Текст книги "Первая судебная риторика. «Риторика для Геренния» («Ad Herennium»)"

Исключение (expeditio – устранение ложных положений) имеет место, когда мы, перечислив несколько способов, с помощью которых можно было бы что-то уладить, отбрасываем все, за исключением того, на котором настаиваем, например: «Так как установлено, что имение, про которое ты утверждаешь, что оно твое, было моим, тебе следует показать, что ты взял его во владение как пустующую землю, или сделал его своей собственностью на основании срока давности [отсутствия владельца], или купил его, или что оно перешло к тебе по наследству. Поскольку я здесь, ты не можешь взять его во владение как бесхозное. Точно также сейчас ты не можешь объявить его твоей собственностью по праву срока давности. Ни о какой продаже не оглашалось. Поскольку я жив, моя собственность не могла перейти к тебе по наследству. Остается, что ты выгнал меня силой из моего имения». Эта фигура доставит самую сильную поддержку аргументам толковательного дела[172]172
  См. I: 11.


[Закрыть], но, в отличие от большинства других фигур, ей нельзя пользоваться по собственному усмотрению, потому что в целом мы можем использовать ее только тогда, когда само существо дела предоставляет нам [эту] возможность.

30. Асиндетон (dissolutum – бессоюзие) есть представление [фразы] в виде отдельных частей, соединительные частицы между которыми опущены, например: «Ублажай родителей, соглашайся с родными, уступай друзьям, повинуйся законам». Также: «Строя совершенную защиту, не возражай, дай допросить рабов, усердно стремись найти истину». Эта фигура имеет живость и большую силу и подходит для [обеспечения] краткости [речи].

Апозиопезис (praecisio – недомолвка, умолчание) происходит, когда что-то говорят, а потом остальное, о чем оратор начал говорить, оставляют незавершенным, например: «Спор между тобой и мной неравен, ибо, что касается меня, римский народ – я не желаю продолжать, чтобы некоторые случайно не подумали, что мне есть чем гордиться. Но тебя римский народ часто считал достойным посрамления». Также: «Ты дерзаешь сказать, что, кто недавно [находится] в чужом доме, – нет, я не смею продолжать, чтобы, одновременно с тем, чтобы, рассказывая о вещах, достойных тебя, я не показался бы говорящим о том, чего не пристало замечать мне». Здесь невысказанное подозрение красноречивее обстоятельного изложения фактов.

Вывод (сonclusio) посредством краткого аргумента выводит необходимые следствия того, что было сказано или сделано ранее, например: «Но если оракул предсказал данайцам, что Троя не может быть взята без стрел Филоктета, и эти стрелы кроме того должны были повергнуть Александра[173]173
  Отравленной стрелой греческий герой Филоктет убил Париса, после чего Троя пала.


[Закрыть], то, следовательно, убийство Александра было равносильно взятию Трои».

31. Остаются десять фигур речи, которые я намеренно не разбросал в случайном порядке, но отделил от тех, что приведены выше, потому что все они общего происхождения. Своеобразие каждого этого выражения, действительно, заключается в том, что они отклоняются от обычного значения и с некоторой грацией употребляются в другом смысле[174]174
  Здесь автор переходит к перечислению тропов.


[Закрыть].

Из этих украшений первое есть ономатопея[175]175
  Ономатопея (от греч. onoma – имя + poieo – делаю, творю) – звукоподражание.


[Закрыть] (nominatio) которое подсказывает путем подражания или выразительностью [оборотов], что напоминает предмет, у которого либо нет имени, либо оно неподходящее. Путем подражания предки наши изобрели такие выражения, как «реветь»[176]176
  лат. rudere.


[Закрыть], «мычать»[177]177
  лат. mugire.


[Закрыть], «бормотать»[178]178
  лат. murmurari.


[Закрыть], «свистеть»[179]179
  лат. sibilare.


[Закрыть]; путем выразительности, например: «После того, как эти [враги] устремились на республику, в народе поднялся переполох[180]180
  лат. fragor.


[Закрыть]». Этот вид украшения стоит применять редко, чтобы новизна не повлекла неприятия[181]181
  Здесь игра на созвучии laudando (воздавать хвалу) и laedendo (порицать).


[Закрыть]; но если им пользоваться правильно и умеренно, то новизна, не режущая ухо, даже придает стилю отличительные черты.

Антономазия (рronominatio) определяет добавочным именем предмет, который не может быть назван своим собственным именем; например, как если бы кто говорил о Гракхах: «Конечно, внуки Африканца[182]182
  Братья Тиберий и Гай Гракхи приходились Сципиону Африканскому внуками.


[Закрыть] не ведут себя подобным образом!»; равным образом, если бы кто именовал своего противника: «Посмотрите, судьи, как этот головорез меня обработал!» Таким образом, мы сможем, не без изящества воздавая хвалу и порицая в отношении физических свойств, качеств характера или внешних обстоятельств, выразиться с помощью [своего рода] фамильного[183]183
  Фамильное имя (cognomen) у римлян присоединялось к родовому (nomen). Речь идет о замене имени собственного нарицательным.


[Закрыть] имени вместо родового.

32. Метонимия (denominatio) – фигура, которая привлекает родственное или связанное с предметом выражение, позволяющее понять, что имеется в виду, но не обращающееся к собственному имени предмета. Это достигается заменой имени меньшего предмета именем большего, как если бы кто, говоря о Тарпейской скале[184]184
  Тарпейская скала, с которой римляне сбрасывали осужденных на смерть преступников, располагается с западной стороны Капитолийского холма.


[Закрыть], употребил название «Капитолийская»; или заменяя имя изобретенной вещи именем ее изобретателя, например, следовало бы сказать вместо «вино» – «Либер»[185]185
  Либер – в римской мифологии бог, отождествлявшийся с греческим Дионисом, открывшим людям секрет виноделия.


[Закрыть], вместо «пшеница» – Церера[186]186
  Церера – римская богиня урожая и плодородия. Символами Цереры были серп, вспаханное поле, колосья пшеницы, рог изобилия.


[Закрыть]; или имя владельца – именем инструмента, например, упоминая о македонцах: «Не так быстро сариссы[187]187
  Сарисса – длинное македонское копье.


[Закрыть] завладели Грецией», или выражаясь о галлах: «Не так легко трансальпийские[188]188
  Галлия делилась на две части: Цизальпинскую, простиравшуюся от р. По до Альп, и Трансальпийскую, тянувшуюся от Альп до Пиренеев.


[Закрыть] копья были изгнаны из Италии»; или подменяя причиной следствие, например, если оратор желает показать, что кто-то что-либо совершил на войне, он должен сказать: «Марс повелел тебе сделать это»; или следствием – причину, так, когда мы называем творчеством праздность, поскольку она сопровождается бездействием, или говорим об онемении вместо холода, потому что холод вызывает онемение. Содержимое может обозначаться с помощью содержащего, например: «Ни Италия не может быть побеждена в войне, ни Греция – в науках»; ибо здесь вместо греков и итальянцев обозначены земли, которые они заселяют. Содержащее может обозначаться с помощью содержимого: как если бы кто, желая дать имя богатству, назвал бы его золотом или серебром или слоновой костью. Труднее отличать все разновидности метонимий в преподавании теории, чем находить их для использования на практике. Метонимии такого рода в изобилии встречаются не только у поэтов и ораторов, но и в повседневной речи.

Перифраза (circumitio – обход) – фигура речи, излагающая простую мысль, приукрашивая ее [избыточными] выражениями, например: «Прозорливость Сципиона сокрушила мощь Карфагена». Ибо здесь, если бы говорящий не собирался украсить стиль, он мог бы просто сказать «Сципион» и «Карфаген».

Гипербатон (transgressio – перестановка) нарушает порядок слов с помощью анастрофа (perversio) или транспозиции[189]189
  Транспозиция основывается на переходе слова из одной части речи в другую или использовании одной языковой формы в функции другой.


[Закрыть] (transiectio). Анастроф: «Тут уж бессмертные боги, [я] полагаю, воздали за добродетель твою»[190]190
  лат. Hoc vobis deos immortales arbitror dedisse virtute pro vestra. При строго правильном порядке слов было бы: «pro vestra virtute». Перестановка предлога после управляемого существительного «virtūtĕ prō vēstrā» дает более благозвучное окончание строфы.


[Закрыть]. Транспозиция: «Несильный силен большей частью Фортуной сильной. Каждый ревниво [стремится] исторгнуть для жизни случай удобный»[191]191
  лат. Instabilis in istum plurimum fortuna valuit. Omnes invidiose eripuit bene vivendi casus facultates. В этой транспозиции прилагательные, образованные от существительных (fortūnă vălŭĭt и casūs făcūltātēs), усиливают завершение периода.


[Закрыть]. Перестановка, которая не делает мысль неясной, будет очень полезна для периодов, которые я обсуждал выше; в периодах следует располагать слова таким образом, чтобы приблизиться к поэтическому ритму, [только] так период может достигнуть совершенной полноты и законченности.

33. Гипербола (superlatio – преувеличение) – есть фигура речи, возносящая истину или посредством преувеличения, или преуменьшения чего-либо. Используется самостоятельно или [вместе] со сравнением. Самостоятельно: «Если сохраним согласие среди граждан, [наше] владычество будет простираться от восхода до заката». Гипербола со сравнением образуется или из подобия, или из превосходства. Из подобия: «Тело снежной белизны, взор палящему жару подобен». Из превосходства: «Из его уст текла речь, слаще меда». Похожий пример: «Так блистало вооружение, что свет солнца казался тусклым в сравнении с ним».

Синекдоха (intellectio – понимание) образуется, когда по небольшой части можно узнать целое, или из целого – часть. Целое уясняется из части, как в следующем примере: «Не напомнили ли эти брачные флейты тебе о твоем браке?» Здесь вся церемония бракосочетания обозначается одним знаком – флейтами. Часть из целого, – как если бы сказать человеку, который показывает себя в роскошном одеянии или украшениях: «Ты явил свое богатство мне и похвалился своим изобильным достоянием». Множественное выводится из единственного [числа], например: «Карфагенянина[192]192
  В войске Ганнибала было много представителей иберийских племен и жителей Трансальпийской Галлии.


[Закрыть] поддерживает испанец и лютый транс-альпиец. В Италии немало тех, кто носит тогу, разделяют их чувства». Единственное из множественного [числа]: «От ужасных бедствий [они] часто скорбно били себя в грудь, так что исторгали дыхание из легких и страдальческие слезы». Понятно, что в первом примере речь идет более чем об одном испанце, галле и римском гражданине, в последнем – не только об одной груди и одних легких. В первом примере количество преуменьшено для ободрения, в последнем – преувеличено для внушительности.

Катахреза (abusio) – есть неточное употребление похожих и родственных выражений вместо ясных и правильных, например: «человек короткого влияния», или «детский рост» или «человек долгой премудрости», или «могучая речь», или «участвовать в малой беседе». Здесь легко понять, чему выражения родственны, но с чем не совпадают; в этом катахреза напоминает традукцию.

34. Метафора (translatio) возникает, когда слово, применяемое к одному [предмету], переносится на другой, так как [их] сходство, по-видимому, оправдывает этот перенос. Метафора используется для создания яркой мысленной картины, например: «Италия внезапно оказалась охвачена ужасом»; для краткости: «Недавнее вторжение армии неожиданно опорочило государство»; чтобы избежать непристойности: «Какую мать восхищают ежедневные браки?»; для преувеличения: «Никакое горе или бедствие не может умиротворить это порождение распри и насытить его ужасную жестокость»; для преуменьшения: «Он может похвастаться, что оказал нам большую помощь, потому что легко сдул трудные препятствия, стоявшие перед нами»; ради красного словца: «Когда-нибудь нива республики, по злобе нечестивцев засохшая, вновь зазеленеет добродетелями оптиматов». Говорят, что метафора должна быть сдержанной, чтобы перенос к родственному предмету был обоснован и чтобы не выглядел беспорядочным, безрассудным и опрометчивым скачком к непохожему предмету.

Аллегория (permutatio) – это фигура речи, обозначающая один предмет буквально, а другой по смыслу. Разделяется на три вида: подобие, аргумент и противоположение. Аллегория имеет вид подобия, когда ряд метафор, происходящих из сходства в способах выражения, объединяется, например: «Когда собаки играют роль волков, кому, молю, сторож, мы доверим наши стада?». Аллегория представлена в виде аргумента, когда обращаются от лица, или места, или вещи, чтобы преувеличить или преуменьшить их, как если следовало бы назвать Друза «поблекшим сиянием Гракхов». Аллегория образуется из контраста, если, например, мота и сластолюбца насмешливо назвать экономным и бережливым. И в этой последней разновидности, основанной на контрасте, и в приведенной выше первой, взятой из сравнения, мы можем в качестве метафоры использовать аргумент. В аллегории, образованной из подобия: «Что говорит этот царь – наш Агамемнон, или, вернее, такова его жестокость, наш Атрей?»[193]193
  Отец Агамемнона и Менелая царь Микен Атрей убил сыновей своего брата Фиеста, а из их мяса велел приготовить жаркое, которое подал на стол, пригласив брата отобедать.


[Закрыть]. В аллегории, образованной из контраста: например, если нам следует назвать кого-то, нечестиво поступающего со своим отцом, «Энеем»[194]194
  Троянский герой Эней спас из пламени горящей Трои своего престарелого отца Анхиза.


[Закрыть], или несдержанного и прелюбодейного – «Ипполитом»[195]195
  Мифологический герой Ипполит отверг домогательства влюбленной в него мачехи Федры.


[Закрыть].

Это, по существу, все, что я счел нужным сказать о фигурах речи. Теперь сам предмет напоминает мне обратиться к фигурам мысли.

35. Распределение (distributio) происходит при назначении ряду вещей или лиц определенных ролей, например: «Те из вас, судьи, кто чтит доброе имя Сената, должны ненавидеть этого человека, ибо он постоянно нагло нападал на Сенат. Те из вас, кто желает, чтобы всадническое сословие было самым блистательным в государстве, должны хотеть, чтобы этот человек понес тяжелейшее наказание, так как он не может через его собственный позор быть пятном и позором самого почтенного сословия. Те, у кого есть родители, должны доказать вашей карой этому [человеку], что поступающие нечестиво не найдут у вас поддержки. Те, у кого есть дети, должны дать пример, чтобы показать, насколько велики меры наказания, предусмотренные в нашем государстве для людей такого склада». Также: «Обязанность Сената заключается в оказании помощи государству советом; обязанностью магистратов является выполнение усердной деятельностью воли сената; обязанность народа есть выбор лучших мер и наиболее подходящих людей и поддержка их своими голосами». Также: «Обязанностью обвинителя является поддержка обвинения; [обязанность] защитника – опровержение и отклонение [обвинения]; [обязанность] свидетеля – сказать, что он знает или слышал; [обязанность] ведущего следствие – поддержать каждого из них в исполнении их обязанностей. Поэтому, Луций Кассий, если ты позволяешь свидетелю говорить о чем-либо, кроме того, что он знает или слышал, ты смешиваешь обвинителя со свидетелем, поддерживаешь недобросовестного свидетеля и обеспечиваешь ответчику двойную защиту». Эта фигура богата, ибо она охватывает многое в малом и, назначив каждому его обязанности, различает наособицу ряд лиц.

36. Откровенность (licentia) состоит в том, что, говоря перед теми, к кому мы обязаны [относиться с] благоговением или страхом, мы все же пользуемся своим правом высказываться, потому что нам кажется оправданным порицать их, или людей ими почитаемых, в какой-либо провинности. Например: «Вы дивитесь, квириты, что все покинули вас? Что никто не поддерживает ваше дело? Что никто не объявляет себя вашим защитником? Ваша [в том] вина; перестаньте удивляться. Почему, в самом деле, не должен каждый избегать и уклоняться? Подумайте, у вас были защитники; воскресите в памяти их рвение, а далее посмотрим, чем каждый [из них] закончил. Тогда вспомните, что благодаря вашему – если говорить честно – безразличию или, скорее, трусости, все эти люди были убиты на ваших глазах, и благодаря вашим собственным голосам их враги достигли высокого положения». Также: «По какой причине, судьи, вы колеблетесь вынести приговор – или этот человек не закоренел в беззаконии? Не ясны ли представленные обвинением факты? Не все ли они удостоверены свидетелями? Не были ли ответы противной стороны слабыми и ничтожными? Двигал ли вами страх, что, если осудите его на первом же слушании, вас сочтут жестокими? Стараясь избежать упрека в жестокости, от чего были далеки, вы подверглись другому поношению – вас считают робкими и трусливыми. Нанесен большой ущерб частным лицам и государству, и теперь, когда, по-видимому, угрожает еще более крупный, – сидите и зеваете. Днем вы ожидаете вечера, ночью вы ждете дня. Каждый день объявляются хлопотные и неприятные новости, но даже теперь вы все еще медлите с источником этих наших недугов и питаете его [надежды] на уничтожение республики; до каких пор вы будете терпеть его в обществе?»

37. Если откровенные речи такого рода оказываются слишком едкими, существует много успокаивающих средств, действительно, можно прибавить нечто подобное: «Я обращаюсь к вашей добродетели, взываю к вашей мудрости, не обнаруживая прежних обычаев», так что похвала может успокоить раздражение, вызванное откровенностью; первая избавляет [слушателя] от гнева и досады, вторая – удерживает его от ошибок. Эта предосторожность в разговоре, как и в дружбе, употребленная в нужном месте, особенно полезна, чтобы предостеречь слушателей от ошибок и представить ораторов расположенными к слушателям и радеющими об истине.

Существует также определенный вид откровенности, которая достигается с помощью хитрости, когда мы порицаем слушателей в том, что они сами хотят услышать, или когда говорим, что «мы боимся, что могут подумать», о том, что мы знаем, они выслушают с одобрением, «однако истина побуждает нас высказаться». Здесь приведены примеры на оба случая. К первому: «Сограждане, у вас слишком простые и кроткие души, вы чересчур доверяете всем и каждому. Вы думаете, что каждый стремится выполнить то, что обещал вам. Вы заблуждались, в течение долгого времени тая ложную и безосновательную надежду, бессмысленно пытаясь добиться от других того, что принадлежит их власти, вместо того чтобы взять это самим». Пример последнего рода откровенной речи: «Я наслаждался дружбой с этим человеком, судьи, но этой дружбы – хотя я боюсь, как вы примете то, что скажу, я все же скажу – вы лишили меня. Почему? Потому что, для того чтобы заслужить ваше одобрение, я предпочел рассматривать обвиняемого скорее как врага, нежели как друга».

Таким образом, украшение, называемое откровенностью, как я показал, может быть исполнено двумя способами: с остротой, которая, если она окажется слишком резкой, можно умерить похвалой; и с мнимым принятием мнения слушателей, что обсуждалось выше, которое не требует смягчения, поскольку подражает откровенной речи и подлаживается под настроение слушателей.

38. Принижение (deminutio) имеет место, когда мы говорим, что природа, фортуна или трудолюбие наделили нас или наших клиентов некоторым исключительным преимуществом, но во избежание показаться высокомерными, мы умеряем и смягчаем это, например: «Судьи, я имею право сказать, что трудом и усердием я старался не отставать в освоении военной науки». Если бы оратор здесь сказал, что он был лучшим, он, возможно, сказал бы правду, но показался бы высокомерным. Он сказал достаточно, для того чтобы и избежать зависти, и заслужить одобрение. Также: «Алчность или нужда толкнули его на преступление? Алчность? Но он был щедрым к своим друзьям, а это признак щедрости, добродетели, противоположной алчности. Нужда? Но отец оставил ему имение, которое было – я не хочу преувеличивать – не самым маленьким». Здесь снова удалось избежать называния имения большим или огромным. Таким образом, это мера предосторожности, которую мы должны принять в отношении исключительных преимуществ, которыми пользуемся мы или наши клиенты. Вещи такого рода, если обращаться с ними неосторожно, в жизни порождают зависть, а к речи вызывают антипатию. Поэтому как выгодно остерегаться зависти в жизни, так благоразумно избегать антипатии к речи.

39. Описание (descriptio) – это имя фигуры, которая заключает четко, ясно и впечатляюще о последствиях деяния, например: «Но, судьи, если вашим решением вы освободите этого [подсудимого], немедленно, как лев, выпущенный из клетки, или какое-то чудище, освободившееся от оков, он будет красться и рыскать по форуму, точить зубы на достояние каждого, нападая на каждого человека, друга и недруга, как знакомого, так и неизвестного, то лишая доброго имени, то посягая на жизнь, то вламываясь в каждое жилище и семью, потрясая республику до основания. Таким образом, судьи, изгнав его из государства, вы освободитесь от всех этих страхов; и, наконец, подумайте о себе. Ибо если вы отпустите это [существо] без наказания, поверьте мне, – вы выпустите дикое и свирепое чудовище».

Также: «Если вы наложите тяжелый штраф на ответчика, судьи, то одним приговором заберете много жизней. Его престарелого отца, возлагавшего все упования своих последних дней на этого молодого человека, ничто не станет привязывать к жизни. Его маленькие дети, лишенные помощи, предстанут объектами насмешек и презрения врагов их отца. Весь его дом рухнет под ударом такого незаслуженного бедствия. Тогда как его недруги, как только омоют от крови руки после жестокой победы, будут глумиться над страданиями несчастных и обнаглеют как в словах, так и в поступках».

Также: «Поистине, никому из вас, сограждане, не выпадало видеть бедствия, что обычно следуют за захватом города: те, кто с твердостью взялись за оружие, безжалостно зарезаны [победителями]; оставшихся, тех, кто по молодости лет и силе могут выдержать тяжелый труд, обращают в рабство, а прочих лишают жизни. Словом, в одно и то же время и дом вспыхивает от факела врага, и тех, кого природа или свободный выбор соединили узами родства или приязни, волочат порознь. Дети, одни вырываются из рук родителей, других убивают на лоне родительском и попирают у самых ног их родителей. Никто, судьи, не сможет словом ни передать озверения, ни воспроизвести в речи размеры бедствия».

Такого рода фигуры могут возбудить возмущение или жалость, если последствия поступка, охваченные в целом, сжато изложены в ясной манере.

40. Разделение (divisio) – есть фигура, разделяющая предмет на части, каждая из которых поверяется доводами разума, например: «Зачем я вообще на тебя набрасываюсь? Если ты честный – ты этого не заслужил, если дурной – тебя не проймешь». Также: «Почему я должен возглашать о своих заслугах? Если вы помните о них – я утомлю вас; если они забыты, – значит, на деле они не имели никакого значения, и, следовательно, чего я могу добиться словами?» Также: «Есть две вещи, которые могут понудить людей к незаконной наживе: бедность и жадность. Что ты пожадничал в разделе [имущества] с твоим братом, мы знаем; что ты теперь беден и обездолен – мы видим; как, следовательно, ты можешь доказать, что у тебя не было побудительной причины для преступления?» Существует разница между этим разделением и тем, что образует третью часть [в изобретении] речи, которую я рассматривал в первой книге, после изложения фактов[196]196
  См. I: 3, 10.


[Закрыть]: прежде разделение осуществлялось через перечисление или описание того, что будет обсуждаться на протяжении всей речи; в то время как здесь разделение, сразу же кратко разворачивая причины двух или более частей, украшает стиль.

Накопление (frequentatio) происходит, когда пункты [обвинения], разбросанные по всему делу, собраны в одном месте, чтобы сделать выступление более впечатляющим, или острым, или обвиняющим, например: «Какого [только] порока не найдешь у ответчика? На каком основании желают освободить его? Продавший свое целомудрие и покушающийся на целомудрие других; алчный, несдержанный, дерзкий, горделивый, нечестиво поступающий с родителями, неблагодарный друзьям, небезопасный сродникам, с высшими строптивый, с равными и сверстниками прихотливый, с низшими жестокий; словом, он невыносим каждому».

Такого рода накопления очень полезны во внутренних делах[197]197
  Очевидно, имеются в виду мелкие, незначительные городские тяжбы.


[Закрыть], когда многочисленные причины, наряду с подозрениями, которые выглядели бы мелкими и слабыми, будучи выраженными по отдельности, собранные в одном месте, делают предмет очевидным и несомненным, например: «Не возжелайте поэтому, не возжелайте, судьи, рассматривать по отдельности то, о чем я поведал, но соедините все в одно [целое]».

41. «Если подсудимый получил выгоду от смерти потерпевшего; если его жизнь постыдна, его душа алчна, семейные утехи незатейливы; и если от этого преступления не выиграл никто, кроме него; никто другой не мог бы совершить его так же умело, или он сам не мог бы сделать этого более подходящим способом; если он не пренебрег ничем, что было необходимо для совершения преступления, и не сделал ничего такого, в чем не было необходимости; и если он не только искал наиболее подходящее место, но и благоприятный повод и самый подходящий момент для совершения преступления; если он долго готовился к нему и не без величайшей надежды совершить его скрытно; и к тому же, если до того как жертва была убита, только подсудимый был замечен в том месте, где было совершено убийство; если вскоре после этого, во время совершения самого преступления, был слышен голос жертвы; если установлено, что после убийства обвиняемый вернулся домой в глухую полночь; что на следующий день он говорил об убийстве человека нерешительно и непоследовательно – если все эти признаки будут доказаны, частично свидетелями, а отчасти подтверждающими признаниями под пыткой, и гласом народа, как наглядным доказательством, которое обязательно есть истина; то, судьи, ваша обязанность – собрать все эти признаки воедино и прийти к определенному мнению, а не [только основываться на] подозрении в [совершенном] преступлении. Действительно, одно или другое из этих обстоятельств могут до некоторой степени выпасть случайно, возбуждая подозрение [к подсудимому]; но если совпадают все от первого до последнего, он должен был быть участником злодеяния. Это не может быть результатом случайности». [Накопление] – это мощное украшение [речи], для вынесения решения по толковательному делу почти всегда необходимое. Иногда используется в других видах дел[198]198
  В правовом и юридическом деле.


[Закрыть] и во всех видах речей[199]199
  В совещательной, судебной и показательной речи.


[Закрыть].

42. Отделка (expolitio) состоит в задержке на том же месте и [попытке] снова и снова высказать ее по-новому. Это достигается двумя способами: просто повторяя ту же самую мысль, или перепевая ее. Мы не будем повторять то же самое в точности, – чтобы быть уверенным, что не утомляем слушателя, не украшая мысль, – но с вариациями. Вариации будут троякими: в словах, в декламации и в трактовке.

Словесные вариации имеют место, когда высказанную мысль мы повторяем еще раз или многократно в других, сильных выражениях, например: «Нет такой опасности, которой мудрый попытался бы избежать, если идет речь о благе отечества. Когда речь идет о сохранении целостности государства, тот, кто руководствуется добрыми принципами, несомненно, полагает, что в защите судьбы республики не должно избегать никакой опасности, и он будет постоянен в стремлении вступить ради отечества в сражение, хотя бы грозящее большой опасностью для жизни».

Вариации в декламации происходят, если в разговоре сначала переходят на резкий тон, затем, варьируя голос и жесты, повторяют одни и те же мысли разными словами, каждый раз сильно их изменяя. Это не может быть в полной мере описано, и все же это достаточно ясно. Следовательно, нет никакой необходимости в иллюстрации. Третий вид вариаций, осуществляющийся трактовкой, будет иметь место, если мы передаем ту же мысль или в форме фигуры диалога, или фигуры волнения.

43. Диалог (sermocinatio) – который я скоро полностью буду обсуждать в другом месте, а теперь коснусь кратко, довольно для [интересующего нас] предмета – заключается во вкладывании в уста какого-либо человека речи, сообразно его достоинству, например (для большей ясности, продолжим ту же тему, что рассмотрена выше): «Мудрый человек будет полагать, что для общего блага он должен пройти все опасности. Он скажет себе: «Не для себя я родился, но ради других, лучше сказать, для отечества; прежде, позвольте мне посвятить свою жизнь, которой я обязан судьбе, спасению отечества. Оно питало меня; хранило и воспитывало меня даже до сего дня; защищало мои интересы хорошими законами, добрыми обычаями, достойным образованием. Как я могу по достоинству воздать ему за эти благословенные дары?» Когда республика находится в беде, мудрый человек, как он часто говорит об этом сам, не гнушается никакой опасностью».

Мысль также изменяется в трактовке посредством передачи волнения, когда не только мы сами говорим, по-видимому, разгоряченные чувствами, но также приводим в движение души слушателей, например: «Кто настолько обделен силой рассуждения, чей дух опутан такими тенетами зависти, что не станет осыпать нетерпеливыми похвалами и полагать мудрейшим человека, кто ради спасения отечества, безопасности государства и процветания республики претерпевает и охотно подвергается опасности, какой бы великой или страшной она ни была? Со своей стороны, мое желание восхвалять этого человека превосходит мою возможность сделать это, и я уверен, что это чувство невозможности разделяется всеми вами».

Таким образом, мысль варьируется в речи в трех отношениях: в словах, в декламации, в трактовке; трактовать [можно] двумя способами: с помощью диалога и волнения.

Но когда мы перепеваем мысль, будем использовать великое множество вариаций. Действительно, после того как мы выразили мысль просто, можно выделить причину[200]200
  Часть аргумента. См. II: 18, 23–24.


[Закрыть], а затем выразить мысль в другой форме, с причиной или без нее[201]201
  См. IV: 17.


[Закрыть]; затем можем представить ее при помощи контраста[202]202
  См. IV: 18.


[Закрыть] (все это я обсуждал применительно к фигурам речи); потом – сравнения и примера (о них я скажу больше в своем месте); 44. и, наконец, заключения (основные детали которого обсуждались во второй книге, когда я показал, как необходимо заканчивать аргументы; в этой книге я объяснил природу фигуры речи, которая называется вывод[203]203
  См. IV: 30.


[Закрыть]). Украшение такого рода, состоящее в отделке многочисленными фигурами речи и мысли, таким образом, может быть чрезвычайно богато.

Поэтому проиллюстрируем трактовку семью примерами, – продолжая использовать ту же мысль из [прежнего] примера, для того чтобы ты знал, как легко по канонам риторики простая мысль разнообразно разрабатывается:

«Мудрый не станет избегать опасности во имя республики, потому что часто случается, что человеку, не желающему умереть ради своей страны, приходится погибнуть вместе с ней. Кроме того, поскольку от отечества каждый получает все блага, никакие неудобства, понесенные во имя отечества, не следует рассматривать как тяготы[204]204
  Причина.


[Закрыть].

Следовательно, те, кто бегут от опасности, поступают с точки зрения законов республики безрассудно, ибо они не смогут избежать беды и будут признаны виновными в неблагодарности по отношению к государству.

Но с другой стороны, тех, кто с опасностью для себя противостоит угрозе отечеству, следует почитать мудрыми, так как они отдают отечеству дань, причитающуюся ему, и предпочитают умереть за многих сограждан вместо того, чтобы погибнуть вместе с ними. Крайне несправедливо возвращать природе по ее требованию жизнь, которую получили от природы, и не отдать отечеству, когда оно призывает к этому, жизнь, которую сберегли благодаря отечеству; когда можно умереть за республику с величайшим мужеством и честью, предпочесть жить в позоре и трусости; и в то время как вы готовы встретить грудью опасность, грозящую друзьям, родителям и другим родственникам, не попытаться поднять красный флаг[205]205
  Поднятие красного флага в римском войске служило сигналом к вступлению в бой.


[Закрыть] ради республики, а также за святейшее имя отечества, которое все это в себе заключает.

Тот, кто в плавании предпочитает заботиться о себе, пренебрегая безопасностью корабля, заслуживает презрения. Равным образом достоин порицания тот, кто при угрозе республике больше заботится о личном, чем об общественном благосостоянии. Ибо из крушения корабля многие выходят невредимыми, но при кораблекрушении отечества никто не сможет выплыть[206]206
  Сравнение.


[Закрыть].

Это, на мой взгляд, хорошо понимал Деций[207]207
  Публий Деций Мус (ум. в 295 г. до н. э.) – древнеримский политик и полководец. В битве при Сентине Деций, видя отступление римского войска, бросился на галльские копья и погиб, став символом римского патриотизма.


[Закрыть], кто, как говорят, посвятил себя смерти, и, чтобы сохранить свои легионы, бросился в самую гущу врагов. Он отдал свою жизнь, но не погубил ее. Ибо по дешевой цене выкупил гораздо лучшее. Жизнь отдал, отечество взыскал; пролив кровь, упился славой, которая, наряду с величайшей хвалой, продолжает жить, не ветшает и с каждым днем блистает все ярче[208]208
  Пример.


[Закрыть].

Итак, причина показала, и пример подтвердил, что должно почитать мудрыми тех, кто противостоит опасности, защищая республику, не избегает никакой опасности, когда безопасность отечества находится под угрозой»[209]209
  Вывод (заключение).


[Закрыть].