не простит ее. И она откинулась на спинку стула, отпила вина и стала смотреть на живописную деревушку, словно ее сердце не разрывалось от жалости к несчастному мальчику, существования которого Никос никогда не признает.

Он больше не возвращался к этой теме, только занимался с ней любовью так страстно, что она иногда начинала бояться, как бы этот огонь не спалил их обоих. Лишенная возможности говорить о своих чувствах, Тристанна рисовала. Она рисовала Никоса в разных позах, убеждая себя, что делает это только из-за его совершенной мужской красоты. Только поэтому она так часто разглядывала его лицо, изучала его тело и руки – только ради совершенствования своего мастерства.

– По-моему, ты слишком часто рисуешь меня, – сказал Никос, встав у нее за спиной и рассеянно поглаживая ее волосы. – Почему бы тебе не набросать пейзаж?

Тристанна не услышала, как он закончил разговор, но почувствовала его приближение. Она сидела так, чтобы видеть полуостров и море, но в ее альбоме опять был Никос, на этот раз в профиль, задумчиво хмурящийся, каким она видела его чаще всего.

– Рисовать людей интереснее, а ты единственный человек, которого я вижу достаточно часто, – ответила она. – Я могла бы попросить какого-нибудь туриста попозировать мне, но сомневаюсь, что тебе это понравится.

– Ты права. – По его голосу она поняла, что он пытается спрятать улыбку.

Она отложила карандаш и повернулась к нему. Он, как всегда, закрывал собой весь мир, заставляя ее сердце биться чаще. Она не видела золота его глаз – на лицо падала тень, – но ей хватило его прикосновения, чтобы ощутить их тепло.

– Мне надо слетать в Афины, – тихо сказал он, поглаживая ее щеку.

– Возьмешь меня? – мягко спросила она.

Теперь, когда она попала в зависимость от него, уже бесполезно было отрицать, что она его любовница, на словах и на деле. Месяц, который оговорил Питер во Флоренции, подходил к концу. Брат даже прислал все бумаги, которые она требовала. Ее план работал, как было задумано. Она не собиралась спать с Никосом или проводить с ним так много времени, но это были единственные отступления от стратегии. Ее положение отличалось от положения неодушевленной собственности, игрушки мужчины, в котором раньше существовала ее мать. Так она говорила себе каждый день.

– Это всего на несколько часов, – значит, он полетит на вертолете, – вечером вернусь.

– Буду скучать, – небрежно бросила она, зная, что подобный тон не возбудит подозрений. Она постоянно работала над собой, чтобы выглядеть так спокойно. – К счастью, у меня есть твои портреты на случай, если я начну забывать, как ты выглядишь.

Он поднял ее и посмотрел ей в глаза, прижав к себе. Его тепло пропитывало ее тело, и она не знала, как истолковать его ищущий взгляд. Неужели она чем-то выдала себя и он догадался?

– Можешь помочь мне собрать вещи, – пробормотал он.

Это была единственная форма близости, которой они позволяли существовать. Остальное она тщательно прятала даже от себя.

– Конечно. – День ото дня она совершенствовалась в любовном ремесле. Ее страхи и предсказания Питера сбывались. – Мне все равно нечем заняться.

Она знала, что не может сказать ему, что любит его, она никогда не подобрала бы слов. Она могла дать ему понять только с помощью языка тела и уверенных движений карандаша и молилась, чтобы он никогда, никогда не догадался.

* * *

Никос носился по вилле. Терпение стремительно кончалось. Тристанны нигде не было. Она не лежала на кровати в соблазнительной позе, не принимала душ в самое подходящее время, ее не было ни в одном из мест, где ей полагалось быть. Еще сильнее его бесило то, что он торопился домой, чтобы увидеть ее.

Мужчина не должен разыскивать свою любовницу, он должен просто переступить порог и обнаружить ее, ждущую его с улыбкой на губах и холодным стаканом в руке. Никос остановился посреди дворика и посмотрел на садящееся в море красное солнце. Его раздражало то, как часто он забывал, что Тристанна не была его любовницей в полном смысле. Он казался себе мальчишкой, потерявшим голову от знойной красавицы. Сегодняшняя встреча с подчиненными напомнила ему о его настоящих целях. Питер Барбери, как и ожидалось, напропалую пользовался хорошей репутацией Никоса себе во благо. Ненависть Питера к Никосу не мешала ему распространять слухи, что они лучшие друзья. Значит, все шло по плану. Теперь надо было поднять планку, чтобы падение стало сокрушительным.

Он спешил домой, убеждая себя, что рад не возвращению как таковому, а тому, что снова был в игре. Он немного расслабился, признался сам себе на обратном пути. Тристанна – красивая женщина, а он умеет ценить красоту, особенно если она находится в непосредственной близости. К тому же она становилась загадочней день ото дня, и ему казалось, что она прячет больше, чем показывает ему. Впрочем, решил он сегодня, это потому, что ему интересно, чего Барбери хотят от него. Это было единственное объяснение своего увлечения ею, которое он признавал. Речь шла только о мести.

Услышав звук за спиной, он обернулся и увидел Тристанну, выходящую из кустов на краю скалы. В руке она держала альбом и смотрела под ноги. Ее волосы были собраны в тоскливый узел, который он ненавидел, а одета была в закатанные джинсы, сандалии и огромную рубашку. Она была похожа на местного художника и, кажется, не замечала его.

Этого следовало ожидать. Он сказал себе, что чувствует только раздражение и удивление оттого, что она так плохо подготовилась к своей игре.

– Посмотри на себя. – Услышав его холодный голос, она вскинула голову. – Ты что, лазила по скалам?

– Нет. – Она подошла к нему, вздернув подбородок. Вертикальная морщинка на лбу разгладилась, когда она изогнула брови. – Я ходила рисовать пейзажи, как было велено.

Она вызывающе смотрела на него, и в ее глазах отражались последние красные лучи. Она должна просить, умолять, хитрить, разве не за этим она здесь? Вместо этого она бросала ему вызовы, один за другим, с самого начала. Даже сейчас, и он не был уверен, что она делает это осознанно.

– Ты, наверно, самая ужасная на свете любовница, – холодно сказал он.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 | Следующая
  • 3.8 Оценок: 5

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации