Текст книги "Зеленый Марс"

– Но ветер! Вдруг видимость упадет до нуля!

– Будем надеяться, они справятся.

Расселина тянулась на восток, словно узкий и низкий коридор. Сакс пригнулся, и свет его головного фонарика осветил пространство между льдом и камнем: оно продолжалось дальше, насколько он мог видеть, в направлении восточного края Арены. Вероятно, оно даже доходило до одной из маленьких каверн в боковой поверхности… Поделившись своей догадкой с Филлис, он отправился исследовать трещину, наказав ей оставаться на месте. Пусть поисковая группа наткнется на дыру и найдет в пузыре хоть кого-то живого…

За пределами яркого конуса света лед был насыщенного кобальтового оттенка. Сакс понял, что это эффект того же самого рэлеевского рассеивания, которое окрашивало небо в синий цвет. Даже при выключенном фонаре освещения оставалось достаточно, и Сакс предположил, что слой снега сверху оказался не слишком толстым. Вероятно, если задуматься, примерно той же толщины, что и высота их падения.

Филлис по внутренней связи спросила, как у него дела.

– Отлично! – откликнулся Сакс. – Наверное, расселина возникла в результате того, что ледник двигался по поперечному откосу. Думаю, что скоро обнаружу какой-нибудь выход.

Но выхода не было. Через сотню метров лед слева встретился со скальной поверхностью справа, и образовался тупик.

Обратно Сакс шел очень медленно. Он внимательно осматривал лед и куски камня, которые были сколоты с откоса. В одной из трещин кобальт льда стал бирюзовым. Сакс вытянул руку в перчатке и выудил длинную изумрудную ленту, замерзшую на поверхности, но мягкую внутри. Это была дендритная масса сине-зеленых водорослей.

– Ого! – воскликнул он и, отщипнув несколько замерзших нитей, запихнул остальное в расселину.

Сакс читал, что водоросли закапывались в камень и лед разных планет, а бактерии проникали даже глубже, но найти одну такую – да еще столь далеко от солнца – было настоящим чудом. Он выключил фонарик, и мерцающий кобальт ледника мягко засиял вокруг него. Как водоросли выжили в столь холодном месте?

– Стефан?

Сакс встрепенулся.

– Смотри, – сказал он Филлис, вернувшись. – Я нашел сине-зеленые водоросли! Они повсюду!

Он протянул ей ладонь, но Филлис лишь пожала плечами. Сакс сел и, вынув из набедренного кармана пакет для образцов, положил в него водоросли и уставился на них сквозь двадцатикратное увеличение. Линзы были недостаточно мощными, чтобы продемонстрировать ему все детали, однако он разглядел изящные дендритные нити, истончающиеся к концу. В его планшете хранился каталог с фотографиями такого же увеличения, но он не мог найти виды, которые бы походили на его добычу.

– Возможно, данная водоросль нигде не описана, – пробормотал Сакс. – Надо же! Начинаешь поневоле задумываться, не выше ли здесь скорость мутаций, чем обычно? Надо провести серию экспериментов и во всем разобраться.

Филлис ничего не ответила.

Продолжая поиск по каталогу, Сакс помалкивал. Он все еще думал о водорослях, когда они услышали скрипучий визг и шипение по радио, и Филлис начала звать группу на общей частоте. Скоро они услышали в интеркомах голоса, и через некоторое время чей-то круглый шлем показался в отверстии у них над головами.

– Мы здесь! – крикнула Филлис.

– Подождите немного! – отозвался Беркин. – У нас есть веревочная лестница!

И после крутящегося подъема они опять очутились на поверхности Арены. Ледник тускло поблескивал в пыльном колеблющемся свете дня. Им пришлось пригнуться, чтобы противостоять ветру, который теперь превратился в ураган. Филлис смеялась, объясняя происшествие в своей обычной манере.

– Мы держались за руки, чтобы не потерять друг друга, и бах – мы уже внизу!

Их спасатели между тем сообщили, какой силы достигали самые мощные порывы ветра. Все, казалось, вернулось в норму, но когда они добрались до станции и сняли шлемы, Филлис напоследок одарила Сакса долгим изучающим взглядом. Это был очень любопытный взор: настороженный и пытливый, словно она о чем-то начала догадываться. Как будто на леднике он вел себя так, что выдал себя с головой, и Филлис узнала своего старого товарища, Саксифрейджа Рассела.

Всю северную осень команда «Биотика» продолжала работать на леднике. Постепенно дни становились короче, а ветра – холоднее. Замысловатые ледяные цветы вырастали на Арене каждую ночь. В полдень они слегка оплавлялись по краям, а потом, закаленные, служили основанием для сложнейших узоров, которые появлялись на следующее утро. Миниатюрные и острые кристаллические хлопья с треском разлетались от больших плавников и зубьев прямо под ними.

Люди не могли не крушить хрупкие фрактальные миры, шагая по ледяной корке. Они искали растения, скрытые под морозными узорами, чтобы увидеть, как те справляются с подступающим холодом. Глядя через ухабистую белую равнину, ежась от ветра, который проникал даже сквозь утепленный скафандр, Сакс думал, что суровая смерть от переохлаждения неизбежна.

Но внешний вид мог оказаться обманчив. Конечно, вымерзания было не избежать, но растения закалялись. Как утверждали садоводы «Биотика», они успеют акклиматизироваться до наступления зимы. Сакс, копавшийся в утрамбованном снегу, понял, что это трехэтапный процесс. Во-первых, фитохроматические часы в листьях чувствовали уменьшение светового дня. Как ни крути, а дни и впрямь становились короче, а суровые бури, приходящие почти каждую неделю, участились. На ледник падал грязно-белый снег, а затем низкие пузатые кучевые облака двигались дальше. На втором этапе рост прекращался, карбогидраты перемещались к корням, а количество абсцизовой кислоты в листьях вырастало настолько, что они опадали. Сакс нашел множество тому доказательств: желтых или коричневых листьев, цепляющихся за ветки или укутывающих землю Арены. Они-то и обеспечивали живым растениям дополнительную теплоизоляцию. Во время этого этапа вода уходила из клеток в межклеточные ледяные кристаллы, а клеточные мембраны утолщались, пока в некоторых протеинах молекулы сахара не заменяли молекулы воды. Ну, а на третьем и самом холодном этапе вокруг клеток формировался гладкий лед, не повреждающий их структуру, – сам процесс назывался «витрификация».

Растения могли выдерживать температуру до 220 градусов по Кельвину, что приблизительно соответствовало средней температуре на Марсе до того, как туда прибыли люди. Сейчас эта был самый низкий предел из возможных. А снег, который покрывал Арену толстым слоем во время штормов, служил термоизолятором, укутывая растения и защищая их от пронзительных ветров.

Теперь Сакс часто копался в сугробах онемевшими пальцами. Ледник казался ему весьма увлекательным местом. Кроме того, Арена была отлично адаптирована к спектрально выбранному синему свету, единственному, что проникал сквозь почти трехметровый снежный слой вглубь, – еще один пример рэлеевского рассеяния. Лично ему понравилось бы изучать зимний мир Марса и последующие шесть месяцев. Он обнаружил, что успел полюбить полевые работы на Арене, когда по небу скользили низкие темные тучи, а снег был плотным и утрамбованным. Он привык пересекать ледник в разных направлениях и наблюдать за любыми изменениями – климатическими или биологическими. Но Клэр хотела, чтобы он вернулся в Берроуз и поработал в лаборатории над тундровым тамариском в их марсианских колбочках, успех с которым был близок.

Филлис и остальные члены команды «Армскора» и Временного Правительства тоже собирались возвращаться. В один прекрасный день они оставили станцию под ответственность команды садовников-исследователей, и караван марсоходов отправился обратно на юг.

Сакс застонал, когда услышал, что Филлис и ее группа поедут с ними. Он надеялся, что простое физическое разделение положит конец отношениям с Филлис, убережет его от ее испытующего взгляда. Но поскольку они возвращались вместе, он понял, что ему надо что-то предпринять. Ему следовало порвать с ней, если он хотел, чтобы все это, наконец, закончилось – тогда он почувствует себя свободным.

С самого начала идея закрутить с ней интрижку была плохой! Увы, в тот момент Сакс почему-то поддался необъяснимому всплеску влечения. Но теперь он охладел к Филлис и остался в компании человека, который в лучшем случае раздражал его, в худшем – был опасен. И его совсем не утешало, что он действовал безрассудно. Каждый его шаг на этом пути казался сущей мелочью, но в итоге он пришел к чему-то чудовищному.

А уже в первый вечер в Берроузе на его запястье пискнула консоль, и Филлис заявила, что хочет пригласить его на ужин. Сакс согласился и оборвал звонок, беспокойно бормоча что-то себе под нос. «Возможно, неловкая сцена не за горами», – думал он.

Они вышли во внутренний двор любимого ресторана Филлис «Эллис Бут», который располагался к западу от горы Хант, и заняли угловой столик с видом на процветающий район между холмом Эллис и Столовой горой. Пейзаж был впечатляющим: новенькие особняки выглядывали из-за деревьев парка Принцесс. Возвышавшаяся рядом Столовая гора была так сильно застеклена окнами, что походила на гигантский отель. Горная гряда, видневшаяся вдали, была не менее кричащей.

Официант принес им графин с вином и ужин, ненадолго прервавший болтовню Филлис. Она тараторила в основном о строительстве на Фарсиде, но, похоже, жаждала поговорить и с обслуживающим персоналом: она охотно подписывала для них салфетки и спрашивала, откуда они и как долго пробыли на Марсе. Сакс только жевал, рассматривая Берроуз, и с тоской поглядывал на Филлис. Казалось, что ужин будет тянуться бесконечно.

Но, наконец, они встали из-за стола и спустились на лифте в долину. Блестящая кабина пробудила в Саксе воспоминания об их первой совместной ночи, что заставило его почувствовать неловкость. Возможно, Филлис разделяла его чувства, поскольку забилась в угол и угрюмо молчала. Потом на зеленом бульваре она чмокнула его в щеку, обняв быстро и крепко.

– Спасибо за чудесный вечер, Стефан, – сказала она. – Мы прекрасно провели время на Арене, я никогда не забуду наше маленькое приключение под ледником. Но сейчас я должна вернуться в Шеффилд и разгребать все, что там накопилось. Надеюсь, ты навестишь меня, если когда-нибудь приедешь в Шеффилд. Договорились?

Сакс пытался контролировать выражение лица и одновременно осознать, что бы почувствовал Стефан и что бы он сказал. Филлис была самодовольной женщиной. Вероятно, она забудет их ледниковый роман быстрее, если ее не будет мучить мысль, что она ранила кого-то, резко разорвав отношения. Возможно, она не станет ломать голову, почему разрыв был принят с таким облегчением. И Сакс постарался, чтобы голос его звучал печально и проникновенно.

– Ах! – произнес он, обидчиво поджал губы и отвернулся.

Филлис рассмеялась, как девчонка, и поймала его в страстные объятия.

– Что ты! – укоряла она Сакса. – Нам ведь было весело, правда? И мы снова увидимся, когда я приеду в Берроуз или если ты соберешься в Шеффилд. У нас же нет иного выбора! Не грусти!

Сакс пожал плечами. Это было настолько разумно, что он едва мог придумать возражения покинутого любовника, которым он как раз и притворялся. Но им обоим уже исполнилось больше сотни лет, так что жизненного опыта им занимать не приходилось…

– Я знаю, – ответил он, улыбнувшись ей нервно и жалко. – Мне просто жаль, что час расставания пробил.

– Да, – она снова поцеловала его. – Мне тоже. Но мы обязательно встретимся, Стефан.

Он кивнул, уставившись на тротуар и чувствуя уважение к нелегкой актерской судьбе. Что делать теперь?

А Филлис, оживленно попрощавшись, упорхнула прочь. Сакс посмотрел ей вслед и невольно махнул рукой.

Он брел по бульвару Большой Уступ к горе Хант. «Вот и все», – думал он. Определенно, это было проще, чем он представлял. И ситуация оказалась чрезвычайно удобной. Но почему-то он был до сих пор немного раздражен. Сакс поглядывал на свое отражение в витринах магазинов, мимо которых проходил и вздыхал. Беспутный старый дурень, да, красавчик? Ну, что бы это ни значило. Привлекательный, иногда, для некоторых женщин. Одна подцепила его, использовала как партнера в постели несколько недель подряд и отбросила, когда пришло время расставаться. Очевидно, то же самое происходило и с другими, чаще с женщинами, чем с мужчинами, если учитывать неравенство в культуре и процессе воспроизводства. Но теперь, когда процесс воспроизводства был вынесен за скобки, а культура разлетелась на куски…

Нет, Филлис действительно была ужасна. Но Сакс не имел права жаловаться: он согласился на это безо всякого давления. Он лгал ей с самого начала, скрывая под новой личиной не только свое прошлое, но и чувства по отношению к ней. А теперь он свободен от Филлис и не связан с ней никакими обязательствами.

Значит, сейчас ему ничего не угрожает.

Ощущая подъем, как после закиси азота, он подошел к огромной лестнице в крытом дворике горы Хант и начал спускаться по ступеням. Через некоторое время он уже был в своих скромных апартаментах.

Зимой в Берроузе в течение двух недель проходила ежегодная конференция по терраформированию. Она открылась второго февраля: это было десятое мероприятие, незатейливо названное организаторами «М-38: Новые результаты и новые направления». Город собирался принять ученых со всего Марса! Говорили, что сюда приедет около трех тысяч человек. Собрания проводились в главном конференц-центре Столовой горы, в то время как прибывших участников расселяли в городские отели.

Все в отделении «Биотик» в Берроузе посещали заседания, а потом неслись к горе Хант, если у них были текущие эксперименты, которые требовали контроля. Сакс, разумеется, чрезвычайно интересовался любыми вопросами терраформирования. Сразу же после открытия мероприятия он пошел в парк, взял кофе с выпечкой и направился в конференц-центр, где стал одним из первых прибывших в очереди у регистрационных столов. Саксу вручили пакет с программой и брошюрами, он закрепил бейджик на пальто и побрел по залам, потягивая кофе, читая названия докладов и посматривая на стенды участников.

Здесь Сакс, как и на леднике, вновь почувствовал себя в родной стихии. Научные конференции походили одна на другую, как близнецы. Наверное, так было всегда. Схожесть была удивительной – вплоть до нарядов участников. Мужчины были облачены в консервативные, потертые профессорские пиджаки всех оттенков коричневого, рыжего и темно-бордового. Женщины, которых, наверное, было процентов тридцать от общей массы, щеголяли в непривычно тусклых и строгих деловых костюмах. Многие носили очки, хотя проблемы со зрением стали редкостью, поскольку их можно было решить хирургическим путем. Почти каждый из гостей вертел в руках программу мероприятий, и у всех были бейджики с именами, приколотые на лацкане блузки или пиджака.

В затемненных помещениях уже читались доклады. Как и всегда, выступающие стояли перед экранами, демонстрируя сложные графики, таблицы, молекулярные структуры и тому подобное. Они говорили в рваном ритме, подстраиваясь под темп сменяющихся изображений, и использовали указку, чтобы обозначать значимые части своих диаграмм… Аудитория, состоящая из тридцати-сорока коллег, преимущественно заинтересованных в описываемой работе, сидела на рядах стульев. Все внимательно слушали докладчиков и подготавливали вопросы, которые можно было бы задать в конце презентации.

Для того, кто любил научный мир, это было весьма умиротворяющее зрелище. Сакс заглянул в пару помещений, но ни одно обсуждение не заинтриговало его настолько, чтобы нырнуть внутрь. Вскоре он обнаружил себя в зале, полном стендов, и начал неторопливо их просматривать.

«Увеличение растворимости полициклических ароматических углеводородов в мономерном и мицеллярном поверхностно активном растворе». «Спады, вызванные перекачкой в южной части Великой Северной равнины». «Эпителиальное сопротивление геронтологическому лечению третьей степени». «Сфера действия радиальных трещин в водоносных слоях на краях ударных кратеров». «Низкое напряжение электрополяции длинновекторных плазмид». «Нисходящие ветра канала Эхо». «Базовый геном новых поколений кактусов». «Сглаживание марсианских возвышенностей в регионах Аментес и Туррена». «Отложения слоев нитрата натрия на сухих песчаных отмелях». «Методы оценки профессионального воздействия загрязненной рабочей одежды на зеленые водоросли».

Как обычно, тематика оказалась чрезвычайно разнородной. Здесь главенствовали именно плакаты, а не доклады, что, впрочем, было неудивительно. Зачастую их авторами были молодые аспиранты университета Сабиси, или те, кого волновали вопросы периферийной конференции. Однако найтись тут могло все что угодно, а на это Сакс и рассчитывал.

На конференции он не заметил попыток организовать стендовые доклады более четко и структурно. «Географическое распределение ризокарпона на восточном взгорье Харит» детализировало выживаемость лишайников со сроком жизни до четырех тысяч лет в зависимости от высот и соседствовало с «Происхождением ледяной крупы в соляных частицах, найденных в перистых, высокослоистых и высококучевых облаках циклонических вихрей северной Фарсиды» – метеорологическим исследованием, имеющим некоторую ценность.

Сакса интересовало все, но внезапно его внимание приковал боковой стенд. Там были описаны аспекты терраформирования, к которым Сакс тоже успел приложить руку. К примеру, тема «Оценка совокупного тепла, высвобождаемого ветряными мельницами Андерхилла» сразу взбудоражила его любопытство. Сакс дважды прочел название, чувствуя душевный подъем.

Средняя температура марсианской поверхности перед их прибытием достигала около 220 градусов по Кельвину. Одна из целей терраформирования, с которой соглашались все, заключалась в том, чтобы поднять среднюю температуру до точки замерзания воды, что составляло 273 градуса. Подъем средних температур на поверхности планеты более чем на пятьдесят три градуса был трудной задачей, требовавшей, по подсчетам Сакса, не менее 3,5 х 10 джоулей на каждый квадратный сантиметр марсианской поверхности. Сакс в своих моделях предполагал достичь значения порядка 274 градусов по Кельвину. С таким средним значением большую часть года планета была бы достаточно теплой, чтобы создать активную гидросферу, а значит, и биосферу. Многие выступали за еще больший прогрев, но Сакс не видел в этом необходимости.

В любом случае методы увеличения тепла в системе оценивались именно по предположительному подъему средних глобальных температур. Данный стенд как раз и анализировал эффект компактных нагревателей на ветряных генераторах, разработанных Саксом. Здесь утверждалось, что за семь десятилетий их вклад составил не более чем 0,05 градуса по Кельвину. Сакс не мог найти ошибок в допущениях и вычислениях в модели, представленной на стенде. Конечно, увеличение тепла стало не единственной причиной, по которой были распространены ветряные генераторы… Сакс также хотел обеспечить теплом и укрытием первые криптоэндолиты, которые он планировал испытать на поверхности. К сожалению, эти организмы погибли практически сразу, как были выпущены, или вскоре после «испытательного срока».

Если говорить начистоту, этот проект не мог быть причислен к его лучшим творениям.

Сакс двинулся дальше. «Применения смоделированных химических данных в гидрохимических моделях: водораздел долины Дао, Эллада». «Повышение устойчивости пчел к CO₂». «Добыча верхних слоев воды комптоновских радиоактивных осадков в ледяных озерах долины Маринер». «Очистка частиц от следов реакций». «Глобальное потепление как результат высвобождения галоидоуглеводородов».

Последний снова заставил его остановиться. Стенд представлял работу атмосферного химика С. Симена и его студентов, и через минуту Сакс почувствовал себя значительно лучше. Когда в 2042 году Сакса поставили во главе проекта по терраформированию, он сразу же приступил к созданию заводов по производству и высвобождению в атмосферу специальной газовой смеси парниковых газов. Она в основном состояла из тетрафторида углерода, тексафторэтана и гексафторида серы, наряду с некоторым количеством метана и закиси азота. Стенд называл смесь «Коктейль Расселла», как нарекла ее команда Сакса, работавшая с ним в Эхо-Оверлуке. Галоидоуглеводороды в смеси представляли собой мощные парниковые газы, и лучшим их свойством являлось то, что они вбирали в себя планетарное излучение с длиной волны от восьми до двенадцати микрон – так называемые «окна», в которых ни водяной пар, ни CO₂ не обладали сопоставимой поглощающей способностью. Эти окна, будучи открытыми, позволяли фантастическому количеству тепла возвращаться назад в космос. Сакс, следуя классической модели МакКея и соавторов, в первую очередь попытался закрыть их. Его команда выпустила на свободу изрядную дозу «коктейля», чтобы тот содержался в атмосфере в пропорции десять или даже двадцать к миллиону.

После этого, начиная с 2042 года, значительная часть усилий была брошена именно на строительство автономных заводов, разбросанных по Марсу. Они должны были производить газ из местных источников углерода, серы и флюорита, а затем выпускать его в атмосферу. С каждым годом количество газа увеличивалось. Работа продолжилась даже после того, как соотношение двадцать к миллиону было достигнуто. (Дело было в том, что люди хотели сохранить это соотношение в уплотняющейся атмосфере, а газы могли компенсировать постоянно идущий в верхних слоях атмосферы процесс разрушения галогенерированных углеродных соединений ультрафиолетовыми лучами.)

Как показывали таблицы, заводы успешно справлялись с задачей. В 2061-м, два десятилетия спустя, уровень парниковых газов в атмосфере достиг уровня примерно двадцать шесть к миллиону. Согласно подсчетам на стенде, это согревало поверхность приблизительно на двенадцать градусов по Кельвину.

Сакс двинулся дальше с довольной улыбкой на лице. Двенадцать градусов! Вот так достижение: свыше двадцати процентов всего необходимого им тепла! А ведь произошло это благодаря быстрому старту и правильным условиям. Грамотно составленный газовый «коктейль» не подкачал! Какое изящное решение проблемы! В простой физике всегда есть нечто успокаивающее…

Но на часах было уже десять, начинался основной доклад Х. К. Боразджани, и Сакс поспешно ушел из комнаты.

Боразджани являлся одним из лучших атмосферных химиков на Марсе и рассматривал вопросы, касающиеся глобального потепления. Очевидно, он собирался представить свои расчеты совокупного вклада в потепление, который был сделан вплоть до 2100 года – даты перед началом эксплуатации солетты. Оценив всевозможные методики, ученый намеревался порассуждать о том, имели ли место быть какие-нибудь синергетические эффекты. В общем, доклад Боразджани был краеугольным камнем конференции, поскольку к нему имели отношение работы многих специалистов.

Боразджани планировал выступать в крупном конференц-зале, и тот уже был полон под завязку. В помещении собралось, по меньшей мере, две тысячи человек. Сакс проскользнул внутрь и застыл возле последнего ряда стульев.

Боразджани оказался миниатюрным темнокожим человечком с копной седых волос. Он крутил указку перед большим экраном, на котором показывались модели различных методов нагрева поверхности, использующихся до сих пор. Сакс затаил дыхание. Черная пыль и лишайники на полюсах, орбитальные зеркала, доставленные с Луны, быстро сменяли друг друга. Затем наступила очередь мохолов и предприятий по выработке парникового газа. Потом появились изображения ледяных астероидов, направляемых в верхние слои атмосферы, бактерий для денитрификации и прочей органики.

Сакс инициировал каждый из процессов в 40-х и 50-х годах. Теперь он смотрел на экран даже с большим напряжением, чем прочие зрители. Единственным очевидным методом прогреть атмосферу, которого он избегал на начальных этапах, было высвобождение изрядного количества CO₂. Те, кто поддерживал данный метод, хотели запустить стремительный парниковый эффект с содержанием CO₂ в атмосфере до двух бар. Поборники метода настаивали, что это невероятно прогреет планету, остановит жесткое солнечное излучение и запустит рост растений. Без сомнения, утверждение было верным, но убийственным для людей и животных. Хотя защитники плана и говорили о второй фазе, в которой CO₂ будет изъят из атмосферы и заменен пригодной для дыхания смесью, их технологии были грубы так же, как их временные шкалы (те вообще варьировались от ста до двадцати тысяч лет). И все это время небо оставалось бы молочно-белым.

Сакс нахмурился. Он предпочитал однофазную модель вот этой – упрямо рвущейся к конечной цели. Конечно, в таком случае, тепла им всегда будет не хватать, но Сакс считал, что неудобство стоит результата. И сделал все, что было в его силах, дабы заменить тепло, которое обеспечил бы им CO₂, чем-нибудь другим, например, мохолами. К несчастью, расчеты Боразджани свидетельствовали о том, что тепло, высвобожденное мохолами, было относительно низким. Все устройства повышали температуру, наверное, максимум на пять градусов по Кельвину. «Ничего не поделаешь», – подумал Сакс, тыча пальцем в планшет. Единственным надежным источником тепла являлось именно солнце. Поэтому на Марс каждый год активно внедрялось все большее количество вращающихся зеркал, сделанных из солнечных парусов. Они прибывали с Луны, где их создавали из местного, очень стойкого алюминия. По утверждению Боразджани, подобные «флотилии» могли прогреть Марс еще примерно на пять градусов по Кельвину, если исходить из показателя средней температуры.

Снижение отражательной способности, область, которой никогда не уделяли много внимания, приумножила результат еще на два градуса… А порядка двухсот атомных реакторов, разбросанных по планете, тоже добавили в общий котел полтора градуса по Кельвину.

Затем Боразджани начал рассказывать о смеси парниковых газов. Однако вместо того, чтобы упомянуть двенадцать градусов, данных на стенде Симена, он привел цифру в четырнадцать градусов. Странно, но в подтверждение своих слов ученый процитировал статью Дж. Уоткинса двадцатилетней давности.

Сакс заметил, что в последнем ряду сидит Беркин, и шепнул ему прямо в ухо:

– Почему он не использует работу Симена?

Беркин ухмыльнулся и прошептал в ответ:

– Пару лет назад Симен опубликовал статью, в которой процитировал сложную схему взаимодействия ультрафиолета и галоидоуглеводородов из работы Боразджани. Он слегка ее модифицировал и сослался на Боразджани, но потом, когда снова использовал статью, то ссылался лишь на собственные ранние публикации. Это взбесило Боразджани. Теперь он считает, что работы Симена по данному вопросу просто-напросто повторяют Уоткинса. В общем, всякий раз, когда он говорит о потеплении, то всегда делает отсылку на Уоткинса и притворяется, что Симена даже не существует.

– Ясно, – пробормотал Сакс.

Он выпрямился, против воли улыбаясь утонченной, но не слишком эффективной мести Боразджани. Симен был здесь и сидел на другой стороне зала, недовольный и насупленный.

А Боразджани тем временем перешел к тепловым эффектам от паров воды и CO₂, который был высвобожден в атмосферу. Все это вкупе с другими влияниями, по его подсчетам, прибавляло Марсу еще десять градусов по Кельвину.

– Кое-что может быть названо синергетическим эффектом, – вещал он, – поскольку десорбция CO₂ в основном стала результатом потепления. Однако я не могу утверждать, что синергия играла важную роль. Сумма тепла, созданная индивидуальными методами, довольно точно соответствует температурам, получаемым из погодных сводок по всей планете.

Экран продемонстрировал его последнюю таблицу. Сакс сделал ее упрощенную копию у себя на планшете:

Боразджани, 14 февраля-2, 2102:

Галоидоуглеводороды: 14

H₂O и CO₂: 10

Мохолы: 5

Зеркала до солетты: 5

Снижение альбедо: 2

Ядерные реакторы: 1,5

Кстати, Боразджани даже не упомянул ветряные нагреватели – в отличие от внимательного Сакса.

Итоговая цифра оказалась следующей: 37,55 градуса по Кельвину! Весьма приличный шаг, по мысли Сакса, к их цели в пятьдесят три градуса и выше. Они занимались этим всего-то шестьдесят лет!.. Тем не менее уже в большинство летних дней температура достигала точки выше замерзания, позволяя процветать арктическим и высокогорным растениям, как он увидел воочию на леднике Арена. И все было сделано до ввода в эксплуатацию солетты, которая должна увеличить освещенность на двадцать процентов!

Началось обсуждение, и кто-то сразу поднял тему солетты. Боразджани спросили, была ли она необходима, учитывая прогресс, который и так достигнут на Марсе? Боразджани пожал плечами точно так, как сделал бы Сакс.

– Что значит «необходима»? – парировал он. – Все зависит от того, сколько тепла вам нужно. Согласно стандартной модели, начатой Расселлом в Эхо-Оверлуке, важно сохранять уровень CO₂ настолько низким, насколько возможно. Если мы придерживаемся данной модели, тогда мы должны применять методы, компенсирующие недостаток тепла, которое было бы получено с помощью CO₂. Солетта может рассматриваться как компенсатор при вероятном сокращении CO₂ до пригодного для дыхания уровня.

Сакс утвердительно склонил голову.

Кто-то еще поднялся и спросил:

– Не считаете ли вы, что стандартная модель неадекватна, учитывая количество азота, которое, как мы теперь знаем, у нас есть?

– Нет, если весь азот будет выброшен в атмосферу.

Но это казалось маловероятным достижением, на что сразу же указали Боразджани. Достаточный процент от общей массы останется в земле, и по факту понадобится для растений. А ведь на Марсе была нехватка азота, о чем знал и Сакс… Если они будут сохранять долю CO₂ в атмосфере на самом низком из возможных уровней, тогда процент кислорода поднимется на опасно высокую ступень – из-за своей воспламеняемости.

Кто-то встал и воскликнул, что существует возможность компенсировать нехватку азота иными инертными газами, в основном – аргоном. Сакс поджал губы: он вводил аргон в атмосферу с 2042 года, поскольку предвидел проблему. Значительное количество аргона и так содержалось в реголите, но выяснилось, что его было сложно высвободить. Теперь животрепещущая тема стала предметом постоянных дискуссий. Да уж, баланс газов в атмосфере стал настоящей проблемой!

Поднялась женщина, заявившая, что консорциум транснационалов под руководством «Армскора» строит шаттлы. Они будут собирать азот из атмосферы Титана, где его предостаточно, а потом – разжижать и транспортировать на Марс, сбрасывая в верхних слоях атмосферы. Сакс прищурился и сделал вычисления на планшете. Его брови взлетели, когда он увидел результат. Необходим целый флот шаттлов, чтобы выполнить задачу, да и корабли должны достигать огромных размеров. Неужто транснационалы решили вложить деньги в такой авантюрный проект?