Электронная библиотека » Кингсли Эмис » » онлайн чтение - страница 2


  • Текст добавлен: 14 ноября 2013, 06:39


Автор книги: Кингсли Эмис


Жанр: Современная проза


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Ну да, до кучи – и для этих, которые ведут переговоры начет разоружения!

– Наверное, вы правы. То есть, конечно же, правы; я тоже так считаю. И все же не вижу, как могу я или вообще кто-либо остановить его, если он решил.

– Но если вы что-то этакое разузнаете, чтобы в конце концов можно было…

Из глубин верхнего этажа послышался, быстро нарастая, какой-то беспокойный гул, слагавшийся из бессловесного, уже слышанного мною в телефонной трубке воя, громкого, захлебывающегося скрежетом лая Пышки-Кубышки, раздраженных реплик Гилберта, какого-то четвертого голоса, а также топота многочисленных ног. Китти вскочила, на несколько мгновений приняв облик жертвы грядущего артобстрела, затем переместилась на, похоже, заранее подготовленные позиции. И тут в комнату, все громче и визгливей заходясь ревом, ворвался мальчишка в ладненьком бархатном костюмчике бутылочно-зеленого цвета и уткнулся к ней в колени: насколько я понял, то был Эшли Вандервейн. Следом за ним явился Гилберт с последующей перебранкой. В процессе выяснилось, что Эшли удирал от Гилберта всего-навсего затем, чтобы заручиться поддержкой матери в отстаивании за собой чего-то – то ли одиннадцатого за день шоколадного батончика, то ли бутылки с соляной кислотой, – чему гнусно противился Гилберт.

Но особо в суть я не вникал, так как мое внимание было целиком приковано к Пенни Вандервейн, также представшей в общей группе, – и главным образом к ее груди, обозреть которую особого труда не составляло, в том смысле, что она хорошо просматривалась в глубоком V-образном вырезе темно-коричневой, с пестрым шотландским рисунком кофточки, или рубашки, или, может, даже пижамной блузы. Грудь Пенни поражала не столько своей величиной, сколько своей чрезвычайной выпуклостью, и еще тем, что торчала высоко и была какая-то монолитная, так что, казалось, ткни ее пальцем, и упрешься во что-то жесткое, как в коленку. Именно так: грудки ее походили на пару коленок изумительной формы, обтянутых новенькой первоклассной нежнейшей кожей. Теперь я отметил, что крепились они на довольно высокой, с длинными руками и ногами фигурке, увенчиваемой аккуратно подстриженной головкой с личиком, поражавшим глазами удивительной широты и голубизны.

Последние скользнули в ответ на мой пристальный взгляд, на мгновение задержались на мне, не отражая ни малейшего узнавания и даже с меньшим любопытством, чем пассажир в лифте уделяет своему попутчику. Что из того: мне уже было ясно – вот она, причина мгновенно вспыхнувшего во мне любопытства, едва Китти утром пригласила ее посетить. Однако было так же очевидно, что мне предстоит ждать долго, может быть бесконечно долго, того момента, когда можно будет изложить Пенни свои соображения насчет ее грудей.

Заключенный в материнские объятия, Эшли, засунув большой палец одной руки в рот, растопыренными большим и указательным другой – жеста в такой комбинации, ей-богу, я ни у кого доселе не встречал – размахивал в воздухе. Он вынул изо рта большой палец, только чтобы сообщить матери, что Гилберт его стукнул. Гилберт это отрицал, и я ему поверил, однако Пышка-Кубышка, порыкивая на лодыжки Гилберта, придерживалась явно иного мнения. Китти разрешила эту проблему тем, что увела сына из комнаты в сопровождении собачонки, увязавшейся вслед за ними.

– Вы воспитываете мальчика в нездоровом духе, – заметил Гилберт.

– Насчет его воспитания – это не ко мне! – отозвалась Пенни своим вывернутым выговором, точнее, совмещая худшее из по крайней мере двух диалектов.

– Похоже, это никого не интересует. Игрушки, подарочки, конфетки, мороженое. Почему он сегодня не пошел в школу?

– Не захотелось – не пошел.

– Надо было заставить! Ему еще шесть, его пока винить нельзя. Что можно ожидать от ребенка, которому позволяют спать в родительской постели!

Пенни повела плечами, что благотворно отозвалось колыханием верхней части ее торса, и вот уж было повернулась в мою сторону, но передумала и сохранила прежнее положение.

– Я Дуглас Йенделл! – произнес я, решив, ведь надо же с чего-то начать.

Криво усмехнувшись, Пенни бросила:

– Знаю!

Гилберт устремил на нее осуждающий взгляд и не отрывал, пока Пенни взгляд не перехватила. После чего мне сказал:

– А я – Гилберт Александер!

И протянул руку, которую я пожал.

После тяжкого минутного колебания я спросил у Пенни:

– Как ваш отец?

– Кирюха-то? Прекрати идиотничать, Гилберт, не выставляй себя чистоплюем, это всего-то допотопный шантанный жаргон. На самом деле никакой он не кирюха. Нет, папаша вполне молодцом, по птенчикам ударяет, чтоб взбодриться.

Издав негодующий возглас, Гилберт покинул комнату.

– Правда, обхохочешься с этими? – Пенни начала уделять мне прямо-таки преувеличенное внимание. – Гляди, какой аристократ! Этот даже в постели малость версаль изображает. Правда, поначалу, когда мы только сошлись. С тех пор здорово поднаторел. Знаешь, у него такой прибор! Клянусь, в полном порядке!

Меня слегка взволновало то обстоятельство, что Пенни взяла на себя труд выдворить Гилберта и тут же с ходу применила, на мой взгляд, запрещенный прием – ниже пояса, хотя я вполне отдавал себе отчет, что другой на моем месте мог бы воспринять это как поощрение к действию. Я прикидывал, что это: просто так или безупречный инстинкт. Канув взглядом в глубину ее голубых глаз, я твердо решил, что инстинкт.

– Дико рад за тебя! – сказал я весело. – Что ж у Роя за птенчик на сей раз?

– Без понятия. Зелененький. Это она вас сюда зазвала, чтоб… как это… повлиять на него?

Я смекнул, что теперь речь о Китти.

– Она мучается.

– Да ты видал когда, чтоб она не мучилась? Такая натура. Такая, старик, идиотская натура! Наверное, и этого сопляка, Эшли, родила, чтоб прибавить себе мучений. Чуть что – трагедь! Понятно, что этот за птенчиков принялся, – продолжала Пенни в своей навороченной манере. – Потом все этой выложит, и опять по-новой. Не сомневайся, теперь тем же кончится. Прямо скажем, никаких особых волнений.

– Ты с ними живешь?

– На халяву, – ответила она на мой мысленный вопрос.

– Ну а Гилберт? Он что, тут живет или так?

– Ну, он считает, что здесь.

– А ты как считаешь?

Она снова пожала плечами, поймала мой взгляд и придвинулась чуть поближе.

– А ты где живешь?

– На Мейда-Вейл. У меня там квартира.

– Один?

– В настоящий момент, к сожалению, да.

– Угу!

Пенни прикрыла позелененные веки.

Даже абстрагируясь от ее похвал в адрес физических достоинств Гилберта, я прекрасно понимал, что меня ждет на этом этапе, однако есть ситуации, когда приходится с копьем бросаться на броневик. Раздались шаги, кто-то приближался к нашей двери по дощатому, не покрытому ковром коридору.

– Можно тебя как-нибудь пригласить к себе? – спросил я.

– Нельзя! – отвечала она, расплываясь в улыбке и качая головой. И повторила: – Нельзя!

Вошла Китти, не только всем видом, но и голосом смахивавшая на человека, только что перенесшего допрос в тайной полиции. Сказала, что можно, если угодно, отобедать вместе со всеми, и мы отправились в гостиную. Я раздумывал про себя, с чего это у Пенни ко мне такая неприязнь: ведь не из-за того же, что пару лет назад я тискал ей грудь. Она, то есть грудь, наверняка с тех пор обрела надлежащий опыт в таких вещах. И еще, я чувствовал, здесь дело посложней, чем просто настороженное отношение ко мне как к возможному союзнику мачехи. Не исключено, что я просто противен ей сам по себе. Затем я подбодрил себя мыслью, что мне решительно необходимо, пусть формально, из чистого тщеславия, возобновить свой приступ, памятуя о непреложной истине, что, чем дольше оставлять девушку без внимания на первом этапе, тем дороже это обойдется впоследствии, когда дойдет до дела.

Я проследовал за дамами через комнатушку с множеством паровых котлов, баков, труб и иного сопутствующего оборудования в очередное помещение.

– Пригнитесь, Дуглас! – предупредила Китти как раз в тот самый момент, когда я с размаху пришелся лбом о притолоку.

Обожгла резкая боль. Спустившись на пару ступенек вниз, мы оказались в просторной и величественной кухне с видом во двор. Присутствующие в целом отреагировали на приключившееся со мной несчастье – Китти бесконечными аханьями и прикладыванием мокрого кухонного полотенца к моему лбу; Гилберт довольными взглядами в процессе доставания из буфета и расставления посреди накрытого стола всяких бутылочек с соусами и баночек с чатни и маринадами; пожилая прислуга участием и сочувствием; Рут и Пенни соответственно с тайной и явной насмешкой. Лишь Кристофер остался безучастен, спешно и шумно нагружая снедью и посудой на двоих свой поднос. Каковой мгновение спустя в сопровождении Рут и вынес из кухни; прислуга вскоре также покинула комнату, восприняв выражение признательности со стороны Китти как знак очистить помещение. Таким образом, за столом остались лишь Китти, да я, да Гилберт, да Пенни. Гилберт находился при исполнении, протягивая тарелки с супом, передавая мясные закуски и салат, извлекая из кладовки, исторгавшей дыхание Арктики, жестянки с пивом. У женщин осведомлялся, не хотят ли чего, при помощи слов, у меня – при помощи вздымания бровей или подбородка, а иногда и того и другого одновременно. В ответ на приказание Китти поведать мне о своих занятиях изрек в весьма, если так можно выразиться в данных обстоятельствах, учтивой манере, дескать, является работником сцены (вероятно, передвигает туда-сюда декорации, домыслил я) и что почти закончил работу над книгой о проживании выходцев из Вест-Индии в Лондоне.

– Роман? – осведомился я.

– Ни в коем случае! Культура, вызвавшая к жизни роман, умирает. Нечто по форме более свободное от традиционных рамок и вместе с тем более смелое. Близко к музыке и изобразительному искусству. Я постепенно осваиваю трактовку книги как некой «Лондонской сюиты», трехцветной и в трех частях.

Я подумал про себя, если он еще только в процессе осваивания, стоило бы, пока не поздно, остановиться, однако удержался, чтобы произнести это вслух.

– Книга в целом автобиографическая?

– Считаю вопрос бессмысленным. Мы способны воспроизводить только то, что чувствуем, или испытываем, или переживаем в жизни.

Пока я, не вполне осознанно, пытался совместить его высказывание со звучавшей увертюрой к «Поэту и крестьянину» Суппэ, Китти полюбопытствовала:

– В ней есть сюжет?

– Сюжет! Ритм! Персонажи! Пластика! Форма! Мелодика! Композиция! – припечатал Гилберт столь патетически, что никак нельзя было разобрать, то ли он издевается над этими понятиями, то ли утверждает, что в его «Лондонской сюите» этого всего – сколько душе угодно. Похоже, Китти, как и я, осталась в недоумении. Вид сидевшей по другую сторону от меня Пенни свидетельствовал, что та с момента своего появления на свет никогда и ни по какому поводу недоумения не испытывает.

– А какие у тебя планы на ближайшие дни, Пенни? – с трудом выдавил я из себя.

– Жаль, тебе не видно, какую ты себе на лоб здоровую впендюрил шишку! – Смех Пенни прозвучал весьма непринужденно, даже как-то обаятельно-наивно. – Так и торчит, прямо накладной носина! Вот умора!

Гилберт прищелкнул языком, а Китти обескураженно и с осуждением произнесла:

– Пенни! – и тут же добавила: – Она учится в колледже домоводства, это…

– Ни в каком собачьем колледже, никакого домоводства! Бросила, ясно? Никуда не хожу. Завязала. Хотя чего было вязать-то. Теперь полная свобода. Не делаю ни-че-го.

В голосе Пенни, можно сказать определенно и без всяких сомнений, прозвучала только холодная ярость. Глаза тоже злобно блеснули, хотя взгляд не был направлен ни на кого конкретно. Почувствовав, что к этому обеду душа у меня как-то не лежит, поскольку привык днем перехватывать что-нибудь легкое, я принялся раздумывать, как бы удрать. Но тут заметил, как чья-то тень мелькнула в окне и как кто-то направился к застекленной веранде, но кто именно, я разобрать, не смог. Через мгновение откуда-то из глубины дома послышалось громкое мужское пение, сочные гортанные звуки лились, как бы подражая валлийскому говору, хотя в замысел исполнителя это, очевидно, не входило:

 
Я вно-авь с тобо-ай душо-ай, англис-с-ски са-адик,
Среди кусто-ав ма-аих англис-с-ски красных ро-аз…
 

Музыканты в большинстве своем глуховаты к произнесению или звучанию слов, а многие и к мелодике текста, однако для Роя, который столько раз в моем присутствии пел эту песню и в этой самой манере, характерно утрированное «англис-с-ски» вместо «английский» как бы содержало намек на тех, кто произносит наши слова так, как они пишутся. В самом деле, это все приближавшееся и приближавшееся к нам, сидевшим за столом, пение производилось в явно издевательски-обидной, уничижительной манере, хотя вряд ли Рой предполагал, будто в его отсутствие в дом тайно просочились обладатели вокального стиля, который он в данный момент пародировал. Однако ярость к отсутствующим и зачастую воображаемым врагам составляла часть его сущности. Разумеется, самым очевидным объяснением такой выходки было стремление рассмешить, если бы не тот факт, что нередко подобное в его исполнении никто, да и сам он, как шутку не воспринимал. Аналогичный ход рассуждений мог привести к предположению, что это просто рисовка. Скорее всего, Рой просто забавлялся, не более, привыкнув, должно быть, – дитя уже немолодых родителей, явившееся на свет младшим в подростковом коллективе сестер и братьев, – так забавляться с детских лет. Но почему Рой именно в данный момент завел песню про «англис-с-с-ки садик»? Заострить внимание на своем нежданно раннем возвращении домой еще до фактического появления, почти так, как однажды проделал Джонас Чеззлвит, совершив проступок куда серьезней, чем тот, на который мог отважиться Рой.

Дверь в кухню отворилась, и вошел Рой, большой и неуклюжий, в двубортном пиджаке с широкими лацканами, который в соответствии с последней модой производил странноватое впечатление, весьма и весьма смахивая на короткое пальтецо, в рубашке о двух тонах с переливом и ворсистых брюках в очень широкую полоску. Внешне он не изменился, все то же лицо, казавшееся всегда монолитным слепком: прямой, внушительного вида нос, полные губы, острый, слегка покатый подбородок, – похожая физиономия частенько встречается средь фото знаменитостей 30-х годов, в особенности актрис; это сходство сейчас, отметил я с некоторой озабоченностью, подчеркивалось небрежной короткой стрижкой, которой подверглись его густые, темные, без тени седины волосы. Решительно ничего актрисоподобного в Рое быть не могло, при всем том, что повсюду такого у нас было в избытке, – Рой был мужчина до мозга костей; однако сегодня я смотрел на него, испытывая легкий внутренний дискомфорт, которого, клянусь, никогда прежде не ощущал. В руке Рой держал большой бокал с напитком коричневатого цвета.

Рой, по крайней мере внешне, изобразил крайнюю радость при виде меня и тут же выразил глубокую, хотя и непродолжительную озабоченность видом моего лба, хотя мог бы сосредоточиться на этом подольше, дабы нивелировать собственную моральную неловкость. Китти и Пенни молча и внимательно слушали подробный рассказ Роя о том, как бразилец внезапно почувствовал недомогание, вызванное приступом, – в этом месте Рой недоуменно фыркнул, – какой-то болезни от какого-то тропического микроба, подхваченного этим малым во время путешествия по Амазонке. И я с грустью подумал: дойдет ли до Роя когда-нибудь, что выдавать объяснения, полагая их убедительными на том основании, что те слишком очевидны и неизобретательны, чтобы считаться придуманными, – типичная мужская ошибка, которую многие успевают изжить еще до завершения среднего образования. Очередное появление Эшли, на сей раз в пижамке и в сопровождении Пышки-Кубышки, спасло Роя от семейного скандала. Тут отец и сын с неаполитанской – по крайней мере со стороны отца – страстью слились в объятии; вскоре сынок принялся вырываться из рук папаши, любопытствуя, что тот ему принес. Тотчас подношение было извлечено из огромного накладного кармана пиджака-пальтеца – миниатюрная пожарная машинка с, как тут же обнаружилось, пронзительнейшей сиреной. Мальчишка принялся забавляться с машинкой на полу под столом, прямо у нас под ногами. Гилберт, не преминувший продемонстрировать свое неодобрение происходящим, осведомился у Роя, успел ли тот отобедать.

– Нет, разумеется! Я тут же со всех ног поспешил домой, – с серьезным видом отвечал Рой. – Но вы на мой счет не беспокойтесь – мне совсем чуть-чуть чего-нибудь!

– Как же ты добирался домой от станции? – спросила Китти, впервые открыв рот с момента появления мужа. Голос ее прозвучал откуда-то издалека, как будто она сидела много дальше всех.

– А?

– Как… ты добирался… домой… со станции?

Она как бы сплевывала пережеванные куски, тряся головой, точно церковный голубь.

– Как добирался? А пешком. Славный денек! Что-нибудь на перехват, Гилберт, спасибо. Кусок говядины попостнее в самый раз. А после – можно этих, как их, баночных ананасов и слив, если есть. И порядок!

Когда мы только познакомились, у Роя был легкий северный акцент, который неизменно исчезал, преображаясь в речь английского школьника в те нередкие моменты, когда на него находило возбуждение. Сообразив, вне всякого сомнения, на неком промежуточном этапе самосознания, что такая несуразность слишком очевидна даже для непритязательного слуха иных преуспевающих социалистов, с кем Рой проводил большую часть своего времени, он, должно быть, решил переключиться на новую небрежную манеру разговора, сочтя ее наиболее легкой для воспроизведения, более насущной в политическом смысле, а также похожей на ту, которой изъясняется молодежь.

Не произнеся более ни слова, дамы удалились в сопровождении Гилберта, успевшего поставить перед нами на стол досточку с нарезанными сырами. С преувеличенной страстью Рой принялся уплетать мясо с салатом. Затем сказал:

– Не могли бы вы задержаться чуть-чуть? Кое-что надо с вами обсудить. Хотел просить, если возможно, об одной услуге.

– Вообще-то я уже завербован Китти в программу содействия ей.

Стул Роя тряхнуло от врезавшейся пожарной машинки.

– Черт! Круто! – рявкнул он, как бы перекрывая вой сирены и яростный лай Пышки-Кубышки.

Я мотнул головой:

– Не хотелось, чтоб вы решили, будто я действую за вашей спиной.

– Да нет, отчего же! Надо сказать, до меня дошли слухи, что к вам намерены обратиться. У нас в доме всем все про всех известно, даже если что-то скрывается. Что, мой номер не слишком удачно прошел? Я про Амазонку и все прочее.

– Прямо скажем, не блестяще.

– Я было решил, что версия – высший класс. Хотя не мне судить. Разве они способны хоть чему-нибудь поверить! Вы только подумайте, лечу как идиот со всех ног в родное гнездышко и, опоздав к обеду, давлюсь холодным мясом и всякой этой отравой, принимаюсь лебезить перед бабами, вместо того чтобы деликатесничать в своем клубе или где-нибудь в Сохо, а под утро заявиться домой пьяным в стельку в половине шестого! Видали идиота? Уж лучше был бы совсем в другом месте и занимался совсем другим делом. Отлично выглядите, Даггерс. Если не считать лба. Кошмар. Ну что, как жизнь?

– Средне. Как всегда, в погоне за средствами.

– От кого-то я слыхал, будто с Энн вы расстались?

– Она вернулась к мужу. Ради детей.

– Бред! Ну почему люди так поступают? Такая тоска! Невыразимая тоска. И все потому, что читают книги и смотрят сериалы по телевидению. Кто бы помыслил, чтоб вернуться, если бы годы и годы кругом постоянно не твердили, что возвращаются все, – даже не что следует возвращаться, а просто: все возвращаются. Это так угнетает. До сих пор. И что, есть замена?

– Частичная, – сказал я, прикидывая, прилично ли нагнуться, чтобы одернуть или ущипнуть Эшли, который бесконечно крутил своей пожарной машинкой вокруг передней ножки моего стула. – Она живет на противоположном берегу реки, так что на дорогу к ней уходит довольно много времени.

– Прекрати, Эшли!

– Отвали, сучий потрох!

Я выслушал эту ремарку с затаенным восторгом, предвкушая последствия. Рой по праву славился своим умением давать отпор любому нахалу, будь то всемирно известный музыкант-солист, навязывающий ему свое непререкаемое мнение насчет rubato, или наглый официант. Однако я буквально остолбенел, когда Рой безмятежнейшим тоном предложил Эшли подойти, сесть к нему на колени и съесть совершенно особенную шоколадку, которую Рой ему принес. Данное указание было выполнено. Пышка-Кубышка, теперь отпускавшая с ближайшего кресла в мою сторону томные взгляды, многозначительно тявкнула.

– Ах ты, глупая старая придворная собачина-спаниелька! – сказал Рой, а мне добавил: – Там около вас стоит сыр. Не дадите ли ей вон тот кусочек чеддера? Нет, не такой большой, только порежьте меленько и проследите, чтоб она ела не лежа. Ух ты, смешная старая кляча!

Собака ела, наклонив голову и по-прежнему поглядывая на меня; маленькая, зато прожорлива, как боров.

После некоторого подозрительно затянувшегося раздумья Рой произнес:

– Разумеется, мы с вами диаметрально противоположно относимся… ну… к таким, как Энн, и вообще. Ведь вас никогда сильно не притяаугивало, да? (Я близко к оригиналу воспроизвожу протяжность, с которой он это слово произнес, коверкая в стиле, чтимом и популярном в данный момент.)

– Хотите сказать, что вас притянуло?

– Его вечно кто-нибудь притяаугивает, – немедленно вставил Эшли. – Мамочка говорит, сотню фунтов бы отдала, чтоб узнать, кто на этот раз.

– Мы говорим о мистере Йенделле, дорогой!

– Угу! – отозвался мальчишка точь-в-точь как его сводная сестрица.

– Может, нам лучше бы… – начал я было.

– Нет-нет, все нормально. Так как насчет вас? Притяаугивает или нет?

Я хотел было сказать, что – то ли в силу природных качеств или врожденной предусмотрительности, то ли в силу внутренней черствости, трусости или удачливости – я считаю, что до сих пор сумел избегнуть наиболее опасных, по крайней мере, симптомов подобного притяаугивания. Однако Рой, по-прежнему задумчиво, продолжал гнуть свое:

– Никогда не мог понять, что все-таки ищут люди, подобные вам.

– Ничего я не ищу. Во всяком случае, ничего, кроме того, что подворачивается само собой, если ты холостяк и обладаешь кое-каким темпераментом и имеешь собственное жилье.

– Вы не собираетесь жениться?

– Не собираюсь. Во всяком случае пока.

– А может, и вообще?

– Не знаю.

– Боитесь ответственности?

– Если угодно. К тому же это недешево.

– Возможно, все просто зависит от вашего физического склада.

– Что именно?

– То, что вы ищете.

Не прерываясь, он сжал одной рукой оба запястья Эшли, успев вовремя спасти его костюмчик от обмазывания значительной массой шоколада, и потащил отпрыска к кухонному крану, где и принялся трудиться над грязнулей с помощью полотенца, ранее обвивавшего мою голову. В процессе этой деятельности он избавил себя от необходимости встречаться со мною взглядом.

– Я хочу сказать, Даггерс, меня всегда изумляло, черт побери, до какой степени вы всеядны, сами понимаете, в каком смысле. Большинство…

– Послушаешь вас, я будто их коллекционирую. Просто подхватываю первую попавшуюся. Как повезет, какие возможности, только и всего…

– Понятно, понятно! Я просто хотел сказать, и с этим вы не можете, стоит вам хоть каплю напрячься, не согласиться, что, пожалуй, большинство мужчин предпочитает какой-то определенный тип…

– …птенчиков! – подсказал Эшли, уже явно обретший свободу движений и голоса.

– А ну цыц, маленький мерзавец! – вскинулся Рой, вновь обретая долю утраченного достоинства. – Так вот, гм, сами прекрасно знаете, иным нравятся высокие, другим коротконогие, или там блондинки, или… в общем, ясно. С вами все не так. С вами совершенно невозможно понять, что именно вы предпочитаете. – Он произнес это серьезным тоном и вид при этом имел также серьезный. – Я даже не могу определить ваш основной критерий, именно основной. – Старательным взмахом он завершил работу над умыванием Эшли. – Скажем, как вы оцениваете прелести малышки Пенни? Ну, что она…

– Бросьте, Рой! Не знаю, на что вы намекаете, но бросьте! Даже слышать ничего такого не хочу.

– Ваша реакция мне совершенно непонятна, – заметил он холодно. – Я просто спросил. Ладно. Ну что, маленький бандит, – произнес он, тиская сынка, – что, маленький хулиган, что нам теперь с тобой делать? Пойдем-ка мамочку поищем, а?

Мы быстро обнаружили мамочку в гостиной, где она то ли слушала, то ли просто тихо замерла под пластинку Майлза Дэвиса. Гилберт с хозяйским видом сидел у граммофона, что отлично дополняло эту уютную стихийную атмосферу отчаяния и ненависти. Пенни жестом профессионала-антиквара брала и уплетала шоколадные конфеты, почитывая книжку в мягкой обложке: кажется, стихи, во всяком случае, не прозу. Сбыв с рук Эшли, который с виду так изрядно насытился шоколадками, что даже на время позабыл про свою пожарную машину, Рой повел меня в сопровождении Пышки-Кубышки в сад.

– Раздевалки! – махнул он рукой на какие-то сарайчики.

– Это для будущего бассейна?

– Точно!

– Рой, а что за услуга?

– Услуга?

– Вы сказали, что хотели просить меня об одной услуге.

– Ах да! Просто так, потерпеть мое общество и болтовню. Приятельское общение. В этом доме мне и поговорить-то практически не с кем.

– Вот как? Тоже мне услуга!

Рой завел меня в сарай, забитый пустыми картонными коробками и досками, собранными здесь для какой-то уже забытой цели.

– Хотел переоборудовать эту хибару в лабораторию музыки.

– До или после бассейна?

– Послушайте, Даггерс, да не будьте вы таким мещанином! Хотите вы или нет, а времена меняются. Согласен, Вебер чертовски хорош, но он едва ли так современен, как Веберн. Этот смог бы выдать такое, отчего бы вы так и присели, если бы его не прикончили янки.

– К черту вашу современность, к тому же он умер от несчастного случая, к тому же в возрасте шестидесяти трех лет, к тому же присесть…

– Верди было за восемьдесят, когда он…

– …Если присесть, неловко накренясь, можно громко пукнуть! Рой, прекратите, снова за старое!

– Все, умолкаю!

Мы вышли из сумрачного сарая и направились по невзрачной аллее, там и сям усыпанной сухими ветками. Тени мягкими полосами покрывали ее. Пышка-Кубышка, носом в землю и слегка повиливая вытянутым до упора хвостом, трусила меж придорожных кустов.

– Как вы теперь, присаживаетесь за клавиатуру? – спросил Рой.

– На концертный уровень едва ли потяну, но раз в неделю почти весь день провожу за фортепиано.

– Может, попозже сегодня сбацаем чего?

– Что-что?… Ах, ну да… Конечно, было бы великолепно!

– Как насчет ре-минорной Брамса?

– Тут необходимо соответствующее настроение.

– Ну что ж, тогда подберем что-нибудь менее притязательное. Моцарт – есть возражения?

– Напротив, с радостью! Да, пока не забыл, ради бога, прекратите вы свои штуки с трусами!

Тут я принялся излагать ему проблему, причем не жалея подробностей, чтобы сэкономить время, и лишая его возможности медленно и туго входить в суть вопроса и все такое прочее.

– Чертово гестапо! – произнес он, когда я умолк.

– Китти недоумевает, почему бы вам не купить лишнюю парочку, и, должен признаться, не могу с ней не согласиться. От стольких хлопот бы себя уберегли…

– Ну да, чтобы торгаш-мерзавец крякал: «Не угодно ли еще чего, сэр Рой? Может, дезодорантик или упаковочку пилюлек от импотенции?» А все это дурацкое телевидение. Клянусь, половина моих бед оттого, что никогда не знаешь, какая скотина и где тебя узнает. Всего лишь накануне вечером пробираюсь я по одному жилому кварталу в… неважно где, как вдруг из окна высовывается идиот привратник и орет: «Лифт не работает, сэр Рой, боюсь, придется вам подниматься по лестнице!» Не соблаговолите ли, черт бы вас подрал! И все из-за моих прошлогодних концертов по лондонскому телевидению. Из-за них и еще этой, чтоб ее, дурацкой викторины. Господи, зачем только я позволил себя уболтать в ней участвовать!

Тут я был с ним солидарен, хоть по иным и, возможно, более шкурным соображениям. Однако вслух заметил:

– Если вы считаете, хотя я этого не разделяю, что покупка пары трусов может внушить подозрение, покупайте дюжину. Или же боитесь, этот тип заподозрит, что вы развлекаетесь с дюжиной девочек кряду? Ну и пусть его! Не понимаю, вам-то от этого что?

– Не могу я повсюду таскать за собой дюжину трусов!

– Так и не нужно! Оставьте в своем клубе.

– Это исключено!

– Тогда хотя бы…

– Не желаю больше это обсуждать!

Аллея оборвалась, упершись в калитку о пяти металлических прутьях, за которой было видно поле с двумя беспородными лошадьми посредине. Видимо, Рой посчитал, что его политический престиж пострадал бы, если бы я решил, что лошади принадлежат ему. И он принялся пояснять, что это не его лошади, что те принадлежат тому-то и тому-то. Я же принялся размышлять, а не содержит ли в конце концов воинствующая теория Китти насчет трусов некоего в себе резона. Всякий, кто знал Роя, мог бы ожидать, что в ответ на мое предупреждение в нем возникнет тягостное чувство вины, слегка приправленное смущением, только не эта увертливость, граничащая с вызовом. Кроме того, мысль о неясной услуге не давала мне покоя. Вероятно, в тот момент я не был в подходящем состоянии, чтобы переходить к подробностям, и Рой ждал момента, когда мое сознание притупится похотью, алкоголем или страхом перед грозящим угасанием чувств, преимущественно похоти: тут как раз пришлась бы к месту тема Пенни. Я решил рискнуть, для его же блага, и подвести его к сути поближе, раз уж ему так трудно сдерживаться, и первый запустил в ход пешку:

– Если для вас покупка пары трусов сродни маскировке типа накладной бороды, как же вы с вашей пассией появляетесь на людях?

– Вовсе нет! Нигде я с ней не появляюсь. Вы что, считаете меня полным идиотом?

– Ну и как же тогда? – спросил я в надежде, что он не станет сопротивляться и ответит на этот вопрос.

– Никуда носа не показываем. Иногда прихожу к ней на квартиру, хотя возникает немало проблем с ее соседкой. Чем дальше, тем больше. Или одалживаю у кого-нибудь ключи. Но это по-своему тоже нелегко. У меня мало знакомых с квартирами, к кому можно обратиться с такой просьбой, большинство также знают Китти и, стоит мне заикнуться, начинают корчить из себя почтенных британцев. Притом те, к кому я обращаюсь, как правило, болтуны. Просто до странности все так нелепо сходится.

В философической печали Роя потянуло вбок по заросшей тропинке, наши ноги по щиколотку увязали в толще нападавших листьев.

– Если в этом проблема, то… в общем, прошу ко мне в любое время, только предупредите заранее. А рот свой я, как вам известно, умею держать на замке.

– Большущее спасибо, Даггерс, буду иметь вас в виду, – сказал Рой так, что мне стало совершенно ясно, смысл услуги вовсе не в том, чтобы просто выслушивать все эти его откровения, и угасшие дурные предчувствия с новой силой зашевелились во мне.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации