Текст книги "Британская разведка во времена холодной войны. Секретные операции МИ-5 и МИ-6"

«Особые отношения»

Эти впечатляющие шпионские скандалы оказали глубокое влияние на международную политику и привели не только к охлаждению отношений между правительствами западных стран и Советским Союзом, но и серьезно ухудшили отношения между самими западными странами, особенно между Лондоном и Вашингтоном. Разоблачение кембриджских шпионов было минусом в истории британской разведки, и 1950-е гг. стали периодом, известным в SIS как «припадок белой горячки». Так называемые особые отношения между правительствами Великобритании и США, означавшие беспрецедентное совместное использование разведывательной информации в мирное время, натянулись до предела прочности.

Одной из областей самого тесного сотрудничества между Лондоном и Вашингтоном была радиотехническая разведка. После создания в 1952 г. в правительстве США агентства по ведению радиотехнической разведки – Агентства национальной безопасности (АНБ) – агентство по ведению радиотехнической разведки Великобритании – Центр правительственной связи (ЦПС), в который была переименована после 1945 г. Правительственная школа кодов и шифров, получило от него значительное финансирование. Тесное сотрудничество между АНБ и ЦПС наладилось будто бы отчасти потому, что для АНБ было незаконным перехватывать сообщения американских граждан и бизнес-сообщения, но для ЦПС таких запретов не существовало. Это означало, что АНБ могло получать перехваченные американские сообщения от ЦПС, не нарушая американский закон. АНБ построило свои собственные станции радиоперехвата в Великобритании, например в Чиксендсе (Бедфордшир), и к началу 1950-х гг. все британские и американские разведывательные службы начали обмениваться офицерами связи. Некоторые бывшие офицеры ЦПС вспоминали, что в годы холодной войны (и, очевидно, по сей день) в штаб-квартире АНБ в Мэриленде (Вирджиния) существовал особый отдел, в котором работали сотрудники ЦПС – это что-то уникальное в сотрудничестве разведок западных союзников в годы холодной войны, – и над дверью этого отдела даже красовалась королевская эмблема – кусочек Великобритании в сердце американской разведки. Отношения разведок Вашингтона и Лондона укреплял тот факт, что многие ведущие американские разведчики начинали свою карьеру, служа в годы войны в Управлении стратегических служб (УСС) и о своих британских коллегах тех времен отзывались с долей почтения. Сотрудник УСС в Лондоне по связям с британской разведкой Эрнест Кьюнео позже откровенно заметил: «Англичане научили нас всему, что мы знаем, но не всему, что они знали». Несмотря на необычно тесное сотрудничество, развившееся между Лондоном и Вашингтоном за годы, последовавшие после 1945 г., когда началась холодная война, отношения между разведками двух столиц начинались с гораздо менее тесных или особых, чем их изображали впоследствии пропагандисты. Что важно: в 1946 г. первый постоянный офицер МИ-5 связи по вопросам безопасности, посланный в Вашингтон, Ричард «Чертополох» Систлтвейт и его преемник Джеффри Паттерсон не имели неограниченного доступа к ФБР, как их коллеги на аналогичной работе – к МИ-5 в Лондоне¹³.

Идея особых отношений появилась в 1950-х гг., что важно, благодаря Черчиллю после его избрания премьер-министром в октябре 1951 г., в основном для того, чтобы заделать трещины, образовавшиеся в отношениях между Вашингтоном и Лондоном непосредственно в послевоенные годы. Черчилль же и развил это понятие, чтобы укрепить позицию Великобритании в мире, которая к середине 1950-х гг. начала ослабевать. Так как в послевоенные годы Лондон и Вашингтон не были близкими партнерами, то связь между их разведками оказалась почти полностью разорванной. Вслед за переходом на сторону Запада Гузенко в сентябре 1945 г. и последовавшим за этим открытием, что Алан Нанн Мэй вовлечен в шпионскую работу, Соединенные Штаты предприняли решительный шаг, приняв в 1946 г. закон Макмахона, который запрещал любому департаменту американского правительства делиться разведданными по созданию ядерного оружия с любой иностранной державой. Закон Макмахона вызвал панику на Уайтхолле, и администрация США недвусмысленно объяснила представителям британской разведки, что не будет делиться этой информацией до тех пор, пока Великобритания не повысит уровень безопасности в своих самых секретных департаментах. Правительство Великобритании приступило к тщательной проверке всего аппарата безопасности, вся ответственность за которую легла на плечи сотрудников МИ-5¹⁴.

В мае 1947 г. как непосредственный результат давления со стороны Вашингтона премьер-министр Клемент Эттли учредил совершенно секретный «комитет по подрывной деятельности», известный как GEN-183, названный так по обозначению секретариата кабинета министров. Этот комитет, в который входили избранные члены кабинета министров, высокопоставленные гражданские служащие и новый генеральный директор МИ-5 сэр Перси Силлитоу, должен был решать вопросы, связанные с проникновением людей, ведущих подрывную деятельность, в секретные департаменты британского правительства. В этом комитете всегда речь шла о «людях, ведущих подрывную деятельность», хотя его внимание было на самом деле сконцентрировано исключительно на коммунистах, а не на людях, занимающихся подрывной деятельностью вообще. Один из главных вопросов, который должен был решить этот комитет, состоял в том, следует ли вводить «проверку на благонадежность» (что означало всестороннее изучение того или иного человека) в общую проверку при приеме на работу в секретных департаментах, как рекомендовал Вашингтон. В противоположность тому, что мы можем предположить, главной силой, противодействовавшей введению проверки на благонадежность, была МИ-5, а не сам комитет: лейбористское правительство Эттли проявило себя большим «ястребом» в отношении расширенных проверок в интересах безопасности, чем МИ-5. Таким образом, создалась любопытная ситуация, когда социалистическое лейбористское правительство, традиционно враждебно относившееся к идее «полицейского государства», выступало в защиту повышенного и навязчивого наблюдения за гражданами, в то время как секретная служба была против него.

Причина сопротивления введению проверки на благонадежность со стороны МИ-5 была сугубо практической: у нее не было ресурсов для ее проведения. Как сказал Силлитоу комитету GEN-183, в совершенном мире МИ-5 будет первой, кто порекомендует ввести проверку на благонадежность для всех кандидатов на правительственные должности, связанные с государственными секретами, как самый эффективный способ охраны этих секретов. Однако реальность такова, что штаты МИ-5 столь малочисленны, а финансирование столь скудное (в 1947 г. у нее было менее ста служащих), что если ей будет предписано заниматься проверками на благонадежность, то все другие расследования просто остановятся и служба превратится не более чем в проверяющий орган.

В результате сопротивления МИ-5 комитет GEN-183 принял решение, что единственный выход из положения – делать упор на выявление нежелательных связей при проверках и надеяться, что архивов МИ-5 окажется достаточно, чтобы засечь советских шпионов. В послевоенные годы картотека МИ-5 содержала 250 тысяч карточек людей, имевших связи с коммунистами, – это означало, что у нее была информация, имевшая отношение к деятельности коммунистов, приблизительно на одного человека из каждых двухсот среди жителей Великобритани. Члены комитета надеялись, что сеть МИ-5 будет заброшена с достаточным охватом, чтобы поймать советских шпионов.

Вся архитектура безопасности на Уайтхолле была снова тщательно проверена после разоблачения Клауса Фукса в 1949 г. и кембриджской шпионской сети в 1951 г., что привело к неприятному открытию: «выявления нежелательных связей» недостаточно. В результате еще большего давления со стороны Вашингтона вслед за этими скандалами Эттли, а затем новое правительство Черчилля наконец приняли решение ввести проверку на благонадежность и обеспечили МИ-5 дополнительными сотрудниками для ее проведения. После этого использование проверок на благонадежность так сильно расширилось, что за три десятилетия после их начала целых 68 тысяч гражданских служащих прошли проверку на благонадежность. Как показал политический комментатор и историк Питер Хеннесси, успех комитета GEN-183 состоял в том, что, несмотря на огромное политическое давление, которое он испытывал временами, он никогда не прибегал к слишком резким ответным действиям, как в США при сенаторе Джозефе Маккарти. Вместо того чтобы предавать гласности имена и позорить людей, подозреваемых в коммунистических взглядах, в правительственных департаментах, МИ-5 и комитет просто тихо убирали их из тех мест, где они представляли собой опасность, и ставили на должности, не связанные с государственной тайной, в правительственном аппарате.

Введение проверки на благонадежность имело далеко идущие последствия, которые постоянно меняли характер работы на Уайтхолле. Новые строгие проверки МИ-5 означали, что должности на гражданской службе уже было невозможно давать кандидатам на них просто потому, что они из «правильного» общественного круга. Кембриджские шпионы разрушили миф о том, что джентльмены, получившие образование в лучших школах и университетах, не могут быть предателями. Начиная с 1950-х гг. все претенденты на должности, связанные с государственной тайной в правительстве Великобритании, независимо от их происхождения должны были пройти все те же проверки на благонадежность¹⁵.

Особые отношения между разведками Лондона и Вашингтона имели значительные последствия для принятия мер по внутренней безопасности не только в Великобритании, но и во всей ее империи. Британская колониальная империя ставила Лондон в чрезвычайно неловкое положение перед ее ближайшим союзником США. Ей отчаянно нужно было сохранить поддержку Соединенных Штатов – по финансовым и военным причинам, а также для проведения ядерных исследований, – но в то же время в департаментах Уайтхолла остро воспринимали публичную критику «колониализма» со стороны американцев. Главный принцип «Атлантической хартии», подписанной Рузвельтом и Черчиллем в августе 1941 г., определившей их цели во Второй мировой войне, состоял в том, что США не будут поддерживать Британскую империю или другие формы колониального правления после войны. Послевоенное экономическое урегулирование, при котором Вашингтон, по сути, выплатил долги Великобритании, сделанные в годы войны, путем крупных займов, составивших 3,75 млрд долларов, означало, что правительство США может в значительной степени определять судьбу Британской империи. И хотя Черчилль, как известно, в своей речи в Мэншн-Хаус (официальная резиденция лорд-мэра лондонского Сити. – Пер.) в ноябре 1942 г. утверждал, что он не стал первым министром короля, чтобы возглавить ликвидацию Британской империи, на самом деле, подписавшись на американские займы, он стал не только архитектором победы Великобритании в войне, но и в значительной степени причиной заката ее империи. Правительство Великобритании удачно заложило свою империю; проблема была в том, что в послевоенный период его кредиторы в Вашингтоне потребовали заключить контракт нового рода¹⁶.

Колониальная безопасность: передний край холодной войны

Именно особые в части разведки отношения между Лондоном и Вашингтоном определяли безопасность британских колоний в начале холодной войны. Давление со стороны Вашингтона подтолкнуло Лондон к пересмотру и совершенствованию системы безопасности в самой Великобритании и проведению серьезной реформы системы колониальной безопасности по всей империи. В МИ-5 быстро оценили, что колониальная безопасность будет играть существенную роль и станет передним краем холодной войны. Сэр Перси Силлитоу в своих мемуарах вспоминал, что переметнувшийся в Канаду в сентябре 1945 г. Игорь Гузенко побудил МИ-5 взглянуть на вопрос подрывной деятельности Советского Союза в Британской империи: «Разоблачение шпионской группы в Канаде, которое непосредственно предшествовало моему назначению, заставило департамент [МИ-5] отчетливее, чем раньше, осознать возможность утечек в системе безопасности стран Содружества, с которыми у нас общие секреты. И мы все больше стали понимать, что среди народов, находящихся под властью Великобритании, постепенно созревающих в политическом отношении и ощупью идущих к самоуправлению, смутьяны и мятежники (недовольные) – а также люди, которые искренне считали, что Великобритания проводит в отношении их деспотическую политику, – где только возможно подстрекаемые коммунистами, начали поднимать восстания и устраивать беспорядки»¹⁷.

За пять лет, прошедших после 1946 г., Силлитоу совершил двенадцать основательных поездок на заморские территории Великобритании, поддерживая связь и оказывая помощь в реформировании разведки в таких далеких странах, как Канада, Палестина, Египет, Кения, Родезия, Южная Африка, Сингапур, Гонконг, Малайя, Австралия и Новая Зеландия. Эти поездки сделали его одним из самых часто путешествующих руководителей государственного департамента Великобритании того времени. И хотя они были довольно впечатляющими для того времени, они тем не менее иногда были курьезными. Тот факт, что Силлитоу до работы в МИ-5 делал достаточно публичную карьеру полицейского, означал, что он был хорошо известен английской прессе, и, следовательно, его назначение главой МИ-5 было секретом Полишинеля на Флит-стрит и сделало его, как ни парадоксально, широко известным руководителем секретной службы, о которой не заявляют во всеуслышание. Несколько раз, уезжая за рубеж, он пытался избежать внимания прессы, надевая солнечные очки, хотя, как позднее он вспоминал, такие попытки, вероятно, скорее привлекали к нему внимание, чем отвлекали.

Поездки Силлитоу стали прецедентом, которому следовали один за другим после него руководители МИ-5, особенно сэр Роджер Холлис (генеральный директор МИ-5 с 1956 по 1965 г.) и сэр Мартин Фернивал-Джонс (генеральный директор МИ-5 с 1965 по 1972 г.). На самом деле, будучи генеральным директором в то время, когда в Великобритании быстро нарастал процесс деколонизации, Холлис больше был обеспокоен безопасностью империи и стран Содружества, чем в самой Великобритании¹⁸.

В 1948 г. в лондонской штаб-квартире МИ-5 открылся новый департамент по решению проблем колоний. В январе 1950 г. Силлитоу привел сэра Джона Шоу – своего давнего коллегу по работе в колониях, чтобы тот возглавил этот «зарубежный» отдел, или отдел OS. Шоу служил в Западной Африке в 1920-х гг., был главным секретарем правительства Палестины, где он чудом избежал гибели при взрыве бомбы в гостинице «Царь Давид»; затем он стал губернатором Тринидада. В качестве главы отдела OS он осуществил ряд продолжительных поездок по Ближнему и Дальнему Востоку и Африке. Благодаря своему росту шесть футов и пять дюймов и частым поездкам за рубеж в МИ-5 он получил прозвище «летающий карандаш». В число других офицеров, работавших в отделе OS, входили Алекс Келлар и Джеймс Робертсон, которые сыграли выдающуюся роль в борьбе с сионистским терроризмом. В 1953 г. обязанности, возложенные на отдел OS, перешли к другому отделу МИ-5 – отделу Е под руководством Билла Мэгана¹⁹.

Архивы британской разведки демонстрируют, что в начале холодной войны в Лондоне доминировали связанные между собой страхи в отношении колониальной безопасности. Один из них был связан, как казалось, с вполне реальной угрозой третьей мировой войны. После того как в августе 1949 г. Москва успешно осуществила взрыв своей первой атомной бомбы – чего не сумели предсказать ни английская, ни американская разведки, – и Советский Союз, и западные державы оказались в положении, когда могли начать друг против друга ядерный Армагеддон. Страх ядерной катастрофы пронизывал все прогнозы Объединенного центра разведывательных служб (JIC) того времени, многие из которых, по сути, стали планами Судного дня, предсказывая катастрофические людские потери и уничтожение необходимой инфраструктуры в главных городах Великобритании и империи. Некоторые самые страшные отчеты JIC имели отношение к взрыву «грязных» атомных бомб или «оружию массового уничтожения» – этот термин был использован в одном отчете. Планирование ядерного Армагеддона также имело явно колониальную повестку дня. Британское разведывательное сообщество рассудило: если такая война разразится, то Великобритания или то, что от нее останется, должна будет полагаться на поддержку империи и стран Содружества, как она делала во время двух предыдущих мировых войн, и ей не нужно будет бояться советской «пятой колонны» в этих странах. Это требовало создания местных служб безопасности, достаточно надежных, чтобы предотвратить советское вторжение в те государства, которые стремились к независимости от Великобритании²⁰.

Другой страх, преобладавший в коридорах Уайтхолла, имел отношение к циркуляции разведывательной информации, в частности американской, в империи и странах Содружества – правительства некоторых из них JIC считал опасно «ненадежными». Существовала часть империи, которая больше, чем любая другая ее часть, вызывала тревогу на Уайтхолле в отношении утечки разведывательной информации в начале холодной войны; ею было самое крупное имперское владение Великобритании – Индия²¹.

Британская разведка и передача власти в Индии

Передача Британией власти в Индии – жемчужине ее имперской короны – это рассказ о вопиюще плохом управлении. И хотя история о том, как и почему Великобритания потеряла власть в своей азиатской империи и вступила в последний период своего владычества в Индии, сложна, и одна из главных причин этого состоит в том, что ближе к концу Второй мировой войны стало ясно, что администрация Великобритании бессильна остановить волну индийского национально-освободительного движения, и поэтому она уже потеряла контроль над своей азиатской империей. Духовный вождь Индии Махатма Ганди назвал послевоенное обещание Великобритании гарантировать Индии независимость «датированным более поздним числом чеком, выписанным отсутствующим банком». Это проявилось в конце войны, когда под сильным давлением со стороны индийских политиков-националистов британская администрация решила не преследовать в судебном порядке тех предателей, которые вступили в Индийскую национальную армию, воевавшую с японцами против англичан во время войны, и уже находились в английских тюрьмах. После окончания войны межобщинные столкновения между 255 млн индуистов и проживающими в Индии 92 млн мусульман набрали кровавые обороты и вышли из-под контроля, особенно после того, как лидер Индийского национального конгресса и Мусульманской лиги Мухаммад Али Джинна призвал провести «день боевых действий» 16 августа 1946 г. Самые ужасные зверства между индуистами и мусульманами произошли в Бихаре (Восточная Индия), где в 1946 г. были убиты приблизительно 7 тысяч мусульман, а местные британские военные власти начали операцию, получившую подходящее название «Гризли», которая заключалась в уборке разлагающихся тел с улиц²².

Вслед за решительной победой на выборах партии Индийский национальный конгресс в марте 1946 г., ставшей главной политической силой в Индии, лейбористское правительство Клемента Эттли послало в Индию представительную делегацию для обсуждения конституционных шагов к независимости, в которую входили: сэр Стаффорд Криппс («Стиффорд Краппс», как прозвал его Черчилль), первый лорд Адмиралтейства А.В. Александер (известен тем, что пел и играл на рояле) и пожилой министр по делам Индии лорд Петик-Лоуренс («Патетический Лоуренс»). Так как члены делегации страдали от приступов диареи, то не сумели добиться сколько-нибудь значительных результатов. В какой-то момент переговоры «споткнулись», потому что Ганди соблюдал день молчания.

После того как эта миссия зашла в тупик, в последний месяц 1946 г. кабинет министров Эттли в Лондоне принял важное решение уступить власть в Индии. Протоколы заседаний кабинета министров отличаются лаконичностью, свойственной Эттли. В них перечислены всего лишь пять ключевых пунктов – причин ухода Великобритании из Индии, в том числе и то, что Великобритания не может поддерживать там свое военное присутствие ввиду обязательств в других странах, таких как Палестина, даже если бы и хотела сделать это. К декабрю 1946 г. во всем аппарате государственной гражданской службы Индии насчитывалось всего лишь 608 европейцев. Эттли также признал, что всемирное общественное мнение было против того, чтобы Великобритания оставалась в Индии. Изначальный график выхода был назначен на июнь 1948 г., и его должен был выполнять новый вице-король лорд Луис Маунтбеттен. Однако всего за четыре с половиной месяца он завершил передачу власти, и английскому господству в Индии пришел конец. Оглядываясь назад, нетрудно понять, что Маунтбеттену следовало придерживаться первоначального графика выхода, составленного Эттли, и перестроить индийскую армию, чтобы она смогла поддерживать порядок в Пенджабе, ставшем пограничным регионом, за который началась жестокая борьба между Индией и Пакистаном. В таких условиях ускоренный уход Великобритании из Индии и разделение полуострова Индостан на государства Индию, Восточный и Западный Пакистан превратились в процесс, сопровождающийся обильным кровопролитием, этническими чистками, перемещением масс населения и межобщинной резней зачастую садистского характера.

Несмотря на хаос, окружавший передачу Великобританией власти Индии в 1947 г., кровопролитие и гражданскую войну, последовавшие за разделом, правительство Великобритании тем не менее сумело поддерживать относительно тесные дипломатические отношения с обоими новыми правительствами – индийским и пакистанским. Оба государства остались в Содружестве, из которого слово «британское» было вежливо опущено, после того как их правительства выдвинули свой протест. Одной из причин, по которым британскому и индийскому правительствам удалось поддерживать лучшие отношения, чем многие ожидали, были близкие личные отношения между четой Маунтбеттен и первым премьер-министром независимой Индии Неру – некоторые предполагают, что отношения между Неру и супругой Маунтбеттена были даже еще ближе. Актом, символизировавшим продолжение отношений между двумя странами после обретения Индией независимости, стала просьба нового правительства к Маунтбеттену остаться после 1947 г. в качестве первого «генерал-губернатора» страны. Структура государственной службы, существовавшая в Британской Индии, также была во многом сохранена в независимой Индии.

И хотя в то время это не стало достоянием гласности и было вымарано из книг по истории, был еще один способ, с помощью которого Великобритания поддерживала тесные отношения с независимым правительством Индии: посредством разведывательных связей. Сведения о деятельности МИ-5, SIS и ЦПС показательно отсутствуют в двенадцатом томе серии документов «Передача власти в Индии», хотя это произошло, возможно, потому, что данная публикация была официально санкционирована правительством; ее авторы имели доступ к архивам разведки и знали о разведке в последние дни Британской Индии больше, чем могли рассказать в печати.

Некоторые британские официальные лица позднее делали мимоходом замечания, которые намекали на роль разведки в том, что Британской Индии пришел конец. Ученый и журналист Г.В. Ходсон, который лично был знаком с тем, как работала британская администрация в Индии во время Второй мировой войны, написал в своей знаменитой книге «Великий раздел» о завершении ее работы: «Форма правления, вроде той, какая существовала в Индии, больше зависит от тайной разведки, нежели от народной поддержки и национального патриотизма». Недавно ставшие доступными архивы МИ-5, IPI и JIC показывают, что Ходсон был прав. Британская разведка сыграла решающую, но скрытую роль в передаче власти Британией в Индии и отношениях Лондона с новым индийским правительством после нее²³.

Первая серьезная дискуссия о будущем разведки в Индии состоялась ближе к концу Второй мировой войны после провала миссии под руководством Стаффорда Криппса по развитию конституции на полуострове. В декабре 1944 г. начальник военной разведки Великобритании майор Френсис Дэвидсон и руководитель разведывательного бюро в Дели сэр Деннис Пилдитч начали задавать вопрос о разведывательных связях с индийскими властями: будет ли Великобритания выходить из Индии. На совещании с МИ-5 они пришли к заключению, что IPI и разведывательное бюро в Дели придется расформировать. Они заявили, что будет невозможно органам британского правительства быть подотчетными индийским министрам²⁴.

В апреле 1945 г., когда война в Европе близилась к концу и начало формироваться национальное правительство Индии, разведывательное бюро в Дели и IPI снова обратились на Уайтхолл с настоятельной просьбой поднять вопрос о будущем разведки в Индии. Они утверждали, что ее следует держать подальше от индийских министров как можно дольше, но признавали, что скрыть от них существование разведывательного бюро в Дели все равно не удастся²⁵.

Настоящий прорыв в решении этого вопроса произошел накануне обретения Индией независимости, когда высокопоставленные разведчики Великобритании провели ряд ключевых встреч на Уайтхолле, чтобы разработать отношения разведки с новым правительством. Самые важные встречи прошли 24–25 апреля 1946 г. вслед за обсуждением кабинетом министров вопроса о передаче власти в Индии, но за этими встречами произошли другие – в ноябре, после введения временного правления в Индии. На апрельских встречах присутствовали руководители британской разведки, связанной с Индией: генеральный директор МИ-5 (сэр Дэвид Петри) и один из старших офицеров МИ-5 (Дик Уайт), руководитель SIS (сэр Стюарт Мензис, бывший глава «Итонских Биглей»), а также руководители IPI (сэр Филип Викери) и разведывательного бюро в Дели (Норман Смит, находившийся в Лондоне в командировке), и высокопоставленное лицо из министерства по делам Индии (Д.Т. Монтис). На заседании был сделан вывод, что IPI и разведывательное бюро в Дели смогут существовать столько, сколько во главе их будут стоять «европейцы». Как только на руководящий пост хотя бы одной из этих организаций будет назначен индиец, их придется закрыть. Им будет невозможно, предсказывали руководители британской разведки, эффективно функционировать как британским разведывательным службам, если ими будут руководить индийцы, верные своему правительству²⁶.

На этих встречах было также решено, что, готовясь к уходу Великобритании из Индии, разведывательное бюро в Дели должно будет уничтожить все имеющиеся у него документы, содержащие важную правительственную информацию. Именно это и было сделано. Разведывательное бюро приступило к уничтожению и удалению секретной информации из «компрометирующих» досье на национальных лидеров, становящихся членами правительства, а также из документов, имеющих отношение к сети агентов и информаторов, которые держали их под наблюдением до этого. Один офицер ЦПС, работавший в Дели, Алан Стрипп позже вспоминал, что он стал ответственным «за сожжение»: груды документов днем и ночью жгли на центральной площади Ред-Форта перед передачей власти. В сентябре 1946 г. предпоследний генерал-губернатор Индии лорд Уэвелл даже пошутил в разговоре с Неру, что по его указанию разведывательное бюро в Дели уничтожило все «компрометирующие документы» на него и других лидеров конгресса – над чем оба они посмеялись. Проблемы, которые вставали перед британской разведкой в Индии до 1947 г. в отношении совместного использования разведданных и уничтожения документов, содержащих важную правительственную информацию, не раз еще повторялись в последующие десятилетия, когда Великобритания уступала власть в других колониях и на других территориях²⁷.

Дневниковые записи заместителя генерального директора МИ-5 Гая Лиддела показывают, что вопрос установления крепких связей британской разведки с независимым Индийским государством был предметом частого обсуждения среди руководителей британской разведки весной 1947 г. Апрель этого года стал переломным моментом в истории британской разведки, когда Великобритания ускорила темпы своего выхода из страны, а глава разведывательного бюро в Дели Норман Смит, бывший комиссар полиции в Бомбее, ушел в отставку и уехал в Англию. Тогда руководители британской разведки в Лондоне приняли революционное решение о том, что впервые должность руководителя разведывательного бюро будет передана индийцу. Человеком, выбранным на эту должность временным правительством Неру, был Т.Г. Сандживи Пилай, 49-летний старший районный полицейский офицер из Мадраса. Сандживи выбрали, по-видимому, потому, что он был лояльным и не имел отношения ни к аппарату гражданской службы, ни разведывательному бюро. Как и у многих других национальных вождей в других британских колониях, шрамы, оставшиеся у Неру от различных тюремных сроков – в общей сложности семь лет, – сделали его очень подозрительным ко всему, что связано с британской полицией. Для Неру слова «полиция» и «разведка» были синонимами. В конце концов, полицейский надзор ни для кого не был секретом в Британской Индии. Как объяснил Неру в своей книге «Открытие Индии», которую он написал в тюрьме в 1944 г. и которая станет выдающимся трактатом для вождей антиколониального движения по всему миру: «За последнюю четверть века или даже больше я не написал ни одного письма, которое было отправлено в Индии либо индийцу, либо на иностранный адрес, и при этом не понимал бы, что оно будет прочтено и, возможно, скопировано каким-нибудь цензором из секретной службы. Я говорил по телефону и помнил, что мой разговор, скорее всего, прослушивается»²⁸.

Неру не ошибался. Во время пребывания у власти в Индии временного правительства до обретения ею полной независимости человек, который эффективно работал на посту министра внутренних дел, Сардр Патель взял на себя повседневный контроль вопросов, имеющих отношение к разведке, и проявил к ним гораздо менее эмоциональный и более прагматичный подход, чем Неру. Как и Неру, Патель понимал, что разведывательное бюро, вероятно, составило досье на него и большинство лидеров Конгресса. Однако в отличие от Неру он не позволял этому влиять на его мнение о решающей роли, которую будет играть разведка для молодого Индийского государства. С 1930-х гг. разведывательное бюро в Дели и аналогичное ему ведомство в Лондоне – IPI, равно как и МИ-5, собирали досье на многих лидеров Конгресса и Мусульманской Лиги, включая Мотилала Неру и его сына Джавахарлала и Махатму Ганди – их часто называют Отцом, Сыном и Святым Духом Индии. Это происходило не потому, что разведслужбы рассматривали Конгресс и Мусульманскую Лигу как «подрывные» организации, – они были законными и легальными политическими организациями, – а потому, что некоторые их члены были известны своими тесными связями с коммунистами или подозревались в них²⁹.