Текст книги "Ангел для Демона. Исцеление "

21. Ангел

Поцелуй длится вечность.

Кружит голову. Заставляет дрожать от желания.

Дима отстраняется только когда мы оба задыхаться начинаем. Шумно дышит, короткими выдохами своими кормит.

Кончиком пальцев по щеке моей проводит. Непослушную прядь за ухо заправляет.

– Я хочу, чтобы всё по-настоящему было, – голос хриплый, искаженный страстью и возбуждение. – Эмоции твои хочу. Живые. Реальные.

Не могу оторвать от него взгляд. Смотрю на мужа, а в голове эхом его слова отзываются.

Я тону в его глазах. Жидкий янтарь засасывает, в пучину неизвестности бросает.

Ладонью дрожащий подбородка его касаюсь. Осторожно так, боясь обжечься.

Короткие волоски немного ктлятся, кожу щекочат и воспоминания пробуждают.

Будто не здесь мы вовсе. Салон внедорожника в спальню превращается, а кожаный диван – в постель измятую.

Я вдыхаю запах Демида. Пряный. Мужской. С опасными нотками.

Мне нравится как он пахнет. Всегда нравилось. Ещё в тот далёкий день, когда в объятия его упала перед клиникой. Наверное, этот чарующий аромат мужского тела и табака создан специально, чтобы жертв привлекать. Женщин глупых и доверчивых в ловушку заманивать. Я хочу вдыхать его без остановки, наслаждаться им и этой минутой, когда рядом со мной не Демон грозный и не предводитель огромного клана бандитов. Сейчас я с Димой. С моим любимым мужчиной, от которого родила сына и жду второго ребёнка.

– Для этого тебе самому придётся настоящим стать, – выдыхаю ему в шею, пряча лица на каменном плече.

Веки на миг прикрываю, слушаю бешеный набат наших сердец.

На короткую долю секунды воображаю, будто они в унисон бьются. Друг для друга только. Но слова мужа вмиг в реальность возвращают.

– Я такой, какой есть, Катя. Другим не стану.

Пальцами футболку его сжимаю, неосознанно дорогую ткань порчу.

– Тебе придётся привыкнуть к этому. Я не принц, девочка. И становиться им не собираюсь. Даже, – замолкает, будто окончание фразы проглотить собирается, но лишь на мгновение, – ради тебя.

– Я знаю, – произношу тихо и отстраняюсь.

Отползаю на край сидения и головой к стеклу прижимаюсь. Делаю вид, что мне не больно. Что слова его не бьют больнее ножа. Что могу обойтись и без его любви.

– Не закрывайся от меня, – рычит Демон.

Рывком мощным на прежнее место возвращает и рукой тяжёлой к себе прижимает.

Тело к телу. Душа к душе.

– Моя жена всегда должна быть рядом. Всегда.

Перед глазами всё плывёт. Нос от подступивших слёз щекочет, но я дала себе слово больше не плакать.

– Хорошо, – отзываюсь еле слышно.

Кажется, только сейчас начинаю понимать, какая жизнь меня ждёт с Демидом.

Да, он больше не видит во мне ангеловское отродье, не обвиняет во всех своих бедах только потому, что я – дочь своего отца. Но и женой его настоящей мне никогда не стать. Он не впустит меня в своё сердца. Там есть место лишь для одной женщины – его первой жены, Лены.

Я же для него всегда буду нежеланной, навязанной женой. Вечным напоминаем о грехах родителей…

Остаток пути проходит в молчании.

Только слышно иногда, как дождь по вклыше бьёт и дворники, время от времени, включаются.

Через полчаса автомобиль сворачивает с дороги.

Огромные кованые ворота раскрываются перед нами, и я замечаю знакомый особняк. Мрачный, пропитанный арктическим холодом и воспоминаниями.

На огромной лужайке, несмотря на середину осени, зеленеет изумрудный газон. Лишь кое-где можно заметить одинокие опавшие листы, сорванные с веток безжалостным ветром.

Вот и я теперь как один из них…

Машина объезжает фонтан круглый и останавливается перед парадным входом. Сопровождающие автомобили чуть дальше отъезжают, ближе к ограде каменной становятся.

На ступенях нас уже охрана дожидается.

– Спишь? – слышу над собой и выпрямляюсь резко.

На мужа не смотрю – сил нет. Дожидаюсь, когда выйдет и делаю то же самое.

Несколько капель мелких успевают по щекам ударить, прежде чем над головой зонт раскрывается. Сползают тонкими струями по шее, за ворот платья заползают, принуждают содрогнуться.

– Замёрзла? – в голосе мужчины забота чудится. От этого только хуже становится.

Почему? Почему ты не можешь быть всегда плохим? Тогда мне будет легче возненавидеть тебя…

– Нет, – отзываюсь глухо и в дом захожу.

Киваю Марте в знак приветствия и огромный холл взглядом окидываю. Мне не терпится увидеть Марата. Обнять его хочу. Прижать к себе и не отпускать.

– Он в детской, – снова мысли мои читает. – Идём.

Берёт за руку, сплетает наши пальцы, словно так было, есть и будет всегда.

Демид ведёт меня вверх по лестнице, а я думать ни о чём не могу. Только смотрю перед собой, изо всех сил стараясь игнорировать гнетущее чувство обречённости.

Стены родного дома давят на меня, надвигаются смертоносными великанами и раздавить грозятся.

Детской оказалась четвёртая дверь от лестницы, совсем рядом с хозяйской спальней.

Демид толкает дубовую дверь и отходит в сторону, пропуская меня вперёд.

Просторная светлая комната, отделанная в голубовато-серых тонах, встречает нас тишиной. Множество книг и игрушек. Всё, что может заинтересовать семилетнего мальчика.

В центре помещения – большая кровать в форме спортивного автомобиля. Чуть дальше – письменный стол с компьютером и всеми необходимыми для учёбы принадлежностями.

Да, муж времени зря не терял. Глядя на всё это изобилие, складывается ощущение, что Марат жил тут всю жизнь, а не несколько дней всего.

Но мысли эти исчезают сразу же, стоит мне увидеть Марата.

22. Демон

Перевожу дыхание. Шумно воздух в себя втягиваю, жаркое помутнение сгоняю.

Ещё в машине, когда целовал Катю едва сдержался. Хотел сдёрнуть с неё это платье и ощутить под собой нежный шёлк кожи. Проложить дорожки поцелуев от основания шеи вниз, к самому средоточию женственности…

Но слова врача не позволили. Нельзя, пока угроза выкидыша не минует. Теперь я не только за жену отвечаю, но и ребёнка нашего, которого под сердцем носит.

Смотрю, как Катя, делая робкие, неуверенные шаги, подходит к детской кровати. Как, фактически не дыша, садится на край матраса и дрожащей рукой касается ноги Марата.

Её трясёт. Хрупкое тельце содрогается от сдерживаемых рыданий, мышцы под чёрной тканью мелко сокращаются.

Мальчик спит, подложив под голову раскрытую ладонь. Темно-русые волосы торчат в смешном беспорядке, пухлые губки чуть приоткрыты, а длинные ресницы касаются раскрасневшихся щёк.

Сейчас, когда его глаза закрыты Марат кажется даже младше своих семи лет. Если бы не возраст и фотографии, найденные в кабинете Ангелова решил бы, что вот он – наш сын. Тот самый, которого ищу по всей стране.

Но факты стоят поперёк горла, не дают покоя. От них не закрыться, не спрятаться. С правдой приходится считаться, как бы сильно не претила.

Преодолев разделяющее нас расстояние, сжимаю тонкие плечи девушки.

– Пойдём, – говорю приглушенно, чтобы Марата не разбудить.

Наблюдаю за тем, как Катя укрывает мальчика, поправляет на нём одеяло.

От вида её глаз, душа в пятки уходит, сердце в груди переворачивается.

В памяти снова другие образы всплывают. Вспоминаю Лену с Сашкой. Как нежно она его к груди прижимала, как убаюкивала сладким голосом…

На миг глаза закрываю. Наваждение болезненное из головы вытравливаю.

Нет их больше.

Погибли.

Всё.

Забудь!

Теперь только Катя есть. Она – настоящее и будущее.

Вместе из детской выходим. Девушка не сопротивляется совсем. Ни слова не произносит.

Боковым зрением замечаю как пальцем слезу одинокую смахивает. При мне плакать не хочет. Сильная девочка.

Ненавижу плачущих женщин. Не выношу просто. Даже когда Лена плакала, не мог спокойно реагировать. Уходил, чтобы не видеть…

Но с Катей всё иначе. От её слез почему-то больно становится. Сразу инстинкт защитника пробуждается. Потребность сделать всё, чтобы слёзы эти прекратились.

Мы медленно спускаемся на первый этаж и сворачиваем за угол.

В кабинете уже столик журнальный накрыт. Чай зелёный и пирог ягодный нас поджидают. Сладкий аромат ванили с корицей голову кружит, аппетит дразнит.

– Садись, – подталкиваю жену к дивану, сам в кресло опускаюсь.

Локтями в колени упираюсь и смотрю на Катю в упор.

Красивая.

Настоящая.

В ней нет фальши. Ни грамма искусственности или притворства.

Именно это меня и покорило тогда. Стоило в глаза эти заглянуть: огромные, чистые, и полные боли, как внутри что-то сломалось. Желание отомстить через неё растворилось в их бирюзовой глубине.

Вот и сейчас мутит. Магнитом к ней тянет, мысли лишние ветром уносит.

– Поешь немного, – выдавливаю хрипло и кивком на тарелку пустую указываю. – Ты должна хорошо питаться.

Медленно кивает и тонкими пальчиками вилку берёт.

Завороженно за каждым её движением наблюдаю. Эстетическое наслаждение получаю.

Когда кусок пирога ко рту подносит, меня к земле пригибает и наизнанку выворачивает. Желание в башку ударяет, грудную клетку вспарывает.

Чувствую как член медленно огнём наливается. Мысленно проклятия изрыгаю и виски пальцами сдавливаю.

Не думай!

Не смотри на неё!

Смотреть опасно. Пульс кувалдой по голове лупит. Кровь жарким водопадом к паху стекается. Смотрю на Катю – и будто на вертеле поджариваюсь. Медленно. Миллиметр за миллиметр. Хочется закончить пытку ужасную.

Рвануть малышку на себя, усадить к себе на колени и целовать. Долго. Безостановочно. Сладко. А потом уложить на рабочий стол и…

Да блять!

Совсем башка не варит.

Сейчас это последнее, что меня волновать должно. На первом месте – здоровье Кати и ребёнка.

Встаю и иду к бару.

Надо нервы успокоить, взять себя в руки. Нас разговор ждёт. Долгий. Эмоциональный.

– Дима, что случилось?

От обращения ласкового виски мимо стакана льётся. Янтарная жидкость по чёрному дереву растекается, тусклый свет лампы отражает.

– Это сына нашего касается? Почему ты молчишь?

Взгляд Кати между лопаток врезается, обернуться заставляет.

– Ну…

– У нас зацепка единственная – клиника в Краснодаре. Рустам уже туда поехал.

Хмурится. Вижу по глазам, что возразить хочет.

– Тебе волноваться нельзя. И дорога долгая противопоказана. Пока ребёнок не родится, мы здесь останемся.

Кивает коротко и отворачивается. Молчит. Пальцами край подушки сжимает, будто успокоиться пытается.

Что-то тревожит её.

– Ты нашёл тех, кто аварию подстроил?

– Ищем, – сцеживаю сквозь зубы.

Содержимое стакана в себя выливаю и поспешно на стол ставлю. Руки сами в кулаки собираются, костяшки моментально белеют.

Пока Катя в больнице лежала не было дня, чтобы этим вопросом не занимался. Сам на место происшествия съездил, прочесал окрестности, видео с дорожных камер до дыр просмотрел.

И ничего. Будто монтажер хороший поработал. Всё нужное вырезал, удалил со всех носителей.

Невидимый враг играет со мной. За нос водит как юнца последнего…

Сердцу становится тесно в груди. Колотится гулко, дыхание перекрывает.

Такие вещи не случайны. Катю мою убить пытаются. Но зачем? И кто, черт возьми? Кому моя девочка понадобиться могла?

– Ты в порядке?

Она будто видит меня насквозь. Эмоции читает, понимает, когда хреново совсем. Но ей волноваться нельзя.

Вообще никогда.

Я найду гниду, что охоту на неё ведёт. Руками своими на куски разорву и собакам бездомным скормлю.

– Всё хорошо, – отзываюсь глухо и взгляд отвожу.

– Я же вижу… – замолкает. Отворачивается к окну, медленно вздыхает и продолжает обманчива спокойно: – Я не дура, Дим. И прекрасно понимаю, что ты никогда не сможешь мне доверять, но… Если моим детям что-то угрожает, я должна знать об этом.

23. Демон

От её слов внутри что-то задрожало. Слабо так, едва ощутимо.

Незнакомое чувство грудь прорезало, стрелой мощной позвоночник прошило.

Катя не играла. Не пыталась флиртовать или притворяться.

Не умеет она. Не приучена ко лжи. Не такая…

Снова странная мысль в голову лезет, покоя совсем не даёт.

Как от таких конченых родителей могла родиться такая светлая, чистая девочка? Не может она быть дочерью Ангелова! Не может, черт его дери.

Но от правды не убежишь, не спрячешься. Я ведь своими глазами выдерл результаты ДНК теста. В кабинете тестя покойного нашёл.

Старые, потрепанные временем и руками врага. Он тоже сомневался когда-то. Проверял…

Кроме этих бумаг в сейфе ничего не было. Ни единой фотографии. Пустота. Будто кто-то до меня побывал там. Подчистил все доказательства, вылизал каждый миллиметр сраного особняка.

От напряжения зубы непроизвольно сжимаю. Да так, что слышно как эмаль трескается, песком мелким на язык сыпется и кривиться заставляет.

А Катя всё говорит. Режет словами так, словно мачете орудует. Жёстко. Без лишней нежности и дрожи.

– Ты требуешь от меня верности, но сам не доверяешь, – смотрит на меня грустно улыбается. – Не бывает верности, без доверия, Дим. Как и любви без уважения… Я не претендую на место Лены в твоём сердце. Мне это не нужно. Просто, – запинается, прикусывает нижнюю губу и снова взгляд отводит.

Даже на расстоянии чувствую как бешено колотится её сердце. Катя говорит, что не боится меня, но… Откуда тогда эта дрожь?

– Что, девочка? – выдыхаю сквозь зубы. – Договаривай!

Проходит секунда. Вторая. Третья.

Катя упорно молчит. Смотрит на свои ладони и молчит.

Я умею ждать, как никто другой. Жизнь научила. Спасибо Ангелову и всем тем, кто занимался моим «воспитанием».

Но сегодня терпение куда-то исчезло. Растворилось в потоке её невысказанных слов.

Не выдерживаю давящей тишины и подхожу к ней. Нависаю сверху неприступной скалой.

Сейчас, сидя передо мной и склонив голову, Катя кажется ещё меньше. Хрупкая ёлочная игрушка из тончайшего стекла…

Пальцами цепляю её острый подбородок, заставляю заглянуть себе в глаза.

Каждой клеткой ощущаю мелкую дрожь девушки. Слышу, как отчаянно бьётся сердце через быстрое и сбивчивое дыхание. На щеках лёгкий румянец появляется, грудь начинает вздыматься чаще.

– Почему ты молчишь, Катя?

– Ты сказал, – начинает робко, – что хочешь стать настоящей семьёй…

– Именно, – хрипло перебиваю её. – Мы не сможем изменить наше прошлое. Не можем от него отказаться, как бы сильно нам этого не хотелось, – странный блеск возникает в голубых глазах жены.

Слабый. Неуверенный.

Он исчезает почти сразу же, но не достаточно быстро, чтобы не заметить его.

Катя впервые смотрела на меня так. Всего секунду. Один короткий миг, во время которого лицо её вдруг преобразилось. Будто завеса в сердце супруги чуть приоткрылась. Приподнялась чуть-чуть, чтобы выбить почву из-под ног.

Всегда так на меня смотри, Катя…

– Но я хочу попробовать, девочка, – произношу раньше, чем успеваю подумать.

Мы оба словно задыхаемся. Смотрим друг на друга и молчим.

Бешено и часто в голове звучит собственный пульс. Эхо от рваных выдохов и голодных вдохов будоражит, вливается в кровь змеиным ядом.

Руки сами тянутся к ней. Сжимают хрупкие плечи, притягивают ближе.

Плоть к плоти. Сердце к сердцу.

– Ты… правда этого хочешь?

Она пытается скрыть улыбку, но та настоячиво цепляется за красивое личико, меняет его до неузнаваемости.

И тут я понимаю, что всегда об этом мечтал. С той самой минуты, когда увидел Катю. Когда впервые ощутил нежно-сладкий аромат её кожи. Когда понял, что буду для неё первым мужчиной.

Внутренний Демон выбрал её.

Эту маленькую девочку с душой воина.

Мою девочку.

– Больше всего на свете.

– И ты забудешь всё то, что сделал мой отец? – сипло выдаёт она. – Моя мама…

Не даю договорить. Прижимаю указательный палец к губам девушки. Вздрагиваю от неминуемого прилива желания, что электрической волной насквозь прошивает.

– Не забуду, – выходит жёстче, чем хотелось бы, но я не могу иначе.

Не стану меняться. Не сломаю себя даже ради неё. Катя должна привыкнуть ко мне. К тому, что отныне я – Демон, чудище без души. И всегда им буду.

– То, что сделал Ангелов забыть невозможно. Он убил меня, девочка. В том самом пожаре спалил, который унёс жизни жены и сына. Демид Уваров умер вместе с ними.

Моя правда ранит её. Кислотой серной сжигает, вытравливает из ясного аквамарина последние крошки радости.

Широко распахнутые глаза супруги смотрят прямо в душу. Так же она смотрела на меня в ту первую встречу, в подвале. Испуганно. Ошарашенно. Умоляюще.

Знаю, что больно, девочка. Но ничего не могу с собой поделать.

Я таков, какой есть. Каким меня твой отец сделал.

И вдруг она делает то, чего я никогда не пойму.

Катя медленно на носки поднимается и обнимает меня. Тонкими ручками торс обхватывает, ладошками маленькими спину жжёт.

Прижимается щекой к груди. Прямо там, где так остервенело сердце стучит. Птицей пойманной о рёбра бьётся. Летит ей навстречу.

– Я ведь вышла замуж за Демона, забыл? Мне никто другой не нужен, Дим. Никто. Только ты.

– Катя… – выдавливаю на выдохе.

Тяну её на себя. Накрываю затылок тяжёлой лапой, сминаю длинные волосы. Любимая моя…

По коже носятся пульсирующие разряды тока, кровь закипает, лавой раскаленной оборачивается. Втягиваю запах её слабого дыхания, толкаюсь языком между зубов и жадно вклиниваюсь в тайные глубины рта девушки.

Катя отвечает моментально. Языком неуверенным мои движения дублирует, ручками выше к плечам тянется.

Отрываюсь от губ девушки и ладонями лицо раскрасневшееся собираю.

– Ты убиваешь меня без оружия, девочка.

– Не говори так! – подбородок вскидывает и глазами мне в глаза всматривается. – Никогда больше не говори об этом. Однажды я уже потеряла тебя. Второго раза не переживу… Ты нужен мне, Дима, – берет меня за руку и к животу своему прижимает. – Нам нужен…

Ещё одна стрела точно в цель попадает.

Сердце чёрствое от боли и нежности вздрагивает.

Мне казалось, уже не испытаю ничего подобного. После Лены ни одной женщины не было. Только Жанна для снятия напряжения и шлюхи из клуба, готовые любую прихоть исполнить. Но с ними связывал лишь секс. Дикий. Животный. Необузданный.

А потом всё рухнуло. Моя структурированная жизнь рассыпалась на глазах. Стоило Ангелу ворваться в неё.

Два ребёнка.

Два МОИХ ребёнка.

И одна мама.

Моя жена.

Та, которую возненавидеть пытался…

Знакомый рингтон в хаотичный рой мыслей врывается. Выдергивает из беспамятства, в мир реальных проблем возвращает.

Продолжая обнимать Катю, телефон из кармана выуживаю.

– Слушаю.

– Добрый день, Демид Александрович. Вас из клинико-диагностической лаборатории беспокоят. Результаты ваших исследований готовы. Мы выслали их вам на электронную почту.

24. Ангел

– Катерина Владимировна, ваши витамины, – Ася протягивает мне лекарства и дожидается, пока не выпью.

Вот уже месяц девушка живёт в нашем доме и следит за моим здоровьем. Каждую неделю Дима возит меня на приём к гинекологу на плановый осмотр.

Виктор Павлович говорит, что волноваться не стоит и все эти поездки – всего лишь мера предосторожности. Жизни нашего ребёнка больше ничего не угрожает, опасность выкидыша миновала.

Когда услышала его слова, думала не выдержу и разрыдаюсь. Только присутствие мужа не позволило сломаться.

Демид всегда сидел рядом, держал меня за руку и шептал на ухо, что все будет хорошо.

– Мы справимся, – повторял каждый раз, когда ложилась на кушетку для ультразвукового исследования. – Я рядом…

Эти несколько простых фраз действуют на меня лучше любых заверений врачей. Стоит только услышать уверенный голос супруга, как страх внезапно отступает.

Рядом с ним я ничего не боюсь.

Звонкий мужской смех привлекает внимание, жидким огнём проходится по нервным окончаниям и заставляет сердце забиться чаще.

Поднявшись на ноги, подхожу к приоткрытому окну.

Марат с Демидом и Серым в футбол играют. Носятся по газону, громко переговариваясь и взрываясь приступами смеха.

От вида этой идиллии щемящая тоска грудь простреливает, душу в спираль сворачивает.

В то утро мы узнали, что Марат – не наш сын…

Несмотря на сомнения и несостыковки, Дима все же сделал тест на отцовство. Ему тоже их схожесть покоя не давала. Этот вопрос возникал у всех, кому только раз приходилось видеть их вместе. Марат – уменьшенная копия Демида. Даже характер такой, как у него.

Но факты говорят об обратном.

Не наш. Не сын…

– Это ничего не значит. Отныне мы – родители Марата. Кровь – не главное, Кать. Мне плевать на эти нули в отчёте. Мальчик мой и точка! Я сделаю все, чтобы стать для него хорошим отцом. Обещаю.

От накативших воспоминаний начинаю улыбаться.

В то хмурое осеннее утро Демид подарил мне надежду. Дал понять, что нет ничего невозможного. Особенно, когда мы вместе.

С каждым днём я всё больше и больше привязываюсь к нему.

Мне нравится разговаривать с ним, слушать глубокий бархатный голос, засыпать и просыпаться с ним. Чем лучше узнаю своего мужа, тем сильнее влюбляюсь в него. Потому что его невозможно не любить.

– Катя! – окрик Марата из задумчивости выдергивает. Мальчик стоит посреди газона и радостно руками размахивает. – Видела, какой я гол забил?!

– Видела, – улыбаюсь. – Я горжусь тобой!

Пока мы переговариваемся, краем глаза за мужем слежу.

Демид стоит чуть в стороне. Его янтарные глаза ко мне прикованы, от чего жар медленно по венам растекается. Порочный огонь внутри загорается, языками острыми кусает.

Я боюсь собственной реакции на него. Боюсь, что однажды эта похоть меня и погубит…

– Катерина Владимировна, – окликивает меня Марта, и я от окна отхожу.

Возвращаюсь к своему любимому креслу и сажусь в него. Ноги под себя подбираю.

– Демид Александрович просил узнать у вас на счёт ужина. Есть какие-то пожелания?

Женщина ждёт у двери, сложив перед собой руки. Её постное лицо на нервы действует, а сухой тон лишь масла в огонь подливает. Ощущение складывается, словно я её место заняла или украла у неё что-то.

– Вообще-то, – начинаю деловито. Пусть привыкает, что теперь у Демона жена есть. Хочет она этого или нет, но отныне я – хозяйка этого особняка. – У меня есть одна идея. Скажите повару, чтобы приготовил все любимые блюда моего мужа. А на десерт – шоколадный торт и фруктовую нарезку. Ужин накрывать не надо. Я сама этим займусь.

– Но Демид Александрович… – Марта пытается возразить, но я жестом велю ей замолчать.

– Это будет сюрприз. Пожалуйста, Марта. Вы же не хотите всё испортить?

Лицо женщины белеет на глазах, и мне это нравится. Она прекрасно понимает, что не имеет права спорить или пререкаться со мной.

– Ни в коем случае.

– Вот и отлично, – улыбаюсь самой приветливой улыбкой, какая только есть в моём арсенале. – Вы можете идти.

Дождавшись, когда дверь за Мартой закроется, подзываю к себе Рыжика и крепко обнимаю.

– Как думаешь, ему понравится моя задумка?

Провожу ладонью по огненной шерстке и заглядываю к красивые золотисто-зеленые глаза котёнка.

– Главное, чтобы я в последний момент не испугалась и не испортила всё…

Через час мы поедем на плановое УЗИ, а потом – на встречу с директором частной школы.

После похорон няни уже месяц прошёл. Марату пора на учёбу возвращаться. Тем более, ему самому не терпится заняться любимым делом. Мы специально выбрали образовательное учреждение с художественным уклоном, чтобы учёба доставляла ему максимум удовольствия.

– И останемся мы тут совсем одни, – грустные нотки все равно прорываются, голос начинает дрожать от волнения.

Конечно же я понимаю, что не могу всегда держать Марата при себе. Неправильно это, да и нельзя сейчас.

Демид прав. Будет лучше, если мальчик некоторое время побудет в пансионе закрытом. Там ему никто не сможет навредить.

Муж никогда не вдаётся в подробности, на все мои вопросы отвечает сухо, без особого интереса. Но я ведь вижу: его что-то тревожит…

Только по ночам он расслабляется, когда мы лежим, крепко обнявшись. Наша жизнь напоминает театральное представление, в котором каждый из нас играет свою роль.

Демид – заботливый муж и отец, я – счастливая жена без права голоса. Мы старательно изображаем идеальную пару, но никогда не показываем своих истинных чувств…

Лишь раз, в то далёкое утро я позволила эмоциям взять верх над разумом. На один безумно короткий миг мне показалось, будто я увидела в его глазах нечто большее, чем нежность. Нечто сильное, такое же мощное как и то чувство, что раздирает меня на части.

Но мне всего лишь показалось…

– Катюш? Ты готова?

Руки Демида касаются моих плеч, вбирают сомнения и неуверенность.

Я снова не услышала, как он подкрался. Муж двигается очень тихо, почти неслышно. Иногда это пугает.

– Да, – поворачиваюсь и встречаюсь с ним взглядом. – Как прошла игра?

– Марат победил, – широко улыбается, кончиком большого пальца гладит меня по щеке. – Я вот думаю, может нам его на футбол записать? У мальчика талант.

– Думаешь?

– Уверен. Когда-то я мечтал тренировать детей, – выдаёт задумчиво и сразу же в лице меняется. Будто понимает, что произнёс нечто лишнее. То, чего я не должна знать. – Забудь, – машет головой, отгоняя непрошенные воспоминания, и выпрямляется. – Идём. У меня ещё дела в офисе.

– Тебе не обязательно ехать со мной, – пожимаю плечами и поднимаюсь. Рыжик недовольно мяукает. Ему не нравится, что люди нарушили его дневной сон. – Я могу и сама…

– Катя, – предупреждающий взгляд мужа медленно плывёт по моему телу. Он снова смотрит так, словно в мысли проникнуть хочет. – Кажется, мы уже обсуждали этот вопрос. До тех пор, пока я – твой муж, ты ничего не будешь делать сама.

Я не успеваю ответить. Дима надвигается на меня и протягивает раскрытую ладонь. Ничего не говоря, берёт меня за руку, переплетает наши пальцы и выводит из комнаты.

Мы возвращаемся к тому, с чего начали. Пьеса должна продолжаться. Актёрам нельзя отступать от своих ролей.