Текст книги "И время остановилось"

9

14 июля

Аурелия вышла из темно-бежевого «Бугатти», который ее отец припарковал в маленьком дворе фермы. Их седан тридцать седьмого года выпуска не остался незамеченным, когда они четыре дня назад проезжали через город, и слухи о приезде Леандра разлетелись со скоростью лесного пожара. Пусть жизнь артиста была далека от крестьянской, отец тем не менее пользовался всеобщим уважением. Его известность создала городку определенную репутацию.

– Думаешь, они куда-то ушли? – спросила девушка, удивленная тем, что никто не встречает их у порога.

– Надеюсь, что нет. Было бы досадно опоздать.

Леандру нужно было забрать яйца у своих арендаторов, и он предложил подвезти их на патриотический праздник, который проходил на городской ярмарочной площади. Их дочь Аннетт, ученица Мари, должна была читать там стихотворение, так что лучше было избавить девочку от долгой прогулки под палящим солнцем.

Дверь курятника со скрипом открылась, и оттуда появилась Аннетт в переднике поверх красивого белого платья, отделанного тюлем. Она побежала к ним, не заботясь о своих юбках, опасно развевающихся над грязной землей. Аурелия поморщилась; как бы проворна ни была девочка, если она упадет, ткань окажется безнадежно испорчена.

– Здравствуйте, месье Моро, здравствуйте, мадемуазель Аурелия, – проговорила запыхавшаяся малышка, подбежав к ним. – Я ходила дать остатки от завтрака курам. Мы ведь еще не опаздываем, правда?

– Здравствуй, Аннетт, – приветствовал ее Леандр. – Мы приехали немного раньше, не волнуйся. Твоя мама дома?

Бросив на Аурелию взгляд, полный восхищения, девочка махнула рукой в сторону задней части двора. Пройдя туда за ней, они обнаружили Марселину, которая накладывала в кроличьи клетки свежескошенную траву. Та обернулась, заслышав их шаги.

– А, это вы, месье Моро, – сказала она, уважительно ему кивнув.

Аурелия заметила, что арендаторша выглядит взволнованной. Она уставилась себе под ноги, словно хотела провалиться сквозь землю.

– Как же так, вы еще не готовы? – удивился Леандр.

Марселина закрыла последнюю клетку.

– Минуточку, – ответила она. – Просто с утра дел невпроворот. Мой Нестор уехал в поле, надо убрать сено, а то как бы гроза не началась в такую жару.

Леандр кивнул.

– Надеюсь, он не один там этим занимается?

– Нет, он подрядил Пабло Кабреро, мужа Хосефы, той испанки, что прибирает в школе. Какая я глупая, вы же их прекрасно знаете! В общем, работящие люди, этого у них не отнять.

Аурелия вспомнила, что видела эту пару в декабре. Кабреро бежали из своей страны от режима Франко после гибели старшего сына, убитого в бою на стороне республиканцев. Сначала они оказались в одном из лагерей, наспех сооруженных на юго-западном побережье, а потом им предложили перебраться в Берри, где принимали группы гражданских беженцев. Хосефа сразу нашла работу в школе, а ее муж перебивался случайными заработками. Их второй сын, Томас, предпочел попытать счастья в окрестностях Парижа вместе с женой и двумя детьми. Что до остальных членов семейства – двоюродных и троюродных, – они обосновались в Шатору.

– Да, они очень достойные люди, – подтвердил Леандр.

После короткой паузы Марселина продолжила:

– Это еще не все, но давайте не будем торчать тут, как колья в поле. Пойдемте-ка внутрь, а то еще запачкаете наряды.

Аурелия подумала, что их одежда и впрямь выглядит странновато посреди этого скотного двора. На отце была шляпа-канотье, серый пиджак и коньячного цвета ботинки-дерби от Берлути. Сама же она выбрала платье в розово-голубую полоску и соломенную шляпу с широкими полями. Последние дни в округе стояла тяжелая душная жара.

– Вы еще больше похорошели, мадемуазель Аурелия, – сделала ей комплимент Марселина, ведя их в дом. – Не хуже звезд из этого Холивуда.

– Очень любезно с вашей стороны, – поблагодарила ее Аурелия. – Я и не знала, что вы интересуетесь кино.

– Ну, это громко сказано! – рассмеялась фермерша. – В жизни ни одного фильма не видела. Это моя сестра, та, что работает портнихой в Шатору, выписывает журналы мод. Она мне привозит их, когда в гости приезжает, все развлечение. Времени-то у меня особо нет, чтоб их читать, но, ей-богу, вы такая же элегантная, как тамошние дамочки. Хотя, по мне, малость бледненькая, но ничего, добрый деревенский воздух пойдет вам на пользу.

«Если можно так назвать запах коровьего навоза», – подумала Аурелия. Ей уже не хватало Парижа с его кипением жизни, она изнывала от скуки с тех пор, как приехала в Шатийон, где время тянулось невыносимо медленно. Она уже дочитала книгу, которую дал ей Жюльен, а сестра, работавшая весь день в школе, к вечеру слишком уставала, чтобы уделить ей час-другой. Нет, заняться здесь было решительно нечем, оставалось лишь сидеть и ждать.

Марселина провела их на кухню, одновременно служившую гостиной, и предложила присесть и подождать, пока она переоденется во что-нибудь поприличнее. Комната была обставлена на деревенский манер крепкой тяжеловесной мебелью: большой деревянный стол, стулья с плетеными сиденьями, сундук, в котором наверняка хранилась вся их жизнь, кресло и печь. Все сверкало чистотой и не было никаких излишеств, кроме букета васильков в стакане с водой, украшавшего центр стола.

– Налей же им по паре капель грушевой наливки, Ненетт, – бросила Марселина дочке, прежде чем скрыться у себя в комнате.

От вкуса спиртного Аурелия скривилась.

– Ну, как себя чувствуешь? – спросила она у девочки, стараясь незаметно отодвинуть стакан. – Не боишься рассказывать стихотворение перед всеми?

Ее сестра так переживала, как бы дети не произвели плохое впечатление, что Аурелия ожидала того же от учеников. В этот праздничный день мэр намеревался произнести речь, по завершении которой на ярмарочной площади будет посажено дерево свободы. Поскольку Европа переживала серьезные потрясения, правительство дало четкие указания: сто пятидесятую годовщину революции следует отпраздновать в как можно большем числе коммун. А раз уж это событие совпало с окончанием учебного года, у Мари и директора школы родилась идея привлечь к участию детей. Один из них прочтет Декларацию прав человека, а другие продекламируют несколько стихотворений.

Посмотрев на Аурелию, Аннетт тряхнула подстриженными в короткое каре волосами.

– О нет, мадемуазель! Я не из робких, и потом, ваша сестра с нами все хорошо разучила.

– Вот и отлично, девочка моя, – одобрительно отозвался Леандр. – Ты такая умная, что наверняка получишь самый лучший приз.

В глазах девочки мелькнул гордый огонек.

– Я надеюсь получить книгу, – доверительно сообщила она. – Мадам Мари сказала, что у меня хорошие шансы.

Марселина вернулась на кухню. Она сменила крестьянскую одежду на чистые блузку и юбку.

– Не забудьте про яйца, месье Моро, – кивнула она на корзинку, стоящую на подоконнике. – И вот, – добавила она, надев на голову дочери шляпку, украшенную лентой цветов французского флага, – это дополнит твой наряд.

Аннетт с сияющими глазами повернулась к Аурелии:

– Как я вам, мадемуазель Аурелия?

– Ты восхитительна.

Аннетт хихикнула от удовольствия.

– Ну что, поехали, – сказал Леандр.

Подойдя к машине, Марселина снова разволновалась.

– Все в порядке? – спросил Леандр.

Фермерша вытаращила растерянные глаза.

– Так ведь… Мне-то можно и не ехать.

Тыча в машину пальцем, она добавила:

– Эта ваша машина… Я отродясь на таких не ездила.

– Я не буду гнать, – пообещал Леандр. – До города всего пять километров, доберемся в два счета.

– Может, и так, но что люди подумают? Лучше я пешком пойду. Арендаторша в хозяйской машине! Не место мне там, месье Моро, еще решат, что я нос задрала…

Леандр разразился добродушным хохотом.

– Черт возьми, ну вы даете! Если кому-то что-то не понравится, пусть обратится прямо ко мне, я найду, что ответить. А сейчас давайте поспешим, будет досадно, если Аннетт опоздает на церемонию.

Двадцать минут спустя Аурелия с отцом уже сидели в первом ряду, отведенном для почетных жителей городка. Они заняли местечко для Готье, мужа Мари, а семья мэра, который был другом детства Леандра, расположилась на другом конце ряда вместе с директором кожевенного завода, его женой и младшей дочерью. Марселина присоединилась к группе местных жительниц неподалеку, оставив Аннетт в компании других школьников, сгрудившихся за сценой. Разодетая толпа заполнила все ярмарочное поле. Все семьи были здесь: булочник и его шестеро детей, чета бакалейщиков, рабочие и даже врач. Одетые в свои лучшие платья и пиджаки, все рассаживались по скамейкам, приветствуя друг друга и обмениваясь комментариями об успехах своих детей. Все восемь учеников, которых деревня представила к экзамену на получение аттестата, успешно его сдали, а это кое-что да значит!

Аурелии хотелось бы проникнуться всеобщим приподнятым настроением, но ей это никак не удавалось. Патриотический порыв ощущался почти физически благодаря флагам, присутствию мэра и ветеранов войны, и это возвращало ее мысли к подслушанному разговору между отцом и родителями Жюльена.

Не выдержав, она наклонилась к Леандру и тихо спросила:

– Папа, будет война?

Отец резко выпрямился на стуле, словно его в зад ужалила оса. Он явно не ожидал подобного вопроса. Оглянувшись по сторонам, он достал сигарету из серебряного портсигара и закурил.

– Полагаю, до тебя дошли слухи, – наконец сказал он.

Не желая нарываться на выговор за то, что они с Жюльеном подслушивали у дверей, она просто кивнула.

– Боюсь, что так, – признал он. – Фотографии жителей Праги, которых вынуждают выполнять нацистское приветствие при встрече с солдатами, ужасают… С моей точки зрения, это не предвещает ничего хорошего.

Девушка сглотнула.

– То есть?

– Весьма вероятно, что Гитлер готовится к вторжению в Польшу, несмотря на пакт о ненападении. А в таком случае наша страна непременно объявит войну. И я знаю многих, кто будет рад сойтись с ним в бою.

Несмотря на эти тревожные слова, Аурелия постаралась совладать с охватившим ее беспокойством.

– Наша армия сумеет дать им отпор, если они вздумают напасть на нас, правда? Это не должно затянуться надолго.

Его большая ладонь сжала ее плечо успокаивающим жестом.

– Не думаю, что они дойдут до того, чтобы захватить нас, мы остановим их раньше. Что бы ни случилось, дорогая, здесь тебе ничто не угрожает.

Их разговор прервало появление Готье. Тридцатилетний сын бывшего начальника вокзала был высоким красивым мужчиной с мягким взглядом. Он заведовал почтовым отделением городка, и все так прониклись к нему сочувствием после безвременной кончины его родителей, умерших один за другим от сердечного приступа, что теперь он и шага не мог ступить, чтобы его не окружили знакомые.

– Право слово, похоже, сюда съехался весь кантон! – пошутил он. – Я уж думал, не доберусь до вас!

– Папе тоже пришлось пожимать огромное количество рук, – развеселилась Аурелия. – Сложно остаться незамеченным, если рядом знаменитый шансонье.

Леандр скромно отмахнулся.

– Да ладно тебе! Большинство из них помнят меня младенцем, они просто подходили узнать, как дела.

Готье протянул Аурелии кулек с леденцами, купленными у кондитера неподалеку. Девушка взяла конфетку и дала ей растаять на языке, наслаждаясь кисло-сладким лимонным вкусом.

– Хорошие, – одобрила она. – А папа купил булочки для Лулу в лотке Шаркуна.

Так прозвали булочника из-за его немного шаркающей походки.

– Вы его слишком балуете, – вежливо запротестовал Готье. – Он и так уже порядочная обжора.

– Должен же он хоть что-то унаследовать от своего деда! – отшутился Леандр. – Кстати, о Шаркуне: похоже, его сыночку уже не терпится промочить горло в «Чик-Чирике».

Аурелия и Готье машинально повернули головы к Толстому Беберу, сыну булочника. Парню еще не было и двадцати, а он уже слыл отъявленным пьянчугой. Устроив на скамье все сто сорок килограммов, он, скрестив руки на груди, то и дело поворачивал свою отечную физиономию в сторону улицы, ведущей к бару.

– У него «Перно» сочится из всех пор, – заметил Готье. – В тот день, когда он унаследует бизнес отца, булочки станут уже не так хороши.

– Или, наоборот, это только придаст им вкуса, – хохотнул Леандр и перевел разговор на бал, который должен был состояться вечером в открытом ресторанчике на берегу.

К большому разочарованию Аурелии, ни о каком походе туда не могло быть и речи из-за ужина с директором кожевенного завода, запланированного ее отцом. Вечер обещал быть тягостным. Ей совсем не нравилось семейство Тардье – манерных и претенциозных буржуа. Прошлым летом их старший сын Шарль попытался за ней приударить, но девушка оставалась совершенно холодна и никак не реагировала на его ухаживания. Этот нервный парень с телосложением борца был ей очень неприятен.

– Я бы лучше пошла потанцевать, – объявила она.

Леандр взглянул на нее и ответил тоном, не допускающим возражений:

– Не сомневаюсь, однако настаиваю, чтобы вечером ты осталась с нами. Тардье пользуются большим влиянием в округе.

Аурелия не стала скрывать своего разочарования. Насколько лучше ей было бы в Париже, где она могла веселиться вместе с Мадлен!

– Вашей дочери хочется развлечься, – вмешался Готье, – это нормально в ее возрасте. Вчера приехал передвижной цирк, они будут давать представления на протяжении трех недель. Можно сходить как-нибудь вечерком, что скажете?

– Прекрасная мысль, – одобрил Леандр, очевидно забыв, что его дочери уже не пять лет.

Неожиданно присутствующие разразились аплодисментами. Октав Рабье, мэр Шатийона, встал у микрофона. Аурелия увидела, как ее сестра поднялась на эстраду, украшенную синими, белыми и красными флажками, где ее уже ждали ученики, взволнованные важностью события. В платье, подпоясанном шелковым кушаком в цветах триколора, Мари была ослепительна, хотя и немного нервничала. Мэр начал свою речь, поздравив детей, получивших аттестат об окончании школы. По его словам, подобным успехом они целиком обязаны директору школы, месье Бруару, а также Мари, которую он назвал превосходной самоотверженной учительницей. Та покраснела, когда раздались аплодисменты. Мари очень серьезно относилась к своим обязанностям, но по натуре была человеком скромным и не любила привлекать к себе внимание.

Потом тщательно подготовленные ученики по очереди выходили к микрофону. Кто-то выпаливал свой текст на одном дыхании, кто-то читал дрожащим от волнения голосом. Когда пришел черед Аннетт, Аурелия послала ей широкую ободряющую улыбку. Девочка выбрала отрывок из стихотворения Юга Лапера, автора из Берри, воспевавшего свою родную землю. Она начала читать ясным голоском:

 
Берри наш не похож на те края,
Где горы устремляются в зенит,
Но свежесть там, журчание ручья,
И тучный колос золотом звенит.
Там воздух чист, обилен урожай,
Трава густая и поля цветов –
Все потому, что двери в этот край
Всегда закрыты были для врагов.
 

Аннетт сорвала щедрые аплодисменты. Эти несколько строк так хорошо выражали чувства большинства присутствующих! В завершение церемонии все дети вышли вперед и запели «Марсельезу». Аурелия, Леандр и Готье весело замахали в ответ на приветствие Луи, которого Мари поставила в первый ряд. Этот крепкий шестилетний малыш пел с огромным воодушевлением, не сводя глаз с деда, который никогда еще не испытывал такой гордости. Волнение усилилось, когда ветераны Великой войны встали по стойке смирно. Со слезами на глазах Аурелия сказала себе, что люди не могут быть настолько безумны, чтобы вступить в новый мировой конфликт после того, как предыдущий разрушил столько семей и унес столько человеческих жизней.

10

– Луи заснул, – объявила Мари, входя в гостиную. – Может, пройдемся немного, Аурелия?

– Не откажусь! – живо откликнулась девушка, откладывая книгу, которую собралась почитать. – Мне необходимо размять ноги после этого ужасного вечера.

Как она и предполагала, ужин оказался чудовищно скучным. Мужчины только и говорили, что о политике и экономике. Кожевенный завод Аристида Тардье с высокой трубой котельной, видневшейся издалека, был одним из главных источников рабочих мест в округе, причем настолько существенным, что задавал ритм местной жизни своими четырьмя гудками в день. Супруга Тардье, мадам всезнайка, уверенная, что весь мир перед ней в долгу, не упускала случая напомнить гостям о своем высоком происхождении. Все в этой женщине было сплошным притворством. Она не единожды бросала укоризненные взгляды на Луи, который сидел за столом вместе с ними.

– Согласитесь, не часто увидишь, чтобы ребенку этого возраста позволялось ужинать в обществе взрослых, – с нажимом высказалась она, когда жизнерадостный мальчуган заговорил, не дожидаясь приглашения, – ему не терпелось рассказать, как он был рад своему участию в праздничном выступлении.

Раздраженно блеснув глазами, Мари тем не менее вежливо ответила:

– Нас с сестрой воспитывали именно так, и я не вижу причин, почему мне надо поступать иначе.

– О, конечно же. Выдающийся успех вашего отца чуть не заставил меня забыть о ваших крестьянских корнях. Полагаю, не так-то легко избавиться от старых привычек.

– А ваши дети, дорогая мадам, чем заняты, пока мы тут беседуем? – вмешалась Аурелия, радуясь, что их старший сын, слава Богу, не трется около нее.

– Они со своей няней. Ну, за исключением Шарля, разумеется, – он отправился на танцы. Молодо-зелено, – добавила она со снисходительной улыбкой.

Поскольку Аурелия играла на фортепьяно, отец попросил ее исполнить прелюдию Баха, пока они потягивали кофе с коньяком в гостиной. Оба Тардье пришли в восторг от ее таланта и даже предложили ей давать уроки их младшей дочери Элизабет. Не слишком соблазнившись их предложением, Аурелия кое-как выкрутилась, пробормотав, что подумает. Гости раскланялись, едва допив кофе, что принесло ей большое облегчение.

Леандр закупорил хрустальный графин с коньяком и посмотрел на Аурелию.

– Ты нескоро увидишь их снова, на август они уезжают в Виши, в семью мамаши Тардье.

– Тем лучше. Ума не приложу, как муж ее терпит. Она такая высокомерная! Их дети учатся у тебя в школе, Мари?

Сестра отрицательно покачала головой.

– Младшему сыну, Морису, четырнадцать, он учится в частной школе-пансионе. А малышке, которой сейчас семь, мать не позволяет общаться с деревенскими детьми – она приглашает учителей, которые дают ей уроки на дому.

– Хм… «Это вопрос статуса», разумеется – передразнила Аурелия мамашу Тардье с ее высокомерным тоном. – Так, я готова, пошли.

– Слишком далеко не уходите, – посоветовал Леандр. – За лугом, у железной дороги, расположился цирк.

– Ты боишься, что оттуда сбежит медведь? – хихикнула Аурелия.

– Медведь – нет, а вот какие-нибудь парни с дурными намерениями – вполне возможно.

Девушка закатила глаза. Как ее отец, куда более либеральный и терпимый, чем большинство его друзей, умудрялся иногда вести себя как настоящая наседка?

– Мы просто пройдемся по дороге позади дома, – пообещала Мари. – Так или иначе, мы ненадолго – надвигается гроза.

Сестры вышли в опускающиеся сумерки. Мари не ошиблась: воздух был тяжелым, а небо на горизонте наливалось чернотой, грозя обрушить на них потоки воды. Аурелия улыбалась, идя за сестрой к старой калитке в глубине сада, наполовину скрытой буйной растительностью. Несмотря на разницу в возрасте, сестры были по-настоящему близки с самого рождения Аурелии, и этот немного запущенный уголок усадьбы быстро стал их излюбленным местом для игр. Бывало, Мари сажала ее к себе на плечи, и они отправлялись в безумные приключения по лугам, раскинувшимся там, за забором. Аурелия до сих пор помнила аромат лавандового шампуня сестры, смешанный с запахом цветов и созревших колосьев. Мари очень мало изменилась со времен их благословенного детства. В свои двадцать семь лет она была очень похожа на мать золотыми, как солнце, кудрями и высокими лепными скулами, придававшими ей царственный вид. Только глаза, когда-то такие смешливые, иногда затуманивались облачком грусти. О чем она думала в эти моменты?

– Я так рада вернуться сюда с тобой, – призналась Аурелия.

Они открыли скрипнувшую створку калитки. Мари взяла сестру под руку.

– Тебе, наверное, кажется, что в последние дни я совсем про тебя забыла, – извинилась она.

По-прежнему улыбаясь, Аурелия пожала плечами.

– Ты же была занята, репетировала с детьми. Кстати, у тебя здорово получилось. Ты хорошая учительница, Мари.

– Спасибо, дорогая. А тебя преподавание не привлекает? Мамаша Тардье не ошиблась, расхваливая твой талант к фортепьяно.

– Нет, – ответила Аурелия. – Когда мы вернемся в Париж, я снова начну брать уроки танцев, чтобы наконец выступать на сцене.

Мари задумчиво посмотрела на сестру.

– Это потребует от тебя адской дисциплины. Не хочу тебя отговаривать, но даже если твоя нога полностью восстановилась после того несчастного случая, сомневаюсь, что ты сможешь пробиться в балет.

– Поэтому я думаю скорее о мюзик-холле. В Париже он сейчас в моде, стоит только посмотреть, как переполнены подобные заведения.

– Ты достойная наследница наших родителей, – с нежностью заключила Мари. – Было бы забавно, если бы ты смогла сопровождать папу в его турне.

– Это не совсем то, к чему я стремлюсь, – призналась Аурелия. – Жюльен… ну, сын Карлье, знаешь его?..

Сестра кивнула, приглашая ее продолжать.

– Так вот, он собирается после окончания учебы перебраться в Нью-Йорк. Я подумала, что, набравшись опыта, тоже смогу уехать туда. Было бы замечательно, как считаешь?

Она впервые поделилась с кем-то своей мечтой. Часто по вечерам она представляла свое имя на афише одного из театров, которые так любят в Америке, вроде бродвейских. Как же, наверное, здорово жить своим увлечением. Получать деньги за то, что танцуешь, – это же несказанная удача!

– Прекрасный план, – согласилась Мари. – А папа что о нем думает?

– Ну, мы с ним это еще не обсуждали. Он собирался сводить меня на одно шоу в Париже и познакомить с их звездой, но раз мы здесь… видимо, не судьба, – вздохнула она.

– Очень жаль, – искренне посочувствовала Мари. – Но будут и другие ревю. Просто попозже.

– Не знаю. Папа, похоже, убежден, что мы движемся прямиком к новой войне. И еще… только не говори ему, ладно? Я подслушала странный разговор между ним и родителями Жюльена.

Она замолчала и искоса глянула на сестру, прежде чем добавить:

– Он упоминал задание в Германии… Мари, я думаю, что наш отец шпион.

Аурелия почувствовала, что сестра напряглась.

– Да что ты такое говоришь? – слишком поспешно откликнулась Мари. – Ты просто фильмов насмотрелась!

Аурелия обиженно скрестила руки на груди.

– Я не выдумываю, поверь. Мать Жюльена даже расспрашивала герцогиню Виндзорскую о Гитлере, я была там с Ариэль, когда они об этом говорили. А потом она все передала папе.

Мари вытаращила глаза.

– Ты встречалась с Уоллис Симпсон и молчишь об этом? Какая она? Ну же, расскажи!

Аурелия пожала плечами.

– Я видела ее лишь мельком, слишком мало, чтобы составить какое-то мнение. А вот Ариэль ее терпеть не может. Кстати, насколько я поняла, она тоже работает на разведку.

Мари сделала медленный вдох.

– Тебе не стоит в это лезть, Аурелия. Это их дела, нас они не касаются.

– Тебе что, совсем не любопытно? – продолжала настаивать девушка. – Ведь это же так захватывающе!

– Есть масса других, куда более интересных вещей, – возразила Мари. – Ладно, – добавила она зевая, – что-то я совсем устала, пойду домой. Ты идешь?

Аурелия покачала головой. Было всего десять вечера, и ей совсем не хотелось спать.

– Я еще немного прогуляюсь. Разомну ноги.

– Ладно, но будь осторожна. Ты рискуешь промокнуть до нитки – гроза вот-вот начнется.

Аурелия пообещала, что будет внимательна, и, подождав, пока сестра повернет обратно, продолжила путь. Вокруг царил покой, чуть нарушаемый хриплым кваканьем лягушек. Несмотря на жару, в воздухе витал запах влаги от протекавшей неподалеку реки. Она решила дойти до берега, чтобы смочить ноги, а потом уже вернуться домой. При свете луны путь до реки, протекавшей за лугом, занял минут десять. Спустившись по склону, она оказалась на покатом заросшем берегу и уже собралась снять туфли, как вдруг услышала всплеск и увидела рябь, пошедшую по воде. В реке кто-то был! Она застыла. В этом месте русло было не очень широким, от силы метров десять, но в середине глубины было достаточно, чтобы спокойно поплавать. Прищурившись, она различила какой-то силуэт, но уже потемнело, чтобы как следует рассмотреть купальщика.

«Лишь бы им не оказался этот противный Шарль Тардье!» – подумала она. Хотя нет, этот парень не забрался бы так далеко, чтобы искупаться, разве что привел с собой какую-нибудь бесстыжую девицу или подвыпивших приятелей. А этот загадочный пловец был, по всей видимости, один. Он начал напевать песню Шарля Трене «Boum!»[19]19
  «Бум!» (фр.).


[Закрыть]. Аурелия понимала, что ей следует уйти, но словно безмолвная таинственная сила приковала ее к месту. «Когда наше сердце делает “бум”»… – его голос был одновременно мужественным, юным, мягким и низким. И ей нравилось слушать его вот так, тайно.

Внезапно порыв ветра разогнал тучи, скрывавшие луну, и на воду легло колышущееся отражение светила. Аурелия спряталась за дерево, вытянув шею. Она успела увидеть только бледный торс и копну темных волос, прежде чем купальщик с головой ушел под воду. Когда он снова вынырнул, то оказался так близко к ней, что Аурелия ахнула от неожиданности. По обезоруживающе красивому профилю можно было угадать лицо с тонкими, но резкими чертами. Ему было лет двадцать, если только ночь не обманывала. В тот момент, когда он повернулся, чтобы выбраться на берег, взгляд девушки упал на низ спины, где начинались его ягодицы. Странный трепет зародился у нее в груди, словно там вдруг запорхали бабочки. Она сделала шаг в сторону, чтобы получше спрятаться, но второпях споткнулась о корень, и ее нога соскользнула. Она не сдержала вскрика, чувствуя, что съезжает вниз, и лишь в последний миг удержалась, ухватившись за ветку орешника. Затаив дыхание, она мысленно молилась, чтобы незнакомец ее не услышал. Но слишком поздно – он уже возвращался, пытаясь определить, откуда донесся звук.

– Есть тут кто? – крикнул он.

Дойдя до места, где пряталась девушка, он замер – их взгляды встретились сквозь ветви. Аурелия, не в силах пошевелиться, смотрела в пристально изучающие ее бархатно-карие глаза. Две или три секунды они разглядывали друг друга в полной тишине, которую внезапно разорвал удар грома. Только тогда Аурелия отпрянула и побежала. Когда она добралась до отцовского дома, ее сердце колотилось как бешеное. Как только она закрыла за собой дверь, на землю начали падать крупные капли дождя.

* * *

На протяжении следующих двух дней Аурелия не могла думать ни о чем, кроме таинственного юноши. Луи и Мари, у которых начались каникулы, предлагали ей самые разные занятия, от импровизированной партии в теннис в саду до лодочной прогулки вокруг брода, но все было напрасно – она ни на чем не могла сосредоточиться. В своих грезах она неизменно возвращалась к нему. Как можно настолько увлечься тем, чье лицо ты едва рассмотрела? Просто безумие. Твердо настроившись попытать судьбу, на третий день она заявила, что была бы очень рада устроить пикник на берегу реки. Дождь, принесенный грозой, продлился всего несколько часов, после чего вернулась душная летняя жара, но у кромки воды еще можно было найти немного прохлады.

Около полудня они отправились в путь через поля. Луи резвился, насвистывая песенку, которую его знаменитый дед записал на исходе Великой войны, – в ней предлагалось «выпить за победу». Шагая легче обычного, Аурелия привела их на то место, где случайно подстерегла незнакомца. Странно было вернуться туда в разгар дня – при свете все выглядело совсем по-другому. Мари расстелила покрывало в тени, поставила корзинку с едой. Аурелия бросила взгляд на реку. При воспоминании об обнаженном теле незнакомца она почувствовала, что заливается краской. Сестра, явно заметив ее смятение, подозрительно прищурилась.

– Что с тобой? Ты что-то не слишком разговорчива в последние дни.

– Ничего, все в порядке, – пробормотала Аурелия.

– Бьюсь об заклад, она до сих пор дуется на меня за то, что мы не попадем на Жанну Обер в «Фоли Бержер», – виновато предположил Леандр. – А хорошая джазовая пластинка на семьдесят восемь оборотов не поможет мне вымолить прощение? Они продаются в городском универмаге, представляешь?

– Нет, я… мне не нужна новая пластинка, папа. Наверное, на меня жара так действует.

– Это правда, она ужасно выматывает, – согласилась Мари, усаживаясь рядом с сестрой. – Подумать только, бедняга Готье вынужден сидеть взаперти у себя на почте в такую погоду! Я лично просто счастлива, что ноги моей не будет в школе до октября.

– А я счастлива, что моей ноги вообще больше никогда не будет в школе, – пошутила Аурелия.

Леандр отправился набрать плоских камешков, чтобы поучить внука искусству пускать блинчики. Когда они закончили, все четверо пообедали сочными помидорами, сыром, хлебом и грушами, после чего Мари увела Луи к ясеням и березам, чтобы помочь ему пополнить гербарий. Леандр растянулся на траве, желая немного вздремнуть, а Аурелия осталась маяться бездельем. Судя по всему, ее незнакомец не собирался материализоваться перед ней как по волшебству. Но ведь он не был плодом ее воображения! Мог ли он быть одним из местных жителей? Маловероятно. Молодой человек совершенно не походил на крестьянина, она готова была дать руку на отсечение. Тогда кто же он? Можно подумать, она встретилась с одним из тех мистических существ, которых старики не могли даже упомянуть, не перекрестившись несколько раз кряду. В конце концов, в здешних местах ходило множество легенд, грозивших самыми страшными проклятиями любому, кто столкнется с кем-то из этих порождений лесов и вод…

Видимо, Аурелия задремала, потому что внезапно очнулась от радостных криков. Открыв глаза, она увидела десяток ребятишек, плещущихся в реке. Отец тоже проснулся. Солнце изменило свое положение на небе. Аурелия поправила шляпку.

– Не знаю, откуда взялись эти дети, но их слишком много… – сказала она.

Леандр привстал, разглядывая малышей, которые брызгались, встряхиваясь, как ополоумевшие собаки.

– Наверное, они из цирка. Шатер установили прямо за теми дубами, – указал он на деревья, опоясывавшие лужайку с другой стороны.

Цирк! Ну конечно же!

Аурелия взяла себя в руки, стараясь не выдать охватившего ее возбуждения. Как же она сразу об этом не подумала? Молодой человек, наверное, был членом цирковой труппы, это единственное объяснение!

Мари и Луи вернулись с ворохом листьев и цветов.

– И что, за ними никто не следит? – возмутилась она, встревоженная отсутствием взрослых рядом с этой оравой детей.