Текст книги "Сюрреализм. Воззвания и трактаты международного движения с 1920-х годов до наших дней"

Этому режиму и этому лидеру мы можем лишь выразить наше официальное недоверие.

Август 1935

Андре Бретон, Сальвадор Дали, Оскар Домингес, Поль Элюар, Макс Эрнст, Марсель Фурье, Морис Эйн, Морис Анри, Жорж Юнье, Сильвен Иткин, Марсель Жан, Дора Маар, Рене Магритт, Лео Мале, Мари-Луиза Майу, Жеан Майу, Э.Л.Т. Месенс, Поль Нуже, Мерет Оппенгейм, Анри Паризо, Бенжамен Пере, Ман Рэй, Морис Сенже, Андре Сури, Ив Танги, Робер Валансе

Контратака

Союз борьбы интеллектуалов-революционеров

I. РЕЗОЛЮЦИЯ

1. Яростно отвергая всякие попытки поставить Революцию на службу интересам нации или родины, какую бы форму они ни принимали, мы обращаемся ко всем тем, кто полон безоговорочной решимости любыми средствами положить конец власти капитализма и её политиканским учреждениям.

2. Мы намерены добиваться конкретных результатов, а не дискутировать, и оставляем на обочине тех, кто не способен отказаться от тупиковой политической фразеологии и прийти к реалистичным соображениям.

3. Мы заявляем, что атака на нынешний режим должна строиться на радикально новой тактике. Обычная тактика революционных движений оказывалась действенной лишь применительно к уничтожению автократий. В борьбе же с демократическими режимами она уже дважды приводила рабочее движение к катастрофе. Наша фундаментальная, неотложная задача – выработка доктрины на основе непосредственного опыта. В исторических обстоятельствах, свидетелями которых мы стали, неспособность извлечь уроки из опыта следует признать преступной.

4. Мы осознаём, что нынешние условия борьбы потребуют от тех, кто готов захватить власть, безапелляционных насильственных мер, не уступающих методам противника, и какое бы отвращение ни вызывали у нас всевозможные формы общественного управления, мы не отступим ни перед этим неотвратимым императивом, ни перед любыми другими, назревшими в результате начатого нами действия.

5. Сегодня мы вынуждены признать, что программа Народного фронта, руководители которого, по всей видимости, придут к власти в разного рода буржуазных институциях, обречена на провал. Создание по‑настоящему народного правительства, директората общественного спасения, требует бескомпромиссной диктатуры народа с оружием в руках.

6. Хаотичное восстание не приведёт нас к власти. Судьбу общества сейчас может определить только органичное формирование широкой коалиции сил – дисциплинированной и фанатичной, способной в нужный момент на беспощадное правление. Такое объединение должно вобрать в себя все силы, которые отвергают политику безмозглого и слепого капиталистического общества, ведущую лишь в пропасть, к разорению и войне (этот союз должен обращаться к тем, кто не намерен позволять слугам и рабам[11]11
  Всем этим де ля Рокам, Лавалям, де Венделям¹.


[Закрыть] управлять собой) – силы, для которых жизнь должна соответствовать яростному характеру самого человеческого существа, которые отказываются трусливо упускать материальные богатства, призванные служить единству духа и не знающей барьеров нравственности: без них нам никогда не прийти к подлинной свободе.

СМЕРТЬ ВСЕМ РАБАМ КАПИТАЛИЗМА!

II. ПОЗИЦИЯ СОЮЗА ПО КЛЮЧЕВЫМ ПУНКТАМ

7. Чтобы вступить в СОЮЗ, марксистом быть необязательно. Но ни один из ключевых пунктов его доктрины, разработка которой является нашей задачей, не противоречит основополагающим установкам марксизма, а именно:

– развитие капитализма ведёт его к губительным противоречиям;

– завершением текущего исторического процесса станет обобществление средств производства;

– классовая борьба – исторический фактор и основа главных нравственных ценностей[12]12
  Добавим, что если партии, числящие себя марксистскими, вынуждены по тактическим соображениям вставать – пусть даже временно – на позиции, отметающие их в арьергард буржуазной политики, нам с такими партиями решительно не по пути.


[Закрыть].

8. Историческое развитие обществ на протяжении последних двадцати лет характеризуется формированием совершенно новых социальных суперструктур. До недавнего времени общественные движения были нацелены исключительно на упразднение устаревших автократических систем. Анализ форм правления для этого не требовался. Но сегодня нам приходится считаться с существованием новых форм, сразу же вышедших на первый план в политической игре. Главным для нас должно стать безотлагательное создание общества нового типа. Заявляем, что анализ социальных суперструктур сегодня следует сделать основой любого революционного действия.

9. Непреложный факт принадлежности средств производства коллективу производителей – бесспорный фундамент социального права. Этот юридический постулат необходимо провозгласить образующим принципом всякого общества, не строящегося по законам отчуждения.

10. Мы убеждены: обобществление не может начаться с принижения условий существования буржуазии до уровня жизни рабочих. Речь идёт здесь не просто о фундаментальной установке, но о методе, заданном самими экономическими условиями. Соответственно, предстающие неотложными меры должны рассчитываться с тем, чтобы исправить кризисную ситуацию, а не усугубить её за счёт снижения потребления. Так, нужно обобществить основные отрасли промышленности, но совокупность средств производства может быть передана коллективу лишь по окончании переходного периода.

11. Мы совершенно не руководствуемся враждебностью аскета по отношению к благополучию буржуа. Наша цель – разделить это благосостояние с теми, кто его создал. Революционное вмешательство призвано прежде всего покончить с экономическим бессилием: такое вмешательство несёт с собой мощь и безраздельную власть, в отсутствие которых уделом людей останется беспорядочное производство, война и нищета.

12. Дело рабочих и крестьян стало нашим делом. Рабочие и крестьяне – основа не только любого материального богатства, но и любой общественной силы: этот факт мы возводим ранг непреложного принципа. Однако мы, интеллектуалы, видим, как достойное презрения устройство общества перекрывает труженикам заводов и полей возможности для личного роста. Мы без колебания подтверждаем необходимость смертной казни для тех, кто беспечно берёт на себя ответственность за подобное преступление. И напротив, мы не приемлем демагогических тенденций, призванных убедить рабочих в том, что единственно достойной и по‑настоящему человеческой является только их жизнь, а блага, которых они лишены, суть абсолютное зло. Вставая в ряды рабочих, мы обращаемся к их самым благородным и честолюбивым устремлениям, реализовать которые в рамках нынешнего общества невозможно: мы обращаемся к жизненным инстинктам этих людей, ни перед чем не гнущих шеи, к их моральной свободе, их неистовству. Настало время ВСЕМ нам действовать как хозяева и физически изничтожить рабов капитализма.

13. Мы констатируем, что в ряде других стран реакционерам-националистам удалось поставить себе на службу орудия политической борьбы, разработанные рабочим движением: тогда и мы, в свою очередь, намерены задействовать инструментарий фашизма, сумевшего опереться на врождённую тягу людей к чувственной экзальтации и к фанатизму. Но мы утверждаем, что такое напряжение всех чувств, которое необходимо поставить на службу интересам всех людей, должно быть бесконечно серьёзнее и разрушительнее того, к чему пришли националисты, слепо подчиняющиеся социальному консерватизму и эгоистичным интересам партий.

14. Революция призвана стать безоговорочно и безоглядно агрессивной – иначе и быть не может. Как доказала история XIX и XX веков, её можно извратить, воспользовавшись восстанием для реализации захватнических требований подавленного национализма; однако попытки ограничить Революцию национальными рамками страны-тирана и колониалиста свидетельствуют лишь об интеллектуальной неполноценности и политической робости ступающих на этот путь. Революция поднимет людей на бунт своим глубинным человеческим значением, своей вселенской важностью, а не боязливым потаканием их эгоизму и местечковому консерватизму. То, что оправдывает наше стремление восстать против правящей касты рабов, занимает на этой земле людей всех рас без исключения.

7 октября 1935

Адольф Акер, Пьер Эмери, Жорж Амброзино, Жорж Батай, Бернар, Роже Блен, Жак-Андре Буаффар, Андре Бретон, Жак Брюньюс, Клод Каон, Луи Шаванс, Жак Шави, Рене Шенон, Жан Дотри, Жан Дельмас, Анри Дюбьеф, Жан Дюваль, Поль Элюар, Жак Фишбейн, Люсьен Фулон, Рейя Гарбарг, Артюр Арфо, Морис Эйн, Морис Анри, Жорж Юнье, Жанин Джейн, Марсель Жан, Пьер Клоссовски, Лорис, Дора Маар, Лео Мале, Сюзанна Малерб, Жорж Мутон, Анри Пастуро, Бенжамен Пере, Жермен Понтабри, Робер Понтабри, Ив Танги, Робер Валансе

Декларация, зачитанная Андре Бретоном 3 сентября 1936 года на митинге «Правда о Московском процессе»

ТОВАРИЩИ,

В нашей скромной роли интеллектуалов считаем себя обязанными заявить: вынесенный в Москве приговор и его исполнение мы расцениваем как откровенно гнусные и искуплению не подлежащие.

Вместе с вами официально провозглашаем необоснованными обвинения, которые в свете биографии осуждённых нет даже нужды разбирать, несмотря на мнимые «признания» некоторых из них. Подготовку Московского процесса можно сравнить лишь с омерзительной полицейской операцией, по размаху и значимости далеко превосходящей ту, что предшествовала судилищу над «поджигателями Рейхстага». Полагаем, что подобные кампании навсегда покрывают бесчестьем любой политический режим.

Не разделяя в целом политические оценки, предложенные Отто Бауэром два дня назад на страницах “Le Populaire”, мы полностью поддерживаем его чрезвычайно проницательные выводы: «Случившееся в Москве – больше, чем просто ошибка или преступление: речь идёт об ужасном несчастье, постигшем социалистов по всему миру, без различия тенденций и наклонностей». На наш взгляд, это действительно ужасающее несчастье, поскольку великому множеству товарищей, которые попадутся на эту удочку, революционное сознание как таковое впервые предстаёт подверженным разложению. Это ужасное несчастье ещё и потому, что люди, вопреки всему пользовавшиеся нашим уважением – хотя бы в силу их более или менее славного прошлого, – в итоге оговаривают себя, называя предателями и собаками. Мы могли сколько угодно сомневаться в стойкости некоторых из них, но все равно считали их решительно неспособными – хотя бы во имя продолжения борьбы и тем более чтобы избежать верной смерти – так отречься от самих себя, до такой степени себя опозорить. Но случившееся перестаёт казаться несчастьем в момент озаряющего нас бесповоротного прозрения истинной природы Сталина: дошедший до такого индивид – мастер клеветы и первейший враг пролетарской революции. На борьбу с ним необходимо бросить все силы, его следует провозгласить главным фальсификатором дня сегодняшнего (он искажает не только истинное значение людей, он извращает смысл всей истории) и недостойным никакого прощения палачом.

В сложившихся условиях мы с максимальной сдержанностью относимся к поддержанию лозунга о «защите СССР». Требуем немедленно заменить его на «защиту революционной Испании», уточняя, что сегодня, 3 сентября 1936 года, все наши взгляды устремлены на замечательные революционные элементы в Национальной конфедерации труда, Федерации анархистов Иберии и Рабочей партии марксистского единства, которые, мы уверены, плечом к плечу бьются на Ирунском фронте и по всей Испании. Не станем скрывать, Сталин и его приспешники, заключившие с капиталистическими странами пакт о взаимопомощи, не жалеют сил на то, чтобы внести в эти элементы раскол. Но для нас это – лишнее основание надеяться, что сопряжение их сил и героической воли поможет восстановить историческую правду, в СССР попираемую столь же систематически, как и в Германии или Италии.

Конкретно же мы предлагаем действовать в рамках Комитета бдительности интеллектуалов, добиваясь по инициативе Независимой рабочей партии Франции самого тщательного расследования условий, в которых, как нам известно, проходил Московский процесс – безо всякой оглядки не только на личность обвиняемых, но и на сохранение человеческого достоинства, – и в случае необходимости (а она налицо) требуя репараций во имя интернациональной сознательности, единственного инструмента прогресса: той сознательности, заветы которой многие из нас с вами, Товарищи, считают нерушимыми.

И мы вновь преклоняемся перед личностью Льва Троцкого, стоящего для нас вне каких бы то ни было подозрений. Требуем для него права на проживание в Норвегии и во Франции. Мы приветствуем этого человека, который, если абстрагироваться от некоторых далеко не бесспорных заявлений, которые ему случалось делать, был и остаётся для нас высочайшим интеллектуальным и нравственным авторитетом, и чья жизнь, находящаяся сейчас под угрозой, так же дорога нам, как и наша собственная.

Адольф Акер, Андре Бретон, Жорж Энен, Морис Анри, Жорж Юнье, Марсель Жан, Лео Мале, Жорж Мутон, Анри Пастуро, Бенжамен Пере, Ги Розе, Ив Танги

Декларация по Испании

Ужасающие душевные и физические страдания, которые несёт с собой Гражданская война в Испании, уже сейчас компенсируются безусловной выгодой для всего человечества (и она никуда не денется вне зависимости от того, победит Народное правительство или нет): это выгода знания, доставшегося нам слишком дорого, но именно потому властно требующего от нас безраздельного внимания. Речь о следующем:

1. Никто не может и дальше считать, что перед лицом конституционно избранного Народного правительства Капитализм удовольствуется лишь конституционными способами борьбы с ним.

2. Никто не может и дальше считать, что насилие – излюбленное оружие пролетариата, – тогда как Капитализм неуклонно выбирает мирные средства.

3. Никто не может и дальше считать Фашизм всего лишь национальным феноменом. Становится совершенно ясно, что во времена кризиса фашистские страны предстают частями единого международного целого – Капиталистического интернационала. Испанский народ убивают пушки, отлитые в Италии и Германии.

4. Никто не может и дальше считать, будто Фашизм ценит или уважает всё то лучшее, что есть в человечестве. Расправившись с Гарсиа Лоркой, ведущим современным поэтом Испании, они убили человека, чья жизнь была в особенности ценна. Народное правительство в то же время назначило Пикассо директором Прадо, рассчитывая тем самым расширить его и без того масштабную деятельность на благо человечества.

5. Наконец, никто не может и дальше считать, что наше Национальное правительство имеет право выступать от имени демократии. Оно стало пособником преступного невмешательства, отказавшись поставлять оружие демократически сформированному Правительству, но невозмутимо наблюдая за тем, как фашистские державы помогали повстанцам. Трудно отыскать более явное указание на его истинные наклонности, чем поведение в отношении Португалии. Португалия – британская финансовая колония и зависит от британского оружия для защиты свои заморских владений. Одно слово из Форин-офиса обеспечило бы её немедленное присоединение к пакту о невмешательстве. Со всей очевидностью, слово это не прозвучало. Наше правительство позволило португальской диктатуре оказать повстанцам ничем не ограниченную поддержку; на каждом этапе своей кампании повстанческие части базировались на португальской границе.

Если сказанное выше очевидно, то мы в выигрыше уже потому, что теперь неотвратимо знаем, как нам относиться к фашизму, Народному правительству и британским властям. И в свете этого знания мы присоединяемся к ширящимся требованиям снять эмбарго на поставки вооружений законным властям Испании. Мы обвиняем наш кабинет в двуличии и антидемократических интригах и призываем его немедленно провести единственно возможную репарацию.

ОРУЖИЕ

народу Испании

Хью Сайкс Дэвис, Дэвид Гаскойн, Хамфри Дженнингс, Дайана Бринтон Ли, Руперт Ли, Генри Мур, Пол Нэш, Роланд Пенроуз, Валентина Пенроуз, Герберт Рид, Роджер Рафтон

Выпущено Сюрреалистической группой в Англии

В поддержку революционного независимого искусства

Можно без преувеличений утверждать, что никогда ещё человеческой цивилизации не грозила такая опасность, как сегодня. Вандалы с их варварскими (а стало быть недолговечными) средствами разрушили античную цивилизацию всего лишь в одном уголке Европы. Сейчас под угрозой сил реакции, вооружённых последними достижениями современной техники, зашаталась вся мировая цивилизация в единстве своего исторического предназначения. Мы говорим не только о надвигающейся войне. Даже сейчас, в пока ещё мирное время, положение науки и искусства стало абсолютно невыносимым.

Философское, социологическое, научное или художественное открытие и те личностные характеристики, что прослеживаются в его зарождении, те субъективные качества, что оно задействует для выявления некоего факта, ведущего к объективному обогащению, предстают результатом бесценной случайности – то есть более или менее спонтанным проявлением необходимости. Нельзя пренебрегать этим личным вкладом, с точки зрения как общего познания (стремящегося продолжить освоение и истолкование мира), так и революционного становления (которое для конечного преобразования мира требует точного представления о законах, управляющих его развитием). Конкретно, нельзя забывать о духовном климате, обусловливающем такой вклад, и, соответственно, упускать из виду соблюдение особых норм, которым подчиняется интеллектуальное творчество.

Однако нынешнее мироустройство вынуждает нас констатировать всё более масштабное нарушение этих норм, которому неизбежно сопутствует всё более очевидная деградация не только произведения искусства, но и личности «творца». Гитлеровский фашизм, уничтожив в Германии всех художников, у кого хоть как‑то проявлялась даже исключительно формальная тяга к свободе, вынудил тех, кто ещё согласен держать перо или кисть, стать слугами режима и в приказном порядке прославлять его, демонстрируя самое невыносимое соглашательство. За вычетом буржуазной рекламы, тем же путём проследовал и Советский Союз, где разгул реакции достиг сейчас своего апогея.

Излишне говорить, что мы никак не поддерживаем лозунг «Ни фашизма, ни коммунизма», каковым бы ни было его нынешнее бытование: он скорее соответствует натуре напуганных обывателей-консерваторов, цепляющихся за пережитки «демократического» прошлого. Подлинное искусство, не довольствующееся вариациями на готовые темы, но пытающееся найти выражение внутренним потребностям человека и современного человечества, обязано стать революционным – то есть стремиться к полной и радикальной перестройке общества, хотя бы для того, чтобы освободить интеллектуальное творчество от сковывающих его цепей и позволить человечеству подняться до высот, которых в прошлом достигали только разрозненные гении. В то же время мы признаём, что расчистить путь новой культуре может лишь социальная революция. И любая солидарность с правящей сейчас в СССР кастой для нас немыслима именно потому, что в наших глазах она не представляет коммунизм, являясь, напротив, его самым коварным и опасным врагом.

Под влиянием тоталитарного советского режима и при пособничестве так называемых «культурных» институтов, которые он контролирует в других странах, по миру расползлась мрачная тень, несовместимая с возникновением какой бы то ни было духовной ценности. В этом мраке из грязи и крови под личинами интеллектуалов и художников барахтаются люди, превратившие раболепство в подножку для карьерного роста, отречение от собственных убеждений – в порочную игру, продажное лжесвидетельство – в привычку, а оправдание преступлений – в развлечение. Официальное искусство сталинской эпохи с беспримерной жестокостью зеркала отражает их жалкие попытки пустить пыль в глаза и скрыть свою истинную роль продажных наёмников.

Глухое порицание, которое вызывает в художественном мире столь бесстыдное отрицание принципов, на которых неизменно стояло искусство и которые не осмеливались столь масштабно попирать даже государства, основанные на рабстве, должно превратиться в неумолимое осуждение. Художественная оппозиция сегодня является одной из сил, способных внести реальный вклад в дискредитирование и разрушение режимов, при которых наряду с правом эксплуатируемого класса рассчитывать на создание лучшего мира исчезает и всякое чувство величия и даже достоинства человека.

Коммунистическая революция не боится искусства. Она знает, что те исследования, которые можно посвятить формированию художественного призвания в рушащемся капиталистическом обществе, неизбежно представят целеустремлённость этого призвания результатом столкновения человека с рядом противостоящих ему общественных форм. Такое стечение обстоятельств, вплоть до степени сознательности, к которой ещё предстоит прийти, делает художника естественным союзником революции. Вступающий в действие в подобном случае механизм сублимирования, выявленный психоанализом, призван восстановить нарушенное равновесие между связным «я» и вытесняемыми элементами. Это восстановление работает на «я-идеал», восстающий против невыносимой окружающей реальности, сил внутреннего мира и «оно», характерных для всех людей и неустанно набирающих силу в становлении. Стремление к высвобождению духа должно лишь следовать своим ходом для того, чтобы раствориться и снова закалиться в этой исконной потребности: жажде освобождения человека.

Следовательно, искусство не может мириться с подчинением каким‑либо указам и не способно послушно заполнять рамки, что некоторые считают себя вправе ему задавать во имя чрезвычайно недолговечных прагматических целей – это грозило бы ему вырождением. Оно скорее доверится дару предвестья – прерогативе всякого подлинного художника, – который подразумевает начало (хотя бы виртуального) разрешения самых капитальных противоречий его времени и обращает мысли его современников к безотлагательности установления нового миропорядка.

Сегодняшние обстоятельства требуют самого энергичного напоминания о том, какой видел роль писателя молодой Маркс. Совершенно очевидно, что это представление необходимо расширить в научном и художественном плане на самые разные категории творцов и учёных. «Писатель, – утверждал он, – конечно, должен зарабатывать, чтобы иметь возможность существовать и писать, но он ни в коем случае не должен существовать и писать для того, чтобы зарабатывать… Писатель отнюдь не смотрит на свою работу как на средство. Она – самоцель; она в такой мере не является средством ни для него, ни для других, что писатель приносит в жертву её существованию, когда это нужно, своё личное существование… Главнейшая свобода печати состоит в том, чтобы не быть промыслом»¹. Сейчас как никогда уместно развернуть этот лозунг перед теми, кто пытается подчинить текущую интеллектуальную работу посторонним ей целям и, презирая её историческую определённость, регламентировать тематику искусства, руководствуясь мнимыми соображениями государственной важности. Свободный выбор этих тем и ничем не ограниченное поле их исследования являются для художника правом, неприкосновенность которого у него есть все основания отстаивать. В области художественного творчества прежде всего необходимо, чтобы воображение было свободно от всякого принуждения и ни под каким предлогом не позволяло пустить себя по заданной кем‑то колее. Тех, кто сегодня или в будущем будет принуждать нас согласиться с подчинением искусства дисциплине, кажущейся нам радикально несовместимой с его средствами, ждёт наш безапелляционный отказ и наша решимость следовать одной-единственной формуле: в искусстве дозволено всё.

Мы, разумеется, признаём за революционным Государством право на защиту от агрессивной буржуазной реакции, даже если она прикрывается знамёнами науки или искусства. Однако эти вынужденные меры революционной самообороны и попытки руководить интеллектуальным творчеством целого общества разделяет непреодолимая пропасть. Если для развития материальных производительных сил революция обязана выстроить социалистический режим централизованного типа, в том, что касается интеллектуального творчества, она должна с самого начала установить и гарантировать анархистский режим личной свободы. Никакой власти, никакого принуждения, ни малейшего намёка на приказы сверху! Всевозможные объединения учёных и художественные коллективы, призванные разрешить проблемы невиданного доселе масштаба, могут возникнуть и плодотворно работать только на основе свободной творческой дружбы, без какого‑либо понуждения извне.

Из сказанного выше со всей очевидностью вытекает, что защищая свободу творчества, мы никоим образом не намерены оправдывать политический индифферентизм и далеки от намерения воскресить пресловутое «чистое» искусство, которое обыкновенно служит отнюдь не чистым целям реакции. Нет, мы придерживаемся слишком высокого мнения о предназначении искусства, чтобы отказывать ему во влиянии на судьбы общества. Высшим призванием искусства в наше время мы считаем сознательное и активное участие в подготовке революции. Вместе с тем, служить освободительной борьбе художник может, лишь лично проникшись её общественным и личным наполнением, пропустив через себя её смысл и драматизм, пытаясь безо всяких ограничений придать художественное воплощение своему внутреннему миру.

В нынешний период, определяемый агонией капитализма, как демократического, так и фашистского, право художника на жизнь и продолжение творчества оказывается под угрозой, даже если он и не придаёт своему социальному инакомыслию сколь‑либо видимую форму: его просто лишают возможностей донести это творчество до народа. Совершенно естественно, что он обращается тогда к сталинистским организациям, позволяющим такую изоляцию разорвать. Но следовать дальше по этому пути ему не дают вынужденное отречение от сути его послания и чудовищно унизительные сделки с совестью, которых эти организации требуют от него в обмен на определённые материальные привилегии. Если только отчаяние не возобладает над силой его характера, он должен тотчас же осознать: его место не тут, не среди тех, кто предаёт дело революции и, неизбежно, дело человека, но с теми, кто проявляет непоколебимую верность принципам этой революции и потому единственно способен помочь ей свершиться и благодаря ей гарантировать на будущее свободу выражения всех форм человеческого гения.

Цель этого призыва – найти платформу для объединения революционеров – деятелей искусства, для служения революции средствами искусства и защиты свободы самого искусства от узурпаторов революции. Глубоко убеждены, что на этой платформе могут сойтись представители эстетических, философских и политических тенденций, несогласных во многом другом. Марксисты могут тут шагать плечом к плечу с анархистами, при условии, что и те, и другие бесповоротно порвут с реакционным духом надзирателей, кто бы ни был его олицетворением – Иосиф Сталин или его прислужник Гарсиа Оливер².

Сегодня по миру разбросаны тысячи и тысячи разрозненных мыслителей и художников, чей голос тонет в одиозном гвалте наймитов-фальсификаторов. Множество мелких местных журналов пытаются собрать вокруг себя молодые силы, которые ищут новые пути, а не пособия от правительства. Всякая прогрессивная тенденция в искусстве клеймится фашизмом как дегенеративная, тогда как сталинисты провозглашают свободное творчество порождением фашизма. Революционное независимое искусство должно единым фронтом встать на борьбу с реакционными гонениями и во весь голос заявить о своём праве на существование. Такому объединению и призвана способствовать Международная федерация революционного независимого искусства (F.I.A.R.I.), создать которую мы считаем нужным.

Мы совершенно не намерены насаждать все содержащиеся в данном призыве идеи – мы сами считаем их лишь первым шагом на новом пути. От всех представителей искусства, его друзей и защитников, которые неминуемо осознают назревшую необходимость нашего клича, мы требуем немедленно возвысить свой голос. Тот же наказ мы обращаем и всем независимым левым органам печати, готовым принять участие в создании Международной федерации и в рассмотрении её задач и методов действия.

Когда посредством публикаций в прессе и личной переписки будет установлен первый контакт, мы перейдём к организации скромных местных и национальных съездов. Следующим этапом должно стать проведение международного конгресса, который официально оформит создание Федерации.

Мы добиваемся

независимости искусства – во имя революции;

революции – ради окончательного освобождения искусства.

Мехико, 25 июля 1938

Андре Бретон, Диего Ривера, <Лев Троцкий>