Текст книги "Колдун. Чужое сердце"

– Хорошие, – хмыкнул гном, делая очередной взмах. – Не наши, но и не имперские. Надо полагать, привезены с земель, лежащих за Бескрайними песками?

– Да, – не стал врать я.

– Есть там умельцы, – как в пустоту, произнес бородач. – Подходящего доспеха у меня нет.

Дела-а-а. Чтобы гном расписался в своей некомпетентности?

– Но, – чего и следовало ожидать, сейчас начнет цену заламывать. – Сезонов девять назад глава одного из Родов заказал в нашей гильдии комплекты амуниции для охоты на крупного зверя.

Тут полурослик щелкнул пальцами, и в помещении появился подмастерье. Он был несколько короче своего сородича и не столь бородат. Интересно, а у них дети рождаются уже с этим украшением или приобретают его одновременно с возможностью ковать? В руках ученик держал нечто похожее на куртку-защиту для мотоциклистов. По рукам шли складки, а спина покрыта ребристыми узелками. Видно, там что-то тщательно вшивали.

– Вот, – гном выхватил куртку и разложил на прилавке, – кожа болотного змея из диких земель, на холоде не потрескается, а скользящий удар меча не оставит даже царапины. Вставки по спине, предплечьям и плечам сделаны из высококачественной стали, – мастер понизил голос и продолжил уже шепотом: – С добавлением растертого когтя дракона.

Младший все это время стоял за нашими спинами и откровенно пялился на висящий под самым потолком длинный бастард. Не понимаю я этой страсти к прямым мечам. Сабля куда удобнее, выпад, конечно, не такой сильный и точный, но зато маневра для защиты и контратаки куда больше.

– И сколько это стоит? – деловито спросил я.

– Да как можно, – картинно возмутился мастер. Ну, понеслась… – Даже не посмотрю на материалы, но сама работа. Вы только поглядите – на изделии не видно ни одного шва. И сами вставки, да они пластичны, как свежая бумага! А с какой душой все это было сделано! Не меньше шестидесяти!

Услышав названную сумму, я подобрался и перешел на гномий. Это был один из трех языков, на котором я мог свободно изъясняться, все-таки только на этом языке были самые хлесткие ругательства. Одно из них я опробовал в таверне у Шрама.

– Благородный мастер! – Как только по таверне пронеслись первые грубоватые звуки, Младший перестал дышать. Бородач тоже удивился, но виду не подал. – Как же вы можете так очернять своих собратьев? Разве можно вложить душу в изделие, сделанное по заказу? Нет, такое может подарить только истинное вдохновение!

– Слова твои мудры. Но не стоит пустословить. Наши мастера всегда вкладывают свою душу в молот, и поэтому наши доспехи и оружие крепки и надежны!

– С этим сложно поспорить. – Я скрестил руки на груди и напряг извилины: раз уж начал торг, отступать нельзя – перестанут уважать. – Тогда скажи мне, мастер, кому ты продаешь свои изделия?

– Чаще воинам, реже сторонним покупателям.

– Вот! И сейчас ты видишь перед собой двух воинов, отправляющихся на поле брани.

– И что? – не понял гном.

– Послушай, мастер. Империя воюет, и мы, ее верные сыновья, складываем свои головы на полях сражений. Но только представь, что падет последний муж, и на эти прекрасные земли ступят нимийцы.

– Торговать можно со всеми. – Бородач казался самой невозмутимостью, но я только начал.

– Это так. Но ты торгуешь с нами уже многие годы. Разве это не говорит о том, что между нашими народами сложились дружественные отношения? Ваши отпрыски учатся в нашей академии, ваша гильдия не платит пошлину на ввоз материалов. Но можешь ли ты утверждать, что все сохранится на своих местах, когда падет император, а на трон сядет король варваров? Разве можешь ты предать дружбу двух народов? Задумайся о том, что, возможно, эта куртка решит исход сражения. А где победа в сражениях, там и победа в войне. Пятьдесят золотых!

Полурослик задумался, а у меня появилась возможность перевести дыхание и размять язык. Все-таки наречие подгорного народа обладает очень грубым и резким звучанием, что весьма непривычно.

– Я услышал тебя, – сказал мастер. – Я уважаю дружбу наших народов и уважаю воинов. Независимо от роста и длины бороды, каждый солдат достоин почитания. Пятьдесят пять золотых!

– Но…

Торговались мы еще примерно час, и в итоге я сбил цену до сорока девяти золотых. Забрав куртку, которая села как влитая, я раскланялся с гномом по имени Дирхид и покинул лавку. Карман больше ничто не оттягивало, все деньги, полученные от выполненного заказа, ушли в новое дело. Во всяком случае, я надеялся, что разорился не впустую и получу с войны больше, много больше. Младший же, еле оторвавшись от лицезрения бастарда, который стоил почти сотню полновесных, семенил рядышком и жадно пожирал глазами мою обновку. Что поделать, у него, как оказалось, имелся только простенький латный доспех, собственно, именно такой вид брони был самым распространенным как среди обычных солдат, так и у наемников. Правда, теперь мне придется стрельнуть у обозников какую-нибудь кольчужку, надеюсь, никто против не будет. В крайнем случае сниму с нимийцев.

На Сантос уже спустилась ночь. Работники зажгли фонари, и улицы превратились в театр теней. Закинув руки за голову, я уставился на звезды. Каждый раз, когда небо искрилось мириадами светлячков, я думал о доме. Может, где-то там есть такая маленькая синяя планетка, где сейчас под толстым слоем земли в деревянном макинтоше гниет тело беззаботного студента. Вспоминает ли кто о нем, или все уже забыли, закрутившись в лихорадке той, беспорядочной жизни?

– Эй, – помахал перед моим лицом Младший. – Ты меня вообще слушаешь?

– Мм-м, – промычал я в ответ. – Прости, задумался.

– Бывает. Ладненько, ты со мной?

– Куда?

Наемник картинно вздохнул и развел руками.

– Говорил же. Традиция у меня есть, перед походом обязательно в бордель! Ты как?

Эх, где ж ты был этим утром или на крайний случай днем?

– Давай-ка ты без меня, – покачал я головой. – У меня такое впечатление, что я уже столетие не спал.

– Ну как знаешь.

И на следующем повороте Младший нырнул в переулок и скрылся в ночной мгле. Я же не спеша поплелся в сторону постоялого двора. Если честно, то мысль о посещении публичного заведения сильно меня зацепила, но отказался я по двум причинам – деньги и усталость. Все-таки сегодня был просто сумасшедший день, да еще эти выкрутасы с клинками… Удивительно, что я вообще на ногах стою.

Звезды все так же ярко сияли, когда я открыл скрипящую дверь самой дешевой таверны, кинул десять медяков на «ресепшен» и поднялся на второй этаж. Не раздеваясь, я плюхнулся на пыльную кровать и с наслаждением потянулся. А теперь можно и спа-а-а-а-ать.

Глава 6
Деревня

– Плюх! – таким незамысловатым сигналом речка оповестила меня о том, что маневр снова не удался.

Встав и отряхнувшись, как собака, я вышел на берег. На небольшой полянке местами виднелись участки с вырванной травой, где-то зияли длинные борозды, а некоторые низенькие деревья начисто лишились веток. Вот такие последствия у моих тренировок. Опустив клинки, я завалился в тени еле живого куста. Кажется, в него я уже падал разок-два, а может, и все двадцать. Уже сезон стоим лагерем под Борсом, а армия все подходит. Хорошо хоть, Старший выбил нам одну деревеньку и солдаты сюда носа не кажут. Как-то попытались, но им все толково объяснили, а в качестве контрибуции потребовали несколько бочонков дерьмового вина (у солдатни другого и нет) и пару гулящих девок, что уже было неслабым ударом.

Вообще меня поражали местные особы легкого поведения. За каждой тысячей вместе с обозниками следовал караван из нескольких десятков шлюх. Когда я в первый раз увидел этот «хвост», то долго стоял с открытой челюстью: мне как-то всегда казалось, что на войне зарабатывают только армия, торговцы и мародеры, но оказывается – нет. Впрочем, когда Младший потащил меня к этим представительницам прекрасного пола, то, еле вырвавшись из цепких лапок, я еще декаду мучился кошмарами. Даже те леди, которые посещали опочивальню Ози, были по сравнению с этими ночными бабочками просто аватарами Афродиты.

Самая красивая и дорогая, в прямом смысле этого слова, солдатская жена имела кривой длинный нос, пальцы, больше пригодные для мытья пробирок, короткие ноги, живот со складками, уф, дальше и перечислять сложно. Короче, можно смотаться на какой-нибудь пляжик Геленджика или Сочи, там таких вроде много. Ну, это так, для тех, у кого психика устойчивая. Я же больше из лагеря не высовываюсь. Хотя и здесь тоже ловить нечего. Крестьянки, хоть и поопрятнее, но для человека, выросшего с совсем другими идеалами, такие особы тоже не очень подходят. Впрочем, может, кому и нравятся крепко сбитые, с мозолистыми руками, настоящие бабищи. Я же каждый раз, когда собирается веселая компашка подвыпивших наемников, прячусь в палатке у Колдуньи. Уж лучше мокнуть на тренировках магического дара, чем… Да лучше и не думать о «чем».

Солнце, выглянув из-за тучи, отправило лучик прямо мне в глаз, удачно миновав защитную, но слегка ободранную листу куста. Пришлось менять дислокацию. В последнее время этот маленький пятачок земли стал мне роднее Добряковского плаца. Сколько раз я пытался отработать технику шага, но все оканчивалось либо громким «плюх» (иногда бывало и «тресь»), но в деревья я, конечно, старался не попадать, реже «вьюх» – это, запнувшись, я летел, раскинув руки, аки орел молодой.

Да-а. Техника трех шагов. Ну, это я ее так назвал, вроде видел подобное обзывательство в одном из многочисленных восточных боевиков. Суть все же одна, а учить длинное и пафосное наименование, откровенно говоря, в лом. Казалось бы, чего сложного использовать ускорение, а потом на миг остановить сердце, заставить замереть каждый мускул тела и, развернувшись на девяносто градусов, продолжить ускорение. Но нет, третья ступень скрыта оставила на моем теле парочку шрамов, мириады синяков, однако даваться не хотела. Когда с сезон назад я осилил серфера, то мне показалось, что всё – все дороги открыты и я теперь великий, могучий, всесильный и прихожусь отцом некоему Люку, но фиг и ныне там. Шаги не шли ни в какую: то я не успевал остановить сердце, то останавливал его на слишком длительный период, рискуя распрощаться с жизнью, чаще всего просто не получалось запустить ускорение. Ведь остановив мышечный ритм, не так уж просто взвинтить его с нуля. Так что каждый вечер я возвращался в лагерь уставшим, злым и неадекватным. А если быть честным до конца, то до лагеря я тупо полз и поэтому, завалившись на импровизированный спальник, не горел желанием вести светские беседы. Сначала команда Младшего обижалась, но когда Колдунья отвесила каждому по звучному подзатыльнику, то народ стал смотреть на мои выкрутасы косо, но молча, что, конечно, радовало.

Еще раз оглядев самопальный полигон, я закинул на плечо рубашку и отправился на обед. Тренировка тренировкой, а раз уж подписался кормить команду, то подводить товарищей западло. Впрочем, для полноты картины стоит вернуться на три с половиной сезона назад. Вроде еще стоит упомянуть, что в те весьма бородатые времена трава была зеленее, погода теплее, а девушки честнее. Наверное, так оно и было. Хотя, скорее всего, зависит это не от эфемерного понятия «время», а от близости к столице. Здесь, в приграничье, нравы были лихие, если не сказать – дикие.

На следующее утро мы покинули столицу и я впервые оказался среди такого скопления народа. Армия наемников насчитывала добрых четыре тысячи человек, и это не считая обозников, лошадей, мастеровых и прочей шушеры. Когда мы появились в лагере, то в нос сразу ударил целый букет разнообразных ароматов, и среди прочих явно выделялось два – запах пота и навоза. Благо я человек не брезгливый и уже минут через десять попривык. Кстати, мне относительно повезло, это я про то, что попал в команду к Младшему.

Наемники имели четкую структуру – десяток, сотня, полк – пять с половиной сотен, тысяча и, собственно, все. Почему же повезло? Ну если вы помните отцовские рассказы про армию времен, когда в ходу были деды, черпаки, духи и прочее, то поймете и без дополнительных описаний. Для тех же, кто не в курсе, – здесь царствовала дедовщина. Причем достигая своего апогея. Оно и понятно – служили-то не государевы люди, а в большинстве своем беглое отребье: кого жизнь заставила, кто просто по сути своей лихой, а кому деньги нужны. И в десятках, где главными стояли сержанты, отношения были таковы – сержант сказал, дед рассказал, черпак (в данном случае наемник, прошедший хотя бы одну битву) посоветовал, дух выполнил. Прямо как по учебнику. Но, несмотря на такие отношения, дисциплина была железной, а за малейшую провинность никакого расшаркивания, трех предупреждений или еще чего-то, сразу в зубы, обычно даже не снимая латную перчатку.

А я угодил во что-то вроде вневедомственного подразделения, где главным оказался Младший, и подчинялись мы исключительно ему, а он – только Старшему. В отряде насчитывалось пять разумных, с которыми я познакомился на первом же привале. Первым представился Молчун. Кстати, имена тут были не в ходу, каждый имел кличку, и обусловлено это тем, что многих среди наемников разыскивали здешние госслужбы. Молчун оказался представителем северных варваров, обладал физиономией, схожей с кирпичом, ростом под два двадцать, руками, больше похожими на трубы, и непомерным животом, который можно смело использовать вместо тарана. Вопреки ожиданиям Молчун был на редкость добродушным малым, часто улыбался и говорил исключительно в моменты, когда на какой-нибудь горе свистел очередной не совсем нормальный рак. Отвечал этот «малый» за стряпню, но об этом позже. Сражался варвар огромной палицей, и орудовал он ею столь быстро, что в жару его можно было использовать вместо вентилятора.

Вторым представился Щуплый, как можно догадаться – не очень высокий, худощавый проныра, способный метнуть за раз восемь кинжалов, по четыре с каждой руки, и в этом искусстве с ним не поспорил бы даже Добряк. В принципе Щуплый был веселым малым, эдаким балагуром-затейником, без него не проходила ни одна пьянка, поход по бабам или очередная армейская шутка, заканчивающаяся чьими-то выбитыми зубами или сломанной челюстью.

Самой колоритной личностью оказался Ушастик. Вечно тормозящий эльф. Стрелял он отменно, но вот скорость его мысли иногда поражала, мне казалось, что он нарочно придуривается и строит из себя туповатого малого. Правда, стоило ему выпить, а пьянел он буквально с одного глотка даже самого слабого вина, то ушастого тянуло пофилософствовать, и вот тут его маска спадала. Такими загибами не выражаются даже преподаватели в университетах. Первые два раза мне было интересно его слушать, потом скучно, сейчас же, когда эльф прикладывается к бурдюку, я вместе со всеми натужно вздыхаю, пытаясь отвлечься от бесконечного трепа.

Спасение я нашел в занятиях с Колдуньей. Как в целом симпатичная женщина оказалась в обществе часто немытых, грубых и пошлых вояк? Во-первых, она весьма неслабый малефик, а во-вторых, я бы не советовал к ней прикасаться. Я не силен в психологии, но по недомолвкам и неловким ситуациям понятно, что когда-то магиню постигла та же участь, что и сестру Ройса. Вот только девушка не сломалась, а что стало с ее обидчиками, об этом даже думать вредно. Как-то раз девушка (или все же женщина) продемонстрировала мне свое умение. Здоровой дуб за пару минут превратился в трухлявую развалину, а еще через час был развеян по ветру мелкой крошкой. И обучать она меня взялась только благодаря стряпне варвара.

Он у нас был кем-то вроде штатного повара, но после трех подгорелых каш, одного загубленного супа и нескольких неудавшихся шашлыков я сам взялся за это нелегкое дело. Пять лет жизни в лесу и несколько затрещин от Добряка научили меня всем премудростям обращения с пищей. Отправив Пило (он же Младший – имена были раскрыты через сезон, когда мне стали доверять) в деревню за приправам и корешками, я решительно отобрал котелок и поварешку из рук Тиста-Молчуна. В итоге через полчаса, мы наслаждались прекрасной мясной кашей, а по лагерю распространялся прекрасный аромат. Сбежавшиеся на запах наемники получили по мордасам и были вынуждены отступить. От радости Нейла-Колдунья заявила, что готова всю жизнь есть исключительно пищу, приготовленную Занудой, то есть мной. Отряд поддержал и выдвинул меня на почетную должность повара. Но я был бы не я, если бы чего-нибудь с этого не поимел. Согласившись на роль кашевара, я выдвинул ультиматум, по которому магиня должна была взяться за мое обучение. Она некоторое время отпиралась, мол, сложно это, опасно и вообще – шуруй в академию, но я был непреклонен, и в конце концов она сдалась. И вот уже два сезона по часу в день я провожу в ее палатке, учась обращаться к дару. О, это оказалось совсем непросто! Скотина под названием «дар» махала передо мной хвостом, но в руки не давалась. Каждый раз во время медитаций я натыкался на плотную стену, и пробиться мне пока не удавалось.

Вот, пожалуй, и все, что с нами произошло за три сезона. Иногда Старший отправлял отряд на разведку, но возвращались мы ни с чем. Нимийцы так же стояли лагерем на своей территории на десяток километров южнее Борса и носа не казали. Чего они ждали – неясно, как, впрочем, непонятно, чего ждали наши. Армии все подтягивали и подтягивали, крепость уже окружили добрых сто двадцать тысяч солдат, из которых примерно двадцать были наемниками. Ах да, отдельным лагерем стояли пятьдесят боевых магов. Однажды я обратился к Нейле с вопросом, почему она не отправится служить вместе с остальными волшебниками, но она только улыбнулась и рассказала мне великую тайну. Оказалось, что прозвище Колдунья она получила не просто так, а за дальнее родство с шестым, проклятым Родом. Когда же я, удивившись, поинтересовался, как все это связанно, то Руст-Щуплый, так же удивившись, спросил, не пугали ли меня в детстве страшными историями про темных колдунов? Пришлось ответить, что пугать было некому. Тогда магиня и поведала историю о том, что в давние времена колдунами называли себя все шестые, и вкладывали в это слово какой-то свой, особый смысл. Покрутив пальцем у виска, я тогда отправился на свою полянку и не придал особого значения подобным предубеждениям, а зря.

Декады три назад мы возвращались из очередного похода по окрестным деревенькам, по пути лошадь Нейлы сломала ногу, и животинку пришлось прибить. По странному стечению обстоятельств магиня забралась на моего скакуна и, чтобы не свалиться, была вынуждена обвить меня руками, а я молился всем богам, чтобы она не сорвалась, так как слышал скрежет зубов, а чувство опасности не переставало давить на голову ледяным обручем. И надо ж было судьбе так посмеяться – прямо на нас выехал десяток легионеров в сопровождении двух магов, и последние знали о нашей леди. Понятное дело – посыпались насмешки и обзывательства, мы были вынуждены молча сносить все эти оскорбления, поднять руку на государевых людей – это значит подставить всех, кто приписан к «Пробитому золотому». Все испортил какой-то солдатик. Слухи разносятся быстрее ветра, и многие, наверное, почти все, кто стоял в окрестностях, знали, что я часто бываю в палатке у Нейлы. Вот и служивый в запале выкрикнул что-то вроде «приписная шлюха». Колдунья сорвалась, меньше чем за мгновение двух магов постигла участь дуба, а легионеров пришлось резать нам. Тогда я впервые чуть не обломал зубы, благо Молчун оказался рядом и припечатал латника своей палочкой. Пило долго меня распекал, а я только стоял и смотрел на свою грудь, которую чуть не пронзил вражеский клинок. Не привык я сражаться с противником, тело которого покрыто железом. Пришлось повиниться и взять пару уроков у Младшего, благо тот не отказал. Тела мы схоронили, Нейла подчистила какие-то там «остаточные фоны», и в лагерь мы вернулись смурные и недружелюбные, что и проверили на собственной шкуре несколько особо наглых наемников, рискнувших спереть у нас крупу. На следующее утро нас вызвал Старший и отправил в трехдневный дозор, цель задания была проста – найти следы вражеских диверсантов, укокошивших нескольких магов и солдат. Понятное дело, что эти три дня мы провели с пользой – вдоволь накупались, позагорали да вообще отдохнули душой и телом. Угрызения совести меня не мучили, а если бы я знал будущее, то, скорее всего, уже больше никогда бы не вспоминал это слово. Не знаю, как на Земле, там я был замкнут в своем бережно созданном мирке, но на Ангадоре обращение к морали, совести или прочим атрибутам цивилизованного человека означает скорое пьянство, смерть или сумасшествие…

Солнце все так же нещадно палило, и в лагере царил настоящий ад. Все что-то делали, куда-то бежали, звучала брань, гремели приказы. То тут, то там мелькали белые купола шатров. Ржали лошади, и по ушам долбил лязг металла. Проходя через лабиринт лагерей, я то и дело слышал обрывки чужих разговоров.

– Когда же мы ударим по нимийцам?

– А сиськи у ней во-о-от такие, а жопа…

– Вот ты ж, опять подгорела.

– Где мой сапог? Сапог куда подевали?! Демоны, одно ворье!

– Кидай кости, ставлю пять медяков!

– Да держи ты ее! Держи, отродье скилса! Ты что, лошади испугался?

– Лэр сержант, приказ выполнен.

– Да? А почему дуга скрипит?

– Не имею знать, лэр сержант!

– Ах, не имею знать? Н-на!

Бедняге не повезло, десятник, или по-другому сержант, как обычно, не снял бронь с руки, в итоге дух пролетел с два метра, обильно оросив кровью стоявший напротив шатер. Кажись, парнишке совсем не фартит, за такое ему влетит еще больше, да и палатку чужую придется выстирать, снося все смешки и ругательства. Оставив за спиной суетный гул, я миновал маленькою рощицу и оказался на нашей вырубке, которую мы делили со штабом. Старший, чтоб его подняло и гепнуло, после того как мы в поте лица срубили деревья и обустроили лагерь, привел сюда своих генералов четыре штуки и полковников восемь штук. Со словами «вырубка большая, все поместимся», он нас потеснил и раскинул свой огроменный шатер. Рядышком обустроились старшие офицеры. Так что теперь на вырубке стояла дюжина здоровенных палаток и пятерка поменьше. Никто на это внимания не обращал, нашу команду вообще держали за особое подразделение, поэтому я и говорю, что мне неслабо повезло оказаться в группе Пило.

Добравшись до своего «угла», я скинул пропахшую потом одежду и стал шуровать в палатке, ища сменную.

– Долго будешь голой задницей сверкать? – спросили рядом.

– Не нравится?

– Не-а. Она у тебя тощая какая-то.

Обернувшись, я увидел улыбающуюся Нейлу. Когда она не колдует, то выглядит просто сногсшибательно: рубашка с глубоким вырезом и обтягивающие штаны подчеркивают все изгибы тела, и образ не портят даже короткостриженые волосы. Не спеша одеваясь, я отметил на себе пристальный взгляд магини, вот только грезить о чем-либо мне было не суждено. Осматривала она меня исключительно с «научной» точки зрения, совсем недавно мне на плече выбили татуировку отряда. Теперь я обладал черным золотым, в центре которого красовалась ухмыляющаяся рожица, и если первое было отличительным знаком армии, то второе – уже выдумка Младшего. Эти метки делали для того, чтобы, когда после битвы останутся трупы, было проще определить, кто есть кто. Так что магиня сейчас осматривала меня, ища признаки воспаления или еще каких ненужных, но возможных последствий.

– Ну, извиняй, – развел я руками, отчего портки полетели вниз, как-то я похудел на казенных харчах. Напялив штаны и подпоясавшись, продолжил: – Иди вон к Молчуну, он-то уж точно всем твоим запросам отвечает.

Появившийся рядом варвар отвесил мне подзатыльник, в голове как колокол прозвенел. Дождавшись, пока земля и небо придут в равновесие, я возмутился:

– За что?

Но Молчун был, как всегда, немногословен. Продемонстрировав свой кулак, больше похожий на отколовшуюся скальную глыбу, он отправился в сторону шатра Старшего.

– Видимо, он не согласен, – сказала Колдунья.

Иногда говорят, что мужчины в этих вопросах непроницательны. Боги, как же все ошибаются! В большинстве своем непроницательны женщины, особенно такие, как Нейла.

– Пойдем уже. – Магиня помогла мне подняться, и мы потопали за северянином. – Только тебя и дожидаемся.

– Это ты меня так засмущать хочешь?

– Ну да, а то тебя смутишь.

Вот так, беззаботно пререкаясь и перебрасываясь колкостями, мы и оказались в шатре главного. Здесь уже собрались все, в том числе и мой непосредственный начальник, который сейчас получал очередной нагоняй от своего братца. Вроде как они вчера со Щуплым решили пощипать обозников и тиснули у них пару окороков. Ни о чем не спрашивая, я приготовил знатный ужин, к которому, если мне не изменяет память, присоединились и сами лэры командующие. А вот теперь обжора, умявший почти три здоровенных порции, распекает нашего благодетеля. Армия, что тут еще можно сказать.

– Что за ребячество? – Старший расхаживал вдоль простенького стола, где сейчас лежали карты, схемы, несколько приборов, назначения которых я не знал. На крепко сбитых стульях сидели офицеры, каждый занимался своим делом: кто досыпал, кто-то пил пиво и перешептывался с соседом, самые бесстрашные пялились на магиню, единицы слушали оратора. – Посреди ночи прокрасться в тыл и провести самую настоящую диверсию! Ты хоть понимаешь, что своими действиями нанес ощутимый ущерб нашему продовольственному запасу?

Пило стоял понурившись, вот только уголки губ были слегка приподняты. А Ушастый, который прикрывал отход команды, сейчас забрался с ногами на табуретку и о чем-то спорил с полковником. Вообще, эльф занятный, только странный.

– И что мне с тобой делать? – вздохнул рухнувший на стул Старший.

«Понять и простить», – хотел вставить я, но поостерегся.

– Урезать жалование? – предложил Пило.

Я чуть не рассмеялся, уж не знаю, что за придурок пойдет на войну ради жалования. По сути, все мы здесь собрались, чтобы грабить и мародерничать. А что делать? Жизнь такая.

– И это тоже. – Старший принял серьезный вид и сцепил пальцы домиком. В шатре тут же повисла тишина, и взоры обратились на главного. – Вчера я присутствовал на важном совете. Судя по всему, скоро будет рубка, и наемные армии, как обычно, должны провести рекогносцировку. Пило, задача твоей команды. – Командующий взял в руки карту и карандаш. – Осмотришь подходы к деревне Колючие Ежи, прошмонаешь окрестности. По словам их превосходительств, там просто обязаны сидеть орды некромагов, демонопоклонников, а то и сами темные боги. Короче, прошвырнешься по окрестностям, чтобы служивые крику не поднимали. Если встретите кого, в драку не ввязывайтесь, даже если поймете, что преимущество на вашей стороне. В этот раз задача тихая, только осмотр, и все. Да и мне, если честно, не хочется, чтобы во время сечи какие-нибудь молодцы зарядили нам в тыл, уж лучше перестрахуемся. Вернуться до первой звезды. Принял?

– Так точно! – Вытянувшийся по струнке Младший стукнул кулаком по груди и покинул шатер, мы вышли следом.

Пило, отдав команду «Сборы», отправился переносить маршрут на свою карту, остальные разбрелись по своим палаткам. Мне же идти далеко не нужно, я, будучи человеком готовым ко всему и всегда, вернее, к появлению Плаща или людей, подобных ему, постоянно держал походный мешок с необходимым минимумом под рукой. Там всегда хранились ножи, стрелки, несколько склянок, сухари, солонина и девять серебряков. Вот и сейчас, схватив мешок и накинув куртку, ставшую мне буквально второй кожей – настолько к ней привык, я подошел к Шуре. Шурой был назван спокойный мустанг, за это время он успел сделаться мне хорошим другом. Животинка ткнулась мне в плечо, выпрашивая яблоко или сухофрукты. Немного помучив коня, я протянул ему угощение и запрыгнул в седло. Через пять минут рядом появились и другие участники старшей и единственной разведывательно-диверсионной команды. Ушастый как-то раз обозвал нас рейнджерами, за что схлопотал по своим эхолокаторам. Не за само обзывательство, просто к этому моменту, будучи пьяным в нулину, он уже успел толкнуть длинную слащавую речь. В общем, изрядно всех за… болтал.

Через четверть часа мы гнали лошадей к Ежам. Уж не знаю, что происходит с фантазией местных, но, кажется, они не слишком задумываются о наименованиях улиц, таверн, деревень, а порой и городов. Вот и сейчас мы уже миновали поселок Черный Барсук, прямо зверинец какой-то. Авангард нашего отряда – Ушастый – вскинул руку, и мы перешли на галоп. Собственно, двигались мы так – эльф в авангарде, потом Молчун, я с Нейлой по центру, за нами Пило, и в арьергарде Щуплый. Раньше, когда у Младшего было всего четверо подчиненных, они путешествовали цепочкой, но поскольку мое умение наездника оставляло желать лучшего, то новенького поручили Колдунье, что, впрочем, было весьма кстати.

– Ней, – обратился я к магине. – Нам еще два часа ехать…

– И что? – изогнула бровь девушка, всем своим видом показывая, что не понимает, о чем я.

У всех наемников был один бзик – если нужно толкнуть речь длиннее, чем три предложения, а под рукой нет ничего горячительного, то лучше помолчать. Так что информацию мне приходилось добывать, сознательно губя печень.

– Не прикидывайся. Кто с утра двойную порцию каши схомячил?

– Жадина, – буркнула Колдунья, но должок признала. – Чего надо?

– Понесла-а-ась… – И позади раздался характерный шлепок. Видимо, ладонь Пило поздоровалась с его лицом.

А что я? Я любознательный, а кому неинтересно, могут заткнуть уши.

– Ты мне уже давно обещала рассказать про магов и магию.

Малефик смерила меня взглядом, а потом начала краткий ликбез:

– Во-первых, самое определение – магия – не очень верно. Магия – это не объект действия магов. Магия – это, скорее, процесс, а объект – это сила, энергия или дух мира, как говорят некоторые шаманы, и этот факт очень важен для понимания всей системы. Начнем с простого. Когда поступишь в академию… – Магиня прищурилась, поправила шлем и продолжила: – Если поступишь в академию, то встретишься с серьезной проблемой – факультеты. Всего этих факультетов три: заклинательный, стихийный и аурный. И различаются они непосредственно способом, которым маг может творить магию, или, по-научному выражаясь, оказывать необходимое влияние на энергию. Аурный – название говорит само за себя, адепты этого направления управляют силой непосредственно своей аурой. И делятся на два пути – светлые и темные. Пути же делятся на кафедры. Светлые – друиды, целители и менталисты, у темных – некроманты, малефики, к коим отношусь и я, черные алхимики, и совсем малая прослойка занимается демонами. Раньше у любителей заглянуть за грань была своя кафедра, но после истребления шестого Рода их численность сократилась на несколько порядков, так что можно сказать, что это в принципе вымирающая ветвь магии. Итак, аурные маги воздействуют на реальность, абсорбируя сырую силу, затем они ее трансформируют непосредственно в себе и потом уже используют.