Текст книги "Вожделенная награда"

Тристанна услышала пораженный вскрик Вивьен, сосредоточилась на руке Питера и его холодных глазах и позволила гневу выйти наружу.

– Сомневаюсь, что у меня хотя бы наполовину такое богатое воображение, как у тебя, – бросила она и отдернула руку.

Он был сильнее ее, но не ожидал, что она станет сопротивляться, и от удивления разжал пальцы. Она прошла мимо него в гардеробную.

– Это, конечно, впечатляет, но мы оба знаем, что через месяц ты приползешь ко мне, – яростно пробормотал он, – и не надейся, что я буду так же щедр, как сейчас.

– Поверь мне, – бросила она через плечо; сарказм почти обжигал язык, – я прекрасно знаю границы твоей щедрости.

Он издевательски рассмеялся:

– Что, по-твоему, с тобой будет, Тристанна?

Она в последний раз обернулась, зная, что больше никогда не увидит Питера, и это знание заронило в пучину страха, боли и других неопределенных чувств, в которой она тонула, крошечное зерно надежды.

– Я выживу, – уверенно ответила она. – Но не благодаря тебе.

Ей нужно было только продолжать держаться на ногах.

Глава 16

Никос сидел в своем любимом баре в Афинах, потягивал самый дорогой ликер и пытался убедить себя, что он празднует. Празднование в таком духе продолжалось уже несколько недель, у него скоро должна была наступить передозировка счастьем. Газеты пестрели снимками с его несостоявшейся свадьбы, план по унижению Барбери удался на все сто. Он не преминул убедиться, что все инвесторы разорвали отношения с Питером Барбери и его империя стремительно рушилась. До конца года Питер станет банкротом.

Сначала Никос думал, что странное чувство, не отпускавшее его, было обычным откатом после долгой трудной кампании. Неудивительно, что он ощущал пустоту после достижения главной цели своей жизни, это было естественно. Глупо было искать какие-то дополнительные объяснения.

Так он уговаривал себя, мечась от одного дела к другому: сеть отелей на Дальнем Востоке, чистопородная беговая лошадь, на которую воз лагали большие надежды, элитная гостиница на Французской Ривьере... Что угодно, что даст ему ощущение уверенности в своей новой доминирующей позиции. Что угодно, что раньше заставило бы его действительно праздновать успех, с самыми красивыми женщинами, самыми дорогими винами, в самых роскошных местах. Вместо этого он снова и снова обнаруживал себя в этом баре на отшибе, где когда-то работал, сервируя столы для актеров – завсегдатаев бара. Сегодня он покачивал стаканом виски и смотрел в пустоту, не в силах больше избегать правды.

Месть свершилась, все мечты осуществились, а ему было все равно. Он положил цветы на могилы отца и Алтеи и ничего не почувствовал. «Все бесцельно», – подумал он, глядя на надгробные камни человека, который никогда не заботился о нем, девушки, которая ненавидела его, и ребенка, которому так и не суждено было появиться на свет. Отец Никоса мог бы гордиться им сейчас. Он больше не чувствовал связи с семьей, за которую всю жизнь стремился отомстить, как будто сам обратился в камень.

Бармен снова наполнил его стакан, и он уставился в янтарную глубину. С пустотой он справился, отмахнувшись от нее, но он никогда бы не подумал, чтó придет следом. Он никогда бы не подумал, что Никосу Катракису может быть больно. Только так можно было описать жар в груди, тяжесть всего, чтó он потерял. Он не был болен, как он сначала подумал, ему просто было больно. Он не мог спать, становился все раздражительнее, и все, о чем он думал, – она. Он пытался представить, что она сделала в тот день, что почувствовала, как скоро смирилась с тем, что все это правда. Он истязал себя, представляя ее слезы или – еще хуже – ее стойкость, а потом воображал разные концовки того дня. Что, если бы он пришел? Что, если бы все-таки женился на ней? Что, если бы сейчас они лежали рядом и он вдыхал ее нежный запах? Что, если бы он поверил, что она любит его?

Никос обругал себя на всех языках, которые знал. Что он выиграл? Чего добился? Почему дело его жизни теперь казалось пустой тратой времени и сил? Тристанна была единственным существом, во взгляде которого, даже беглом, всегда была радость, и он пожертвовал ею ради людей, которые только и делали, что отвергали его. Она сказала, что любит ее, и он ответил ей предательством. Он оказался тем самым мерзавцем, которым всю жизнь старался не быть; поклявшись никогда не уподобляться Питеру Барбери, он стал чем-то неизмеримо более ужасным. Питер, по крайней мере, порвал с Алтеей, глядя ей в глаза.

– Она этого не стоит, друг мой, – сказал бармен, выдергивая Никоса из мрачных размышлений.

Никос посмотрел на него, удивленный, что он заговорил с ним после недель молчания.

– Откуда ты знаешь? – спросил он.

– Они никогда не стоят, – ответил бармен и пожал плечами. – Как это говорится? Ты не можешь жить с ними и не можешь жить без них. Каждый раз одно и то же.

Он пошел к другому концу стойки принимать заказы, а Никос застыл. Его словно озарил свет, и он наконец-то понял. Он не привык отказываться от вызова, даже если этот вызов породил он сам. У него было больше денег, чем он сможет потратить, дома во всех приглянувшихся ему городах. Он пришел ниоткуда и стал всем. Но все это не значило ничего без Тристанны. Он не мог жить без нее, он не хотел жить без нее. Он больше не мог выносить эту боль.

* * *

Идя к их с Вивьен домику, Тристанна не удивилась, когда рядом с ней затормозила черная машина и из нее вышел Никос, но и счастья не испытала. Она остановилась как вкопанная, когда он, как обычно, закрыл собой весь мир. Впитавший в себя все средиземноморское солнце, он смотрелся ослепительно на фоне серой от дождя ванкуверской улочки, хоть и был одет во все черное. Он не улыбался и вообще был куда мрачнее, чем в их последнюю встречу. Она сказала себе, что рада этому: она почти не знала его такого, а значит, с этим незнакомцем можно было не разговаривать. Он остановился рядом с ней.

– Ты ненавидишь меня?

Тристанна не поняла, что за чувство – гнев или скорбь – охватило ее.

– Вот так сразу? – бросила она. – Я даже приветствия не заслужила?

Она быстро пошла по улице, желая только уткнуться в подушку в своей комнате и сказать себе, что не страдает по человеку, который так с ней обошелся.

– Ты сказала правду? – Он без труда догнал ее, и это еще сильнее разозлило ее.

– Мы оба много чего наговорили, – пробормотала она. – Поконкретнее, если можно.

За эти недели она пролила больше слез, чем за всю жизнь. Он сломал ее, раздавил.

– Ты плачешь? – испуганно спросил он, и она повернулась к нему.

Как бы ей хотелось быть больше и сильнее, заставить его почувствовать то, что чувствовала она, заставить его страдать!

– Я часто это делаю, – сказала она. – Поздравляю, Никос. Ты свел на нет почти тридцать лет самоконтроля.

– А ты говорила, что любишь этого ужасного монстра. – Его голос звучал так, словно ему тоже было больно.

– Зачем ты здесь? Что тебе надо? – сквозь зубы спросила она. – Не думаю, что здесь что-то осталось для тебя.

– Меня невозможно любить. Ты поступила глупо, проявив такую слабость. Тебе повезло, что я не поверил тебе, не удержал, как ты хотела.

Она хотел прогнать его, немедленно, но что-то остановило ее. Его глаза были слишком темными, линия рта – слишком жесткой, и весь он был словно пропитан отчаянием.

– Ты проделал такой длинный путь, чтобы объяснить, что мне не следовало влюбляться в тебя? – дрожащим голосом спросила она.

– Меня невозможно любить, – упрямо повторил он. – Моя семья бросила меня. Если бы кто-то один, но они все бросили меня. Выводы напрашиваются сами собой.

Тристанна покачала головой:

– Ты правда так думаешь?

Она смотрела в это лицо, которое уже не чаяла увидеть, и только глубокой ночью, не в силах сдерживаться, надеялась на это. Она видела, что теперь он верит ей, хоть и не верил тогда. Он просто не знал, что такое любовь, и ей стало еще больнее от жалости к нему.

– Долгие годы я мечтал о мести, – его голос звучал почти обвиняюще, – а теперь мечтаю только о тебе. Я разрушаю все, к чему прикасаюсь. Я проклят.

Сколько раз она кричала то же самое в подушку, чтобы не потревожить мать! Так почему же ей вдруг захотелось оспорить его слова, заставить его относиться к себе лучше, чем к ней? Она огляделась, словно ища ответ. Она не могла больше притворяться: когда он стоял так близко, ее чувства, старательно подавляемые, прорывались наружу.

– Я не могу винить тебя, если ты ненавидишь меня, – тихо сказал он и неловко сунул руки в карманы, он, ни разу не проявивший и тени неуверенности, и ее гнев мгновенно угас.

– Я бы хотела ненавидеть тебя, – честно, чего он не заслуживал, сказала она, – но не могу.

– А надо бы, если у тебя осталось хоть чуть-чуть инстинкта самосохранения.

– Тебе лучше знать, – огрызнулась она. – Ненависть, месть, обман – это все твои орудия. А я, дурочка, просто хотела за тебя замуж!

– Мне плевать на месть! – взорвался он. – Лучше бы я вообще не знал этого слова!

– Питер рассказал мне, – она вытерла глаза, – про то, что он сделал с тобой и твоей семьей...

– Питер не сделал ничего, что сравнилось бы с тем, что я сделал с тобой. – В голосе Никоса явно прозвучала боль. – Клянусь.

– Не думаю, что переживу еще одну твою клятву. – Она рассмеялась.

– Я обманул тебя, Тристанна, – он протянул к ней руку, но не дотронулся до нее, смотря полными муки глазами, – но поверь мне сейчас. Я не могу отпустить тебя.

Несмотря ни на что, она почувствовала правду в его словах. Любовь охватила ее с новой силой, одновременно кружа голову и помогая стоять прямо, и она поняла, почему не смогла убежать, почему не бросила его, хотя он и не просил ее. Ее дракон, подумала она, и это было похоже на клятву, на обет. Она не могла вспомнить, кем была до него, кем пыталась стать за эти недели, не могла представить будущее без него. Легкость, наполняющая ее в его присутствии, звенела в ней и в то же время ранила.

– Тристанна, – умоляюще сказал он, – я пытался отпустить тебя, но не смог.

Она взяла его за руку, чувствуя его тепло. Что еще она могла сделать? Она все потеряла и выжила после этого, и даже продолжала любить его. Глупо было отрицать это.

– Так не отпускай, – прошептала она, потому что уже давно решила, что будет смелой, если уж не может уберечь себя, – если осмелишься.

Глава 17

Много позже он спросил:

– Что же мне с тобой делать?

Они летели в его личном самолете над Южной Америкой. Он намотал на палец прядь ее волос и осторожно потянул.

– Жениться на мне, разумеется.

Она больше не дрожала под его взглядом. Она захотела его десять лет назад, выбрала его на яхте, теперь уже довольно давно, потом на его вилле и еще раз – вчера, в Ванкувере.

– Мы ведь именно за этим летим на другой конец света?

– А ты уверена, что справишься? – нахмурился он. – Я не изменюсь со временем. Близкое знакомство порождает...

– Презрение? – закончила она. – О нет. Разве существует кто-то великолепнее Никоса Катракиса?

– Я не шучу. – По его голосу она вдруг поняла, что он боится.

У нее была власть над ним. Она положила руку ему на колено. «Люби, покуда любится, – пожала плечами Вивьен, когда Тристанна, запинаясь, сообщила, что все-таки собирается замуж за Никоса. – Помни: только трусы не следуют зову сердца».

– Я не принадлежу твоему миру, как бы ни старался соответствовать. – Никос побарабанил пальцами по подлокотнику. – Люди помнят, кто я, даже когда пытаются подольститься ко мне.

– Они и не должны забывать, – быстро ответила она, и он удивленно повернулся к ней. – Не стыдись своего прошлого, Никос. Ты прошел через такие испытания, и тебе никто не помогал. Ты должен гордиться.

– Ты не понимаешь... – начал он.

– И кто, скажи мне, – перебила она, – не сможет простить тебе твое происхождение? Люди вроде моего брата, получившие свое состояние от других? Какое тебе до них дело?

Он долго смотрел на нее абсолютно темным, горячим взглядом, и она знала, что этот огонь – только для нее.

– Если ты выйдешь за меня, обратного пути не будет. Это конец, – сказал он ровным голосом, который ее не обманул.

Она взяла его под локоть и посмотрела в его мрачное лицо:

– Ты опять все не так понимаешь. Это только начало.

* * *

Он почувствовал, что она проснулась, отвернулся от полной луны и посмотрел на нее, освещенную серебристым светом. Его жена. Они поженились без особой пышности, там же, где он бросил ее, и теперь она безраздельно принадлежала ему. Это никак не укладывалось у Никоса в голове.

– Что случилось? – еле слышно спросила она.

Он подошел к кровати и сел рядом. Ему хотелось обнять ее, раствориться в ней, как он делал много ночей подряд, но у него было слишком много вопросов.

– Я не понимаю.

Она села, завернувшись в одеяло, и он не мог оторвать глаз от ее взъерошенных волос и нежной кожи.

– А что тут понимать? – спросила она с теплой иронией. – Сейчас середина ночи. Понимание подождет до утра.

– Зачем тебе это? – Вопрос вырвался сам, против его воли. Он не хотел знать ответ, но должен был его получить. – После всего, что я сделал?

Она нежно провела рукой по его плечу:

– Ты сам знаешь.

– Ты имеешь в виду любовь? – жестко спросил он. – Любви не существует, Тристанна. Это обман, путь к отступлению.

– Здесь и сейчас она безусловно существует. И тебе не нужно ничего доказывать.

Ее слова обезоружили его. Он не мог поднять на нее глаза – боялся увидеть ее выражение или выдать себя.

– Завтра начинается наш медовый месяц, – сказал он слишком громко. – Мальдивы. Фиджи. Что захочешь.

– Мы и так на острове, – сухо сказала она, и его сердце забилось легче. – Нам правда надо искать другой?

– Насколько я знаю, так принято.

– Зачем нам думать о том, что принято?

Он покачал головой и вдруг, повинуясь порыву, соскользнул на пол и встал перед ней на колени. Он провел руками по ее теплым бедрам. Она была само тепло, она растопила его защиту.

– Я люблю тебя, – сказала она и вздернула подбородок, предлагая поспорить с ней.

Самая храбрая женщина из всех, кого он знал.

– Я не знаю, что такое любовь. – Слова давались тяжело, словно он говорил на незнакомом языке. – Никто меня не любил. Все, кто должны были, бросили меня.

– Я знаю, – прошептала она.

Ее губы задрожали – от жалости к нему! Она провела рукой по его волосам.

– Ты одна знаешь все про меня, – выговорил он, чувствуя незнакомую, сияющую надежду, зародившуюся на серой канадской улице. – Ты одна видела мою самую ужасную сторону и все равно осталась со мной.

– Я люблю тебя, – просто сказала она. – Твой свет и твою тьму. Разве я могла не выйти за тебя? Я влюбилась в тебя с первого взгляда. Как бы ты ни старался, я не смогла бы возненавидеть тебя.

Он не знал, что сказать. Внутри его словно звенела песня, словно лед вечной зимы, в котором он провел всю жизнь, наконец растаял.

– Я сделаю все, чтобы научиться любить тебя, как ты этого заслуживаешь, Тристанна, клянусь. Даже если тебе придется учить меня, я с радостью приму твои уроки.

Она улыбнулась, широко и радостно, и что-то внутри его расслабилось.

– Я принимаю вызов, – сказала она, с любовью глядя на него. – Но сначала – самое главное.

Он вспомнил, что то же самое он сказал ей давным-давно, и улыбнулся:

– Самое главное?

– Почему бы тебе не поприветствовать меня как положено? Я твоя жена.

– Это так, – тихо сказал он. – А я твой муж.

– И этой ночью начинается будущее.

– Наше будущее. – Он решился поверить в это.

Она раскинула руки, предлагая ему все, чего он хотел, но оставил надежду получить. Дом. Семья. Любовь. Ради нее он решится на все.

– Тогда иди сюда, – прошептала она. – Нам так много еще нужно сделать.