Текст книги "Колдун. Чужое сердце"

Следующими идут стихийники, здесь нет путей, только кафедры. Земля, огонь, воздух, вода. Ну, тут объяснять, я думаю, ничего не нужно, и так все понятно, разве что деление это весьма условное. Стихийник может управлять любой стихией, но одна будет даваться ему лучше всего, и именно по ней и определяется направление. А используют они такие вещи, как плетения – проще говоря, абсорбируя силу, как аурники, они не могут ее использовать так же, а вместо этого ткут собственные токи энергии, создавая довольно занятные конструкции.

Последние у нас заклинатели, эти ребята, можно сказать, универсальны. У них нет ограничений, они используют вообще любую ветвь искусства, так как воздействие на силу оказывают своей собственной силой. В чем-то они являются частью духа мира. Кафедр у них нет, но есть три пути. Первый – вербальщики, использующие заклинания, в общем, увидишь – поймешь. Эти господа будут читать длинные, непонятные конструкции, после которых начет происходить всякая хрень. А хрень – потому как студиозус-заклинатель – это самая опасная категория учащихся, у них она ошибка влечет необратимые последствия, хотя сам узнаешь. Потом идут ритуалисты, и не стоит обманываться, жертвоприношений они не устраивают и прочих атрибутов не имеют, но зато любят помахать руками, покрутить пальцами и так далее. И третий путь – чертильщики – вот здесь все понятно, они рисуют магические круги, используя не столько линии, сколько рунные слова. Я не особо разбираюсь в чертильном деле, но могу сказать одно: видишь парня с пентаграммой на медальоне – беги, беги как можно дальше, потому как большинство из этих личностей не только неуравновешенны, но обладают весьма странным чувством юмора и просто прущим из всех щелей энтузиазмом.

Нейла замолчала, переводя дыхание, а я стал переваривать новые данные. В итоге ничего особо нового я не узнал, но все же оставались еще пробелы.

– А ты что-то говорила про шаманов, да и я слышал, что существуют адепты школ хаоса, магии крови, прорицатели и еще добрый десяток всяких направлений.

– И чего тут непонятного? – удивилась собеседница. – В самом начале же сказала, что маг определяется способом воздействия на силу, и способов этих – как звезд на небе. Просто в академии преподают самые распространенные. А все шаманы, хаосники и прочие – это, скорее, единичные случаи, и появляются они только у тех рас, которые имеют предрасположенность к тому или иному искусству. Например, шаманов и кровников можно встретить только у орков, а хаос благоволит темным эльфам. И кстати, именно эти три ветви недоступны даже заклинателям. Чем это обусловлено – не знаю, будет интересно – спросишь у преподавателей. А прорицатели, ну это считается даром богов и встречается крайне редко.

М-да, все с ними ясно. Ну, впрочем, ничего удивительного, а если пораскинуть мозгами, то все так и должно быть. И деления тоже понятны, воспринимать магию как объект довольно глупо, а вот как искусство… Да, такое я могу принять.

– Хорошо. – Пришло время самого важного вопроса. – А насчет боя. Что можешь по этому поводу сказать?

Магиня снова взглянула на меня, потом ухмыльнулась и ответила:

– А я все думала, когда ты уже задашь этот вопрос. Сначала я забыла сказать, что каждый факультет изучает общую магию, это такой раздел, доступный всем магам, сам узнаешь, когда увидишь. А про бой, ну смотри, со второго семестра первого курса начнется специализация. Здесь можно будет выбрать, кем становиться. Боевиком – здесь все ясно. Указующим – тут посложнее, указующие – это те, кто хочет посвятить свою жизнь исследованиям, в принципе таких единицы. Потом идет общая – здесь сосредотачивается восемьдесят процентов всех учащихся, но не путай специальность с разделом искусства, тут студиозусов будут учить всему понемногу, и получатся средний маг, могущий все, но уступающим всем спецам. И последние – путники, они развиваются исключительно в рамках своего пути или стихии. И вот здесь вся загвоздка. Если сойдутся, скажем, боевик-огневик и путник-огневик, то у боевика не будет ни единого шанса. Путник задавит его скоростью создания плетений и насыщенностью. Но если боевик окажется более сведущим, то, наоборот, проиграет путник, так как его арсенал приемов на порядок ниже, чем у оппонента, так что здесь все зависит от личных способностей. Но самое страшное – это путники-чертильщики, их вообще на сотню ноль, так как учиться по такому направлению дико сложно, и многие, кто выбирают такой путь, не выдерживают нагрузки и меняют специальность.

– И почему так?

– Был у меня один знакомый. В общем, представь себе, что тебе придется заниматься по двадцать пять часов в сутки, учить наизусть огромные талмуды, а помимо всего прочего находить время на нескончаемые практики, да даже боевиков не так сильно напрягают.

– Тогда непонятно, почему вообще оставили подобную специальность.

– Здесь все просто, – отмахнулась магиня и похлопала шею своего Счастливчика. – У заклинателей вообще самые широкие перспективы, нанимают их не только военные, но и гражданские, да они, в принципе, мастера на все руки, но вот путник-чертильщик – это апогей универсала, ходят слухи, что фанаты от этой школы могут даже единичные ветки использовать, тот же шаманизм например. Да и что им, рисунок начертил, буковок наставил, помолился за то, чтобы не рвануло из-за ошибки, и смотри – радуйся. Так что, опять же, в бою оно все зависит скорее от сражающихся, чем от кафедры, пути или специальности. И указующий сможет завалить боевика, если тот шалопай и дурак.

Уф. С одной стороны, конечно, много всего и с первого раза кажется диким нагромождением, но с другой – а чего я хотел, не в сказку ведь попал. Здесь мне не там.

– Удовлетворен? – спросила Ней.

Эх, не будь рядом Молчуна, я бы шутканул, но второго такого подзатыльника боюсь не пережить.

– Ага, спасибо.

– Ну наконец-то! – Пило, судя по звукам, от радости чуть с коня не свалился.

Эльф опять махнул рукой, и с галопа мы перешли на шаг, видимо, деревня совсем близко. Оно и неудивительно, лекция слегка затянулась. Не особо рассматривая окружающий пейзаж, я разок просканировал местность и не нашел живых, вернее разумных, пылающих жаждой убийства или хоть как-то воздействующих на реальность. Способ простой, я, конечно, не Добряк, который был способен окинуть Взором до километра, но и не простофиля. Площадь диаметром в триста метров – тоже не слабое достижение.

Итак, что мы имеем в сухом остатке? Три факультета, несколько кафедр и пути, не особо понятно, чем отличается второе от последнего, но от магини я ответа не добьюсь: если сразу не объяснила, значит, просто не знает или ей лень. Самому ломать над этим голову – увольте, есть занятия и поважнее. Например, обмозговать, кем же я хочу быть. В принципе, магия должна быть подчинена моим целям, а они до банальности просты: желаю увидеть все, что видел, когда грезил рассказами учителя. Больше в этом мире заниматься нечем, власть меня не интересует, больше мороки, чем профита. Деньги и достаток? Ну, маги живут долго, на старости лет, может, и подамся в гильдию или еще куда. Война? Ну ее на фиг, я вообще в наемники подался только ради одномоментной прибыли, да и чтобы скрыться от глаз Плаща и Шрама.

Через полчаса легкого аллюра мы приблизились к холму, и что-то незаметно изменилось. Вроде все то же, чистый воздух, но теперь он как будто отталкивал, говоря «уходи, уходи». Трава, зеленая и молодая, теперь пугала – непонятно из-за чего, но при взгляде на нее я ощущал подступающий страх, мерзкое чувство.

Ушастый обернулся, и с секунду они с Пило общались посредством взглядов. Все еще не понимая, что происходит, я окинул местность Взором, но и он не прояснял картины.

– Спешиваемся. Лошадей стреножить, – начал раздавать указания Младший, попутно доставая из мешка куски потертой материи. – Нейла, возвращайся в лагерь, передай Старшему, что сворачиваемся на рассвете.

Лицо колдуньи на миг омрачилось, она как-то странно взглянула на холм, стиснула до белых костяшек поводья и, развернувшись, сорвалась с места в карьер.

– Возьми, – командир протянул мне тряпку. – Лицо обмотай и постарайся не дышать, а еще лучше не думать.

Выполнив приказ, я двинулся следом за товарищами. Сейчас от их былой веселости и беззаботности не осталось и следа. Друзья будто бы постарели каждый лет на десять. Особенно пугал Молчун, один взгляд на него внушал какой-то природный ужас. Так, наверное, слабый щенок смотрит на матерого волчару, готового порвать любого и в любой момент. Путь на холм не занял долгое время, а потом… потом мне показалось, что мы попали в другой мир. Здесь не светило солнце, не пели птицы, здесь ветер, что всегда приятно обдувал лицо, отпугивал и заставлял плотнее заворачиваться в плащ. На этом маленьком участке земли жаркое имперское лето сменилось зимой или чем-то пострашнее.

Спустившись вниз и зашагав по утоптанной дорожке, я оглядывался в поисках хоть чего-нибудь, что могло унять возрастающее беспокойство, но натыкался взглядом только на наемников. Они точно знали, что происходит, но хранили молчание, и только в их движениях была видна некая обреченность. Я снова использовал Взор, на этот раз на лбу выступила испарина, расширение радиуса до трехсот пятидесяти метров было пределом, но даже это не дало никакой информации. Хотя что-то все же было, но оно пока ускользало от моего понимания. Так, в тишине, мы прошли еще с полкилометра, а затем я увидел странную рощу. Сначала мне показалось, что это ивы, волокущие свои ветви по самой земле. Подул ветер, но вопреки законам физики ветви не стали раскачиваться, подобно волосам молодой девушки, они лишь слегка покачивались, оставаясь неестественно прямыми.

– Снимаем. Сжигаем. Потом идем дальше, – распорядился Младший.

Наемники пошли вперед, я начал о чем-то смутно догадываться. Судя по всему, для них эта ситуация была не в новинку.

– Если сможешь – помоги, – обратился ко мне Пило. – А если дурно станет, то лучше за Нейлой отправляйся.

Командир развернулся и отправился к роще, я же, постояв, двинул следом. А когда приблизился на достаточное расстояние, все встало на свои места. Взор не давал мне успокоиться, потому как в округе не было живых вообще, что неестественно. Рощица же оказалась вовсе не ивовой, это была алея вдоль дороги, обычные деревья с толстыми ветками, на которых висели не самые обычные украшения. Стараясь почти не дышать, я достал короткий нож и встал рядом со Щуплым.

– Я держу, ты режешь, – сказал он.

Кивнув, я одним движением обрубил веревку, в руках у кинжальщика оказалось тело молодой крестьянки. Лет семнадцать, наверно, хотя из-за синяков, порезов и кровоподтеков сложно разобрать. Щуплый понес тело в общую кучу, вернее на место будущего погребения, а я стоял и смотрел на десятки тел. Нимийцы повесили женщин и девушек. Изодранные платья, синие лица, полные синяков, кровавые подтеки на ногах, сломанные пальцы и разорванные рты. Ветер снова подул, и рядом колыхнулось тело девочки, ей было не больше двенадцати, но, видимо, не всем хватило… Хрустнули сжатые пальцы, а рукоятка ножа больно врезалась в кожу, по лезвию заструилась кровь.

– Не стой как вкопанный. – Руст подхватил следующее тело. – Тут работы – сотня демонов не управится, а времени в обрез.

Я молча подошел и снова обрубил веревку. А потом начался конвейер. В какой-то момент мне уже стало все равно, я просто хотел поскорее убраться отсюда. В конце концов груда тел, взваленная на принесенные Тистом бревна, стала выше его же роста. Младший принес два бурдюка и облил тела желтоватой жидкостью, щелкнуло огниво, и воздух наполнился запахами горящих мертвецов, тряпка уже не спасала.

– Пойдем, – безжизненно сказал эльф. – Надо дойти до деревни.

Постояв еще пару минут, мы двинулись дальше, и тогда я понял еще одно. Взгляд под ноги – и стало понятно, почему было так неудобно ставить ногу. Вся тропинка была красного цвета, кровь виднелась повсюду, а некоторые деревья обзавелись дурно пахнущими гирляндами. Не знаю, каким чудом я еще сохранял рассудок. Шаг за шагом мы продвигались вглубь этого ада, и с каждым шагом я понимал, что в любой момент могу сломаться. Путь до деревни оказался одним из тех испытаний, после которых человек уже не может оставаться прежним, после такого что-то в тебе меняется, что-то делавшее тебя таким, каким ты был.

Нас встретил частокол, вернее то, что от него осталось. Подломленные колы, местами сожженные, были выворочены и беспорядочно валялись вокруг, с некоторых еще капала кровь. Я не глядел наверх, на те, что еще стояли, прекрасно зная, что там увижу, я лишь старался, чтобы падающие капли крови не попали мне на голову. В Ежах, как и в любом другом поселке, всего одна главная улица, она вела к площади, на которой раньше справляли свадьбы, устраивали гуляния или суды. Мы двигались по этой самой улочке, но не было слышно лая собак, детского визга и женского смеха. На земле валялись выбитые ставни, выломанные двери и разная утварь. А то, что оказалось на площади, развеяло все сомнения и надежды.

Здесь валялись истерзанные тела мужиков, стариков, старух и совсем маленьких детей. Так же молча мы стали складывать их в одно место. Неся на руках избитое тельце пацана, бывшего ровесником Ройса на момент, когда у того померли родители, я подверг свой внутренний стержень, пожалуй, самому сильному испытанию. У парнишки была отсечена рука, вывернута под неестественным углом нога и почти не осталось зубов. А когда шедший рядом Тист выронил одну из седых голов, Щуплого вывернуло, подошедший Пило что-то ему сказал, но Руст грязно выругался и продолжил идти.

К вечеру, когда солнце окрасило небо золотом, был сложен огромный погребальный костер. Снова щелкнуло огниво, и в небо взвился столб черного дыма. Через мгновение вдалеке зазвучали трубы и загремели походные барабаны.

– Выблядки, – прошептал Молчун, но даже когда он шептал, еле выговаривая буквы, мне казалось, что его голос может перекрыть ревущий водопад.

Больше за этот вечер наемники не проронили ни слова.

В лагерь мы вернулись, как и было приказано, до первой звезды. Нейла сидела около костра и что-то напевала, держа в руках бурдюк. Подошедший Пило отобрал у нее выпивку (ну а что это еще могло быть?) и, сделав несколько больших глотков, протянул емкость Щуплому, тот последовал примеру капитана. Мне пить не хотелось, да и вредно это, каждое утро я принимал несколько укрепляющих настоев собственного приготовления, но в сочетании с алкоголем, боюсь, потом придется провести весь день в кустах. Поэтому, потрепав Шурку и угостив того яблоком, я рухнул на лежанку и попытался заснуть.

Это было не так уж и просто. И причина вовсе не в деревне и даже не в аллее, где нашли свое последнее пристанище десятки женщин. Я даже не могу их жалеть, помня, что случилось с сестрой Ройса. В повешении они нашли только избавление. Я просто не смог отключить логику. Мы стояли здесь, как на якоре, уже три сезона. И за это время не было выслано ни одного патруля. И в итоге это обернулось кошмаром наяву для целой деревни. Хотите сказать – недосмотрели, не подумали? Чушь все это. Армиями командуют неглупые люди, и еще умнее те, кто сидит на золоченых тронах, гениальны те, кто стоят позади них, и мудры те, кто, изображая шута, правит судьбами мира. И они недоглядели? Глупости. При сражении важен боевой дух солдат, а как его добиться? Пафосными речами и заборными ритмами, рекой за спиной или призывным кличем. А еще можно внушить жажду мести или желание свершить акт справедливости. Для этого нужны две вещи – слухи и повод. Слухи принесли мы, а поводом стали крестьяне. Империя пожертвовала деревней, хотя нет, она купила деревней боевой дух солдат. Самое обидное, что нимийцы поступили точно так же, и я на все сто уверен, что и у них есть свои Ежи, а у нас есть подобные, как выразился Молчун, «выблядки». Неудивительно, что Добряк не вспоминал о войне, он был идейным убийцей, как бы глупо это ни звучало. У него была черта, за которую он не переходил, и плевать, что эта черта сама по себе для многих кажется мерзостью и подлостью, но для него, как и для меня, она была, остается и будет тем внутренним стержнем, благодаря которому ты держишься на плаву и не тонешь в этом дерьме.

Посмотрев на просвечивающий верх палатки, я подумал о завтрашней битве. На рассвете мы свернем лагерь, а к полудню выступим на поле. Сто двадцать тысяч солдат, чуть больше сотни магов, и это только с нашей стороны. Интересно, сколько из них реально верят во всю ту чушь, которую народу усердно втолковывает император и иже с ним? Что-то там про честь, доблесть, защиту ближнего своего, священный долг… Стоила ли та девочка с поломанными руками всего этого напыщенного говна, изливаемого из уст пропагандистов?

Засыпая, я вновь увидел долину, где в небе парили огромные острова, именно так я представлял себе ее. Надеюсь, Добряк не очень приукрашивал в своих рассказах это место, и когда я отправлюсь путешествовать, то не разочаруюсь.

Глава 7
Под Борсом

Когда первые лучи солнца коснулись верхушек вековых деревьев, от лагеря остались только воспоминания. Вытоптанные дорожки, кострища, пропахшая дымом трава и десятки выгребных ям, вот все, что оставили за собой солдаты, это, конечно, если не считать десяток-другой брюхатых крестьянок. Собрав свои нехитрые пожитки и свернув палатку, я взял под уздцы нервного Шурку и отправился к обозникам. Сдав этим, судя по жадности и мелочности, дальним родственникам гномов казенную снарягу, я в который раз попытался стрельнуть у них кольчужку и зимний плащ.

– Да где ж я тебе целую кольчугу возьму? – возмущался Гасон. Вот ведь упыренок, с виду лет двадцать, а ведет себя как древний дед. – А плащ зимний? Да у меня еще полторы тысячи таких же оболтусов, как ты, и всем что-то нужно!

– Да я ж не за так! Я тебе целых пять золотых предлагаю!

– А что мне с твоим золотом делать? Ты, может, лавки какие здесь видишь?

В принципе он был прав, конечно, но если я сейчас не допрошусь, то через пять сезонов подхвачу все мыслимые и немыслимые болезни.

– Давай вот как решим, – предложил я. – Ты мне выдаешь кольчугу, а тебе принесу сегодня вечером пять таких!

– Да к демонам твои торги! – Гасон так сильно ударил по повозке, что та аж затрещала. – Ты не провидец, чтобы знать, что вечером уже не будешь перерождаться!

– А ты, я погляжу, прикладываешь к этому все усилия.

– Отвали, – сплюнул парень и повернулся ко мне спиной.

А я хотел по-хорошему… Один удачный тычок – и вот обозник падает ко мне в объятья. Положив тушку на землю, я откинул полог и выбрал подходящую мне кольчугу. Не самого хорошего качества, но если стрела пойдет по касательной, то отделаюсь синяками или сломанными ребрами. Плаща я, правда, так и не нашел, видимо, они были в другой повозке.

– Эть чти здеся творится такее? – спросил подошедший Зиньяк, грузный и неповоротливый начальник обозников.

От его южного говорка мои уши обычно сворачивались в трубочку и пытались втянуться в череп, но сейчас пришлось лихорадочно просчитывать пути отступления. Сбежать-то я сбегу, а вот Зиньяк кинет весточку Старшему, тот отвесит подзатыльник Младшему, Пило даст отмашку Молчуну, и вот в мою сторону полетит очередной подзатыльник, мне оно надо?

– Да видишь, какое дело, – протянул я, почесывая затылок. Выглядело это глупо, так как шлем уже был надет. – Уморился парень, прилег полежать, а я решил накрыть, а то мало ли.

– Накрить этьим? – южанин ткнул указательным пальцем прямо в кольчугу.

– Ну-у-у… – Я протянул ему те самые пять золотых, на которые в городе можно было бы купить пару таких кольчуг, да еще и останется.

– Эх, совсим молодие слабие стали, – покачал головой обозник, убирая монеты в карман.

– Это да, это да.

Развернувшись, я вскочил на Шурку и сорвался в сторону уже уходящей колонны. По широкой дороге, пролегающей через холмы и поля, маршировала имперская армия, растянувшись на несколько километров. По словам Старшего, сражение назначено на послезавтра. Так что сегодня солдатня будет чеканить шаг до самого заката, потом один день на отдых и чтобы обозы подтянулись, и вперед – проливать кровь во имя… чего-то там.

Нас же, то бишь наемников, это мало касалось. Своих я догнал уже через полчаса, шли мы почти в хвосте, и если у служивых на лошадях сидели только старшие офицеры, начиная с полковника, то у нас было попроще. Кто смог купить, тот и скачет, кто нет – тот справляется на своих двоих. Последних было больше. На четыре тысячи лошадных оказалось только около двухсот разумных. Впрочем, в бою это нам никак не поможет, коняшек заберут обозники на хранение, так сказать, и в седле останутся лишь Старший, несколько «связистов» и два генерала, командующих флангами.

Кстати, что самое печальное, наемников оставляли на левом фланге. Услышав о таком положении дел, я, признаться, струхнул. Войны здесь велись просто: два линейных строя сшибали друг с другом и давили, смешиваясь в беспорядочной рубке. В принципе, то же самое было и на Земле, и первым, кто придумал хоть какое-то оригинальное построение, стал Александр, разбивший превосходящее по численности войско греков, поставив своих солдат в «Молот». В чем же вся суть левого и правого фланга? Все очень просто, пусть Ангадор и отсталый в моем представлении мирок, но правители и командующие в большинстве своем люди неглупые. Так же как и мои предки на Земле, они догадались, что если сильных, проверенных вояк смешивать с новичками или наемниками, ничего хорошего не получится, так что весь шлак сосредотачивали на крайних позициях, читай – левом фланге. Понятно, что противник действовал точно так же, и затянувшаяся битва напоминала громадный кровавый водоворот. И самое пекло было на краю фланга, туда палили стрелки, пытаясь сгрудить строй, в это место била засадная конница и подкрепление.

В нынешних реалиях по краю фланга, где стоят двадцать тысяч наемников, в число которых входит и «Пробитый золотой», будут шмалять маги, и это мало радует, а если честно, то не радует вообще. Перспектива попасть под смертельное заклятие не кажется очень уж радужной, именно поэтому Старший провел сезона два назад импровизированные учения и ликбез. Когда армии выдвинутся на поле, мы должны принять своеобразное построение, наемники называли его «гребешок», я же обозвал «волна». Выгибаясь, оставляя широкие провалы, мы должны схлестнуться с сильнейшими солдатами нимийцев. Почему? Да потому, что наш левый фланг будет стоять напротив их правого! И именно по нам будут произведены первые три магических удара, когда еще нет опасности задеть своих. Потом господа волшебники будут пытаться завалить друг друга, оставив нас, простых смертных, на поруки старушки удачи. Иллюзий никто не питал, задача построения «волна» – снизить потери от вражеского волшебства, а затем создать на поле несколько кругов, в которые будут заточены солдаты.

Пристроившись к своему отряду, я сначала прислушивался к очередной перепалке Щуплого и эльфа, но потом занялся тренировкой скрыта. Привычно отрешившись от окружающего мира, я одновременно с этим пытался нащупать магический дар. Нейла говорила, что, погрузившись в себя, в самые глубины внутреннего мира, нужно отыскать нечто наподобие клубка, сплетенного из мириад энергетических линий, и, погрузившись в это переплетение силы, необходимо волевым усилием расправить нити-спицы и освободить «огонь» магического дара. Потом в течение недели эти самые нити распространятся по всему телу, став какими-то там «энергетическими каналами», а «пламя» дара превратится в своеобразный источник этой самой энергии. Ну, как-то так. Погружаться в глубины подсознания я научился уже давно, недавно отыскал там этот клубок, но проникнуть в него мне никак не удавалось, будто какая-та стена удерживала меня на расстоянии, но я не отчаивался. С каждым таким погружением мне удавалось сделать мизерный шажок, за два сезона я придвинулся к цели на расстояние вытянутой руки. Колдунья говорила, что все в порядке и это проходят все маги, я было обрадовался, но магиня тут же добавила ложку дегтя. Мол, по некой неподтвержденной теории силу мага, до того как он раскроет дар, можно определить по скорости его освобождения. И чем быстрее волшебник преодолеет этот барьер, тем сильнее он будет. Наемница похвасталась, что сама она управилась за две декады. Какое у меня было состояние после услышанного? Сначала я впал в депресняк, но уже через две минуты, ладно, вру, уже через час я рванул в подсознание и упорно продолжал долбить эту преграду. Больше всего на свете меня пугала возможность оказаться очень слабым магом: что с ними происходит в бою, я уже видел. Нейле ничего не стоило завалить тех двоих молодчиков, и оказаться на их месте я не хотел.

С тренировками я и не заметил, как мы подошли к Борсу. Не могу сказать, что крепость внушала хоть какие-то неординарные впечатления. Разве что стена была ненормально высокой, а так – ничего того, что я бы не видел на фотографиях. Те же башни, узкие щели бойниц, развевающиеся флаги, правда, вместо пушек стояли баллисты и пара требушетов, зачем здесь нужны последние, я не знаю.

К вечеру мы уже сидели вокруг костра. Лагерь разбивать никто не стал, шатры поставили только для высших офицеров, а солдатня ограничилась простенькими спальными мешками. Взглянув на небо, я, напрягшись, припомнил основы ночного ориентирования. Полярной звезды здесь не имелось, зато был аналог под названием Глаз Харты, светил он несколько тусклее, но я всегда его безошибочно находил и долгое время бездумно пялился, мечтая о том, как буду смотреть на него в грядущих путешествиях.

– Выпить бы, – жалобно проскулил Руст.

– И подохнуть из-за похмелухи? – усмехнулся Младший.

– Так за завтра здоровье успеем поправить…

– Вот только не начинай, – перебила Нейла. – Перед каждым боем один и тот же разговор. «Давайте выпьем», «Кто знает, вернемся ли», «Может, в последний раз в жизни глотку смочим». Щуплый, мой тебе совет, если хочешь жениться – смени репертуар.

– Чего сменить?

Колдунья только отмахнулась. Не все такие образованные, как мы с ней.

– Скучные вы, – бросил кинжальщик и с прищуром взглянул в мою сторону. – Зануда, ты ж новенький, небось коленки-то трясутся, нутро ноет?

Сделав вид, что не заметил вопроса, я продолжил глядеть на усыпанное огнями ночное небо.

– Своим богам молишься? – спросил Ушастый.

Вот не простой эльф, на все сто уверен, что с этим любителем природы что-то не так. Строит из себя недалекого малого, у которого развязывается язык от выпивки, но я вижу, что под этой маской скрывается некто другой. И сейчас, казалось бы, простой вопрос, но произнесен со странной интонацией, и эта приставочка «своим», да и выглядит эльф не так, как всегда. Он обычно болтает без умолку, тупит, но болтает, а сейчас так же сидит и смотрит на звезды, а на лице усмешка. Вот честное слово – как будто над собой смеется.

– Нет.

– Почему?

– Не верю я в богов.

Руст поперхнулся, Пило уронил точильный камень, у Колдуньи с пальцев сорвался маленький фиолетовый шарик, этим проклятьем она обычно сшибала комаров, но сейчас промазала и угодила в костер, тот, зашипев, на миг окрасился коричневым цветом. Даже обычно спокойный, как скала, Молчун чуть выгнул бровь. Лишь эльф сохранил спокойствие.

– Почему? – снова спросил он.

– Не хочу. Просто не хочу.

На лицах наемников просто написаны тысячи вопросов, но ни один не рискнул встрять в беседу. Видно, не часто Ушастый вел такие разговоры.

– А зачем тогда смотришь на небо, если не веришь в богов? Смотри тогда на землю.

Любой нормальный человек на моем месте вспылил бы и ответил что-то вроде «не твое дело», но мне не хватало наших бесед с Добряком, а эльф сейчас невольно его заменил.

– Мне действительно страшно, – нехотя признался я. Да и кто не убоится, когда совсем скоро нужно будет выступить в составе огромной, даже по земным меркам, армии. – Вот и думаю, что если я сижу и смотрю на звезды, то кто-то там сверху так же сидит и смотрит на меня.

Я сказал лишь полправды. На самом деле я сейчас думал о доме, о родителях, о Томе и Никите, о Ленке. Сначала я питал к ней самые отрицательные чувства, виня в том, что угодил в рабство, но наставник научил меня смотреть на жизнь несколько по-другому, и сейчас я вспоминал о ней как о своей последней женщине. Ира не в счет, я ее почти и не помню даже.

– Хорошая мысль, – сказал эльф. – Далекая, но хорошая.

– Почему далекая?

Ушастый повернулся, и наши взгляды встретились, на мгновение в его глазах промелькнуло что-то таинственное.

– Потому что думать надо не о тех, кто смотрит на тебя, а о тех, кто смотрит с тобой.

На этом разговор закончился, проходивший мимо Старший гаркнул на Пило, и тот отдал команду спать. Спорить с командованием никто не решился, и все завернулись в спальники. Но сон так и не шел, я все думал о словах эльфа. Верно ли он сказал? Может, я действительно неправ и прошло то время, когда думать надо было только о себе. Эх, не простой эльф, не простой.

– Боишься? – спросил стоявший рядом Пило. Из-за надетого шлема его голос звучал как далекое эхо.

– Есть такое.

– Это правильно, – кивнул Младший, отчего забрало стукнулось о броню. – Но ты, главное, не переборщи, а если что, рассчитывай на Молчуна, он подстрахует.

Не ответив, я еще раз окинул взглядом поле. Линия фронта растянулась на добрые три километра. Сто двадцать тысяч воинов с одной стороны и на двадцать пять тысяч больше с другой. Весь вчерашний день я провел, пытаясь пробиться к своему источнику, но так и не преуспел в этом нелегком деле. Не то чтобы я надеялся на удачный исход. Просто надо было как-то отвлечься от мандража. Говорят, перед битвой разумный показывает свое нутро. Что ж, правильно говорят. Нейла ни на шаг не отходила от Тиста, а тот смотрел на всех, как на врагов народа. Вероятно, так себя ведет волк, защищая самку. Щуплый постоянно подкалывал всех и вся, за что получил несколько тумаков. Пило стырил карту у Старшего и что-то там чертил, изредка бубнил и ругался. Эльф валялся на земле и пожевывал травинку, закрыв лицо самодельной соломенной шляпой. Ну а я замкнулся в себе и, как уже было сказано, отрешился от всего мира.

Зазвучали горны, и я поудобнее перехватил щит в левой руке. В первые минуты рубки придется использовать его, а уже потом переходить на любимый стиль боя. По рядам прошла легкая рябь, солдаты готовились. Кто проверял крепления, другие молились, третьи грязно ругались, подбадривая сами себя. В их число входил и Руст, от его конструкций обсвистелся бы даже портовый грузчик. Один только Молчун сохранял привычное спокойствие, вероятно, он сейчас думал о Колдунье, которая находилась на пригорке в группе с остальными магами.