Текст книги "Одиннадцатый цикл"

Глава тридцатая
Хрома

Выезд в акарский лагерь открыл мне глаза. Акары – не звери. Я ощутил в этом народе преданность, страсть и гордость. Опасность вторжения растет с каждым днем, и, если мы намерены дать отпор, помощь мирных акар просто необходима.

– Рапорт для главнокомандующего Орсона от Эрефиэля Нумьяна

Джаспер со стражниками разгружали последний обоз с провиантом, когда к ним подошел я.

– Давай помогу.

При виде меня Джаспер встрепенулся.

– Все не привыкну, что ты так быстро вырос.

Я глянул сверху вниз – и лишь тогда дошло. С битвы в лесу минуло без малого четыре года, и за них я сравнялся с сородичами: рос такими темпами, что мама едва успевала перешивать одежду. Хотя в плечах уступал могучим Колоту и Йуте.

– Ничего-ничего, сам когда-нибудь подрастешь.

Он с усмешкой от меня отмахнулся.

Двое стражников в стороне на это заворчали под нос.

– Что это они?

– Плюнь, – вздохнул Джаспер. – Новенькие. Еще не в курсе, что порядки переменились.

Между людьми и акарами теперь царило шаткое, но ощутимое перемирие. Отчасти за это спасибо Эрефиэлю и предоставленной им за годы помощи, но в первую очередь виновато, конечно, происшествие в Роще грез. С той поры Джаспер проникся ко мне добротой. То ли из чувства долга, то ли после нашего разговора – да какая разница?

– Поговаривают, с западных гор идет крупное акарское войско, – поделился он. – Все на взводе.

Смешно.

– Крупное войско? Навряд ли. Мама говорит, племенам ни за что не объединиться.

На деле меня втайне грела мысль, что там может быть отец.

– Люд что только не болтает, – пожал плечами стражник. – Но враг точно на подходе, хотя разведке все не удается установить численности. Наши окапываются у Седого холма.

Я кивнул и зашагал прочь с двумя мешками риса на плечах. Навстречу шли Трем с Колотом. Первый почти не изменился, второй оставил только украшенный костями хвост, а на бритом черепе теперь места не было от белых завитков.

Я поздоровался. Трем ответил добро, а вот Колот невразумительно буркнул. Опять не в духе? По нему вообще не скажешь, то ли у него тяжесть на душе, то ли он просто всегда сердит.

Мы ходили взад-вперед, пересыпая рис в городской силос. Я старался не смотреть на Колота.

Хотя пора бы прощупать почву.

– Надо доложить Нокне, что наполнили силос, – заговорил я.

Он помотал головой.

– Отец знает.

– А он все расхаживает в человечьей одежонке, как велели? – поддел Трем.

Колот обнажил клыки.

– Я даже думать об этом не желаю.

Трем не распознал его гнева и усмехнулся.

– Еще бы! Но тога хотя бы мышц не прячет. Скажи спасибо, что не нарядили в дворянский наряд, в котором не продохнешь.

Скулы Колота пошли желваками.

– Это унизительно. Он вождь, а его рядят, как ручного зверька.

– Вот вы где, – послышался голос Сиэмени.

Она подошла к нам с Недальей.

– Здравствуй, свет мой. – Недалья, не глядя на меня, пылко приникла к губам Колота, а он привлек ее мясистой рукой. Я потупился.

Сиэмени, видимо от зависти, тоже страстно потянулась к любимому Трему, но тот с округленными глазами оттолкнул ее.

– Отлезь, раши! Кровь из меня высосать удумала?

Она попыталась скрыть стыд, а я – не засмеяться.

Мы все выросли. Даже у девочек оформились бугры тугих мускулов.

– Ну как? – поинтересовался Колот.

Недалья выразила мнение красноречивым плевком.

– Нас учили шить, готовить, быть примерными женами. А еще, что хуже, наших гонителей рисовали богами. Все перевернули с ног на голову.

Сиэмени отфыркнулась.

– Да не может быть, что все так плохо, – усмехнулся я не без досады, что нам велят боготворить заклятого врага. Из-за Владык наш народ и взялся за оружие.

– Еще бы ты не засомневался, – хмыкнул Колот. – Мы, Хрома, воины, а не прислуга, чтобы нас готовить учили.

– Есть и светлая сторона. Хотя бы получим образование, научимся грамоте, счету, – возразил я.

Он поморщился.

– Ты давно с ними снюхался, убил одного из наших. Под крыло нефилиму залез. Неудивительно, что их выгораживаешь!

Все парализованно замолчали: поняли, что назревает потасовка.

Вот он и выложил карты на стол. Колоту нужен повод разрешить дело на кулаках.

– Что ты ходишь вокруг да около? Есть что сказать – говори, – не дрогнув, двинулся я в наступление.

– Успокойтесь, – влезла между нами Недалья.

На любимого она сердито посмотрела, а мне – сердце сжалось – положила руку на грудь. Ее долгого взгляда хватило, чтобы я отступил.

– Колоту просто не нравится, что все так внезапно. Оставят нас в покое или нет? – вступился за него Трем.

Я будто оказался в западне.

– Вы меня к людям причислили, раз я люблю учиться? Раз теперь с нами делятся едой, лекарствами и знаниями?

– Ты стал воином, убив акара. Отстаиваешь перемены, которые от нашего наследия камня на камне не оставят, – процедил Колот басом. – Раньше тоже противился нашим угнетателям. Что с тобой, Хрома?

– Я, по-твоему, значит, предатель? Только из-за того, что ценю знания? Ты затаил на меня зуб с того дня, как я вернулся, – так за что? Недостоин я называться воином, по-твоему? – подначивал я.

Теперь отступилась Недалья. Здесь я проигравший, я мучаюсь, что возлюбленная отдалась другому, так почему возмущается он?

– Ты к ним ближе, чем к нам, – кивнул Колот и проговорил ядовито: – Ты недостоин титула баатар.

Моя грудь мощно заходила, кулаки сами по себе сжались.

– Воин – я! – с жаром стукнул он себя в грудь. – Моя любимая – воин! – Колот махнул на Недалью. Она не смотрела ни на него, ни на меня. – Мы все воины, все гордимся нашим наследием. А ты – нет.

Недалья нашла силы подать голос.

– Ничего подобного!

Колот срезал ее сердитым рыком.

– Не смей затыкать мне рот! – ощетинилась она и встала между нами лицом к лицу с Колотом. – Плохо кончится!

– Мы все – воины. Хрома поступил правильно, – перехватила разговор Сиэмени. Не от возмущения, а просто изложила то, во что верила.

Я не знал, что сказать. Колот глядел на меня в упор.

Так мы и молчали, пока ссора не приняла резкий поворот.

– Выясняете отношения, так выясняйте по обычаю, – предложила Сиэмени.

Намек весьма прозрачный. Мы посмотрели на нее.

– Что? – остолбенела Недалья.

– Пусть на арене выясняют, кто прав, кто виноват.

Колот жадно ухватился за мысль, в глазах полыхнул азарт.

– Сразимся, Хрома. Сразимся, как предки. – Чернильные глаза не отлипали от меня, словно умоляя принять вызов.

Вместо ответа я развернулся и зашагал прочь.

* * *

Я шел к юрте, а в голове бушевала буря разъедающих дум. Мама сидела с подогнутыми ногами и плела из лозы корзинки. Не под это скроено ее мускулистое тело, а под битву.

– Все хорошо? – спросила она.

По мне явно было видно, что нет. Я присел рядом и помог ей, как бы сплетая вместе с корзиной и мысли из беспорядочных обрывков.

– Колот на меня за что-то злится. После той ночи с Недальей разговаривает сквозь зубы.

– Он всегда такой, разве нет? Камень непробиваемый.

– Ну да, – усмехнулся я. – Может, накручиваю и он просто с годами грубеет. Один день он смирный, второй – черствый. Порой меня не замечает, порой рвется помочь. А сегодня на что-то озлобился. – Я дал мысли укорениться и довершил: – Хотя заполучил Недалью.

Мама тепло усмехнулась.

– Сын, ты ничем ему не обязан. И Недалье тоже. – Она мрачно кивнула. – Недалья – дикая натура, а таких, увы, не подчинить. Ты в себе усомнился, вот она и ушла к другому. Таков ее выбор.

Это правда. Горькая правда.

– На что он зол, не сказал?

Я помотал головой.

– И нет, и да. Назвал предателем за убийство Йи’суры. Якобы я не заслужил называть себя баатаром. Наверное, и переменами в лагере недоволен.

– Многим трудно привыкнуть, – закивала она и подняла недоделанную корзинку. – Даже мне. Но приспособляться порой необходимо. Все понимают, сколько будет пользы. Кормить начнут лучше. Обучат. Преимуществ много, пусть они нам и в новинку.

Мама положила корзинку и взяла меня за руку. Каким уютным и умиротворяющим был ее взгляд.

– Ты молодец, что спас тех детей. Колот – гордый акар, весь в отца, предан всему, что они олицетворяют. Но у него тяжкий груз на плечах: от сына вождя многого ждут. Дай ему время, он успокоится.

– Не знаю… – печально улыбнулся я. – После той ночи все изменилось и уже вряд ли вернется на круги своя.

Я убрал руку, и тогда мама, взяв меня за голову, запечатлела на лбу нежный поцелуй.

– Мы, акары, пламенный народ. Живем глубокими, истовыми чувствами: гнев черпаем с самого дна души. И любим без памяти. Это уже о многом говорит.

– Правда?

– Правда, сын. – Ее улыбка, в отличие от моей, была уверенной и обнадеживала так, что я решился на откровенный разговор.

– Меня давно мучает один вопрос, – издалека начал я.

– Задавай.

– Куда ты уходишь по ночам?

Мама обмерла. Она не знала, что сказать; улыбка сползла с лица.

– Я замечаю это уже несколько лет, и все чаще. Думал, тебя призвали в гарнизон, но нет, ты по-прежнему здесь.

– Да так, ерунда.

– Ну, зачем-то же тебя вызывают.

Мама сжала мне плечо, а во взгляде отразилась мольба. Не прежние любовь и нежность, а именно умоляющий страх. Мама упрашивала не допытываться.

– Гм, ну ладно, – скрепя сердце пошел я на уступку, вновь принимаясь за корзину. Работу заканчивали в тишине.

* * *

Прежде я был меньше и незаметнее, но с годами смотрелся в тени все более громоздко. Я крался вслед за мамой. Та направлялась к вратам лагеря.

Со временем надзорный режим ослабел настолько, что войти и выйти стало проще – главное было не уходить далеко от лагеря. Однако посреди ночи не выпускали никого.

Я проник за хибару Трема и нащупал хлипкую деревяшку, как вдруг за спиной послышались обрывки перепалки. Подслушивать было некогда, но любопытство пересилило. В хижине Сиэмени сетовала, почему поцелуи Трема растеряли былой пыл. Сдержав смешок, я пробрался в дыру.

Пусть я меньше Йуты, Колота и им подобным, а вырос уже под семь футов – и проскользнуть мимо стражи мне было все труднее: приходилось искать укрытия вроде груды ящиков – видимо, с провизией или материалом для хижин.

Лишь сейчас до меня дошел вопрос: а где искать маму? Я стоял и соображал, как вдруг послышался тихий, не громче шепота, ее голос.

Я подошел к дому и влез в щель между бочек, слыша маму за приоткрытым окном.

– Что стряслось? – прозвучало оттуда, но я не решился заглянуть.

– Я… Хрома все знает, – взволнованно ответила она.

Оба помолчали.

– Он так сказал?

– Не совсем, но знает, что я ухожу по ночам. Спросил, куда и зачем.

– Ты рассказала?

Вновь тишина. Видимо, мама помотала головой, потому что Джаспер продолжил:

– Ясно. Да мы понимали, что рано или поздно так будет.

Теперь она ответила подлинно тягостным молчанием. Затем бессильно продолжила:

– Не стоит нам больше.

– Да брось, Зариен. – От вкрадчивых ноток в его голосе стало тошно.

Я понимал, к чему все идет, и от этой гнусной правды воспылавшее сердце загромыхало.

– Хоть раз я тебя обижал? – гнул свое Джаспер, но мать молчала. Тогда он со вздохом сдался. – И плюсы свои есть.

Красноречиво звякнула мошна с монетами. Градус мерзости нарастал.

– Ну ладно.

Напрасно я стоял, напрасно слушал, но от ярости ничего не мог с собой сделать. Джаспер купил ночь с мамой. Шелестела одежда, слышались поцелуи, мамины стоны. Вились, переплетались в единое потное целое тела. Шлепки кожи о кожу были хуже пытки. Я чувствовал, как свет оттуда струится в ночь, дразня меня, подбивая взглянуть, как мою мать оскверняют.

И тут все встало на свои места. Как я раньше не понял очевидного?

На что еще маме кормить меня сверх меры, на что покупать сокровища вроде шоколада и всего, чем она баловала меня за годы? На что же доставать мне приличную одежду?!

Я не задавал вопросов. Она говорила, что подрабатывает – на пашнях, думал я, или еще где-нибудь, куда берут акар. Мне и в голову не приходило, что мама продает себя.

Не выдержав больше, я развернулся – как вдруг совсем рядом постучали в стену. У меня сердце упало. Я бессознательно нырнул за бочки.

– Потише там! – крикнул стражник в шаге от меня. Его тень тянулась ко мне, точно стремясь спрятать.

Он со смехом зашагал прочь, а мама лишь громче застонала.

Меня сейчас стошнит.

Я бросился обратно к дыре за жилищем Трема. Гнев не отпустил даже в стенах лагеря, ведь в ушах продолжали звучать ее крики.

Уснуть удалось лишь под утро – и даже сквозь сон я слышал шлепки плоти, страстные стоны и омерзительный звон монет.

* * *

Мамино возвращение разбудило меня от чего-то, что никак не назвать сном: то ли я урывками дремал, то ли сознание просто погасло под напором затаенного гнева.

– Хрома, ты не спишь? – спросила она мягким голосом шепчущего призрака. Слова были проникнуты сожалением.

Я не поворачивался, как будто сплю.

Мама легла и какое-то время всхлипывала, прежде чем забыться сном. Я по-прежнему горел от злости. Так, что весь взмок, а сердце колотилось о ребра.

Наутро я проснулся первым и сразу пошел за завтраком: большой порцией овощей с рисом под черствый хлеб. Ел я в тихом уединенном углу, не отвечая на приветствия. В большинстве своем акары знают, что к угрюмому собрату лучше не лезть с расспросами; знают, но считаются с этим не все.

– Что кислый такой?

– Потом, Трем.

– Брось, дядюшка Трем в беде не оставит. – Он лениво взял мой ломоть хлеба и куснул. – Опять из-за Колота? – добавил он уже серьезнее.

Я с такой силой схватил его за руку, что друг поморщился и выронил хлеб.

– Сказано – потом, – выдавил я сквозь зубы, не поднимая глаз.

– Ладно, ладно! Гуган вас разрази. – Он отдернул руку, поняв, что мне не до шуток. – Оба с катушек послетали.

Доедал я в одиночестве, выискивая по сторонам, на чем бы сорвать злобу. Имя Колота только сильнее меня распалило.

Так я и томился в желчи мыслей. Думал, как Джаспер шутит и улыбается мне в лицо, а за спиной глумится над тем, что сделал из моей матери личную шлюху. Как же я не замечал? Почему не спрашивал, откуда деньги на подарки?

На долю секунды Джаспер перед глазами перерос в могучую темнокожую фигуру – не в пример внушительнее.

Ложка в пальцах затрещала и лопнула. Я опустил взгляд. Из кожи торчали щепки. Их я выдергивал, как в трансе. Гнев притупил боль.

Я чувствовал, как от вида сочащейся крови заходится сердце. Пальцы сами сжались в кулаки. Ярость требовала выхода.

* * *

Я не унялся, покуда не выискал гиганта в наколках. Он прошил меня взглядом. Я подошел со сжатыми кулаками, держа перед глазами образ Джаспера поверх мамы. Колот весь натянулся. По-видимому, он меня ждал. Стоял с Недальей и всеми нашими – и они явно чувствовали перемену.

– Не знаю, за что ты взъелся, ну да наплевать, – проговорил я в лицо сыну вождя. – Я принимаю вызов. – В глазах то прояснялось, то все застилало красным. Мгновениями чудилось, что передо мной стоит Джаспер.

Колот не отступался. Он был как никогда холоден, хотя сам явно искал боя.

– Бьемся по правилу Ба’Кха. До конца.

– Что?! – остолбенели все.

Он осклабился и утробно, абсолютно незыблемо проговорил:

– Ты готов умереть?

Я подступил, гневно вперившись в его невозмутимые глаза.

– Кончай болтать. Жду на арене.

* * *

Новая арена была немаленькой, но при нашей акарской внушительности ее хватало на пять размашистых шагов. Тесновато для боя, но своей цели она служила.

Под ногами лежал песок. Кругом теснились акары и акарши разной величины с обнаженными клыками – а напротив стоял Колот. Он хрустнул шеей и размял плечи, незыблемый, точно вросшее в землю древо.

Я подтянулся и оглядел песок, затем окинул взглядом противника, выискивая уязвимые места.

Пухла толпа предвкушающих. В непривычной тишине чувствовалось, что все напряженно и с уважением ожидают обещанного кровопролития. Сбоку Йута, судья, справлялся, осознаем ли мы опасность и что начатый поединок уже не остановить.

Правила просты: бой продолжается, покуда один из двух не окажется за пределами арены или не упадет без чувств – возможно, и замертво. Последнее – не редкость. Все-таки правило Ба’Кха освобождало соперников от нужды сдерживаться.

Йута напоследок оглядел нас.

– Сходитесь по готовности.

– Хрома, ты с ума сошел?!

Я повернулся на голос и увидел мамино встревоженное лицо. Тут же вспомнилась порочная ночь, и я с рыком стиснул кулаки, повернулся к Колоту.

Маму успокаивали Сиэмени и Недалья с Тремом, однако едва ли ей требовалось. Не было в лице ни страха, ни горя – лишь растерянность: лоб наморщен, в глазах – непонимание. Она искала ответа, который не ранил бы сердце.

– Я докажу, что ты никакой не акар, – грозил Колот.

Сын вождя походил на зверя. Громадный, сложенный шире и куда грознее, чем я надеялся; тело увито наколками, нос проколот поперек, а глаза – глубокие омуты непроницаемой черноты с едва заметной каймой белка. Ноги укрывала народная акарская юбка, пуще всего обвешенная костями. Я же был в коричневых штанах, а рубаху снял, чтобы не дать ухватиться. Как смешила наша разница в массе.

Колот смерил взглядом мое более сухое и увертливое тело.

Не отводя глаз, мы сошлись в середине и встали в баатарскую стойку: лбы сомкнуты, правая рука обхватывает загривок соперника. Бой еще не начался, а я уже чуть не осел под его чудовищной лапой.

Мы намертво сцепили левые руки. Жар от наших тел смешивался. В его глазах, этих бездонных пропастях, я боялся утонуть. От мертвой хватки Колота я поморщился.

Мы сжигали друг в друга взглядом и вот-вот, понял я, дадим волю кулакам.

– В бой! – изрек Йута.

Толпа тотчас всколыхнулась. Зазвучали советы, крики поддержки; одни болели за темную лошадку, вторые призывали Колота устроить дохляку короткую расправу. Поверх урагана голосов густо басил Нокна, веля сыну не подставлять ногу.

Сквозь гнев колоском пробилось сожаление, что меня отец не подбодрит. Не о том я думал – и еще поплачусь за это.

Вес руки на загривке рванул меня вправо.

Край арены был в шаге.

Я подпрыгнул и обвил Колота ногами, не упустил шанса нанести удар локтем. Мы застыли у кромки – под моим весом и ударами он чуть склонился над ней, подобно дереву над расселиной. Затем с ревом отшагнул и бросил меня в середину.

Я поднялся и вновь кинулся в захват, сжал противника вокруг пояса. Он растопырил пальцы на ноге и уперся в песок, ударил мне по ребрам, вышибая дух. Мой хват ослаб – еще два удара его расцепили, и я отпрыгнул. Колот высился надо мной горным отрогом.

Его кулак промахнул в дюйме; я контратаковал с такой силой, что кости в руке заныли, – но отступаться поздно. Что он, что я обрушивали друг на друга шквалы ударов. Мощь его каменных кулаков чуть не валила меня с ног, но сложиться не давало какое-то звериное исступление. Я выбивался из сил; казалось, великан вот-вот раскроит мне череп. Сердце подлаживалось под ритм атак.

Я им проникался. Ноги под него двигались. Наши кулаки выбивали музыкальный такт. Он меня подхлестывал, и я чувствовал, как удар за ударом сбиваю напор Колота.

Чутье призывало рискнуть по-крупному и приблизиться, лишить его замаха. Я боднул противника лбом и пробарабанил в затвердевший живот. Если на нем это как-то сказалось, вида он не подал.

Теперь разил он. Еле уворачиваясь, я отвечал что есть мочи, всем весом, – однако сын вождя оказался не просто могуч, но вдобавок и непреклонен.

По его рыку все было ясно без слов.

Я выставил блок и боднул еще раз; в глазах на миг почернело. Его голова запрокинулась, и в это решающее мгновение я вцепился ему в запястье, затем притянул к себе и вывернул руку, захватил шею ногами.

Мы рухнули на песок. Я не отпускал его запястья; руки, как два рычага, силились разжать мой захват: мышцы дрожали, сосуды вспухли от натуги. За счет звериной мощи он умудрился поднять меня в сидячее положение. Рука была согнута под прямым углом – и тут от безысходности Колот выбросил кулак назад. Тот угодил по моей побитой голове, и этого хватило, чтобы меня оглушить. Он тут же схватил меня за волосы и сам ударил лбом. Растравленный гнев не дал мне провалиться в забытье; пронзительно пахнуло кровью.

Мы извивались, как два змея. Он карал меня сокрушительными ударами по ребрам. Боль взрывалась вспышками в туловище.

Я отпрянул и ударил снизу вверх, но только ссадил ему подбородок.

Мы переползали на коленях. Я вновь нырнул ему в ноги и обхватил одну, но ненадежно, и мне на спину обрушился локоть.

Я отполз. Колот в этот миг хотел насесть сверху и кое-как насел. Посыпались атаки. Я закрывался, чувствуя, как от них кости в руках прогибаются. Приоткрыл блок и мотнул головой, затем рванул противника вниз за руку.

Одну его ногу я все так же держал своими, а теперь руками взял в захват и голову.

Кажется, мама подбадривает? И Недалья? О зрителях я вообще позабыл.

– Я не проиграю! – взревел Колот и заколотил по моему измолоченному корпусу, вынуждая разжать захват.

Сын вождя кувырнулся и встал с одышкой. Я запыхался сильнее. Великан чуть не падал назад.

И вновь я атаковал, хотя все тело жгло огнем. Колот готовился сцепиться – я притворился, что и сам хочу, но в последний миг в прыжке нанес удар коленом.

Силач зашатался. Толкнуть его, скорее! Шаг, второй. Его ноги разъезжались на песке, пропахивали глубокие борозды. Я оттеснял соперника к краю.

Грянул мощный рык. Мой. Толпа вторила – и это раздразнило Колота. Он закаменел не дальше чем в дюйме от края арены и неумолимо, даже отчаянно, зарычал в ответ.

Как ни наваливайся, песок теперь вспахивал я. Гигант выдавливал меня через всю арену, распаляя себя криком. Высвободившись, я так сокрушил его правой, что у него губы затряслись, – и раз, два, три, четыре прибавил.

Из его левой рассеченной брови хлынула кровь, занавесила глаз полотном. Глаз и у меня заплыл, понял я вдруг. Все тело стенало, моля о пощаде, но дух был охвачен горячкой боя.

Колот с лихвой давал сдачи. Этот акар – сам себе оружие. Инструмент сокрушения, смерти, превосходства над противником.

Меня вгоняло в первобытный транс. Что мы там не поделили, за что бьемся? Я лелеял этот приступ слепоты, тупого оцепенения, в которой скорбь, боль, гнев теряли краски, а пульсация по телу глохла, смаривая и увлекая к берегам избавительного очищения. Я покорился власти мучительного побоища. Отыскал в море густого багрянца неразбавленную ярость, что пережигала все едкое во мне в нечто божественно притягательное. Как это пьянило!

Кто кого за руку схватил? Я его или он меня?

Плевать, нас уже не остановить.

Наши кулаки молотили и молотили, славя кровопролитие в бессмысленном торжестве, ритмично перемалывали лица. Из глоток рвалась помесь инфернального хохота и рева. Я сплюнул кровь. Сплюнул и Колот. На нашем празднике она была вином. Мы зашлись в Кровавой Пляске.

Боль, кровь, лоскуты стесанной кожи на кулаках – вот что значит быть акаром. Непередаваемое упоение!

– Немедленно прекратить!

Я слышал, но не видел. Это был человеческий голос. Арену запрудили солдаты с мечами наголо.

– Как это понимать?! – громом грянул Нокна.

– Вот и я спрашиваю, – раздался голос Джаспера. – Неужто вы все-таки звери?!

Вождь издал низкий гортанный рык.

Меня обступили, хотели заломить руку.

Я еще не все!

Свободной рукой я отпихнул стражника – тот повалился. Мое неукротимое буйство обратилось на новую добычу.

– Держи его!

– Хрома, успокойся! – кричала мама с далекого берега, ласкаемого багровыми волнами.

– Хватит! – послышался издали голос Недальи.

Я валил солдат с ног, впечатывал кулаки в свалку людских тел.

Мне глубоко распороли руку. Слабое, но живое тепло обволокло борта моей лодки средь волн багряного моря. На меня накидывались, я отбивался – пока на арену не вышел Йута и не знаю как, но утихомирил меня.

Все внутри противилось, требовало избавительного грохота в груди. Требовало продолжения Кровавой Пляски.