Текст книги "Интеллектуальный капитал и потенциал Республики Беларусь"

Большинство исследователей напрямую связывают показатель IQ со способностью к обучению и стремлением к самообразованию (хотя тут многое зависит от семейных амбиций и воспитания). Доказано, что 5/6 функциональных возможностей мозга формируется у человека уже после рождения, и поэтому задаваемая генетически длительность периодов детства и юности сопровождается исключительно высокой способностью к обучению, преемственности культурных навыков [Выготский 2004, с. 39].

Как видим, вопреки социологизаторской редукции к «совокупности общественных отношений», биосоциопсихологический по своей природе интеллектуальный потенциал как человеческих общностей, так и личностей – это объективный интегральный инвариант, который одновременно неустраним и вместе с тем претерпевает конкретно-исторические модификации и даже трансформации. В условиях современной глобальной модернизации роль их структурно сложной динамики закономерно возрастает, и многие ее существенные компоненты претерпевают существенную эволюцию.

В русле акцентированного во Введении постдисциплинарного подхода назрела ревизия устойчивых представлений о том, что только экономическая наука обладает монополией на понимание проблемы собственности. Нет смысла оспаривать «достижения» господствующей в западном мире так называемой «экономикс». По меткой оценке Д. Белла, она подменяет целостный макроэкономический анализ способа общественного производства анатомированием микропроцессов. Это означает утрату или по меньшей мере – недооценку традиции А. Смита и К. Маркса, которые рассматривали формы собственности с постдисциплинарных или интегральных позиций – не только экономических, но и социально-политических и во многом – моральных.

Современная Европа, да и мир в целом, проходят полный цикл либерального экономцентризма. На стремнине Современности – прощание с рыночным фундаментализмом и поворот к управляемости производственных, в том числе и рыночных отношений. Достаточно заметить, что лауреат Нобелевской премии К. Поланьи в труде «Великая трансформация» показал, что свободный рынок – это миф: он нигде и никогда не существовал и существовать не может. «Поэтому, – предупреждает мыслитель, – общество, где безудержно развивается рыночная экономика, ожидает катастрофа» [Поланьи 2002]. Известный руководитель Высшей школы экономики (Лондон) Э. Гидденс полагает, что современному обществу следует быть выше двух крайностей – «тоталитарного зоопарка» и рыночного фундаментализма. Один из «отцов» американской индустриальной мощи Д. Рокфеллер признал, что ортодоксы капитала смотрят на усилия государства в области планирования как на «левое» направление и видят в нем «призрак социализма». «Сторонники планирования, – говорил он, – имеют репутацию деятелей левого направления. Этим объясняется предубеждение, с которым относятся к планированию. Я работаю здесь, потому что планирование необходимо для любого учреждения, которое находится в состоянии роста… Я полагаю, что при системе предпринимательства мы планируем не ради социализма» [Цит. по: Фурсенко 1970, с. 455–456]. На письменном столе Рокфеллера – одного из лидеров американской экономики – объемистые тома «Капитала» Маркса с выделенными цветом наиболее важными абзацами, привлекающими хозяина кабинета, и его авторскими комментариями.

Во втором десятилетии нашего века G-7 – «Большая семерка» развитых государств и ориентированные на нее государства извлекают горькие уроки забвения декларируемой еще со времен римского права ценности всех ценностей – общественного блага на основе искомого синтеза различных форм собственности и ответственности за нее.

В Конституции Германии подчеркивается: «Собственность обязывает. Ее использование должно одновременно служить общественному благу». Конституция Испании синхронно гласит: «Все виды богатства страны, независимо от собственника, служат общественным интересам». В Конституции Италии отмечается: «Частная собственность признается и гарантируется законом, который определяет способы ее приобретения и пользования, а также ее пределы с целью обеспечения ее социальной функции и доступности для всех». Согласно Конституции Японии, «право собственности определяется законом с тем, чтобы оно не противоречило общественному благу». В Конституции Турции, устремленной в Евросоюз, обращается внимание на то, что «осуществление права собственности не должно противоречить общественным интересам».

Здесь представлены политико-правовые тексты о различных формах собственности как высокоразвитых государств Запада и Востока (Япония), так и так называемого «развивающегося» государства – Турции (с которой, кстати, у Беларуси много общего по степени среднеиндустриальной зрелости). Зная критические этапы развития этих государств и их альянсов (Евросоюз), можно с уверенностью утверждать, что разнообразие форм собственности и прежде всего – социальная ответственность за нее, как результат осознания общих интересов и ценностей вовлеченного в процесс модернизации общества, его интеллектуальной и моральной зрелости, способны обеспечить кардинальную смену политического и экономического курса для выхода из системного кризиса и решения проблем в направлении «общественного блага».

Беларусь 90-х годов прошлого века также прошла «краткий курс» этого судьбоносного выбора. Это был вопрос об исходе соперничества двух основных моделей социально-экономического развития, основанных на различных типах собственности. Адепты каждой из моделей предлагали свою модель в качестве истины в последней инстанции. Одни апеллировали к чудо-свойствам рынка, либеральной экономической стихии, другие – к планово-директивному централизованному началу как панацее от всех проблем.

Между тем суть дела отнюдь не в том или ином символе веры. С позиций интегрального критерия общественной практики формы производительных сил можно определять механически, навязывая их производству командно-административным путем, или органически, формируя и регулируя их в соответствии с объективной логикой – характером и уровнем реального обобществления труда, производства и управления.

Собственность занимает центральное место в социально-экономической системе. Она обусловливает: цель функционирования и развития общественной системы; способ соединения работника со средствами производства; социальную структуру общества; характер стимулов трудовой деятельности; распределение результатов труда; честь и достоинство собственников.

Многообразие форм собственности отражает разную степень развития производительных сил и организационно-экономических отношений, неодинаковую меру обобществления производства в различных областях деятельности. Интеллектуальная и политическая зрелость субъектов управления институтами собственности заключается в способности освоить максиму: чем более производство удовлетворяет индивидуальные потребности, требует автономно функционирующих орудий, кратких циклов создания продуктов труда и их быстротечного потребления, тем настоятельнее производство нуждается в той или иной форме частной собственности. Наоборот, чем более массовые, в предельном случае – общезначимые потребности «общественного блага» удовлетворяет производство, технологически обобществлены его орудия и средства, продолжительнее производственные циклы и замедленнее темпы потребления продуктов труда, чем значимее их социокультурная, а не только потребительская, ценность для жизнедеятельности нации, тем настоятельнее групповая и общественная (государственная) собственность. Вместе с тем частная предприимчивость столь же нуждается в государственном регулировании, как и последнее – в индивидуальной и групповой инициативе.

Таким образом, форма собственности, говоря в терминах П. Сорокина, – это «переменная величина». Испытанный на эффективность «третий путь», по словам немецкого экономиста К. Г. Цинна, проходит на одинаковом расстоянии как от тотальной плановой экономики, так и от ортодоксальной либеральной рыночной экономики. Как отмечает известный эксперт П. А. Игнатовский: «Не форма собственности является решающим фактором производства, а то, что произведенный продукт пользуется спросом на рынке, что персонал обладает достаточной квалификацией и мотивацией, а руководители предприятия имеют должные организационные способности, поставленные на службу одному делу – достижению цели» [Игнатовский 199, с. 65].

На современном этапе нормативна следующая структура форм собственности – государственная, коллективная (кооперативная), частная и индивидуальная. Доля государственной собственности в этой структуре динамична и колеблется по степени эффективности, но всегда занимает в ней заметное место.

В наиболее развитых странах Запада доля государственной собственности приближается к 50 %, сохраняя устойчивую тенденцию роста на протяжении последних 100 лет [см.: Лукьянов 2014, с. 50].

Показательно, что когда в США в 70-х годах прошлого века было принято решение догнать СССР в освоении космоса, сразу было создано Национальное управление для этих целей. Тем не менее, к примеру, эргономически комфортные кресла для космонавтов было доверено выполнить частной фирме. Каков же был шок организаторов, когда эти кресла оказались в восемь раз (!) дороже, чем расходы на государственном предприятии.

Как результат «нового курса» Ф. Рузвельта, в стране широко функционирует коллективная собственность. Это форма собственности, при которой все члены общности имеют в принципе равные права на ее владение и использование, а также на равноправное участие в распоряжении результатами труда. Например, уже в 1974 г. в США более 10 тыс. предприятий с общим числом занятых в 11 млн человек (1/10 всей рабочей силы) перешли полностью или частично в коллективную собственность занятых на производстве работников. Вообще, по данным ООН, членами кооперативных предприятий в самых различных формах являются около миллиарда человек в 100 государствах [см.: Дашичев 2013, с. 26].

Наиболее распространенными формами коллективной собственности являются кооперативная, партнерская и акционерная собственность. Кооперативная собственность – это собственность лиц, объединивших свои средства для ведения совместной деятельности. Она возникает в результате денежных и иных имущественных взносов лиц (членов кооператива), а также доходов, полученных от реализации продукции. Партнерская собственность означает, что право собственности принадлежит двум и более лицам. Акционерная собственность образуется в результате выпуска и реализации акций. Такая собственность – наиболее результативная форма собственности. Она создает широкие возможности для привлечения капитала, расширения социальной базы собственников, привлечения последних к управлению.

Коммунитаризм как идейное обоснование коллективных форм собственности – это далеко не маргинальный феномен на Западе. Уже в 90-х годах прошлого века профессор университета им. Дж. Вашингтона А. Этциони (США) сформировал концепцию и модель коммунитаризма [см.: Этциони 1999], который стал влиятельным направлением в американской социальной теории. Группой интеллектуалов во главе с А. Этциони и В. Галстоном была сформулирована «Коммунитарная платформа», подписанная впоследствии многими общественными деятелями и политиками. Она нашла свое отражение на страницах влиятельного американского журнала «Тайм». Особую роль в этом процессе сыграли Коммунитарная сеть (Communitarian Network) и издаваемый ею журнал «The Responsive Community».

А каково отношение к собственности в Беларуси – вначале Северо-Западного края России, затем советской республики и, наконец, суверенного государства? Для одних типичный белорус – собственник, антиколлективист, и в белорусском языке слово «скарб» звучит уважительно, в отличие от иронического русского отношения к нему. Как замечает А. Цвикевич, «общины как соответствующей формы землепользования на Беларуси никогда не было; тут извечно были развиты индивидуальные, подворные формы крестьянского землепользования» [Цвикевич 1993]. А реальная статистика такова: общий процент общинных владений в Великороссии в начале ХIХ в. колебался в разных районах от 89 до 98 %, почти таким же был он в Восточной Армении – 86 %, относительно высок в Бессарабии – 77 %, зато в Белоруссии и левобережной Украине составлял 35 %, а в Грузии и Литве, у финского населения Российской империи этот показатель был равен нулю [см.: Общественные… 1998, с. 61].

В период становления новой государственности Беларуси в 90-е годы прошлого века социологические исследования на селе в западных регионах страны показали, что большинство респондентов поддерживают частную собственность, но стать фермерами пожелали лишь 7 % из них. Оказалось, что отношение к собственности – это осознание не только признанной ценности «чеканенной свободы» (Достоевский), но и ответственности за нее, и легковесно списывать проблему к недостаточной поддержке государства (хотя здесь были и остаются многие другие нерешенные вопросы – дефицит доверия инвесторов, рациональной меры налогообложения, бюрократизации, пока неискорененной коррупции). Очевидно, необходимо пройти долгий путь для того, чтобы возродить привычную и стойкую ориентацию части производителей к хозяйствованию в таких социоэкономических формах, которые отвечали их потребностям в частной собственности и самоощущению чувства хозяина. Необходимость в такой переориентции потребует не только продуманной экономической политики государства, но и ментальной готовности к ней, перестройки сознания людей труда.

Таким образом, отношение к собственности не сводимо к традициям, хотя значимы и они. На современном этапе всеобщей интеллектуализации деятельности по производству, обмену, распределению и потреблению общественного богатства в эпицентре проблемы оказались не те или иные формы собственности, а их инновационная синергия как основное условие такого повышения производительности обшественного труда, в котором каждый труженик ясно видит меру своего индивидуального вклада. Закономерно на передний план выдвинулся вопрос об интеллектуальной собственности, ее противоречивой природе и все более возрастающей роли в модернизационном процессе.

Вывод о возрастании роли «совокупного интеллекта» в процессе модернизации потребовал нетрадиционной интерпретации его институционального и ценностного отношения к проблеме собственности.

Римский автор II в. Геллий в работе «Аттические ночи» писал: «Выгодность и благодетельность законов меняется сообразно характеру эпохи и государственных дел, равно как и в зависимости от соображений их пользы в данное время, а также смотря по важности тех пороков, которые они должны исправлять, ибо подобно тому, как меняется вид небес и морей, так меняются и обстоятельства времени» [Цит. по: Гегель. Философия права. 1990, с. 491].

«Обстоятельства времени» эпохи Модерна были подготовлены духовной трансформацией европейского общества, прежде всего – серией научных революций. Они привели к коренному преобразованию способа общественного труда, производства и управления, их интеллектуализации. Голландский профессор Г. Казимир, один из авторов международного доклада американскому президенту «Политика США в области науки» (1971), по достоинству оценил этот процесс: «Наука имеет почти такое же отношение к современной цивилизации, какое великие художественные и философские произведения греков имели к цивилизации того времени или крупнейшие соборы к цивилизации средневековой Европы. В определенном смысле наука не только служит целям нашего общества, но и сама является одной из его целей» [Политика… 1971, с. 335].

Определяющая особенность науки как ядра интеллектуальной деятельности заключается в том, что это одна из универсальных форм «идеального и вместе с тем практического богатства», но и наиболее основательная форма «всеобщего труда», «всеобщих производительных сил общественного мозга» [Маркс Т. 46. Ч. 2, с. 33, 205]. В разработанной мыслителем теоретической модели интеллектуальной деятельности есть общекультурная примета – кумулятивная способность к преемственности и кристаллизации общечеловеческих достижений. «Всеобщим трудом является всякий научный труд, всякое открытие, всякое изобретение. Он обусловливается частью кооперацией современников, частью использованием труда предшественников» [Маркс Т. 25. Ч. 1, с. 116].

В этой модели интеллектуальной деятельности можно вычленить три основные функции: познавательная (когнитивная), или «форма идеального богатства»; производительная сила, или «форма практического богатства»; социальный институт, или «кооперация современников».

Триединство функций интеллектуальной деятельности требует конкретно-исторического и прогностического подходов, которые ускользают от ставших «общим местом» представлений.

Изначально наука, шире – духовная культура была не просто производительной, а опосредованной и частичной производительной силой. Опосредованной – в силу многовековой дистанции, которая отделяла научные открытия и изобретения или духовный гений Ренессанса от их практической реализации. Частичной – потому что эти достижения оставались привилегией интеллектуальных элит – «головы» управления производством и культуры общества, а их исполнительскими «руками» в своей массе оставался отчужденный от творчества человек труда.

На современном этапе роль духовного творчества принципиально меняется. Благодаря беспрецедентной динамике информационных и коммуникационных революций все более сложный труд, рациональное производство и управление непосредственно, без длительных временных интервалов, обязаны своим прогрессом всеобщему, прежде всего научному интеллекту, организованному как важный и престижный социальный институт.

Это огромная самостоятельная тема, но, с учетом предмета исследования, она рассмотрена под углом зрения проблемы интеллектуальной собственности. Основное противоречие в этой сфере, с одной стороны, унаследовано, а с другой – является феноменом «общества знания».

Уже Гегель, рассуждая об интеллектуальной собственности, полагал, что «…наипервейшим поощрением наук и искусств является принятие мер, задача которых – защитить тех, кто работает в этой области, от воровства и обеспечить их собственность, подобно тому как наипервейшим и важнейшим поощрением торговли и промышленности была защита их от грабежей на дорогах… Духовные способности, науки, искусства… изобретения и т. д. становятся предметами договора, приравниваются к признанным вещам по способу купли, продажи и т. д. Можно задать вопрос: находится ли художник, ученый и т. п. в юридическом владении своим искусством, своей наукой…, т. е. представляют ли подобные предметы вещи? Затруднительно назвать подобное умение, знание способности и т. д. вещами, так как, с одной стороны, о такого рода владения ведутся переговоры и заключаются договора как о вещах, это владение есть нечто внутреннее, духовное, рассудок может оказаться в сомнении по поводу их юридической квалификации… Знания, науки, таланты и т. д., правда, свойственны свободному духу и представляют собой его внутренние качества, а не нечто внешнее; однако он может также… придать им внешнее существование и отчуждать их, вследствие чего они подводятся под определение вещей» [Гегель. Философия права, с. 102, 125].

Научный труд имеет всеобщий характер, обусловленный «частью кооперацией современников, частью использованием труда предшественников». Это, в терминах М. Вебера, идеал-типический образ интеллектуальной деятельности. Научная среда, пишет белорусский эксперт В. Позняков, «это сообщество людей, интеллектуалов, образующих особое пространство циркуляции мысли. Среда – это диалог, в потоке которого возможен напряженный поиск истины. Это бескорыстный обмен мнениями и идеями, образующий плодоносный гумус, на котором взращиваются не только взгляды, но и таланты. Среда – это место, где складывается постоянное и взаимное стремление к пониманию Другого. Среда предполагает признание Другого, его самоценность и право на соучастие в творческом поиске. Другой признается в его неповторимости и своеобразии. Среда – это особая духовная аура, в которой парит дух благодарности за возможность общения. Это школа интеллекта и выращивания интеллигента, совершенствования интеллигентности и проверка на интеллигентность. Среда имеет свои традиции, т. е. комплекс присущих только ей «ритуалов», формализованность которых допустима постольку, поскольку не превращает общение в серое и обязывающие участие. Разрушение среды ведет к угасанию научных сообществ как живых организмов. Без среды научные сообщества – это тело без души. Сохраняя внешнюю упорядоченность, организацию, она утрачивает дух уважительного и бескорыстного творчества» [Позняков 2000, с. 34].

Во многом воссозданная экспертом картина коллективного («кооперативного») научного, как и любого иного духовного творчества, именно такова. Но не менее заметна и ее противоположность. У нее также множество ипостасей, начиная от апологии «науки для науки», «искусства для искусства», их автаркии от социальных проблем [см.: Т. Кун 1975] и заканчивая заимствованием и присвоением идей, недобросовестными методами конкуренции и патентования результатов труда.

Имя этим и подобным недостаткам и порокам – легион, и, чтобы оценить их деструктивное воздействие, достаточно одного классического прецедента. Российский телеканал «Культура», отмеченный серьезными программами по истории науки, поведал об интеллектуальном «блеске» и моральной нищете Давида Сарнова (в США – Дэвида Сарноффа), потомка эмигрантов «из-под Минска» (родители уехали в Америку в 1910 году), создателя и менеджера американского цветного телевидения. Эмигрант из России В. Зворыкин был его соавтором и ценным сотрудником. Однако когда Сарнофф получил патент на это открытие, он сделал все, чтобы его коллега не получил аналогичный патент.

Драматический характер подобной практики очевиден. Достижения интеллектуальной деятельности действительно, в конечном счете, принадлежат обществу в целом, но они должны быть персонифицированы, и в общих же интересах – надежно оградить их от недоросоветсной конкуренции и защитить правом собственности авторов на свой интеллектуальный продукт. Тем самым создается комплекс благоприятных предпосылок свободной творческой деятельности и условий ее практической реализации.

Одним из главных показателей цивилизованного общества является развитие науки, техники и культуры, а они могут динамично развиваться только при наличии соответствующих условий, включая необходимую правовую защиту и оценку интеллектуальной собственности. Она стала одним из важнейших факторов развития общественного производства. Экономический эффект такого подхода хорошо известен: только авторское право приносит до 7 % ВНП развитых стран.

Интеллектуальная собственность (ИС) в широком понимании означает закрепленное законом временное исключительное право, а также личные неимущественные права авторов на результаты интеллектуальной деятельности или средства индивидуализации. Законодательство, которое определяет права на интеллектуальную собственность, устанавливает монополию авторов на определенные формы использования результатов своей творческой деятельности. Такая собственность – результат интеллектуальной деятельности и приравненные к ним средства индивидуализации юридических лиц, товаров, работ, услуг и предприятий, которым предоставляется правовая охрана. Объектами интеллектуальной собственности являются авторское право и промышленная собственность [Судариков 2009; Дозорцев 2005].

Интеллектуальная собственность включает в себя: авторское право; патентное право; средства индивидуализации; так называемые «нетрадиционные» объекты, в число которых входят топологии интегральных микросхем, селекционные достижения, коммерческую тайну, секреты производства (ноу-хау) и др.

Термин «интеллектуальная собственность» эпизодически употреблялся юристами и экономистами в XVIII и XIX вв., однако стал широко использоваться лишь во второй половине XX века после подписания в 1967 г. в Стокгольме Конвенции об учреждении Всемирной организации интеллектуальной собственности (ВОИС). Согласно учредительным документам ВОИС, «интеллектуальная собственность» включает права, относящиеся к следующим видам деятельности: литературным, художественным и научным произведениям; исполнительской деятельности артистов, звукозаписи, радио и телевизионным передачам; изобретениям во всех областях человеческой деятельности; полезным моделям; промышленным образцам; товарным знакам, знакам обслуживания, фирменным наименованиям и коммерческим обозначениям; другие права, относящиеся к интеллектуальной деятельности в производственной, научной, литературной и художественной областях. Позднее в сферу деятельности ВОИС были включены исключительные права, относящиеся к географическим указаниям, новым сортам растений и породам животных, интегральным микросхемам, радиосигналам, базам данных, доменным именам.

ВОИС занимается развитием и защитой интеллектуальной собственности во всем мире. Это специализированное учреждение ООН по вопросам творчества и интеллектуальной собственности. ВОИС осуществляет управление рядом соглашений, которые охватывают основные аспекты интеллектуальной собственности. Ключевыми соглашениями являются Парижская конвенция об охране промышленной собственности (1883), Бернская конвенция об охране литературных и художественных произведений (1986), Лиссабонское соглашение об охране наименований мест происхождения и их международной регистрации (1958), Гаагское соглашение о международном депонировании промышленных образцов (1934).

Право ИС – сложная, многокомпонентная структура. Исходное в ней – авторское право. Им регулируются отношения, возникающие в связи с созданием и использованием достижений науки, литературы и искусства. В основе авторского права лежит понятие «произведения», означающее оригинальный результат творческой деятельности, существующий в какой-либо объективированной форме. Именно эта форма является предметом охраны в авторском праве.

Смежные права – это группа исключительных прав, созданная во второй половине XX – начале XXI в. по образцу авторского права для видов деятельности, которые являются недостаточно творческими для того, чтобы на их результаты можно было распространить авторское право. Содержание смежных прав существенно отличается в разных странах. Наиболее распространенными примерами являются исключительное право музыкантов-исполнителей, изготовителей фонограмм, организаций эфирного вещания.

Патентное право – это система правовых норм, которыми определяется порядок охраны изобретений, полезных моделей, промышленных образцов (часто эти три объекта объединяют под единым названием – «промышленная собственность») и селекционных достижений путем выдачи патентов.

Права на средства индивидуализации – это группа объектов интеллектуальной собственности, права на которые можно объединить в один институт охраны маркетинговых обозначений. Они включают в себя такие понятия, как товарный знак, фирменное наименование, наименование места происхождения товара. Впервые правовые нормы об охране средств индивидуализации на международном уровне закреплены в Парижской конвенции по охране промышленной собственности.

Право на секреты производства (ноу-хау) распространяется на сведения любого характера (оригинальные технологии, знания, умения и т. п.), которые охраняются режимом коммерческой тайны и могут быть предметом купли-продажи или использоваться для достижения конкурентного преимущества над другими субъектами предпринимательской деятельности.

В нормативных документах весьма расширительно трактуется изобретение – техническое решение в любой области, относящееся к продукту или способу его создания. Продуктом как изобретением в целях регистрации объекта интеллектуальной собственности является, в частности, устройство, вещество, штамм микроорганизма, культура клеток растений или животных, генетическая конструкция. Способом является процесс осуществления действий над материальным объектом с помощью материальных средств.

Изобретение квалифицируется как новое, если ранее оно не было известно, исходя из наличного уровня техники. Изобретению, как интеллектуальной собственности, предоставляется правовая охрана, если оно является новым, имеет изобретательский уровень и применимо в промышленных целях. Однако критерии его новизны не вполне определенны. Патент на изобретение действует в течение 20 лет с даты заявки. Изобретение как объект интеллектуальной собственности требует государственной регистрации в установленном законом порядке. Исключительное право на такой объект интеллектуальной собственности, а также его приоритет подтверждается документом о регистрации – патентом.

Не являются изобретениями, в частности: открытия, а также научные теории и математические методы; решения, касающиеся только внешнего вида изделий и направленные на удовлетворение эстетических потребностей; правила и методы игр, интеллектуальной или хозяйственной деятельности; программы для электронных вычислительных машин; решения, заключающиеся только в представлении информации. Не признаются патентоспособными такие объекты интеллектуальной собственности, как: сорта растений или породы животных; топологии интегральных микросхем; решения, противоречащие общественным интересам, принципам гуманности и морали.

Причины, по которым государства принимают национальные законы и присоединяются в качестве подписавшихся государств к региональным или международным договорам (или к тем и другим), регулирующим права ИС, обычно обосновываются стремлением: а) посредством предоставления охраны создать побудительный мотив для проявления различных созидательных усилий мышления; б) обеспечить таким создателям официальное признание; в) вознаградить творческую деятельность; г) содействовать росту как отечественной промышленности или культуры, так и международной торговли посредством охран договоров.

В Справочнике об интеллектуальной собственности ВОИС приводятся две причины необходимости охраняющего ее закона: «Первая – создать законное выражение моральных и экономических прав авторов на свои творения и права общественности на доступ к этим творениям. Вторая… заключается в поощрении творчества, распространении и применении его результатов и содействии справедливой торговле, которая будет способствовать экономическому и социальному развитию» [Лессиг 2007]. В Торговом соглашении по борьбе с контрафакцией говорится, что «эффективная защита прав интеллектуальной собственности имеет решающее значение для устойчивого экономического роста во всех отраслях и во всем мире». Совместный исследовательский проект ВОИС и Университета ООН по оценке воздействия систем интеллектуальной собственности в шести азиатских странах показал положительную корреляцию между укреплением системы ИС и последующим экономическим ростом.