Текст книги "История военно-морского искусства. Начало XX века"

– рост дистанции боя подтвердил уменьшение значения орудий среднего калибра в нанесении главного удара; это обстоятельство выдвинуло вопрос о пересмотре артиллерийского вооружения кораблей;

– возник вопрос о необходимости новых способов управления артиллерийским огнем, которые обеспечили успешность сосредоточенного огня на больших дистанциях;

– увеличение разрушительного действия фугасных снарядов потребовало увеличения площади бронированного борта, а возрастание дистанции боя – усиления горизонтальной брони;

– выявилась необходимость повышения живучести и особенно остойчивости кораблей; в Цусимском сражении большинство русских кораблей тонуло, переворачиваясь, не израсходовав запас плавучести;

– сражение показало большое значение скорости хода.

Стратегические и тактические уроки русско-японской войны

1. Опыт Русско-японской войны убедительно показал, что конечная цель войны достигается в результате взаимодействия всех родов вооруженных сил (в данном случае армии и флота).

Взаимодействие армии и флота позволило японскому командованию произвести сосредоточение и развертывание сухопутных сил на театре и обеспечило расширение системы базирования японского флота, которое создало благоприятные стратегические и оперативные условия для борьбы на суше и на море.

2. Русско-японская война по средствам и способам ее ведения содержала отдельные элементы машинного периода войны.

Основной характерной чертой борьбы на море в отличие от предыдущих войн являлось увеличение напряжения и почти полное исчезновение пауз в боевых действиях.

Использование новых боевых сил и средств вызвало повседневную боевую деятельность флотов, которая заполнила промежутки между крупными боевыми столкновениями и держала стороны в постоянном напряжении.

3. Русско-японская война дала обширный материал по опыту борьбы за базу флота.

Система базирования русского флота на Тихом океане оказалась совершенно неудовлетворительной и с первых же дней войны была нарушена, что сильно отразилось на обстановке на море и на ходе войны в целом. Война показала возросшее значение системы базирования и эффективность борьбы с флотом противника путем активных действий против его баз.

Оборона военно-морской базы Порт-Артур снова подтвердила большое значение сухопутного направления, что не было в полной мере оценено создателями порт-артурской базы. Основными недостатками сухопутной обороны Порт-Артура были слабость укреплений, слишком близкое расстояние передового и главного рубежей обороны от города и порта, благодаря чему японские войска, выйдя на передовой рубеж обороны, получили возможность производить артиллерийский обстрел кораблей, стоявших в порту.

Опыт обороны базы с моря выявил необходимость иметь на вооружении береговых батарей морские орудия, не уступающие по калибру и дальнобойности орудиям линейных кораблей вероятного противника, а также необходимость надежно защищать внешний рейд с моря.

В решении последней задачи по инициативе С.О. Макарова русский флот стоял на правильном пути, используя во взаимодействии позиционные и маневренные средства.

4. Большое место в борьбе на море занимали блокада японским флотом главной базы русского флота – Порт-Артура – и противоблокадные действия 1-й Тихоокеанской эскадры.

Новым и наиболее интересным моментом в этих действиях являлось широкое применение мин заграждения как с целью блокады, так и для борьбы с ней. Основное назначение мин в системе блокады состояло в том, что они позволяли противнику задерживать выход русских сил из базы и выигрывать время для развертывания своего флота.

На опыте противоблокадных действий 1-й Тихоокеанской эскадры выявилась необходимость организации повседневной боевой деятельности флота в борьбе за обеспечение благоприятного режима в районе своей базы. Организация этого вида боевой деятельности, сильно ограниченной имевшимися силами и средствами, являлась одним из самых ценных достижений русского военно-морского искусства.

В результате использования минного и торпедного оружия резко возросли возможности борьбы с силами, осуществляющими блокаду. Это превратило блокаду из простого наблюдения за объектом блокады, как это было в парусном флоте, в напряженную двустороннюю борьбу.

5. Менее обширным и более односторонним был опыт по борьбе на морских сообщениях. Этот опыт позволяет сделать три вывода, представляющие интерес с точки зрения изучения развития военно-морского искусства:

– опыт показал, что для борьбы на морских сообщениях противника могли быть использованы как боевые корабли, так и вспомогательные крейсера;

– действия на морских сообщениях противника имеют значение не только как способ воздействия на судоходство, но и как способ отвлечения сил противника с главного театра военных действий;

– действия крейсеров на морских сообщениях в сильной мере зависят не только от количества и качества сил, но также от системы базирования и организации снабжения крейсеров.

6. Опыт Русско-японской войны оказал большое влияние на развитие военно-морского искусства, особенно на развитие способов действий по уничтожению сил противника в море. В ходе войны имели место два крупных морских боя – 10 августа 1904 г. в Желтом море и 27–28 мая 1905 г. в Корейском проливе у острова Цусима – и около 24 мелких боев.

Бои Русско-японской войны в отношении тактического искусства почти не вышли за рамки мануфактурного периода войны; для них прежде всего характерно:

– отсутствие предварительных действий с целью выяснения обстановки и предварительных ударов с целью ослабления противника;

– отсутствие разнородных группировок и тактической разведки;

– использование тактических приемов, присущих линейной тактике и целиком перенесенных из парусного флота, и пр.

Артиллерия хотя и оставалась главным средством нанесения удара, – все бои были в основном артиллерийскими, – но уже не являлась единственным средством боевого воздействия, как это было раньше. В боях Русско-японской войны были сделаны первые попытки применения в бою торпед и мин.

Основной формой нанесения главного удара в обоих крупных боях японский флот избрал охват головы, а русский флот – бой на параллельных курсах. Прием охвата головы после Русско-японской войны был признан буржуазными военными теоретиками классическим и рекомендовался как универсальный. При оценке этого тактического приема необходимо иметь в виду, что русский флот в обоих боях был связан в направлении движения и уступал противнику в скорости хода, что облегчило охват головы эскадры. Обоих этих условий может и не быть, поэтому рекомендовать этот маневр в качестве универсального тактического приема неправильно.

Со всей очевидностью выявилась необходимость организации тактической разведки в ходе боя.

Опыт большей части боев показал увеличение дистанции артиллерийской стрельбы, что привело в дальнейшем к отказу от артиллерии среднего калибра и усилению горизонтального бронирования.

В отношении ночного боя опыт Русско-японской войны показал, что оба противника избегали использования ночью главных сил и считали ночной бой задачей одних миноносцев. Действия же миноносцев в ночных условиях были успешными только в тех случаях, когда они были точно информированы о месте и направлении движения противника.

7. Боевое использование сил и средств в ходе Русско-японской войны повлияло на дальнейшее их развитие. Из опыта войны совершенно очевидно вытекала необходимость создания вместо эскадренных броненосцев линейных кораблей нового типа, необходимость увеличения мощности артиллерийского и торпедного вооружения миноносцев, строительства минных заградителей и тральщиков. Опыт Русско-японской войны отчетливо указывал на необходимость изменения состава флотов в сторону увеличения легких сил. Однако эта необходимость, как и многое другое из опыта Русско-японской войны, не была осознана буржуазными военными специалистами.

Опыт Русско-японской войны показал несостоятельность реакционной англо-американской теории Мэхэна и Коломба как в области целей войны на море, так и в отношении средств и методов ее ведения. Мэхэн и Коломб утверждали, что целью войны является господство на море. В ходе же Русско-японской войны ни одна из сторон не считала господство на море целью войны. Поэтому действия флотов с первых же дней войны были направлены не на борьбу за господство на море, а на содействие армии, так как именно это вело к достижению целей войны. Что касается средств борьбы, то Русско-японская война подтвердила опыт предшествовавших войн в том, что линейные корабли могут уничтожаться не только в артиллерийском бою себе подобными кораблями, но и минами и торпедами. Поэтому соотношение сил перестало определяться наличием одних линейных кораблей. «Генерального сражения на море», решающего исход войны, Русско-японская война также не имела. Исход войны был решен общими усилиями армии и флота. Несмотря на это, буржуазные историки изобразили опыт Русско-японской войны как подтверждение реакционной теории Мэхэна и Коломба. Это помешало буржуазным теоретикам сделать правильные выводы на будущее. Наиболее правильно опыт Русско-японской войны как в части развития средств борьбы, так и в части методов их использования был понят и использован в русском флоте.

Глава третья
Буржуазные военные и военно-морские теории в России и в других капиталистических странах перед Первой мировой войной и их критика

Развитие и углубление кризиса буржуазных военных и военно-морских теорий

Эпоха империализма сопровождается обострением всех основных противоречий капитализма. Обострение основных противоречий капитализма привело к громадному росту революционного и национально-освободительного движения, а также к обострению борьбы между империалистическими странами за рынки сбыта, за колонии, за сферы приложения капитала и источники сырья, т. е. за передел мира. Обострение борьбы между империалистическими государствами, как следствие неравномерности и скачкообразности развития капиталистических государств при империализме, вызвало неизбежность войн за передел уже поделенного мира.

Неизбежность войн между империалистическими государствами вытекает из основного экономического закона капитализма, открытого И.В. Сталиным, В своем гениальном труде «Экономические проблемы социализма в СССР» И.В. Сталин доказал, что главной чертой и требованием этого закона является «…обеспечение максимальной капиталистической прибыли путем эксплуатации, разорения и обнищания большинства населения данной страны, путем закабаления и систематического ограбления народов других стран, особенно отсталых стран, наконец, путем войн и милитаризации народного хозяйства, используемых для обеспечения наивысших прибылей»[55]55
  Сталин И. Экономические проблемы социализма в СССР. С. 38.


[Закрыть].

Последние 10–15 лет перед Первой мировой войной характеризовались почти непрерывными войнами. Вот далеко не полный перечень войн этого периода: 1898 г. – испано-американская война, 1899–1902 гг. – Англо-бурская война, 1900 г. – интервенция империалистических держав в Китае, 1904–1905 гг. – Русско-японская война, 1911–1912 гг. – Итало-турецкая война, 1912–1913 гг. – Балканские войны (первая и вторая) и, наконец, 1914–1918 гг. – Первая мировая война.

Войны в эпоху империализма возникают вследствие того, что неравномерность развития капиталистических стран с течением времени приводит к резкому нарушению равновесия внутри мировой системы капитализма, происходит раскол капиталистического мира на два враждебных лагеря. В войну вовлекается большинство капиталистических государств, так как при империализме политические и экономические интересы всех капиталистических стран тесно связаны между собой.

В связи с тем что империалистические войны становятся мировыми, меняются их политические цели и масштабы, борьба ведется за мировое господство, театром военных действий становится почти все пространство суши и моря. Однако вопрос о мировом господстве в разное время эпохи империализма стоял по-разному. Накануне Первой мировой войны и в ходе ее, в отличие от Второй мировой войны, речь шла не о ликвидации национальной независимости государств, а о гегемонии над рынками сбыта, сферами приложения капитала и источниками сырья.

Первые годы эпохи империализма сопровождались дальнейшим развитием экономики капиталистических государств и в первую очередь гигантским размахом промышленного производства. За 10–15 лет, предшествовавших Первой мировой войне, объем продукции по всем важнейшим отраслям промышленности, имеющим большое значение для ведения войны, значительно увеличился.

За период с 1904 г. по 1913 г. добыча угля увеличилась в 1,5 раза, выплавка чугуна – в 1,6 раза, выплавка стали – в 2 раза, добыча нефти – в 2 раза.

Рост экономического могущества капиталистических государств в результате безжалостной эксплуатации трудящихся и грабежа колоний и зависимых стран, расширение масштабов промышленного производства и развитие техники создали возможность увеличения вооруженных сил, оснащения их сложной машинной боевой техникой, накопления больших резервов вооружения в период подготовки к войне и воспроизводства его в ходе войны.

В результате этих возросших возможностей империалистические государства все увеличивали гонку вооружений и накануне Первой мировой войны создали миллионные армии и огромные флоты, оснащенные высокой машинной боевой техникой.

Развитие экономики и рост требований к ней в целях обеспечения вооруженной борьбы привели к увеличению связи экономики и войны.

Во все исторические эпохи экономика являлась одним из факторов, определяющих развитие военного дела, влияющих на ход и исход войны. Но никогда еще в истории зависимость войны от экономики не была столь явной и решающей, как в эпоху империализма.

Капиталистическая экономика и капиталистический общественный и государственный строй оказались не в состоянии обеспечить в полной мере потребности современной войны.

Рост численного состава вооруженных сил и технического оснащения их, увеличение зависимости вооруженной борьбы от состояния экономики и экономического потенциала привели к дальнейшему повышению значения морального фактора и морального потенциала в войнах: исход войны стал решаться усилиями миллионов солдат и матросов на фронте и еще большего числа рабочих и крестьян в тылу. Необходимость поддержания высокого морального духа на фронте и в тылу явилась тем камнем преткновения, о который неизбежно разбивались все усилия буржуазной военной науки. Основная причина этого состоит в том, что политические цели империалистических войн всегда были и будут чужды солдатам и матросам, рабочим и крестьянам. Заставить солдат и матросов воевать, а рабочих и крестьян работать на войну империалистам становится с каждым днем все труднее вследствие роста политической сознательности трудящихся масс, усиления борьбы за мир и увеличения значения роли коммунистических партий.

Буржуазия всех стран вела подготовку к Первой мировой империалистической войне в глубокой тайне от народных масс, скрывая истинные цели войны. Не случайно накануне Первой мировой войны усилились попытки буржуазных военных теоретиков оправдать захватнические войны путем отрицания классовой природы войн. Буржуазные теоретики доказывали, что война не связана с общественным строем и политикой различных классов, что война будто бы есть случайность, результат ошибок отдельных государственных деятелей. В этом усердно помогали буржуазии оппортунисты из II Интернационала. Каутский и его сторонники, извращая марксистское положение о связи войны и политики, утверждали, что война есть продолжение лишь внешней политики, отрывали внутреннюю политику от внешней и войну от внутренней политики. Этой формулой каутскианцы пытались доказать, что война есть общенародное дело, и обосновать лозунг «защиты отечества» в империалистической войне. На основании этой формулы они отрицали гражданскую войну, объявляя ее незаконной, а интервенцию признавали законной.

Попытки буржуазных теоретиков оправдать захватнические войны породили два буржуазных течения – апологию войны и пацифизм. Эти течения противоположны только внешне, а по внутреннему, классовому содержанию – тождественны. Этими буржуазными теориями империалисты пользуются и в настоящее время.

Особенно широкое распространение в эпоху империализма получила апология войны.

Как пацифизм, так и апология войны чужды и враждебны марксизму. Марксисты всегда утверждали, что войны имеют классовое происхождение, и с классовых позиций подходили к оценке каждой войны, в том числе Первой мировой. «…Большевики не были против всякой войны. Они были только против захватнической, против империалистической войны. Большевики считали, что война бывает двух родов:

а) война справедливая, незахватническая, освободительная, имеющая целью либо защиту народа от внешнего нападения и попыток его порабощения, либо освобождение народа от рабства капитализма, лцбо, наконец, освобождение колоний и зависимых стран от гнета империалистов, и

б) война несправедливая, захватническая, имеющая целью захват и порабощение чужих стран, чужих народов».

Большевики выступали за поддержку войны справедливой и за борьбу против войны несправедливой[56]56
  История ВКП(б). Краткий курс. С. 161.


[Закрыть].

В результате серьезных изменений в условиях ведения войны в эпоху империализма – в политических целях, характере и масштабах вооруженной борьбы – мануфактурный период войны сменился новым – машинным периодом.

Машинный период войны потребовал новых способов ведения войны. Способы ведения войны мануфактурного периода устарели и стали непригодны.

Буржуазные военные теоретики кануна Первой мировой войны – Шлиффен, Тирпитц, Бональ, Фош, Мэхэн, Коломб, Корбетт, Леер, Кладо и др., стоявшие на позициях идеализма и метафизики, оказались неспособными понять и оценить значение коренных изменений в условиях ведения войны. Они продолжали основываться на опыте войн мануфактурного периода, искажая и механически перенося этот опыт в совершенно новые условия эпохи империализма, пытаясь приспособить способы мануфактурного периода войны к машинному периоду.

Буржуазные военные теоретики оказались также совершенно неспособными оценить опыт первых империалистических войн и, в частности, опыт Русско-японской войны, которая по своему характеру и применявшимся в ней боевым средствам уже находилась на пороге машинного периода войны. Вследствие всего этого буржуазные теории ведения войны на суше и на море, существовавшие накануне Первой мировой войны, находились в прямом противоречии с условиями машинного периода войны. Этот период поставил перед буржуазными военными теоретиками ряд неразрешимых для них задач, в частности создание устойчивого тыла и высокого морального духа войск.

Непонимание происшедших изменений в условиях ведения войны привело к тому, что буржуазная военная теория не смогла сколько-нибудь правильно предсказать характер и ход будущей войны и наметить пути и методы использования вооруженных сил. Буржуазная военная теория потерпела крах, ибо военные планы, теоретической основой которых она являлась, в первый же год войны полностью провалились.

И.В. Сталин в ответе на письмо тов. Разина подчеркнул, что машинный период требует новых военных идеологов. К началу Первой мировой войны у империалистов таких военных идеологов не оказалось.

Критика немецких военных и военно-морских теорий

Основы реакционной немецкой военной идеологии были заложены еще Клаузевицем. Военные теоретики периода подготовки Германии к Первой мировой войне – Мольтке (старший), Шлиффен и др. – взгляды Клаузевица по общим вопросам военной идеологии ревизии не подвергали. Им принадлежали главным образом стратегические и тактические идеи.

Основные стратегические и тактические идеи, которыми руководствовался немецкий Генеральный штаб при подготовке к войне, были сформулированы преемником Мольтке генералом Шлиффеном.

Стратегические взгляды Шлиффена отражали, с одной стороны, захватнические цели германского монополистического капитала, стремившегося к переделу мира в свою пользу, с другой – агрессивные планы прусского юнкерства, являвшегося традиционным носителем немецкой агрессии. Поэтому они имели резко выраженный захватнический, наступательный характер. Шлиффен всячески старался замаскировать существо агрессивной политики немецкого империализма и доказать, что Германии необходимо воевать в интересах обороны.

Главным в стратегических идеях Шлиффена была теория «молниеносной» войны. Шлиффен предложил в качестве основного способа ведения войны «стратегические канны» – окружение и уничтожение главных сил противника в одном генеральном сражении. Задачу охвата и окружения главных сил противника Шлиффен возлагал на нависающие фланги, усиливаемые за счет ослабления фронта, развертывания войск в один эшелон и ликвидации стратегических резервов.

Шлиффен считал возможным ведение войны на два фронта; он предлагал всю войну вести по внутренним операционным линиям: сначала окружить и уничтожить одного противника, а затем перебросить силы против другого противника.

Ошибочность и авантюризм стратегической концепции Шлиффена очевидны. Причина этого авантюризма состояла прежде всего в том, что германский империализм поставил перед собой совершенно непосильную военно-политическую задачу – завоевание мирового господства. Германия накануне Первой мировой войны хотя и являлась одним из наиболее сильных капиталистических государств, тем не менее не располагала достаточными силами для сокрушения военной мощи таких капиталистических государств, как Франция, Англия, Россия, США и др.

Ничем не обоснованный расчет на победу был очень характерен для немецкой стратегии, недооценивавшей, как правило, сил и возможностей противника и переоценивавшей собственные силы. Шлиффен, как и другие военные деятели Германии, делавшие ставку на «молниеносную войну», переоценивал свои силы и возможности и явно недооценивал силы и возможности своих противников и прежде всего России, армия которой сыграла решающую роль в срыве немецкого плана войны.

Важнейшим пороком взглядов Шлиффена было непонимание им того, что война при империализме приобрела затяжной характер, в связи с чем возросли роль и значение экономического и морального потенциалов в войне.

«Главная ошибка немецких и вообще буржуазных военных руководителей состоит в том, что они слишком преувеличивают значение военных планов и рассматривают их в отрыве от экономических и моральных возможностей, ограничиваясь в лучшем случае учетом военного потенциала страны, тогда как речь идет о том, чтобы учитывать экономический и моральный потенциалы страны»[57]57
  Булганин Н.А. Тридцать лет Советских Вооруженных Сил. Воениздат, 1951. С. 13.


[Закрыть].

Основоположником немецкой теории ведения войны на море был адмирал Тирпитц, стоявший накануне Первой мировой войны во главе морских сил Германии. Он целиком разделял реакционную англо-американскую теорию Мэхэна и Коломба и пытался приспособить ее к условиям Германии.

Что же в теории Мэхэна и Коломба импонировало руководителю германского флота и его хозяевам? Прежде всего надежда на возможность в результате «генерального сражения» единым актом решить исход войны, что вполне соответствовало шлиффеновской идее «молниеносной войны». Поэтому Тирпитц, так же как и авторы реакционной американо-английской теории Мэхэн и Коломб, выступил ярым поборником линейных кораблей, значение же всех других сил он недооценивал.

Однако германское морское командование, ориентируясь на войну против Англии, вынуждено было считаться с невыгодным соотношением сил на море. Поэтому на первом этапе войны Тирпитц намеревался ослабить английский флот ударами легких сил, подводных лодок и использованием мин заграждения («малая война»). Расчет строился в основном на предположении, что английский флот придет к Гельголандской бухте для несения ближней блокады. Из этого видно, что Тирпитц не понимал значения происшедших к началу Первой мировой войны изменений в боевых силах и средствах и влияния этих изменений на способы ведения войны на море, в том числе и на блокаду.

После уравнивания сил в результате «малой войны» Тирпитц намечал дать «генеральное сражение», рассматривая его как основной способ достижения конечной цели войны.

Ведение военных действий на море Тирпитц не связывал с ведением военных действий на суше. Стратегические концепции германского сухопутного и морского командования были одинаково порочны. Морское командование, так же как и сухопутное, неправильно ориентировало морские силы на быстротечную войну.

Таким образом, стратегическая доктрина Тирпитца, исходившая из необоснованного и неправильного предположения о способах действий противника, впитала в себя дефективность и авантюризм взглядов Шлиффена и все пороки англо-американской теории Мэхэна и Коломба.