Текст книги "Новейшая история России. 1914—2008"

В 1918–1920 гг. население вынуждено было освоить и такой способ добывания пропитания, как обмен вещей на продукты во время поездок в деревню и покупка продовольствия на «черном рынке». Провоз продуктов и товаров частными лицами назывался «мешочничеством» и считался преступлением, хотя именно мешочники помогали населению справиться с проблемой продовольствия. Однако это не спасало от голода.

Гражданская война и военный коммунизм отразились и на внешнем облике основной массы российского населения. Уже осенью 1917 г. на улицах крупных городов невозможно было встретить ни людей, одетых в блестящие офицерские мундиры, ни нарядных дам в шляпах и кружевах. Современники вспоминали: «Женщины теперь все носили платки, мужчины – фуражки и кепки, шляпы исчезли: они всегда были общепринятым российским символом барства и праздности, теперь могли в любую минуту стать мишенью для маузера». Одежда должна была помочь затеряться в толпе, скрыть явно выраженную социальную принадлежность, а по возможности и подчеркнуть лояльное отношение ее владельца к большевикам. Эпоха «военного коммунизма» еще больше усугубила эту ситуацию за счет полного обветшания гардероба большинства жителей Советской России. Изготовление гражданской одежды в 1918–1920 гг. практически прекратилось. Обувная промышленность в начале 1921 г. производила в 7,5 раз меньше продукции, чем в 1913 г. Невозможность обновить гардероб усугублялась и конфискационной политикой советской власти. Еще осенью 1918 г. был принят специальный декрет об изъятии у нетрудовых элементов «теплых вещей для нужд фронта».

На фоне плохо одетого населения явно выделялись представители большевистской партийно-государственной элиты. Они пользовались специальными складами конфискованных вещей, где по ордерам местных органов советской власти можно было получить любую одежду. Вызывающей роскошью отличались туалеты Л.М. Рейснер – известной журналистки, прообраза комиссара в «Оптимистической трагедии» Вс. Вишневского. Номенклатурной одеждой эпохи военного коммунизма стала кожаная куртка. Форменная одежда летчиков и шоферов эпохи Первой мировой войны превратилась в символ революционной моды. Она подчеркивала принадлежность личности к высшим слоям советского общества.

В целом повседневность периода гражданской войны носила ярко выраженный экстраординарный характер.

Литература

1. Бордюгов Г.А., Ушаков А.И., Чураков В.Ю. Белое дело: идеология, основы, режимы власти. Историографические очерки. М., 1998.

2. Бутаков Я.А. Белое движение на юге России: концепция и практика государственного строительства (конец 1917 – начало 1920 г.). М., 2000.

3. Волковинский В.Н. Махно и его крах. М., 1991.

4. Гимпельсон Е.Г. Советские управленцы. 1917–1920. М., 1998.

5. Гимпельсон Е.Г. Формирование советской политической системы. 1917–1923 гг. М., 1995.

6. Гоголевский А.В. Петроградский Совет в годы гражданской войны. Л., 1982.

7. Голдин В.И. Интервенция и антибольшевистское движение на Русском Севере. 1918–1920. М., 1992.

8. Городецкий Е.Н. Рождение советского государства. 1917–1918. 2-е изд. М., 1987.

9. Гражданская война в России: перекресток мнений / отв. ред. Ю.А. Поляков, Ю.И. Игрицкий. М., 1994.

10. Грациози А. Большевики и крестьяне на Украине 1918–1919 годов: пер. с итал. М., 1997.

11. Давыдов А.Ю. Нелегальное снабжение российского населения и власть. 1917–1921 гг.: Мешочники. СПб., 2002.

12. Деникин А.И. Очерки Русской Смуты. Т. 1–2. М., 1991.

13. Евреи и русская революция. Материалы и исследования / редактор-составитель О.В. Будницкий. М.; Иерусалим, 1999.

14. Зарубин А.Г., Зарубин В.Г. Без победителей. Из истории гражданской войны в Крыму. Симферополь, 1997.

15. Интервенция на Северо-Западе России (1917–1920 гг.) / отв. ред. В.А. Шишкин. СПб., 1995.

16. Иоффе Г.З. Колчаковская авантюра и ее крах. М., 1983.

17. Иоффе Г.З. Революция и судьба Романовых. М., 1992.

18. Кабанов В.В. Крестьянское хозяйство в условиях «военного коммунизма». М., 1989.

19. Кабанов В.В. Кооперация, революция, социализм. М., 1996.

20. Кавтарадзе А.Г. Военные специалисты на службе Республики Советов 1917–1920 гг. М., 1988.

21. Какурин Н.Е. Как сражалась революция. Т. 1–2. 2-е изд. М., 1990.

22. Карр Э.Х. История Советской России. Большевистская революция 1917–1923 гг. Кн. 1–2: пер. с англ. М., 1990.

23. Кашеваров А.Н. Церковь и власть: Русская православная церковь в первые годы Советской власти. СПб., 1999.

24. Кисилев А.Ф. Профсоюзы и советское государство (дискуссии 1917–1920 гг.). М., 1991.

25. Колоницкий Б.И. Символы власти и борьба за власть: К изучению политической культуры российской революции 1917 года. СПб., 2001.

26. Кутузов В.А., Лепетюхин В.Ф., Седов В.Ф., Степанов О.Н. Чекисты Петрограда на страже революции (Партийное руководство Петроградской ЧК. 1918–1920 гг.). Л., 1987.

27. Литвин А.Л. Красный и белый террор в России. 1918–1922. Казань,1995.

28. Минц И.И. 1918-й. М., 1982.

29. Молодцыгин М.А. Красная Армия: рождение и становление. 1917–1920 гг. М., 1997.

30. Осипова Т.В. Российское крестьянство в революции и гражданской войне. М., 2001.

31. Павлюченков С.А. Военный коммунизм в России: власть и массы. М.,1997.

32. ПерейраН. Сибирь: политика и общество в гражданской войне. М., 1996.

33. Петров М.Н. ВЧК – ОГПУ: первое десятилетие (на материалах Северо-Запада России). Новгород, 1995.

34. Поликарпов В.Д. Военная контрреволюция в России. М., 1990.

35. Поликарпов В.Д. Пролог гражданской войны в России. Октябрь 1917 – февраль 1918 г. М., 1976.

36. Полторак С. Победоносное поражение. Размышления о советско-польской войне 1920 года в канун ее 75-летия. СПб., 1994.

37. Поляков Ю.А. Советская страна после окончания гражданской войны: территория и население. М., 1985.

38. Портнов В.П. ВЧК (1917–1922 гг.). М., 1987.

39. Протасов Л.Г. Всероссийское учредительное собрание: история рождения и гибели. М., 1997.

40. Ратьковский И.С. Красный террор и деятельность ВЧК в 1918 году. СПб., 2006.

41. Смолин А.В. Белое движение на Северо-Западе России. 1918–1920 гг. СПб., 1998.

42. Соколов А.Г. Судьбы русской литературной эмиграции. М., 1991.

43. Трут В.П. Казачество России в период Октябрьской революции и на начальном периоде Гражданской войны. Ростов н/Д., 2005.

44. Ушаков А.И., Федюк В.П. Белый Юг. Ноябрь 1919 – ноябрь 1920. М.,1997.

45. Ходяков М.В. Децентрализм в промышленной политике регионов России: 1917–1920 гг. СПб., 2001.

46. Шишкин В.А. Становление внешней политики послереволюционной России (1917–1930 годы) и капиталистический мир: от революционного «западничества» к «национал-большевизму». Очерк истории. СПб., 2002.

47. Шкаренков Л.К. Агония белой эмиграции. 3-е изд. М., 1987.

48. Яров С.В. Крестьянин как политик. Крестьянство северо-запада России в 1918–1919 гг.: политическое мышление и массовый протест. СПб., 1999.

49. Яров С.В. Пролетарий как политик. Политическая психология рабочих Петрограда в 1917–1923 гг. СПб., 1999.

Глава 4
РОССИЯ НЭПОВСКАЯ. 1921–1929 гг

4.1. От военного коммунизма к новой экономической политике

Кризис 1921 г.

С завершением основных сражений на фронтах гражданской войны предпринимаются первые попытки восстановления народного хозяйства. С начала 1920 г. возникают Трудовые армии, которые становятся новой формой милитаризации труда. Перевод рабочих и служащих на положение мобилизованных, имевший место в 1918–1919 гг., дополняется использованием в экономике частей Красной Армии, которые участвуют в восстановлении транспорта, добыче топлива, погрузочно-разгрузоч-ных работах.

Конец 1920 – начало 1921 г. становится временем, когда политика военного коммунизма достигла своей высшей точки. 4 декабря 1920 г. был принят декрет СНК «О бесплатном отпуске населению продовольственных продуктов», вступивший в силу с 1 января 1921 г. Бесплатным становятся проезд на трамвае, коммунальные услуги и т. д.

Крестьянство в таких условиях отказывалось поставлять необходимое количество хлеба в города, в результате чего население постоянно покидало индустриальные центры, а промышленное производство приближалось к мертвой точке. Численность жителей Петрограда сократилась с 2 млн 400 тыс. человек в конце 1917 г. до 590 тыс. человек к лету 1920 г. Количество рабочих на промышленных предприятиях за тот же период уменьшилось с 300 тыс. до 80 тыс. Все больший размах получает такое явление, как трудовое дезертирство. Состоявшийся 29 марта – 5 апреля 1920 г. IX съезд РКП(б) вынужден был это открыто признать. Официально заявлялось, что «значительная часть рабочих в поисках лучших условий самовольно покидает предприятия, переезжает с места на место, чем наносит дальнейшие удары производству и ухудшает общее положение рабочего класса». Таким образом, подчеркивалось, что одной из основных причин трудового дезертирства стали социально-экономические проблемы. Однако призывы съезда создавать из дезертиров штрафные рабочие команды либо заключать их в концентрационные лагеря ожидаемых результатов не дали.

На рубеже 1920–1921 гг. экономический кризис приобрел угрожающие размеры. По стране с новой силой прокатилась волна крестьянских восстаний: в Западной Сибири, на Северном Кавказе, Украине и т. д. Наиболее крупным крестьянским выступлением стал мятеж в Тамбовской и ряде прилегающих к ней губерний. Тамбов-щина остро ощутила на себе все тяготы продовольственной диктатуры. Изъятие «излишков» носило здесь массовый характер уже осенью 1918 г. К тому времени на территории губернии действовало 50 вооруженных продовольственных отрядов общей численностью до 5 тыс. человек. Таким образом, восстание, начавшееся в конце августа 1920 г., выразило долго копившийся крестьянский протест. Возглавил выступление А.С. Антонов, являвшийся членом партии эсеров с 1906 г. и приговоренный в 1910 г. за участие в экспроприациях к смертной казни, замененной бессрочными каторжными работами.

Подавление крестьянского восстания велось исключительно военными мерами и устрашением, так как объявление амнистии за добровольную явку большого успеха не имело. Командующему войсками в губернии М.Н. Тухачевскому в апреле 1921 г. была поставлена задача ликвидировать мятеж в месячный срок. Общая численность частей РККА в этом районе превысила 100 тыс. человек.

Стремительно росло и количество сторонников Антонова. В своем воззвании, адресованном красноармейцам, он назвал цифру в 120 тыс. крестьян, поддерживавших его. Реально же повстанческая армия насчитывала до 50 тыс. бойцов.

Жесткими и энергичными мерами (Тухачевским, в частности, был подписан приказ о применении ядовитых газов «для выкуривания бандитов из лесов») восстание было подавлено. Сам Антонов после поражения своей армии в течение года скрывался в лесах, но был убит при аресте в июне 1922 г. Крестьянское восстание на Тамбов-щине, длившееся год – с лета 1920 до лета 1921 гг. – и унесшее не менее 50 тыс. жизней с обеих сторон, ярче других продемонстрировало банкротство политики военного коммунизма.

Антисоветские движения развернулись в этот период в Саратовской и соседней с нею губерниях. Во главе крестьянского восстания встал А. Сапожков. Командующий 22-й дивизией с февраля 1919 г., участник боев на Уральском и Южном фронтах, Сапожков неоднократно выражал недовольство проводимой большевиками политики военного коммунизма. Снятие его в июле 1920 г. с поста начальника дивизии привело к мятежу части. Главными лозунгами восставших стали «Долой продразверстку, да здравствует свободная торговля!», «Долой комиссаров, спецов и белогвардейцев!», а также «Правильное распределение предметов, необходимых населению». С этими лозунгами во главе образованной «1-й армии правды» (численность около 3 тыс. человек) он занял г. Бузулук и развернул наступление на Уральск и Новоузеньск. В сентябре 1920 г. отряд Сапожкова был разбит, а сам он погиб. Рассеянные, но не уничтоженные части Са-пожкова послужили основой для «зеленого движения» в Саратовской губернии в 1921 г. В отдельные периоды под их контролем находились города Камышин, Хвалынск, Ртищево, Пугачевск. Другим известным крестьянским выступлением против советской власти стало Западно-Сибирское восстание. В начале 1921 г. восставшие контролировали города Ишим, Петропавловск, Тобольск, Березово, Обдорск, Барабинск, Каинск, Сургут и другие населенные пункты. Лишь в июне 1921 г. эти территории были возвращены под контроль советской власти.

К весне 1921 г. взрывоопасной становится ситуация и в городах. Особенно тяжелое положение сложилось в крупных промышленных центрах. Правительство приняло специальные постановления о снабжении их топливом. Несмотря на это, 11 февраля 1921 г. было объявлено о закрытии до 1 марта 93 петроградских предприятий, среди которых оказались Путиловский, Сестрорецкий заводы, фабрика «Треугольник» и др. Волнения рабочих стали перерастать в открытые беспорядки. Дело доходило в эти дни до избиения видных петроградских коммунистов: «Особенно досталось тов. Анцеловичу», – отмечалось в одном из документов конца февраля 1921 г., повествующем о принудительной остановке автомобилей на Васильевском острове и высадке из них чиновников, вынужденных «идти пешком на правах равенства».

25 февраля 1921 г. в городе было объявлено военное положение и создан Комитет обороны Петрограда. Ситуация становилась угрожающей. Антибольшевистские выступления не могли не повлиять на настроения моряков Кронштадта, общая численность которых в это время составляла 26 тыс. человек. Побывавшие в Петрограде делегации кронштадтских моряков сообщили о причинах волнений рабочих. 28 февраля моряки линейных кораблей «Петропавловск» и «Севастополь» приняли резолюцию с призывом к правительству соблюдать права и свободы, провозглашенные в октябре 1917 г. Призыва к свержению Советов эта резолюция не содержала, но была направлена против всевластия одной партии – партии большевиков.

1 марта на Якорной площади Кронштадта состоялся митинг, в котором приняли участие около 16 тыс. человек. Прибывшему из Москвы председателю ВЦИК М.И. Калинину не удалось переломить настроение собравшихся и снять политические требования. Вскоре для поддержания порядка в Кронштадте моряки решили создать Временный революционный комитет (ВРК), который возглавил С.М. Петриченко. Власть в городе без единого выстрела перешла в руки ревкома.

Известия о событиях в Кронштадте вызвали негативную реакцию центральных властей. 3 марта в Петрограде и губернии было объявлено на осадное положение. Комитет обороны Петрограда предпринял попытки повлиять на настроения кронштадтцев посредством листовок, адресованных мятежникам. Только 6 марта над Кронштадтом и его фортами было сброшено с самолета 20 тыс. листовок, а 7 марта – 30 тыс. В специально созданную группу контрпропаганды были включены поэты Д. Бедный, В.В. Князев, журналист М.Е. Кольцов и др.

Главным же способом ликвидации восстания стала вооруженная сила. На разгром мятежа в Кронштадт была направлена воссозданная 7-я армия под командованием М.Н. Тухачевского. 8 марта начался первый штурм Кронштадта, но покончить с мятежом одним ударом не удалось. Понеся большие потери, советские войска вынуждены были отступить. Одной из главных причин неудачи стали настроения красноармейцев, часть из которых отказалась повиноваться командованию. После проведенной агитации и устрашения (десятки красноармейцев были расстреляны) в ночь на 17 марта начался новый штурм крепости, которому предшествовал интенсивный артиллерийский обстрел. 18 марта Кронштадт пал, а 8 тыс. человек из числа его защитников по льду ушли в Финляндию. После этого началась расправа с гарнизоном Кронштадта. К лету 1921 г. к высшей мере наказания были приговорены более 2100 человек; около 6,5 тыс. оказались осуждены на различные сроки.

Идея организации публичного судебного процесса над главными организаторами восстания не была реализована: председатель ВРК Петриченко и начальник артиллерии Кронштадта бывший генерал-майор царской армии А.Н. Козловский укрылись в Финляндии. Властям также не удалось найти каких-либо данных об участии «международного империализма» в этих событиях. Тем не менее долгое время существовавшая официальная версия интерпретировала восстание таким образом, будто главными его организаторами являлись меньшевики, эсеры, царские генералы и разведки иностранных держав.

События марта 1921 г. ускорили принятие советским руководством на Х съезде РКП(б) первостепенной и кардинальной меры – решения о замене продразверстки продналогом.

Переход к нэпу

В день первого штурма Кронштадта, 8 марта, открыл свои заседания Х съезд РКП(б). Такое совпадение не было случайным, оно носило определенный политический расчет. К концу первого дня работы съезда предполагалось сделать заявление о ликвидации восстания. Большевистские лидеры прекрасно понимали необходимость корректировки проводимого курса – соответствующие документы разрабатывались еще в конце 1920 г. Требования кронштадтцев, заключавшиеся в ликвидации монопольной власти РКП(б), правительство принять не желало и стремилось подобного рода настроения пресекать силой.

В резолюции, принятой Х съездом партии, отмечалось, что «разверстка как способ государственных заготовок продовольствия, сырья и фуража заменяется натуральным налогом». Все запасы продовольствия, остающиеся у крестьянина после выполнения налога, находились в его полном распоряжении. Данное решение способствовало поощрению личной инициативы крестьянства. Не случайно В.И. Ленин, выступая на съезде, подчеркивал, что «только соглашение с крестьянством может спасти социалистическую революцию, пока не наступила революция в других странах».

Декретом Совнаркома от 28 марта 1921 г. устанавливался хлебный налог в размере 240 млн пудов («при среднем урожае») вместо 423 млн пудов задания по разверстке 1920 г. За счет торговли и обмена предполагалось дополнительно получить еще 160 млн пудов, доведя тем самым планируемый минимум, необходимый для потребления, до 400 млн пудов.

Основой нэпа провозглашалось сохранение «смычки» между крестьянством и пролетариатом, с помощью которой удалось отстоять советскую власть в годы гражданской войны. Период новой экономической политики не был временем бескрайней свободы частнокапиталистического предпринимательства. Правительство считало своей задачей сохранение созданного за послереволюционные годы государственного сектора хозяйствования – национализированной промышленности. Государственная собственность, участвуя в рыночном состязании, должна была сохраняться незыблемой и ограждаться от возможных посягательств денационализации.

Х съезд РКП(б) принял также резолюцию «О единстве партии», в которой говорилось о вреде и недопустимости «какой бы то ни было фракционности». Съезд предписывал распустить все образовавшиеся на той или иной платформе группы. Неисполнение этого постановления влекло за собой «немедленное исключение из партии». Появление данной резолюции было связано с развернувшейся в 1920 – начале 1921 гг. дискуссии о профсоюзах и выступлением «рабочей оппозиции» (А.Г. Шляпников, С.П. Медведев, А.М. Коллонтай). Идейно-политическая платформа оппозиции была наиболее полно изложена в брошюре Коллонтай «Рабочая оппозиция». В ней предлагалось передать управление всем народным хозяйством «всероссийскому съезду производителей», объединенных в профсоюзы. Управление отдельными отраслями промышленности должно было быть сосредоточено в соответствующих профессиональных союзах. Последним предоставлялось право избирать все органы управления. На

X съезде «рабочая оппозиция» насчитывала 45 делегатов и продолжала отстаивать свои взгляды. Однако съезд их осудил. Те из членов оппозиции, кто не прекратил свою деятельность, спустя год, на XI съезде РКП(б), были исключены из партии.

Решение о переходе к нэпу сопровождалось озабоченностью большевистского руководства по поводу изменения социального состава членов партии. Так, если в 1917 г. рабочие составляли более 60 % общего числа РСДРП(б), то к 1921 г. – только 41 %. За это же время процент крестьян в партии вырос с 7,6 % до 28,2 %, что означало размывание социальной базы диктатуры пролетариата. С целью укрепления рядов РКП(б) и освобождения их от чуждых элементов (включая некоторых оппозиционно настроенных деятелей) была провозглашена партийная чистка.

27 июля 1921 г. ЦК РКП(б) опубликовал в «Правде» обращение «Ко всем партийным организациям. Об очистке партии». Ставилась задача освободить партийные ряды от кулацко-собственнических и мещанских элементов из крестьян и уездных обывателей, а также проявить особую строгость по отношению к советским служащим, выходцам из буржуазной интеллигенции. В особую категорию, подлежащую самой тщательной проверке, выделяли выходцев из других партий. Наиболее «прилипчивой болезнью» был объявлен меньшевизм. Начальный этап партийной чистки проходил в течение второй половины 1921 г., в результате чего пролетарское ядро партии возросло до 44,4 % общего состава РКП(б). Свыше 1 /д исключенных из партии являлись в своих организациях пассивным элементом. Их изгоняли за «нестойкость», «лодырничество», «как ненужный элемент» либо применяли к ним характеристику «сомнительный», «колеблющийся», «балласт», «неподготовленный» и т. д. Почти 25 % подверглись чистке за «дискредитацию советской власти», «шкурничество», «карьеризм», «пьянство», «буржуазный образ жизни», «разложение в быту». Распространенным явлением стало исключение из партии за религиозные убеждения, взяточничество, шантаж. Среди добровольно покинувших компартию в ходе чистки (3,1 %) были и те, кто таким образом выражал свое несогласие с новой экономической политикой. В результате после проведенной весной 1922 г. переписи членов РКП(б) выяснилось, что в количественном отношении отряд большевистской партии существенно сократился – с 732 тыс. в марте 1921 г. до 410 тыс. в начале 1922 г.

Суть нэпа в сознание значительной части населения страны вошла далеко не сразу. В сентябре 1921 г. за подписью секретаря ЦК РКП(б) В.М. Молотова на места был разослан циркуляр, в котором подчеркивалось, что «наш новый экономический курс еще далеко не усвоен не только широкими слоями трудящихся, но и отдельными партийными работниками. Некоторые товарищи с мест, – сетовал Молотов, – сами не вполне разобрались в основах новой экономической политики».

Внимание партийных органов в 1921–1922 гг. было направлено на то, чтобы укрепить свое влияние в создающихся частных предприятиях. Только за один год их возникло свыше 10 тыс. Нередко при этом предприятия переходили в собственность бывших владельцев на срок от 2 до 5 лет взамен 10–15 % производимой ими продукции. Была сделана попытка на каждом частном предприятии формировать партийный коллектив, который должен был в случае возникновения забастовки на арендованной фабрике вырабатывать и поддерживать требования рабочих.

Индустриальная Россия

Основное значение нэпа в области промышленного производства заключалось не в признании частной собственности или частного управления над массой мелких предприятий, а в изменении отношения к управлению крупной национализированной промышленностью. В годы гражданской войны сложилась система руководства государственными предприятиями через главки при ВСНХ. Она была связана с жесткой централизацией управления всеми сферами деятельности предприятий и в условиях нэпа, требующих самостоятельности, оперативности при быстро меняющейся конъюнктуре, оказалась неэффективной.

12 августа 1921 г. постановлением Совета Труда и Обороны (СТО) наиболее крупные, технически оборудованные и удобно географически расположенные, а также обеспеченные сырьем, материалами, рабочей силой предприятия объединялись в тресты. Это позволяло в определенной степени децентрализовать оперативные функции по руководству отдельными предприятиями. До конца 1920-х гг. тресты оставались основной производственной единицей в отечественной промышленности. Они были наделены правами планирования, распределения средств, расстановки кадров, проведения торговых операций как между самими трестами, так и на свободном рынке. 90 % всех национализированных предприятий, не сданных в аренду, вошло в различные тресты.

Тресты создавались в период, когда государственная торговля и ее аппарат еще не сложились, а в посреднических операциях большую роль играл частник. Поэтому в 1920-е гг. родилась такая специфическая хозяйственная организация, как торговый синдикат. К концу 1923 г. синдикаты объединили до 50 % крупных трестов различных отраслей промышленности. Всего было образовано около 20 синдикатов. Они изучали емкость рынка, регулировали торговые операции, цены, заготовляли сырье. Ряд синдикатов взяли на себя функцию реализации большей части или даже всей продукции ведущих отраслей промышленности (текстильной, нефтяной, соляной, швейной), т. е. осуществляли оптовую торговлю. Удельный вес частников в оптовой торговле в 1923/24 г. составлял примерно 18 %, что свидетельствовало о сосредоточении ее в руках государства. Иначе обстояло дело в розничной торговле, где оборот государственного сектора в эти годы составлял лишь 20 %, а 80 % приходилось на долю частника.

Тяжелое материальное положение рабочих к моменту окончания гражданской войны заставило советское руководство сосредоточить свое внимание на вопросах заработной платы и формах материального поощрения. Была изменена премиальная система. Уже в апреле 1921 г. декретом «О натуральном премировании» в прогрессивном размере увеличивались натуральные выдачи за более производительный труд. С лета 1921 г. устанавливалась тесная связь между размером заработной платы и качеством работ производственных коллективов. Вновь начала широко использоваться система сдельной оплаты труда. От пайкового обеспечения государство постепенно переходило (возвращалось) к зарплате, в которой денежная часть повышалась, а натуральная уменьшалась.

Так, в 1920 г. денежная часть средней месячной зарплаты фабрично-заводского рабочего составляла всего 7,4 %, а натуральная – 92,6 %. К концу 1921 г. выплата деньгами увеличилась до 19,3 %; в первом полугодии 1922 г. – до 32 %; во втором полугодии 1922 г. – до 61,8 %; в начале 1923 г. – до 80 %.

Однако обесценивание денег за годы гражданской войны привело к тому, что происходил постоянный рост номиналов денежных знаков. Так, в 1921 г. в обращении появились так называемые «Обязательства РСФСР» (прозванные в народе «простынями» за большой размер), предъявителю которых уплачивалось «вне всякой очереди» 1 млн, 5 млн или 10 млн рублей расчетными знаками более мелких достоинств. В других республиках инфляция также отличалась не только увеличением выпуска денежных знаков, но и ростом их номиналов – вплоть до 10 млрд руб. в Закавказье.

Для ликвидации большого разнообразия находящихся в обращении денежных знаков и с целью экономии бумаги и красок (в 1920 г. на изготовление расчетных знаков было израсходовано 3 тыс. т бумаги) в конце 1921 г. было решено провести деноминацию, т. е. обмен старых денег на новые по определенному соотношению. Совнарком постановил выпустить в обращение новые денежные знаки. Все виды обращавшихся в стране государственных денежных знаков (а среди них на тот момент были деньги царского правительства; Временного – «думские» и «керенки»; кредитные билеты образца 1918 г.; расчетные знаки, или совзнаки, выпускавшиеся в 1919–1921 гг.) обменивались на денежные знаки образца 1922 г. по соотношению 1 новый рубль за 10 тыс. старых рублей всех прежних выпусков. Этой деноминацией изживалось разнообразие бумажно-денежной массы в стране. Пересчет со старого курса на новый должен был производиться «отбрасыванием четырех нулей», что серьезно затрудняло пользование новыми купюрами. Поэтому в октябре 1922 г. СНК постановил провести вторую деноминацию. Один рубль новых денежных знаков образца 1923 г. равнялся 100 руб. образца 1922 г. или 1 млн руб. знаками старых выпусков, изъятых из обращения. Порядок счета, введенный при второй деноминации, стал более удобным.

Однако, несмотря на проведение деноминаций, денежные знаки советского правительства были неустойчивыми, обесценивавшимися с каждым днем. Вопрос о твердой валюте в условиях перехода к нэпу имел решающее значение и вполне назрел уже к началу 1922 г., став толчком к проведению финансово-экономической реформы в 1922–1924 гг. Ее творцами были известные ученые-экономисты и практики банковского дела: В.В. Тарновский (до революции директор Сибирского торгового банка в Петербурге), Н.Н. Кутлер (министр земледелия и землеустройства в 1905–1906 гг.), Н.Д. Кондратьев, Л.Н. Юровский и др., предложившие наркому финансов Г.Я. Сокольникову проект создания параллельной валюты.

11 октября 1922 г. СНК декретом «О предоставлении Госбанку права выпуска банковых билетов» постановил выпустить новые денежные знаки в золотом исчислении, достоинство которых выражалось бы в червонцах. Червонцы выпускались (в отличие от совзна-ков) не для покрытия бюджетного дефицита, а для нужд хозяйственного оборота, в интересах урегулирования денежного обращения.

Декрет о выпуске червонцев не устанавливал никакого соотношения между ним и совзнаком. 28 ноября 1922 г. при первой котировке червонца Госбанк оценил его в 11 400 руб. денежными знаками образца 1922 г. (при стоимости золотой десятки царской чеканки на частном «вольном» рынке в 12 500 руб.).

Поскольку червонец был крупной денежной единицей, то его распространение по стране наталкивалось на определенные трудности. В частности, червонец медленно проникал в деревню. Еще летом 1923 г. были случаи нежелания крестьян или рабочих принимать червонцы не только на окраинах, как, например, в Туркестане, но и в Петрограде. Вскоре прекрасным проводником червонца в деревню стали хлебные заготовки. Оплаты сдаваемого хлеба крестьяне неизменно требовали в червонцах.

Параллельное обращение в стране двух валют (падающей – сов-знака и устойчивой – червонца) несло в себе ряд отрицательных моментов. Оно неблагоприятно отражалось на положении населения. Получаемая зарплата при наличии падающей валюты быстро обесценивалась. Ряд предприятий и организаций, как и в годы «военного коммунизма», начали выпускать свои денежные знаки. Вследствие медленной оборачиваемости товаров и денег в деревне крупные потери несли крестьяне. Все эти условия, вместе взятые, обусловили необходимость проведения в стране денежной реформы. Своеобразным толчком к этому стали и так называемые «ножницы цен».

На начальном этапе нэпа главная задача государственных органов при организации торговли виделась в том, чтобы обеспечить наиболее благоприятные условия для интенсивного подъема промышленности: широкий рынок сбыта; заготовки сырья и материалов по выгодной цене; высокая норма прибыли. При этом укреплению экономического союза рабочих и крестьян уделялось недостаточное внимание. Это привело к росту диспропорций на рынке в соотношении цен на промышленные и сельскохозяйственные товары («ножницы цен»). Заминка со сбытом промышленных товаров ощущалась уже весной 1923 г., а осенью разразился настоящий кризис сбыта, что стало следствием снижения заготовительных цен на важнейшие зерновые культуры и чрезмерного повышения отпускных цен на промышленные товары. Крестьяне, несмотря на большую нужду в товарах промышленного производства, не могли их приобретать из-за слишком высоких цен. Так, до войны крестьянин, чтобы оплатить стоимость плуга, должен был продать 6 пудов пшеницы, а в 1923 г. – 24 пуда; стоимость сенокосилки за тот же период возросла со 125 пудов зерна до 544.