Текст книги "Три стильных детектива"

Крепко обняв свою скаковую корову за шею, беглец закрыл глаза, и перед его мысленным взором мелькали сцены свадебного гулянья на озере Францисканцев в Булонском лесу, бурной килевой качки, устроенной на лодке Жоашеном Бланденом, и лицо Тони Аркуэ, барахтающегося в воде… Движение и шум его оглушили.

Наконец распорядитель аттракциона изо всех сил налег на рычаг, и карусель резко остановилась – вся команда Оноре Селестена тотчас посыпалась на помост, как кегли, к великой радости детворы. Беглец, очнувшись, стремительно соскочил с карусели, оставив в дураках Мушкетеров Лотарингии, и растворился в толпе. И он непременно ушел бы от погони, если бы мальчуган в берете и с леденцом на палочке не поставил ему подножку. Беглец упал на четвереньки, хотел подняться, но азиат лет пятидесяти-шестидесяти молниеносно прижал его к земле коленом и парализовал болевым захватом, а пути к дальнейшему бегству быстро перекрыли долговязый щеголь в пальто и перчатках сливочного цвета и задыхающийся темноволосый мужчина в простом костюме.

– Браво, месье Мори, блестящая демонстрация ваших талантов! Господа силачи обзавидуются. Вы, кстати, изволили опоздать на десять минут, и я назначил вам встречу вовсе не здесь, а у карусели с кошками, но все хорошо, что хорошо кончается. Что до вас, месье Легри, вам стоит принять участие в марафоне на ближайших олимпийских играх. Ах, вот и вы, месье Пиньо, да только праздник уже окончен.

– Клянусь, ни… когда… никогда больше не сяду на карусель… и вообще их нужно запретить… детей туда не пускать… – отчаянно борясь с тошнотой, прохрипел Жозеф и, увидев наконец, кто распростерт перед ним на земле, выпалил: – Это же он!

Кэндзи и инспектор Вальми подняли Ламбера Паже на ноги. Он стоял, пошатываясь, с блуждающим взором, странно улыбался в пространство и не оказал ни малейшего сопротивления, когда двое полицейских надевали на него наручники.

– У этого человека шок, ему нужна медицинская помощь, – забеспокоился Виктор.

– Боже мой, какое благородство! – проворчал Кэндзи.

– Вы же сами говорили: «Мучить преступника – значит уподобиться ему», – напомнил тестю Жозеф.

Японец лишь мрачно покосился на него.

– Отведите этого негодяя в изолятор на набережной Орфевр, – приказал инспектор Вальми подчиненным. – Когда он придет в себя, я его допрошу. А вас, господа, я приглашаю вон в то заведение на другом краю площади – приведем себя в порядок, выпьем чего-нибудь освежающего и потолкуем… Э нет, уважаемые силачи, мы обойдемся без вас. Можете вернуться к вашим кулачным боям на радость почтеннейшей публике.

Разочарованный Оноре Селестен сделал знак собратьям возвращаться на ярмарку. Виктор, когда вся команда понуро побрела восвояси, сунул им несколько монет за труды.

– Лихо отплясывают! – пробормотал под нос Мельхиор Шалюмо, созерцая телодвижения четырех лже-черкешенок, исполняющих неистовый танец под безумную музыку вокруг абрека в кафтане с газырями. Краем глаза, однако, человечек не забывал следить за тем, что происходило на площади.

«Вот и всё, любезный Паже, игра окончена. Больше ты не будешь меня эксплуатировать. Твоя ничтожная жизнь прервется здесь, в разгар праздника, а моя только начнется! О Всемогущий, не знаю, как Тебя благодарить!»

Глава восемнадцатая

Вечер того же дня

За столиком в биллиардном зале кафе пригорода Сент-Антуан четверо мужчин молча смотрели каждый в свой бокал с мятной водой. Наконец инспектор Вальми опустил в воду соломинку, освежил горло и нарушил молчание:

– Прежде всего, господа, я попросил бы вас поведать, какова ваша роль в череде известных нам убийств. – И в его голосе прозвучала угроза.

– О чем вы? – разыграл недоумение Виктор. – Мы вообще не имеем к этому никакого отношения!

– Шутить изволите? – Огюстен Вальми достал из кармана потрепанный блокнот. – Господа, эти записи касаются вас. Здесь зафиксированы все ваши действия, связанные с упомянутыми мною преступлениями, так что я не потерплю возражений.

– Могу я взглянуть на ваши записи? – нахмурился Виктор.

– Нет. Я сам зачитаю их специально для месье Мори – ему будет весьма любопытно узнать о ваших деяниях. Итак, пятого апреля я неожиданно для себя встретил месье Легри у квартиры месье Розеля, фотографа. Месье Легри принял меня за полного идиота и наплел таких небылиц, что я насторожился, а затем пришел к выводу, что он затеял некое новое расследование, и решил не упускать его из виду. Восьмого апреля месье Легри учинил допрос месье Марсо, вахтеру служебного хода Опера́, а затем докучал бывшему старшине пожарных театра, месье Рике, выпытывая адрес мадам Фералес, вдовы одного из сотрудников этого заведения. Во второй половине того же дня его верный помощник, уважаемый месье Пиньо, заявился к безутешной вдове в гости с вопросами. Десятого числа наши доморощенные детективы завтракали в ресторане на озере Францисканцев. Двенадцатого месье Легри отправился в Опера́, но вместо того чтобы насладиться музыкой, побеседовал там с княгиней Максимовой, после чего устроил обыск в жилище оповестителя по имени Мельхиор Шалюмо. Тринадцатого месье Легри побывал в архиве редакции «Пти журналь», где изучил статью, посвященную ядовитым растениям. Пятнадцатого к месье Легри на улицу Фонтен явился месье Паже, и они вместе уехали на фиакре – я, к сожалению, не смог за ними проследить из-за крайне затрудненного дорожного движения. Вечером господа Легри и Пиньо стремительно совершили покупки в детском отделе «Магазэн дю Прентан» и устремились в «Фоли-Бержер». Там, месье Мори, вы присоединились ко мне, так что остальное вам известно. Восемнадцатого я обнаружил их на Тронной ярмарке – господа присутствовали на сеансе гадания, проводившемся некой Королевой Маб. А сегодня… вы и так в курсе, чем все закончилось, месье Мори. – Огюстен Вальми захлопнул блокнот и приник к бокалу с водой.

– Да уж, дела… – проворчал Кэндзи. – Я знал об их приключениях в Катакомбах, но это!.. И подумать только – у одного уже есть дочь и еще один ребенок на подходе, а второй скоро впервые станет отцом! Да у вас нет никакого понятия о долге перед семьей, господа! Хуже того – вы лжете, вы обманываете доверие близких, вы ставите их жизнь под угрозу! Вы хоть осознаёте, до чего может довести ваше неблагоразумие?

– Любая авантюра неблагоразумна, но без авантюр не жизнь, а скука смертная, – буркнул Жозеф.

– Если работа в книжной лавке навевает на вас тоску, посвятите себя без остатка сочинению своих пошлых романов-фельетонов! – взорвался Кэндзи. – Не представляю, как вы будете сводить концы с концами, имея двоих детей на руках!

– Мои романы-фельетоны приносят мне… – Жозеф осекся, рассудив, что выбрал неподходящий момент для душевных излияний.

Виктор же понял, что дальше нужно действовать осторожно.

– Что ж, Кэндзи, вы совершенно правы, и я прошу прощения: снова не смог устоять перед очередной загадкой. Но отныне – клянусь! – никаких авантюр, никаких расследований! – Говоря это, он скрестил пальцы за спиной. – Инспектор, позвольте выразить вам восхищение: мы ни на секунду не заподозрили, что находимся под наблюдением. – И с невинным видом добавил: – Проявите великодушие, удовлетворите наше любопытство: когда вы раскрыли всю подноготную этой истории?

Огюстен Вальми пристально уставился на него:

– А вам, стало быть, известна не вся подноготная?

– О нет. Прежде всего я даже не догадываюсь о мотивах убийцы.

– Увы, я тоже, – с неохотой признался инспектор.

Кэндзи с грохотом отодвинул стул и поднялся.

– Я возвращаюсь в лавку, меня ждут. Вы двое – по домам. Если, конечно, инспектор не намерен бросить вас обоих за решетку.

– Я, пожалуй, ограничусь тем, что приглашу их еще на одну беседу в ближайшее время… – отозвался Огюстен Вальми. – Нет-нет, не нужно, я сам оплачу счет.

У него отобрали часы, бумажник, галстук, подтяжки и оставили одного в камере. Казенный врач – прыщавый задохлик с надменным видом – осмотрел его с ног до головы и обмазал всего каким-то антисептическим средством с мерзким запахом. После врача явился надзиратель, поставил на стол еду на подносе и удалился. От одного взгляда на тарелку затошнило: брокколи, похожие на линялую зеленую губку, соседствовали там с треской, утонувшей в бледном комковатом соусе.

Ламбер Паже поморщился и растянулся на откидной койке.

…Лишь опустившись на стул за рабочим столом в своем кабинете, Огюстен Вальми прочувствовал, насколько вымотался за сегодняшний день. Стены кабинета, оклеенные жуткими бежевыми обоями в мелких коричневых прямоугольниках, окончательно испортили ему настроение. Даже сходить вымыть руки сил не хватило – он ограничился тем, что протер их платком, смоченным одеколоном. Открылась дверь, судебный секретарь бесшумно скользнул за конторку в углу, следом двое полицейских ввели Ламбера Паже – тот обеими руками поддерживал спадавшие брюки. Инспектор Вальми указал ему на стул и кивком отпустил конвоиров.

– Сожалею, что пришлось отобрать у вас подтяжки, месье Паже, но таковы правила. Вынужденная мера на случай, если…

– На какой случай?

– Если вы вдруг решите свести счеты с жизнью.

– С чего бы это мне сводить счеты с жизнью? Я невиновен. Кстати, ваши тюремщики назвали эту конуру кабинетом инспектора. – Ламбер Паже демонстративно огляделся. – По-моему, больше похоже на чулан, вы не находите?

– Не возражаете, если вопросы здесь буду задавать я?

– Господин инспектор, мне это записать? – робко подал голос из угла судебный секретарь.

– Как вам будет угодно, месье Делорм, но должен вам сообщить, что это всего лишь преамбула. Что до вас, месье Паже, не стоит относиться к своему положению слишком легкомысленно. Вы задержаны по подозрению в убийстве Анисэ Бруссара, владельца скобяной лавки на улице Вут. Вот теперь, месье Делорм, начинайте записывать. Я внимательно вас слушаю, месье Паже.

Ламбер пожал плечами:

– Это был несчастный случай. Бруссар напал на меня с намерением убить, мне пришлось защищаться.

– Стало быть, самооборона? Почему же вы тогда сбежали, вместо того чтобы немедленно обратиться в полицию?

– Я был в состоянии шока, не соображал, что делаю. Ну и перепугался не на шутку.

– Вы были хорошо знакомы с месье Бруссаром?

– Мы частенько сталкивались в Опера́. Иногда он спрашивал у меня совета по поводу финансовых инвестиций.

– У него были причины желать вам смерти?

– Бруссар с ума сходил от ревности, потому что Ольга Вологда, прима санкт-петербургского балета, предпочла меня ему. Он два раза пытался меня убить. Видите шрамы? – Ламбер Паже задрал подбородок, показывая затянувшиеся царапины на шее. – Бруссар порезал меня бритвенным лезвием «Джиллетт» – новомодное американское изобретение, такие во Франции пока что не продаются, и он был их единственным обладателем, можете проверить. К тому же у меня есть свидетель нападения. Когда это произошло, со мной рядом находился месье Легри, книготорговец с улицы Сен-Пер. Бруссар оглушил нас обоих и хотел меня зарезать…. До сих пор, как вспомню, в дрожь бросает.

– И когда же это случилось?

– В прошлый четверг.

Огюстен Вальми полистал потрепанный блокнот, вздохнул и захлопнул его – именно в прошлый четверг, 15 апреля, он упустил Легри и Паже из-за затора на дороге.

– У вас прекрасная память, месье Паже. А я не вспомню, что делал и позавчера.

– Своего рода профессиональный навык – я, знаете ли, поигрываю на Бирже, приходится запоминать котировки.

– Зачем вы с месье Легри ездили в Пасси?

– Возможно, вам это покажется странным… По-моему, у господина книготорговца не все дома. Но это я сейчас так думаю. Когда же он заявил мне, что несколько человек из моего окружения были отравлены пряничными свинками, я слегка насторожился. А потом мне самому подкинули пряничную свинку прямо в пещеру с минеральными источниками, где я прохожу курс лечения. Я испугался и привел месье Легри в термальный парк, чтобы он взглянул на «подарок» собственными глазами.

– Действительно, странная история. У вас сохранилась та пряничная свинка?

– Нет. Я был напуган, и когда мы с книготорговцем выбирались из пещеры, даже не подумал ее прихватить.

– Что ж вы такой пугливый, месье Паже? То и дело пугаетесь… Однако вот в чем загвоздка: пресловутым лезвием, которое не продается во Франции и единственным обладателем которого был месье Бруссар, зарезан именно месье Бруссар. Откуда же оно у вас оказалось? – Огюстен Вальми развернул сложенный лист бумаги и принялся разглядывать лежащую на нем металлическую полоску два с половиной на четыре с половиной сантиметра с прорезью посередине. – Прелюбопытный предмет, и очень острый, – сделал он вывод.

– Бруссар сначала угрожал мне на словах, потом набросился на меня, замахнулся… Я перехватил его кулак и оттолкнул изо всех сил – лезвие, которое он сжимал пальцами, угодило ему в горло.

– Да-да, точно в сонную артерию, какое невезение… Вы встретились с ним на Тронной ярмарке случайно?

– Нет, он нарочно заманил меня в ловушку, по крайней мере я так полагаю. Утром мне доставили письмо, отправленное пневматической почтой якобы Ольгой Вологдой.

– И что же было в том письме?

– Просьба о помощи и подпись «Ваша Ольга». Совсем не в ее стиле. Но я не мог проигнорировать такой призыв, а когда явился в условленное место и увидел Бруссара, понял, что послание от него.

– Дальше?

– Он показал мне точно такое же послание, только адресованное ему. Я решил вступить в игру и не стал говорить, что получил пневматическую почту. Сказал, что очутился в этих местах потому, что провел ночь у любовницы, Королевы Маб – она дает сеансы магии и гадания на Тронной ярмарке. Еще я сообщил ему, что Ольга Вологда бросила своего дорогого друга месье Розеля ради какого-то англичанина, у которого замок в Амбере.

– Откуда вам об этом известно?

– Услышал от месье Станислава де Камбрези. Ольга Вологда знакома с его супругой.

– Бруссар вам поверил?

– Не имею представления. Однако новость он воспринял спокойно и пригласил меня прогуляться… Когда я смогу быть свободным?

– Когда я проверю ваши показания. Человек мертв, вы имеете к этой смерти прямое отношение… Я распоряжусь, чтобы вам выделили камеру поприличнее. Правосудие должно быть беспристрастным.

Ламбер Паже презрительно фыркнул:

– Правосудие? О да, оно беспристрастно. Только оглянитесь вокруг, инспектор. Где вы его видели, это правосудие, кроме как в сентиментальных романах? Вы искренне считаете, что праведникам воздастся, а грешники будут наказаны? Правосудие – не смешите меня! Тоже мне урок Закона Божьего…

Огюстен Вальми невозмутимо достал пилочку и, приводя ногти в порядок, произнес:

– Еще один вопрос, месье Паже. Настоящее имя вашей любовницы, Королевы Маб, – Жозетта Арбуа?

– Откуда мне знать? – вскинулся Ламбер Паже. Стало заметно, что он теряет терпение. – И какое отношение это имеет к делу? Моя частная жизнь никак не связана со смертью бедолаги Бруссара! Я не хотел его убить, это была самооборона, никто не сможет доказать обратное!

– Я государственный чиновник, месье Паже, и государство мне платит за то, что я делаю свою работу. А моя работа состоит в том, чтобы собрать как можно больше сведений. Мы оба устали за день, так что чем раньше закончим, тем лучше. – Инспектор Вальми, тоже утомленный разговором, покосился на стрелки больших настенных часов с маятником, тиканье которых выводило его из себя. – Боюсь, что не понимаю вас, месье Паже: вы содержите женщину и не знаете, как ее зовут?

– Содержать женщин мне не по средствам, Королева Маб – всего лишь мое мимолетное увлечение. Она назвалась Жозеттой, мне этого было достаточно. По обоюдному согласию мы встречаемся у нее на улице Рокетт, это удобно для нас обоих.

– Почему же не у вас, в Пасси? Неужто опасаетесь пересудов?

– Я закоренелый холостяк, инспектор, и образ жизни у меня соответствующий. В квартире бардак, черт ногу сломит. И потом, Пасси – не ближний край.

– Последний вопрос, и вас проводят в камеру. Доводилось ли вам прибегать к услугам месье Шалюмо для передачи посланий и посылок?

– Да. И не мне одному. Многие завсегдатаи фойе Танца годами прибегают к его услугам – Шалюмо таким образом подрабатывает. Могу я попросить вас об одолжении, инспектор?

– Я вас слушаю.

– Можно ли сделать так, чтобы мне давали еду, похожую на еду?

Вторник, 20 апреля

Огюстен Вальми усердно обрабатывал пилочкой ногти, искоса наблюдая за маневрами барж у берега. Он, Виктор и Жозеф сидели на скамеечке в сквере Вер-Галан на стрелке острова Сите. Прохожих в этот утренний час было мало, погода стояла замечательная, легкий ветерок носил по скверу запах сонной реки и звуки аккордеона.

– Здесь гораздо лучше, чем в вашем кабинете, – поделился очевидным выводом Жозеф.

– Будем считать, что вы всего лишь мои осведомители, а не свидетели по делу об убийстве, – отозвался инспектор. – Это облегчит жизнь всем нам. В кабинет для дачи показаний я вызову вас лишь в случае крайней необходимости.

– Очень любезно с вашей стороны, – буркнул Виктор. – Но у меня такое ощущение, что вы собираетесь присвоить результаты нашего расследования.

– Именно так. И ничуть этого не стыжусь. Не вы ли сами убеждали меня в том, что ваше расследование направлено исключительно на изучение низменных инстинктов рода людского? Стало быть, вам придется довольствоваться ролью социолога, а мне карьеру делать надо, уважаемый месье Легри. Однако я удовлетворю ваше любопытство. – Не переставая орудовать пилочкой, инспектор Вальми поведал сыщикам-любителям о допросе Ламбера Паже.

– Что еще он рассказал вам, инспектор? – спросил Виктор, когда Огюстен Вальми вкратце изложил факты.

– Сущий вздор. Например, что Бруссар в первый раз напал на него в Пасси, в тот день, когда я потерял вас, угодив в затор.

– То есть это было пятнадцатого числа? – уточнил Жозеф.

– Именно так.

– А вы выяснили, что делал в тот день Мельхиор Шалюмо?

– Конечно, – кивнул инспектор. – Он не покидал Опера́, папаша Рике мне это засвидетельствовал. Они сначала поболтали, потом спустились под сцену проверить, все ли люки закрыты. После этого Мельхиор Шалюмо пригласил папашу Рике выпить стаканчик у него в каморке на седьмом этаже. Если бы Шалюмо обладал даром вездесущности, я бы сильно удивился.

– Это было утром или во второй половине дня?

– Ближе к полудню.

– Значит, утром Шалюмо мог съездить в Пасси и обратно, – заметил Виктор.

– Но тогда он должен был откуда-то узнать, что Ламбер Паже заявится к вам на улицу Фонтен, – покачал головой инспектор Вальми. – Нет, я думаю Шалюмо тут ни при чем.

– Что значит – ни при чем? – возмутился Виктор. – Он был на озере Францисканцев, как раз когда Тони Аркуэ сначала получил пряничную свинку, а после этого утонул! У Шалюмо был доступ в гримерку Ольги Вологды. И это он доставил на улицу Вут еще одну пряничную свинку, ставшую причиной смерти мадам Бруссар! Кроме того, вам прекрасно известно, что тем утром, когда я ходил в архив редакции «Пти журналь», моя жена тоже…

– Да-да, – перебил его Огюстен Вальми, – мне все это известно. Вашей жене пряничную свинку принес простой посыльный. Мы провели экспертизу, и она продтвердила вывод месье Шодре: в тесте не было и следа яда. Стало быть, повторяю, Мельхиор Шалюмо ни при чем.

– Я своими глазами видел, как он вручил пряничную свинку Жоашену Бландену в Катакомбах, – вмешался Жозеф. – А Фералес? Вы о нем забыли? Конечно, он не пригласил Мельхиора Шалюмо на свою свадьбу, однако нет доказательств, что…

– Нет вообще никаких доказательств. – Инспектор наконец завершил гигиеническую процедуру и убрал пилочку в карман. – А без доказательств у меня руки связаны. Да, я нашел в сундучке Шалюмо предметы, принадлежавшие покойным Аркуэ, Бландену и Фералесу, но для ордера на арест судье этого будет недостаточно. Кроме того, доставлять подарки и любовные записки входит в обязанности Шалюмо – тут тоже не подкопаешься.

Тут Жозеф так резко вскочил, что из-под его ноги брызнула галька, и безупречно чистые ботинки инспектора припорошило каменной крошкой.

– Шалюмо якшается с Королевой Маб!

– И что? – проворчал инспектор Вальми, тщательно вытирая ботинки платком. – Ламбер Паже тоже с ней якшается.

– Как – что? Настоящее имя Королебы Маб – Жозетта Арбуа, она дочь задушенной старухи, той самой, что напекла ядовитых пряничных свинок! Это ведь доказательство!

– Доказательство чего? Девица Драпье, которая наконец-то явилась в полицию, не в состоянии описать убийцу. Даже не может сказать, высокий он был или низкий. Девица Драпье, видите ли, не в курсе, она, видите ли, затаилась возле уборной, обмирая от страха, и оттуда ничего не сумела разглядеть. – Огюстен Вальми выбросил испачканный платок и надел перчатки. – Месье Легри, если вы предоставите мне неопровержимые факты, свидетельствующие о вине Мельхиора Шалюмо, он не избежит справедливого суда. Самое неприятное, что нам неизвестен мотив этих преступлений. Что же до Ламбера Паже… – Он посмотрел на памятник Генриху IV. – Возможно, именно в душе Ламбера Паже таится ответ на все загадки, как в этой бронзовой статуе – некие сокровища.

Виктор с Жозефом уставились на инспектора как на человека, внезапно потерявшего рассудок.

– Я в своем уме, господа, не надо на меня так таращиться. Вы что, не знаете эту историю? В начале эпохи Реставрации[376]376
  Эпоха Реставрации во Франции – период с 1814-го по 1830 год, время возвращения к власти Бурбонов. – Прим. перев.


[Закрыть] было решено отлить из бронзы и установить здесь конную статую короля Генриха. Но после опустошительных сражений, в которых принимала участие артиллерия, во Франции отчаянно не хватало этого металла – весь пошел на пушки, – и новое правительство распорядилось переплавить две статуи Наполеона: ту, что венчала Вандомскую колонну, и памятник работы Гудона с колонны в Булонь-сюр-Мер.

– А какое отношение это имеет к Ламберу Паже? – нахмурился Виктор.

– Говорят, что в знак протеста один из работавших над статуей Генриха Четвертого чеканщиков, будучи ярым бонапартистом, замуровал в правую руку монарха маленькую фигурку Наполеона, а в брюхо коня – кипу памфлетов, порочащих ненавистных Бурбонов. Никто не знает, легенда это или сущая правда. Мы не найдем ответ, пока не разломаем памятник. Обыск в квартире Жозетты Арбуа, более известной как Королева Маб, равно как и обыск в логове Паже, ничего не дал. У нас нет ни одной улики, которую можно было бы предоставить суду, а презумпция невиновности требует четких доказательств со стороны обвинения. Если Паже не подпишет чистосердечное признание, его будут судить только за непреднамеренное убийство Анисэ Бруссара. Адвокат заявит, что это была вынужденная самооборона или преступление на почве ревности. И в том и в другом случае больше трех-четырех лет Паже не дадут – присяжные обычно снисходительны в такого рода делах.

– Постойте-ка! – воскликнул вдруг Жозеф. – Пятнадцатое апреля, точно! Ламбер Паже утверждает, что шею ему порезал Бруссар, но это невозможно! Пятнадцатого апреля я видел Анисэ Бруссара на улице Вут. Утром у них там было чрезвычайное происшествие, приезжали полицейские и пожарные – старушке, которая часто наведывается в скобяную лавку, стало плохо прямо в торговом зале, у нее случился сердечный приступ, и Бруссар хлопотал вокруг, пока пожарные не увезли ее в больницу. Стало быть, он не мог быть в Пасси! И вот еще что: Бруссар говорил мне, что Паже заходил в лавку двумя днями раньше, но не застал его, поскольку он в то время был в Эрменонвиле. Ламбер Паже вполне мог стащить лезвие и, вероятно…

– Минуточку! – перебил молодого человека инспектор. – Нет ничего проще, чем сделать ложные выводы на основе необоснованных предположений. «Мог» и «вероятно» – это не доказательства. Найдите и предъявите мне осязаемые улики или непреложные факты его вины. Пока этого не случится, нам не о чем с вами разговаривать.

Под застекленным куполом Восточного вокзала клубился сизый дым. Натужное дыхание паровозов, лязг вагонных сцепок, свистки и грохот багажных тележек по перрону сливались с гомоном толпы озабоченных путешественников. На лицах читались беспокойство – всё ли взяли в дорогу? – и горечь расставания. Мельхиор Шалюмо в безупречном костюме из альпаки[377]377
  Альпака – модная в конце XIX века во Франции легкая, слегка блестящая шерстяная ткань. – Прим. перев.


[Закрыть] самому себе казался великаном. Он величественно прокладывал дорогу в толчее, размахивая тростью, а за ним волоклись двое носильщиков с его пожитками: ларцом, на крышке которого красовалось выложенное мозаикой имя «Саламбо», кожаным саквояжем и манекеном из ивовых прутьев, одетым в форму гусарского полковника.

В конце перрона, вдали от толпы, зияло пустое пространство – там проводник в золотых галунах стоял на страже сверкающей железной машины, сложного механизма, соединенного с вагоном-рестораном и вагонами-купе. Маленький человек замедлил шаг, дабы обозреть это чудо из чудес. «Восточный экспресс», следующий в Константинополь через Вену, был здесь только ради него, Мельхиора Шалюмо, – сказочно прекрасный, надраенный до блеска, потрясающий воображение. Его карета.

Отдельное купе могло бы потягаться в роскоши с каким-нибудь великосветским салоном – просторное, уютное, со всеми удобствами. Мельхиор присел на койку, попрыгал, проверяя, насколько она мягкая, растянулся на ней с наслаждением, вдохнул запах свежего постельного белья. Затем встал и пристроил ивовый манекен в кресле.

– Особенным путешественникам – особенный поезд, Адонис. Я давно мечтал приобщиться к этому великолепию, доступному лишь избранным. Согласись, здесь получше будет, чем в чулане восьми квадратных метров на седьмом этаже! Не стану отрицать, обошлось мне это недешево, но за годы службы разносчиком тайных даров и посланий я успел набить чулок монетками под завязку… О, слышишь? Двери захлопали…

Прозвучали два долгих гудка. Ударили в стороны струи пара. «Восточный экспресс», едва ощутимо качнувшись, тронулся с места – Мельхиор даже не сразу осознал, что они отправились в путь, ему почудилось, что это соседний состав отошел от перрона. Но вскоре здание вокзала исчезло из виду, и маленький человек возликовал.

Поезд промчался по унылому предместью, галантно проследовал меж загородных вилл и дальше покатил по сельской местности: за окном потянулись поля, перелески, реки, проплыла мимо будка дежурного по переезду. С синего неба за «Восточным экспрессом» наблюдали редкие белые облачка.

Инспектор Вальми торжествовал – наконец-то в его руках оказался хоть один козырь. Полюбовавшись еще раз на важную улику, он спрятал ее в конверт – маленький картонный прямоугольник с цветной картинкой и подписью:

Г-н де Ножан застает Люлли, придворного поваренка мадемуазель де Монпансье, когда тот дает концерт на кухне перед своими собратьями.

В середине дня Огюстен Вальми вызвал на набережную Орфевр девицу Драпье и немедленно показал ей улику:

– Посмотрите внимательно: это одна из ваших карточек бон-пуэн, мадемуазель?

Полина Драпье не колебалась ни секунды:

– Да, господин инспектор. Их было восемнадцать, несколько штук я потеряла, потом кто-то подкинул их мне в фургон. Но собралось всего семнадцать. Все они из серии «Знаменитые дети», там есть Антонио Канова, Карл Линней…

Огюстен Вальми прервал девушку нетерпеливым жестом:

– Меня интересует только эта карточка. Я, кстати, не знал о флорентийских корнях Жан-Батиста Люлли[378]378
  Жан-Батист Люлли (1632–1687) – композитор, скрипач, дирижер итальянского происхождения, создатель французской национальной оперы. – Прим. перев.


[Закрыть] и о том, что в возрасте десяти лет родители продали его шевалье де Гизу, чтобы мальчик стал шутом при дворе мадемуазель де Монпансье, а та сперва отправила его поваренком на кухню. Да уж, весьма поучительно для школьников.

– Где вы ее нашли? – спросила Полина.

Огюстен Вальми вместо ответа принялся разглядывать собственные ногти.

– Видите ли, мадемуазель, – наконец нарушил он молчание, – убийцы не хитрее большинства простых смертных, они тоже совершают ошибки. Я догадываюсь, почему он оставил при себе именно эту карточку… Жан-Батист Люлли был зачинателем оперы во Франции.

– Они надеются меня сломить? Болваны! Защищайся, Ламбер, и не забывай контролировать эмоции. Ты готов выдержать бесстрастный взгляд инспектора Вальми, не заробеешь при виде его ничего не выражающего лица, ответишь верно на все его каверзные вопросы. Да, ты готов ко всему. Нужно противостоять служителям закона отважно и хладнокровно, притвориться недоумком, чтобы сделать в конце концов дураков из них – а ты ведь это умеешь. Единственная тень на горизонте – та учительница… как же ее зовут?.. ах да, Полина Драпье. Интересно, она уже дала свидетельские показания?.. А о чем, собственно, она способна рассказать? Девчонка не видела моего лица, не слышала голоса… Так, а Жозетта? Жозетта ничего не знает, ее и вовсе можно списать со счетов. Остается Чик-Чирик. Коварный извращенец, хитрая бестия, однако же у него нет никакого резона меня топить, иначе пойдет на дно вместе со мной – окажется на скамье обвиняемых как соучастник… Чертов Мельхиор! Нет, он будет молчать… С другой стороны, он может заявить, что не ведал о содержимом посылок, которые доставлял по моей просьбе, а это сущая правда… Еще книготорговец. Этот чуть было не нарушил все мои планы, но я его перехитрил – он заглотил наживку и не поморщился. Понадобилось изрядное самообладание, чтобы его оглушить, а потом порезать себе шею бритвенным лезвием и засунуть его за отворот брючины Легри, тем самым направив подозрения доморощенного сыщика против Бруссара. Блестяще было задумано!.. Одно мне непонятно: куда подевалась свинка, которую я положил рядом с источником железистой воды?.. Ба, да какая разница, это был невинный пряник без крупицы яда.

Растянувшись на тюремной койке, Ламбер Паже вполголоса разрабатывал стратегию защиты. Он совершил пять убийств – шесть, если считать непредвиденную смерть Берты Бруссар, – и у полиции не было ни единой улики против него. Лишь убийство Анисэ Бруссара поставило его перед дилеммой.

– У тебя два варианта: преступление на почве ревности и вынужденная самооборона. И в том и в другом случае партия считай выиграна – к тебе наверняка проявят снисхождение. – Ламбер Паже улыбнулся. – Пара-тройка лет за решеткой? Что ж, будет время почитать и написать либретто еще одной оперы-балета за государственный счет. И мое новое творение будет лучше прежнего, «Гадес и Персефона» с ним не сравнится… Впрочем, если версия самообороны пройдет на «ура», тебя и вовсе оправдают.

Он поправил подушку под головой и повернулся к стене. Предыдущий обитатель узилища нацарапал на ней:

 
Там злые демоны! О, преисподней дщери!
Пришли меня терзать вы, как добычу – звери?
Те змеи, что шипят на ваших головах…[379]379
  Расин «Андромаха» (Пер. И. Шафаренко и В. Шора). – Прим. авт.


[Закрыть]
 

Перед мысленным взором тотчас возникла картинка.

Занавес закрывается на премьере его оперы-балета, в зале вспыхивает свет, исполнители партий Гадеса и Персефоны выходят на поклон под гром аплодисментов. Зал встает, раздаются восторженные крики «Браво!», овации не смолкают. Публика потрясена, зачарована, пение и хореография создали новое измерение, в котором властвуют эмоции…