Текст книги "Из плена прошлого"

Мне не хотелось думать, что это Пол. Я верила, что он говорил искренне, когда признался, что в детстве я ему нравилась. Более того, если он и есть тот самый Цыганенок, а я теперь была в этом почти уверена, то и мне он нравился. Но уже тогда Цыганенок во всем шел по поводу у моей кузины…

– Слушай, Бетани, возьму-ка я отпуск и поеду с тобой.

– И пропустишь свадьбу Тома и Элисон?

– Ничего страшного.

– Но ведь ты собиралась быть подружкой невесты?

– Я ей все объясню, она поймет.

– Ты этого не сделаешь, потому что она тебя не поймет и ты потеряешь подругу.

– Почему не поймет? Все предельно ясно…

– Вовсе нет. Элисон решит, что я просто истеричка. У меня до сих пор сильное подозрение, что именно так подумали полицейские, когда я заявила о той чертовой машине.

– Но я не могу отпустить тебя туда одну…

– Я не одна. Мне есть к кому обратиться за помощью, правда.

– Например?

– Ну миссис Брэдфилд и Бетти Доран, потом еще Мэнди О'Коннор…

Джози внезапно ухмыльнулась.

– И тот симпатичный егерь!

– Дункан вовсе не егерь, Джози, он не разводит птиц и животных для богатеньких охотников. Его работа – защищать местную флору и фауну.

– Судя по твоему описанию этого Дункана, Флора и Фауна – везучие девицы.

Я шутливо застонала и принялась убирать со стола.

– Джози, почему бы нам не купить пиццу и бутылку вина, ну там еще шоколадный торт. Я угощаю.

– Ох, прости, Бетани. Надо было сразу сказать… У меня свидание…

– С кем?

– С Мэтью. Ты его не знаешь, я только вчера с ним познакомилась. Он двоюродный брат Тома, инженер. Слушай. Я позвоню и скажу, что не смогу прийти.

– Какой он?

– Да самый обыкновенный. Чуть выше меня, худой и подтянутый, вовсе не такой красавчик, как мужчины из твоего окружения.

– Но?..

– Не знаю, как объяснить…

– И не надо. Вижу по глазам, чувствую по голосу. Так что не вздумай отменять свидание. Я не собираюсь вставать на пути любви.

Она рассмеялась, но с явным облегчением. Пока Джози делала макияж, я плюхнулась перед телевизором и стала забавляться с пультом дистанционного управления.

– Не знаешь, что сегодня? – спросила я Джози.

– Понятия не имею. Но кстати! У меня кое-что есть для тебя. Я принесла эти кассеты от мамы. Ты их не видела.

Джози присела перед шкафом и принялась вытаскивать кассеты, которые я недавно так аккуратно убрала. Наконец она нашла то, что искала.

– Что это?

– Сама увидишь. – Она всунула кассету в видеомагнитофон, уже хотела было нажать на кнопку, но передумала и усмехнулась. – Нет, посмотришь, когда я уйду, чтобы ничто не отвлекало. Есть моменты, когда женщина должна быть одна.

– Джози, не раздражай меня. Признавайся, что это?

Она проигнорировала меня и принялась рыться в стопке периодики на журнальном столике. Скоро многое оказалось на полу, где и было до моего прихода. Но вот ее поиски увенчались успехом, и она сунула мне потрепанный телевизионный журнал.

– Спасибо. А теперь объясни, что в нем интересного.

– Комментарии к телепрограмме. В том числе и к фильму на том видео. Он сделан человеком, о котором ты – вовсе, я считаю, не случайно – не промолвила и слова. Единственным и неповторимым Гретом Рэндаллом.

ГЛАВА 16

– Пилигримы в Средние века старались путешествовать группами, опасаясь нападения разбойников…

Грег стоял на освещенной солнцем горной дороге, говоря прямо в камеру. Шляпа цвета хаки чуть сдвинута набекрень, на нем шорты и футболка, вокруг талии завязана рубашка с длинными рукавами, на ногах тяжелые ботинки, за спиной рюкзак.

Я включила видеомагнитофон сразу же после ухода Джози. На пленке оказался один из документальных фильмов Грега. Автор шел древним путем пилигримов через северную Испанию, рассказывая о ее истории. Вдруг он оставил свою обычную, профессиональную манеру говорить и усмехнулся.

– Но хоть я и надеюсь, что бандиты мне не встретятся, не буду делать вида, что пу тешествую один. Со мной моя команда – оператор и инженер по звукозаписи.

По знаку Грега камера повернулась, показав удивленного инженера с его записывающим устройством и, дальше, пропыленный грузовичок с оборудованием. Когда камера снова вернулась к Грегу, тот смеялся.

– Как выглядит оператор, можете себе представить сами, он у нас парень застенчивый. Кстати, хочу, чтобы вы знали – я каждый шаг прохожу пешком. А эти два парня едут за мной, иногда обгоняют, чтобы узнать, где можно переночевать. Мне даже не удается упросить их забрать мой рюкзак на тяжелых участках пути.

Через час мне уже казалось, что я проделала весь путь по крутым горным дорогам вместе с ним, останавливалась в деревнях со старинными церквями, проходила через города и изучала их древние кварталы. Грег умел сделать так, что вы верили, будто тоже находитесь там, в его экспедиции.

Выключив магнитофон, я отправилась на кухню ставить чайник. Джози сказала, что я могу есть все, что мне приглянется. Я остановилась на сыре и крекерах, куске фруктового торта, скорее всего испеченного матерью Джози, и одиноком, слегка сморщенном яблоке. Я отнесла поднос на журнальный столик. Тут я вспомнила про журнал, который мне дала Джози. Нашла разворот с фотографиями и подробностями о тех местах, где побывал Грег. Из статьи я узнала, что, готовя передачу, он прожил в Испании несколько месяцев, подружился там со многими людьми, особенно с англичанами, которые по каким-то причинам решили обосноваться в Испании. Были там сведения и о биографии Грега, о его образовании, сначала довольно хаотичном, о прекрасных успехах в университете, где он завоевывал все премии, о его успешной телевизионной карьере. Но больше всего меня заинтересовала фотография.

Грег и женщина средних лет в саду. Высокая брюнетка, все еще очень красивая. Под фотографией подпись: «Грег и его мать, бывшая поп-певица Пайпа Рэндалл». Далее следовали два параграфа о Пайпе, которая, впрочем, теперь предпочитает, чтобы ее называли Филиппой. После относительного успеха в качестве певицы она обосновалась в Озерном районе, где открыла центр художественных ремесел и галерею. Об отце Грега не упоминалось.

Я была слишком взвинчена, чтобы сидеть перед экраном телевизора. Эта тесная квартирка по непонятной причине уже не казалась мне домом. Но и Дюн-Хаус тоже еще моим домом не стал. Завещание бабушки как бы приковало меня к нему – до тех пор, пока я не пройду очищения воспоминаниями и не стану ответственной за свои поступки.

Единственным утешением могла служить музыка. Я поставила первый попавшийся диск и включила плейер. Потом я долго отмокала в ванне, а квартиру сотрясали звуки «Четырех времен года» Вивальди и «Реквиема» Моцарта.

Затем я улеглась спать.

Что-то разбудило меня. Я села и откинула одеяло. Было темно, но тем не менее я сознавала, что нахожусь не в лондонской квартире, а в спальне Дюн-Хауса. Снизу раздавались странные, похожие на жалобный стон звуки. Надо пойти посмотреть, в чем дело.

Я не знала, что и думать, поскольку не помнила, как вернулась сюда. Но когда я вышла на лестничную площадку, мое подсознание подсказало, что мне все это снится. Однако заставить себя проснуться, к своему ужасу, не могла. Сначала я должна была сделать то, что от меня требовалось. Звук, разбудивший меня, стал громче. Я попыталась найти выключатель, но не нащупала его.

Стоны становились все слышнее, и я начала на ощупь спускаться по лестнице. Ступенька… вторая… третья… Тут мои ноги запутались в шнуре. Когда я попыталась высвободиться, шнур натянулся и резко дернулся.

Ухватиться за перила я не успела. И начала падать, переворачиваясь, в темноту. Хотела закричать, но не смогла издать ни звука. Скатившись по ступенькам, я остановилась лишь на второй площадке. Причем упала я так, что голова моя свешивалась с первой ступеньки следующего пролета. Шнур все еще обвивался вокруг моих ног.

И все это время слышались стоны. Откуда-то начал струиться красный свет, освещал тело, лежащее внизу. Это была моя бабушка. Я протянула к ней руки, но не могла дотянуться…

На следующее утро Джози была сонной, но довольной. Мы с ней не стали одеваться к завтраку. Сидели в халатах и обсуждали, что будем делать с квартирой.

Я сказала, что некоторое время буду еще платить свою долю, пока все не утрясется, но она уже может начать подыскивать себе компаньонку, если хочет.

– Да не волнуйся ты, – сказала Джози. – С этим проблемы не будет. – Она слегка покраснела.

– Понятно. Но ты ведь только что с ним познакомилась.

– Но ведь бывает, что сразу знаешь: это серьезно.

– Да, конечно. Бывает. – Я подошла к подруге и обняла ее. – Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, милая.

Она отстранилась и взглянула мне в лицо.

– Я-то знаю, а вот как насчет тебя? Должна сказать, что твой Грег Рэндалл куда более рискованный вариант, чем мой Мэтью.

Ну и что я могла возразить? Она была права. Ведь я не имела ни малейшего понятия о том, как ко мне на самом деле относится Грег. А вот Мэтью, если судить по поведению моей обычно трезво мыслящей приятельницы, не скрывал своих намерений.

– Давай выберемся отсюда. – Джози неожиданно вскочила на ноги. – Посмотри, какой чудесный день! – Она показала на освещенное солнцем окно. – Одевайся, давай найдем паб с садиком и поедим. Я угощаю.

Пришла моя очередь разочаровать ее.

– Извини, Джози, но я приглашена на обед. Мне уже пора собираться.

– С кем обед-то? С Грегом?

– Нет, не с Грегом. Я встречаюсь с дамой по имени Джейн Фрирз. Она была лучшей маминой подругой. Я нашла несколько ее писем, когда просматривала бумаги бабушки.

Накануне я не рассказала Джози о письмах и о подозрениях бедной мамы в последнее лето ее жизни, потому что это казалось слишком личным.

– Но ведь письма написаны так давно…

– Знаю. Я даже подумала, что миссис Фрирз могла куда-то за это время переехать. Но потом нашла записную книжку бабушки, в ней указан тот же адрес, что и на письмах. Бабушка его не вычеркнула и не исправила. Я позвонила и застала Джейн Фрирз на месте.

– Это чудесно, найти подругу твоей мамы! Она, верно, жутко обрадовалась, когда ты позвонила.

Нельзя сказать, чтобы обрадовалась, могла бы заметить я. Когда я сказала миссис Фрирз, кто я, то сразу поняла, что она поразилась. И еще… Испугалась? Похоже, что да. Но она быстро пришла в себя и согласилась со мной встретиться. Что я вполне правдиво и поведала Джози.

Джейн Фрирз была, наверное, ровесницей моей матери, то есть где-то под пятьдесят. Маленькая, полная и, хотя до вольно хорошенькая, уже несколько увядшая. Ее широкую цветастую юбку, похоже, неправильно постирали, и краски полиняли. Блузка и кардиган – разных оттенков розового.

Внезапно я почувствовала себя неловко в своем довольно элегантном льняном костюме, выходных туфлях и шелковой блузке. Волосы я уложила пучком на затылке и не забыла нацепить жемчужные клипсы. В общем, уделила своему туалету особое внимание, направляясь навестить подругу матери. Мне почему-то казалось, что я не должна ее подвести, мою маму. Мне хотелось, чтобы она мною гордилась. Дичь какая-то!

Миссис Фрирз не смогла скрыть удивления при виде меня. Она смотрела на меня несколько мгновений с открытым ртом, затем одной полной рукой схватилась за ворот своей блузки.

Первыми ее словами были:

– Ты так похожа на Элен! Она была пониже, но такая же красивая. Пожалуйста, входи.

Она показалась мне несколько утомленной и озабоченной. Наверное, из-за необходимости воспитывать детей, которых, по ее собственному признанию, она «хоть и любила, но по-настоящему никогда не хотела». Однако никаких признаков детей я, проходя за ней мрачным коридором в гостиную, не обнаружила. Впрочем, они уже, разумеется, выросли и, возможно, разъехались. Не заметно было и признаков мужа. Но поскольку я читала ее письма, меня это не удивило.

Гостиная оказалась солнечной, но несколько выцветшей. Ощущались явные признаки запустения, как и в маленьком палисаднике, который я мельком осмотрела, перед тем как войти в дом.

Миссис Фрирз пригласила меня сесть в одно из кресел у холодного, пустого камина. Рядом стоял электрический обогреватель. Перед креслами – столик на колесиках, на нем – тарелка с бутербродами и печеньем. Она нервным жестом показала на него.

– Думаю, это пригодится, когда потребуется подкрепить силы. Нам ведь о многом надо потолковать, верно?

– Да, вы очень добры, миссис Фрирз.

– Зови меня Джейн.

Некоторое время она потратила на разливание кофе из термоса и возню с бутербродами. Потом наконец заговорила:

– Мне очень жаль, что такое случилось с твоей бабушкой.

– Я… я ее почти не знала.

– Конечно, но все же, семья есть семья. Сожаления об ушедших близких так естественны…

– Да.

Еще бы! – могла я воскликнуть. А еще сожаления о потраченных зря годах. О годах, пропавших из-за того, что произошло нечто ужасное и мой отец счел необходимым увезти меня из дому и заставить все забыть.

– Значит, мой адрес все еще в записной книжке Франсис? – Я кивнула. – Жаль, что я не поддерживала с ней отношений. Сама не знаю почему.

– Вы с мамой давно дружили?

– Со школы. Потом вместе посещали курсы секретарей в Ньюкасле при рекламном агентстве. Они изменили нашу жизнь.

– Каким образом?

– Элен познакомилась там с твоим отцом, он работал иногда на это агентство, а я встретила Роджера, одного из партнеров фирмы. Твои мама и папа полюбили друг друга, и Элен уговорила Дэвида вернуться в Ситонклифф еще до твоего рождения.

– Отец охотно поехал туда?

– Не уверена. Но он пошел бы за ней повсюду, это я знаю точно.

– А что насчет его работы?

– Ему удалось сохранить некоторых клиентов, потом он нашел новых, но Элен убедила его, что он зря растрачивает свой талант. Она хотела сделать из Дэвида «настоящего» художника, так она говорила.

– А он как к этому относился?

– О, он с ней во всем соглашался. Но ведь ему нужно было кормить семью, он был человеком долга.

– И тем не менее, она в конце концов убедила его бросить работу на рекламщиков?

– Твоя бабушка очень любила дочь и скучала, когда Элен была в отъезде. Миссис Темплтон была рада обеспечивать вас всех, только бы вы жили с ней. Одним словом, Дэвид пошел на поводу у твоей матери, как обычно. Но мне кажется, что здесь-то и кроется причина всех проблем…

– Да, я знаю.

– Знаешь? Откуда? Ты ведь была совсем маленькой.

Я вынула из сумки три ее письма.

– Разбирая семейный архив, я нашла вот это.

Джейн Фрирз с интересом перечитывала письма, написанные ею четырнадцать лет назад. А я вспомнила их энергичность, напористость и недоумевала, как их могла написать эта сидящая напротив меня понурая женщина. Закончив чтение, она вложила последнее письмо в конверт и прижала все три обеими руками к груди с такой силой, что я испугалась, уж не собирается ли она их порвать.

– Не надо! – воскликнула я, протянув руку. Она неохотно вернула мне письма.

– Бетани, ты вообще… что-нибудь помнишь о том лете?

– Да, немного, но вы бы мне очень помогли, объяснив кое-что.

– Попытаюсь, но… Даже не знаю, с чего начать. Лучше ты задавай мне вопросы.

– Ну, мама плохо себя чувствовала, это очевидно. Я помню что-то насчет высокого давления…

– Да, а еще у нее был токсикоз. Элен сильно тошнило, она часто раздражалась, у нее постоянно болела голова, пухли ноги и руки. Ей даже пришлось снять обручальное кольцо. Мне кажется, она его так больше и не надела. Не знаю, что с ним случилось…

– Ее состояние – это серьезно?

– Все может случиться, без надлежащего ухода и лечения токсикоз – опасная штука. А она еще ухудшила свое состояние, не выполняя предписаний.

– Не отдыхала, например?

– Был период, когда врач пригрозил положить Элен в клинику для сохранения беременности. Она пообещала, что будет отдыхать дома, и врач успокоился. – Миссис Фрирз печально покачала головой.

– Но она не могла отдыхать и вообще вести себя разумно, поскольку внушила себе, что отец завел роман? – подсказала я.

– Я не могла в это поверить. Кто угодно, только не Дэвид! Они ведь так любили друг друга. Я ей так и писала, уговаривала, успокаивала… Впрочем, ты читала мои письма. Уговоры на нее не действовали, она бродила повсюду, если его не оказывалось в доме и он не плясал под ее дудку.

– Плясал под ее дудку?

Миссис Фрирз покраснела.

– Бетани, я очень любила твою мать, но надо признать: порой она бывала чересчур уж требовательной. До того лета твой отец вел себя, как святой, а в те дни… Думаю, ему просто хотелось сбежать ненадолго, передохнуть немного, так сказать.

– Однако потом вы решили, что у мамы были основания для подозрений?

Она долго молчала, оценивающе глядя на меня, затем сказала:

– Бетани, мне очень жаль, но… Да, я ей поверила. И твоя бабушка тоже.

– Почему? Потому что мама увидела его с… с кем-то? Вы же сами напоминали ей, что у нее ухудшилось зрение…

– Но не настолько, чтобы не узнать собственного мужа, увидев его…

– Знаю, на монастырских развалинах с какой-то женщиной.

– Они обнимались, во всяком случае ей так показалось.

– Она ведь могла ошибиться, разве не так?

– Бетани, но ведь и ты их видела.

ГЛАВА 17

Слова миссис Фрирз так потрясли меня, что я почти ждала нового всплеска воспоминаний. Но нет, никаких голосов, никаких видений. Джейн с беспокойством смотрела на меня.

– Не лучше ли оставить прошлое в покое, Бетани? – спросила она. – Должна быть основательная причина, чтобы ты вот так все забыла.

– Поймите, мне позволили вырасти так, будто первых семи лет вовсе не было в моей жизни. Я хочу вернуть эти годы. И хорошие воспоминания, и плохие. А главное – хочу вернуть маму.

– Конечно, дорогая. – Джейн вздохнула. – Я не могу тебе в этом отказать, даже если мне придется причинить тебе боль.

– Значит, в тот день я видела моего отца и… и…

– Нет, в тот день ты их не видела. Несколькими днями позже. Я не знаю, где это случилось. Твоя мама позвонила и рассказала мне. То был наш последний разговор…

– И что она сказала?

– Странно, но Элен показалась мне тогда вполне спокойной. Она заявила: теперь ты должна будешь мне поверить, Джейн. И рассказала, что отдыхала, когда твоя кузина вернулась без тебя. Сара отказалась сказать, где ты, но у нее был такой вид, будто она что-то скрывает, будто знает, чего не должна знать. Это подлинные слова твоей мамы.

«Бетани, подожди, я должен с тобой поговорить!» – Голос моего отца. И мой: «Нет, нет, уходи, я не хочу тебя слушать!»

Я взглянула на Джейн. Она продолжала свой рассказ.

– Сара вошла в дом через террасу, поэтому Элен бросилась искать тебя в саду. Она услышала, как ты плачешь в летнем домике. А потом и голос твоего отца. Он уговаривал тебя, пытался успокоить…

«Не плачь, Бетани, пожалуйста, не плачь!»

«Но я видела, видела, ты ее целовал! Сара тоже видела и сказала: значит, ты нас больше не любишь!»

«Нет, она ошибается. Я люблю тебя, Бе-тани… И твою маму…»

«Ты не можешь любить маму и целовать кого-то еще. Так Сара говорит. Она сказала, ты нас бросишь…»

«Забудь, что говорила Сара. Я никогда вас не брошу!»

«Тогда почему?.. Почему?.. Почему?!» Мое горло сжалось при воспоминаниях о своих детских рыданиях. Но на этот раз я лишь слышала голоса. Никаких картинок. Наверное, подсознательно оберегала себя от страданий. Голоса замолкли…

Я посмотрела на Джейн Фрирз. Она, конечно, не заметила, что со мной происходит нечто необычное.

– И что тогда сделала мама? – спросила я ее.

– Когда Элен услышала достаточно, она вернулась в дом. Ей не хотелось устраивать сцену супружеских объяснений у тебя на глазах… Она сказала, что ей было стыдно.

– Стыдно? Почему?

– Она ведь до этого момента полагала, будто твой отец вовлек тебя в свои дела. Заставлял шпионить за ней, докладывать ему… – Мне не удалось скрыть своей обиды, и Джейн заметила это. – Пойми, Бетани, она плохо себя чувствовала, не могла рассуждать здраво. Ты ведь должна обижаться!

– Какие уж теперь обиды…

– В общем, поняв, что ошибалась, она не хотела втягивать тебя в эту историю.

– Мама рассказала бабушке об услышанном?

– Не знаю точно, но не думаю. Иначе Франсис ни на минуту не оставила бы ее одну.

Впрочем, я уже достаточно знала свою мать, чтобы понять: она ничего не сказала бабушке. Она догадывалась, что бабушка бы немедленно отправила ее в роддом и сама разобралась с отцом.

– Значит, потом она снова пошла искать отца?

– Наверное, так и было.

– И нашла? Нашла его с той?..

– Не знаю. Никто не знает. Знал твой отец. И, возможно, ты, Бетани.

– Но что же все-таки случилось?

– Когда Франсис вернулась от приятельницы, дома не было никого, абсолютно никого. А потом появился Дэвид с тобой на руках. Это было ужасно! Ты насквозь промокла, будто побывала в воде. Он сказал, что Элен упала в море… ее так и не нашли…

– Но искали?

– Конечно! Вызвали спасателей, те искали, пока была надежда, что она еще жива. И даже позже. Но тела так и не нашли.

– Откуда вы все это знаете? Вы ездили в Ситонклифф?

– Нет, я позвонила в тот вечер, чтобы узнать, как Элен себя чувствует. Твоя бабушка сходила с ума от беспокойства, но еще надеялась, что ее найдут.

– Она сказала что-нибудь об отце? Обо мне?

– Тогда нет. Она знала, как я любила твою мать, поэтому написала мне позже длинное письмо, где и рассказала многое из того, о чем я сегодня говорила.

– Она не написала, как это произошло? Почему мама упала в море?

– Нет. Думаю, она точно не знала. Она писала, что произошел несчастный случай и что никто не виноват.

Я нахмурилась. Почему бабушка сочла нужным подчеркнуть в письме Джейн Фрирз, что никто не виноват?

– А она не говорила… не писала… Мой отец действительно встречался с тетей Дирдре?

– Нет, я думаю, мы просто согласились с твоей мамой. Согласились тем более легко, что эта ужасная женщина и в самом деле встречалась с кем-то в то лето. Потому и старалась постоянно улизнуть, оставляя тебя и Сару без присмотра.

– А я в разговоре с отцом там, в летнем домике, упоминала имя тети?

– Знаешь, Элен лишь сказала мне: знай, Джейн, все подтвердилось, я была права.

– Но вы сами как думаете?

– Не могу поверить, что твой отец был способен увлечься такой женщиной, как Дирдре. Я встречалась с ней лишь однажды еще девушкой, перед поездкой в Лондон, но мне и этого достаточно.

– Кто же тогда это мог быть?

– Для меня это осталось загадкой, Бетани. Твоя мама видела стройную брюнетку. Дирдре… Или кого-то еще…

В Лондоне сентябрь значительно теплее, чем на нортамберлендском побережье. Я заметила разницу, едва сошла с поезда накануне. Однако день был пасмурным, и в гостиной Джейн Фрирз становилось все прохладнее. Она, видно, заметила, что я слегка дрожу, и настояла еще на одной чашке кофе. Но почему-то не предложила включить обогреватель.

– Вот, выпей. Может, хочешь все-таки перекусить?

– Нет, спасибо, кофе достаточно. Джейн не настаивала.

– Ну, Бетани, помогло тебе то, что я рассказала? Повторю: я не уверена, что есть смысл копаться в прошлом. Какое все это имеет значение после стольких-то лет? Твои мать, отец, бабушка… Их ведь уже нет.

– Но я-то здесь, я должна знать.

Я ограничилась этим замечанием, и она, очевидно, сочла его естественным – дочь хочет знать, что сломало жизнь ее родителей. Не было смысла напоминать ей, что Сара и Дирдре все еще здесь, что ничего не кончилось. Зачем зря волновать Джейн Фрирз? Я чувствовала, что у нее своих бед хватает.

Она держала кофейную чашку обеими руками, как бы грея их, и задумчиво смотрела в пространство.

– Знаешь, я никогда больше не была в Ситонклиффе. Хотела поехать на отпевание твоей матери, но не с кем было оставить детей, Роджер отказался мне помочь.

– Вам, вероятно, тяжело пришлось – воспитывать их одной.

– Одной? Ты о чем?

– Ну, простите, но в одном из писем, что, мол, ваш пример – из худших… Вот я и подумала, что вам муж, Роджер, повел себя так же, как мой отец.

Джейн Фрирз с горечью рассмеялась.

– Нет, дорогая моя, все было как раз наоборот. Я ведь еще писала, что твоя мать оказалась единственной, кто не винил во всем меня, помнишь?

– Помню.

– Роджер был женат, так что это я разбила семью. Когда его жена узнала о нашем романе, она вернулась рожать во Францию, к родителям, и осталась там. Двое их старших мальчиков – они только что пошли в школу – достались Роджеру. К матери ездили на каникулы.

– Но… Он на вас женился?

– Разумеется. Роджеру нужна была нянька и домработница – я обходилась дешевле. Развод стоил ему прекрасного дома, пришлось его продать. Собственного ребенка мы с ним не могли себе позволить. – Она заметила сочувственное выражение моего лица и попыталась улыбнуться. – Но я была счастлива. Я любила его, даже умудрилась привязаться к его несчастным детям. Мы с Роджером платили за них в школе и университете. А потом он умер.

– Мне очень жаль…

– Я никогда больше не видела мальчиков. Они проводят все свое свободное время во Франции с сестрой. Наверное, это естественно… Но ты меня не жалей. Твоя мать бы не стала. Она, вероятно, сказала бы: за что боролась, на то и напоролась. – Увидев мою реакцию на эту хлесткую фразу, Джейн улыбнулась. – Однако сказала бы это Элен без всякого злорадства.

Едва я открыла дверь квартиры, как но витавшим в ней ароматам поняла: готовится что-то вкусное. На столе стояли свечи, свежие цветы и бокалы.

В сравнении с гостиной, выглядевшей как картинка из журнала «Дом и сад», на кухне был полный хаос. В раковине – очистки овощей. По столу разбросан различный кухонный инвентарь. Все наши кастрюли и сковородки в деле. И среди этого хаоса и клубов пара – раскрасневшаяся Джози.

– Привет, тебе давно было пора появиться!

– Что ты готовишь?

– Жареного цыпленка, разве не чувствуешь? Фаршированного, с жареной картошкой. Все уже в духовке. И еще у нас есть самые разные свежие овощи. – Она показала на кастрюлю.

– Тебе помочь? Ты приведешь себя в порядок, а потом, если хочешь, я исчезну.

– Ты это о чем?

– Ну, раз Мэтью придет…

– Мэтью не придет. Ужин для нас с тобой.

– Но почему?

– Потому что я не знаю, сколько времени пройдет, пока мы снова встретимся, если вообще когда-нибудь…

– Джози, мы обязательно…

– Надеюсь. Но на всякий случай давай попируем. В честь нашей дружбы, напри мер. Вот вроде все и готово. Я сейчас подам, а ты открой вино.

– Ладно. Где оно?

– В холодильнике, вместе с двумя порциями шоколадного мусса. Вино, кстати, в бутылке с навинчивающейся пробкой, так что штопор тебе не понадобится.

На самом деле в холодильнике я нашла не одну, а две бутылки белого вина. Впрочем, мы с Джози за ужином легко справились с одной и начали вторую. Покончив с муссом, мы отнесли посуду на кухню и устроились с початой бутылкой у телевизора. Джози наполнила бокалы и торжественно повернулась ко мне.

– Ты когда-нибудь думала о самогипнозе?

Я так и вытаращила на нее глаза. Может, я упустила что-то из нашего разговора?

– Прости, не понимаю.

Она повторила четко и раздельно:

– Самогипноз. Ты когда-нибудь думала об этом?

– Нет, вообще-то нет. – Я терпеливо ждала разъяснений.

– Стоит попытаться. Ну, если ты хочешь вспомнить… вернуть память.

– Теперь ясно. А как это делается?

– Надо встать перед зеркалом и представить себе, будто у тебя в середине лба точка. Ты смотришь на эту точку и воображаешь, что идешь по туннелю. – И все?

– Дальше не помню. Я читала статью в журнале, пациент оставил в палате. Могу прислать его тебе, если хочешь.

– Ладно.

Я откинулась на подушки и закрыла глаза. Согласиться было проще. Не говорить же Джози, что совсем не уверена, хочу ли я знать правду. Я стала ее, этой правды, бояться.