Текст книги "Ангел для Демона. Исцеление "

9. Ангел

Наши дни

Мне снится все тот же сон.

Я лежу на кровати и сквозь пелену слышу обрывки фраз.

Говорящих всегда двое. Они здесь, совсем близко, но я почти не вижу их лиц. Всё вокруг плывёт, растекается разноцветными пятнами.

Больно.

Внутри будто бомба взорвалась, разодрала на части.

Пытаюсь дотянуться до живота, убедиться, что с моим ребёнком всё в порядке, но не могу шевельнуться. Руки прикованы к постели, зафиксированы по бокам.

– Нет… – кричу в бреду, задыхаюсь от нового приступа, но не замолкаю ни на миг. – Не трогайте… Не надо…

– Сколько ещё это будет продолжаться? Сделайте же что-нибудь!

Папа?

Мне кажется я слышу его голос.

Он где-то рядом. Надо только чуть повернуть голову и открыть глаза.

Каждое движение причиняет новые страдания. Мышцы словно рвутся на куски, позвоночник прошивает электрической волной. Но я не сдаюсь.

Ради своего ребёнка я готова вытерпеть любые страдания, только бы его спасли. Только бы не забрали у меня.

Перед глазами стоит густой туман, серые клубы не дают разглядеть обстановку, но я точно знаю как выглядит эта комната.

Просторная палата с бледно-голубыми стенами и большим окном, из которого время от времени доносится шум моря. Когда действие снотворного заканчивается, я слушаю его. Шелест волн успокаивает.

Я заперта в в этой тюрьме уже… год…

– Па… па, – выдыхаю едва слышно и натыкаюсь на его застывшие взгляд. Замечаю на лице отца удивление. Будто он не ожидал, что я узнаю его.

Почему? Что такого со мной произошло? Откуда этот страх на дне родных глаз?

– Не обращайте внимания, – второй голос доносится из противоположной стороны палаты.

Его я тоже узнаю, хоть и совсем не помню лица говорящего. Просто знаю, что он постоянно где-то рядом. Его голос звучит в голове на бесконечном повторе.

Это он даёт мне лекарства, после которых неизменно клонит в сон и ставит уколы для поддержания жизни моего малыша.

– А если она вспомнит? Что тогда? – папа сердится. Проводит ладонью по лицу и поворачивается ко мне спиной. – Вы же знаете, мы не можем рисковать…

– Не волнуйтесь. Когда мы закончим, с ней поработает наш специалист. После гипноза, Катерина навсегда забудет обо всём, что здесь произошло…

Я просыпаюсь и первые несколько секунд не понимаю, ни кто я, ни где нахожусь.

Сон ещё стоит перед глазами, слепящая паника давит непроницаемым куполом.

Будто эмоции все разом отключились, в голове всё потухло.

Меня мутит, дурные мысли покоя не дают.

Я вспомнила Диму. Каждый миг рядом с ним вспомнила. Звериную ласку и неимтовую страсть вспомнила. Как боялась его и одновременно мечтала понять. Как дрожала от страха и таяла в его руках. Как испугалась, когда выстрелили…

Мы были в комнате одни. Он рассказывал о своей прошлой жизни, когда дверь внезапно распахнулась и раздался выстрел.

Дима качнулся, упал передо мной на колени. Алая роза выпала из его рук и отлетела к моим ногам.

– Прости, – шепнул одними губами и повалился на бок. Янтарные глаза Демона закрылись, оставив меня совсем одну…

А потом была больница. Палата эта ненавистная и желание умереть, уйти вслед за ним. Я больше не боялась своего Хищника.

Теперь, всё встало на свои места. Теперь я знала, почему так тянулась к нему все это время.

Он всегда был со мной, жил в моей памяти подобно тому черному орлу или одинокой красной розе.

Демид был моей тайной. Он был моим первым мужчиной и первой зависимостью… Он был моей болезнью.

Поднявшись на ноги, медленно подошла к окну и отдёрнула шторы. Яркий солнечный свет ударил в глаза, заставил зажмуриться.

Скоро октябрь. Без него время будто замерло. Жизнь в доме остановилась в ожидании возвращения хозяина, а я… Я превратилась в узницу из сказки, которая терпеливо ждёт своего спасителя, зная что он уже никогда не придёт…

Обхватив себя за плечи, опустила взгляд вниз, на босые ноги.

От резкого пробуждения голова ещё кружилась, в ушах стоял неприятный звон.

Этот сон… Он снится мне почти каждую ночь.

Один и тот же момент, одни и те же люди. И боль. Сильная, разъедающая, выворачивающая внутренности.

Нет. Она не может быть игрой больного воображения. Такое не выдумывают даже психически неуравновешенные люди.

Было в нем что-то реальное. Знакомое что ли?

Нечто такое, о чём я не должна помнить.

Нечто настолько ужасное, чего отец боялся до дрожи в голосе.

Нечто такое, чего я не должна была узнать…

Аня, где же ты?! Почему сбежала именно сейчас, когда я так в тебе нуждаюсь? Что за тайны вы храните?

Развернувшись, подошла к прикроватной тумбе.

Смартфон лежал выключенным с прошлого вечера.

Когда позвонил Демид, не смогла ответить. Испугалась. А когда после первого звонка последовали ещё и ещё, взяла и отключила телефон.

Знала, что если услышу его голос, не выдержу. Нырну в истерику с головой и растеряю остатки хрупкого спокойствия.

Мне потребовалось три дня, чтобы прийти в себя. Ещё одного удара я просто не выдержу.

Смартфон в руках завибрировал, на экране замаячили уведомления о пропущенных вызовах и непрочитанных SMS.

«Катя, в чём дело? Почему не отвечаешь на звонки?»

«Девочка, я волнуюсь!»

«Я приеду через пару дней. Мы должны поговорить.»

Дрожащим пальцем смахиваю очередное сообщение и открываю телефонную книгу. Нахожу номер подруги и звоню.

– Катюш? Куда ты пропала?! Твой муж мне все уши прожужжал.

– Он звонил тебе? – удивлённо хмурюсь и сажусь в кресло.

Воображение рисует лицо Димы, сжатые губы и горящие глаза…

– Всю ночь спать не давал. Мне кажется, будь я вчера в Калининграде, заставил бы приехать и убедиться, что ты в порядке. В чём дело? Вы поссорились?

Её слова вгоняют в ступор.

Сердце в груди болезненно сжимается при мысли о том, что ссорятся только нормальные пары. В нашем же случае это всё равно, что достать луну с неба. Не-воз-мож-но.

– Нет, – сухо отвечаю и прикусываю нижнюю губу. – Олесь, мне помощь твоя нужна…

– Не пугай меня, Катерина! Объясни толком, что случилось?

– Мне кажется, я начала вспоминать всё. Но, – замолкаю, чтобы перевести дыхание. Сглатываю ком в горле и выдыхаю шёпотом: – Я хочу, чтобы ты провела со мной сеанс гипноза!

10. Ангел

– Ты готова?

Олеся сидела в моей комнате, разложив перед собой распечатки с инструкциями и несколько брошюр на французском языке.

Мертное тиканье метронома успокаивало, развеивало ненужные сомнения и мысли.

– Готова, – подняла на неё глаза и кивнула. Кажется, подруга переживала больше меня…

– Сейчас я начну считать до десяти, – медленно начала девушка. – Когда я скажу «десять», ты погрузишься в транс. Мир вокруг нас исчезнет, мы перенесёмся в твоей сон. На протяжении всего путешествия мой голос будет служить тебе маяком. Ты будешь делать все, что я скажу: отвечать на мои вопросы и дышать. Глубоко. Через нос. Затем, я снова начну считать. И как только я произнёсу «десять», всё вернётся на круги своя. Поняла?

– Д-да.

– Тогда, закрой глаза и слушай мой голос. Один, два, три…

С каждой новой цифрой душа словно покидала тело.

Лёгкость и тепло охватили меня, дыхание выровнялось, сердцебиение замедлилось.

– Семь, восемь…

Странный запах долетел до меня, наполнил лёгкие, вызвав острое желание зажать нос.

Больница. Точно. Звук работающего кардиомонитора разрезал тишину, перекрыл голос Олеси.

– Десять…

Чёрный фон приобрёл очертания, выкрасился в бело-голубые цвета.

Передо мной предстал длинный, освещенный холодным светом, коридор. По обе его стороны растянулись длинные ряды палат. Абсолютно одинаковые двери отличались только номерами.

– Где ты находишься? – голос Олеси прозвучал в моей голове, отозвался эхом в пустом здании.

Инстинктивно оглянулась, но рядом никого не было. Только я.

– Это больница. Та самая, что мне снится каждую ночь, – мне тяжело говорить. Будто что-то сжимает горло, перетягивает голосовые связки.

– Что ты чувствуешь? Опиши свои ощущения.

– Мне холодно и страшно. Я хочу уйти отсюда, – не успеваю договорить. Острая боль внизу живота заставляет задохнуться. Сгибаюсь пополам и крепко сжимаю зубы.

Перед глазами все кружится, плывёт первые несколько секунд.

Поднимаю голову и бегло осматриваюсь по сторонам.

Одна из дальних дверей открыта. Из палаты доносятся тихие голоса, которые тут же дублируются в моей памяти.

– Сколько ещё вы будете её мучить?!

– Вы же сами просили вызвать искусственные роды. Девушка слабая, организм истощен антидепрессантами…

– Катя!

Олеся? Она тоже здесь?

– Катя, ответь мне!

На несколько секунд меня вышвыривает в шумящий эфир.

Мысли путаются, реальность и иллюзия сливаются воедино.

– Катя! Когда я досчитаю до десяти, ты откроешь глаза. Один, два…

Коридор вытягивается, убегает вперёд, отдаляя палату. Волна протеста поднимается во мне, перекрывает все остальные эмоции.

Боль незаметно отступает на второй план. Остаётся только желание увидеть, разобраться, понять.

– Нет! Олеся, нет! – пугаюсь собственного крика, цепляюсь за исчезающие стены. – Стой!

– Хорошо-хорошо. Только не пропадай больше. Где ты сейчас?

Землетрясение прекращается, коридор становится короче.

Ищу глазами нужную дверь и медленно продвигаюсь к ней.

– Я иду в палату. Там кто-то есть…

– Когда поймёшь, что больше не можешь, сообщи. У нас есть ещё пять минут, а потом я начну считать.

Делаю шаг на дрожащих ногах. Стараюсь двигаться максимально тихо, хоть и понимаю, что меня никто не услышит.

Дохожу до дверного проёма и застываю на пороге.

Не хочу верить! Это неправда! Так не должно быть!

Но картина не исчезает. Она стоит перед глазами, лишь немного расплывается от слёз.

Папа, тётя Люба, Аня…

Они все здесь. Замерли у изголовья моей постели и смотрят так… сочувственно.

Подхожу ближе, становлюсь рядом с ними и прикусываю язык, чтобы не завыть в голос.

Я вижу себя. Бледную, худую, с серой кожей и закрытыми глазами.

Слабыми руками я сжимаю выпуклый живот, будто из последних сил пытаюсь защитить своего нерожденного малыша. От них…

Неосознанно копирую собственные движения, тянусь к животу, обнимаю трясущимися ладонями плоскую талию.

Я плачу. Задыхаюсь от несправедливости, давлюсь металлическим привкусом крови, потому что от напряжения незаметно прокусила язык.

– Что с мальчиком? – отец переводит хмурый взгляд на врача.

Тётя Люба молча вытирает слезы, Аня не реагирует. В её зелёных глазах нет ни единой эмоции. Пустота.

– Ребёнок недонешнный, сердцебиение слабое. Но мы сделаем всё возможное, чтобы спасти его.

– Он нужен мне живым. Это понятно?

Отец поворачивается и впивается в меня взглядом. Смотрит так странно. Ненавистно.

Я боюсь его. Понимаю, что не видит меня. Не может увидеть. Но ничего не могу с собой поделать. Даже дышать перестаю.

И только одна фраза бьётся в голове. Сын. У меня сын. Не дочка.

Слёзы катятся по щекам, капают на белоснежный пол, исчезают в иллюзорном тумане.

Осознание приходит почти сразу. Видения проносятся перед глазами, кусочки огромного пазла соединяются воедино.

Голос, который я слышала. Зов о помощи и мольба спасти… принадлежали… мне.

Это я умоляла маму не оставлять меня! Я плакала от страха и жуткого могильного холода, пока сидела рядом с бездыханным телом своей матери… Именно это я вспомнила тогда! Свой страх и свои эмоции…

Тем временем врач подходит ко мне и вводит в вену какой-то препарат.

Та Катя уже не скрывает своих слёз. Она бьётся в истерике, отчаянно пытается увернуться от отцовских рук. Но у неё ничего не выходит.

Слишком слабая.

Сломанная.

Она уже ничем не поможет своему сыну.

– Зачем? – меня не слышат. – За что?

Ответ приходит сам собой. Врезается в сердце отравленной стрелой и выбивает землю из-под ног.

Месть.

Ответ Демону за меня.

Отец же не мог проглотить такого удара.

Он должен был ранить врага.

Сильно ранить. По самому больному ударить.

И он нашёл это место – ахиллесову пяту самого Демона.

Губы немеют, но я всё же произношу вслух:

– Наш сын…

И снова острая боль пронзает низ живота. Комната погружается во мрак, и я ныряю в него с головой.

11. Демон

Провожаю племянника обезумевшим взглядом.

Впервые в жизни чувствую желание ударить его. Вмазать по челюсти так, чтобы говорить разучился. Чтобы не смотрел укоризненно, не предъявлял прав на то, что принадлежит только мне.

Вспоминаю наглую ухмылку крестника и со всех сил бью кулаком по столу.

Ножки жалобно скрипят, от удара зеркальная поверхность идёт трещинами.

Боль волной проносится по руке, врезается в мозг и выходит вместе с дыханием.

Вылетаю из дома и сажусь в машину.

– В аэропорт, – кидаю твёрдо и закрываю глаза.

Четыре дня её не видел. Четыре долгих бесконечных дня не слышал голоса Кати.

Соскучился по ней. По её запаху соскучился.

Уехал в штаты, чтобы забыть. В итоге лишь хуже стало.

Зависимость не исчезла. Со временем только окрепла, приобрела стойку форму болезни.

Зажигаю сигарету и делаю глубокую затяжку. Столько лет не курил и тут прорвало.

Выдыхаю горький дым изо рта.

Снова думаю о ней. Вспоминаю кукольное личико жены с длинными, пахнущими весной и солнцем, волосами.

Смачное ругательство слетает с губ, теряется в тишине салона.

Ни на один из звонков не ответила. Обиделась?

Хмурюсь и перевожу взгляд на затемненное окно.

Запутался я. Сам в себе разобраться не могу. В чувствах своих потерялся как сопливый школьник. Никогда такого было.

С Леной мы были знакомы со школы. Я всегда знал, что женюсь на ней. Даже когда провожал её в Калининград на учёбу ни на миг не сомневался: вернётся. Пойдёт со мной в ЗАГС и скажет «да», когда придёт её черёд отвечать.

А Катя… С ней всё как-то неправильно выходит. В первый же день, когда увидел её в подвале своего дома понял, что пропал.

Затравленная, неуверенная, дрожащая от страха.

В ней не было ничего притягательного или чарующего. Обыкновенная. Одна из многих.

Мне бы ненавидеть её. Презирать за одно только происхождение. За то, что носит фамилию отца и смотрит такими же глазами, как у него.

Но нет. Не получилось.

Сломался. Выпал из реальности и чуть жизнью за это не поплатился.

Машинально тянусь к плечу. Кончиками пальцев обвожу контур шрама и выбрасываю окурок в пепельницу.

Звук телефона отвлекает от мыслей.

Достаю смартфон и принимаю вызов.

– Демон, у нас проблемы.

– Что на этот раз? – рявкаю, раздражаясь. Час от часу не легче. С одним не успеваю разобраться, следующее возникает на горизонте.

– Баринова убить пытались.

Проклятие слетает с губ, пальцы в кулаки собираются.

– В машине тормоза перерезали, но пронесло. Лишь парой царапин отделался.

– Есть версии?

– Нет, – Серый выдерживает короткую паузу. – Но страно это как-то. Сначала Ангелов, теперь Юрий… Будто кто-то играет с нами.

– Сомневаюсь, – перекладываю телефон в другую руку и продолжаю. – Ангелова убили случайно. Пуля Кате предназначалась.

– Так-то оно так, но мне всё равно эта история не нравится. Чую горелым пахнет, а откуда тянет – не пойму. Да и история эта с Ангеловым странная. Не верю я во внезапную остановку сердца…

Слышу в его словах собственные сомнения.

Когда Владимир коньки отбросил, сам задавал себе этот вопрос.

Врачи ему жизнь обещали. Все нормально было. И тут на тебе – обширный инфаркт.

Н-е-е-е-т, не бывает столько совпадений на пустом месте. Прав Серый. Ой как прав.

– Достань заключения врачей и проверь всё ещё раз, – произношу после секундой заминки. – Если кто-то объявил на Совет охоту, мы должны узнать об этом первыми.

– Сделаю. Только толку от этого? Если Ангелова убрали, в чем я уверен на сто процентов, то и бумаги все давно подчистили.

Снова правда, от которой нельзя так легко отмахнуться. За всем этим стоит кто-то очень могущественный. Простому смертному не подобраться к Совету. Обычные люди даже не догадываются о его существовании…

– В любом случае сделай, как сказал. Вдруг найдём какую зацепку, – замолкаю, мысли в другую сторону уходят. Ребра тисками стягивает, когда думаю о сыне. – Что с поисками, Серый? Есть что-то новое?

Пальцы в кулаки до треска сжимаются. Ноздри дрожат от частых вдохов.

Жду ответа, как подсудимый – приговора.

– Ищем пока, – говорит приближенный, и сердце падает к ногам.

Снова не вышло. Будто нет никакого сына и никогда не было.

Очередная ложь Ангелова?

Приплел ребёнка, чтобы ввести меня в игру?

Посмеяться хотел?

Чем дольше об этом думаю, тем сильнее жалею, что не я убил ублюдка. Даже после смерти в покое не оставляет. Поперёк горла стоит, дышать не даёт.

– Мы найдём его, Демон, – только вспоминаю, что на том конце линии кто-то висит.

Сжав зубы, трясу головой, чтобы избавиться от болезненного наваждения.

– Найдём, – повторяю на автомате. – Весь мир перевернём, но отыщем его.

Я найду сына. Верну его, чего бы мне это не стоило. Даже если придётся нарушить закон или убить кого-то. Всё сделаю ради Сашки.

Однажды я уже проиграл, выбрав победу на ринге. Больше такого не повторится. Я пережил гибель любимого человека – похоронил жену. Больше не хочу терять, лучше сразу сдохнуть.

– Я еду обратно. Завтра вечером буду в Калининграде.

Сбросив вызов, откидываюсь на спинку кресла.

Думаю о Кате и понимаю, что начинаю успокаиваться. Она действует на меня как наркотик. Заставляет забывать обо всем на свете.

Представляю, что скоро снова увижу её и как-то легче становится.

Почему? Что в ней такого, чего нет в других?

На этот вопрос мне ещё предстоит найти ответ.

12. Ангел

Места себе не нахожу. Мечусь по комнате, не зная куда себя деть и что делать.

Стены давят на меня, подавляют своей массой и не дают дышать. Чувствую себя птицей, которую из прихоти заперли в золотой клетке только потому, что она красиво поёт.

Теперь, когда память вернулась, и правда засела на сердце ядовитыми шипами, не могу бездействовать.

Я должна выбраться отсюда. Найти способ вырваться из заточения и исчезнуть до того, как он вернётся.

Нельзя, чтобы Демид узнал о ребёнке. На этот раз он точно сломает меня. Раздавит только ради того, чтобы отомстить моему отцу. Заберет сына и сделает всё возможное, чтобы никогда его не увидела.

Но я не позволю!

Землю грызть буду, но ребёнка не отдам. Хватит с меня этих игр!

Лучше жить на улице, перебиваясь с хлеба на воду, чем в их жестоком мире, где человеческая жизнь продаётся и покупается за копейки.

Закрыв глаза, пытаюсь представить как выглядит наш с Димой сын. Почему-то воображение рисует Марата, из-за чего грудь простреливает резкой болью.

Испуганно вздрагиваю и зажимаю рот ладонью. Пытаюсь успокоиться, отогнать сомнения и сохранить хоть что-то светлое от своей прошлой жизни.

Не хочу верить, что няня способна на такое. Она же любила меня…

Но каждый раз, когда сердце пытается оправдать её, разум противится, бунтует. Перед глазами возникает тётя Люба, стоящая у изножья постели больной.

Выхватываю телефон из кармана джинс и набираю её номер.

Несколько секунд слушаю длинные гудки и нервно покусываю нижнюю губу.

А если не ответит? Что тогда?

Очередная ниточка, связывающая меня с сыном, оборвется…

Не успеваю додумать. Дрожащий детский голосок перекрывает все мысли, проходится лезвием по груди.

– Катя? Это ты? – спрашивает испуганно, по спине мурашки проносятся. – Катя, мне страшно…

– Ты плачешь? Марат? Что случилось?

Воображение рисует картины, одна ужаснее другой. Морозный холод пронзает насквозь, оседает инеем на сердце.

– Бабушка, – всхлипывает громко и замолкает. Убивает тишиной. – Она не просыпается. Я зову-зову, но она не реагирует… Бабушка умерла, да? Как мама с папой?

– Ничего не бойся. Слышишь? Выйди из дома и беги к бабе Маше. Скажи ей, пусть вызовет «скорую». Всё понял?

– Да…

– Я сейчас же за тобой приеду!

Выбегаю из комнаты и бросаюсь вниз по лестнице.

Несусь так, будто за мной гонится сама смерть. Лёгкие горят от напряжение, сердце сводит, но не останавливаюсь до тех пор, пока не оказываюсь в кабинете мужа.

Замечаю Рустама и тороплюсь к нему. Балетки скользят по паркету, носком цепляюсь за край персидского ковра и едва не падаю к его ногам.

Останавливаюсь, когда оказываюсь в полуметре от высокой, широкоплечей фигуры.

Хватаю его за руку, впервые решаясь коснуться этого мужчину.

Судорожно глотаю воздух. Шумный вдох обжигает горло, застревает в лёгких раскаленными углями.

Вглядываюсь в чёрный омут его глаз и выдавливаю хрипло:

– Помоги! Пожалуйста, помоги мне…

Морщится от моего прикосновения, отдергивает руку и прячет её в карман спортивных штанов.

– Что ты себе позволяешь? – голос хриплый и жёсткий. Слух царапает, заставляет сжаться от страха.

Я дергаюсь в сторону. Отступаю на шаг и повторяю чуть громче:

– Мне в Зареченск нужно. Няне плохо, а Марат совсем один… Прошу, пожалуйста. Отвези меня к ним. Или такси вызови, я сама поеду. Умоляю, Рустам!

В минуту отчаяния не замечаю, что назвала его по имени.

А он замечает.

Окидывает тёмным взглядом, сводит брови на переносице.

– Что за Марат?

– Внук тёти Любы. Он боится, понимаешь? Я должна быть с ним! У него никого нет, кроме меня…

Несколько секунд смотрит на меня молча, без каких-либо эмоций. Наконец, мужчина тянется к столу.

Берёт телефон. Простой. Кнопочный.

Набирает чей-то номер и прижимает трубку к уху, не сводя с меня волчьих глаз.

– Подготовьте машину.

– Спасибо, – шепчу пересохшими губами и обнимаю себя за плечи.

Дожидаюсь, когда закончит говорить и вместе с ним выхожу из дома.

Автомобиль ждёт нас у входа. Серый – один из приближенных Демида стоит у водительской дверцы.

– Что-то случилось? – делает шаг в сторону Буйного, но замирает, когда замечает меня.

Глаза его сужаются, на высоком лбу появляются недовольные морщины.

– Ничего не случилось, – сухо отзывается Рустам. Кивком велит мне садиться и переводит взгляд на Серого. – Если что, на связи.

Мужчина садится за руль, включает зажигание, и мы выезжаем за ворота.

Весь путь до Зареченска проходит в тишине. Рустам не задаёт вопросов, а я только молюсь про себя. Не хочу снова терять кого-то. Только не сейчас, когда всё начало проясняться.

Вспоминаю наш последний разговор с няней. Я сказала, что больше не хочу её видеть…

Глаза жжёт от подступивших слёз, но не плачу. Сжимаю ремень безопасности, впиваюсь ногтями во внутреннюю сторону ладоней и смотрю на дорогу.

Знакомая вывеска встречает нас на въезде в городок.

Сердце делает кульбит в груди и замирает в моменте, когда впереди виднеется знакомый дом из красного кирпича.

У деревянного забора стоят люди. Выражения их лиц говорят вместо тысячи слов.

Умерла… Опоздала…

Со стороны Буйного доносится тяжёлый вздох, но я уже ничего не слышу. Открыв дверь, спрыгиваю на землю и бегу к Марату.

Падаю перед ним на колени и обнимаю. Прижимаю трясущееся тельце к груди, зарываюсь лицом в непослушные тёмно-русые волосы и понимаю, что никогда уже его не оставлю.

Мой. Всегда был моим. И кровь тут ни при чём.

– Бабушка умерла, – чуть отстраняется, смотрит на меня большими янтарными глазами, так подозрительно похожими на глаза Демида. Смахивает кулаком одинокую слезу и улыбается грустно. – Я теперь сирота, да, Кать?