Текст книги "Конфликты в условиях трансформации современного российского общества. Курс лекций"

Понятие, типы и основные элементы социальных изменений

Теоретический анализ процесса социальных изменений современной России – все еще относительно слабая область в отечественной социальной науке.

Социальные и политические кризисы, катастрофы и революции оказались в российской истории неожиданными. Зачастую в рамках существующих социологических и политологических теорий для происходящих перемен не удается предложить адекватные объяснения. Как писал Питирим Сорокин, «накануне войны большинство ученых предсказывали мир; накануне экономического краха и обнищания – процветание; накануне революций – стабильный порядок и закономерный прогресс. Несмотря на все находящиеся в нашем распоряжении общественные и естественные науки, мы не способны ни управлять социально-культурными процессами, ни избегать исторических катастроф. Как бревно на краю Ниагарского водопада, нас приводят в движение непредвиденные и непреодолимые социально-культурные течения, перенося нас от одного кризиса и катастрофы к другим» [32, с. 487].

Еще раз подчеркнем, что П. Штомпка поставил во главу угла следующее утверждение: отличия должны касаться различных временных моментов и состояний одной и той же системы, одного и того же наблюдаемого социального объекта [15, с. 21]. Общество является целостным образованием, имеющим свою жизнь, не сводимую к существованию составляющих его людей, особым субъектом, развивающимся по своим только ему присущим законам. Общество – живой организм, подчиняющийся внутренней логике саморазвития и реагирующий на стимулы и внутренние и внешние вызовы.

Главные противоречия, которые возникают в обществе, – это противоречия по вопросам единства территории, единства экономической жизни, общности языка, единства социальных норм, стереотипов и ценностей, позволяющих группам людей устойчиво взаимодействовать. Важным является и наличие или отсутствие у индивидов, образующих сообщество идентификации с данным сообществом как со «своим», выполняющим «защитную» функцию от «не своих». Зигмунт Бауман пишет: «из всех различий и разделений… одно различие проявляется сильнее и больше влияет на мои отношения с другими – различие между „мы“ и „они“. „Они“ – это не „мы“, и „мы“ – это не „они“; что такое „мы“ и „они“ можно понять, только рассматривая их вместе, во взаимном конфликте» [18, c. 47].

Современный мир характеризуется высокой степенью интенсивности изменений и глубиной конфликтов. Классик современной социологии Энтони Гидденс высказался на этот счет так: «Мы живем сегодня в эпоху ошеломляющих социальных изменений, отмеченных трансформациями, которые радикально отличаются от трансформаций прежних периодов… Глобальные размежевания становятся все более решающими». Он использует интересную «часовую метафору». Человечество существует на Земле уже около 500 000 лет. Сельское хозяйство, служащее основой любого постоянного поселения, насчитывает только 12 000 лет. Возраст цивилизаций составляет в лучшем случае 6000 лет. Если мы будем отсчитывать человеческую историю в минутах, начиная с полуночи, то появление земледельческих обществ придется на 23 ч 56 мин, а цивилизаций – на 23 ч 57 мин. Развитие современных обществ начнется только за полминуты до наступления следующего дня! Однако совокупные изменения, произошедшие за весь день, едва ли окажутся больше, чем свершившиеся в эти последние 30 секунд.

Социальные теории создаются, чтобы не только понять прошлое и современность, но и установить некоторую закономерность для предсказания будущего.

Изменения – это различия между тем, что представляла система в прошлом, и тем, что стало с ней через определенный период времени. Типы социальных изменений многообразны. Они могут охватывать всю социальную систему, а могут отдавать приоритет какому-либо из указанных условий своего существования, ведя общество к развитию или упадку.

Изменение – естественная форма бытия всех объектов и явлений, представляющая собой постоянный переход из одного состояния в другое. Поэтому в истории не было и не может быть лишенных действия и развития человеческих сообществ. Социальные изменения трудно поддаются точному определению, потому что в том или ином смысле все в мире подвержено постойному изменению. Греческий философ Гераклит говорил, что невозможно войти дважды в одну реку. Во второй раз вода будет другой, поскольку течет беспрерывно, да и человек за короткий миг успевает претерпеть (пусть незначительные) изменения. Хотя до некоторой степени это наблюдение справедливо, все же в повседневной жизни мы могли бы утверждать, что в обоих случаях это будет один и тот же человек и одна и та же река. Река не поменяет свое русло или течение, а человек – индивидуальность или физическое состояние. «Мы можем говорить о социальном изменении, если за указанный промежуток времени существенным образом изменилась сама структура объекта или ситуация в целом, а в случае с человеческими обществами – основные социальные институты. При этом необходимо в качестве отправной точки отсчета брать то, что остается незыблемым» [21, с. 48–51].

И. Валлерстайн центральным для многих современных дискуссий считает вопрос – «Что истинно: изменение вечно или ничто никогда не изменяется»? В той степени, в которой можно говорить о существовании системы, предполагается, что «ничто никогда не изменяется». В той степени, в какой утверждается, что система «историческая» по своему характеру, подразумевается, что «изменение вечно».

При всех многочисленных подходах к определению социального изменения большинство авторов вполне солидарно с тем, что это – различие между состоянием социальной системы в определенный момент и состоянием той же самой системы в другой момент, на другом отрезке времени (П. Штомпка); существенные перемены за определенный промежуток времени, которые меняют базовую структуру общества или ситуацию в целом (Э. Гидденс).

Заслуживает внимания предложенная П. Штомпкой типология социальных изменений. Главным в его модели являются:

• изменение состава социальной системы – миграции, набор (рекрутирование в группу) новых членов, мобилизация, организационная реформа;

• изменение структуры системы – появление новых структур взаимодействий, интересов, норм, ценностей, ролей, идей;

• изменение функций, исполняемых элементами общества;

• изменение границ системы;

• изменения в окружении системы.

Согласно Валлерстайну, при рассмотрении социальных изменений конкретной исторической системы следует анализировать прежде всего три темы.

• Генезис системы – как произошло, что историческая система появилась в определенное время и определенном месте и именно таким образом, а не иначе?

• Вопросы системной структуры – по каким правилам данная система, или данный тип исторических систем, функционирует? Какие институты обеспечивают соблюдение этих правил? Каковы сквозные тенденции системы?

• Период конца системы – каковы противоречия системы и на каком этапе они выходят из «повиновения», способствуя системной бифуркации, вызывая смерть системы и возникновение одной новой или нескольких систем?

Еще одна парадигма исследований (Г. А. Сатаров) – поиск схем научного обоснования и разрешения следующих проблем.

• Почему социальные изменения возможны вообще? Ведь человек способен выживать только в условиях жесткого социального порядка. Стабильность – универсальная ценность, имеющая институализированные и организационные формы. На охрану стабильности социального порядка общество тратит значительные ресурсы, создавая институты подавления, подкрепляющие привычки, традиции, сыновнее послушание и другие установления только для обеспечения этой стабильности. На этом фоне возмущения социальной среды, предпринимаемые «диссидентами», кажутся ничтожными.

• Что в жестком и стабильном социальном порядке приводит к изменениям и позволяет им произойти? Ведь весь процесс социализации человека сопряжен с встраиванием в окружающий его социальный порядок, жесткость которого создает ощущение комфорта, ибо стремление к жестким линиям и ясным концепциям заложено в человеческой природе. Социальный порядок – не только ограничение, но также условие и возможность существования и деятельности, это «кожа», привычная и защищающая индивида. Нетрудно заметить, что главным является вопрос о причинах зарождения сомнений в этом социальном порядке, в его правильности, справедливости и стабильности.

В литературе (Плотинский Ю. М.) называют следующие основные типы причин социальных изменений, которые могут являться как внутренними, так и внешними по отношению к данной социальной системе:

• природные причины – истощение ресурсов, загрязнение среды обитания, катаклизмы;

• демографические причины – колебания численности населения, перенаселенность, миграция, процесс смены поколений;

• изменения в сфере культуры, экономики, научно-технический прогресс;

• социально-политические причины – конфликты, войны, революции, реформы;

• социально-психологические причины – привыкание, насыщение, жажда новизны, рост агрессивности.

Чтобы дать более полную картину социальных изменений, надо понимать, почему, единожды начавшись, изменения далеко не всегда завершаются, и что блокирует изменения?

Современный исследователь Джефф Малган выделяет четыре силы консерватизма, являющиеся огромными помехами для изменений.

• Эффективность внутри системы. Со временем многие разрозненные элементы «оптимизируются, притираются и приспосабливаются» друг к другу. Чтобы та или иная система изменилась, требуется общее признание того, что она перестала быть эффективной и что все ее достоинства меркнут перед ее куда более значительными недостатками.

• Влияние групп интересов. В любой успешной социальной или экономической системе большинство делает большие ставки на стабильность. Элита защищает свои привилегии, будучи искренне убежденной в том, что людям, за счет которых она живет, без нее будет хуже (значительная доля верхнего 1 % в любом обществе убеждена, что 99 % извлекают выгоду из их успеха). Риски, связанные с изменениями, кажутся большими по сравнению с выгодами сохранения существующего порядка. Многие инвестировали время и деньги в прошлые практики, от которых они не хотят отказываться или которые не хотят растаскивать по частям. В стабильных обществах самые острые конфликты заминались или улаживались при помощи компромиссов, а перемены могут заставить их снова выйти наружу. Группы интересов, являющиеся главными бенефициантами статус-кво, научились пользоваться системой в свое удовольствие и представлять себя незаменимыми.

• Психика. Любая социальная система застывает в умах людей в форме допущений, ценностей и норм. Чем более эффективной кажется система, предоставляющая людям безопасность и процветание, которых они жаждут, тем сильнее укореняются ее характеристики и тем больше они становятся частью чувства идентичности людей. Стабильность порождает инерцию, ибо кажется, что система указывает людям внутри нее, что делать и что считать правильным. Как писал Йозеф Шумпетер, «социальные структуры, социальные типы и взгляды, подобно монетам, не стираются быстро. Однажды возникнув, они могут существовать столетиями» [35, с. 32].

• Отношения. Личные отношения между влиятельными людьми в системе создают дополнительный стабилизирующий фактор в форме социального капитала и взаимных обязательств, они оказываются важнее формальных организационных схем. Неформальные сети крайне важны для обеспечения движения в стабильной системе, но являются серьезным препятствием изменениям. Большинство предпочитает не раскачивать лодку и избегает репутации возмутителя спокойствия: если говорить то, что на самом деле думаешь, можно оказаться в социальной изоляции.

Существует множество различных подходов к объяснению данных вопросов. При этом сохраняет актуальность вывод Р. Будона – ни одна из рассматриваемых нами концепций не может быть принята в качестве универсальной, но каждая в определенных границах имеет познавательный ресурс.

Не случайно Джефф Малган, подчеркивая, что без теории изменения усилия улучшить положение вещей являются тщетными, и все хотели бы найти точку опоры, единый ключ к любым изменениям, тем не менее, утверждает – «все попытки найти единую теорию изменений обречены на провал». Почему?

• Изменения происходят разными путями в разных областях и у них не может быть общей формы.

• Ритмы изменений для различных сфер общества, например, для политических конституций, сексуальных норм или моды очень разные. Так, Р. Дарендорф утверждал, что для проведения политических реформ достаточно 6 месяцев, экономические реформы можно осуществить за 6 лет, но процесс изменения менталитета, жизненных стилей может потребовать нескольких поколений.

• Поскольку изменения всегда предполагают конкуренцию и конфликт, то, что сработало в одной ситуации, может не сработать в другой.

Одну из наиболее любопытных теорий социальных изменений предложил Роберт Мертон. Он полагал, что сами институты способны превратиться в дестабилизирующий фактор, становясь дисфункциональными.

Их латентная дестабилизирующая функция в конкретной общественной системе может принести пользу в том смысле, что делает явной необходимость реконструкции системы [36, с. 38].

Иными словами, любой социальный порядок содержит в себе зародыш своего отрицания. «Непорядок» в общественном устройстве сам по себе не может вызвать напряженности. Пока социальный порядок воспринимается как сомоочевидный и естественный, защищающий от вызовов, привычные нормы поведения, функционирование базовых институтов не тяготит подавляющее большинство членов общества, но не в политическом, а в индивидуальном, прагматическом смысле. Накопление невидимых «подструктур преодоления» вынуждает людей предпринимать попытки действий (а в предельном случае – и сами действия), которые начинают выходить за рамки установленных норм. Распространяются формы отклоняющегося поведения (отклоняющегося как от всеобщих правовых норм, так и от локально сложившихся правил и стереотипов социального поведения в конкретном обществе). По мнению российского исследователя Ю. М. Плюснина, при этом включается механизм положительной обратной связи – психоэмоциональное напряжение в обществе способствует тому, что делинквентное, аддиктивное, асоциальное и антисоциальное поведение многими начинает рассматриваться как допустимое, и скорость его распространения все больше нарастает.

Александр Аузан выделяет две основные версии причин, по которым начинаются изменения.

• Гарольд Демсец предполагает, что изменения не могут зародиться внутри системы, нужен внешний шок (резкое изменение климата, эпидемии, техногенные или природные катастрофы, война и т. д.). Систему толкнуло – она начинает расшатываться, и необходимо изменить какие-то правила и обычаи.

• Вторая версия (Дуглас Норт) предполагает, что изменения зарождаются внутри системы, вытекают из самообучения людей.

Таким образом, несмотря на обилие различных научных подходов, центральные элементы процесса изменений заключаются в:

• артикуляции, легитимизации или переформулировании идей, возникновении и исчезновении идеологий, убеждений, доктрин и теорий – поиск новых способов жизни, новых моделей жизнеобеспечения, низкая приспособленность к изменившимся условиям, снижение социального контроля и распространение отклоняющихся форм поведения способствуют разобщенности людей и ведут к образованию «расколов» в социуме;

• институализировании, пересмотре норм, ценностей, правил или отказе от них; возникновении и исчезновении этических кодов, правовых систем, в результате которых нарушаются основы мировосприятия;

• выработке, дифференциации и переформировании каналов взаимодействия, организационных или групповых связей; возникновении или исчезновении групп, кругов общения и личностных сетей, что сопровождается возрастающей готовностью к действиям (которые сами люди рассматривают как вынужденные), направленным против существующего социального порядка ради достижения желаемого состояния;

• кристаллизации, утверждении и перегруппировке возможностей, интересов, жизненных перспектив, подъеме и падении статусов, распределении и упорядочении социальных иерархий – на индивидуальном уровне люди ощущают, что основы их бытования и хозяйствования кардинально изменились или даже разрушены и им надо поменять свое поведение, чтобы сохранить прежние условия жизни либо как-то приспособиться к новым.

Реальная сложность социальной жизни, как отмечает П. Штомпка, заключается в том, что на всех четырех уровнях процессы идут не независимо друг от друга, а наоборот, находясь в многочисленных и многомерных взаимосвязях, имеют различные уровни сложности. Движителями социальных изменений выступают социальные субъекты – от великих деятелей до, казалось бы, хаотически действующих индивидов и само собой организованных общественных движений.

Конфликтная концепция социальных изменений

Как отмечалось, Т. Парсонс в своей концепции социальных изменений акцентировал внимание на нормативных составляющих социальной реальности, предполагая существование стабильного социального порядка как нечто само собой разумеющееся. В конфликтологической парадигме теории социальных изменений артикулируется прежде всего роль открытой борьбы интересов в социальной жизни.

Отметим, что сам Парсонс полагал, что его теорию неправильно поняли или даже грубо исказили – он не отрицал существования социальных конфликтов, а пытался ответить на вопрос об условиях возможности социального порядка. Ответ на этот вопрос, по Парсонсу, не зависит от того, что мы эмпирически наблюдаем в определенной социальной реальности – действие сил, направленных на укрепление порядка, или проявление конфликтогенных факторов. Однако, как признавали даже сторонники Парсонса, в его теоретической системе не было адекватного понятийного инструментария для концептуализации конфликтов, а работы несут на себе отпечаток искусственной гармонизации, оставляют за скобками факт существования конфликтов и борьбы интересов и, соответственно, изображают весь процесс социальных изменений как непрерывный и однолинейный.

Нейл Смелзер, ученик Парсонса, полагал, что конфликтные интересы обусловлены структурой общества, в котором формируются многочисленные группы с разными целями (различия социально-экономического статуса, вероисповедания, возраста, места жительства, по полу). Главное в теории Талкотта Парсонса, считал Смелзер, в том, что общество нравственно совершенствует человеческую натуру, а применение власти не всегда порождает конфликты между людьми. Поскольку власть осуществляется от имени всего общества, она может оказать благотворное воздействие на все группы (а не только на некоторые из них), например, обеспечить мир и порядок. Если Маркс придавал главное значение борьбе между классами за распределение ресурсов, то Парсонс рассматривал прежде всего процессы координации. Хотя носители различных ролей имеют неодинаковую власть, но эта власть ограничена тем, что политические процессы подчинены ценностям всего общества.

В совместной с Т. Парсонсом книге «Экономика и общество» Смелзер выделяет главные этапы социальных изменений (от полного отрицания нововведений до институализации и рутинизации). Их начало связано с появлением чувства неудовлетворенности и возможности «улучшения положения дел», что вызывает беспокойство, неоправданные негативные эмоциональные реакции с элементами враждебности и агрессии, с одной стороны, и нереалистических надежд и фантазий, с другой. Далее, на основе существующей системы ценностей, осуществляются попытки урегулирования возникших напряжений, сопровождаемые благожелательной терпимостью к новым идеям. После конкретизации этих новых предложений они ответственно реализуются теми, кто принимает на себя риск. В завершающей фазе то, что было нововведением, становится элементом образа жизни и включается в повседневную социальную и экономическую рутину.

Конечно, при таком подходе социальные конфликты не являются центральной темой исследования, хотя Парсонс и его ученики занимались конфликтами как эмпирическими явлениями. Так, например, Роберт Мертон обращал внимание на внутри– и межролевые конфликты, т. е. на то, что в рамках одной и той же роли человеку часто приходится соответствовать разным и даже конфликтующим между собой ожиданиям (например, когда отец или мать предъявляют разные требования к ребенку) или что люди почти всегда вынуждены исполнять несколько разных ролей (например, женщины часто исполняют роль матери и одновременно роль работника), которые нельзя считать абсолютно совместимыми, что тоже приводит к конфликтам. Следуя своим интересам и потребностям, индивиды и социальные группы вступают во взаимодействие, формируют некоторое, конкретно-историческое пространство своего бытия, цементирующим основанием которого и выступает упорядоченно структурированная система общественных отношений. Именно социальные структуры, по Р. Мертону, и «…порождают конфликт, будучи до определенной, исторически сложившейся степени, лабиринтами социальных статусов, страт, организаций и сообществ, которые имеют общие, хотя и потенциально конфликтные, интересы и ценности» [31, с. 83].

Конфликтная трактовка социальных изменений, согласно X. Йоасу и В. Кнеблю, основана на неприятии интерпретации конфликтов как психологически обусловленных явлений, как индивидуальных ошибочных действий или даже «болезни». Это было вызвано тем, что в данной теоретической традиции состояние статус-кво в обществе рассматривалось как некая норма, а отклонения от него могли трактоваться лишь как нарушения. Для нас инструктивный характер имеет рассуждение Г. Зиммеля о том, что «все проблематичные явления заставляют нас лучше осознать то обстоятельство, сколь невообразимо противоречиво наше настоящее… Одни только филистеры могут полагать, что конфликты и проблемы существуют для того, чтобы быть разрешенными. И те, и другие имеют в обиходе и истории жизни еще другие задачи, выполняемые ими независимо от своего собственного разрешения. И ни один конфликт не существовал напрасно, если время не разрешит его, а заменит его по форме и содержанию другим» [22, с. 330].

По Л. Козеру, напомним, конфликты «очищают воздух» и могут служить предохранительным клапаном. Не каждый конфликт обязательно сопровождается выбросом агрессии, а отсутствие конфликтов вовсе не говорит о стабильности социальной системы, т. к. существуют латентные противоречия, которые могут впоследствии неконтролируемым образом выплеснуться наружу. Наоборот, открытое протекание конфликта может быть признаком стабильности. Козер утверждал, что конфликты зачастую оказывают позитивное воздействие на общества в целом, поскольку они и способствуют созданию новых правил и институтов. Если общества не допускают появления конфликтов, они в долгосрочной перспективе имеют мало шансов на выживание. Конфликт предотвращает «окостенение» социальной системы, принуждая ее к инновациям и креативности.

Рейнхард Бендикс, следуя веберовскому подходу, критикует безнадежную попытку редукции всех конфликтов к классовым – разнообразие конфликтов в социальном мире очень велико. Он показывает, что многие противоречия, порождаемые обществом, а особенно конфликты, внутренне присущие его экономической структуре, могут дать толчок коллективному действию. Исторический процесс подвергается влиянию контингентных обстоятельств, и конфликтующие группы и социальные движения всякий раз заново формируются под влиянием «локальных условий, предшествующего хода истории, остроты кризиса».

Исторические процессы в высшей степени конфликтны. Важным является центральный постулат Бендикса: «сказать, что непримиримые конфликты являются эндемической чертой общества, еще не значит заявить, что общество характеризуется постоянной нестабильностью» [20].

Ральф Дарендорф, сознательно заостряя противоречия различных концепций социальных изменений, вывел несколько «конфликтологических максим».

• Конфликт – источник прогресса, ведущий к цивилизации и в конечном счете к мировому гражданскому обществу. «Необходима как равновесная, так и конфликтная модель общества; и может быть, в философском анализе у человеческого общества всегда два лица, наделенных одинаковой реальностью: одно лицо – стабильности, гармонии и консенсуса, а другое – изменения, конфликта и принуждения» [6, с. 358].

• Автор особо подчеркивает, что «интенсивность конфликтов… снижается в той степени, в какой структура общества становится плюралистичной, т. е. обнаруживает разнообразные автономные области… При напластовании различных социальных областей каждый конфликт означает борьбу за все…» [7, с. 144].

• Вмешательство в конфликты должно ограничиваться регулированием их проявлений, без намерения устранить причины. Участники должны согласиться на определенные правила конфликтного поведения, тогда регулируемый конфликт станет в известной степени смягченным и будет протекать в формах, совместимых с непрерывно изменяющейся социальной структурой. По его мнению, «тот, кто умеет справиться с конфликтами путем их признания и регулирования, тот берет под свой контроль ритм истории, тот, кто упускает такую возможность, получает этот ритм себе в противники».

• Принципиально важным представляется указание Р. Дарендорфа на то, что причиной «структурной неспособности» общества к социальным изменениям является модернизационный дефицит, выражающийся в неспособности разрешать конфликты ненасильственным путем, и неспособность элит к конкуренции друг с другом в системе объединяющего разнообразия [5].

Таким образом, противоборства и столкновения являются постоянной характеристикой человеческой истории. Конечно, иногда конфликты удается прекратить, и в истории человечества были и будут периоды относительного затишья. Однако этот «покой» теоретики конфликта неизменно интерпретируют всего лишь как временный компромисс, как краткосрочное перемирие, потому что в конечном итоге ущемленная в своих интересах сторона никогда не согласится с неравным распределением ресурсов и благ, и вскоре конфликт вспыхнет с новой силой.

Социальный порядок – это лишь временный компромисс между сторонами конфликта, который в любой момент может быть расторгнут. Мятежи, революции и восстания – вполне нормальные события, не иррациональные всплески, а рациональные вмешательства, направленные на изменение структур социального неравенства. Однако не является ли такое представление сильным преувеличением? Ведь Георг Зиммель [8] рассуждал о том, как спор может меняться в ходе продолжительного конфликтного процесса, и как при этом меняются его участники. Противоборство необязательно заканчивается лишь временным перемирием, более или менее «нежелательным» для всех участников. Нередко в ходе конфликта имеют место процессы научения, вследствие чего конфликт утрачивает свою первоначальную остроту, а найденный компромисс воспринимается как значимый и целесообразный. Возможность трансформации конфликтов допускал и Макс Вебер. Он полагал, что найденные в ходе конфликта компромиссы могут в каком-то смысле жить своей собственной жизнью. Например, ожесточенные конфликты в сфере трудовых отношений, конфликты по поводу политических гражданских прав, равноправия женщин в семье и обществе в отдельные периоды превращались в силовое противостояние, но со временем они были юридизированы и, соответственно, в некотором роде улажены.

А компромиссы, достигнутые правовыми средствами, совершенно очевидно не могут быть недолговечными и неустойчивыми. Это связано не только с тем, что право само по себе инертно и обычно с трудом или очень постепенно поддается изменению, но и с тем, что правовая форма компромисса часто опирается на поддержку широких слоев населения, причем это касается обеих сторон изначального конфликта. В результате возникает ценностная привязанность к формуле компромисса, найденной правовым путем, и поэтому уже сложно себе представить, что конфликты вспыхнут с новой силой в прежней форме. Так происходит трансформация самой сути конфликта. Но помимо этого появляются и общественные тенденции (как, например, «юридизация»), которые бы не возникли, если бы не было этих конфликтов. Некоторые аспекты конфликта могут быть «отлиты» в определенные формы, и с этой формой компромисса могут «жить» обе стороны конфликта, поскольку с достигнутым правовым урегулированием могут согласиться все стороны конфликта.

Решающий вопрос сводится к следующему: до какой степени социальные, экономические или культурные конфликтные показатели (conflict lines) усиливают или нейтрализуют друг друга, тем самым смягчая сами конфликты?

Дэвид Локвуд в работе «Социальная и системная интеграция» доказывал, что триада «норма – консенсус – порядок» не противоположна триаде «власть – отчуждение – конфликт». В социальном мире эти два комплекса всегда взаимосвязаны очень специфическим и в каждом обществе совершенно особым образом. Адекватный анализ конфликтов невозможен без учета формы и развития систем ценностей – тип системы ценностей имеет решающее значение для возникновения, интенсивности и направленности потенциальных конфликтов. Кроме того, хотя социальные изменения зачастую и связаны с конфликтом, однако не все конфликты неизбежно ведут к социальным изменениям. Конфликт в социальной системе может быть эндемичным и интенсивным, не вызывая при этом кардинальных структурных изменений. Некоторые конфликты действительно приводят к социальным изменениям в значении трансформации институциональной структуры общества, а некоторые – нет.

Очевидно, нужно четко различать два комплекса проблем: имеют ли место в данном обществе борьба и конкуренция между акторами или группами и классами – это один вопрос; но приведет ли это к фактическому изменению структуры данного общества – это уже другой вопрос. Вполне возможна такая ситуация, когда в обществе существует множество противоречий или системных проблем, которые, однако, никак не проявляются на уровне действия – в этом случае мы не увидим явных протестов, открытых конфликтов, классовой борьбы и т. д. И, наоборот, в обществе могут возникать протесты и конфликты, не ведущие, однако, к изменению отношений между подсистемами общества, к изменению его общей структуры. Радикальной теории конфликта, по мнению Локвуда, не хватает понимания этого обстоятельства, вследствие чего она интересуется исключительно открытыми конфликтами и оставляет без внимания феномен системной интеграции. Она рассматривает лишь поверхностный уровень конфликтов, не поднимая вопрос о том, приводят ли эти конфликты к фактическому изменению системы, и если приводят, то каким образом, а также затрагивают ли эти конфликты элементы общественной системы и как они влияют на эти элементы.