Текст книги "Эра Дракулы"

Глава 7. Премьер-министр

– Знаете ли вы, – начал лорд Ратвен, – что на этих островах живут люди, чье единственное возражение против брака нашей возлюбленной королевы – правительницы Виктории, императрицы Индии и так далее – с Владом Дракулой, известным как Цепеш, quondam[57]57
  Некогда бывшим (лат.).


[Закрыть] князем Валахии, заключается в том, что счастливый жених некогда пребывал в лоне Римско-католической церкви? Причем я не стану притворяться, что понимаю, как ему это удалось.

Премьер-министр помахал в воздухе письмом, выбранным наугад из пачки отклоненной корреспонденции, усеивавшей несколько столов в приемной на Даунинг-стрит. Годалминг счел за лучшее не прерывать приступ словоохотливости лорда Ратвена. Для «новорожденного», жаждущего быть посвященным в секреты старейшин, близкое внимание многовекового пэра оказалось ценным, практически необходимым инструментом обучения. Когда Ратвен говорил быстро, то казалось, из томов древних истин вырываются давно утраченные заклятья силы. Трудно было не поддаться обаянию его личности, не улететь на крыльях его разглагольствований.

– У меня здесь, – продолжил Ратвен, – официальное письмо от жалкого общества, основанного в честь никому не нужной памяти этого конституционного зануды Уолтера Бэджета[58]58
  Уолтер Бэджет (1826–1877) – экономист, политический аналитик и главный редактор журнала «Экономист», существующего по сей день. Был одним из самых влиятельных журналистов средневикторианского периода. Ратвен прозвал Бэджета «конституционным занудой», в частности за то, что тот прославился своим знаменитым трудом «Английская конституция» (1867) – первой аналитической попыткой взглянуть на то, как на самом деле работают и взаимодействуют две палаты парламента, корона и кабинет премьер-министра. Именно Бэджет первым указал на главенствующую роль в английской политике кабинета министров при преобладании его партии в палате общин, а отнюдь не парламента. Этот труд стал классическим и до сих пор считается одним из главных в британской политической мысли для понимания функций и принципов конституционной монархии. Разумеется, методы принца Дракулы явно шли вразрез с практикой, освещенной в работе Бэджета.


[Закрыть]. Они тактично жалуются, что князь вошел в лоно Англиканской церкви за неприлично короткое время до того, как принял объятия королевы. Наш корреспондент заходит настолько далеко, что предполагает, будто Влад был неискренен в своем отречении от папы римского и таким образом привнес предательскую порчу Льва XIII[59]59
  Лев XIII (1810–1903) – 256-й папа римский, занимавший престол Ватикана с 1878 по 1903 год. Многими викторианцами воспринимался достаточно негативно, особенно после того, как в 1896 году опубликовал энциклику Apostolicae curae, в которой декларировалась полная недействительность англиканского рукоположения. Также в 1879 году Лев XIII возвел в кардиналы Джона Генри Ньюмана, о котором пойдет речь дальше.


[Закрыть] в королевскую семью с кардиналом Ньюманом в качестве своего тайного исповедника[60]60
  Джон Генри Ньюман (1801–1890) – один из самых известных католических деятелей викторианской Англии, бывший англиканским священником, но в 1845 году перешедший в католичество. В 1879 году получил сан кардинала. Немало способствовал ослаблению антикатолических настроений в викторианской Англии. Еще в середине 1830-х годов, будучи оксфордским академиком и англиканским священником, он стал одним из главных участников Оксфордского движения, выступавшего за укрепление позиций англиканства в Великобритании, за возвращение в него многих католических традиций и ритуалов, а также за возрождение средневекового духа. Впоследствии он решил, что англиканская церковь не является апостолической, и перешел в католицизм. Принимал самое деятельное участие в лекциях и публичных выступлениях, в которых пытался смягчить последствия всплеска антикатолицизма, последовавшего за восстановлением католической иерархии в Англии в 1850 году. Также известен как литератор, теолог и философ. Самыми знаменитыми его произведениями стали Apologia pro sua vita (1864), история религиозных взглядов самого Ньюмана, которая неожиданно оказалась своеобразным бестселлером в викторианской Англии и обратила общественное мнение на его сторону, и «Грамматика восхождения» (1870), где Ньюман защищал само понятие веры как вполне закономерного проявления рационального склада ума.


[Закрыть]. Мой кудрявый друг, некоторые болваны склонны закрыть глаза на пристрастие к крови девственниц, но не к вину для причастия.

Ратвен разорвал письмо на мелкие клочки. Бумажные конфетти присоединились к множеству других высмеянных документов, усеивавших ковер. Лорд ухмыльнулся, затем тяжело вздохнул, но на его молочно-белых щеках не отразилось даже тени видимого возбуждения. Годалмингу неожиданно пришла в голову мысль, что ярость премьер-министра поддельная, что это обман человека, привыкшего изображать, а не испытывать страсть. Тот же прошел по комнате, сжимая и разжимая кулаки за спиной, серые глаза его были похожи на мраморные шарики, обрамленные изящными ресницами.

– Как вы знаете, наш принц однажды уже менял веру, – произнес наконец Ратвен, – причем по тем же самым причинам. В 1473 году он оставил православие и стал католиком, чтобы жениться на сестре венгерского короля. Двенадцать лет Цепеш был заложником при дворе Матиаша, и этот маневр принес ему освобождение и дал возможность снова заполучить валашский трон, который он потерял по своей чертовой глупости. То, что он застрял в римской вере на следующие четыре века, ни в коей мере не должно вам говорить о природном скудоумии этого человека. Если хотите изучить подлинную суть консерватизма, то лучше вам не выходить за пределы Букингемского дворца.

Сейчас премьер-министр обращался не к Годалмингу, а к портрету Дракулы. Клювоносый профиль был обращен к уравновешивающему его изображению королевы, украшающему ту же сцену. Годалминг встречал Дракулу лишь раз; принц-консорт и лорд-протектор, тогда просто граф по фамилии де Вилль[61]61
  Фамилия графа де Вилля упоминается как один из псевдонимов Дракулы в двадцатой главе «Дракулы» Брэма Стокера. Представившись ею, Дракула купил себе дом на Пикадилли. В данной фамилии кроется игра слов: de Ville – Devil – Dracula (румынское слово «Дракула» производно от dracul, имеющего значение «дьявол»). Есть версия, что подобную игру слов Стокер позаимствовал у Шеридана Ле Фаню. Тот в повести «Кармилла» упоминал, что существует правило, согласно которому вампиры создают псевдонимы, пользуясь буквами своего имени. Стокер, по-видимому, расширил это правило до значения слова. Также стоит отметить, что в переводе с французского ville означает «город», и Дракула, таким образом, предстает изрядным шутником, скрыв в одном псевдониме и свою подлинную сущность, и свою новую цель.


[Закрыть], мало чем напоминал гордое существо, запечатленное на холсте мистером Д. Ф. Уоттсом[62]62
  Джордж Фредерик Уоттс (1817–1903) – популярный викторианский художник и скульптор, произведения которого достаточно прочно ассоциируются с символизмом. Он испытывал на себе влияние прерафаэлитов, в поздних работах, как пишут исследователи, предвосхитил абстрактное искусство, а некоторые его творения даже напоминают картины Пикассо «голубого периода». Тем не менее Уоттс был известным портретистом и прославился циклом портретов выдающихся мужчин и женщин своего времени, так называемым Домом славы. Интересно, что в портретах Уоттс любил подчеркивать признаки напряжения и усталости, а также создавать атмосферу противопоставления сдержанности и дисциплинированности, присущих викторианцам, и их порывистости, желания постоянно действовать. Возможно, именно за это Дракула и выбрал Уоттса в качестве придворного портретиста.


[Закрыть].

– Представьте себе жестокого дикаря, Годалминг. Он сидит целых четыреста лет в своем смрадном замке, сущей развалине. Строит планы, замыслы, изрыгает проклятия и скрипит зубами. Гниет в средневековых предрассудках. Досуха осушает неотесанных крестьян. Бегает, совокупляется, насилует и разрывает на куски горных зверей. Получает наслаждение самого грубого рода с этими не-мертвыми существами, которых называет своими женами. Меняет форму, словно какой-то глупый вер-вольф…

Хотя принц-консорт лично способствовал назначению Ратвена на пост премьер-министра, взаимоотношения между старейшинами-вампирами, сложившиеся в течение многих веков, едва ли можно было назвать радужными. На публике лорд демонстрировал ожидаемую от него верность долгожителю, который заслужил звание короля вампиров задолго до того, как стал правителем Великобритании. Не-мертвые составляли невидимое для прочих государство тысячи лет; принц-консорт одним ударом изменил все и начал историю заново, повелевая и «теплыми», и вурдалаками. Ратвена, который проводил века в путешествиях и пустом трепе, вытащили из тени вместе со всеми остальными старейшинами. Многие говорили, что вечно нищий аристократ – который однажды заметил, что, продав свой титул и пустынные владения в Шотландии, смог бы купить булочку за полпенни, если бы прежде потратил на них полпенса, – только выиграл от таких изменений. Но его светлость, человек, чье положение в обществе едва ли могло сравниться с таковым Годалминга, был из породы жалобщиков.

– И теперь вот этот самый Дракула выучил наизусть «Брэдшоу»[63]63
  Джордж Брэдшоу (1801–1853) – английский картограф, художник и издатель. Основатель фирмы по производству и составлению расписаний поездов, которые начали выпускаться с 1841 под названием «Ежемесячный железнодорожный путеводитель Брэдшоу». И если поначалу это была восьмистраничная брошюра, то ко времени «Эры Дракулы» «Путеводитель» превратился в фолиант объемом около девятисот страниц.


[Закрыть] и называет себя современным человеком. Он может перечислить по памяти время отправления всех поездов с Сент-Панкраса в Норвич по официальным выходным дням. Но не способен поверить, что со времен его смерти мир перевернулся. А знаете, как он умер? Влад замаскировался под турка, чтобы шпионить за врагами, а потом его собственные люди сломали ему шею, когда он возвращался в лагерь. Семя уже попало в него от какого-то идиота-носферату, и Дракула выбрался из могилы. Он – ничей потомок. А как Влад любит родную землю, спит в ней при каждой возможности! В его кровной линии живет могильная плесень, Годалминг. Он распространяет заразу. Считайте себя счастливчиком, что вы моей крови. Она чистая. Мы, может, и не превращаемся в летучих мышей и волков, мой сын-во-тьме, но и не гнием до костей и не теряем разум в убийственном помешательстве.

Годалминг верил, что Ратвен нашел и обратил его только из-за участия Артура в предприятии, которое сейчас считалось коварным заговором против королевской персоны. «Теплым» Холмвуд лично расправился с первым британским потомством Дракулы. Это сделало его вероятным кандидатом на пику, прямо между Ван Хелсингом и адвокатом Харкером. Он с содроганием вспомнил свои удары, достойные мощи Тора, когда в сердце его тогдашней возлюбленной Люси вонзился кол, и почувствовал ядовитую ненависть к голландцу, убедившему всех пойти на такую крайность. Тогда Годалминг совершил преступную оплошность и сейчас жаждал отдать долг. Обращение, а также то, что Ратвен сделал Артура своим протеже, спасло Холмвуду жизнь, но он очень хорошо знал о непостоянстве и мстительности принца-консорта. И естественно, его собственный отец-во-тьме едва ли мог похвастаться последовательностью и неизменностью предпочтений. Если Годалминг хотел найти себе безопасное место в этом мире, то ему следовало быть осторожнее.

– Представления Дракулы сформировались в то время, – продолжил Ратвен, – когда еще можно было править страной с помощью меча и кола. Он пропустил Возрождение, Реформацию, эпоху Просвещения, Французскую революцию, появление Америк, падение Оттоманской империи. Он хочет отомстить за смерть нашего галантного генерала Гордона, отправив войска своих свирепых, но тупых вампиров, дабы те опустошили Судан и посадили на кол всех, кто принес присягу Махди[64]64
  Имеется в виду взятие Хартума в 1885 году суданскими войсками под предводительством самопровозглашенного Махди (наследника пророка Мухаммеда) – Мухаммеда Ахмада. Осада Хартума длилась 313 дней, и генерал-губернатор Судана Чарльз Джордж Гордон отказался сдать город даже тогда, когда английским правительством фактически было принято решение уйти из этой страны. Тем не менее, видя, что Хартум под командованием Гордона не сдается, Британия направила так называемую Нильскую экспедицию для его освобождения. Английские войска опоздали на два дня, город взяли сторонники Махди, Гордона убили, и тела его так и не нашли. Смерть генерала Гордона произвела огромное впечатление на английское общество, он стал народным героем, а скорбь по нему, как отмечается, была «беспрецедентной». Сам же захват Хартума и последующая дорогостоящая военная экспедиция для отвоевания города считаются одним из самых больших провалов в имперской политике поздневикторианского периода.


[Закрыть]. Надо было позволить ему так и сделать. Мы бы прекрасно обошлись без его карпатских приятелей, иссушающих общественный кошелек. Если бы ловкие мусульмане зарезали под сотню или больше этих трупов и оставили их гнить на солнце, а все официантки в Пикадилли и Сохо принялись бы размахивать полумесяцем из благодарности.

Ратвен просунул руку в еще одну кучу писем и поднял целую бумажную бурю, осыпавшуюся на пол. Премьер-министр, казалось, едва вышел из подросткового возраста, глаза его были холодными и серыми, а лицо – мертвым и бледным. Даже когда он кормился, плоть его не становилась румяной. Ценитель изящных молодых девушек, он тем не менее в потомство выбирал способных юношей высокого положения, распределял своих «новорожденных» детей-во-тьме по министерствам и даже поощрял соперничество между ними. Годалминг, не подходящий из-за титула для низких обязанностей, но едва ли имевший способности для кабинетного поста, был сейчас любимым потомком Ратвена, служа его неофициальным посланником и секретарем. Холмвуд всегда отличался практическим складом ума и с удовольствием прорабатывал детали, необходимые для исполнения самых сложных планов. Даже Ван Хелсинг доверил ему большую часть кропотливой работы, претворяя в жизнь свой замысел.

– А вы слышали о его последнем эдикте? – Ратвен протянул свиток официального пергамента, скрепленный алой лентой. Тот развернулся, и Годалминг увидел оттиск дворцового секретариата. – Он хочет щелкнуть бичом на то, что называет «неестественным грехом», и издал указ, согласно которому наказанием за содомию теперь станет казнь на месте. Метод, естественно, будет старый, проверенный – кол.

Годалминг взглянул поверх бумаги:

– Содомия? И почему она оскорбляет принца-консорта?

– Вы забываете, Годалминг. У Дракулы нет английской терпимости. Он провел часть юности заложником у турок, и можно предположить, что его захватчики пользовались им время от времени. Также его брат Раду – известный, что немаловажно, как «Красивый» – имел вкус к мужскому вниманию. А поскольку он предал Влада в одной из бесчисленных семейных интриг, принц-консорт занял резкую позицию в отношении содомитов.

– Это кажется довольно-таки несерьезным делом.

Ратвен раздул ноздри:

– У вас ограниченное понимание происходящего, Годалминг. Только подумайте: едва ли найдется хоть один выдающийся член любой палаты, который в то или иное время не сношал посыльного. Когда придет декабрь, по рождественским деревьям Дракулы будут медленно сползать крайне примечательные феи.

– Какая любопытная картина, мой господин.

Премьер-министр отмел жестом замечание, ногти в форме бриллиантов сверкнули на свету.

– Ча, Годалминг, ча! Разумеется, в проницательном разуме нашего валашского принца одно действие может преследовать немало целей.

– В смысле?

– В смысле в этом городе есть «новорожденный» поэт, ирландец, известный любовными пристрастиями и безрассудным сотрудничеством со своим земляком, чья память сейчас не в чести. И, осмелюсь сказать, этими качествами он известен гораздо больше, чем своими стихами.

– Вы имеете в виду Оскара Уайльда?

– Естественно, я имею в виду Уайльда.

– Он последнее время не так часто бывает у миссис Стокер.

– Да и вам не стоит, если вы цените свое сердце. Моя протекция не может защитить от всего.

Годалминг мрачно кивнул, но у него были причины для продолжающихся визитов на ночные приемы Флоренс Стокер.

– Где-то у меня лежал отчет о делах мистера Уайльда, – сказала Ратвен, ткнув пальцем в пирамиду бумаг. – Его передали под мою личную ответственность как писателя, дабы я мог с интересом следить за развитием и здоровьем наших лучших творческих умов. Вам будет приятно знать, что Уайльд принял вампиризм с энтузиазмом. Сейчас же большую часть своего времени он проводит, вкушая кровь юношей, это даже несколько затмило его эстетический пыл, и Уайльд совсем потерял интерес к фабианскому социализму, с которым, к сожалению, флиртовал в начале года.

– Вы явно питаете к нему интерес. Я же всегда находил его утомительным. А эта привычка хихикать, прикрывая рукой плохие зубы!

Ратвен рухнул в кресло и пригладил длинные волосы. Премьер-министр одевался почти как денди, преданный причудливым манжетам и галстукам-шарфам. В «Панче» его называли «совершеннейшим мургатройдом»[65]65
  Лорд Ратвен получил прозвище по фамилии главных героев комической оперы Артура Салливана и Уильяма Гилберта «Раддигор», вышедшей на сцену в 1887 году. По сюжету, главным персонажем действа является сэр Ратвен Мургатройд. Его предок, первый баронет поместья Раддигор, жестоко преследовал ведьм, и одна из них, умирая, наложила на все семейство проклятие: теперь каждый Мургатройд должен ежедневно совершать какие-нибудь злодеяния, или же он умрет в невыразимых муках. Разумеется, большинству не хотелось этого делать. Так, брат Ратвена, Деспард, мучится оттого, что он, будучи невероятно хорошим человеком, вынужден совершать преступления. Поэтому он старается творить зло по утрам, а вечерами уравновешивать его добрыми делами: например, до обеда похитить ребенка, а к вечеру распорядиться насчет организации детского приюта. Ратвен довольно долго скрывается и не хочет наследовать поместье, но потом семейное проклятие настигает его, и он оказывается вынужденным творить зло: уклоняться от налогов, подделывать собственное завещание и т. д., в то время как его предки в виде призраков требуют убийства девственницы. Разумеется, все заканчивается хорошо, проклятие отступает, а главные герои веселятся на свадьбе. Мургатройды в «Эре Дракулы» – эквивалент современного движения готов; вампиры, вечно размышляющие о зле и преувеличенно от него страдающие, одновременно тяготящиеся тьмой и привечающие ее. Впрочем, сам лорд Ратвен к таким шуткам со стороны известных комедиографов относился крайне прохладно.


[Закрыть].

– Мы размышляем над ужасающей возможностью того, что Альфред, лорд Теннисон, будет веками держать за собой титул поэта-лауреата. Проклятие, только представьте, «Локсли-холл шестьсот лет спустя»![66]66
  Альфред, лорд Теннисон (1809–1892), является, пожалуй, самым известным и титулованным поэтом Викторианской эпохи, обладателем звания поэта-лауреата со смерти Уильяма Вордсворта в 1850 года и до собственной кончины. «Локсли-холл» – его раннее стихотворение 1835 года, впервые напечатанное в сборнике «Стихотворения» (1842). Произведение представляет собой внутренний монолог солдата, вернувшегося в свой родной дом, Локсли-холл. Как и другие стихотворения Теннисона, оно охватывает многие темы, и, хотя сам автор писал, что этот текст в первую очередь являет молодость со всеми ее достоинствами и недостатками, в нем также присутствует описание грядущего утопического мира с воздушной торговлей, когда вся планета превратится в подобие федерации, пребывающей в мире и живущей по общим законам. Примечательно, что в 1886 году Теннисон написал продолжение «Локсли-холл шестьдесят лет спустя», где критиковал современное ему индустриальное общество за то, что оно во многом не смогло воплотить утопические чаяния поэта 1830-х годов. Зная его консервативный характер, можно только представить, что могло бы быть в «Локсли-холле шестьсот лет спустя»!


[Закрыть] Да я лучше стану пить уксус, чем жить в Англии, допустившей такой ужас, вот и ищу благоприятную альтернативу подобной перспективе. Если бы все было иначе, Годалминг, я бы выбрал участь поэта, но, увы, тираническая судьба с бесценной помощью принца-консорта приковала меня к скале бюрократии, и теперь орел политики выклевывает мне печень.

Тут Ратвен поднялся и подошел к книжным шкафам, где и остался стоять, рассматривая любимые тома. Премьер-министр наизусть знал довольно большие отрывки из Шелли, Байрона, Китса и Кольриджа, мог извергнуть из себя куски из Гете и Шиллера в оригинале. Сейчас же он пылал энтузиазмом к французам и декадентам. Бодлер, де Нерваль, Рембо, Рашильд, Верлен, Малларме; большинство из них, если не всех, принц-консорт с удовольствием посадил бы на кол. Ратвен считал, что скандальный роман «Наоборот» Жориса Карла Гюисманса обязан прочитать каждый школьник, а в идеальном мире вампирами становились бы исключительно поэты и художники. Тем не менее ходили слухи, что после обращения творческие способности в людях затухали. Гордый филистер, Годалминг скорее предпочел бы охотничий пейзаж на стене любым обоям от Уильяма Морриса и никогда не страдал ничем, даже отдаленно напоминающим художественную склонность, а потому подтвердить данный феномен не мог.

– Но, – сказал премьер-министр, поворачиваясь, – из нас, старейшин, у кого еще найдется достаточно остроумия и разума, дабы служить посредником между принцем Дракулой и его подданными и держать воедино новую империю живых и мертвых? У безумного сэра Фрэнсиса Варни, которого мы спровадили в Индию? Не думаю. Ни один из карпатских аристократов также не подходит: ни Йорга, ни фон Кролок, ни Мейнстер, ни Тесла, ни Брастов, ни Миттерхауз, ни Вулкан. А что говорить о целующем ручку Сен-Жермене, везде сующемся Виллануэве, самонадеянном Коллинзе, непроницаемом Вейланде, фигляре Барлоу, скользком Дювале?[67]67
  Автор уже приводил в комментариях имена тех, кому он благодарен за этот список лорда Ратвена, но мы позволим себе перечислить не только имена, но и произведения, а также фильмы, из которых пришли все эти многочисленные вампиры. Безумный Фрэнсис Варни – популярный викторианский персонаж из серии дешевых памфлетов «Варни-вампир, или Пир крови», появившихся в период с 1845 по 1847 год. Авторство сего произведения по разным версиям приписывается то Джеймсу Малькольму Раймеру, то Томасу Преккетту Престу. Варни был очень популярен, фактически среди знаменитых вампиров он занимает нишу между лордом Ратвеном и Кармиллой Карнштейн.
  О Йорге достаточно подробно написал сам Ньюман. Фон Кролок – персонаж фильма Романа Полански «Бал вампиров» (1967), сыгранный Ферди Мэйном. Мейнстер впервые появился в фильме «Невесты Дракулы» (1960) Теренса Фишера, и сыграл его Дэвид Пил. Тесла не имеет никакого отношения к знаменитому ученому, а отсылает к Арманду Тесле, персонажу Белы Лугоши из фильма «Возращение Дракулы» (1944) Лью Лэндерса и Курта Ноймана. Граф Брастов пришел из романа Чарльза Л. Гранта «Тихий шепот мертвых» (1982). Граф Миттерхауз – персонаж, сыгранный Робертом Тэйманом в фильме режиссера Роберта Янга «Цирк вампиров» (1972). Вулкан – гость из романа Роберта Маккамона «Они жаждут» (1981), известного российскому читателю. Граф Сен-Жермен – персонаж целого цикла романов Челси Куинн Ярбро, изданного на русском языке. Дон Себастьян де Виллануэва – персонаж цикла Леса Дэниэлса, начавшегося «Черным замком» (1978) и закончившегося романом «Нет крови пролитой» (1991). На русском языке публиковалась повесть Дэниэлса «Желтый туман», где присутствовал Виллануэва. Барнабас Коллинз – персонаж сериала «Мрачные тени» (1966–1971) в исполнении Джонатана Фрида. В 2012 году Коллинз вновь появился на экране в ремейке Тима Бёртона, где его роль исполнил Джонни Депп. Эдвард Вейланд – персонаж романа Сьюзи Макки Чарнас «Вампирский гобелен» (1980). Курт Барлоу приехал в город Салем, исполнив главную роль в «Жребии» (1975) Стивена Кинга. Мистер Дюваль – вампир мексиканского происхождения из фильма «Вампир» (1957) режиссера Фернандо Мендеса, сыгранный Эрманом Роблесом.


[Закрыть] Как сказали бы шотландцы, hai mi doots[68]68
  На среднешотландском диалекте это значит то же, что have my doubts по-английски – то есть лорд Ратвен сомневается.


[Закрыть]. Это точно. И кто остался? Бледный и совершенно неинтересный Карнштейн, все еще скорбящий по своей глупой заколотой девчонке?[69]69
  Персонаж повести Шеридана Ле Фаню «Кармилла». Скорбит барон Карнштейн по своей убиенной жене, по имени которой и названа повесть.


[Закрыть] А дамы? Боже мой, женщины-вампиры! Настоящая стая брызжущих пеной кошек! Леди Дакейн и графиня Сара Кеньон, по крайней мере, англичанки, правда, у них на двоих нет и унции мозгов. Но графиня Залеска из Румынии, Этелинда Фионгала из Ирландии, графиня Долинген из Граца, княжна Аза Вайда из Молдавии, Эржбета Батори из Венгрии?[70]70
  Леди Аделина Дакейн – персонаж рассказа Мэри Элизабет Брэддон «Добрая леди Дакейн» (1869). Сара Кеньон впервые появилась в рассказе Фредерика Джорджа Лоринга «Могила Сары» (1910). Графиню Марию Залеску можно видеть в фильме Ламберта Хильера «Дочь Дракулы» (1936), ее роль исполнила Глория Холден. Этелинда Фионгала – персонаж рассказа Джулиана Готорна, сына Натаниэля Готорна, «Тайна Кена» (1883).
  Графиня Долинген покушалась на жизнь Джонатана Харкера в рассказе Брэма Стокера «В гостях у Дракулы» (1914). Аза Вайда предстала перед зрителями в итальянском фильме «Маска Сатаны» (1960) маэстро Марио Бавы в исполнении Барбары Стил. Ну и, наконец, кто не знает графиню Эржбету Батори? О ее историческом прототипе можно и не говорить, но Ньюман тут также имеет в виду героиню Дельфин Сейриг в картине Гарри Кюмеля «Дочери тьмы» (1971).


[Закрыть] По моему мнению, ни одна из титулованных распутниц не подойдет ни принцу-консорту, ни народу Британии. Можно с таким же успехом дать работу одной из этих безмозглых тварей, которыми Дракула пренебрег, дабы жениться на пухленькой Вики. Нет. Среди старейшин остаюсь только я. Вот он я: лорд Ратвен, странник и острослов. Безземельный англичанин, так долго отсутствовавший на родине, но теперь призванный на службу своей стране. Кто бы мог подумать, что я займу кабинет Питта, Пальмерстона, Гладстона и Дизраэли. И кто может унаследовать мое место? Apres moi le deluge, Годалминг. После меня хоть потоп.

Глава 8. Тайна двухколесного экипажа

Борегар шел в тумане, обдумывая факты, полученные во время дознания. Члены клуба ждали полного отчета, а потому он чувствовал необходимость привести данные в надлежащее состояние, то есть в порядок.

Его скитания не были случайными: от Института рабочих юношей он прошелся по Уайтчепел-роуд, свернул вправо на Грейт-Гарден-стрит, затем налево, на Чиксэнд-стрит. Ноги сами принесли его на место недавнего убийства. Несмотря на тяжелый, взбитый, словно масло, туман и панику из-за Серебряного Ножа, улицы полнились народом. С приближением полночи в городе появились не-мертвые. Ярко светились пабы и мюзик-холлы, забитые смеющимися и кричащими людьми. Торговцы предлагали ноты популярных песен, фиалы с «человеческой» кровью, ножницы, королевские сувениры[71]71
  Ассортимент уличных торговцев в романе одновременно типичен для Викторианской эпохи, но и имеет определенные отличия от реальности конца 1880-х годов. Весь период правления Виктории ноты популярных песен пользовались большой популярностью, но ко времени убийств Джека-потрошителя, когда посещение мюзик-холлов стало одним из любимых развлечений в бедных кварталах, ноты стали продаваться не только в кварталах зажиточных горожан, но и в Уайтчепеле. Помимо известных партий из мюзиклов, патриотических песен и баллад большой популярностью пользовались, например, произведения, в песенной форме описывающие знаменитые убийства того времени. К тому же издатели нотных сборников одними из первых стали использовать большие цветные иллюстрации для привлечения покупателей. Фиалы с «человеческой» кровью появились для удовлетворения нужд вампирского населения Великобритании. Ножницы же явно остались единственными острыми предметами, которые было легко купить в условиях усиливающегося контроля за оружием, проводимого новым мужем королевы Виктории, хотя даже в середине века, согласно знаменитому сочинению Генри Мэйхью «Лондонские трудящиеся и лондонская беднота» (1851–1862), несмотря на широкий выбор самых разнообразных колюще-режущих предметов, ножовщики переживали не самые лучшие времена. Впрочем, зачем вампирам ножи? А вот ножницы всегда могли пригодиться при перевязке ран. Королевские сувениры – это различные предметы домашней утвари (тарелки, ложки, брелки, колокольчики) с символикой королевской семьи и портретами ее членов. В связи с тем, что в 1887 году в Великобритании пышно праздновался «золотой юбилей» царствования королевы Виктории, который в реальности Ньюмана увенчался свадьбой Виктории и графа Дракулы, подобных сувениров в Лондоне того времени было в избытке.


[Закрыть]. Каштаны, жаренные на огне в бочках, стоящих на Олд-Монтегю-стрит, продавались как «новорожденным», так и «теплым». Вампирам не нужна еда, но от привычки время от времени перекусывать трудно избавиться. Мальчишки продавали причудливо иллюстрированные газеты с натуралистичными подробностями, появившиеся с пылу с жару после дознания по делу Лулу Шон. Тут и там виднелись группы констеблей в униформе, по большей части «новорожденных». Борегар предположил, что теперь полицейские обязаны проверять любых подозрительных личностей, шатающихся близ Уайтчепела и Спиталфилдз, и для стражей порядка это серьезная проблема, так как в этих районах добропорядочных граждан не водилось сроду.

Шарманка перемалывала воздух: звучала ария «Забери пару алых глаз» из оперы Гилберта и Салливана «Вампиры Венеции, или Дева, Тень и Лезвие»[72]72
  У Артура Салливана и Уильяма Гилберта, пожалуй, самых знаменитых творцов Викторианской эпохи в жанре комической оперы, такого произведения нет. Очевидно, что под влиянием перемен в обществе радикально изменился замысел их «Гондольеров, или Принца Баратарии» – оперы, премьера которой состоялась в 1889 году. Она пользовалась большой популярностью у публики (последний шумный успех Гилберта и Салливана), и действие ее на самом деле происходило в Венеции, однако вампиров там не было. Название арии также претерпело изменение. В оригинале это «Забери пару сверкающих глаз».


[Закрыть]. Песня казалась подходящей обстановке. Прямо скажем, дева и лезвие в расследовании явно присутствовали, а тенью служил убийца, скрытый туманом и кровью.

Несмотря на свидетельство доктора Джекила и вердикт Бакстера, Борегар не отбрасывал возможность того, что преступления были делом разных рук, вроде удушений тхагов или казней Каморры[73]73
  Тхаги, или туги, – индийские бандиты, посвятившие себя служению Кали как воплощению смерти и разрушения. Их убийства отличались одним и тем же почерком – жертв душили специальным платком, румалой, с утяжелителем на конце. В официальной истории с тхагами покончили в 1830-х годах. Каморра – итальянское организованное преступное сообщество, впервые появившееся в Северной Италии в конце XVIII – начале XIX века. У него был не только четко разработанный ритуал казни тех, кто причинил вред членам Каморры и особенно ее предводителям, но и свои законы, а также даже свой сленг.


[Закрыть]. Если убийца хотел только лишить жертву жизни, то не слишком ли много увечий ей нанес? «Пэлл-Мэлл гэзетт» отважилась на вывод, что жестокая избыточность преступлений напоминала ацтекский ритуал. Более того, у Борегара она вызвала воспоминания о случаях в Китае, Египте и Сицилии, связанных с секретными обществами. Такие зверства преследовали цель не просто устранить врага, а также оставить послание единомышленникам жертвы и тем, кто мог стоять за ними. В столице кишели различные тайные организации и их агенты; вполне возможно, франкмасоны уже поклялись продолжить крестовый поход Абрахама Ван Хелсинга против принца-консорта и его потомства. В каком-то смысле, являясь членом клуба «Диоген», Борегар и сам был представителем подобной фракции; тайный совет разделился, разрываясь между верностью королеве и подозрительным отношением к лорду-протектору.

Зоркие глаза местной публики уже приметили хорошую одежду Чарльза, но их обладатели держались подальше. Борегар следил за часами в сюртуке и бумажником во внутреннем нагрудном кармане. Повсюду были проворные пальцы и длинные острые когти. «Новорожденные» нуждались не только в крови. Чарльз периодически взмахивал тростью, отражая недобрые предзнаменования.

Вампир с толстой шеей и ботинками двенадцатого размера прохлаждался напротив того места, где убили Лулу. Он довольно нерешительно пытался изображать обыкновенного зеваку, а не детектива, дежурящего здесь на случай, если старая поговорка об убийце, который всегда возвращается на место преступления, – правда. Вокруг дверей Космински все вычистили до блеска полиция и любители сувениров. Борегар попытался представить последние секунды жизни вампирши. Констебль, чье скучное дежурство прервало появление явного злоумышленника в плаще, поднялся с места. Борегар тут же показал свою карточку. «Новорожденный» увидел слова «Клуб „Диоген“» и разыграл целую пантомиму, одновременно отдавая честь и ухмыляясь. Потом он встал перед дверью, загородив Борегара от улицы, словно наблюдатель, работающий на подхвате у взломщика.

Чарльз встал на место, где умерла девушка, и ничего не почувствовал, кроме холода. По слухам, медиумы могли выследить человека по невидимому эктоплазматическому следу, словно гончие, идущие по запаху. Правда, те из них, кто предлагал помощь городской полиции, не добились значительных успехов. Ниша, в которой работал Серебряный Нож, оказалась небольшой. Лулу Шон была маленького роста, но убийце все равно пришлось согнуть тело жертвы и пинками затолкать его внутрь. Пятна на кирпичах, хотя их и пытались начисто оттереть, бросались в глаза на закопченной стене, словно торчащие в ране кости, и безошибочно показывали, куда брызнула кровь.

«Больше ничего, – подумал Борегар, – от этого мрачного визита добиться бы и не удалось».

Он пожелал детективу спокойной ночи и пошел прочь, ища кеб. Вампирская проститутка на Флауэр-энд-Дин-стрит предложила сделать его бессмертным за унцию или две крови. Чарльз бросил ей медную монету и продолжил свой путь. Как долго у него достанет сил сопротивляться? Борегар осознавал, что ему уже тридцать пять, он стал медлительнее. От холода ныли раны. Когда ему исполнится пятьдесят, шестьдесят, не покажется ли нынешняя решимость остаться «теплым» смешной, извращенной? Даже греховной? Не совершал ли он моральное самоубийство, отказываясь от вампиризма? Отец Чарльза умер в пятьдесят девять лет.

«Теплые» были кормом вампиров и их помощниками, днем они держали город на плаву. В Ист-Энде, а может, и в салонах Мэйфера уже появились вампиры, которые голодали так же, как и обыкновенные нищие. Сколько времени пройдет, прежде чем «отчаянные меры», за которые выступал сэр Дэнверс Кэрью[74]74
  Дэнверс Кэрью – персонаж «Странной истории доктора Джекила и мистера Хайда» (1886) Роберта Льюиса Стивенсона. Именно он становится второй жертвой мистера Хайда и описывается в повести как благообразный джентльмен семидесяти лет с белоснежными волосами. Он действительно, согласно Стивенсону, являлся членом парламента, но в принятии «драконовских» законов замечен не был.


[Закрыть], станут рассматриваться всерьез? Тот агитировал за то, чтобы в лагеря загнали еще больше «теплых», не только преступников, но и вообще любых здоровых индивидов, дабы те служили скотом для прокорма вампиров, чей род был важен для управления страной. Из Чертова Рва расползались истории, от которых у Борегара холодело сердце. Понятие преступления уже приобрело столь широкое толкование, что под него подпадали множество хороших людей, которые просто не могли прийти в согласие с новым режимом.

Наконец Чарльз нашел экипаж и предложил кебмену два флорина за поездку на Чейни-уок. Извозчик коснулся полей шляпы рукояткой кнута. Борегар уселся за складными дверными створками. Внутри экипаж был обит красной тканью и походил на плюшевые гробы, выставленные в витринах магазинов на Оксфорд-стрит, он казался излишне роскошным для такого квартала. Возможно, на нем в Ист-Энд приехал какой-то важный посетитель в поисках любовных приключений. Дома терпимости в квартале находились на любой вкус. Женщины и мальчики, «теплые» и вампиры продавались за несколько шиллингов. Уличных проституток вроде Полли Николс или Лулу Шон нанимали за пару медяков или за унцию крови. Вполне возможно, убийца явился вообще не из этих мест, а был одним из франтов, ищущих в Уайтчепеле особых удовольствий. Здесь доставали всё – или заплатив, или просто отняв.

По долгу службы Борегар оказывался в местах куда худших. Он много недель провел в Афганистане, где изображал одноглазого попрошайку, шпионя за русским посланником. По данным разведки, тот вроде бы подстрекал к бунту горные племена. Во время бурского восстания Борегар организовал подписание договора с народом амахаггеров, которые развлекались тем, что вечерами тушили в горшках головы пленников[75]75
  Племя амахаггеров впервые было описано в романе Генри Райдера Хаггарда «Она» (1887), и они действительно практиковали такой способ казнить чужеземцев – надевая им на плечи раскаленные горшки.


[Закрыть]. Чарльз немало времени провел за границей, на секретной службе Ее Величества, но, когда вернулся домой, удивился тому, насколько изменился Лондон. Борегар никогда не видел более странного, опасного и причудливого города. Из сердца Империи столица превратилась в губку, способную впитывать кровь Великобритании, пока не лопнет.

Колеса кеба громыхали по дороге, убаюкивая, словно мягкий шум волн под килем корабля. Борегар еще раз подумал о причастности некоего тайного общества к этому делу – например, Герметического ордена Кола или друзей Ван Хелсинга. Лишь одна деталь не позволяла назвать убийства ритуальными: не хватало безошибочной подписи – вроде пяти зернышек апельсина, посылаемых ку-клукс-кланом предателю, или холодной рыбы, которую оставляли рядом с сицилийцем, бросившим вызов мафии. Здесь же единственной особенностью являлась подчеркнутая жестокость. То были деяния безумца, а не заговорщика. Впрочем, такое умозаключение не могло стать весомым доводом для уличных пустомель вроде тех, что во время дознания объявляли эти жалкие свежевания победами «теплых». Конечно, тайные общества вполне могли использовать злополучного сумасшедшего, непрестанно подталкивая человека в определенном направлении, превратив его в нацеленное оружие. Для свершения кровавого дела достаточно было лишь нажать на спусковой крючок.

Наверное, Борегар задремал, надеясь, что кебмен постучит по двери, когда они приедут. В какой-то момент он вдруг почувствовал злость и пришел в себя – он привык доверять своим периодическим приступам раздражения. Несколько раз они спасали ему жизнь.

Кеб ехал по Коммершиал-роуд, но не восток, а на запад. В сторону Лаймхауса. До Борегара доносился запах доков. Заинтригованный Чарльз решил посмотреть, к чему это приведет, надеясь, что причина столь непредвиденного поворота событий кроется не в банальном желании кебмена убить или ограбить пассажира.

Борегар ослабил рычажок на рукоятке трости, из ножен выскочили несколько дюймов сияющего лезвия. Клинок свободно выскользнет наружу, если понадобится. Но это была всего лишь сталь.