Текст книги "Маргиналы в советском социуме. 1930-е – середина 1950-х годов"

Глава 2
Религиозные меньшинства

Изучение верующих в контексте темы «Маргиналы в советском обществе» вполне закономерно. Во-первых, верующие входили в состав практически всех социальных групп, которые стали маргинальными в результате внутренней политики советского государства: раскулаченные, «лишенцы», спецпоселенцы и др. Во-вторых, верующие подпадали под дискриминирующие и репрессивные действия властей (включение в качестве целевой группы массовой операции НКВД по приказу № 004447 от 30 июля 1937 г., высылка на спецпоселение) преимущественно по религиозным основаниям. В-третьих, антирелигиозная политика большевистского режима привела к массовой потере представителями духовенства всех конфессий своего статуса, авторитета, профессионального занятия, сделав их классическими маргиналами.

Процесс маргинализации верующих в СССР – это сложный исторический феномен, поскольку он затронул с разной степенью интенсивности и с разными последствиями значительные массы людей. Известно, что итоги переписи 1937 г. дали советскому режиму шокирующие результаты: около половины населения СССР отнесли себя к той или иной конфессии. Общепризнан факт роста общей религиозности людей в годы Великой Отечественной войны. Следовательно, промежуточный итог борьбы с религией для советской власти и правящей партии мог считаться неудовлетворительным.

Однако успехи атеизации и секуляризации к этому времени были также налицо. Даже по самым оптимальным подсчетам, численность верующих в СССР постоянно сокращалась. Но маргинальность верующих заметно проявлялась не только в постоянном сокращении их численности, но и в социально-демографических изменениях состава общин всех религиозных конфессий. Уже с конца 1930-х гг. настойчиво муссировалось утверждение о значительном, даже подавляющем преобладании среди верующих пожилых людей, а для последующих десятилетий это уже был очевидный факт. Такое положение в целом было характерно для большинства конфессий и объяснялось рядом факторов, в том числе естественным старением, сокращением воспроизводства веры среди молодых из-за почти полного отлучения их от религиозного воспитания.

Практически столь же неоспорим факт того, что большинство верующих (практически во всех исповеданиях) составляли женщины. Иногда их преобладание над мужским составом было кратным. Известно, что женщины почти всегда доминируют в большинстве христианских конфессий, а также что средняя продолжительность их жизни больше, чем мужская. Эти объективные факторы действовали и в советский период. Но справедливо еще одно объяснение превалирования женщин среди верующих: войны и репрессии истребляли в первую очередь мужское население страны.

Нет контраргументов для оспаривания того, что в военный и послевоенный период большинство советских верующих были людьми с низким образованием или не имели его вообще[161]161
  Данный показатель давал повод представителям научного атеизма и пропагандистам для однозначных оценок о том, что религия – это убежище малообразованной (следовательно, малокультурной) публики, склонной по этой причине к предрассудкам, суевериям, мистике. Потому считалось, что религиозное поле в СССР неуклонно сужается по мере роста всеобщего образования.


[Закрыть]. Это тоже объясняется рядом причин. В ходе революции и Гражданской войны наиболее образованная часть верующих погибла либо эмигрировала. С течением времени ряды верующих естественным образом покидали те, кто получил хорошее образование еще до революции. Многие исповедания не приветствовали советское образование, поскольку оно было насквозь атеистично. Существовала определенная дискриминация в получении высшего образования для верующих, а те из них, кто его получил, подчас были вынуждены скрывать свою религиозность из карьерных соображений.

По социально-профессиональной принадлежности и характеру занятости состав верующих также позволял делать вывод об их маргинальном положении. От 30 до 60 % верующих различных объединений были пенсионерами, домохозяйками, иждивенцами. Занятые на производстве, как правило, выполняли малоквалифицированную и, соответственно, малооплачиваемую работу. Отсюда проистекал низкий достаток и малообеспеченность семей верующих, многие из которых были многодетны. Но среди них также было немало одиноких людей (вдовы, холостяки, разведенные), бытовая устроенность которых также была невысокой даже по меркам того времени.

Таким образом, уже к началу 1940-х гг. для общин были характерны тенденции старения верующих, преобладание среди них лиц с низким образовательным уровнем, значительное превалирование женщин, невысокое статусное положение.

Но проблема маргинальности верующих, на наш взгляд, выходит за рамки традиционно понимаемого в социологии процесса маргинализации как потери отдельными индивидуумами и группами своего привычного, устоявшегося положения в обществе, утраты или понижения социальных статусов, как некое пограничное положение между социальными слоями, стратами и др. Анализируя положение религии, церкви и верующих в советской стране, можно утверждать, что за годы коммунистического правления произошла маргинализация всех названных институтов в самом широком смысле этого слова. Из социально признаваемых, одобряемых и неизменных институций религия, церковь, вера превратились в непризнаваемые, нежелательные и преследуемые. Религиозная вера была вытеснена на «задворки» общественного сознания и методично изгонялась, церкви подверглись разгрому, священнослужители лишались профессии, верующие превращались в изгоев. Открытое признание в вере обрекало людей на непонимание и неприятие со стороны антирелигиозной общественности. В стране были созданы такие условия, при которых религиозная жизнь верующих практически полностью должна была осуществляться в полулегальной или нелегальной форме. Все это превращало верующих в социальных маргиналов.

В данной статье предпринята попытка изучить основные аспекты истории одной из наиболее дискриминируемых групп советского общества – так называемых христианских сект[162]162
  Этот термин выбран нами для обозначения весьма неоднородного конгломерата церквей христианского толка, отличных от православия, католицизма и лютеранства. Их можно также квалифицировать как религиозные меньшинства. Преимущественно речь идет о неопротестантских евангельских церквях баптистов, евангельских христиан, адвентистов, пятидесятников и Свидетелей Иеговы. Помимо них, в работе присутствуют сюжеты, связанные с деятельностью в сибирском макрорегионе общин Истинно-православных христиан – Истинно-православной церкви и других групп, вышедших из православия (духоборы, иоанниты, «молчальники» и др.). Ряд сюжетов работы связан с толстовцами и одним из толков старообрядчества. Солидарное изучение этих весьма разнородных религиозных организаций стало возможным во многом в результате специфической государственной политики, проводившейся в отношении сект и выступившей своеобразным консолидирующим фактором. Термины «секты» и «сектанты» употребляются без негативной коннотации, свойственной православной и советской культурным традициям. Впрочем, известны случаи, когда лидеры евангельских церквей в 1920-е гг. причисляли свои общины к сектантским. Так, руководители Всероссийского союза баптистов В.Г. Павлов, П.В. Павлов, М.Д. Тимошенко и Н.А. Левинданто, отвечая в апреле 1923 г. на обвинения журнала «Безбожник» в финансировании русских баптистов империалистами, писали, что «злой навет на русский баптизм является наветом на все русское сектантство», что автор статьи М. Горев «плюет в истерзанные помещичьими батогами спины наших дедов-сектантов» // См.: Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 17. Оп. 60. Д. 509. Л. 80–81.


[Закрыть] – в советском обществе в 1930–1950-е гг. Территориальные рамки исследования преимущественно ограничиваются Сибирью. Отдельные разделы работы посвящены вопросам численности, правового положения, а также адаптации и выживанию религиозных общин в политической системе сталинизма.

2.1. Нормативно-правовое регулирование 1920–1950-х гг

Основу антирелигиозной политики советского государства составляло так называемое советское законодательство о религиозных культах, которое, легитимируя преследования верующих и ограничивая их права и свободы, обеспечивало, таким образом, их маргинализацию. Не будет преувеличением утверждать, что наиболее разработанным в законодательном отношении в 1920– 1930-е гг. был сегмент церковно-государственных отношений, связанный с прохождением «сектантами» военной службы. Декретом СНК РСФСР «Об освобождении от военной повинности по религиозным убеждениям» от 4 января 1919 г. в Советской России вводилась альтернативная гражданская служба, которая распространялась преимущественно на меннонитов, баптистов, евангельских христиан, адвентистов, молокан, духоборов и толстовцев. Военная служба решением суда заменялась им санитарной службой преимущественно в «заразных госпиталях» или иной общеполезной работой по выбору самого призывника. Принятие декрета стало возможным благодаря иллюзорным представлениям В.И. Ленина и В.Д. Бонч-Бруевича о сектантстве как носителе идей социального и экономического равенства, наиболее склонных к восприятию и усвоению коммунистических идей. Постановление Президиума ВЦИК от 16 сентября 1921 г. «О пересмотре дел лиц, осужденных по религиозным мотивам» расширяло сферу применения труда пацифистов, допуская их использование на сельскохозяйственных работах и работах по специальности. К концу 1922 г. порядок освобождения от военной службы регулировался также циркулярами Наркомата юстиции (НКЮ) РСФСР от 5 июля 1919 г. «О применении декрета об освобождении от военной службы по религиозным убеждениям» и «Об уклонении от воинской повинности по так называемым «религиозным убеждениям»» от 4 августа 1920 г., а также Декретом СНК РСФСР от 14 декабря 1920 г. «Об освобождении от воинской повинности по религиозным убеждениям», существенно ограничивавшими сферу действия Декрета от 4 января 1919 г. Во время Гражданской войны не сложилось единой практики использования труда пацифистов, оно было спорадическим и зависело от инициативы местных властей. Для меннонитов Сибири первым правовым актом местных властей, регулирующим вопросы альтернативной гражданской службы, стало постановление Сибревкома от 20 апреля 1920 г., в соответствии с которым служба в армии заменялась для них направлением в местные комиссии по трудовой повинности для выполнения работ, не имеющих связи с военными действиями[163]163
  Советское государство и евангельские церкви Сибири в 1920–1941 гг.: Документы и материалы / Сост. А.И. Савин. Новосибирск; СПб., 2004. С. 84–85.


[Закрыть].

В соответствии с циркуляром НКЮ РСФСР № 237 от 5 ноября 1923 г. «О порядке разбора дел об освобождении от военной службы по религиозным убеждениям» право на освобождение от военной службы сохранили члены только тех конфессий, в чьем вероучении отказ от службы был до 1917 г. официально признан в качестве обязательного догмата, – духоборы, меннониты, молокане и члены русской мистической секты «нетовцев». Члены других церквей могли быть освобождены только при условии, что сам заявитель или его семья пострадали до 1917 г. за отказ от военной службы. В результате к 1924 г. от военной службы были освобождены только около 700 чел.

В 1925 г. в ходе проведения военной реформы положение об освобождении от воинской обязанности по религиозным убеждениям было включено в Закон об обязательной военной службе, которым де-юре была подтверждена практика, введенная инструкцией НКЮ от 5 ноября 1923 г. Освобожденные от службы обязывались принимать участие в «общеполезных работах», в том числе в борьбе с эпидемиями, эпизоотиями, лесными пожарами, выполнять земляные работы. Организация работ возлагалась на НКВД союзных республик и их местные органы. В военное время пацифисты должны были направляться в особые команды по обслуживанию тыла и фронта. Если в мирное время пацифисты не привлекались на работы, то они облагались местными исполнительными комитетами особым налогом в пользу военных инвалидов. Поскольку государство, не имея средств для организации труда «религиозников», было вынуждено отказаться от привлечения их к общественно-полезным работам, уплата специального военного налога выступала до конца 1920-х гг. в качестве эрзаца альтернативной гражданской службы.

Впервые массовый призыв лиц, освобожденных от военной службы по религиозным убеждениям, для прохождения службы в трудовых частях был осуществлен в 1927 г. на Украине. В 1929–1930 гг. в соответствии с приказами НКВД № 108 от 31 мая 1929 г. и № 108 от 12 марта 1930 г. «Об использовании труда граждан, освобожденных от воинской службы по религиозным убеждениям», основной формой прохождения альтернативной службы стало отбытие трудовой повинности на терпентинных промыслах государственного треста «Лесохим»[164]164
  Текст приказа НКВД от 31 мая 1929 г. см.: Советское государство и евангельские церкви… С. 247–249.


[Закрыть]. Местные власти могли также сами решать вопросы прохождения службы «религиозников». Проживавшие на территории Омского округа лица, освобожденные начиная с 1924 г. от военной службы по религиозным убеждениям, обязывались в течение пяти лет с перерывами отбывать земледельческие работы в совхозах округа. В декабре 1929 г. на лесозаготовки, организованные Омским исправительным трудовым домом на территории Пологрудовской дачи Тарского лесничества, было привлечено более 200 верующих пацифистов. В 1932 г. постановлением СНК СССР № 336 от 15 марта 1932 г. привлечение граждан, освобожденных от военной службы по религиозным убеждениям, к работам, заменяющим эту службу, возлагалось на Наркомат труда (НКТ) СССР. Для прохождения службы в мирное время граждан призывали в особые трудовые части НКТ СССР, исполняющие работу «оборонно-стратегического назначения по линии НКПС, ЦУДОТРАНСа и промышленности СССР». План их использования подлежал согласованию с Наркоматом по военным и морским делам (НКВМ). Лица, отказавшиеся от своих пацифистских убеждений, могли быть перечислены в РККА только в результате особого ходатайства начполитсостава трудовых частей. Срок службы составлял два года. Осенью 1933 г. особые трудовые части были ликвидированы, и лица, проходившие в них службу, были в составе отдельных взводов включены в части тылового ополчения. Ликвидация альтернативной гражданской службы произошла в результате невключения положения об освобождении от воинской повинности по религиозным убеждениям в закон СССР «О всеобщей воинской повинности» от 1 сентября 1939 г.[165]165
  Подробнее см.: Савин А.И. К вопросу об альтернативной гражданской службе пацифистов в СССР в конце 1920 – первой половине 1930-х годов //Немцы в Сибири: история, язык, культура. Матер. междунар. науч. конф. Красноярск, 2005. С. 58–66.


[Закрыть]

Наиболее важным решением партийного руководства второй половины 1920-х гг., определившим государственную политику в отношении евангельских церквей на продолжительное время, стало постановление ЦК ВКП(б) «О сектантстве» от 7 апреля 1927 г. Последнее существенно ограничило поле деятельности церквей и акцентировало внимание партийных и государственных органов на сектах как на одних из главных противников советского строя[166]166
  Текст постановления см.: Советское государство и евангельские церкви Сибири… С. 217–219.


[Закрыть]. Сектанты обвинялись в противопоставлении своих организаций партийным и советским органам, отвлечении «известной части отсталых слоев трудящихся от непосредственного участия в социалистическом строительстве». ЦК ВКП(б) потребовал в их отношении более жесткого проведения в жизнь Декрета об отделении церкви от государства, прекратить оказывать им режим благоприятствования, ограничить район деятельности проповедников, запретить организацию культурных религиозных организаций, регистрировать только те из вновь образующихся общин, в уставе которых зафиксировано признание всех государственных повинностей, в том числе и военной службы, и т. д. В соответствии с заведенным порядком, постановление ЦК РКП(б) от 7 апреля 1927 г. было продублировано постановлением президиума ВЦИК за подписью М.И. Калинина от 22 августа 1927 г.

Первым значимым документом руководства партии, обозначившим основные линии государственной политики в отношении религиозных организаций, в том числе сектантских, в условиях начинающейся коллективизации, стало постановление ЦК ВКП(б) «О мерах усиления антирелигиозной работы» от 24 января 1929 г., подготовленное комиссией в составе Е.М. Ярославского, Л.М. Кагановича, Н.К. Крупской и П.Г. Смидовича. В преамбуле документа констатировалось, что религиозные организации, в первую очередь сектантские, активно используют трудности социалистического строительства, мобилизуя реакционные и малосознательные элементы в свои ряды, и выражалось опасение, что пришедшая в город деревня и в религиозном отношении привнесет свое влияние. В частности, в постановлении говорится о «местами массовом вовлечение рабочих в сектантские организации», о создании «христомольских» евангелических и баптистских кружков, братств и «сестричеств» и т. д.[167]167
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 723. Л. 9–10.


[Закрыть] Религиозные организации, по мнению Политбюро, не встречали нужного отпора на местах со стороны Союза воинствующих безбожников и местных органов власти. Около половины парткомов на местах по состоянию на январь – июнь 1928 г. совершенно не обсуждали вопросов антирелигиозной пропаганды, недооценивая такие явления, как «политические выступления сектантов, […] широкое развитие хозяйственной и организационной деятельности сектантских общин (развитие сектантских кооперативов, сектантских касс взаимопомощи при них, работы по призрению, благотворительности и проч.)»[168]168
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 723. Л. 9–10.


[Закрыть].

Формально осудив администрирование, постановление фактически давало зеленый свет административным мерам органов власти в деле борьбы с религией. В частности, в документе утверждалось: «С другой стороны, наблюдается часто другого рода неправильный подход. Считается недопустимым какое бы то ни было применение административных мер к сектантским или религиозным обществам. Этим пользуются главари сект, развертывая сплошь и рядом под флагом религиозной пропаганды пропаганду антисоветскую, призывая к неисполнению советских законов и распоряжений советской власти. Такая деятельность, конечно, не может быть терпима». Применение административных мер должно было сопровождаться пропагандой, что данные меры «принимаются против антисоветской, а не религиозной деятельности». НКВД и ОГПУ приказывалось не допускать никоим образом нарушения советского законодательства религиозными обществами, имея в виду, что «религиозные организации […] являются единственной легально действующей контрреволюционной организацией, имеющей влияние на массы»[169]169
  Там же.


[Закрыть].

Свое завершение создание законодательной базы, направленной на максимальное ограничение роли и влияния религии на духовную жизнь народа, нашло в документах конца 1920-х гг.: постановлении СНК и ЦИК СССР от 8 апреля 1929 г. «О религиозных объединениях», инструкции НКВД от 1 октября 1929 г. № 328 «О правах религиозных объединений» и инструкции Постоянной комиссии по вопросам культов при Президиуме ВЦИК от 16 января 1931 г. «О порядке проведения в жизнь законодательства о культах»[170]170
  Подробный анализ постановления от 8 апреля 1929 г. см.: Сосковец Л.И. Правовое регулирование положения верующих, деятельности религиозных организаций и государственно-церковных отношений (1939–1953 гг.) // Маргиналы в советском обществе: механизмы и практики статусного регулирования в 1930–1950-е годы: Сб. науч. статей. Новосибирск, 2006. С. 168–172.


[Закрыть].

В ходе коллективизации секты были выделены в отдельную группу в составе «кулачества», подлежавшую репрессиям. В постановлении ЦК ВКП(б) «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации», утвержденном Политбюро ЦК ВКП(б) 30 января 1930 г., в разделе «Особые постановления» было принято решение «срочно пересмотреть законодательство о религиозных объединениях в духе полного исключения какой бы то ни было возможности превращения руководящих органов этих объединений (церковные советы, сектантские общины и пр.) в опорные пункты лишенчества и вообще антисоветских элементов. Поручить Оргбюро ЦК дать директиву по вопросу о закрытии церквей, молитвенных домов сектантов и проч. и о борьбе с религиозным и сектантским движением, в целях устранения тормозов в госаппарате, мешающих проведению в жизнь принятых подавляющей массой крестьянства решений о закрытии церквей, молитвенных домов сектантов и т. п.»[171]171
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 8. Л. 69.


[Закрыть].

В соответствии с приказом ОГПУ № 44/21 от 2 февраля 1930 г. «О ликвидации кулачества как класса», кулаки – «активные члены церковных советов, всякого рода религиозных, сектантских общин и групп, активно проявляющие себя», должны были быть ликвидированы в составе «первой» категории «кулачества» как «контрреволюционный кулацкий актив». Имущество их подлежало конфискации, семьи – выселению. Особо вычленялись сектанты и в составе «второй» категории «кулачества», подлежавшей массовому выселению вместе с семьями в «отдаленные северные районы СССР»[172]172
  Сборник законодательных и нормативных актов о репрессиях и реабилитации жертв политических репрессий. М., 1993. С. 107–110. С 1 января по 15 апреля 1930 г. в рамках «первой» категории было арестовано 140 724 чел. По количеству арестованных священнослужители всех конфессий (5028 чел.) стояли на втором месте после «кулаков» (79 830 чел.). Всего за 1930–1933 гг. во исполнение этого приказа «тройками» при ПП ОГПУ к различным наказаниям было приговорено около 400 тыс. чел. Логично предположить, что доля духовенства и активистов религиозных общин среди общего числа репрессированных в рамках данного приказа была достаточно высокой.


[Закрыть]. 11 февраля 1930 г., в развитие постановления ЦК ВКП(б) от 30 января 1930 г., было принято постановление ЦИК и СНК СССР «О борьбе с контрреволюционными органами в руководящих органах религиозных организаций», которое требовало «немедленно поручить органам, производящим регистрацию религиозных объединений, пересмотреть состав руководящих органов этих объединений в целях исключения из них […] кулаков, лишенцев и иных враждебных советской власти лиц»[173]173
  Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ). Ф. 1235. Оп. 141. Д. 434. Л. 1.


[Закрыть].

В идеологическом плане репрессии сопровождались кампанией в прессе по формированию образа врага народа – сектанта[174]174
  См.: Савин А.И. Образ врага. Протестантские церкви в сибирской прессе 1928–1930 гг. // Урал и Сибирь в сталинской политике / Под ред. С. Папкова, К. Тэраямы. Новосибирск, 2002. С. 57–80.


[Закрыть]. В Сибири были репрессированы сотни рядовых верующих, проповедников и пресвитеров, в том числе председатель Сибирского союза Федеративного союза баптистов СССР и пресвитер Новосибирской общины А.С. Ананьин и секретарь Сибирского союза Ф.П. Куксенко, закрыты десятки молитвенных домов. В 1935 г. была полностью прекращена деятельность Федеративного союза баптистов СССР, а деятельность формально продолжавшего существовать Союза евангельских христиан была парализована и находилась под контролем органов госбезопасности.

После удара, нанесенного религиозным организациям в период коллективизации, партийно-советское руководство на местах перестало рассматривать борьбу с религией в качестве одной из приоритетных задач. Одним из немногих решений партии, в которых затрагивалась тема борьбы с «сектантством», стало постановление ЦК ВКП(б) «О состоянии партийной работы в Кинешмской городской парторганизации», опубликованное в «Правде» 10 октября 1934 г. В частности, в постановлении говорилось, что в г. Кинешма Ивановской области «в результате ослабления […] большевистской бдительности […] отдельные сектантские религиозные проповедники получили возможность проникнуть в отсталые слои рабочих». Ивановскому обкому ВКП(б) поручалось улучшить постановку антирелигиозной работы.

Фатальным обстоятельством для верующих стало их появление в качестве целевой группы массовых операций в директивных документах НКВД СССР 1937 г. Уже 27 марта 1937 г., по итогам февральско-мартовского Пленума ЦК ВКП(б), последовал циркуляр НКВД СССР об усилении агентурно-оперативной работы по «церковникам и сектантам». В полном соответствии с духом только что окончившегося пленума в преамбуле документа утверждалось, что «церковники и сектанты» активизировались в связи с принятием новой Конституции и ведут подготовку к выборам в советы, «ставя своей задачей проникновение в низовые советские органы». Органам НКВД предписывались меры, направленные на «выявление и быстрый разгром организующих очагов нелегальной работы церковников и сектантов», в первую очередь – на внесение раскола в церковные общины, ослабление материальной базы церкви, затруднение участия в выборах и т. д.[175]175
  См.: Электронный ресурс: Охотин Н.Г., Рогинский А.Б. «Большой террор»: 1937–1938. Краткая хроника. URL: www.memo.ru


[Закрыть]

Конкретное выделение «сектантов» в одну из групп населения, подлежащую уничтожению согласно оперативному приказу НКВД СССР от 30 июля 1937 г., стало стигмой для верующих[176]176
  См. соответствующий раздел работы.


[Закрыть]. Как отметили Н. Охотин и А. Рогинский, особенностью эпохи массовых операций была в первую очередь принадлежность к определенной категории населения, в отношении которой «было принято репрессивное решение»[177]177
  Охотин Н., Рогинский А. Из истории «немецкой» операции НКВД 1937–1938 гг. // Репрессии против российских немцев. Наказанный народ. М., 1999. С. 48.


[Закрыть].

Еще одной специальной директивой о борьбе с «церковниками и сектантами» руководство НКВД СССР оперативно отреагировало на октябрьский 1937 г. Пленум ЦК ВКП(б)[178]178
  Партийные функционеры на Пленуме ЦК ВКП(б) 11–12 октября 1937 г. убедительно продемонстрировали, кого они считают наиболее опасными врагами в связи с предстоящими выборами. Выступления секретарей Донецкого обкома Э.К. Прамнека, Ростовского обкома Е.Г. Евдокимова, Днепропетровского обкома Н.В. Марголина, Архангельского обкома Д.А. Конторина, Горьковского обкома Ю.М. Кагановича и первого секретаря ЦК КП(б) Белоруссии А.А. Волкова в основном были посвящены вылазкам врагов народа, возглавляемых «церковниками» и «сектантами» // См.: Жуков Ю. Иной Сталин. Политические реформы в СССР в 1933–1937 гг. М., 2003. С. 480–484.


[Закрыть]. В частности, документ требовал от мест «в ближайшие дни обеспечить оперативный разгром церковного и сектантского контрреволюционного актива, подвергнув аресту всех участников шпионских, повстанческих и террористических формирований, в том числе пытающихся вести подрывную работу в связи с выборами [в Верховный Совет СССР]»[179]179
  Сообщившие эту информацию, А.Б. Рогинский и Н.Г. Охотин датировали документ 12 октября – 5 ноября 1937 г. См.: Электронный ресурс: Охотин Н.Г., Рогинский А.Б. «Большой террор»… URL: www.memo.ru


[Закрыть]. Повторное специальное акцентирование местных управлений НКВД на «разгроме» верующих наглядно свидетельствует о важности, которую Центр придавал данной акции.

Определенное изменение политики сталинского руководства в годы Великой Отечественной войны нашло свое выражение и в некоторой прагматической «либерализации» правового статуса религиозных организаций. В 1943–1946 гг. СНК (Совет министров) СССР издал ряд постановлений и распоряжений по вопросам как Русской православной церкви (РПЦ), так и других конфессий, деятельность которых определенным образом легализировалась и легитимировалась. В эти же годы государство создало два специальных органа, призванных осуществлять контакты между государством и разрешенными к существованию религиозными объединениями. Ими стали Совет по делам Русской православной церкви и Совет по делам религиозных культов[180]180
  См.: Постановление СНК СССР № 527 от 19 мая 1944 г. «Об организации Совета по делам религиозных культов» // ГА РФ. Ф. 6991. Оп. 2. Д. 1. Л. 40–42.


[Закрыть], взявшие на себя основные функции контроля над религиозными организациями, надзора за соблюдением законодательства о религиозных культах, регистратора и разработчика постановлений, указов и распоряжений относительно «религиозного вопроса». Эти институты и их уполномоченные по республикам, краям и областям осуществляли тотальный контроль над деятельностью религиозных организаций, духовенством и верующими-активистами, мелочную регламентацию всех сторон жизнедеятельности религиозных обществ, бесцеремонно вмешивались в их внутреннюю жизнь[181]181
  См.: Чумаченко Т.А. Государство, православная церковь, верующие. М., 1999; Сосковец Л.И. Религиозные конфессии Западной Сибири в 40– 60-е годы ХХ века. Томск, 2003.


[Закрыть]. Достаточно сказать, что в недрах советов разрабатывались, а затем навязывались руководящим органам церквей положения об их управлении и т. п.

Порядок получения и открытия молитвенного здания религиозной организации детально регулировался специальными постановлениями СНК СССР от 28 ноября 1943 г. «О порядке открытия церквей» и от 19 ноября 1944 г. «О порядке открытия молитвенных зданий религиозных культов»[182]182
  ГА РФ. Ф. 6991. Оп. 2. Д. 1. Л. 57–60.


[Закрыть]. Их появление было обусловлено принятым тогда курсом государства на открытие некоторого количества церквей РПЦ и других конфессий, определенного расширения возможностей их деятельности. Именно этим объяснялись незначительное облегчение и ускорение процедуры оформления всех документов на получение культового здания. Действительно, как свидетельствуют факты, в 1944–1946 гг. решения об открытии отдельных церквей принимались довольно быстро. Позже, когда, по мнению властей, была возобновлена деятельность достаточного количества приходов, получить такое разрешение стало вновь крайне затруднительным, и многочисленные просьбы верующих иметь церковь или молитвенный дом оставались без положительного ответа. Так, с 1943 по 1948 г. по всей Западной Сибири было разрешено открытие всего 56 храмов РПЦ, около 20 молитвенных домов евангельских христиан-баптистов, четырех мечетей, двух церквей старообрядцев белокриницкого согласия, двух синагог. После 1948 г. в регионе вообще не было открыто ни одного нового культового здания[183]183
  Государственный архив Томской области (ГАТО). Ф. 1786. Оп. 1. Д. 8. Л. 101–102.


[Закрыть].

Имущественно-финансовая сторона деятельности религиозных организаций регулировалась рядом специальных правительственных решений. Постановлением СНК СССР от 22 августа 1945 г. епархиям, приходам, монастырям предоставлялось ограниченное право юридического лица на приобретение некоторого имущества: транспорта, домов, дач и т. д. Разрешались производство церковной утвари, предметов религиозного культа и продажа произведенного. Местным властям данное постановление рекомендовало не препятствовать церковным общинам производить колокольный звон, используя имевшиеся колокола, и не возражать против их приобретения. Более того, советовалось по возможности снабжать приходы строительными материалами[184]184
  Постановление СНК № 2137-546 с от 22 августа 1945 г. «По вопросам, относящимся к православной церкви и монастырям» см.: ГА РФ. Ф. 6991. Оп. 3. Д. 10. Л. 59–60.


[Закрыть]. Составители данного документа, видимо, осознавали, что за 1920–1930-е гг. церкви были изрядно разграблены, разрушены, запущены и, давая некоторым из них возможность возродиться, пошли на такое послабление.

21 января 1946 г. СНК СССР принял последнее в ряду «либеральных» постановление по религиозному вопросу. Этим постановлением запрещалось закрывать без специального разрешения советов по делам РПЦ и религиозных культов молитвенные здания (костелы, кирхи, синагоги, молитвенные дома), находившиеся в пользовании религиозных обществ. Также без аналогичного разрешения запрещалось переоборудование бездействовавших храмов, а их разбор и слом рассматривался как крайний случай и мог осуществляться только при наличии соответствующего технического акта. Местным органам власти также было предложено находить возможность и выделять религиозным обществам хоть какой-то материал для проведения ремонта культовых помещений. Пункт 6 данного постановления предписывал не препятствовать колокольному звону, призывам муэдзинов с крыш или минаретов мечетей. Органам религиозных обществ предоставлялось ограниченное право юридического лица, разрешалось иметь счета в Госбанке[185]185
  Постановление СНК СССР № 232-1-1 с от 28 января 1946 г. «О молитвенных зданиях религиозных обществ» см.: ГА РФ. Ф. 6991. Оп. 3. Д. 34. Л. 1–2.


[Закрыть].

Таким образом, группа постановлений 1940-х гг. в определенной мере противоречила Декрету 1918 г. и постановлению 1929 г., особенно в части наделения религиозных организаций правом юридического лица (пусть и ограниченным). Содержание этого права заключалось в следующем. В распоряжении религиозного общества находились два вида собственности. Первая (государственная) включала церковное здание, имущество – то, что государство давало общине в бессрочную и бесплатную аренду в соответствии с заключенным договором между учредительной «двадцаткой» и местным исполнительным органом власти. Второй вид собственности возник на основе постановления СНК СССР от 22 августа 1945 г.[186]186
  С 1960 г. это постановление утратило силу, как и ряд других правительственных решений 1940-х гг., в т. ч. те, по которым церквам разрешалось приобретать колокола и производить колокольный звон, местным советам запрещалось без специального разрешения Совета по делам РПЦ и Совета по делам религиозных культов переоборудовать, пускать под слом недействующие молитвенные здания и некоторые другие. В мотивировке отмены действий указанных постановлений отмечалось, что они по своему характеру противоречили законодательству о культах, особенно в части предоставления религиозным объединениям права юридического лица // См.: ГА РФ. Ф. 6991. Оп. 3. Д. 210. Л. 37–39. Перечень отмененных и измененных постановлений состоял из 10 наименований // См.: Постановление Совета министров СССР от 16 марта 1961 г.; ГА РФ. Ф. 6991. Оп. 2. Д. 302. Л. 3.


[Закрыть] Однако, разрешив приобретать и пользоваться приобретенным имуществом, власти отказали объединениям верующих в третьей составляющей права на собственность – праве распоряжаться им. В итоге получалось, что у религиозных общин ничего собственного не было, даже того, что приобреталось ими за свой счет. Таким образом, постановление 1945 г. было с «двойным дном»: когда по той или иной причине ликвидировалось религиозное общество, приобретенное им на собственные средства имущество переходило в пользу государства[187]187
  Именно так и произошло в 1960-е гг., после разработки новой инструкции по применению законов и постановлений. В частности, определялось, что имущество, вновь приобретенное органами религиозных культов, является национализированным и находится на учете в местных органах власти. Отныне предусматривалось давать разрешение на покупку домов, автотранспорта и т. п. только в исключительных случаях. Одновременно ставилась задача не допускать излишеств в декоративном украшении церквей, создания в них благолепия. Иными словами, приходам чинились новые препятствия для приобретения строительно-ремонтного материала и оборудования // См.: Инструкция по применению законодательства о культах 1960 г.; ГА РФ. Ф. 6991. Оп. 3. Д. 210. Л. 49.


[Закрыть].

Следует подчеркнуть, что финансово-налоговое бремя было тем рычагом, который власти традиционно успешно использовали для борьбы с зарегистрированными конфессиями. Так, переданные в «бесплатную и бессрочную аренду» молитвенные помещения облагались максимально высоким налогом на строение и земельный участок. Доходы монастырей с принадлежавших им сельхозугодий, а также доходы свечных производств облагались налогом в соответствии со ст. 19 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 30 апреля 1943 г. «О подоходном налоге с населения», составлявшим до 81 % от всех реальных поступлений[188]188
  Постановление СНК СССР от 29 августа 1945 г. «О порядке обложения доходами монастырей и предприятий при епархиальных управлениях» см.: ГА РФ. Ф. 6991. Оп. 2. Д. 29. Л. 38.


[Закрыть]. Объяснялось это тем, что в том, что лояльное и законопослушное поведение зарегистрированных объединений почти не давало властям поводов обвинять их в нарушении законодательства, в отличие от незарегистрированных групп, чья деятельность априорно могла рассматриваться как незаконная. Тем не менее выход находили. Основания для наказания зарегистрированных групп органы власти искали прежде всего в сфере их материально-финансовой деятельности.

Как уже отмечалось, в соответствии с имевшимися тогда законами, в случае исчезновения общества верующих (самороспуск, снятие с регистрации и т. д.) все принадлежавшее ему имущество переходило в ведение государства. Для этого существовала специальная инструкция, которая предусматривала порядок распределения культового имущества при ликвидации религиозного объединения. В частности, все предметы из платины, серебра, парчи, драгоценные камни зачислялись в Госфонд, предметы исторической, художественной, музейной ценности передавались в музеи, предметы обихода (колокола, люстры, ковры, мебель, средства транспорта и т. п.) зачислялись в Госфонд и передавались в распоряжение местного финотдела; то же происходило с другим имуществом (ладан, вино, масло, свечи, воск, дрова, уголь) и деньгами. Исключение составляли предметы чисто религиозного культа (иконы, благочиния, хоругви, покрывала и т. п.). Они могли быть переданы другому действовавшему объединению той же конфессии[189]189
  См.: Государственный архив Кемеровской области (ГАКО). Ф. 964. Оп. 1. Д. 40. Л. 229.


[Закрыть].

Помимо установленных имущественных и финансовых прав религиозных объединений законодательно регулировалась и финансовая сторона деятельности священнослужителей. Существовало специальное постановление Совета министров СССР от 3 декабря 1946 г. «О порядке обложения налогами служителей религиозных культов», в соответствии с которым священнослужители попадали под действие ст. 19 Указа Президиума Верховного Совета СССР 1943 г. «О подоходном налоге с населения» и облагались налогом на одинаковых условиях с лицами, работавшими не по найму. Они должны были платить по доходам от совершенных религиозных обрядов; полученных от епархии; поступивших от верующих; от строений и сельхозугодий. Двойное налогообложение вводилось для тех из них, кто занимался преподавательской деятельностью, работал в органах церковного управления, причем и с этих заработков они облагались налогом по ст. 19. В сельской местности священнослужителей привлекали к самообложению согласно постановлению ЦИК и СНК СССР от 11 сентября 1937 г. «О самообложении сельского населения». Размер его составлял 150 руб.[190]190
  ГА РФ. Ф. 6991. Оп. 3. Д. 34. Л. 313.


[Закрыть] Налоги платили не только профессиональное духовенство, но и религиозные активисты – члены исполнительных органов, регенты, органисты, певчие, а также обслуживающий персонал церкви. Все они обязывались заполнять декларацию о доходах.