Текст книги "След оборотня"

Часть четвертая
КРАСНОГЛАЗАЯ

ВИСЕЛЬНИЦА

Камни, мимо которых она шла, словно издевались над ней – безразличные ко всему, покрытые мхом и поблескивающие белизной сколотых краев, угловатые и округлые. Порой ей казалось, будто они глядят на нее, гордясь своей вечной неуничтожимостью, и тогда ледяная судорога сжимала ее горло и сердце, после чего внезапной дрожью пронизывала все тело. Ей так хотелось стать одним из них! Они это знали, наверняка должны были знать, ибо их издевка над ее отчаянной завистью лишь становилась сильнее, постепенно переходя в шелестящий язвительный смех. Лениво, вытянувшись у тропинки или удобно лежа на вдавленном дерне, все они издавали один и тот же пульсирующий шепот: «Ты уходишь… уходишь, а мы остаемся… остаемся… остаемся…»

– Нет! Не-е-ет! – Связанные за спиной руки внезапно напряглись и резко дернули опутывавшие их верёвки. Пальцы сжались в кулак, хватая воздух. – Нет!!! Это не я! Не виновата!.. Я не виновата!!! Пожалуйста!.. Не меня-а-а!!!

Она вырвалась от застигнутого врасплох подручного и с пронзительным криком рухнула на землю. Молчавшая до сих пор толпа заволновалась с глухим ропотом. Судьи в церемониальных черных мантиях, стражники в поблескивавших темной сталью кольчугах и шлемах, разноцветные, словно попугаи, горожане и крестьяне в белых холщовых рубахах, пришедшие из окрестностей Катимы, – все поспешно столпились вокруг, чтобы ничего не пропустить из столь интересного зрелища.

– Пустите меня! Это не я!!! Клянусь! Умоляю… – она снова увернулась от пытавшихся удержать ее рук и всем телом припала к ногам судьи Молино.

Тот отшатнулся, лицо его исказилось в странной гримасе. Отчаянные рыдания, то и дело перемежавшиеся уверениями в невиновности, доносились до всех, вызывая в ответ гневные или издевательские возгласы. Судья Марон слушал все это с неприкрытой радостью, довольный, что осужденная столь хорошо играет свою роль перед народом, но судья Тарес, поморщившись, повернулся к стоявшему рядом палачу.

– Мефин, уважаемый, – буркнул он вполголоса, утирая пот со лба, – успокой-ка эту несчастную…

Точно отмеренный пинок в живот прервал мольбы на полуслове. Мгновение спустя покрытая буграми мускулов рука схватила девушку за шею и поставила на ноги. Несколько сильных ударов по лицу привели осужденную в чувство, после чего двое помощников взяли ее под руки.

Процессия двинулась дальше. Девушка теперь опустив голову, волоча ноги, и спотыкаясь, так что стоявшим по бокам помощникам иногда приходилось ее тащить. Она что-то тихо и неразборчиво бормотала. Кровь, капавшая из разбитого носа и губ, стекала на грубое платье из бурого полотна и на дорогу, ведшую к уже недалекой вершине холма.

Камни смолкли и исчезли. Подъем вверх по склону, нарастающий предполуденный зной, а теперь еще и тошнотворная пронизывающая боль прогнали прочь все чувства и мысли. Она безразлично смотрела на стражника с вилами в руках, который, когда они были в нескольких десятках шагов от цели, выбежал вперед и поспешно отбросил в кусты лежавшие под виселицей останки. Тотчас же туда поспешили трое с лестницей и веревкой, чтобы подготовить новую петлю. Палач неожиданно отошел в сторону и, повернувшись спиной к толпе, остановился возле кустов. Судья Тарес достал из-за пазухи бумажный свиток и хотел подать его Молино, но тот лишь отрицательно покачал головой, тогда Тарес сам подошел к девушке.

– Ридина, дочь шорника Дедо… – громко прочитал он. Шум толпы утих, а палач быстро повернулся, застегивая штаны. – Девятнадцать лет, обвиненная достопочтенным господином Декело…

В погасших глазах Риды неожиданно вспыхнула ненависть. Выпрямившись, она подняла голову.

– Сволочь… – донеслось до обоих подручных, – ты сдохнешь…

– «…в том, что ее чары привели к смерти двоих его детей, вверенных опеке вышеупомянутой Ридины…»

– Ненавижу… ненавижу…

– «Признана виновной и именем нашего светлейшего государя Редрена III, властелина Катимы и короля Суминора, приговорена к смерти через повешение». Подписано единогласно судьями его величества: Таресом, Мароном и Молино.

Кадык последнего из перечисленных резко дернулся.

– Мастер Мефин, привести приговор в исполнение! – Тарес свернул бумагу и отошел от Риды.

– …Ненавижу…

Петля была уже готова. Палач Мефин из Карды, мастер своего дела, ученик знаменитого Якоба из Катимы, ловко взобрался до середины лестницы, опиравшейся о поперечную балку виселицы, схватил раскачивающуюся веревку и, проверив качество подготовленных узлов, дал знак ожидавшим внизу помощникам. Те подвели Риду, подняли ее вверх и с помощью стражника поставили на третью ступеньку. Она не защищалась, будучи уже совершенно безвольной, и лишь ее непрекращающийся монотонный шепот сопровождал каждое действие мастера. Тот соскочил на землю и, упираясь рукой в лестницу, вопросительно посмотрел на судью Тареса. Ответом был утвердительный кивок головы.

– Ненавижу!

Затрещала натянувшаяся веревка. Лестница с глухим грохотом ударилась о землю. Мефин уверенным движением схватил дергающиеся ноги, придержал их и сильно потянул вниз. Среди собравшихся раздались нервные смешки, кто-то сплюнул, кто-то внезапно побледнел и, хватаясь за живот, поспешно двинулся в обратный путь.

Бледный как стена Молино стоял, глядя на происходящее широко раскрытыми глазами.

Вскоре палач дал знать, что все кончено. Собравшиеся зашевелились и, словно волна, начали стекать с вершины Холма Висельников. Тарес подождал, пока мастер Мефин подойдет к нему, без слов вручил ему небольшой мешочек и присоединился к остальным.

Никто больше не оглядывался, чтобы не видеть лица, смотревшего им вслед…

Был полдень.

Из-за тучи медленно вышла полная луна, заливая камни, кусты и траву пепельно-серебристым светом. Пробудились тени. Легкое дуновение ветра оживило их и пошевелило. Полосы тусклого света расползлись в разные стороны, а одна из них скользнула в сторону кустов, выхватывая из темноты уставившуюся в пространство глазницу и два ряда матово поблескивавших зубов, робко лизнула еще какую-то кость, после чего вернулась туда, откуда пришла. Вслед за утихающим шелестом стеблей и листьев раздался долгий, протяжный скрип конопляной веревки о сухую деревянную балку, под которой перемещалось по земле продолговатое черное пятно. Снова дуновение ветра, и снова скрип – монотонная, размеренная мелодия, продолжавшаяся уже с дюжину часов.

Внезапный диссонанс нарушил этот мрачный ритм. Очерёдной стихающий отзвук, вместо того чтобы замереть, сменился внезапным треском. Тень под виселицей задрожала, зашевелилась и ожила! Резкий рывок сотряс все сооружение. Ноги Риды подогнулись и выпрямились, а сама она задергалась, словно в новой агонии. Мышцы напрягались и расслаблялись в беспорядочных судорогах, а грудь снова вступила в отчаянную борьбу за глоток воздуха…

Нечто наподобие облака лунного света появилось над поперечной балкой виселицы, медленно опустилось вниз и, словно туман, окутало содрогающуюся фигуру. Между этим светящимся коконом и сверкавшим высоко в небе диском на мгновение, словно полоса серебристого дыма, сверкнул длинный и прямой светящийся луч. Мгновение спустя он погас, а молочное сияние, пульсируя, проникло внутрь висящей фигуры.

Выступавшие из-под платья босые ступни Риды медленно пошевелились и напряглись, будто она хотела коснуться земли кончиками пальцев. Те и в самом деле несколько удлинились, но тут же выгнулись вместе со ступнями столь сильно и неестественно, что даже хрустнули кости и связки, конвульсивно дернулись, и из них внезапно выросли крючковатые когти.

После ног пришла очередь рук, головы и всего тела. Превращение свершилось.

Вскоре на землю упали сорванные с рук обрывки пут и клочья разорванного платья. Затем когти чудовища вцепились в веревку над головой, подтягивая тело вверх. Острые клыки быстро перегрызли ее, после чего в тишине, царившей над Холмом Висельников, раздался треск, сопровождавший прыжок с небольшой высоты. Еще раз зашелестели кусты, росшие на склоне, и больше ничто уже не нарушило покоя этой ночи.

Наступающий рассвет вырвал из синего мрака большое, неправильной формы пятно городка Карда, разделил его на скопление пятен поменьше, а те под солнечными лучами начали постепенно приобретать форму домов, двух– и трехэтажных зданий, защитных стен и башен. Главная дорога, ведшая к воротам, вырисовалась светло-серой полосой на фоне зелени по бокам, а последней исчезла тень из глубины рва. Застонала несмазанная лебедка, и разводной мост начал медленно опускаться на другой берег. Когда он был уже в нескольких пядях от выложенного красным гранитом конца тракта, рукоятка, видимо, вырвалась из руки сонного стражника, и платформа из деревянных балок, набитых железными гвоздями, с адским грохотом ударилась о камень. Звон цепей и глухой удар эхом отдались вокруг.

На этот звук открылась дверь придорожной корчмы, отстоявшей от моста на несколько выстрелов из лука. Оттуда вышел какой-то человек. Немного постояв на крыльце, он неуверенно, покачиваясь, побрел к воротам. Его шатало из стороны в сторону, и он явно был рад, что в это время на дороге никого нет. Неожиданно он остановился и внимательно пригляделся к чему-то, лежавшему в придорожной канаве.

Еще один, два шага… Человек издал сдавленный крик, развернулся и бросился бежать. Споткнувшись, он рухнул во весь рост, пробежал немного на четвереньках и помчался дальше, вопя и размахивая руками. В дверях корчмы он зацепился сапогом о порог и, подняв облако пыли, остановился у ближайшего стола.

– Гамбо, ты что, рехнулся?! – Корчмарь Рикен отставил кружку, которую протирал, и вышел из-за стойки. – Ну, что с тобой?

Тот, тяжело дыша и издавая нечленораздельные звуки, схватил его за рукав и потащил к выходу.

– Палач… Мефин… п-помощник… – выдавил он только на улице.

– Где?! – В глазах Рикена мелькнуло понимание.

Ответом ему был жест вытянутой руки. Вскоре Рикен уже стоял над канавой. За двадцать с лишним лет работы в своей корчме он повидал слишком много подобных картин, чтобы тратить время на разглядывание. Спрыгнув вниз, он склонился над неестественно выгнутым телом палача. Оно было холодным и окоченевшим. Он с размаху перевернул его на бок и увидел зияющую рану величиной с кулак на шее, чуть ниже волос. На левой щеке трупа виднелись три параллельных глубоких царапины, доходившие до самых зубов. Рикен понял, что здесь ничем больше помочь не может, и направился к лежавшему в трех шагах дальше помощнику. Тот был жив, но страшный удар по голове обнажил мозг и вырвал один глаз вместе с половиной уха. Он был без сознания, неровно дышал, изо рта шла розовая пена. Видимо, у него были сломаны ребра.

На дно канавы упала длинная тень.

– Гамбо, беги за стражниками! Быстро! – не оглядываясь, крикнул корчмарь.

Тень исчезла, а Рикен осторожно занялся раненым. Уложив его поудобнее, он начал подвязывать ребра. В следующий миг он обнаружил, что обломки некоторых пробили кожу и вышли наружу…

На дороге послышался топот множества бегущих людей, лязгнуло железо.

– Рики, что с ним? – послышался голос начальника стражи, седого десятника Тадина.

– Бесполезно. – Корчмарь встал и вытер о фартук окровавленные руки. – Ему уже ничто не поможет, – обреченно добавил он.

– А мастер Мефин?

– По крайней мере уже два-три часа… Тадин спрыгнул в канаву и подошел к помощнику палача.

– Вот зараза… – вполголоса пробормотал он и тут же крикнул: – Эй, вы там! Дайте сюда плащ и два копья! И берите его, только осторожнее! – он отошел, уступая место солдатам, и встал рядом с Рикеном.

– Как ты думаешь, кто это сделал? – спросил он.

Корчмарь со странной задумчивостью посмотрел на него.

– Кто?.. Помнишь упыриху Лирет, пятнадцать лет назад?..

Десятник побледнел и беспокойно оглянулся на близлежащие кусты.

– Как тебе это пришло в голову? – голос его дрожал.

– Лицо мастера… – медленно ответил Рикен. – На щеке у него след от когтей, а кроме того, кто-то перегрыз ему горло.

– Но упырихи кишки выпускают. А у этих…

– Значит, это был кто-то похожий, только с другими повадками.

Тадин быстро повернулся к стоявшим на дороге солдатам.

– Вы, двое! – приказал он. – Немедленно известите судью Тареса!

– Господин, а что с этим беднягой? – спросил один из тех, кто укладывал раненого на импровизированные носилки.

– Несите его ко мне, в корчму, – велел Рикен.

После нескольких десятков шагов внезапно послышался тихий протяжный стон.

– Во имя Рэха! – воскликнул Тадин. – Он приходит в себя… Стойте!

Они поспешно склонились над изуродованным лицом.

– Друг, расскажи, что случилось?!

Открытый глаз неподвижно смотрел куда-то в небо.

– Он тебя не слышит, – пробормотал корчмарь, но тоже приблизил ухо к губам умирающего.

– …висельниц… – шепот был тихим, словно шум дождя за стеной. – …Это она… ви… сель… ниц… ооо…

– Все, конец… – Рикен протянул руку и закрыл единственный, погасший теперь глаз.

– Что-нибудь понимаешь? – Тадин неуверенно пошевелил рукой.

Корчмарь кивнул.

– Висельниц… висельница… Да, есть что-то такое. Разные вещи приходится порой за стойкой слышать, – задумчиво проговорил он и внезапно оживился. – Надо проверить на Холме Висельников!

– Рида?

– Именно, пошли туда кого-нибудь.

– Да, сейчас… – Тадин дотронулся до лба, словно отгоняя дурные мысли. – Эй, четверо ко мне!

– Господин, нести?

– Уже не надо. Оставьте здесь, на обочине. – Рикен даже не посмотрел на спрашивавшего.

Больше никто не произнес ни слова до появления судей. Пришли все трое – спокойный, как всегда, Тарес, надменный Марон и потрясенный вспотевший Молино. Они молча выслушали Тадина и корчмаря.

– «Невинность пострадавшая, ненависти полная, противный природе может плод родить…» – произнес вполголоса Тарес.

– Что это?! Что за бред ты несешь?! – яростно прошипел Марон. – С ума сошел?

– Это старый текст обо всем сверхъестественном, «Закон Онно». Читал? Нет… Так я и думал. Короче говоря: мы вынесли несправедливый приговор! Отправили в петлю невиновную.

– А с чего ты взял, что это она? Где доказательства?!

– Доказательства? О, сейчас узнаем. Я вижу, уже возвращаются стражники, которых послал уважаемый Тадин…

Солдаты подбежали запыхавшись, явно взволнованные. Видно было, что они мчались сломя голову по крайней мере всю обратную дорогу.

– Нет там трупа, нет! – крикнул, задыхаясь, один из них.

– И тряпки рваные на земле! – добавил второй.

Молчавший до сих пор Молино посинел, пошевелил губами, словно рыба; казалось, сейчас его хватит удар.

– Смотри, господин! – Стражник протянул в сторону Тареса руку, в которой держал веревку, так, чтобы ее оба конца были рядом. Контраст между одним – ровно отрезанным острием стилета – и другим – растрепанным и липким от слизи – был весьма красноречив.

– Перегрызена, – пояснил он, хотя это было ясно и так.

Тарес молча повернулся и быстро зашагал в сторону города. Двое остальных судей тут же поспешили следом.

– И что теперь?! – взорвался Марон.

– Она будет мстить, – ответил Тарес с каким-то нечеловеческим спокойствием. – Мефину она отплатила столь же быстрой смертью, как и та, что он причинил ей. Он, наверное, даже не почувствовал, когда она прыгнула ему на спину…

– А тот парень? – Цинизм Тареса заставил Марона рассуждать логично.

– Случайность, просто подвернулся.

– Это из-за вас!!! Все из-за вас! Вы меня заставили! А я знал! Я чувствовал, что это не она! Это вы мне приказали подписать тот приговор! Вы!!! – истерически взвыл Молино.

Тарес прыгнул к нему, схватил за камзол и со всей силы встряхнул.

– Опомнись, ты… Что ж ты, думал, можно нашу неуверенность перед толпой показывать?! Впрочем, закон пока есть закон, и если я и Марон были уверены в ее вине, то и ты, как третий, с нами должен согласиться! Да или нет?

– Да, но…

– Свое «но» можешь ей высказать, если она захочет тебя теперь слушать.

– Погодите-ка… – проговорил Молино, – надо бы побыстрее известие разослать и истребителей вызвать. Ага! И господину Декело обо всем сообщить. А потом…

– Да, только кроме этого есть еще справедливость… – тихо, как бы про себя, сказал Тарес.

Известие с помощью Гамбо молниеносно облетело город. Смесь страха, любопытства и сочувствия Риде, словно туман, заполнила улицы и дома и сменилась полным напряжения ожиданием.

Снова был полдень.

Ах, Рида! Неуловимый, беззвучный и вместе с тем оглушительный крик волнами пронизывал его разум, удерживая его на грани безумия. Пронзительная боль. Когда она уходила, после нее оставалась черная пустота, а когда возвращалась, то, хотя не имела облика, была хуже, чем прикосновение раскаленного железа. Порой, доведенный до безумия, он хватался за голову, словно стремясь разорвать себе череп, вытащить мозг и выдавить из него это дикое страдание. Ему хотелось выть, метаться, биться головой о стену, но вместо этого он брал кружку и выпивал очередную порцию водки. Ничего невозможно было определить, назвать или объяснить, лишь безнадежность и чувство необратимости существовали здесь, в этой мрачной бездне, в которую он непрерывно падал. Новые глотки жгучей жидкости не облегчали мучений, пока наконец большой и тяжелый молот не обрушился и не раздавил все чувства и мысли…

Потом снова все начиналось сначала и повторялось, словно карусель. Время и место перестали иметь хоть какое-то значение. Действительность улетучилась, и в конце концов в залитом алкоголем мозгу не осталось ни единой мысли. Он заснул.

– Мино, может, молока хочешь? Есть кислое. – Неожиданно он увидел над собой толстощекую физиономию корчмаря Хето.

Удивленный спокойствием и тишиной, наступившими в его душе, он медленно, будто боясь их нарушить, взял кружку и выпил. Вкуса он, казалось, не почувствовал, но по крайней мере исчезла жажда.

– Во имя Рэха! – сказал Хето, забирая кружку. – В жизни не видел, чтобы кто-то так надирался… Я уже дважды проверял, жив ли ты еще!

Обрадованный и вместе с тем удивленный неожиданно пришедшим облегчением, Мино выпрямился и оперся спиной о стену.

– Как долго это продолжалось?.. – осторожно спросил он.

– Три дня… – ответил Хето и, видя ошеломленное лицо собеседника, поспешно добавил: – Ну, может быть, без нескольких часов… Ты пришел сюда сразу же, как только закончился суд.

– А деньги? – Он поспешно сменил тему.

Корчмарь обернулся и бросил взгляд на висевшую над стойкой доску.

– Пока что я тебе немного должен. В конце концов, не так-то легко пропить семь золотых…

– Тогда налей.

– Успокойся, Мино! Лучше съешь что-нибудь.

– Отстань, Хето! Не твое дело! – рявкнул он.

– Почему бы и нет, но раз уж ты такой крепкий, то лучше возьми себя в руки! Но, но… ты ведь ничего не знаешь!

– А что я должен знать? – сварливо бросил он.

– Мефин и его помощник мертвы, – Большие кулаки Мино сжались, аж затрещали пальцы.

– Как это?

– После работы они пошли выпить за город, к Рикену. Ну, знаешь, раньше они всегда ко мне приходили, но сейчас Мефин предпочел тебе на глаза не попадаться…

– И был прав! – процедил сквозь зубы Мино.

– Ну вот именно, потому они и пошли туда. А ушли где-то посреди ночи.

– Зачем? Ведь ворота закрыты!

– А я откуда знаю? – неожиданно разозлился Хето. – Видимо, были у них какие-те делишки… Мне-то какое дело! А утром…

И последовал рассказ, во время которого глаза Мино открывались все шире и шире.

– Значит, она жива… – прошептал он, когда Хето замолчал.

– Кто жив? – не понял корчмарь.

– Рида, Рида жива! – воскликнул он и начал ходить по комнате.

– С ума сошел?! Что ты несешь?!

Мино остановился и более осмысленно посмотрел на него.

– Не важно, – медленно проговорил он. – Дай чего-нибудь поесть!

– Ну вот, наконец-то… – буркнул Хето и принялся резать колбасу.

– Коня мне надо и еды на дорогу… – сказал Минос набитым ртом полчаса спустя.

– Куда тебя понесло?

– В Катиму. И сегодня же!

– В столицу… – тихо повторил Хето. – Пять дней пути… Того, что ты мне дал, для этого слишком мало! – Видно было, что он хотел о чем-то спросить, но передумал.

Мино полез в карман, достал большой золотой перстень с сонно поблескивающим кошачьим глазом и подал его корчмарю.

– От отца остался… Теперь хватит?

– Даже слишком!

– Как вернусь, выкуплю. Готовь что надо!

Не прошло и часа, как уличные булыжники заискрились под подковами пришпоренного коня. Мино помчался, словно буря. С грохотом и лязгом он пронесся по узким улицам между домами, а люди разбегались из-под копыт, словно кролики. Загрохотали балки разводного моста, после чего топот стих, заглушенный грунтом дороги. Парень улыбнулся, проезжая мимо о чем-то споривших на обочине горожан, оставил позади корчму Рикена и в облаке пыли помчался в сторону леса на горизонте.

От дикого возбуждения и радости кипела кровь, а ветер развевал ему волосы и холодил разгоряченное тело, забираясь под расстегнутую рубашку. Ощущая под собой ритмичные движения конских мышц, он чувствовал, как его поглощает неодолимая стихия, гимн силы и мощи. Он ощущал это всеми нервами, каждой частичкой мыслей, чувств и воли… Она жива!!! Жива! Неважно, в каком облике! Неважно, где! Все равно! Он попросит помощи и пойдет за ней хоть на самое дно преисподней! Он заберет ее, украдет оттуда, а потом во второй раз уже не отдаст свою любовь ни под какой суд! Ни один палач, ни один закон его не удержит. Хватит! Я люблю, люблю! О Рида! Рида! Рида!!!

Они шагали по коридорам дворца короля Редрена, мимо колонн розового мрамора, комнат с дверями из черного дерева, хрустальных люстр, висевших под высокими потолками, и украшенных изящной резьбой галерей, по сравнению с которыми такие же в кардийской ратуше выглядели куриными насестами, загаженными голубями. Сопровождавшие Мино молодой офицер с нашивками сотника и двое гвардейцев не произнесли ни слова с тех пор, как покинули сторожевую башню. С каждым мгновением Мино становилось все больше не по себе. В грязном плаще и запыленных сапогах, в сравнении с теми, в отполированных до блеска доспехах и щегольски одетыми, он выглядел словно мелкий воришка, пойманный на месте преступления, которого ведут к позорному столбу. Хуже всего было, однако, то, что у дам в роскошных платьях и у пахнущих духами придворных, которые встречались им по пути, явно складывалось точно такое же впечатление.

К счастью, все вскоре закончилось возле одной из дверей из черного дерева. Офицер постучал, и они вошли.

– Госпожа, это тот человек из Карды, который хотел тебя видеть.

– Спасибо, Зефио, можешь идти.

Солдаты поклонились и вышли, оставив Мино в украшенной яркими шелковыми занавесями комнате. Он пребывал в полнейшей растерянности, раскрыв рот, словно тупой провинциальный баран, и не в силах был вымолвить ни слова. У него просто перехватило дыхание! Он всегда представлял ее себе женщиной солидной, может быть, еще не старой, но уж во всяком случае не слишком красивой… Тем временем на кушетке сидела девушка примерно его возраста, в коротком кожаном, стилизованном под доспехи, платье, открывавшем изящные и дьявольски длинные ноги в сандалиях. На плечи ее была наброшена голубая накидка, а руки со сплетенными пальцами лежали на бедре. На пальцах и запястьях ее не было никаких перстней и браслетов, падавшие же на плечи золотистые волосы стягивал на лбу лишь простой серебряный обруч, поддерживавший зеленую тонкую вуаль, закрывавшую лицо от бровей до кончика носа.

– Меня зовут Ириан… – раздался звонкий голос. – Я командую дворцовой гвардией его величества, а ты, господин, кто такой? – нарушила она этикет, не в силах дождаться соответствующего приветствия с его стороны.

Он глубоко вздохнул.

– Мино Дерго из Карды, дворянин…

– Ну да, я забыла добавить: по происхождению я крестьянка.

Он смутился и что-то пробормотал.

– Ладно… – Она встала, подошла к столу, налила вина и подала ему бокал. – Сядь, господин, и говори, с чем прибыл.

– Госпожа.!. – Он сделал небольшой глоток. – У меня была… то есть, наверное, еще есть… девушка, невеста. Зовут ее Рида… – Он говорил торопливо, путаясь в словах и предложениях, лишь бы скорее добраться до сути.

Ириан села и, внимательно глядя на него, молча слушала.

– Но чего ты хочешь от меня? – спросила она, когда он закончил. – Что я могу сделать?

Он помолчал, собираясь с духом.

– Я слышал песни, рассказы… Ты, госпожа…

– Что там обо мне болтают? – резко прервала она его.

– Что ты была упырихой! – выпалил Мино. – Что когда ты была ребенком, на тебя наложили чары и ты умерла… Что ты вышла из могилы… А потом сумела воспротивиться своей природе и в награду за это вернула себе жизнь в человеческом облике.

– Не совсем так. Но пусть будет… – Девушка несколько смягчилась.

– Говорят, у тебя остался знак… – Он посмотрел на нее.

– Да, – она протянула руку ко лбу и подняла зеленую вуаль. – Вот он!

Он был готов к тому, что увидел, и все же невольно содрогнулся – глаза ее были ярко-красными, с каким-то странным, будто жемчужным отливом.

– И потому тебя называют Красноглазой.

– Да, это правда, – она убрала руку, и упавшая на глаза вуаль вновь изменила их цвет с красного на карий.

– Так помоги мне, прошу тебя! Раз смогла ты, госпожа, то, может быть, и Риде удастся? Только ты знаешь, как это сделать!

Наступила тишина. Ириан встала и начала ходить по комнате. Мино не осмеливался даже вздохнуть.

– Хорошо! – внезапно ответила она. – Я помогу тебе…

От облегчения у него чуть не закружилась голова.

– …но я не могу покинуть дворец без разрешения его величества, не могу и оставить солдат без соответствующих распоряжений. Тебе придется подождать.

Он утвердительно кивнул.

– Тогда… – Она хлопнула в ладоши, и из-за пурпурной портьеры выбежала юная служанка. – Хелика, я ухожу, а ты займись нашим гостем, и… – Она замолчала и искоса посмотрела на Мино. – Найди для него немного горячей воды и какую-нибудь чистую одежду… – добавила она, после чего вышла, не оглядываясь на беднягу, у которого неожиданно покраснели щеки и уши.

Она вернулась через три часа с известием, что все устроено и можно готовиться к отъезду. Оставшуюся часть дня они потратили на обсуждение всевозможных вопросов, связанных с поездкой, а на следующее утро встретились у западных ворот Катимы.

– Привет, безумно влюбленный! – крикнула она, увидев Мино.

Она выглядела еще более интересной, чем накануне. На ней был длинный темно-зеленый плащ, прекрасно подходивший к ее неизменной изумрудной вуали. Из-под плаща поблескивала сталь кольчуги. Однако на этой плетенке из железных звеньев все вооружение Ириан заканчивалось. У нее не было никакого оружия, даже стилета. Волосы свободно падали на плечи. Воистину, то был весьма странный вид для командира двух тысяч тщательно подобранных, лучше всего обученных и вооруженных солдат в государстве Суминор.

– Едем, – сказала она с легкой улыбкой.

Какое-то время они ехали молча.

– Скажи, госпожа… – заговорил Мино, – я слышал еще, будто твой отец был котолаком?

– Приемный отец, – поправила она. – Тот, от кого я родилась, был обычным человеком, смолокуром. Его благородие капитан Ксин Ферго, котолак на королевской службе, – она на мгновение задумалась, – командовал гвардией в то время, когда удочерил меня. Это после него я получила этот пост.

– А он?

– Ушел… – Она посмотрела куда-то в пространство.

– А почему ты, госпожа?.. – Он попытался замять предыдущий неудачный вопрос.

– Каприз его величества, – ответила она. – Король решил, что лучше иметь начальников стражи сверхъестественного происхождения, поскольку это удивительно успокаивающим образом действует на всех заговорщиков…

Карда на первый взгляд выглядела так же, как и всегда. Внешне ничего не изменилось за те почти две недели, что прошли после отъезда Мино. На улицах царило оживление, люди разговаривали, торговали, ссорились, а если и прерывали свои занятия, чтобы ответить на приветствие Мино или удивленно посмотреть на Ириан, то лишь из обычного любопытства, свойственного жителям небольшого городка. Жизнь здесь шла в ритме, не менявшемся в течение веков, даже тот необычный случай не смог его нарушить.

– Похоже, меня принимают за твою новую девушку, – сказала Ириан, когда они остановились у корчмы Хето.

– Такие уж они… – с горечью ответил Мино, соскакивая на землю, – известное дело, парень молодой, напился с горя, пережил утрату – и нашел себе новую. Обычное дело, не о чем говорить. Вскоре они вообще забудут, что у нас с Ридой что-то было! Эх…

– Приветствую!!! Приветствую, достопочтенные господа… – При виде Мино корчмарь неожиданно замолчал. – Это ты?!

– Я, я… – мрачно буркнул тот. – Пусти внутрь.

Они выбрали стол в самом дальнем углу, и Хето, не ожидая, пока его попросят, принес две кружки пива.

– Погоди. – Мино придержал его за рукав. – Садись и говори: что с Ридой?!

– А тебя это еще интересует? – Корчмарь бросил взгляд на сидевшую неподвижно Ириан.

– Да, еще интересует!

Хето помрачнел и неохотно проговорил:

– Тарес и Марон отправились на тот свет…

Горячая волна прокатилась по вискам и щекам парня.

– Рассказывай!

– Марона она прикончила в ночь после твоего отъезда. Он пытался защищаться, вооружил помощников и слуг. Ставни и двери на засовы заперли, но забыли про маленькое окошечко в нужнике. Там она его и ждала…

– Ее кто-нибудь видел?

– Нет, но тем, кто судью видел, наверное, на всю жизнь хватит. Весь был в крови, мозгах и собственном дерьме, – он глубоко вздохнул. – Она тише духа является. Никто точно так же ничего не заметил, когда она добралась до Тареса. Тот ее будто даже ждал. Слуг отпустил, все было открыто. Или спятил со страху, или настолько в справедливость верил…

– Во имя Рэха! – Мино даже вздрогнул.

– А потом она настигла господина Декело.

– Что, и Декело тоже труп?! – изумленно воскликнул Мино.

– Какой там труп… – корчмарь сплюнул под стол, – еще хуже! Она язык ему вырвала, а лицо вместе с глазами когтями разодрала. До сих пор лежит с такой раной ото лба до горла, что от одного вида свихнуться можно, и подыхает, в точности так, как она ему под виселицей пообещала…

– А Молино?

– Тот цел – все время в суде сидит, запершись на все засовы. Но от страха у него ум за разум зашел. Никого не пускает, а еду ему под дверь приносят. Только тогда он открывает и можно понять, что он еще жив.

– Другим она не вредит?

– Да оставь ты меня в покое! – неожиданно взорвался Хето. – Зачем мне о ней болтать?! Чтобы и ко мне пришла? Хватит! – он неожиданно встал и ушел обслужить только что пришедшего посетителя.

Ириан толкнула в плечо смотревшего вслед корчмарю Мино.

– Ничего не получится, – тихо сказала она.

– Как это? – Он побледнел, словно стена.

– Слишком много крови, зла. Ей понравилось убивать…

– А ты… – Дорога сблизила их настолько, что они успели перейти на менее официальное общение. – Ты ведь тоже убивала! – яростно прошептал он. – Разве нет?!