Текст книги "Колдун. Чужое сердце"

– Миледи, у меня не очень много опыта, но я решусь предложить вам свою руку на этот танец, – обернувшись на слащавый голосок, я приметил, как Принц, подойдя к березе, отвешивает ей галантный поклон, затем левой рукой обхватывает ствол, а правую кладет на ветку. – Моя дорогая, не стоит смущаться, давайте уже танцевать.

Я посмотрел на Пило, но тот уже сидел на корточках и, держась за живот, пытался протолкнуть в легкие хоть немного воздуха.

– О несравненная, вы просто великолепны. – Кажется, Принц видел просто потрясные глюки, не зря же он юлой вертелся вокруг дерева.

В итоге я оказался в весьма незавидном положении: с одной стороны – Младший, судорожно дергающийся на земле от хохота, с другой – Самбер, самозабвенно совращающий молоденькую березку. А что делать мне? Обмозговав эту ситуацию, я подошел к щеглу и рывком отдернул его от многострадальной флоры.

– Ройс, мой добрый друг, я рад видеть тебя на этом празднике жизни. – На лице новобранца сияла слащавая улыбка, а в пустых глазах мерцали мечтательные огоньки. – Так что же мы стоим? Смотри, как много прекрасных дам вокруг!

Учитывая, с каким вожделением Принц рассматривал рощицу, я сделал самый простой вывод – у парня те же проблемы, что были и у меня три сезона назад. Вот только ему много хуже, у меня хоть сохранились воспоминания о жизни на Земле, а Константину приходится довольствоваться грезами.

– А-а-а, – выдал капитан и снова согнулся в очередном приступе хохота. – Сделай уже что-нибудь! – протолкнул он сквозь смех.

– И доблестный Пило здесь! – восторженно крикнул сын императора. – Леди, не стоит так толпиться, нас хватит на всех.

Возведя глаза к небу, будто ища ответа у небесной лазури, за что мне такие страдания, я четким, отработанным движением ударил припадочного в висок. Глаза Самбера закатились, руки обмякли, и он потерял сознание. Все это время на земле в истерике бился наемник.

– Завязывай уже, – проворчал я и походя пнул его ногой.

Однако Принц оказался весьма тяжелой особой, и тащить нам его пришлось вдвоем. Повиснув у нас на плечах, щегол иногда издавал совсем непонятные звуки, о потаенном смысле которых можно было лишь догадываться.

– Вот так всегда, – утирая свободной рукой выступившую слезу, вздохнул друг. – Накосячите, а мне отдуваться.

– А кто намедни завязал узлом спящему Старшему усы? – как бы невзначай спросил я. – И из-за кого мы до самого вечера провели на стройке?

– То был акт благородного возмездия, – возразил товарищ и чуть не запнулся об корешок. Вовремя уклонившись, он чуть не уронил Принца, от чего тот издал уж совсем непотребный возглас. – Демонова трава, у тебя действительно не было чего другого?

Взглянув на кармашек, я отвел глаза в сторону.

– Нет конечно, – пробурчал я.

Пило сощурился и сказал:

– В следующий раз эксперименты ставь в более подходящей обстановке.

– Конечно-конечно, – покивал я. – Кто бы спорил.

Наемник вздохнул, но ничего не ответил. А ведь в кармашке на поясе действительно лежала и другая травка, но ее действие я знал назубок, а вот забой-трава оставалась до недавнего времени пробелом в моих знаниях, и раз уж подвернулся столь удачный повод ею воспользоваться… В конце концов, парню ведь помогло, кровь-то уже не идет. А вообще с Принцем не так уж много проблем, он оказался вполне нормальным парнем, с определенными загонами, но нормальным. Несмотря на нехватку опыта в общении, умел поддержать беседу, неплохо дрался как кулаками, так и клинком, что немаловажно, ну и не прочь был подурачиться наравне со всеми, что является самым важным фактором в определении отношений к тому или иному индивиду. Жизнь солдата, легионера или бродяги-наемника сера, скучна и однообразна, и если не устраивать розыгрыши по поводу и без, то впору волком завыть.

Иногда шутки заходили слишком далеко и наш отряд отправлялся отбывать справедливую кару – отработку без положенных медяков. Но такое происходило не часто, всего пару раз за декаду. Однажды на нас с кулаками бросился третий десяток под руководством старожила Ферада. Понятное дело, эти вчерашние крестьяне ничего не могли противопоставить опытным бойцам, но осадок остался. Да и нагоняй мы получили неслабый, и, что самое неприятное, вычет к зарплате. Это раньше я спокойно относился к таким «кнутам», наивно полагая, что соберу нужную сумму, но год заканчивался, а я все еще не дотягивал до нужной планки. Служить же второй срок у меня просто нет ни желания, ни времени. Ройсу уже стукнул двадцать первый год, а возрастной ценз в академии имеет ограничение – от семнадцати до двадцати двух. Обосновывают сию несправедливость какими-то там псевдонаучными теориями о вибрации энергоканалов, и якобы если начать обучение в двадцать три, то, во-первых, толку чуть, а во-вторых, учащийся может «перегореть».

И вот вырисовывается весьма неприятная картинка: время поджимает, денег по-прежнему не хватает, а команда на приступ никак не поступает. Впрочем, я надеялся, что завтра, в крайнем случае через день ее отдадут. Как-никак сегодня третий требушет достраиваем. А первые два под конвоем магов, держащих щиты, уже повезли на пристрел. Кстати, откуда мы берем снаряды в лесистой местности, я не знаю, но говорят, что этим заняты все те же волшебники.

Спустя полчаса мы добрались до нашей опушки, скинули Принца на поруки лекарей, которым было заявлено, что парнишка переутомился, схватили маленькие молоточки, наколеночно-кустарного производства и отправились на стройку. Там уже вовсю кипели работа и жизнь средневековой стройки. Воздух, буквально пропитанный мельчайшей столярной пылью, резал глаза и легкие, по ушам били бесконечные крики, брань, нескончаемый стук и скрежет пил. Про запахи лучше вообще не вспоминать: когда на вырубке собирается полтысячи мужиков и посменно работает день и ночь, то и не очень-то удивительно, почему здесь птицы не поют, а любой непривычный к такому делу посторонний падает в обморок. Самое обидное, что местные категорически не желали мыться чаще чем раз в сезон, исключение составляли лишь аристократы, дворяне и солдаты. Последние исключительно потому, что не реже чем раз за две декады отдавался приказ «Водные процедуры», и ближайший водоем за десять часов превращался в болото, там дохли рыбы, гнила земля и так далее.

– Кто? Куда? – поинтересовался насквозь штабной паренек. Спесивый – просто жуть, нос разве что небо не царапает, пальчики длинные, почти костлявые, кожа – как у барышни на выданье, а руки не толще, чем высохшая ветка. Но зато на поясе меч с эфесом из слоновой кости, а на форме лычки старшего офицера. Понятное дело – дворянчик, скорее всего, из тех, что побогаче. Вообще с этими дворянами-аристократами очень забавно получается. Аристократы – это те, кто к Родам принадлежит, и везде им уважение и почет, редко когда незаслуженный, а дворяне – это зачастую сущий сброд. Нет, их верхушка мало чем отличается от тех, кто имеет приставку перед фамилией, но вот низы и середнячок – еще те говн… нехорошие люди. Мелочны, завистливы, наглы, алчны и весьма мстительны. Да и как будет по-другому, если наследный баронский титул стоит две тысячи золотых? И получить его может любой гражданин, были бы деньги.

– «Пробитые», – вытянулся по струнке Пило: как бы то ни было, а субординацию соблюдать необходимо.

– Подразделение? Отряд? – спросил офицер, доставая папку с бумагами.

– Разведка. Первый, – все так же чеканил командир. В принципе, наш отряд не просто первый, он единственный, но кого интересуют такие мелочи.

Парнишка, сущий юнец, младше того же Самбера будет, порылся в бумагах, выудил оттуда листок, небрежно пробежался по нему глазами и надменно выдал:

– Для вас работы нет.

Мы переглянулись, в глазах Младшего, как, думаю, и в моих, отражалась крайняя степень недоумения.

– Что-то еще? – не сказал – выплюнул офицер.

– Никак нет! – хором ответили мы и, вытянувшись, синхронно стукнули кулаком по груди.

Вырубку мы покидали со стремительностью пробки, известно откуда вылетевшей, постепенно звуки за спиной все стихали и наконец окончательно смолкли. Над вопросом, почему нас вычеркнули из рабочих листов, я не особо и задумывался. Обидно, конечно, что денег меньше получу, но такой поворот внушает надежду, что штурм совсем скоро. Правда… я ж в осаде вообще ни хрена не понимаю. Все познания ограничиваются фильмами, книгами и мутными байками бывалых сослуживцев. Мол, если первым по лестнице ползешь, будь готов в любой момент спрыгивать, на голову может литься смола, жидкий огонь и сыпаться камни, да и в принципе, если ты на лестнице – молись и будь начеку. Если посчастливилось на осадную башню попасть, то тут уж ворон не считай, как можно быстрее себе на парапете зону отвоевывай и будь готов отступать, потому как с первого раза еще никто стену не завоевывал. Нет, были, конечно, и такие случаи, но все они остались в легендах и былинах менестрелей. Ну а коли под стены отправили биться, то здесь только на магов уповай: не удержат щиты – защитники нашпигуют стрелами и будет не разумный, а сущий ежик. Последний вариант и по совместительству самый безнадежный – таран. Говорят, на каждый приступ, а их обычно многие десятки, на пробив отправляют сто человек, не выживает никто. Поэтому к воротам идут лишь легионеры, которые точно не побегут. Предварительно они тянут метку, и те, кому «повезло», получают уже, считай, посмертную награду в десять золотых.

Когда мы вернулись на поляну, то обнаружили мирно сопящего Принца, каким-то чудом наполовину выползшего из палатки. Также у костра сидел Ушастый, что-то самозабвенно втолковывающий Русту. Щуплый, корчась и морщась, слушал, изредка кивая.

– Потому и говорю, что идти надо сегодня, – услышал я окончание монолога. Не сговариваясь, мы с Пило сели в сформировавшийся круг, и эльф, обведя нас взглядом, продолжил: – Тем, кто отсутствовал, сообщаю: служивым подвезли бочонки Лингорского красного, и птичка напела…

Не став дослушивать окончание, я встал и поплелся в палатку, собираясь предаться одному из четырех дел солдата. Если ты не воюешь, то тренируешься, если не тренируешься – пьешь, если не пьешь – спишь. И вот последнее меня прельщало больше всего. Увы, но частый сон стал одним из побочных действий релаксанта.

Забравшись в палатку, стенки которой уже давно превратились в одну большую разноцветную заплатку, я расстелил лежанку, подпихнул под сверток одежду, служившую подушкой, кинжал и подумал, что слишком многое перенял от наставника. Это Добряк страдал подобной пагубной привычкой – закладывать под голову чуть ли не весь имеющийся арсенал. Хотя, наверно, мне еще далеко.

Старший, командующий наемной армии «Пробитый золотой»

Старший пригладил усы, которые он бережно отращивал в течение трех сезонов, стараясь придать им форму длинного полумесяца, что было последним писком моды в Рагосе. Но на днях шебутной братишка чуть не погубил все чаяния, и командующему до сих пор кажется, что он был слишком мягок в выборе наказания. Впрочем, сейчас это не так важно.

– И все же мне кажется, что стоит разделить атаку, – продолжал разглагольствовать один из собравшихся на совете генералов. – Город расположен таким образом, что мы спокойно применим тактику вилки, сократив сроки и потери.

– И как же вы видите наш первый приступ? – устало поинтересовался Часит эл Рисут, ставший маршалом Северного фронта. В том, что взять крепость нахрапом не получится, он был уверен так же твердо, как и в том, что в шатре собрались двенадцать генералов, среди которых затесались два наемника, правда, их можно приравнять к тем же маршалам. Уж очень они были любопытные личности. Сильные, гордые и свободные. Когда-то в детстве Часит мечтал о том, как он соберет свою собственную армию и пойдет добывать славу на полях сражений, но мечты мечтами, а Род Родом.

Бравый генерал, имени которого Старший так и не запомнил, ненадолго задумался, а потом, взяв в руки деревянную указку, начал двигать на карту кубики, обозначающие те или иные войска.

– Как я понимаю, к завтрашнему утру у нас будет три требушета и две башни, что уже весьма немало. Предлагаю два орудия подвести к северной стене и там же сосредоточить пять тысяч легионеров, снабдив их крюками и лестницами. К южной же стене отправим полторы тысячи солдат и наемников. Они под прикрытием магов пойдут по подвезенным башням. Таким образом мы сможем оптимально распределить свои силы, а противник будет вынужден рассредоточить оборону и действовать сразу по двум фронтам. Классика в ее великолепном исполнении!

Генерал закончил и плюхнулся на стул. Маршал нахмурился. План, несомненно, хорош, а учитывая, что в их распоряжении всего две сотни магов и пятьдесят тысяч воинов, так вообще до великолепия соблазнителен. Но классика – это обоюдоострый меч, применяя ее, ты раскрываешь врагу все свои карты. Конечно, Часит в любой момент может вывернуться из положения, применив любой из доступных ему маневров, но так открыто признаваться в своей несостоятельности как тактика или стратега… Славы Роду это точно не принесет, как и не повысит авторитет самого маршала.

– Классика нам не поможет, – покачал головой Рисут и также взял указку. – В Мальгроме по донесениям наших агентов от трех до пяти сотен магов, конечно, они и в подметки не годятся нашим, но не в случае осады, стены крепости уравняют это преимущество. Башни мы, быть может, и подвезем, но за это время их успеют хорошенько обстрелять, если не разрушить. Нет, этот козырь мы попридержим еще как минимум на сезон. К этому времени земля станет тверже, ветра поутихнут. Да и не стоит так надрываться в самом первом приступе. Проведем разведку боем. Отправим таран, один требушет и две тысячи воинов с лестницами и крюками. Нужно хотя бы в общих чертах понять, какими силами располагает противник и какие козыри имеет.

Часит всегда подходил к сражению как к игре, и там и там был лишь один победитель, и маршал собирался выиграть, но выиграть красиво – в самые короткие сроки и с самыми минимальными потерями, а для этого нужно действовать осторожно.

Генералы зашушукались, потом наступил второй этап обсуждений, где детально разбиралась предстоящая операция. Все это время Старший стеклянным взглядом пялился на карту. Наемников сюда пригласили лишь из-за уставной необходимости. Никаких прав они не имели, в разработке плана не участвовали, единственная их обязанность – донести до своих подчиненных детали плана. Нельзя сказать, что Старший был уязвлен таким обращением, нет, ему было глубоко наплевать. Своих ребят он точно сможет уберечь от напрасной гибели, а влезать в тактические диспуты не имеет ни малейшего желания, хоть и видит весьма элегантный способ решения данной задачки. И боги свидетели, если бы у наемника были те же силы, что и служивых, он бы взял Мальгром за сезон, максимум полтора. Вовсе не потому, что он столь умелый полководец, хотя и не без этого, просто у служивых кроме войны на уме еще и политика, а смешивать их…

Диспут только-только перешел к самой жаркой части, а снаружи уже вовсю светили небесные огни. Старший в очередной раз окинул взглядом собравшихся. Некоторые внушали уважение: широкие плечи, уверенные движения, стальные взоры и бесчисленные шрамы. Таких было лишь пятеро, но в них и юродивый признал бы бравых вояк. Остальные явно штабные, дослужившиеся до высоких чинов. Нет, они не были бездарями, а обладали изощренным умом и были сведущи в военном деле. Просто, по мнению Старшего, убивать может лишь тот, кто готов быть убитым, а эти тыловики никогда и на сече-то не бывали, и уважение к ним есть, но его оттеняет толика презрения, а иногда и омерзения. Они отправляют в бой своих людей, но ни разу сами не отбирали чужую жизнь и не рисковали своей, дуэли не в счет. Но самой противоречивой личностью здесь был маршал. Один взгляд на него – и ты точно знаешь, что за последние сорок лет он ничего тяжелее гусиного пера в руках не держал, но в юношестве увлекался фехтованием, причем имел успех. Также Старший знал, что Рисут никогда не выходил на поле боя, в отличие от того же Гийома, но при этом аристократ слыл превосходным тактиком и гениальным стратегом. Войска под его началом всегда несли минимально возможные потери и одерживали победу за победой, но основа этих, безусловно, подвигов не патриотизм, не забота о солдатах, а обычный эгоизм. Вот и думай после такого – уважать или презирать.

Поток мыслей Старшего нарушило внезапное появление в шатре юноши-адъютанта.

– Ваше сиятельство! – гаркнул он, приложив руку к сердцу и вытягиваясь так, будто линейку проглотил. – Срочное донесение – в лагере диверсия!

На секунду в шатре повисло тягостное молчание.

– Что?! – взревел Часит, а толстенная указка, сжимаемая в кулаке, хрустнула и надломилась.

Адъютант съежился, как если бы без плаща попал под ливень, но собрался с духом и продолжил:

– Не ранее как полчаса назад обозники обнаружили пропажу бочонка с Лангосским, доставленного гильдией вестников специально по вашему заказу. В партии имелось пять таких, как только вестники передали груз обозников, была выставлена охрана. Семь легионеров, но все они сейчас отлеживаются у лекарей. Каждый описывает происшедшее по-своему, но одно сходство есть – неизвестные налетчики точно знали, где располагается груз, и являлись умелыми воинами. Они за считанные мгновения вырубили легионеров, замели следы и скрылись в неизвестном направлении. Также была обнаружена записка, прибитая к повозке.

– Текст?!

– Ваше сиятельство, послание сильно испачкано грязью и восстановлению не подлежит. Удалось разобрать всего два слова «Нимия» и «крысы».

– Сукины дети! – прорычал Часит и стукнул кулаком по столу, да так, что у того ножки затрещали.

«Обставили, подонки, – думал маршал. – Это могли быть только Тени, только они. А заказали нимийцы, сделали подлый укол, показывая, что плевать хотели на имперцев, взявших в осаду город. Ну ничего, мы еще посмотрим, мы еще увидим, кто посмеется последним и кто заплачет, когда Часит эл Рисут будет самолично отрезать ему яйца!»

– Лэр Гордокус, – обратился аристократ к генералу. – Так что там с вашей вилкой?

Все это время Старший пытался не показывать вида и вообще сохранять спокойствие, но это удавалось ему с трудом, ведь он точно знал, кто спер бочонок…

Удивительны пути судьбы – если бы не любовь маршала к хорошему алкоголю, то никогда бы в лагере не появились эти злосчастные бочки. Если бы у одного эльфа не оказался знакомый среди вестников, никогда бы наемники не прознали о грузе. Если бы не… Да еще много таких «если бы», но жизнь идет своим чередом, а тысячи случайностей, неувязок и казусов порождают будущее.

Об этом не думал Старший, планировавший, как сначала выпьет с друзьями, а потом срежет с них по десять золотых. Об этом не думали Пило и компания, только-только откупорившие бочонок. Не думал и Принц, недавно проснувшийся и теперь мучившийся кошмарным сушняком. Да и последний из неугомонной пятерки вообще ни о чем не думал, он самозабвенно храпел в своей палатке. И лишь один человек, вернее разумный, смутно догадывался о хитросплетениях старушки-судьбы, но продолжал улыбаться и подставлять кружку под черпак.

Тим

Поутру я встал посвежевший, отдохнувший, и неудивительно, четырнадцатичасовой сон я мог себе позволить только в бытность студентом. Эх, были же деньки-денечки: в понедельник вечеринка, во вторник экзамен, а в среду ты доступен только для подушки и одеяла. Не то что сейчас: побудка, клинки в зубы, солнце еще еле красит небо, а ты уже машешь сталью в воздухе. Хотя, надо признать, я уже привык, и прошлый образ жизни кажется мне слегка тусклым, как будто ненастоящим, неживым.

Засунув в зубы палочку, заменявшую зубную щетку, и вытянув колбочку с белым порошком, я выбрался наружу. Если верить солнцу, а не верить ему у меня причин нет, то сейчас что-то около одиннадцати часов, м-да, прямо-таки царский сон. На поляне уже вовсю… А чем они там занимаются?

– А что это вы делаете? – недоуменно поинтересовался я у своих друзей, которые безвольными кулями лежали в упоре лежа.

– Отбывают наказание, – ответил Старший, ковырявший кинжалом в зубах.

– За что?

– Государственная тайна, но могу рассказать тебе, чего не было. Вчера никто не ползал в тыл, не тырил бочки, и вчера совершенно случайно никто не придвинул начало штурма.

– О как, – выдал я.

Тут где-то с земли раздался стон, полный боли и призыва. Как ни странно, это был Пило, самый стойкий из нас, но и его сломил то ли зеленый змий, то ли истязания брата, от которого тоже неслабо несло перегаром.

– С-сп-паси-и-и-и, – с придыханием прошептал товарищ.

Я только брезгливо сморщился, сами виноваты. Для начала в том, что в очередной раз попались, учил я их учил, а толку чуть, не оправдывают ожиданий. И я их действительно учил, преподавал основы скрыта и теорию проникновения во вражеский лагерь. Так, ничего конкретного, но это повышало наши шансы на выживание, все же нас зачастую использовали как диверсантов, а не как разведчиков.

Я уже было собрался проигнорировать мольбу Младшего и отправиться к бочке с водой, как наткнулся на полный надежды взгляд Руста. Эх, да кто я такой, чтобы судить их? Сколько раз меня Добряк чуть ли не за руку ловил.

– А когда на приступ пойдем? – как бы невзначай спросил я у командующего.

– Этой ночью.

Признаюсь, не ожидал такого и поэтому испытал двойственные эмоции – страх и предвкушение. Все, крыша поехала окончательно, записывайте меня в адреналиновые маньяки, я теперь их крови. Конечно, меня радует перспектива награбить и свалить, но, опять же, я еще ни разу не участвовал в осаде и почувствовал себя желторотым духом, у которого руки дрожат перед первым боем. А был я им не так уж и давно, чуть меньше года назад, под Борсом.

– Так если ночью пойдем, то чего ты ребят мордуешь? Или сегодня без нас справятся?

– Куда там без нас, – отмахнулся Старший и задвинул кинжал за голенище. – Нас же в первую волну и поставят. Будем южную стену брать. А эти… да демоны с ними, думал жалование порезать, но тут така-а-ая наглость. Ладно, топайте себе. И чтобы до срока я про вас вообще не вспоминал!

Старший встал и, закинув руки за голову, потопал куда-то по своим делам. Пило и компания тоже попыталась встать, но окончательно уверившись в бесплодности подобных попыток, поползли к палаткам. Хмыкнув и посочувствовав Самберу (ему досталось больше всех: сначала веселая травка, потом попойка, а под конец гнев Старшего, да-а-а-а, такому ассорти точно не позавидуешь), я зашагал к местному умывальнику.

Без понятия, кто придумал подобную систему, но он был просто гением. Ведь раньше как было: если хочешь сполоснуться, чапай себе до ближайшего водоема. А теперь технологии продвинулись вперед и в лагерях стоят бочки с водой и хитрым артефактом, который охлаждает и очищает жидкость. Артефакт стоил слишком много, чтобы его использовали в промышленных масштабах, но в таких вот нуждах – спокойно. Так что умыться можно было в любой момент.

Побрившись (да-да, теперь у Ройса растет щетина) и почистив зубы, я закинул на плечо полотенце (обычную, но чистую тряпку) и вернулся на стоянку. На мгновение мне показалось, что к нам заехала столичная опера, но нет, это друзья устроили концерт по заявкам, и их стоны можно было даже на тональности разложить. Закинув мыльные принадлежности в палатки и одевшись, я прогулялся до обозников и выторговал у них щит. Выложил семь серебрушек за доску, обитую железом, – воровство, что еще тут можно сказать, но выбирать не приходится. В лагере я с полчаса потренировал, повспоминал тактику сражения, когда в твоей руке короткий клинок и х… реновый щит. Вроде все просто – прикрылся, ударил, толкнул, прикрылся, ударил и так, пока не победишь или пока не убьют. Удостоверившись в том, что сумею выдержать хотя бы первые полчаса рубки, я положил свое оружие около палатки и лег на траву. Сегодня глотать релаксант не имеет смысла, иначе буду смертельно медлителен во время осады, так что пришлось бороться с нервами другим способом – нырком в подсознание, где кроме энергоканалов и источника ничего не было. Вот так, предаваясь медитациям, я дождался громкого «Гу-у-у-у-ум», это зазвучали трубы, знаменуя собой начало штурма.

Вопреки ожиданиям никакой скрытности, да и какая речь может быть о скрытности, когда с треском, под лошадиное ржание и брань магов везут требушеты и башни. Единственный плюс ночного покрова – это сбитый прицел у защитников, если так можно выражаться в реалиях Ангадора.

Резко вскочив на ноги, я стал лихорадочно собираться, то же самое делали и остальные. Мы как один затягивали ремешки на поножах, поправляли кольчуги под латами и затягивали ремешки на наручах. Помня науку, я заранее взял длинный лоскут ткани и с помощью левой руки и зубов привязал клинок к руке, теперь не выскользнет. Многие обходились плотными шнурками, но я по указке Пило, а ему в таких вопросах я доверял как себе, использовал только ткань. Последним штрихом стал шлем с решетчатым забралом и щит, давящим грузом легший на левую руку.

– Оттов? – донеслось от соседа.

– Забрало подними.

Принц дугой щита приподнял «воротник» и облегченно вздохнул.

– Так лучше.

Я только хмыкнул, а сзади кто-то засмеялся, как нетрудно догадаться, это подоспели остальные.

– Эх, совсем пропал наш Зануда, – трагично произнес эльф. – Где тот птенчик, представший перед нами на неровной дороге? Еще год назад у него коленки дрожали при виде кухонного ножа, а сейчас смотрите – по бабам бегает, пьет, что твой гном, Пило под орех разделывает, а теперь еще и новобранцев поучает. Что же будет дальше?

Усмехнувшись, я принял вид победителя турнира. Выпрямился, горделиво вздернул подбородок и отсалютовал мечом.

– Уважать и бояться, – надменно произнес я девиз одного из Родов, какого – не помню. И тут до меня дошел смысл последней фразы… – А до «дальше» дожить надо.

– Это правильно, это правильно, – покивал эльф и практически одними губами добавил: – Передавай привет нашим.

Под «нашими» он, естественно, имел в виду Молчуна и Колдунью, а вот почему такая таинственность? Все вроде знали, что я уйду, как выйдет срок контракта, но при этом не теряли надежды, что смогут уломать меня остаться еще на годик. Так и получилось, что эта тема оказалась под своеобразным табу.

– Ну, – вклинился Пило и эфесом опустил забрало. – Хвиули.

– Чего?

Младший покачал головой, потом постучал себя по щиту и указал мечом в сторону формирующейся колонны.

– Так бы и сказал, – возмутился я и тоже опустил «воротник». – А хо хвиули хвиули, хфо шо расхерёт.

Мы засмеялись, а учитывая, что звук, выходящий из-под этих жестяных банок, жутко искажался, то картина получилась весьма сюрреалистичная. Но, так или иначе, пришлось шевелить ногами и вставать в строй. В этот раз нам повезло больше. В башню входит непрерывный поток, один ряд – пять человек, мы стояли в шестом ряду.

И вот только представьте себе: стоите вы себе на парапете шириной метра два, а прямо к стене подъезжает эдакая махина высотой с пяти-семиэтажный дом. Вокруг крики, суета, предположительное место высадки обливают водой, чтобы крепления к зубцам сложнее закрепить было. Арбалетчики спускают тетиву, дикий свист бьет по ушам, а мгновение спустя черное облако накрывает деревянного гиганта, но лишь десяток болтов пробивают щиты магов и единицы проходят через толщу древесины. Теперь по ушам уже бьют чужие крики, хотя это, скорее, сладостная музыка, тонкая мелодия стонов умирающих врагов. Мгновение спустя в стене башни открывается специальный люк и оттуда сбрасывают тела погибших – ни в коем случае нельзя заливать кровью покатую бревенчатую лестницу, и уж тем более оставлять трупы загораживать проход.

Вы крепче сжимаете клинок и проверяете крепления щита, башня уже совсем близко. Арбалетчики, уперев свои смертоносные механизмы в пол, натягивают тетиву, укладывают в желобок длинный цельнометаллический брусок, и снова в небо взвивается черная туча. В этот раз седой жнец собирает в свой мешок душ много больше жертв. Открываются люки, и вместо двух-трех разумных на землю сыплется град из мертвецов. Арбалетчики лихорадочно взводят дуги, но вместо одной большой тучи в стремительно приближающуюся махину попадают лишь единичные выстрелы. И тут драконьей пастью разевается «рот» башни. На зубцы падает мост и тут же крепится массивными чугунными крюками. Десяток защитников, схватив молоты, пытаются сбить крепления, но у них ничего не выходит и их закалывает первая пятерка имперцев.

Ваш меч дрожит, в ногах легкая слабость, а щит будто гуляет по корпусу, ища самое уязвимое место, которое следует прикрыть в первую очередь. На мгновение вы инстинктивно останавливаете его в зоне паха, но тут же встаете боком и приподнимаете его на уровень забрала. Стена – это многие метры в высоту и несколько километров в длину, но ширина парапета лишь два метра, и одновременно стоять там может лишь два человека. А захватчики сыплются из деревянного чудовища, как осы из роя, кажется, что им нет конца. Воздух влажен от крови, в ноздри бьет резкий запах аммиака, а со стены в обе стороны падают мертвые и умирающие. Шаг за шагом вы приближаетесь к очагу рубки. Имперцы уже захватили площадь диаметром в десять метров, и теперь у зубцов стоит двадцать противников, но окружить их, да что там, просто подойти невозможно, слишком мало места. И тут у башни снова открываются люки, но вместо мертвых тел оттуда выглядывают сверкающие во тьме, начищенные до блеска головки арбалетов. В воздухе снова свист, и вот пронзенными падают уже защитники. Вы все ближе к очагу сражения, из-за спин союзников уже видны алые всполохи, и кожей ощущается близость к смерти. Сердце бешено стучит, по лбу катятся градины пота и, падая на глаза, застилают взор.

Вдруг где-то за спиной слышится протяжный скрип, вы оборачиваетесь, чтобы посмотреть, что же там, но видите лишь второе чудовище, а из него уже выпрыгивают пятерки солдат. В душе поднимается ярость. Впереди враг, позади враг, по бокам лишь пропасть и ничего более, до ближайшего спуска метров сто. Время замедляет свой ход, больше нет струек крови, вместо них в воздухе замирают алые капли, больше смахивающие на молодые вишенки. Звуки затихают, единственное, что вы слышите, – это свое частое дыхание; единственное, что чувствуете, – это как латная перчатка сжимает эфес меча, обмотанный добротной кожей; единственное, о чем думаете – как погрузить в тело ненавистного врага голодную сталь.

Наконец два товарища, стоящие перед вами, пробивают тонкую брешь в кольце противника, но тут же падают замертво. Перед вами, как колосс перед портом, поднимается исполинская фигура. Боги, это не человек! Демон или великан вступил на парапет, чтобы забрать вашу душу. Его меч велик, как язык василиска, щит огромен, как Харпудов Пик, в красных глазах застыло предвкушение смерти, ярость битвы уже давно захватила высокого имперца, и она же поднимается в вашей душе. Меч больше не дрожит, щит застыл, готовый в любой миг отразить смертельную атаку, вы наступаете на противника. Удар, он прикрывается щитом и делает шаг вперед, вам приходится сменить стойку и отступить. И этот шаг решает все, время восстанавливает свой бег, возвращаются звуки, слышно, как кричат союзники, захлебываясь собственной кровью, – это страшная мелодия. Слышно, как противник вопит, падая со стены, – это сладкая мелодия. Неповторимая и неудержимая симфония смерти захватывает разум, она проникает в душу, выжигая все без остатка, оставляя лишь одно – жажду битвы. Просыпаются древние инстинкты, падают хрустальные замки досужих мечтаний, забиваются в угол праздные желания. Любовь, вера, похоть, алчность – все это становится неважно, только одного вы желаете больше всего: пронзить врага, насладиться его отчаянием и рубить, рубить, пока небо не окрасится в алые цвета. Из недр духа, из глубин легких поднимается крик, нет, страшный рык первозданного зверя, разум отказывается понимать творящееся безумие, его заменяет зверь, до поры спящий в каждом создании.