Текст книги "Галили"

Глава XVII

В тот вечер сестра Динни пригласила Рэйчел на барбекю, она заверила, что люди соберутся исключительно приятные, незнакомых не будет и к тому же гости предупреждены, что Рэйчел не стоит докучать расспросами. Несмотря на это, Рэйчел не слишком хотелось идти. Но Динни недвусмысленно дала понять, что воспримет отказ как личное оскорбление. Так что Рэйчел все-таки пришлось принять приглашение, но потом она поняла, что совершила ошибку. Ее сестра, уверявшая, что все время будет поблизости, забыла о своем обещании и через пять минут скрылась в неизвестном направлении, оставив Рэйчел в толпе гостей. Рэйчел обнаружила, что не знает никого из этих людей, зато им она слишком хорошо известна.

– Несколько педель назад я видела вас с мужем по телевизору, – сообщила какая-то дама, представившаяся как Кимберли, вторая лучшая подруга Динни (Рэйчел было недосуг ломать голову над тем, что означает это странное звание). – Тогда как раз транслировали одно из этих чудных гала-шоу. Судя по вашим лицам, вы здорово веселились. Я сказала Фрэнки – это мой муж, вон, поглядите, он стоит с хот-догом в руках. Кстати, он работает вместе с мужем вашей сестры. Так вот, я сказала Фрэнки: этим людям можно позавидовать. Вокруг них все сверкает.

– Сверкает?

– Сверкает, – убежденно повторила Кимберли. – Сверкает и блестит. – Стоило Кимберли припомнить изумительное зрелище, глаза ее тоже засверкали восторгом. Рэйчел не хватило духу сказать ей о том, что на пресловутом гала-шоу была смертная тоска, угощение было несъедобным, речи – бесконечными, общество – надменным и скучным. Она сочла за благо не мешать своей новой знакомой в течение нескольких минут нести упоенный вздор, а сама лишь улыбалась или кивала головой в наиболее патетические моменты. От надоедливой собеседницы ее спас мужчина, который, судя по всему, отдал должное угощению – за ворот рубашки у него была заткнута салфетка, а лицо украшали пятна соуса.

– Простите за бесцеремонное вмешательство, – обратился он к любительнице светской жизни, – но я так давно не видел эту юную леди, что больше не в силах терпеть.

– Ты весь перемазался соусом, Нейл Уилкинс, – сообщила Кимберли.

– Неужели?

– Да. Вытри как следует рот, обжора.

Нейл Уилкинс вытащил из-за ворота салфетку и принялся вытираться, Рэйчел тем временем лихорадочно соображала, кто он такой. Наконец она поняла – перед ней выросший и даже постаревший мальчик, некогда похитивший и разбивший ее девичье сердце. Годы изрядно потрудились над его внешностью, наградив Нейла круглым пивным брюшком, заметными залысинами и рыжеватой бородой. Но когда он кончил наконец возиться с салфеткой, выяснилось, что его улыбка по-прежнему лучезарна.

– Ты меня узнала? – спросил он.

– Нейл.

– Он самый.

– Я так рада тебя видеть, А я думала, ты в Чикаго. Мне кажется, Динни говорила что-то такое.

– Он вернулся с поджатым хвостом, – бестактно вмешалась Кимберли.

Но, судя по всему, Нейлу трудно было испортить настроение.

– Все эти большие города не по мне, – заявил он, по-прежнему сияя улыбкой. – В глубине души я так и остался мальчишкой из захолустья. Поэтому я и вернулся сюда, в Дански, и начал небольшое дело вместе с Фрэнки...

– Фрэнки – это мой муж, – уточнила Кимберли на тот случай, если Рэйчел этого еще не уяснила.

– Мы занимаемся ремонтом домов. Чиним крыши, водопровод и все такое.

– Они вечно ссорятся, – вставила Кимберли.

– Неправда, – возразил Нейл.

– Ссоритесь, ссоритесь. То жить друг без друга не можете, то грызетесь, как кошка с собакой.

– Вся беда в том, что твой Фрэнки – закоренелый коммунист.

– Вот уж ерунда, – возмутилась Кимберли.

– Не отпирайся. А старина Джек и вовсе был завзятым комми. У него даже партийный билет был.

– Кто такой Джек? – спросила Рэйчел.

– Папаша Фрэнки. Он умер в прошлом году.

– От рака простаты, – пояснила Кимберли.

– Так вот, просматривая оставшиеся после старика бумаги, Фрэнки обнаружил членский билет коммунистической партии. И теперь носит его на груди и толкует о том, что пришло время восстать против темных сил капитализма.

– Он не это имеет в виду, – возразила Кимберли.

– А тебе откуда известно, что твой муженек имеет в виду?

– Просто я знаю его дурацкий юмор. Не сразу поймешь, когда он шутит, а когда говорит всерьез. А люди думают черт знает что, – кипятилась Кимберли.

Нейл поймал взгляд Рэйчел и едва заметно улыбнулся ей. Он явно поддразнивал Кимберли, чтобы повеселить Рэйчел.

– Конечно, ты выгораживаешь своего благоверного. А по-моему, раз у парня в кармане партийный билет, значит, он комми, и ничего с этим не поделаешь.

– Иногда ты ведешь себя как последний идиот, – обиделась Кимберли и, повернувшись, пошла прочь.

– Ну и потеха с ней, – усмехнулся Нейл. – Стоит хоть чуть-чуть задеть ее ненаглядного Фрэнки, сразу выходит из себя. А сама пилит его день и ночь. Когда он на ней женился, волос у него была целая копна, а теперь она проела ему хорошую плешь. Мне, правда, тоже нечем хвастать, – и он похлопал по своей лысеющей макушке.

– По-моему, лысина тебе даже идет, – улыбнулась Рэйчел.

– Правда? – просиял Нейл. – Слышала бы тебя Лайза. Она на мою лысину смотреть не могла без слез.

– Лайза – это твоя жена?

– Мать моих детей, и не более того, – с усмешкой уточнил Нейл.

– Так ты не женат?

– Я был женат. В глазах закона мы с Лайзой до сих пор женаты. Но она с детьми живет в Чикаго, а я... как видишь, здесь. Они собирались приехать ко мне, когда я устроюсь и встану на ноги, но похоже, нам уже не жить вместе. У Лайзы кто-то появился, а детям нравится в Чикаго. По крайней мере, она так говорит.

– Мне жаль, что у тебя не все сложилось.

– Мне тоже жаль, – вздохнул он. – Я знаю, такое случается сплошь и рядом, но когда это происходит именно с тобой, с этим трудно смириться.

И, словно застеснявшись собственных слов, он опустил голову и уставился на свои не слишком чистые ботинки.

– А я знала Лайзу? – спросила Рэйчел.

– Конечно, знала, – буркнул он, все еще не отрывая взгляда от ботинок. – Ее девичья фамилия Фроман. Лайза Анжела Фроман. Ровесница твоей сестры. Они вместе ходили в воскресную школу.

– О, я ее помню, – кивнула головой Рэйчел, представив себе хорошенькую белокурую девочку лет шестнадцати, в больших очках. – Она всегда была такой тихоней.

– Она и сейчас тихоня. Но голова у нее соображает как надо. Слава богу, дети пошли в нее, я-то звезд с неба не хватаю.

– Ты скучаешь по ним?

– Безумно. Все время. Все время... – Нейл произнес это так, будто сам не верил, что способен на столь сильное чувство. – Мне казалось, постепенно я привыкну, но... – Он покачал головой. – Слушай, а ты не хочешь пива или еще чего? У меня есть косяк.

– Ты так и не бросил курить?

– Ну, я стараюсь этим не злоупотреблять. Но, знаешь, иногда одолевает тоска и хочется отвлечься. Ни о чем не думать. Не травить себе душу воспоминаниями.

Они пересекли двор, потом перебрались через низкий забор и оказались на свалке старых автомобилей. Рэйчел все это казалось захватывающим приключением, которое становилось все более увлекательным по мере того, как заканчивалась сигарета Нейла.

– Вот этого мне и не хватало, – заявил Нейл, сделав несколько затяжек. – Надо было покурить до того, как являться на эту вечеринку. А то подобные развлечения нагоняют на меня скуку. Раньше все было по-другому. – Он вновь втянул в себя дым и передал сигарету Рэйчел. – Должен признаться...

– В чем?

– В том, что теперь все нагоняет на меня скуку. И ничто не радует. Похоже, я кончу, как мой отец. Ты его знала?

– Конечно. Его звали Эверетт.

– Надо же, ты помнишь.

– Я еще слишком молода для склероза, – усмехнулась Рэйчел.

– Его звали Эверетт Хэнкок Уилкинс.

– Хэнкок?

– Да, и попрошу воздержаться от насмешек. Да будет тебе известно, мое второе имя тоже Хэнкок.

– Хэнкок, – сквозь смех повторила Рэйчел. Неожиданно это имя показалось ей чертовски забавным.

– Кто-нибудь зовет тебя Хэнкок? – хихикнула она.

– Только мама, – сообщил он и вдруг сам прыснул. – В детстве я всякий раз холодел от ужаса, стоило мне услышать, как она кричит...

Они дружно выкрикнули: «Хэнкок!» – и, словно испугавшись, обвели двор виноватыми взглядами. Несколько человек повернулись в их сторону.

– Люди подумают, что мы сошли с ума, – заметила Рэйчел, изо всех сил сдерживая новый приступ смеха.

– Мне не привыкать. Я всю жизнь хожу в дураках, – сказал Нейл, и, несмотря на нарочитую небрежность тона, в голосе его проскользнула обида. – Но меня это мало волнует.

Рэйчел отчаянным усилием согнала с лица улыбку.

– Мне очень жаль, если это так, – изрекла она и тут же снова согнулась пополам от хохота.

– Что тебя так забавляет? – осведомился Нейл.

– Хэнкок, – пробормотала она. – Ну до чего идиотское имя. – От смеха из глаз ее выступили слезы. – Ох, прости, – она с трудом перевела дух и достала носовой платок. – Так о чем ты говорил?

– О всякой ерунде, – махнул рукой Нейл. – Не стоит повторять.

Он тоже улыбался, но взгляд его неожиданно стал сосредоточенным и задумчивым.

– Что случилось? – насторожившись, спросила она.

– Ничего. Я просто подумал...

Она вдруг поняла, что он сейчас скажет. Сейчас все будет испорчено, а жаль... Но ее догадка оказалась неверной.

– Я был тогда ужасным идиотом...

– Нейл.

– Я имею в виду, когда решил расстаться с тобой.

– Нейл, не надо...

– Нет, пожалуйста, дай мне договорить. Мне вряд ли представится еще случай сказать тебе о том, что у меня на душе...

– А может, нам лучше просто сделать еще несколько затяжек?

– Все эти годы я думал о тебе.

– Что ж, приятно слышать.

– Я сказал это не ради красного словца. В своей жизни я наделал много ошибок. Сейчас мне бы так хотелось их исправить. И ты, Рэйчел, – моя главная ошибка. Всякий раз, когда я видел тебя по телевизору или натыкался на твою фотографию в журнале, я думал: она могла бы быть моей. И я сумел бы сделать ее счастливой. – Он взглянул ей прямо в глаза. – Ты веришь в это? В то, что я сделал бы тебя счастливой?

– Верю. Но мы с тобой пошли разными путями, – тихо сказала она.

– Не просто разными. Мы пошли неверными путями.

– Не думаю, что...

– Нет, я неточно выразился. Наверное, ты выбрала правильный путь. И не жалеешь, что вышла замуж за своего Гири. Я говорил только о себе. О собственной дурости.

Он отчаянно затряс головой, и Рэйчел с удивлением увидела, что на глазах его выступили слезы.

– Нейл, милый...

– Не утешай меня. Я понимаю, что сам испортил себе жизнь...

– Может, вернемся к гостям?

– Зачем?

– Думаю, нас уже хватились. Никто не знает, куда мы делись.

– Мне на них наплевать. На всех. Они мне осточертели. Весь этот провинциальный сброд.

– Ты недавно сказал, что в глубине души всегда останешься мальчишкой из захолустья, – с улыбкой заметила Рэйчел.

– Я сам не знаю, кто я такой, – пожал плечами Нейл. – Раньше я думал, что...

Взгляд его внезапно затуманился и устремился на темневшие в сумерках очертания машин.

– Знаешь, Рэйчел, раньше я умел мечтать...

– Думаю, ты и сейчас не разучился.

– Нет, – вздохнул он. – Разучился. Мое время ушло. Я упустил свой шанс. И больше он не вернется. Жизнь не слишком-то щедра к нам. Каждому дается один шанс, а тот, кто не сумел им воспользоваться, пусть пеняет на себя.

– Ты стал настоящим философом, но все же...

– Не надо ничего говорить. Я и так все знаю. Ты никогда меня не любила, так что от меня ничего не зависело. Но я все равно думал о тебе, Рэйчел. И буду думать о тебе до конца своих дней. Почему-то мне кажется, сложись все иначе, ты сумела бы меня полюбить. Если бы только я... – Губы его тронула грустная улыбка. – Все могло быть иначе.

На следующее утро Динни устроила сестре настоящий скандал. О чем только Рэйчел думала, уединившись с Нейлом Уилкинсом? Надо же, нашла себе компанию. Может, в Нью-Йорке подобное поведение считается хорошим тоном, но, да будет известно Рэйчел, у них в провинции так не принято. Рэйчел надоело ощущать себя нашкодившим ребенком, и она посоветовала Динни умерить свой пыл. Кроме того, что зазорного в том, что она поговорила с Нейлом Уилкинсом?

– Да он же законченный алкоголик, – заявила Динни. – И ужасно обращался с женой.

– Уверена, все это досужие выдумки.

– Это самая что ни на есть правда, – вновь повысила голос Динни. – Мне лучше знать. И прошу тебя, Рэйчел, держись от него подальше.

– Я вовсе не собиралась...

– Ты не можешь вытворять здесь все, что взбредет тебе в голову...

– Подожди, я не понимаю...

– Не можешь ни с кем не считаться...

– Ради бога, о чем ты говоришь?

Динни, которая мыла посуду, повернула к сестре пылающее от гнева лицо.

– Ты прекрасно все понимаешь.

– Ни черта я не понимаю.

– Ты поставила меня в дурацкое положение.

– Каким образом? И когда?

– Не надо притворяться! Вчера вечером ты куда-то смылась, а я должна была за тебя отдуваться. Меня буквально засыпали вопросами. И что мне было отвечать? Что моя сестра вспомнила детство и флиртует с Нейлом Уилкинсом?

– Я с ним не флиртовала.

– Да кого ты обманываешь? Я тебя прекрасно видела! И все видели, как вы с ним воркуете, причем ты хихикала, как школьница. Я чуть сквозь землю со стыда не провалилась.

– Мне очень жаль, что я поставила тебя в неловкое положение, – ледяным тоном произнесла Рэйчел. – Больше этого не повторится.

Вернувшись в дом матери, Рэйчел сразу стала собирать вещи. Слезы текли по ее лицу, пока она возилась с чемоданами. Причиной этих слез был не только обидный разговор с сестрой, Рэйчел была в смятении. Может, Динни права и Нейл Уилкинс действительно колотил свою жену? И все же вчера он затронул в ее душе какую-то нежную струну, хотя она не могла объяснить почему. Может, потому, что связь ее с прошлым не порвана до конца? Потому, что в ней по-прежнему живет девчонка, некогда влюбленная в Нейла? Девчонка, с трепетом ожидавшая первого поцелуя и мечтавшая о счастье? И сейчас она не может сдержать слез при мысли, что мечтам этим не суждено сбыться и их с Нейлом пути разошлись навсегда.

Как все это смешно и грустно... Впрочем, зная себя, она могла предвидеть, что возвращение домой приведет к таким последствиям. Рэйчел отправилась в ванную, вымыла холодной водой опухшее от слез лицо и попыталась собраться с мыслями. Разумеется, ее приезд сюда был ошибкой. Лучше бы она осталась в Нью-Йорке. Лучше бы она не сбегала от Митчелла, а откровенно выяснила с ним отношения.

С другой стороны, может, она и не зря приехала. Теперь она поняла, что стала чужой в городе своего детства. Она больше не станет утешаться сентиментальными мечтами о возращении в родные края – раз выбрав свой путь, она должна двигаться по нему, не сворачивая. И прежде всего ей необходимо вернуться в Нью-Йорк и поговорить с Митчеллом. Если они решат, что дальнейшая совместная жизнь невозможна, она потребует развода, и тогда придется пройти через все необходимые судебные процедуры. Марджи даст ей немало ценных советов относительно того, на что она может рассчитывать в качестве бывшей супруги миллионера. А потом? Потом увидим. Одно Рэйчел знала наверняка – жить в Дански она не будет никогда. Кем бы она ни была в глубине души (сейчас она не имела об этом ни малейшего понятия) – живущая в ней девочка не питала ни малейшей привязанности к захолустью.

В тот же день Рэйчел уехала, несмотря на уговоры матери.

– Останься хотя бы на пару дней, – упрашивала Шерри. – Ты же проделала такой длинный путь. Куда ты так спешишь?

– Мне правда надо вернуться, мама.

– Неужели все дело в этом Нейле Уилкинсе?

– К Нейлу Уилкинсу мой отъезд не имеет никакого отношения.

– Он что, приставал к тебе?

– Нет, что ты.

– Если он осмелился...

– Мама, Нейл ничего лишнего себе не позволил. Он держался, как подобает джентльмену.

– Скажешь тоже. Откуда этому парню знать, как подобает держаться джентльмену. – Шерри пристально взглянула на дочь. – Вот что я тебе скажу. Сотня Нейлов Уилкинсов не стоят одного Митчелла Гири.

Хлесткая фраза запала Рэйчел в душу, и на протяжении всего пути до Нью-Йорка она невольно сравнивала этих двух мужчин, словно сказочная принцесса, размышлявшая о достоинствах претендентов на свою руку. Один из них был богат и красив, но невыносимо скучен, другой успел обзавестись лысиной и брюшком, но ему ничего не стоило рассмешить ее и заставить позабыть обо всем на свете. Они были такие разные, но одно их сближало: в глазах обоих стояла печаль. Она пыталась представить их веселыми, но у нее ничего не получалось – перед ее мысленным взором вставали грустные, удрученные лица. Источник тоски Нейла был ей известен – он сам поведал ей о том, что его терзает. Но что отравляет жизнь Митчеллу, этому избраннику судьбы, столь щедро наделенному всем? Она не находила ответа на этот вопрос, и чем больше Рэйчел размышляла, тем крепче становилась ее уверенность в том, что, лишь узнав эту тайну, она сможет восстановить их отношения.

Часть четвертая
Возвращение блудного сына

Глава I

Вчера вечером ко мне заходила Мариетта с кокаином – по ее словам, его купили в Майами, высшего качества – и бутылкой «Бенедиктина», Она научила меня, как растворять порошок в алкоголе в оптимальных пропорциях. Мариетта сказала, что нам пора пойти поразвлечься вместе, а эта смесь создаст соответствующее настроение. Я ответил, что не хочу никуда идти. Меня переполняли идеи, и нужно было собраться с мыслями, чтобы нити моей истории не перепутались.

– Знаешь, как говорится: делу время – потехе час, – глубокомысленно изрекла Мариетта.

– Это точно. Но это не помешает мне отказаться.

– Да в чем дело? – не унималась Мариетта.

– Ну... – протянул я. – Как раз сегодня я собираюсь приступить к рассказу о Галили. И мне не хочется прерываться, пока я не передумал. Потом мне будет трудно снова решиться на это.

– Не понимаю, о чем ты, – пожала плечами Мариетта. – По-моему, рассказывать о нем чертовски занятно.

– А меня пугает предстоящая задача.

– Но почему?

– За свою жизнь он сменил слишком много обличий. И слишком многое он сделал. Я боюсь, что в моем описании он предстанет просто скопищем противоречий.

– Может, в этом и есть его суть, – заметила Мариетта.

– Так или иначе, если я изображу его таким, люди решат, что я искажаю истину, – возразил я.

– Эдди, это просто книга.

– Это не просто книга. Это моя книга. Мой шанс открыть миру то, о чем никто никогда не рассказывал.

– Хорошо, хорошо, – Мариетта вскинула руки, словно моля о пощаде. – Не выходи из себя. Я уверена, все у тебя получится превосходно.

– Это не то, что я хотел услышать. Ты меня только смущаешь.

– Господи, тогда не знаю, что тебе и сказать.

– Ничего. Ровным счетом ничего. Просто оставь меня и не мешай работать.

Я был не совсем откровенен с Мариеттой. Да, я боялся начинать писать о Галили и действительно опасался, что, прервав работу теперь, в преддверии его появления, не смогу с легкостью войти в плавный поток своего повествования. Но еще больший страх вселяла в меня перспектива прервать собственное затворничество и отправиться с Мариеттой в мир, бушующий за пределами нашего сада, мир, который я покинул много лет назад. У меня были все основания подозревать, что он нахлынет на меня, ошеломит, повергнет в смятение, и я почувствую себя заблудившимся ребенком, растерянным и несчастным. Как и положено ребенку, я задрожу, зальюсь слезами и намочу штаны. Бог свидетель, я отдаю себе отчет, насколько смешными все эти опасения могут показаться вам, тем, кто живет в самой гуще этого мира и с благодарностью принимает все его дары, но я не мог преодолеть свой страх. Если помните, я обрек себя на добровольное заточение так давно, что уподобился узнику, который большую часть своей жизни провел в тесной камере, мечтая увидеть небо, но, когда час долгожданной свободы наступил, несчастный, оставшись без защиты тюремных стен, сжимается в комок от страха.

Короче, Мариетта оставила меня в прескверном настроении, и я понимал, что этой ночью покоя мне не будет. Если я останусь дома, меня ждет встреча с Галили. Если выйду из этих стен, мне предстоит столкновение с миром.

Стремясь оттянуть момент, когда мне все же придется взяться за перо, я решил проверить, так ли уж хорош коктейль Мариетты. Я сделал все, как она учила, – плеснул в стакан немного «Бенедиктина», открыл крошечную коробочку – там был порошок и комочки, – осторожно подцепил немного содержимого, опустил в стакан и размешал карандашом. Кокаин растворился не полностью, жидкость получилась мутноватая. Я провозгласил тост за успешное завершение книги, лежавшей передо мной на столе, и одним глотком осушил стакан. Жидкость обожгла мне горло, и я понял, что совершил ошибку. Из глаз брызнули слезы, я ощущал мучительное жжение в пищеводе, а потом адским огнем вспыхнул и желудок.

– Мариетта... – простонал я. Ну зачем я послушал эту чертову куклу? Знал же, что хорошего она не посоветует. Но не успел я произнести ее имя, как наркотик подействовал. Приятная теплота разлилась по телу, сознание прояснилось, мысли рождались с поразительной быстротой.

Я встал из-за стола, ощущая прилив сил в своих нижних конечностях. Мне захотелось выйти из комнаты на воздух, насладиться свежестью вечера, прогуляться под кронами каштанов и вдохнуть благоуханную прохладу сумерек. А после этого, взбодрившись, можно было приступать к выполнению своей главной цели – рассказу о Галили.