Текст книги "Альманах современной русской прозы и поэзии «Литературные встречи» №2"

Александра Николаенко

г. Москва

СКАЗКИ О НАС

– Медвед! А горизонт недостижим?

– Недостижим.

– А это точно?

– Точно, Зёжик.

– Медвед! Тогда идея у меня…

– Не нужно, Зёжик, хватит!

– Но я же знаю, что нам делать, чтобы кончилась война!

– И что?

– Да нужно просто сделать горизонт границей! Его же никогда никто не перейдёт…

По закону леса

Однажды ёжик с медвежонком за грибами шли… Всё шли и шли, все лапы истоптали, но с грибами так всегда: сначала к ним иди, потом ищи, потом тащи, весь лес назад под лапами толкай, опушку, поле, речку, мостик, иначе дом к тебе не подойдёт. Без лап попробуй сдвинь хоть самую малюсенькую ёлку с кочки: упрётся в нос и не пойдёт, они же крепко все стоят, когтями в землю, сверху мох, и кочка тоже не пойдёт без лап. И дом стоит, когда остановились лапы, сам не вернётся, сколько ни зови. А медвежонок с Зёжиком устали лес толкать и сели отдохнуть.

Стояла страшная жара… Так все лесные звери говорят про всё на свете.

– Ужасно жарко…

– Да…

– Кошмар какой-то…

– Да уж, просто ужас…

– Вот если бы сейчас назад идти не нужно, медвежонок, а?

– Как, Зёжик, не идти? Вставай давай, пойдём… – вздохнул Медвед.

– Пойдём… А можно, между прочим, не ходить… Я слышал…

– Давай ты мне расскажешь по пути…

Медвед был прав, с рассказом лучше уж идти, движенье времени в пути зависит от того, с кем ты идёшь и что рассказывает он: рассказ хороший будет – не заметишь, как дойдёшь. Ещё и остановишься, дойдя, дослушать. Ещё мечты, бывает, помогают об обеде: идёшь, мечтаешь, прибавляешь ход… Чем голоднее, тем быстрей.

– Медвед, давай ещё немножко посидим? Мне Аяц говорил, что скоро-скоро передвижение во времени без лап изобретут. Вот представляешь, ещё ты тут – и сразу там…

– И что, сидеть и ждать, когда изобретут? – Медвед немножко к Айцу ревновал, конечно. Зёжик с Айцем не дружил, но иногда болтал, и медвежонку становилось грустно. – Вообще, твой Аяц, Зёжик, если честно, страшный жадина и врун… Профессор всех безделичьих наук…

– Нет, он не врун! Не нужно ждать! Я даже доказать сейчас могу… Вот хочешь, прямо сразу докажу?

– Ну… докажи…

И Зёжик спрыгнул с пня и, вытряхнув свои грибы в корзинку медвежонка, насыпал листиков, травы и мха на дно своей, вскарабкался и лёг.

– Теперь возьми корзинки в обе верхних лапы.

– Ещё чего?! Ты сам свою бери!

– Ты что, Медвед? Как я её возьму? Я в ней! Я что тебе, волшебник?

– Я тоже не волшебник. Вылезай!

– Ты сам просил, чтоб я тебе, что можно в времени без лап перемещаться, доказал…

– Я не просил!

– Просил! Ты сам сказал…

– Без всех без лап!

– Нет, просто чтоб без лап!

И медвежонок зафырчал сердито, поняв, что Зёжик прав, верней, не прав, но прав…

– И всё получится, Медвед, вот сам увидишь! Ты только марлечкой меня прикрой…

«Чтоб не кусали комары», – подумал Зёжик. И добавил из корзинки:

– Чтобы в лесу все думали, что ты один и целых две корзинки сам собрал…

– А если скажут – покажи?

– Ну, покажи, которая с грибами…

– Ладно… – согласился медвежонок, которому приятно было, чтобы все думали в лесу, что столько он один грибов набрал. – Ты только, Зёжик, если спросят, что в них, из корзинки громко не сопи…

– Не буду!

И с Зёжиком корзинка, как корабль летучий, вдруг взлетела вверх, зависла над землёй, качнулась – и поплыла по воздуху домой, без задних и передних Зёжиковых лап. А Зёжик, нос уткнув меж прутиков, смотрел, как дальний лес сам по себе назад пошёл…

И ничего не нужно было делать, ни-че-го! Не нужно уговаривать ни ёлку, ни сосну, чтобы ушла. Все сами – ёлки, и берёзы, и полянки – шли назад послушно, шагали в дальний лес, а Зёжик над землёй летел в корзинке, шуршал-вздыхал, вздыхал-шуршал… А домик плыл навстречу. Сперва вообще невидный, а потом вдруг в точку превратился между прутиков корзинки, такую махонькую точку, что Зёжик даже испугался, как можно в этой точке жить, за столиком сидеть, варенье есть… Как вместится кровать его в такую точку, особенно медвежище огромный и под огромного медвежища кровать… Но домик становился больше, больше, и Зёжик, успокоившись, калачиком свернулся, и уснул, и тихо-тихо засопел…

– Уф-фуф, фуф-уф, ца-ца-ца-ца… фуф-уф, ца-ца-ца-ца…

Но это только кажется во сне, что тихо, на самом деле тихо или громко ты сопишь во сне, никто не знает, кроме тех, кому ты выспаться не дал. И Зёжик спал, и он не знал, что так сопел, храпел в своей корзинке, что никакая марля не смогла ни Айца, и ни Лиса, и ни Волка обмануть…

– Здорово, медвежонок!

– Здравствуй, Страшный волк.

– Чего в корзинках?

– Там… грибы…

– А почему они храпят?

– Ну… там грибы и Зёжик. Зёжик только в этой, в той грибы. У нас эксперимент…

– Что за эксперимент?

– Во времени перемещение, без лап…

– Давай корзинку мне! Ещё быстрей перемещу… – Волк облизнулся, усмехнулся, а медвежонок крепче в лапах сжал корзинок ручки и быстро-быстро, очень быстро к дому побежал… Страх тоже скорость прибавляет. И если хочешь побыстрей домой добраться, то – беги!

Мелькнул-исчез сидевший Аяц на пеньке, айцовская жена, айчата, промчался Лис обратно в лес, а дом бежал навстречу, мчался! Мчался! Делался всё больше, больше и, добежав до медвежонка, чуть не налетел с разбегу и не раздавил…

– Всё, Зёжик, вылезай.

– Уф-фуф… ца-ца-ца-ца…

– Давай, проснись, переместились. – И медвежонок так тряхнул корзинку, что Зёжик сразу перестал сопеть. Немножко перестал и снова засопел…

– Вставай давай, проснись! Ты обманул меня!

– Уф-фуф, фуф-уф… ик-ик… ца-ца-ца-ца…

И медвежонок вытряхнул корзинку, и Зёжик выпал на траву. Открыл глаза, понюхал воздух и сказал…

– Вообще-то я и сам бы вылез…

– Ну, ничего, так побыстрей. – И медвежонок сел на лавочку у дома и отвернулся так свирепо, как самый-самый, всех обиженней, Медвед.

– Медвед, ну ты чего? Чего ты? Ты что, обиделся, Медвед? Медвежик? – И Зёжик прошуршал по травке к лапам медвежонка и очень преданно и верно, как ничего вообще не делал, снизу посмотрел…

«Как пну его сейчас… – подумал медвежонок, – телепорти… телепорта… и прямо в дальний лес… И пусть потом телепо-лапами назад… телепо-лес… телепо-сам… телепо-бац!» И медвежонок лапу почесал.

– Медвед?

– Я не обиделся, а просто, Зёжик, ничего не вышло: Страшный волк заметил, что в корзинке ты, ты обещал же громко не сопеть… а знаешь как сопел? Весь лес теперь смеяться будет надо мной…

– Ну, нужно было что-нибудь придумать, медвежонок…

– Что именно? Храпящие грибы?

– А ты ему чего сказал?

– Чего-чего… что это ты.

– Ты безнадёжный, самый-самый безнадёжный медвежонок из всех, кого я знал! В лесу один такой, один такой! Да разве можно Волку правду говорить?

Но медвежонок, кроме правды, ничего ещё не научился говорить.

– Я не умею врать.

– Учись! В лесу живёшь, среди зверей и всех вот этих… – и Зёжик лапкой в дальний лес махнул. – Сто лет живёшь – и не умеешь врать? Ну ты даёшь… И про эксперимент сказал?

– Сказал…

– Он не умеет врать, а я и виноват?! Вот правильно, Медвед, что над тобой весь лес смеётся. Медвед – и не умеет врать! Ты видел где-нибудь хотя бы раз такого Айца… ладно, белку, что правду говорит в лесу?

– А что… они все врут?

– Конечно!

– А зачем?

– Вот именно – «зачем»! Чтоб врать, нужна причина! Нет, можно без причины тоже врать, но выгодней с причиной. Ты вот хотел, чтоб думал Страшный волк, что у тебя грибы в корзинке, а не я?

– Хотел…

– Но это ведь обман?

– Ну… да…

– А говорил, что не умеешь врать! Умеешь, только плохо… Ну, ничего! За жизнь научишься ещё… Всё время врать, запомни! Но, что ещё важнее, никому не верить, ни-ко-му!

– Что, и тебе?

– Нет, если хочешь, верь, конечно. Верь, но знай, что все, кто верит, остаются с носом, а чаще без него и без всего… Таков лесной закон! Чтоб выжить, нужно врать и никому не верить… Понял?

– Понял… И сейчас?

– Чего «сейчас»?

– Сейчас ты тоже врёшь?

– Сейчас?

– Ну да…

И Зёжик шёпотом ответил:

– Сейчас я правду, кажется, сказал…

Кто распоряжается дождём

А Зёжик собирался мысль свою, что думал до того, как недодумал, додумать до конца и постоянно возвращался новой мыслью к ней. «О чём я думал?» – думал он, и вздрагивал, и ёрзал, и мрачным взглядом медвежонка провожал, который от колодца к бочке и назад ходил с ведром, и бочку наполнял, чтоб поливать, и от раздумий очень отвлекал…

– Медвед, ты не устал?

– Я – нет.

– А может, сядешь посидишь?

– Мне, ёжик, некогда сидеть, засохнет всё…

«Засохнет всё… засохнет, всё засохнет…» И ёжик вдруг внезапно вспомнил всё.

– Медвед! Остановись! Да подожди, да стой же ты! Мне нужно у тебя спросить об очень важном…

– Подожди.

– О важном-важном!

– Прям таком – не может часик подождать?

– Совсем не может часик подождать! Ни пять минут! Совсем… совсем-совсем… Ведь я могу потом опять забыть его…

– Ну ладно, спрашивай тогда.

– Кто поливает лес?

– Чего?

– Кто поливает лес?

– Чего-чего? Кто поливает лес? Ну, дождик поливает… Это всё?

– Не всё.

– И что ещё?

– Дождь поливает лес… Кто распоряжается дождём?

– Как это «распоряжается дождём»?

– Да так, как лейкой – ты. Ты распоряжаешься дождём на грядках, но там, в лесу, везде… кто распоряжается дождём?

Медвед молчал.

– Теперь ты догадался? Понял? – и ёжик, торжествуя, повторил: – КТО РАСПОРЯЖАЕТСЯ ДОЖДЁМ?

– Ты думаешь, там кто-то есть… такой, который…

И ёжик с медвежонком посмотрели в небо, в котором кто-то был такой, который… был.

Невидимый снаружи и внутри

Опасно думать вслух всё то, что думаешь внутри о всём и всех, – так можно здорово кого-нибудь раззлить и получить за вслух озвученную мысль хорошего щелчка, пинка или в ответ подуманные мысли. Молчи и думай! Будешь как разведчик, в тылу врага, среди зверей лесных.

И Зёжик это знал, и думал обо всём и всех, что думал, сам с собой, и это называлось «думать про себя», и вслух не собирался спорить с тем, о ком подумал. «Все правду знают, – думал он, – но только правда их всегда другая, чем моя, а правда-то одна, и как так может быть?..» Но выходило – может. И каждый лапами, зубами и когтями всегда готов был правду защищать свою от правд других. А Зёжик не готов. «Когда ты маленький совсем, всю правду, что подумал, лучше под иголки, и делать вид, что у тебя внутри никто не думал ничего, что может вслух обидеть всех». Так думал ёжик про себя и верно делал: это правда, что, чтобы правду защитить свою и отстоять, нужны большие лапы, зубы, когти… «аргументы», как умный Аяц говорил.

«Так вот, – подумал ёжик, – например, есть я, и я, когда весь день такая вот жара, беру из бочки воду, поливаю грядки…»

– Не ты… – сказал вдруг кто-то. Зёжик, вздрогнув, оглянулся, повертелся. Никого. «Наверно, это кто-то очень маленький совсем, и лапы-когти-зубы мельче, чем мои, вот он и спрятался, сказал и спрятался, чтоб я ему не наподдал», – подумал он и, продолжая думать, начал ползать по траве, искать, кто это там сказал «не он»? Но не нашёл. «Сейчас ему отвечу, он ответит, и сразу же по голосу найду, схвачу, и уж тогда получит у меня…» И ёжик вслух сказал:

– Чего «не я»?

– Да уж не ты, не ты! Не ты, а медвежонок поливает!

И снова было непонятно, где сказал и кто сказал. «А может, он за домом?» Зёжик побежал за дом, но там, за домом, только медвежонок грядки поливал.

– Ну вот, я же сказал, не ты! – победно голос пропищал…

Чтоб стать невидимым, достаточно уйти куда-нибудь подальше, но там, вдали, исчезнешь вместе с голосом своим, как ни кричи, не слышно будет здесь… «Ну или просто сразу быть размером меньше муравья… – подумал Зёжик, – какая-то блоха в моих иголках… ещё и даже чешется она… кусается она… да, где-то там, под ухом…» И ёжик лапкой почесал под ухом, под вторым…

– Не ты, не ты! – опять хихикнул голос.

– И что? Ты кто вообще? Чего ты лезешь, а? Что, самый умный, да? Я не о том вообще хотел сказать! Сейчас же замолчи! – от возмущения подумал ёжик вслух, и медвежонок удивлённо обернулся, увидел Зёжика, растерянно спросил:

– Чего?

– Отстань, я не тебе!

– Ну-ну… – сказал обиженно Медвед, который, кроме ёжика, не видел никого на грядках, кому бы ёжик говорил «отстань». «Сам прибежал ко мне сказать, чтоб я отстал, совсем с ума сошёл…» – подумал медвежонок про себя. Бывает так, что сила лап-зубов-когтей отстаивает правду не свою, а друга или же правдой вслух не хочет друга обижать и аргументы лапой раздавать. Бывает даже так, что страшный рык медвежий – ры-ы-ы-ы-ы-ы! – лишь на секунду истину молчанья заглушит.

Иллюстрация Александры Николаенко

– Ещё и обижаешь медвежонка, – пискнул голос.

– Где ты?! А-ну-ка, покажись! Давай лицом к лицу! Боишься, да?

– Чего? Кого боюсь? Тебя?! – спросил Медвед и в этот раз, не удержавшись, прибавил вслух: – Чего, совсем с ума сошёл?

И, подтверждая это, ёжик вдруг на месте закрутился, головой затряс. Известно, ёжик – голова на лапках, и потому он трясся весь, и лапами махал, подпрыгивал, опять подпрыгивал, да так, как будто бы сражался с тучей комаров:

– Молчи! Отстань! Уйди-и-и!!!!

И вдруг затих. Совсем затих на грядке, нос втянул и выставил колючки. А это означает на ежином: «Страх! Атака! Бой! Вперёд! За наших! Всё! Сдаюсь!» И ёжики (когда они сдаются) становятся совсем без брюшка и без лап – колючий колобок, клубок иголок, и там, внутри, ещё шипят: «Ш-ш-ш-ш-ш… Фу-фыф…» Такой клубочек лучше лапой не хватать, не перекатывать, вообще не подходить, особенно не наступать. Но медвежонок подошёл.

– Эй, ёжик… Зёжик, ты чего?

– Ты никого не видишь, медвежонок, там… снаружи? – еле слышно пропищало из шипов.

– Да нет тут никого…

– Получше посмотри… Он точно там…

– Да кто?

– Не знаю… Я его не видел… Но он нас точно видит, медвежонок, точно… Понимаешь, он сказал, что грядки поливаешь ты…

– И что?

– Как что? Невидимый следит за нами, знает каждый ш-шаг…

– Ну, мы же ничего не делаем плохого, тем более что, если он невидим, значит, меньше нас… ну, или очень далеко, нестрашно… Зёжик, вылезай давай…

– Нет! Ты не понимаешь, медвежонок! Он ужасный! Он опасен! Он знает то, что я себе сказал… хихикал, издевался надо мной…

– А просто, ёжик, нужно правду говорить себе, или ты и себя боишься тоже, а? – опять хихикнул голосок…

– Вот! Он опять, медведь! ОПЯТЬ!

– Я ничего не слышал, ёжик…

– Как не слышал?!

– Ну вот не слышал, да и всё, и нет тут никого… А что сказал?

– Неважно что! Как ты не понимаешь, медвежонок? Я молчал, я думал про себя! Я говорил себе! В самом себе! Ну как он мог меня подслушать?! Как?!

– Себе?

– Ну да… ну да! Я, понимаешь, иногда, что думаю, молчу, вернее, говорю внутри, чтобы не ссориться с другими… Вот я сейчас чего подумал, слышал?

– Нет…

– А я услышал! – голос пропищал.

– Он слышит, медвежонок… снова слышит…

– Так, может, ёжик, это… ты?

– Чего?

– Ну… слышишь сам себя…

– Как это я?

– А кто ещё тебя внутри подслушать мог?

– Он… у меня… внутри?! Он там! В меня залез! Медвед! Хватай меня! Тряси! Вытряхивай его! Давай! Скорей! Скорее!!!

И медвежонок ёжика схватил и стал трясти его, трясти-трясти, вытряхивая правду, которая, известно, всегда боится вслух заговорить.

Река текла…

А ёжик спал, и ёжику приснилось, как будто бы в лесу была война. Никто не знал, как началась она, когда… Верней, никто не помнил, и даже Саблезубый ворон древний, тот самый, что древнее всех живых и мёртвых, говорил: война была всегда.

Война за мир!

Ура! В атаку! Иначе мира не видать…

И, часто наблюдая из окна, как армия зверей лесных, «которые за наших», – волков и лис, мышей, кротов и зайцев, белок, кабанов, лосей, слепней и комаров, гусей и уток, синиц, и гусениц, и муравьёв – идёт «дорогой для войны» (утоптанной, широкой) по полю, на Хищный лес, Медведу Зёжик говорил:

– Как думаешь, за что опять война?

– За нас.

И ёжик замолкал, ему приятно было, сколько за него зверей идёт войной на страшный Хищный лес.

– Они на нас опять напали, да? Наверно, под покровом ночи, ветколомно? А кто-нибудь из нас услышал…

– Что?

– Ну, как ломают ветки…

– Вероломно, ёжик.

– Ну, вероломно как они ломают наши ветки, да?

– Ну да. Ты ешь, остынет пирожок…

Или ещё:

– Как думаешь, Медвед, за что опять война?

– За лес.

– За наш или за их?

– Весь наш. У них нет леса.

– А где они тогда живут?

– У нас в лесу.

– А родились?

– У нас в лесу.

– В нём родились и стали жить?! Ужасно…

– Да!

– Они опасные враги!

– Да-да…

Но ёжик дальше рассуждал и в рассуждениях своих вдруг говорил такое, что лучше даже в сказках не писать. Примерно так: «А почему у них такие же все звери, как у нас? Они нарочно притворились нами?» И если ёжик говорил такое, Медвед вставал и шёл за баночкой клубнично-земляничного варенья или за антиговорильной шишкой безопасности от вслух произнесённых слов. И ёжик замолкал. Но ненадолго.

– Медвед… Опять война?

– Ну да…

– За что?

– За мир.

И каждый житель, патриот своей лесной державы, и Хитрый лис, и Страшный волк, и заяц знал: война всегда за правду и за мир.

И если кто-то из зверей вдруг говорил, что он за мир не хочет воевать, и умирать, и убивать, его вели насильно. И травоядные всегда брели шеренгой впереди, за ними волки или лисы, чтоб травоядным было некуда сбежать.

И битва продолжалась. Древний Саблезубый ворон каркал и кружил над бранным полем, а после он обратно пролетал, поникший, едва маша… верней, повесив крылья вниз и сгорбившись… За ним хромали, отступая, наши, за ними, каркая, пища и лая, мчалась армия зверей, какие незаконно родились в лесу, который наш, и незаконно отбивались, и совершенно незаконно не хотели умирать.

Да-да… «ВОЙНА ЗА МИР!» – так можно было говорить. Но просто говорить, что ты за мир, нельзя. Иначе мира не добьёшься! Не будет мира никогда! И не было его с тех самых до-времён, каких не помнил даже древний Саблезубый ворон, который пережил сосну, что всё пережила.

Иллюстрация Александры Николаенко

Всё время шла война. Сначала эти победят, отпразднуют победу, отрежут половину леса у врага, немного поживут – и вот едва закончится зима и вырастет трава, то кто-нибудь опять, то праведно, то вероломно, на кого-то нападёт. И праведно это – когда за нас, а вероломно – против.

Сначала ёжик думал «ветколомно» (что-то вроде «траво-топно»), но оказалось, «вероломно» – это когда доверие чужое обмануть. Ну например: помирятся два леса, решат не нападать, не пить в чужой реке, не есть чужой малины, границу проведут, построят стену или выкопают ров, а после кто-нибудь, какой-нибудь их глупый медвежонок или наш, перебежит границу мира вероломно, вероломно съест чернику, попьёт воды на нашей стороне, на нашей кочке вероломно ляжет спать, проснётся, а уже опять война; лесное войско переходит ров во имя соблюдения границ.

Река текла, росла малина, по небу плыли облака… В хороший тёплый день Весеннего Большого перемирья Медвед и Зёжик вышли погулять к своей реке. На мостике уселись и опустили лапы вниз.

– Медвед, а как ты думаешь, река… она одна?

– Одна.

– А почему она тогда не наша? Она у нас течёт…

– У нас течёт, у них течёт…

– Так-так… Границу, значит, переходит? Врагов поит? А может быть, бобров позвать?

– Зачем?

– Ну, как? Река поит врага! Чтоб запрудили…

– Болото будет, если запрудить…

– В болоте лучше, медвежонок, чем чтоб своей рекой поить врагов…

– Нет, ёжик, река хотя одна, но всё-таки здесь наша, там уже и их… – ответил медвежонок и лапой зачерпнул воды.

– Не понимаю… Река одна, вода для всех, мы пьём свою, они – свою? Как это так?

– Да потому что, ёжик, если позвать бобров и перекрыть, то там от засухи умрут, а мы утонем! На шишку, я тебе с сосновым мёдом взял… – И медвежонок взглядом показал на щуку, которая смотрела молча из воды на них.

И ёжик замолчал. Ведь всем в лесу известно, что даже рыбы, что всегда молчат, имеют уши. И рыбы – лучшие шпионы, доносчики или разведчики реки. Такая рыба говорить не может, но может столько пузырей пустить, так взбаламутить воду, что там решат, что началась война, и нападут…

«Ещё есть разница войны! – подумал замолчавший ёжик. – У них шпионы, диверсанты – у нас разведчики, герои. У них – обыкновенная война, у нас – война за мир!»

Тут ёжик заскучал сидеть на мостике, повесив лапы, и смотреть на щуку-диверсантку, вскарабкался на голову Медведа и посмотрел туда, куда текла река. И с высоты Медведа было видно, что, повернув за Хищный лес, ещё немного поплутав и превратившись в голубую нитку, река втекала в небо… В небо! А небо было всех…

– Медвед, вон посмотри, куда она… река… течёт…

– Да, горизонт, – ответил медвежонок.

– Пойдём немного погуляем и дойдём?

– Зачем?

– Ну, так… посмотрим, что за ним…

– Нет, это далеко, – сказал Медвед.

– Возьмём воды из нашей речки и баранок – и дойдём…

– Нет, там пройти придётся Хищным лесом, нас примут за шпионов и съедят…

– Мы скажем: мы – они! Я же такой же ёжик, как у них, и ты такой же… лапы-уши-шерсть… Подумай сам, вот как они узнают, что мы от нас, что мы не их? Мы же такие, как они…

– Вообще-то Саблезубый ворон говорит, до горизонта не дойти…

– А мы дойдём!

– И через Хищный лес ещё никто из наших просто так не проходил, живым не возвращался…

– Мы – вернёмся! Ну давай, вставай, Мед-вед! Пошли!

И шли и шли во сне по берегу реки, и Хищный лес насквозь прошли живыми, за ним ещё один был лес, они его назвали «Ближний-2», и звери в том лесу их принимали за своих, когда они не говорили, что чужие, и снова лес, и снова поле… «Хищный-3», «Второе поле мира», четыре, пять… Река текла и не кончалась…

– Какая длинная река…

Сперва баранки кончились у них, но были ягоды-грибы, потом закончилась вода, но всё равно была повсюду… Река текла, шумели камыши, лягушки квакали чужие на ква-враждебных, непонятных языках других земель, где тоже шла война за нерушимую границу мира, какому не было конца.